Аннотация: Дело Агеевых - допрос свидетелей 21 апреля 2010 года.
Дело Агеевых - допрос свидетелей 21 апреля 2010 года.
21 апреля 2010г. состоялось очередное заседание по обвинению супругов Агеевых.
Этот день был посвящен полностью допросам свидетелей защиты, если таковыми можно считать работников органов опеки, как Ленинского муниципального района Московской области, которые отняли детей из семьи 30 марта прошлого года, так и работников органа опеки муниципального образования "Гольяново" г. Москвы, которые обескровили семью Агеевых, а их детей сделали сиротами.
До технического перерыва были допрошены работники органа опеки г.Москвы и воспитатель специального психо-неврологического отделения Морозовской городской больницы г.Москвы для детей сирот и оставшихся без заботы родителей.
Первым допрашивалась начальник отдела органа опеки ВМО "Гольяново" г.Москвы. Она пояснила, что 27 марта 2009г. под давлением определенных СМИ было получено указание об отобрании детей из семьи Агеевых, органом опеки были подготовлены Постановления об отобрании Глеба и Полины Агеевых с основанием, что якобы существует непосредственная угроза жизни и здоровью детей. Она вместе с сотрудницей своего отдела связалась с Агеевыми, и им было сообщено, что к ним выезжают сотрудники для обследования жилищных условий, а также, что получено неприятное для Агеевых указание. На что, по ее словам, Агеевы сообщили, что они выписали сына из больницы, и собираются вернуться домой, поскольку не видят за собой никакой вины и скрываться не собираются. Как говорят в своей книге Агеевы, возможно, это было их роковой ошибкой...
Начальник отдела опеки пояснила, что они с сотрудниками опеки Ленинского района Московской области провели в доме Агеевых больше двух часов, и все это время просто сидели за столом и разговаривали с Антоном Агеевым, никакого обследования не производили, обстоятельств происшествия 20 марта 2009г. не выясняли. Вместе с этим свидетель показал, что одна из сотрудников проводила все время с детьми, о чем-то с ними разговаривала, Агеева Лариса то присутствовала в комнате с детьми, то выходила на кухню и присоединялась к беседе других сотрудников с Антоном Агеевым, также было показано, что сотрудники опеки уведомлены о возбуждении уголовного дела в отношении неустановленных лиц. Через некоторое время в дом к Агеевым подъехал начальник органа опеки ВМО "Гольяново", они ему доложили результаты проверки условий, был составлен официальный Акт о результатах проверки, вынесено заключение об отсутствии угрозы жизни и здоровью детей и целесообразности оставления детей в семье до прекращения следственных действий. Тем не менее, свидетель не могла вспомнить, что явилось основанием для составления этого Акта, также как и последующих Постановлений, отменяющих ранее выпущенные постановления об отобрании детей. Кроме этого свидетель полностью подтвердила суть составленного Акта, а именно тех обстоятельств, что помимо того, что дети обеспечены всем необходимым, они явно выражают свою привязанность к родителям и неподдельную любовь к матери, которую на тот момент уже целую неделю шельмовали все средства массовой информации.
Следующий свидетель - главный специалист того отдела, начальника которого допрашивали только что. Она пояснила суду, что провела все время в беседе с детьми, но, по ее словам, спрашивала Глеба (все 2 часа!) только о том, нравится ли ему дома. На вопросы защиты она дала показания, что перед тем, как готовить постановление об отобрании и ехать к Агеевым она разговаривала с лечащим врачом Глеба, которая, в свою очередь, сказала ей, что по состоянию здоровья можно выписать ребенка, и Глеб очень хочет вернуться домой к родителям, он очень скучает по дому, и подчеркнула, что по ее мнению, он очень привязан, особенно к отцу. Как присутствующие в зале поняли, эта информация была воспринята органом опеки, как руководство к скорейшему отобранию ребенка из семьи, очевидно, чтобы он "не забыл того, чему его научили, пока он находился вне дома". Перед этим свидетель говорила, что выезд и решение об отобрании было обосновано тем, что они не смогли выяснить до конца, откуда у ребенка повреждения, и существовало подозрение о возможном домашнем насилии. Защита настаивала, чтобы свидетель подтвердила, соответствует ли факт отказа от отобрания детей тому, что все обстоятельства происшедшего были выяснены на месте, на что свидетель всячески уходила от прямого ответа на этот вопрос. Дело дошло даже до того, что сотрудники отдела опеки отказались подтвердить, что они осматривали спальные места и шкафчики с одеждой и игрушками на втором этаже, поскольку там находился тот злосчастный чайник. На прямой вопрос Антона Агеева отказываются ли они подтвердить, что дети им сами рассказывали, а что не смогли рассказать, то показывали на месте, как произошел несчастный случай, где обжегся Глеб, и где его подобрала мама, что так интересовало работников опеки, они по понятным причинам отказались.
Ясность внес допрошенный следом начальник муниципалитета Гольяново, который совершенно честно дал показания, что поскольку он прибыл на место позже, то его сотрудники доложили ему, что Глеб рассказал, что он самостоятельно обжегся от падения на него чайника и показал, где он падал на лестнице. Также свидетель ответил на вопрос Антона Агеева, что он подтверждает, что родители не чинили препятствий для самостоятельного опроса детей работниками опеки.
Судья даже была вынуждена вернуть предыдущих двух сотрудников опеки для того, чтобы уточнить, кто именно докладывал результаты этого опроса своему руководителю, однако эти свидетели сослались на слабость памяти и на загруженность аналогичными делами и "затруднились" подтвердить указанное руководителем обстоятельство.
После перерыва эту информацию подтвердила бывший начальник управления опеки Ленинского района.
После допроса работников опеки ВМО "Гольяново" г.Москвы дала показания педагог Морозовской больницы, которая осуществляла заботу о Глебе и Полине Агеевых в течение дня после общения детей с медицинскими работниками. Она рассказывала о детях только в превосходных степенях, говорила, что сразу чувствуется, как много детям было уделено внимания в семье, говорила об имеющихся у них воспитании и навыках. Особенно свидетель отметила, что все время нахождения в больнице - целый месяц дети постоянно сами вспоминали о родителях, "разговаривали с ними по телефону", "делились с ними всем, что с ними происходило", очень нежно и с любовью отзывались о родителях и постоянно спрашивали, когда они поедут домой. Даже посторонним людям, присутствующим в зале трудно без слез было это слушать, а Лариса Агеева разрыдалась, на что суд спросил, не плохо ли подсудимой, и нужна ли ей вода, но Агеева быстро взяла себя в руки.
После технического перерыва был осуществлен допрос работников управления опеки Ленинского района (г.Видное). Допрашивалась настоящий начальник управления, которая заступила на эту должность в этом году, до этого она была заместителем. Она подтвердила свои показания, что присутствовала при осмотре Глеба судмедэкспертом 28.03.2009г. и ответ Глеба на вопрос медика, что мама его никогда не бьет. Защита обратила на это внимание, поскольку в своем заключении судмедэксперт отрицал этот факт.
Вообще говоря, показания работников опеки носили очень теплый характер, когда им предлагалось описать наблюдаемые ими взаимоотношения между детьми и родителями, особенно между Глебом и мамой, в том числе и показания второго свидетеля областного органа опеки - главного специалиста управления.
Кроме этого, допрашиваемая последней бывший начальник управления опеки Ленинского района не смогла пояснить, какая появилась непосредственная угроза в ночь с 27 на 28 марта 2009г., и почему ее решение об отобрании детей возникло сразу же после отмены аналогичного постановления московской опекой. Присутствующие в зале отметили, что ее доводы относительно того, что это решение принималось исходя из субъективной оценки целой совокупности обстоятельств не отражали факт наличия угрозы и, следовательно, были противозаконными в соответствии с требованиями ст.77 Семейного кодекса РФ.
Вместе с этим свидетель подтвердила, что все фотографии, представленные супругами Агеевыми с отсутствием повреждений у Глеба после его выписки из больницы от 29 марта 2009г. были сделаны в ее присутствии, и что Глеб действительно так выглядел! После того, как Агеевы заявили ходатайство о просмотре видеосюжета с опросом Глеба об обстоятельствах происшествия 20 марта 2009г., в котором есть изображение свидетеля, бывший начальник управления до этого отказывавшаяся от этого, подтвердила то, что опрос ребенка производился в ее присутствии и с ее участием.
Кроме этого, этот высококвалифицированный специалист с огромным стажем работы с детьми заявил, что он не видит никаких оснований доверять правдивости показаний ребенка в этом возрасте, чем, собственно, подтвердила ранее высказанную такую точку другим детским специалистом - допрошенным судом ранее заведующим общим ожоговым отделением детской больницы N 9 им. Сперанского, куда папа привез травмированного малыша.
Остается только удивляться, какие тогда были основания для возбуждения уголовного дела, кто и на основании чего установил якобы факт побоев, указанных при возбуждении уголовного дела.
Но непреодолимое чувство грусти и досады вызывает абсолютно безответственное отношение работников опеки к своих функциональным обязанностям. Из всех их показаний следует совершенно очевидная необходимость защиты семьи от наговора и клеветы, пропагандируемых в СМИ в отношении Агеевых, а самое главное, защиты истинных интересов детей - их право проживание в семье любимых и любящих их родителей, того единственного, чего именно то они и не сделали. Зато сделали все наоборот... вот только в чьих интересах? Что не детей, это теперь стало совершенно очевидно и нам, но ведь работникам то опеки это было очевидно, как сегодня выяснилось, уже 27 марта 2009г., когда дети им все сами рассказали, как все было ?!! Кто вернет детям этот выброшенный уже целый год жизни в семье ?!!