Аннотация: В этих двух главах мальчишки успевают побывать в руках немцев и, сбежав, попасть к очень странным людям...
ЖИЗНЬ ТРЕТЬЯ
НЕКУДА БЕЖАТЬ .
Глава 1 .
- Пашка, ты что, сдурел? Какой немецкий тыл? Мы же далеко... Мы же в Латвии! Ты знаешь сколько отсюда до границы? Вся Литва!
В голосе у Ромки было много напора, но ни капли уверенности. А в блестящих серых глазах ясно читалась мольба: скажи, что это неправда. Ну пожалуйста, скажи. Пашка бы и сам хотел, чтобы это оказалось неправдой. А ещё лучше - чтобы это сказал ему сейчас кто-нибудь взрослый и сильный. Лучше всего отец. Или командир дивизии полковник Черняховский. Или писатель Аркадий Петрович Гайдар.
Но рядом не было ни отца, ни Черняховского, ни Гайдара. Был только маленький Ромка Серов, взъерошенный, растерянный и способный на любую глупость. Мало того, что из переделки надо было выпутываться самому, так ещё предстояло и малыша вытаскивать, с его-то упрямым характером. Вот скажи ему сейчас, чтобы глаза разул и посмотрел на крест на броне, так ведь обидится и вспылит. Нужно иначе:
- Все я знаю, Серый. Только вот танк - настоящий. И пушка. И солдаты убитые. Если это не война - тогда что? Думаешь фильм снимают?
- Не... - тихонько пробормотал Ромка и виновато опустил голову. Ему было стыдно: в трудную минуту заскулил, как последний трус. Хорошо, что ещё не расплакался. Пашка, наверное, его сейчас презирает и правильно делает. Сейчас как скажет... Пашка вздохнул и сказал:
- Да, Серый, влипли мы с тобой хуже не бывает. Что теперь делать будем?
- Пробиваться к своим, - пробурчал Ромка не поднимая головы.
- К своим... Где эти свои? Куда нам идти? Некуда...
- Как это некуда? - Серый встрепенулся и, враз позабыв о своей вине, зло сверкнул глазами. - Да у нас... у нас... целых три дороги, вот!
- И какие же? - с любопытством спросил Пашка. Честно говоря, он сейчас не видел ни одной.
- Можно вернуться назад, на север. В Крустпилсе наши. Можно повернуть на восток, на Режицу... то есть на Резекне. А можно обойти Даугавпилс и дальше на юг вдоль Даугавы. Там Белоруссия скоро начинается.
- Хм...
Пашка задумчиво ковырнул носком ботинка землю. В рассуждениях Ромки было очень даже много здравого смысла. Правильно, нечего нюни распускать, надо действовать. Вот только всё было не так просто, как казалось Ромке.
- Назад нам нельзя. Во-первых, опять на тех диверсантов на мосту нарваться можно. И что мы им в этот раз скажем?
- А мы объедем Ливаны, - не моргнув глазом ответил Серый. - Наверняка выше по течению другой мост есть. Ну, сделаем небольшой крюк, подумаешь.
- Мост могли и разрушить. Или поставить около него другой пост. Мы же не знаем сколько там диверсантов и сколько предателей.
- Предателей мало! Откуда им взяться, если все батраки и рабочие за нас.
- Ага, за нас. То-то работники о Слитере в банду подались. А ведь на Первое мая, наверное, на демонстрацию под красным флагом ходили.
Ромка вспыхнул, дёрнулся, но ничего не сказал. Потому что сам теперь уже не верил в то, что Валдис и Карлис выполняют специальное задание. Хотя раньше всегда их считал дружелюбными и веселыми парнями. И на Первомайском митинге они и правда стояли в первых рядах, совсем рядом с трибуной.
А вот теперь, получается, стали врагами.
- В Резекне нам тоже идти не резон, - продолжал между тем размышлять Пашка. - Получается, мы наступающим немцам в спину упремся. А у них в тылу наверняка охранение, не дураки же они. Мимо него так просто не проскочишь.
- Между прочим, боевое охранение положено и по флангам выдвигать, - тоном учителя заметил Ромка. - И где оно? Мы ни одного немца не встретили. Значит, не такие уж они и умные, и пройти через них можно.
- Да, верно, - согласился Пашка. - Слушай, а может, это охранение и было? А наши его как раз перебили?
- Может быть. Слушай, а может наши вообще всех их перебили, и город удержали, - загорелся Ромка. С чего мы решили, что немцы победили. Танк-то подбитый.
- А следы... - возразил Пашка довольно вяло: энтузиазм друга его вдохновил. - А, ладно! - решился он, нельзя же было, в самом деле, стоять тут вечно. - Пошли...
Но куда он тогда собирался идти - потом не мог вспомнить и сам Пашка. Потому что как раз в тот момент, когда он собирался объявить своё решение, за их спинами послышался короткий свист, на который обернулись оба мальчишки.
Солдаты стояли в десятке шагов - то ли вышли из-за холма какой-то тропинкой, то ли прошли по траншее, непонятно. Пашка смотрел на них и не понимал, не видел - как будто мозги отказали. Впервые в жизни он понял, что такое может быть: когда в голове нет ни одной мысли. Ромка рядом опять тяжело задышал, и от этого звука до Пашки наконец дошло то, что он видит.
Перед ними стояли - в десяти шагах, да, не больше - двое фашистов.
Настоящих фашистских солдат.
Они были в серой форме с какими-то непонятными значками и нашивками. На куртках - закатаны рукава, под узкими погончиками - пилотки, тоже совсем не такие, как у советских бойцов. И стрижка была не такая - довольно длинные волосы, особенно спереди, они даже прилипли ко лбам. Оба немца были старше, чем Пашка привык видеть рядовых военных, за двадцать лет сильно, широколицые, загорелые, наперевес - винтовки, тоже чужие какие-то, с примкнутыми плоскими штыками, на которых золотились длинные искры. У одного из немцев за широким голенищем короткого сапога - правого - торчала граната на длинной рукояти.
А ничего больше Пашка не различил. Всё слилось в какое-то мелькание, и он вздрогнул и подался назад - безотчётно подался, понимая, что сейчас просто-напросто побежит. Это было уже окончательно ужасно, ужасней диверсантов, бомбёжки и танка - вот так стоять и смотреть на двух фашистов. Что собирался делать Ромка, Пашка не знал, но, кажется, Серый тоже хотел бежать, потому что тот из немцев, у которого была граната, сказал, шевельнув стволом винтовки (блик перетёк по штыку):
- Hey, Stehen bleiben Jungs! (19.)
Мальчишки замерли на месте. Если за миг до этого у Пашки в голове было пусто и гулко, то теперь мысли рванулись потоком. Что делать? Бежать? Застрелят сразу. Броситься на них? И что? (Пашка скользнул взглядом по штыку). Закричать? Что кричать, зачем? Мальчишка ощутил, что ноги подгибаются, а на смену мыслям приходит один бесконечный ужас - такой огромный, что места для чего-то иного не оставалось.
Я трус, вдруг хладнокровно подумал Пашка. Каждый раз, как что-то случается, я боюсь.
Странно, но эта мысль помогла успокоиться - так же резко, как до этого прихлынул страх. И почти тут же затараторил Ромка - как и тогда, при встрече с диверсантами, то и дело производя в сторону Пашки какие-то жесты.
Немцы запереглядывались.
- Ich verstehe nichts, was sagen sie? (20.) - буркнул тот, с гранатой.
Второй раздражённо махнул Ромке рукой.
- Wir sollten sie zum Oberleutnant bringen, (21.) - буркнул он своему товарищу.
Пашка увидел, как Ромка даже чуть покачнулся от этих слов и прикусил губу. Немцы явно собирались их куда-то вести. И точно, Ромка показал рукой: пошли.
Пашка собирался оставить велосипед (если что - помешает бежать...), но один из немцев ткнул - поднимай. Мальчишка нагнулся. Немец удержал его, раздёрнул горловину вещмешка. Присвистнул и, отвесив Пашке подзатыльник, начал перегружать продукты в какие-то сумки - себе и товарищу.
Что при этом испытал Пашка - трудно даже было сказать, выразить словами. Страха не осталось совершенно. Сперва поднялась слепая волна гнева. Такая, что в ушах загудело, и он почти увидел, как бросается на немца с финкой. Но... дальше? Пашку остановил не страх. Это было бы нелепо, так погибнуть. Поэтому Пашка потёр затылок и даже хныкнул, отшагнув за велосипед. Ромка стоял рядом и кусал губы. Потом он что-то опять сказал, звонким злым голосом - и второй немец остановил приятеля, не дав ему переложить все продукты. Качнул стволом винтовки и пошёл впереди. Первый ловко пробил банку сгущенки о штык и пристроился следом за мальчишками, посасывая молоко.
Идти было нелегко, ноги вязли в песке. Пашка тащил велосипед. Ромка подталкивал под багажник.
- Verdammtes Land, nicht eine anstДndige Strasse, (22.) - сказал шедший впереди и пилоткой вытер лицо. Опять сунул её под погон.
- Gib mir eine Zigarette, (23.) - любитель сладкого запулил банку в кусты. "Всё сожрал, гад, как не лопнул... - свирепо подумал Пашка. - Что же нам делать-то?!" Слова "обер-лейтенант" он разобрал хорошо и понимал, что их ведут на допрос. Видимо, это и были солдаты из охранения. Мальчишка с ненавистью смотрел в покачивающуюся на заду немца глубокую каску. И банка ещё какая-то, термос, что ли? А во всю спину под скрещёнными ремнями - мокрое пятно; жарко гаду.
- Wann hЖrst du auf zu betteln? (24.) - тем временем отозвался недовольно передний. Но пачку достал, бросил, не останавливаясь, второму конвоиру. Тот ловко поймал, с удовольствием закурил, кинул пачку обратно.
- Hast du schon mal russischen Tabak geraucht? (25.) - со смехом спросил он. - Wahnsinn. (26.)
И прикрикнул на мальчишек:
- Schneller, Jungs! (27.)
Это Пашка тоже понял - от них требовали идти быстрей. Но голос немца не был злым, и Пашка понял: надо хитрить. Тогда есть надежда выбраться и от этих. Зачем им двое мальчишек с велосипедом?!
А ещё потом он вспомнил, что в их карманах лежал галстуки.
Пашка посмотрел на Ромку, который теперь толкал велосипед с другой стороны. Прошептал это слово губами: "Галстуки."
Серый понял. Это было видно, что понял - он побелел сквозь загар. Но уже в тот же миг Пашка перестал думать о галстуках.
Откуда-то спереди зазвучала песня. На баяне или на гармошке кто-то играл "Катюшу"!
Пашка с отчаянной надеждой уставился в ту сторону. Ну же, ну?! Но немцы вели себя совершенно спокойно - и почти тут же из-за сосен вдоль лесной дороги съехали на тропку одна за другой две телеги. Самых обычных, управляемых такими же обычными латышами. Правда, на каждой сидели ещё и по два немца. И у одного из сидевших на передней в руках был большой аккордеон.
Немец играл "Катюшу" и улыбался, придерживая коленом лежащий рядом карабин - чтобы не выпал от тряски...
...Машина показалась Пашке похожей на... крокодила. Серьёзно, на крокодила, которого он видел в ленинградском зоопарке много раз. Плоская, зелёная, ребристая и какая-то лупоглазая. Пашка старался думать про этого крокодила, чтобы не замечать фашистов.
Их было много. Молодых, здоровых, в серой форме, до такой степени наглых, шумных и уверенных, что у Пашки зубы сводило и глаза лезли на лоб от ярости. А ведь надо было ещё и корчить из себя немого клоуна! Хорошо ещё, что страх не возвращался, его прочно оттеснила злость. Пашка даже начал считать вражеских солдат, но быстро понял, что это бесполезно, их было слишком много, а главное - это и было боевое охранение, дураку ясно. Значит, где-то двигались основные силы.
Ромка тоже водил по сторонам недоверчивыми глазами. Недоверчивыми, растерянными и злыми. Пашке казалось, что надо быть слепым, чтобы не заметить этой злости. Но предупредить Серого он не мог, а немцы ничего не замечали. Они и мальчишек-то с велосипедом не замечали в общем-то, занятые своим непонятным и сложным перемещением.
Конвоиры провели ребят между двух высоких гранёных машин - полугусеничных транспортёров с чёрно-белыми крестами на пятнистой броне - и вот тогда Пашка увидел крокодила. В смысле - похожую на него машину. В открытой дверце сидел и брился, глядя в зеркало заднего вида, молодой офицер. Сцена бритья Пашку окончательно вывела из себя, а у Ромки даже губы стали белыми. С каким удовольствием Пашка сейчас шарахнул бы из автомата!
Но автомата как раз и не было. Были немцы вокруг, галстук в кармане и финский нож внутри брючины на ремне. И велосипед, к которому, казалось, прикипели руки.
Один из конвоиров начал что-то докладывать. Офицер продолжал бриться, потом умылся из котелка (Пашка машинально отметил, какая у котелка удобная крышка - с ручкой, можно как тарелку или как сковородку даже использовать...), протёр лицо какой-то ерундой, похоже, одеколоном, тщательно вытер бритву, убрал всё в чёрный футляр, его - в сумку. Застегнул мундир, затянулся ремнём. И только после этого кивнул Пашке - явно как старшему:
- Wer seid ihr, antwortet genau? Seid ihr Russen? (28.)
Ромка тут же вклинился - переминаясь с ноги на ногу и прижимая к груди руку. В голосе его зазвучали трагические нотки, он даже указал на привёдших их солдат, явно обвиняя их в грабеже продуктов (особенно сгущёнки, неожиданно усмехнулся про себя Пашка). Офицер уставился на него, дослушал, не перебивая. Спросил:
- Wo wollt ihr hin? Wo habt ihr das Fahrrad her? (29.)
Ромка опять затарахтел, но на этот раз офицер поморщился, махнул рукой и локтем откинул от дверцы маленький столик на пружине. Кивнул на него:
- RДumt alles aus den Taschen aus und legt es auf den Tisch. (30.)
Ух, сказало сердце Пашки. Ух-ух-ух... Неужели - всё? Но Ромка, возмущённо пожав плечами, вздохнул и спокойно выложил на столик разную мелочёвку, в числе которой оказались два патрона от трёхлинейки - и когда успел подобрать? Офицер подвигал патроны пальцами, поднял на Ромку сердитые глаза, но тут же покачал головой - Серого надо было видеть. У него было лицо примерного мальчика, которого застукали в момент, когда он лез в буфет за вареньем: ну да, оступился, но вы же взрослые, вы знаете, какой я хороший, вы простите...
Конечно, никаким галстуком на столе и не пахло. И естественно, Пашка тоже его не выложил.
Мальчишки стояли неподвижно. Галстук прожигал штанину Пашки. Финка горела не меньше. Может, выложить финку? Вроде тоже нашёл... Но в Пашке всё взбунтовалось гневным вихрем. Ни за что! Это подарок отца, а не "нашёл"! И он остался стоять, сделав туповатое лицо.
Повинуясь непонятной команде офицера, любитель сгущёнки обшарил мальчишек. Но сделал он это откровенно лениво, что-то пробормотав - Пашке послышалось слово вроде бы слово "полицай". Правда он не был уверен - остатки самообладания ушли на то, чтобы стоять спокойно, пока чужие руки шарили по одежде. Солдат выпрямился и доложил:
- Leer, Herr Oberleutnant (31.)
От облегчения Пашка чуть не упал. Оказывается, нет - он не перестал бояться, просто страх стал иным. И ничего ещё не кончилось... Тем более, что первый солдат поинтересовался у офицера:
- Sollen wir sie einsperren, bis wir ihre IdentitДt geklДrt haben? (32.)
- Was sollten wir den klДren? - усмехнулся офицер, сбрасывая патроны в ящик в машине и показывая Ромке кулак. - Nimmt das Fahrrad mit... - он подождал, пока мальчишки распихают всё по карманам и махнул рукой: - эbergib ihren Burschen aus Feldgendarmerie damit irgendwohin in die sichere Stelle leiteten. Die Kinder haben nichts dort zu machen, wo schießen. (33.)
Кажется, офицер хотел ещё что-то добавить (и потом Пашка не раз думал: может, их всё-таки отпустили бы?). Но совершенно неожиданно метрах в двухстах по другую сторону дороги с хрустким треском встали цепочкой несколько чёрных с рыжим кустов. Постояли и опали, рассыпались пылью и дымом. А потом донёсся вибрирующий слитный свист.
Мальчишки только рты разинули от неожиданности. А вокруг уже все побежали с криками, техника начала съезжать с грунтовки в стороны... Цепочка разрывов снова вытянулась - ближе к дороге и длиннее. Ромка что-то ликующе взвизгнул - к счастью, никто не услышал; "к счастью" - потому что по губам Пашка прочёл одно слово: "Наши!" В следующий момент кто-то из солдат схватил обоих мальчишек за шкирки, как щенят, и поволок за собой - так, что они вынуждены были перебирать ногами, чтобы не упасть. Да и потом - кажется, и до Ромки дошло то, что почти сразу понял Пашка: "наш" снаряд, попади он в колонну, убьёт или изувечит что фашистского солдата, что советского мальчишку.
Бежали они вроде бы недолго - но как-то почти сами собой оказались на окраине городка... или города, кто его знает, на улице, вымощенной крупным серым булыжником. Двое мотоциклистов - похожие, как статуи - замерли, опершись одной ногой о булыжник, руки в высоких крагах - на рогатых рулях. Они смотрели туда, где продолжало грохать. Один из мотоциклистов что-то быстро спросил у тащившего мальчишек солдата. Тот так же быстро ответил, привалился к стене и, отпустив ребят, стащил каску, сунул Ромке, достал носовой платок и вытер лицо несколько раз. Каску забрал, но надевать не стал, а ребят подтолкнул в спины - несильно.
Бежать, подумал Пашка. Но улица была прямая и пустынная, мотоциклисты оставались на месте... да и сможет ли бежать Ромка, который начал хромать? Куда их ведут? Офицер же вроде бы поверил, что они... ну, то есть, что Ромка немец...
Ромка вдруг то ли фыркнул, то ли хихикнул. Пашка изумлённо посмотрел на него. Серый стрельнул глазами вперёд и вверх.
Пашка глянул туда - и еле удержался от смеха. Рядом с дверью, к которой их подталкивал конвоир... или сопровождающий?.. красовалась коричневая с золотом доска, на которой на двух языках сообщалось, что тут находится горотдел милиции. Над вывеской висел красный флаг...
...Когда мальчишки поднялись на высокое крыльцо - пронёсшийся вдоль улицы неожиданный и резкий порыв ветра развернул флаг. И стало видно, что на нём - в белом круге - чёрная свастика.
Как двое вышедших из арки рядом с дверью, из внутреннего двора, солдат стали прикреплять прямо поверх доски с названием горотдела новую - с аккуратной надписью "Feldgendarmerie" - ребята уже не видели. Их подтолкнули внутрь.
Глава 2 .
Плакат был ещё советский.
Сжимая в руках винтовку с длинным штыком, боец на фоне красного знамени и техники смотрел поверх того, что происходило в коридоре. По временам Пашка опускал
глаза чуть ниже и читал:
На всякое нападение и удар мы будем отвечать тройными ударами всей мощи нашей доблестной Красной Армии! / К.Ворошилов/
Пашка рассматривал плакат уже часа два. Это было самым приятным занятием и ещё - не выпадало из образа немого и тупого работника с хутора. Уставился парень в одну точку, сидит и молчит.
На самом деле ему просто тошно и... да, и страшно было смотреть на то и дело ходящих мимо фашистов.
А они вообще не обращали внимания на мальчишек. Солдат, который их привёл, куда-то ушёл - видимо, сдал кому-то... а может, просто плюнул на всё и, оставив их на решетчатой скамейке в широком коридоре, вернулся к своим? В общем, никто не подходил. А Пашка никак не мог уложить в голове ещё одну вещь: в здании, где всего день назад, наверное, работали советские милиционеры, теперь немцы устраивали "фельджандармерию". Вынесли бюст Ленина - и он, Пашка, сидел и смотрел на это.
Сидел и смотрел. Масса испытанного за последние дни унижения становилась критической. Мальчишка ощущал, что больше так не может. И что самое страшное - ему хотелось не сражаться уже, а забиться в какую-нибудь щель и не высовывать носа.
На всякое нападение и удар мы будем отвечать тройными ударами всей мощи нашей доблестной Красной Армии! / К.Ворошилов/
Тройными ударами всей мощи.
Мимо прошагали двое офицеров в забрызганных по низу грязью чёрных плащах.
Немецких офицеров...
...А Ромка посматривал на дверь. До неё было шагов десять, не больше. Мальчишку так и подмывало встать и просто уйти. Вот встать - и уйти. Десять шагов. Немцы - озабоченные, спешащие - мелькали туда-сюда, что-то выносили, что-то вносили, отовсюду звучала резкая речь, временами Ромке даже непонятная или полупонятная, хотя вроде бы немецкая. Пронесли бюст Ленина, и мальчишки дёрнулись на скамье, переглянулись отчаянно. Пашка потянул воздух сквозь зубы. Ромка покосился на дверь.
Пашка понял. Закусил уголок губы. Посмотрел туда-сюда по коридору и кивнул.
Дверь широко распахнулась - с руганью. Двое солдат придерживали створки, ругался грузный седой... мужик, к нему подходило именно такое слово - он вошёл в коридор и встал спиной, размахивая руками - а ещё четверо солдат волокли здоровенный чёрный сейф. Они отчаянно друг другу мешали; втащить вдвоем - тяжело, втащить вчетвером - тесно, не пролезешь. Лица солдат покраснели, мужик заоглядывался в поисках помощи, хотя было ясно, что тут дело не в силе, а в том, что шкаф просто заклинило в той позиции, когда его проще уронить и втолкнуть в коридор. Но то ли этого было делать нельзя, то ли немцы просто не догадывались об этом.
Ромка дёрнул Пашку за рукав. И метнулся на помощь так, как будто и правда был немцем, а кто-то из надрывавшихся солдат - его братом.
Мальчишки протиснулись по сторонам шкафа, приняли на руки часть тяжести. Ромка что-то подбадривающее молол по-немецки. Пашка просто держал, кося глазами на близкую улицу. Немцы, ободрённые поддержкой в самом узком - реально - месте, махом втащили сейф в коридор...
...а мальчишки остались на улице. Более того, тот седой мужик, что-то одобрительно пророкотав, сунул Ромке извлечённую из кармана шоколадку и махнул рукой - мол, давайте отсюда. Ромка прощебетал нечто, основанное на повторении знакомого Пашке слова "битте" и беспечно зашагал по улице, повелительно махнув рукой Пашке. Ни дать ни взять - маленький немец, довольный тем, что оказал помощь "своим"...
Они побежали - со всех ног, не сговариваясь - только когда завернули за первый же угол.
* * *
После освобождения Пашке вдруг резко поплохело. Голова кружилась, в ушах звенело, мысли путались. Хорошо, что Ромка, ничего не замечая, куда-то тащил его по улицам Даугавпилса, и Пашка просто шел за ним.
На короткое время он пришел в себя лишь когда они вывались из какого-то узенького переулка на широкую улицу, по которой маршировали немецкие солдаты. Их командир, заметив мальчишек, поманил их пальцем к себе:
- Ком, ком...
У Паши не было сил даже бежать, он механически передвигал ватные ноги. А вот Ромка, как всегда, бойко и убедительно что-то затараторил. Немец недоверчиво переспросил, Ромка закивал и снова залопототал. Офицера его слова явно озадачили. Он смешался, не зная, что делать. Между тем рота уже прошла улицу, из колонны кто-то окликнул командира. Немец обернулся, махнул рукой и поспешил вслед за своими солдатами. А мальчишки одним рывком преодолели улицу и снова затерялись в лабиринте переулочков.
- Ты что ему сказал? - задыхаясь, спросил Пашка.
- Что мы спешим домой, чего же ещё, - хмыкнул Ромка.
- Не поверил?
- Не сразу. Хотел отправить нас в полевую жандармерию. Но я ответил, что мы там уже были, и нас распорядился отпустить сам подполковник Рамелов. Тут он и начал сомневаться. - А кто такой этот Рамелов? - удивился Пашка.
- А я знаю? - искренне пожал плечами Серый. - Начальник у них какой-то. Там, где нас заперли, все время говорили: "полковник Рамелов приказал", "полковник Рамелов приказал"... Ну я и решил, что его наверняка знают.
- Ну ты и хитрюга, - только и мог вымолвить мальчишка.
Младший товарищ нарочито скромно потупился и плутовато подмигнул из-под разлохмаченной челки.
Байка про подполковника Рамелова пригодилась им ещё раз: на окраине города мальчишек остановил патруль. Ромка распропагандировал их за пять минут, в результате пожилой солдат с нашивками на погонах (наверное, не солдат вовсе, а сержант, или кто там есть у этих фашистов) даже проворчал в след что-то доброе. Не иначе как пожелал счастливого пути.
И накаркал ведь, гад. Пашке становилось все хуже и хуже. Вскоре пришлось идти напрямик через лесу, и мальчишка стал то и дело цепляться за корни. Ромка сначала несколько раз недоуменно оглядывался, потом не выдержал и спросил:
- Пашка, ты в порядке, или что-то случилось?
- Всё нормально, Серый.
- Может, передохнем?
- Давай. Только немного.
Минут десять они посидели под старой раскидистой сосной, но облегчения это Пашке не принесло. Стало только хуже: ноги сделались ватными, и он еле шел. Наконец, они выбрались из леса на луг. Тут силы окончательно покинули Пашку, и он опустился на землю, привалившись спиной к дереву.
- Пашка...
- Не могу больше... Серый... Ноги не держат...
- Пашка... ты это... ты не смей, слышишь! Не смей!
Ромка нагнулся к другу, и сейчас Пашка совсем близко видел его искаженное ужасом лицо: товарищ решил, что он умирает. А Пашка и сам не знал, глупость ли это или он на самом деле вот-вот попрощается с жизнью. И даже испугаться сил не было.
- Ничего... Серый... всё нормально будет.
- Пашка...
От вида беспомощного друга Ромку затрясло. Пашка Шевьев умирал у него на глазах, а он ничем не мог помочь другу.
- Пашка! Потерпи немного. Я сейчас... Я помощь...
- Какую помощь?.. Мы же в тылу... у немцев... - слова приходилось из себя выдавливать с большим трудом.
- Вот попрошу...
Ромка махнул рукой на луг, посреди которого раскинулся хутор.
- С ума... сошел... Там враги... могут...
Но малыш уже не слушал, он уже бежал к хутору. А у Пашки не было сил не то, чтобы цапнуть его за шкирку, но даже встать на ноги. Оставалось только проводить друга долгим взглядом. Эх, Серый, Серый... Доверчивая душа... В каждом встречном малыш хотел видеть друга, словно не замечая, каким боком может выйти дружба. С фашистами вот додружились: уже война, и вражьи танки на нашей земле, и вражеские бомбы рвутся над нашими городами, и входят в них вражеские солдаты.
Пашка скрипнул зубами от бессилия и досады. Хотелось по-волчьи завыть на всю округу. А Ромка между тем перебежал луг и уже стучался в ворота хутора. Забрехали собаки: сначала одна, потом вторая. Ворота слегка приоткрылись, и маленькая фигурка проскользнула внутрь.
Потекли томительные минуты ожидания, которые оказались для мальчишки страшнее пытки. Потому что одно дело страдать за себя и совсем другое - когда за тебя страдает твой друг. Проклятое воображение как назло рисовало в голове самые мрачные сцены. Кого встретит Ромка на хуторе? Фашистов? А может изменников-латышей под руководством немецких диверсантов? Сможет ли он убедить их в своей легенде? А если нет? Если его обыщут, да не так как утром обыскивал ленивый немец, а по-настоящему, заглядывая в каждое потаенное местечко на ребячьей одежде, прощупывая швы - как прощупывали одежду пленников сам Пашка, его друзья и приятели у пленников во время игры в "казаки-разбойники". У Ромки с собой пионерский галстук, найдут его - и хана, уже не отвертишься. Что ж они, дураки, не догадались, чтобы Серый оставил его у Пашки перед тем, как идти на хутор. А лучше бы он туда вообще не ходил, ведь Пашка не болен, а просто устал, это пройдет, должно пойти, обязательно должно.
Но проходили только минута за минутой, лучше мальчишке не становилось, а хутор, казалось, вымер, даже собаки не подавали голоса.
Наконец, когда прошла, кажется, целая вечность, и Пашка, наверное, совсем уже был готов отчаяться, ворота снова распахнулись и из них вышли три человека. Первым, торопливо подпрыгивая, гарцевал легконогий Ромка. Следом за ним степенно вышагивал, дед с длинной седой бородой, в вышитой рубахе, синих плисовых штанах и высоких сапогах. А за дедом семенил невзрачный мужик помоложе, но тоже уже в годах, борода у него была так себе, да и вообще рядом с дедом он напоминал кривой тополёк, угнездившийся под сенью векового раскидистого дуба.
Нет, несмотря на свое отвратительное самочувствие, дедом Пашка впечатлился до крайности. На минуту даже поверил, что они с Ромкой попали в сказку - и нет сейчас вокруг никаких немцев, никакой войны, а есть только вот этот хутор, да вековечный сосновый лес вокруг. Правда, только на минуту: пионеру в сказки верить не пристало. Но как тут не поверить, если, остановившись возле привалившегося к дереву мальчишки, старик участливо спросил:
- Что, отрок, занедужил? Худо тебе?
Пашка недоуменно захлопал глазами, но как-то сообразил, что "отрок" означает "мальчик" (вроде бы даже "большой мальчик", мелкота вроде Ромки до "отрока" ещё не доросла), а "занедужил" - заболел. Ну, а "худо" вместо "плохо" он постоянно слышал от бабушки Зины.
- Я устал просто, - упрямо ответил Пашка, не желая признавать себя больным. - Отдохну и дальше пойду.
- Надобно отдохнуть, - степенно кивнул дед. - Вижу, и вправду вам без подмоги нельзя оставаться. Аристарх, донеси отрока до сарая.
Невзрачный мужичонка как-то опасливо, словно к гадюке, сделал движение в сторону Пашки.
- Не надо нести, - взъерепенился тот. - Я сам дойду.
Аристарх тут остановился, вопросительно глянул на старика.
- А не надо, так не надо, - спокойно и, как показалось Пашке, с одобрением произнес дед. - Отрок - воин будущий ему слабость казать не пристало. Коли можешь - ступай.
Пашка неимоверным усилием сумел стать, но понял, что сам до хутора не дойдет.
Неимоверным усилием он сумел встать, но понял, что сам до хутора не дойдет. К счастью, это понял не только он. Ромка без лишних слов подставил свое плечо под правую руку друга, а за левую, чуть промедлив, взялся Аристарх. Откровенно говоря, Пашке было неприятно его прикосновение, но сил на протесты не оставалось, только чтобы идти и не упасть. Маленький луг казался мальчишке огромным, а сил почти не было. Пашкины ноги заплетались на каждом шагу, и он не столько шел, сколько его тянули Ромка и бородатый Аристарх. Но Пашка не позволял себе сдаться и безвольно повиснуть в их руках, он упрямо заставлял себя идти - идти, несмотря ни на что. Потому что чувствовал - так надо. Иначе будет совсем плохо: дашь слабину - и нет тебе спасения.
Но вот наконец прямо перед глазами оказались ворота хутора, они распахнулись, пропуская хозяев и гостей на широкий двор. Аристарх сразу повлек Пашку налево, к большому сараю, оказавшемуся сеновалом.
- Будьте здесь, и без надобности не выходите, - строго сказал дед. - Пищу вам принесу. Пашка с неприязнью посмотрел на солому. Он слышал, что у деревенских спать на ней считалось даже некоторым шиком, но сам относился к этому с большим подозрением. Сухая, колючая, да еще и в нос, небось, лезет, если закопаться от холода. Чего уж тут хорошего? Но выбирать не приходилось. Мальчишка опустился на хрусткое ложе - и сразу почувствовал, как его клонит в сон.
Дед вышел, прикрыв за собой дверь сарая. Аристарх слинял ещё раньше. Рядом с Пашкой, сопя, устраивался поудобнее Ромка.
- Слышь, Серый, а это кто вообще? - спросил Пашка.
- Раскольники, - ответил Ромка.
- Чего? Какие раскольники? Чего они раскололи? - не понял Пашка.
Серый виновато засопел.
- Ничего они не кололи. Они это... В бога не так верили. И за это их Петр Первый на кострах сжигал, кажется.
- Ээээ...
В Пашкиной голове, несмотря на туман, зашевелились смутные воспоминания об уроках истории.
- Погодь, Серый. Петр никого не сжигал. Это они себя сами вроде сжигали.
- Сами? Себя? - в голосе друга отчетливо звучало недоверие.
- Ну да. Вроде они фанатики были. Только здесь то они откуда взялись?
- А они здесь живут, - охотно пояснил Ромка. - Много лет. Они сюда от Петра бежали. Ну, тогда же здесь не Россия была, а немцы правили. Или шведы. Не знаю.
Последние слова он произнес так виновато, что Пашка даже удивился. Ну не знает и не знает. Вот беда-то. Пашка тоже не знал, кто во времена Петра Первого правил в этом Даугавпилсе и его окрестностях. И какая разница? Что это, важно, что ли? Сколько городов в СССР, и не сосчитать. Если про каждый учить, кто когда в нем правил, так это вся жизнь мимо пройдет.
- Да ладно, неважно. То есть тогда они сюда бежали и с тех пор здесь живут?
- Ага, - кивнул Ромка, и тут его лицо озарилось прямо-таки солнечной улыбкой. - Вспомнил. Староверы - вот как они называются. В смысле у них старая вера. - Старая так старая, - равнодушно кивнул Пашка. Силы оставляли мальчишку, и он все глубже проваливался в бархатную темноту сна. Ромка продолжал что-то говорить, но Пашка его не слышал: он уже крепко спал...
22.Чертова страна, ни одной приличной дороги. (немецк.)
23.Дай сигарету. (немецк.)
24.Когда ты перестанешь попрошайничать? (немецк.)
25.Ты курил русский табак? (немецк.)
26. Безумие. (немецк.)
27. Шагайте живей, ребята! (немецк.)
28. Кто такие, говорите подробно? Вы русские? (немецк.)
29. Куда ехали? Откуда велосипед? (немецк.)
30. Выложите всё из карманов на стол. (немецк.)
31. Пусто, господин обер-лейтенант. (немецк.)
32.Запереть их до выяснения? (немецк.)
33. До выяснения чего? Заберите велосипед Передай их парням из фельджандармерии, чтобы сопроводили куда-нибудь в безопасное место. Детям нечего делать там, где стреляют.. (немецк.)