Аннотация: Кто сеял Зло - себя не утешай. Неотвратим твой страшный урожай!
DASLIEDACHTE.
Зелёныеканты.
1 июля 1938 года
С утра лес наполняло многолосое пение птиц - перекличка середины лета. На прогалинах раннее солнышко зажгло искры в седых от обильной росы паутинах, превратив их в причудливые сверкающие кружева. Было прохладно, и это значило, что день выдастся хорошим, жарким.
Дрогнула ветка, уронила целый водопад. На узкую длинную полянку бесшумно вышел и остался стоять у кустов человек. Постоял, шагнул снова и тихо процокал - звук был совершенно беличий - после чего так же бесшумно в нескольких местах из чащи вышли ещё несколько.
Мальчишек. Но не совсем обычных. В руках у них были грубоватые, но в целом хорошо выполненные макеты маузеровских карабинов (с подвижными затворами), на плечах и головах - лохматые накидки с капюшонами, делавшие их незаметными, если они были неподвижны. Трое остались у самой опушки, встав на колено и держа оружие наизготовку, восемь других странными утренними тенями беззвучно пересекли поляну.
Резко, отрывисто щёлкнул, подняв прозрачное серовато-белое облачко дыма, самодельный взрывпакет. С дерева на поляну соскочил ещё один мальчишка - выше остальных.
- Ротозеи! - он откинул капюшон, ярким огнём блеснули рыжие волосы. - Куда торопитесь? Сколько надо наблюдать?! Ну-ка, сошлись сюда. Давайте-давайте, идите!
Мальчишки, угрюмо сопя, потянулись ближе. С дальнего конца поляны появились ещё шестеро - на ходу они тоже скидывали капюшоны. Трое были мальчишками 11-13 лет, пимпфами, ещё трое - Шульц Баумбахер, Курт Целлюге и Дитрих фонАйзенах. У Шульца и Дитриха за плечами в чехлах крепились настоящие мелкокалиберные винтовки.
Пимпфы тут были из разных лангенских камерадсшафтов и даже из созданного прошлой осенью соседнего Донаубанского гефольгшафта. Их всех объединяло одно - желание получить такие же зелёные канты, которые украшали форму Кирхайса, Баумбахера, Целлюге и фонАйзенаха. Канты на форме под маскхалатами ясно указывали, что все четверо состоят в Landjahr HJ.
В прошлом сплошь краснокантовый, за последний год гефольгшафт Лангена сильно запестрел. Недалеко от расположения лагерей пехотной дивизии, на сделанном руками самих мальчишек автодроме, почти круглосуточно мелькали розовые канты, трещали моторы мотоциклов, солидно взрыкивали грузовички и две легковушки, иногда хрипло ревел обожаемый всеми розовокантовыми одинокий Т-I... А на бывшем пустыре за старыми пакгаузами, где мотался по ветру красно-белый "сачок", выросли длинные бараки - и там голубые канты с упрямым постоянством взлетали в такое же голубое небо на восьми разномастных планерах, запускаемых с тугих, медлительно взводящихся, катапульт. И ждали, когда им пришлют обещанный "гота"-145 и прикомандируют не только инструктора, но и "настоящего" лётчика.
Ну а зелёным кантам в сущности ничего не требовалось, кроме леса...
...Тренировка шла с самого раннего утра, ещё с темноты. Да и ночевала группа в лесу, но для всех, даже младших, это было уже привычно. Но настроение у устроившихся на поляне и разворачивавших сухой паёк мальчишек было так себе. Обершарфюрер Кирхайс редко ругался, он не ругался и сегодня - но ошибки разбирал совершенно беспощадно и поимённо. Поэтому пимпфы ели бутерброды с копчёной свининой и пили наскоро вскипячённый на бездымном костерке кофе молча, время от времени кидая опасливые взгляды на старших, которые устроились на длинной коряжине.
- Держи, - Зигфрид передал кружку с кофе Курту. Печально вздохнул, покосился на младших мальчишек. Вздохнул снова и сердито сунул свой бутерброд Дитриху: - Не хочу. Съешь?
- Да я-то съем, - фонАйзенах прищурился. - Но отчего же ты не любишь свинины? Одни только турки да жиды не едят свинины.
Шульц хихикнул:
- Это откуда?
- Русская книжка, я в мае читал. - Дитрих откусил от бутерброда. - Писатель... ммм... да как же его... Гегель!
- Ге-гееель? Тогда какая она, к чертям, русская?! - возмутился, чуть не поперхнувшись кофе, Курт. - Это же наш философ из старых времён!
- Ой, нет, не Гегель... - Дитрих потёр лоб. - Го-голь! Там рассказы разные. Интересные, только не всё понятно... Зиг, ну хватит уже переживать. Ты похож на орла, который жалуется, что воробь летать не умеют.
Зигфрид фыркнул:
- Да иди ты... Ладно, давайте ещё минут десять посидим и делом займёмся. - Сперва стрельбы, а потом буду их гонять в гляделки, пока они падать не начнут.
Игра в гляделки не имела ничего общего со старой школьной игрой. Онабыла достаточно простой, но в то же время эффективной как тренировка егерей. Зигфрид (ну или кто-то ещё из старших, но чаще всего именно он) становился на одном краю какой-нибудь поляны спиной к ней, пимпфы выстраивались на противоположном. Зигфрид отдавал команду "марш!" и громко считал до трёх. По счёту "три" все должны были залечь - так, чтобы Зигфрид никого не увидел. Увиденный - выбывал. Выигрывал тот, кому удавалось подобраться к Зигфриду вплотную и шлёпнуть по плечу.
Но такое бывало редко.
Когда Зигфрид объявил о стрельбах, младшие оживились. Значит, командир не так уж рассердился и расстроился - иначе стрельбы он отменил бы. Объяснять, что кому делать, не требовалось - одни ринулись развешивать флажки, другие - сооружать мишени, третьи - размечать дистанции... Зигфрид, сложив маскхалат, отошёл с одной из винтовок в сторону, проверил её, приложился... и обнаружил, что с десяти шагов целится в грудь выскочившему из кустов Конраду Валески.
Конрад тяжело дышал, почти захлёбывался. Его форма была мокрой от росы, галстук сбился, в волосах торчали склеенные паутиной мелкие веточки и сор. То, что Зигфрид в него целился, Конрад даже не заметил - продолжал бежать и буквально врезался в Кирхайса, который еле успел отвести ствол, не понимая, что происходит.
- Какого чёрта ты тут делаешь?! - рявкнул Зигфрид, удержав Конрада на ногах.
- Погоди, постой... - Конрад тяжело дышал. - Зиг...
- А если бы мы тебя прикончили?! Идиот! Кто же так бегает в таком месте?!
- Зиг... - повторил Конрад и вдруг вцепился в локти кузена, тряхнул. - Зиг! - его лицо перекосилось от отвращения и... страха?! - Зиг! Зиг, там... там, на дороге... там Шурц!
- Кто?! - Зигфрид отцепил от себя руки Конрада. - Что ты несёшь, какой Шурц ещё?!
- Там грузовик, - Конрад страшно дышал, как будто захлёбывался водой, попадавшей в горло снова и снова. - Около окраины Лангена, рядом с поворотом на лесную дорогу. Фургон. Я ехал на велосипеде на автодром. Водитель спит... толстый такой, я его не знаю. Наверное, они ночью ехали, я не знаю... я... Я мимо ехал. Просто мимо. А он, наверное, в туалет отходил в кусты. Прямо навстречу мне с обочины вышел... я его сразу узнал. Это Шурц. Йо... - Конрад вдруг бросил к губам левую руку и вцепился в сгиб указательного пальца белыми зубами. Почти сразу побежала кровь. Зигфрид силой оторвал прокушенную руку от губ Валески и тихо спросил:
- Ты его знал... там? В Гамбурге?
- Да... Йозеф Шурц. Он меня... он со мной такое делал... что остальные просто нежные цветочки... - Конрад тихо замычал, стиснув зубы. Но из его глаз вдруг отхлынул ужасный животный страх, и он заговорил чётко: - Он меня не узнал. Он меня таким никогда не видел, а я проехал и сразу свернул за кусты. Оставил велосипед, гляжу - он тоже в кабину залез и заснул. Тогда я ближе подобрался...
Зигфрид уважительно смерил Конрада взглядом: не испугался!!! Тот словно угадал эту мысль, сказал:
- Я не за себя боялся, когда сюда прибежал. Понимаешь... ты сейчас не поверишь. Но это правда. Я подобрался. Они спят. Тогда я фургон снаружи облазил. Зигфрид, ты думаешь, что я тронулся. Но оттуда пахнет... я это запах хорошо помню... не слышно ничего, ни звука, а пахнет... туалетом. Детдомовским туалетом. Зиг, там мальчишки. Опоенные чем-то, наверное.
- Смеёшься?! - недоверчиво спросил Зигфрид. - Давно уже нет такого...
- Да не из детдома! Из сел с гор откуда-нибудь! Или вообще наворованные!
Зигфрид нахмурился. Ему вспомнились рассказы - даже по радио говорили - об отвратительных "швабских аукционах" (1.). Ведь совсем недавно прекратились они... Если проехать границу во Францию - а она не так и далеко и не очень хорошо охраняется - то дорога ведёт в Орлеан-Лион-Марсель. Всего-то дня четыре хорошего хода. А из Марселя... Да и даже не надо в Марсель ни в какой. В самой Франции есть много разных... дермовых домов с детьми, а полиция вся сплошь состоит из продажной сволочи, пьяни и кретинов.
1.Постыдные "аукционы" в швабских землях начались после Тридцатилетней Войны, когда или матери продавали своих детей, отчаявшись их прокормить, или сами сироты продавались от голода и безнадёжности, или магистраты торговали отловленными на дорогах маленькими бродяжками. Основная часть покупателей, кончено, были богатые крестьяне, владельцы мануфактур, позже - фабрик и заводов, нередко появлялись армейские вербовщики. Что самое дикое, отвратительная и позорная практика торговли детьми продолжалась и после войны, и в XVIII, и в XIX - и даже в XX веке! Угадать, когда она была решительно и полностью прекращена, нетрудно: при власти Гитлера. Возобновилась торговля в 1942 году - но торговали уже детьми, вывезенными с территории СССР. С 1945 года их место опять заняли немецкие дети - в частности, малышей буквально сотнями скупали эмиссары еврейских организаций (никто не знает, сколько тысяч немецких детей были выращены в питомниках кибутцев. Но подросшие маленькие немцы отчётливо видны на фотографиях из Израиля 50-х годов ХХ века, а их потомки хорошо различаются и сейчас. В 90-х годах ХХ века к ним добавились так же славянские дети, скупаемые на территории бывшего СССР и Восточной Европы). С 1948-1950 г.г. о массовой торговле детьми, впрочем, не слышали до 1992-1993 годов, когда возник и оформился рынок детей из бывшей ЧССР. Их покупают уже, конечно, не бауэры и не фабриканты. И даже не государственные израильские эмиссары.
- Я хотел сразу в полицию, - продолжал Конрад. - А потом вспомнил, что вы тут рядом где-то. Ну я им все шины пробил и рванул, даже велосипед там бросил... Зиг, даже если там нет никого - я на любой присяге присягну, что это - Шурц! - Конрад побелел, но продолжал твёрдо. - И пусть. Только бы он не ушёл.
- Отведи наших пимпфов в Мюзель, - приказал Зигфрид спокойно. Конрад ощерился:
- А вы?! Вы, значит...
- Конрад, - тихо сказал Зигфрид. - Ты не умеешь того, что умеем мы. Если бы тут был танк, я бы тебя за рычаги сам подсадил. А так - будешь только мешать. Веди пимпфов в Мюзель. Оттуда позвонишь - члены Гитлерюгенда Зигфрид Кирхайс, Шульц Баумбахер, Курт Целлюге и Дитрих фонАйзенах нуждаются в помощи, схватка с уголовниками, скажешь - где грузовик стоит. Быстрей, - и повысил голос: - Выполнять приказ, камерадшафтсфюрер Валески!
Конрад со свистом втянул воздух сквозь зубы. Подтянулся. Отсалютовал:
- Есть! - и добавил тихо: - Но это нечестный приказ... обершарфюрер Кирхайс.
Потом чётко повернулся, прищёлкнув каблуками - и пошёл туда, где стояли непонимающей кучкой пимпфы.
* * *
Франц Бауке проснулся от того, что в дверь грузовика постучали. Какую-то секунду они с точно так же подскочившим Йозефом Шурцем смотрели друг другу в глаза, и каждый читал во взгляде соседа и старого подельника одно и то же: попались, полиция! Шурц сунул руку за отворот куртки. Бауке сделал испуганные глаза. Пистолет был и у него, но, в отличие от своего приятеля, Бауке не горел желанием пускать его в ход. Его, ещё недавно члена совета директоров одной из гамбургских верфей, с бывшим "громилой" (1.) Шурцем объединяли только общий маленький бизнес и общие, скажем так, сексуальные пристрастия.
1.На нашем жаргоне это называется "киллер".
Впрочем, если это полиция, подумал Бауке и облился ледяным потом (сон отошёл полностью), то и стрельба не поможет. Ему стало ужасающе страшно и обидно. Это был самый важный рейс. Из него они с Шурцем не собирались возвращаться, из-за него сейчас Бауке крутил баранку, как какой-нибудь шофёр с верфи. Он за миг миллион раз проклял свои жадность и похотливость. В "Лионском кредите" у него лежали, дожидаясь приезда, немалые накопления в ценных бумагах надёжных компаний и аккредитивах на предъявителя. Зачем, зачем было нужно ещё и это?! Но уж больно хорошую цену обещал старый подельник Шурца, араб Бейтан из Марселя... ну и ехал бы Шурц! Один! Ему всё равно пропадать! Надо было лететь "Люфтганзой" из Берлина в Париж - и всё, и больше никогда не возвращаться в эту сумасшедшую, ставшую вдруг буквально в одночасье непонятной и неподконтрольной страну! Его бы хватились ещё только через три дня, а куда и почему он исчез - и вовсе никогда бы не поняли, он всегда был осторожен в своих... гм... развлечениях. А теперь... Бауке вспомнил вчерашнюю ночь, подумал, что именно из-за этого, из-за желания не упустить момент, он и поехал - вот так... а теперь всё кончено, всё будет кончено, как только откроют двери фургона... о господи!!!
Все эти мысли и чувства промелькнули за какие-то секунды и ушли бесследно. Потому что стук повторился и послышался весёлый мальчишеский голос:
- Эй, у вас что - авария?!
Сидящие в кабине снова переглянулись - теперь уже удивлённо. Шурц кивнул на дверь, и Бауке открыл её.
Конечно, там не было никакой полиции. Там стоял, широко улыбаясь, рыжеволосый мальчишка в форме Гитлерюгенда.
- Добрый день, - кивнул он. - Так у вас что случилось-то?
- Ничего, - Бауке покачал головой, чувствуя, что сейчас потеряет сознание от облегчения. - Добрый день. А что у нас могло случиться? Мы просто... отдыхаем.
В зеркало заднего вида он заметил ещё одного мальчишку - он пинал колёса грузовика позади с задумчивым видом.
- Да просто у вас колёса спущены, - пояснил рыжий. - Все.
- Колёса у вас спущены. И как вы так ухитрились? Мы можем помочь. Вы же гости нашей земли. С севера, наверное? А едете куда?
- Да вылезешь ты, или нет?! - Шурц с руганью соскочил со своей стороны, на миг притих, потом разразился чернейшей бранью. - Как тряпки! - завершил он поток ругательств, появляясь с другой стороны (следом за ним шёл тот мальчишка, который проверял колёса). Сплюнул в пыль. Бауке сполз из кабины на землю.
- Ну что, будем менять колёса? - рыжий кивнул на фургон. - Запасные камеры есть? И насос? За час управимся...
- Когда останавливались - всё было в порядке, - медленно сказал Шурц. Бросил взгляд в зеркало. Бауке проследил за глазами товарища и увидел, что к машине подходят ещё двое мальчишек в форме.
- Нет запасных камер, - нервно сказал он, ощущая какое-то нехорошее, но отчётливое беспокойство. Рыжий присвистнул:
- Уууууу... Тогда из Лангена придётся вызывать ремонтников. Вы не волнуйтесь, там хорощая мастерская. И приедут быстро, и всё сделают недорого... Шульц! - окликнул он одного из подошедших. - Давай в город за ремонтниками.
- Ничего не надо, - нервно сказал Шурц, непрерывно озираясь. Бауке, хоть и беспокоился инстинктивно, не замечал того, что заметил он - четверо мальчишек стояли как-то так, что, сколько ни вертись оба приезжих, кто-то один из гитлерюнге намертво оказывался вне зоны видимости. Рыжий изумился, даже ресницами захлопал:
- Да как не надо, если у вас ничего нет?! Да вы не волнуйтесь, мы поможем всё сделать, герр Шурц.
- Я ска... - начал Шурц. Осекся и молниеносно сунул руку за отворот пиджака, но тут же зарычал от боли и ярости - тонколицый задумчивый парнишка, стоявший чуть сбоку от него за заложенными за спину руками, выбросил вперёд кулак, низко-гулко свистнула гибкая дубинка, и небольшой "маузер" упал в пыль, а тонколицый стремительно его подхватил. Шурц с хриплым злым выдохом размахнулся - ударить ногой - и нелепо завалился в пыль, потому что тот из мальчишек, кто находился за его спиной, изо всех сил пнул его ботинком сбоку в колено...
... - Только попробуй руку протянуть, - задушевно сказал Дитрих, уверенно целясь в лицо сидящему на земле с гримасой боли бандиту - и у тебя откроется третий глаз. Прямо в лобешнике.
Шурц подумал и явно решил не рисковать.
Но в этот миг заверещал истошно Бауке. Слепо рванулся вперёд - сто с лишним килограмм живого веса снесли выругавшегося Зигфрида - и, на бегу вслепую выстрелив (пуля ушла куда-то в поле), с бегемотьим треском канул в подлесок.
- За ним! - рявкнул Зигфрид, вскакивая на ноги. - Дитрих!
- Понял, - фонАйзенах присел на подножку автомобиля. - Не волнуйтесь. Герр Шурц не привык к мальчикам, которые дерутся и стреляют. У герра Шурца немножко сломано запястье и чуточку повреждено колено. Герру Шурцу больно и он не будет шалить. Я правильно говорю? - голос фонАйзенаха изменился, стал брезгливо-ледяным и очень взрослым. - И ещё герр Шурц хорошо понимает, что, если он только дёрнется, то я его, гомоту поганую, просто пристрелю.
Шурц спрятал глаза и заскрипел зубами...
...Пыхтя и оскальзываясь на ровных местах, Бауке бежал вперёд. Точней, ему казалось, что он бежит вперёд и очень быстро - на самом деле, он уже начал кружить. Остановиться было страшно - казалось, что лес полон этих бесенят и, стоило ему хоть чуть успокоиться, как насмешливый свисточек, хруст ветки или брошенная шишка подстёгивали его. Иногда он стрелял на звук, и тогда ясный и тоже насмешливый голос отсчитывал выстрел. Бауке понимал, что стрелять не стоит, но не мог сдержаться.
Последний патрон он выпустил почти рефлекторно - взвизгнув от неожиданности, в, казалось, ясно появившийся за кустами силуэт мальчишки.
- Восемь, - сказал юный голос, и с трёх сторон вышли из-за деревьев трое парнишек в форме. Они выглядели совсем свеженькими, ничуть не запыхавшимися, и шедший быстрей остальных рыжеволосый - улыбался. Бауке чувствовал, как подкашиваются ноги и колотится прямо в горле сердце - пульс отдавал прыжками в кончики пальцев. Рот сам собой жалко перекашивался, он попытался метнуться обратно, но один из мальчишек, пригнувшись, прыжком рысёнка оказался на пути - с ножом в руке. Он приглашающе холодно улыбался и чуть шевелил рукой. Бауке шарахнулся обратно, уронил пистолет. Споткнулся, забарахтался, встал на колени, быстро, хоть и трясущимися руками, достал из внутреннего кармана бумажник, вывернул его:
- Берите... - выдохнул он. - Тут восемь тысяч марок... берите, только разрешите уйти...
Ответом ему был смех. Смеялись двое - рыжеволосый задумчиво улыбался. Потом мирно, приглашающе сказал:
- Соберите деньги... - Бауке трясущимися руками, но быстро собрал их в пачку, искательно улыбаясь, протянул её мальчику, поднимаясь на ноги. Мир начал обретать твёрдую реальность - деньги продолжали оставаться силой... - А теперь ешьте их.
- А? - глупо вырвалось у Бауке. - Что?
- Ешьте их, - сказал рыжеволосый, и его лицо вдруг стало каменным и жутким.
- Хорошо придумано, - одобрил один из двух других. Бауке мельком оглянулся, потом снова устаивлся на рыжего:
- Мальчик, ты... шутишь? Восемь тысяч марок... это большие деньги...
- У вас в руках не деньги, а грязь, - оборвал его рыжий. Сделал очень быстрый шаг - и левую руку Бауке обожгло огнём. Он неверяще скосил глаза на оплывающую кровью после стремительного невидимого удара ножом кисть и всхлипнул от удивления - его, его полоснул ножом рыжий щенок, которому цена-то... такого не могло быть!!! Его не могло коснуться всё это!!! Он...
- Ааай! - нож прошёлся по руке второй раз - и снова он не увидел удара. - Не надо!
- Ешьте их, - железным голосом приказал рыжий. - Иначе я зарежу вас, как свинью. Следующим ударом.
- Нет! - взвизгнул Бауке. - Мальчик! Пощади! - и начал поспешно запихивать в рот купюры, пахнущие краской, пачкая их своей кровью. Быстро, с натугой жевал, искательно глядя на стоящего рядом рыжеволосого мальчишку. Его товарищи не подходили близко, на их лицах рисовалось омерзение. Рыжий смотрел внимательно и спокойно.
Бауке вдруг громко икнул. Рыгнул, роняя недожёванные купюры, схватился за сердце и, прохрипев: "Умоляааа..." - медленным мешком завалился на спину. Вздрогнул и замер. Посиневшее лицо его было обращено к небу. Выпученные стеклянные глаза смотрели вверх с тяжёлой, коровьей мольбой. Изо рта торчала мокрая жёваная бумага, которую Бауке считал всесильной, и смешно высовывался в пене кончик толстого синего языка.
- Вот и всё, - без сожаления, брезгливо сказал Зигфрид. И, вскинув голову, вздохнул, подставил лицо солнечным лучам, пробившимся через кроны еле слышно шумящих под летним ветерком деревьев.
* * *
Конрад сидел на своём чемодане - том, старом, с которым приехал когда-то сюда. На вошедшего Зигфрида он посмотрел мельком и в ответ на его пулемётное:
- Конрад, этого Шурца уже увезли! А ещё один подох прямо в лесу! И шестерых ребят освободили! - только кивнул и встал:
- Я ухожу, - посмотрел он прямо в глаза Зигфриду. Тот изумлёно осекся. Потом медленно спросил:
- Но-вос-ти... Куда?
- Перееду в Халльдорф, в тамошний интернат. И из гефольгшафта... вашего переведусь.
- Ты что несёшь? - Зигфрид подошёл ближе, взял Конрада за плечи. Тот вывернулся - быстрым сильным движением. - Да что с тобой?!
Губы Валески задрожали. Он яростно мазнул взглядом по всей растерянной фигуре Зигфрида. И выкрикнул:
- Зачем ты меня отослал?! Как смел такое приказывать?! Вы полезли под пули, а я сопляков марш-маршем в замок гнал! И что теперь получается?! Что я трус, да?! Что я вас бросил, да?!
- Да что с тобой, ты что... - еле смог вставить пару слов растерянный Зигфрид - Конрад перекрыл его:
- Получается, что я опять... я опять от него... от Шурца...
- Да никто не знает ни про какого твоего Шурца! - завопил в ответ изумлённый и возмущённый Зигфрид. - И не узнает! Его и так по полной закатают за одно это дело!
- Да мне плевать! Я опять от него... - Конрад стиснул кулаки, - ...что я опять "Конни-Розочка-делай-что-папа-Шурц-сказал"! - и он, выпалив это, вдруг брызнул слезами и изо всех сил ударил Зигфрида в подбородок.
Хорошо ударил. Очень. Колени Зигфрида подогнулись, он замотал головой и мешком повалился на кровать. Но тут же толкнул подскочившего с перкошенным лицом Конрада ногами, отбросил, вскочил и прыжком навалился сверху. Конрад его сбросил, Зигфрид навалился снова, стал выкручивать Конраду руки. Тот бешено сопротивлялся, высвободил левую и так дал ею под рёбра Зигфрида, что тот заурчал от боли и уже с полной силой начал крутить неистово сражающегося Конрада.
Одолеть того получилось с трудом. Зигфрид уже сидел на нём, когда получил последний "привет" - укус в локоть - и зашипел, как кот с отдавленным хвостом. Сердито спросил:
- Куда ты уйдёшь?! А маме я что скажу? А отцу?! Дубина ты, Валески! Ни хера себе розочка - я в следующий раз лучше соглашусь рысь голыми руками в мешок пихать!
- Зачем ты отдал такой приказ?! - Конрад перстал извиваться, но тяжело дышал. Зигфрид изо всех сил огрел его ладонью сзади по шортам (Конрад аж мяукнул) и сердито пояснил:
- Да потому, что младших кто-то должен был отвести подальше! Да потому, - он повторил удар, но теперь Валески геройски смолчал, - что я тебе сразу сказал: в лесу ты умеешь меньше любого из нас! Да потому, тупица, - удар повторился в третий раз, - что ты будущий танкист, а мы - будущие егеря! Да потому... - Зигфрид остановил ладонь и закончил тихо: - Да потому, что, если бы не ты, этих мальчишек уже перевозили бы сейчас через границу. Это ты их спас, Конрад. Не мы. Не полиция. Ты. Нечестно всю славу грести под себя, надо было и нам что-то оставить, не считаешь?
Зигфрид сел рядом на пол и вздохнул. Покачал пальцами нижнюю челюсть, скривился. Кивнул на чемодан:
- Помочь разобрать?
- Сам разберу! - огрызнулся Конрад, садясь на корточки. - Больно, между прочим! Отрастил лапы...
- Мне это нравится! - снова возмутился Зигфрид. - Ты мне чуть челюсть не выбил! Чёрт, я даже не думал, что ты так наловчился драться... Ирэну с тобой смокойно можно отпускать гулять.
Конрад явно хотел сказать что-то ещё сердитое, но не выдержал тона и вздохнул:
- А я сижу, - он потёр коленку, - на чемодане и думаю: а если правда придётся уходить?
- А ты бы что, ушёл? - задумчиво спросил Зигфрид, садясь на полу удобней. Конрад передёрнул плечами, промолчал, и Зигфрид решил оставить эту тему начисто. Вместо этого он вспомнил с искренней озабоченностью: - Нам ещё надо придумать, что на суде ловчей соврать, чтобы ты был просто свидетелем по этому конкретному делу...
- Врать на суде?! - Конрад вытаращил глаза. - За это же в тюрьму сажают!
- Да ладно, - отмахнулся Зигфрид. Задумался и сказал серьёзно: - По-моему, главное в жизни - чётко знать, что правильно, а что нет, что хорошо, а что плохо. И жить по этому знанию, а не по законам. Законы и разные гады умеют использовать, а иногда даже их пишут. А вот совести - правильно, хорошо поступать - у них всё равно нет. Поэтому с ними надо просто воевать, чтобы их уничтожить. А не о законах думать. Иначе дождёмся - нам такое понапишут...
- Ты бы так сочинения писал, как говоришь, - Конрад почти успокоился. - А те мальчишки... они кто?
- Дураки, - искренне пояснил Зигфрид. - Трое дураки просто потому, что маленькие, им лет по восемь, по девять, что ли... на мороженое купились. Один из дома сбежал и работу искал, этому примерно как нам. Ещё двое лет по двенадцать, что ли, этим обещали в кино сниматься. Их теперь лечить будут - они и отравленные всё ещё, и главное... - Зигфрид поморщился. - В общем, эти двое только младших не тронули, товар берегли. А смотреть всё равно заставили...
Конрад потемнел лицом, стукнул кулаками по полу. Зигфрид подёргал его за плечо:
- Ну тише. Бауке, толстый этот, сдох. Сердце не выдержало. А Шурц твой выйдет на свободу, когда его на кладбище понесут.
- Он не мой! - огрызнулся Конрад. Снова ударил по полу. - Что ж за гадство такое! Сколько их ещё вылавливать?! И таких, и... вообще сволочей разных?!
- Выловим, - уверенно ответил Зигфрид. - У нас как в песне поётся? "Завтра - в моих руках!"Вот и всё.
- Пойдём умоемся, - Конрад поднялся, вздохнул. Признался: - Я спать очень хочу. Глупость какая-то, даже не вечер ещё.
- Да и ложись, - сказал Зигфрид без насмешки. - Сейчас себя в порядок приведём, я пойду по делам и на автодроме скажу, что ты пока не можешь придти. А ты спи себе.
- Я, наверное, правда... - Конрад с благодарностью посмотрел на двоюродного брата. - Только маме скажи, чтобы она... - и осекся удивлённо. Почти испуганно взглянул на Зигфрида, который ответил удивлённым взглядом:
