Верещагин Олег Николаевич : другие произведения.

Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) Окончание рассказа 9

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Окончание девятого рассказа, пропавшее при первоначальной загрузке текста из-за моей тупости. Прошу прощенья!


* * *

   Вообще-то у нас весьма однообразная жизнь, если подумать непредвзято. Ни книг, ни кино, ни телевизора... Только то, что сами для своего развлечения изобретём, да и тут фантазия ограничивается отсутствием материальных средств. Хотя - никто из нас особо не был избалован игрушками, а руки имелись у всех, так что устроить, например, теннис из самодельных ракеток и кожаного мячика с воткнутыми перьями для нас было делом плёвым. Кроме лироарфогуслей (с понтом просто "гуслей") Баса появились несколько самодельных свирелей, на одной из которых, вспомнив свою учёбу в музыкальнйо школе, самозабвенно насвистывал Вадим. Кто-то (я так и не узнал - кто) склепал почти настоящий футбольный мяч с волосяной набивкой - его же использовали и во всех остальных играх, требовавших мяча. Рикошетировал он весьма неожиданно, был увесистым и инерционным, но это только придавало игре шарм - всегда можно было попытаться ухайдакать игрока противника прямым попаданием... Правда, девчонки восстали на футбол, когда поняли, что игра этой самоделкой непоправимо калечит обувь. Мальчишки стали играть босиком, и слабый пол унялся - очевидно, наши ноги их не очень беспокоили... Арнис вырезал из дерева шахматы, а Олег Крыгин, позавидовав ему, но не имея таланта резчика, сооружил домино и шашки. Колькин - старый - набор шахмат тоже не бездельничал.
   Наконец, никто не отменял тренировок, и я с удовольствием замечал, что многие подтягиваются в фехтовании до меня... хотя и мой уровень рос. Я всё больше понимал, что становлюсь способен на весьма впечатляющие вещи - например, в прыжке словать ногой выставленную навстречу жердь и, приземляясь, рассечь другую палашом...
   Но, если честно, больше всего мне хотелось просто загорать (купаться я так и не полюбил) - одному или в обществе Танюшки. Жаль, что нечасто получалось... Но иногда мы заплывали на небольшой островок, где на клочках земли между каменных глыб росли оливы с серебристой листвой, выбирались на плоские каменные козырьки и... Впрочем, случалось, что мы просто спали голова к голове, болтали или бродили по островку, наслаждаясь одиночеством, солнечным теплом и тишиной, в которую вплетался шорох прибоя. По характеру мы с Танюшкой идеально подходили друг другу - хотя и говорят, что сходятся противоположности, но мы были похожи: спокойные, но способные на резкие, почти неконтролируемые вспышки гнева и ярости; умеющие говорить и молчать; даже ростом почти одинаковые...
   ...Мы сидели плечо в плечо на камне над небольшим озерцом дождевой воды, похожим на зеркало в рамке из багрового гранита. У наших ног в ровной, спокойной поверхности отражались мы сами: одинаково обнимающие руками коленки, с почти одинаково длинными волосами, тёмными и уже начинающими завиваться на висках и на концах сзади у меня, русыми и прямыми у Танюшки. Последнее время она заплетала их в тугую косу (мне не очень нравившуюся, но удобную), а я перехватывал кожаной повязкой, но сейчас, после купания, волосы у нас были распущены - сохли.
   - Подрезать пора, - она провела нальцем по моей шее. Я невольно дёрнулся, Танька повторила жест и хихикнула. Я недовольно спросил:
   - Подрезать что? Шею мне?

- Дурак, - резко сказала она, но тут же погладила меня по плечу: - Извини, я не

257.

   подумала. Тебе правда надо постричься, хотя бы подкоротить... - она запустила пальцы в мои волосы, довольно безжалостно подёргала.
   - Ну пусти, - пробормотал я, не пытаясь освободиться. Она вместо этого рывком притянула меня к себе...
   ...Губы Танюшки были солоноватыми от высохшей на них морской воды. Горячими и живыми. Глаза блестели шалой зеленью, и в них отражалось моё лицо с такими же безумными глазами. Мы оба хорошо знали, чем кончится эта игра с поцелуями - и оба не очень торопились.
   В таким мгновения казалось, что они - навсегда.

Игорь Шевчук

   Шумит река времён,
   И ночь идёт к концу,
   И дым пустых надежд
   Струится по лицу.
   Я по цветам иду
   На дальний свет звезды,
   Где были мы с тобой,
   Где только я - и ты!
   Ты - моя судьба!
  
  
   А за стеной обрыв,
   И только ветра свист,
   И кто сказал, что мы
   Сошлись и разошлись?!
   И знаю точно я,
   Что сбудутся мечты!
   Где были мы с тобой,
   Где только я - и ты!
   Ты - моя судьба!
   Я люблю тебя!
  
   Я тебя никому никогда не отдам,
   Я тебя пронесу по горящим мостам,
   По снегам, небесам, по зелёным лугам!
   Я тебя никому не отдам!
   Я тебя никому никогда не отдам,
   Нас не сможет согнуть никакая беда,
   Не разнимут враги, не состарят года!
   Я тебя никому не отдам!
   - А Саню ты зря отпустил, - сказала Танюшка.
   Она сидела у меня сзади на пояснице и делала массаж. Приятно было - жуть. А вот разговор мне не слишком нравился. Я уже почти совсем собрался промолчать, но не удержался:
   - Я никого не неволю, Тань, оставаться со мной. Но те, кто остаётся, должны выполнять мои приказы. Саня захотел уйти - это его дело.
   - И всё-таки это неправильно, - упрямо сказала она. - Когда Север пойдёт в предварительную разведку?
   - Завтра, - буркнул я, уже предвидя её просьбу.
   - Олег, скажи ему, чтобы он поискал Саню. И предложи ему вернуться, а?

* * *

   Было ещё совсем темно, когда Север меня растолкал. Зевая и тряся головой, я поднялся, прошёл к выходу. Андрюшка Соколов, стоя уже снаружи, перетягивал ремень.
   - Возьми ещё кого-нибудь, - предложил я. - Вдвоём - мало ли всё-таки...
   - Быстрей обернёмся, - отмахнулся Север, одёргивая свою "вечную" кожанку. Зевнул, прилязгнул сильными челюстями, засмеялся: - Нет тут никого, Олег. Не могли же они из воздуха появиться?
   - Ладно... Если встретишь Саню с его олухами - заверни их, договоримся как-нибудь, - вспомнил я. Север, помедлив, хлопнул меня по плечу:
   - Это ты правильно... Постараюсь их найти.
   - Ну ты всё-таки разведку веди, а не Саню ищи, - спохватился я. Игорь кивнул:
   - Ладно, ладно... Скажи Кристинке... - он махнул рукой: - А, ладно. Вернусь - сам всё скажу... Андрей, готов?
   - Готов, - буркнул Соколов, тоже зевая и расчёсывая пятернёй волосы.

- Ну и пошли, - Север первым зашагал вниз пружинистым шагом - и растаял в

258.

   смешанной с ранним туманом предутренней тьме.
   Я ещё какое-то время смотрел ему вслед, зевая и ёжась. Потом окликнул часового - Игорь Мордвинцев отозвался коротким свистком - и пошёл досыпать.

* * *

   К вечеру отмахали километров двадцать - вверх, вниз, с вершин холмов внимательно осматривая окрестности. В конце концов Андрей махнул рукой и объявил:
   - Всё, хватит на сегодня. Нет тут никого.
   - Да, пожалуй, - согласился Игорь, ослабил пояс и перевязь. - Давай вон туда, в лощинку, спустимся. Там костёр не будет видно.
   - Трепещешь? - фыркнул Андрей.
   - Да так, - улыбнулся Игорь, - на всякий случай.
   - Вообще-то правильно, - согласился Андрей и, подфутболив носком мягкого сапога камешек, огорчённо сказал: - Я думал - чего найдём, поэтому и вызвался... Так бы я фик от Ленки ушёл, - он толкнул локтем Севера. - Знаешь, как с ней трахаться здорово?
   Север хмыкнул. Он, конечно, спал с Кристиной и мысленно согласился с другом, но, будучи более сдержанным и воспитанным, тему не поддержал. Что, впрочем, не мешало Андрею её развивать:
   - ...а когда она первый раз мне в зад предложила, я прямо офигел, у меня даже не вставало сперва...
   Мальчишки, спустившись на дно ложбины, обогнули росшие там понизу кусты - и...
   ...Первые негры стояли метрах в пяти от них - стояли и прислушивались, а дальше их были ещё десятки. По всему дну ложбины. Две или три секунды мальчишки смотрели на негров. Те тоже не двигались - очевидно, ожидая, что сейчас из-за кустов появятся ещё белые. Потом Север истошно вскрикнул и, молниеносным движением метнув нож, увязший точно в горле у первого негра, толнул Андрея плечом назад:
   - Бежим!
   Они рванулись вверх по склону. Но верхним краем лощины уже хрустели, ломаясь, кусты - там мелькали султаны из перьев на масках, наперерез ломилась ещё одна группа!
   - Беги один! - крикнул Север. - Туда беги! - он почти швырнул Андрея дальше по склону оврага. - Беги, я их задержу!
   - Я тебя не брошу! - крикнул Андрей, хватаясь за меч над плечом. Север зарычал:
   - Дурак! Наши же думают - тут никого! Беги же, всех погубишь!
   И снова толкнул Андрея. Тот попятился. Потом - повернулся и побежал. Сразу - изо всех сил.
   Так, тут - всё. Второй нож полетел в первого из бежавших поверху, и тот покатился вниз, пробил своим телом кусты, застрял там, словно какой-то манекен. Игорь прыжком выскочил на край лощины. Со всех сторон - ближе, ближе - лезли озверелые рожи или страшные маски. За Андреем не бежал никто - вот и хорошо...
   Всё? Кажется - всё. Значит, вот как это... А где же страх? Где вся жизнь, промелькнувшая перед глазами?
   "Прощай, Кристина," - подумал он, выхватывая шпагу и дагу - они послушно, с радостным гудением, описали в сильных руках зло свистящие "восьмёрки".
   Но он, наверное, всё-таки ещё не верил в смерть, отталкивал её всей силой своего недолгого существования, всем своим крепким, живым мальчишеским телом, всей жаждой жизни - когда, не дожидаясь броска негров, сам прыгнул вперёд.
   И успел подумать ещё, что Андрей теперь точно успеет, и всё будет хорошо...
   ...Его убили только через полчаса, брошенными в спину толами - после того, как отчаялись свалить в рукопашной.

259.

Игорь Басаргин

   Каждому хочется жить. Но бывает, поверь -
   Жизнь отдают, изумиться забыв дешевизне.
   В безднах души просыпается зверь.
   Тёмный убийца. И помыслов нету о жизни.
   Гибель стояла в бою у тебя за плечом.
   Ты не боялся её. И судьбу не просил ни о чём.
   Что нам до смерти, коль служит порукою честь -
   Та, что рубиться заставит и мёртвые руки!
   Что нам до ада и мук, если есть
   Ради кого принимать даже адские муки?
   Тех, кто сражался, в бою не гадал, что почём -
   Боги, бывает, хранят. И своим защищают мечом.
   Кончится бой - и тогда только время найдёшь
   Каждому голосу жизни, как чуду, дивиться.
   Тихо баюкает дерево дождь...
   Звонко поёт, окликая подругу, синица...
   Вешнее солнце капель пробудило лучом...
   Павших друзей помяни - и живи.
   И не плачь ни о чём.
   Жалобно выли раненые. Их было около десятка, и почти все уже не бойцы. Убитых было девятнадцать - их порубленные и поколотые тела лежали на краю лощины и на склоне, застряв тут и там в кустах. Землю пропитала лениво льющаяся кровь. Валялось изломанное оружие, рассечённые щиты и маски.
   Убитого белого оставили там, где он упал - около большого дерева, к которому он хотел, но не успел прижаться спиной: в ней сейчас торчали пять толл. Упал он только после пятой, последней. Кто-то принёс и бросил рядом левую руку белого с зажатым в ней кинжалом - её удачно отрубили ещё в середине схватки. Выдернуть чёрную от крови шпагу из правой руки не удалось вообще.
   Отталкивая друг друга, сопя и скержеща гортанно, негры отрубили убитому голову и насадили её на грубо оструганный кол. открытыми глазами, из которых уже ушла жизнь, Игорь Северцев по прозвищу Север смотрел на то, как, то и дело схватываясь, негры делили его тело, тут же пожирая сырые куски мяса. Потом вставили шпагу, отрубив на державшей её руке пальцы, в расщелину камня и начали ломать, сгибая клинок в дугу, но он каждый раз распрямлялся с коротким злым гулом.
   Навалившись втроём, его переломили, и сталь лопнула с плачущим звуком. Обломок, выскочив из расщелины, вонзился в горло одному из негров, и тот, захлёбываясь кровью, покатился на дно оврага...
   Двадцатый.

* * *

   Первые несколько минут Андрей вообще ничего не мог сказать - только хватал ртом воздух и не мог даже проглотить воду, которую лили ему в рот перепуганные девчонки. Он был чёрный от усталости, глаза ввалились, а волосы склеила выступившая из пота соль. Лишь потом, явно испытывая физическую боль, он прохрипел чужим, хрустким голосом:
   - Негры... много... Я бежал всю ночь... опередил... на час... пришлось петлять...
   На секунду воцарилось испуганное молчание. Потом в него врезался крик Кристины:
   - Где Игорь?!
   Андрей измученно махнул рукой (Олька всё ещё пыталась его чем-то напоить и просила, чтобы он не глотал, а полоскал рот и сплёвывал) и ответил уже более нормально:
   - Он остался там, прикрывать. Без него я бы не ушёл.
   - Сколько негров? - быстро спросил я. Сейчас я не мог позволить себе ничего личного. Я

260.

   был князем, за которым стояли три десятка человек. - Мы сможем отсидеться?
   - Нет, нет, - Андрей помотал головой. - Их тысячи, они идут с юга острова, чешут тут всё, как расчёской...
   - Брать только вещи и продукты, приготовленные про запас, - я выпрямился. - Скорее. Мы уходим через ущелье на север, к Ираклиону.
   - Поздно.
   Все обернулись на голос, раздавшийся от входа. На пороге пещеры стоял Санёк с обнажённой валлонкой в руке. Он был страшно бледен. За его плечом мрачной тенью высился Сморч, методично затачивавший выщербленное лезвие гизармы. Левое плечо Игоря было обмотано окровавленной тряпкой. У входа, поглядывая назад, замерли Щусь и Наташка.
   - Поздно, - повторил Санек, шагнув внутрь. - Они перерезали дорогу через ущелье. Желающие могут убедиться - их отряды текут сюда, как река.
   Почти всек метнулись наружу. Я задержался.
   - Про тебя я думал, что ты-то уж точно в Ираклионе, - тихо сказал я. Саня хмыкнул:
   - Я был там. Отдыхал, пёр в жопу Сашка, давал ему в рот, игрался с его детальками... - он с усмешкой смотрел мимо меня. - Но когда это началось, я подумал: не очень-то хорошо будет бросить вас... Жоэ сказал, что будет ждать, пока ниггеры не полезут на сходни его каравеллы, так что мы ещё можем успеть.
   - Успеть? - я вскинул голову. - Но ты же...
   - Как ты думаешь, - с ядом спросил он, - я что, пробивался сюда через эти толпы? Есть тропка. Надеюсь, что они её ещё не перерезали.
   Помедилв, я протянул Сане руку. Он со смешком посмотрел на меня.
   И не пожал её...
   ...Если Саня сравнивал негров с рекой, то он ошибся. Сейчас они больше напоминали шумное чёрное половодье, разливающееся по долине километрах в семи-восьми от нас.
   - Их тут х...ва туча, - сказал Колька Самодуров, и никто не обратил внимания на мат. - Тысячи!
   - Тысячи три, - оченил на глаз Игорёк Мордвинцев.
   - Вон ещё! - Олег Фирсов в возбуждении вскинул руку, указывая на север, в направлении горного хребта. Километрах в десяти от нас текли вниз пять или шесть чёрных ручейков.
   - Это те, от которых я бежал, - пробормотал Андрей. - Надо уходить, ребята, скорее!
   - Я не пойду, - заторможено сказала Кристина. - А если Игорь придёт, а меня нет? мы потеряемся...
   Олька обняла её за плечи:
   - Надо идти, Кристи. Ты же знаешь, Игорь ловкий и смелый, он обязательно нас нагонит, если останется жив. А нам оставаться нельзя. Пойдём-пойдём...
   - Девчонок в середину, - я обнажил палаш. - Парни - в клин...
   - Нет, Олег, - отчётливо и спокойно сказала Танюшка, и девчонки сплотились за ней.
   - Что - нет? - сердито спросил я.
   - Сегодня мы пойдём рядом с вами, - сказала он, обнажая корду. - Мне кажется - сегодня нехорошо будет тем, кто останется в живых, если мы столкнёмся с чёрными и проиграем. Вы не сможете нас защитить. И тогда будет лучше погибнуть всем вместе.
   Две или три секунды я молчал. Потом бросил:
   - Что же - может быть, нам ещё повезёт... Тань, становись слева от меня. Будешь прикрывать бок... Всё. Пошли.

Игорь Добронравов

   Жарких костров развесёлый треск,
   Руки тяжёлын над огнём.
   Окаменевший и грустный лес -
   Стаю волков обложили в нём.

262.

   Серые мечутся меж берёз,
   Прячут детей, зарывают в снег...
   И в онемевших глазах вопрос:
   "Что же ты делаешь, человек?!"
   Вот и всё... Приходит смертный час,
   Тот час, когда вся жизнь - сплошная боль...
   Снег несёт... Ах, если б он их спас!
   Но этот день не станет иной судьбой...
   Кружит матёрый - здесь главный он...
   Чует - вот-вот и начнут стрелять...
   Но на флажки не пойти - закон...
   Лучше под пули - учила мать!
   Лучше под пули, оскалив пасть,
   Молча за горло, с разбегу в грудь,
   Лапами, сильно, подмять, упасть...
   Может, и вырвется кто-нибудь...
   Кто-нибудь... Всё уже смерти круг.
   Уже давно на спуск жадно палец лёг...
   Кто-нибудь... Пусть это будет друг!
   Он допоёт, когда голос мой уснёт...
   Цепи смыкаются, крик и смех,
   Запах железа, собачий лай...
   Волка - не лебедя. Лебедя - "грех"!
   А волк - он разбойник, его стреляй...
   След - словно пеленги, на виду...
   И, заглянув в поднебесья синь,
   Воздуха грудь вожак глотнул,
   Прыгнул - как проклят, что было сил...
   ...Ветра свист... Опять не повезло...
   Ударил гром - и палевый бок в крови...
   Жизнь - прости... Прости всех нас за зло...
   Дай времени нам - себя научить любви...

* * *

   Тропа, по которой нас вёл Санёк, в самом деле уводила в обход негров - под пологом зелёных рощ, чьи кроны прочным покровом закрывали нас от взглядов со стороны. Мы шли в строю, на страшном напряге, но в какой-то момент Саня шумно перевёл дух и сказал достаточно громко:
   - Всё. Они остались там, - он махнул рукой влево, - мы сейчас выше их... Впереди прямая дорога на Ираклион... Если пойдём быстро - дойдём к утру.
   - Да, хорошо, - я тоже перевёл дух. Слева виднелся склон холма, переходивший в открытую узкую и длинную долину, терявшуюся где-то среди рощ. По долине двигался отряд негров - параллельно нам, явно о нас ничего не подозревая. Над ними плыл, покачиваясь и ныряя, шест с человеческой головой - ещё не сухой, как обычно... Впрочем, все сухие головы, которые мы видели у них, когда-то кому-то принадлежали...
   - Кристин, ты куда? - отвлёк меня оклик Ольки. - Ты чего, Кристин?!
   Девчонки загомонили. Я резко обернулся.
   Кристина стояла совершенно открыто - на плоском большом валуне, нависавшем над склоном. Она, вся подавшись вперёд, всматривалась в сторону негров. Потом повернулась к нам. Её синие глаза почернели и стали огромными.
   - Это Игорь, - сказала она.
   Да. На шесте над неграми плыла, покачиваясь, с развевающимися по ветру волосами голова Севера.
   Помню, что в ушах у меня словно забурлила горячая вода. Я стал хуже слышать. А зрение наоборот, как всегда в такие моменты, обрело странную чёткость.

263.

   - Это Игорь, - повторила Кристина. - Я должна забрать... забрать его... у них...
   - Кристина, что ты несёшь? - быстро спросил я. Глаза девчонки обежали нас всех, и их взгляд был страшным, как промороженная сталь, прикасающаяся к обнажённой коже.
   - Его надо забрать, - тихо сказала она, вытаскивая ландскетту. - Он же и ваш друг тоже...
   - Кристина, не валяй дурака! - рявкнул Саня. - Он мёртв! Это просто кусок его трупа!
   - Боитесь?! - вдруг бешено крикнула Кристина. - Боитесь?! Тогда я сама! Одна!!!
   Прежде, чем её успели удержать, она соскочила вниз. Устояла на ногах. Мы подбежали к краю, негры уже, конечно, нас видели... Кристина, доставая левой рукой стилет, уже шла к остановившимся и замолчавшим неграм. Одна. Быстро пересекая свободное пространство.
   - Мальчишки... - тихо сказала Ольга, обводя всех нас взглядом, в котором были мольба и боль. - Мальчишки, да что же это?.. Она же... одна... Ну мальчишки же...
   Негров было сотни три. На глаз... Я замтеил, что кусаю уголок губы.
   Голова Севера на шесте.
   Идущая навстречу неграм Кристина.
   Глаза Ольги.
   Гул нарастал. Гул в ушах...
   - Ладно, - Ольга глубоко вздохнула. - Я тогда с ней.
   Я поймал её за руку. Наверное -очень сильно сдавил, она даже задёргалась. Но голос мой звучал спокойно - удивительно спокойно даже для меня самого, я ожидал от себя дикого вопля...
   - Погоди, Оль, - я подошёл к краю и, соскочив вниз, повернулся к остальным. У меня быстро немели губы. Следя за своим голосом и уже не узнавая его, я сказал: - Карать, ребята. Карать. Будем карать.
   И пошёл за Кристиной, никого не позвав за собой и не удивившись остатками человеческого разума, что рядом со мной оказались Танюшка и Сергей, а голос Вадима где-то сзади попросил напружиненно:
   - Дай, Тань... чтоб звенело!
   И - голос Танюшки... И вновь - меня не удивило, что она поёт:
   - ...так что ж друзья -
   Коль наш черёд -
   Да будет сталь крепка!
   Пусть наше сердце не замрёт,
   Не задрожит рука!
   И пусть и смерть - в огне, в дыму! -
   Бойца не устрашит,
   И что положено кому -
   Пусть каждый совершит!
   Негры пятились. Шаг. Шаг. Ещё шаг назад - всей толпой, переминаясь и переглядывась, сталкиваясь оружием. Они не могли поверить, что нас всего три десятка.
   Просто не могли.
   Потом они замерли.
   А ещё потом - рванулись навстречу.
   - ...пусть свет и радость прежних встреч
   Нам светят в трудный час!
   А коль придётся в землю лечь -
   Так это ж только раз!..
   ...Я шёл вперёд и нёс перед собой беспощадно сверкающий клинок палаша. Я видел только этот летящий передо мной серебряный блеск.

264.

   Как солнце. За этим блеском надвигалась какая-то чёрная стена, и я выкрикнул:
   - РОСЬ!!!

Владимир Высоцкий

   Четыре года рыскал в море наш корсар!
   В боях и штормах не поблекло наше знамя!
   Мы научились штопать паруса
   И затыкать пробоины телами!
   За нами гонится эскадра по пятам,
   На море штиль - и не избегнуть встречи...
   Но нам сказал спокойно капитан:
   "Ещё не вечер!"
   Вот развернулся боком флагманский фрегат -
   И левый борт окрасился дымами!
   Ответный залп - на глаз и наугад! -
   Вдали - пожар и смерть, удача с нами!
   Из худших выбирались передряг...
   Но с ветром худо и в трюме течи...
   А капитан нам шлёт привычный знак:
   "Ещё не вечер!"
   На нас глядят в бинокли, трубы сотни глаз -
   И видят нас, от дыма злых и серых...
   Но никогда им не увидеть нас
   Прикованными к вёслам на галерах!
   Неравный бой... корабль кренится наш...
   Спасите наши души человечьи!
   Но крикнул капитан: "На абордаж!
   Ещё не вечер!"
   Лицо в лицо, ножи в ножи, глаза в глаза -
   Чтоб не достаться спрутам или крабам,
   Кто с кольтом, кто с кинжалом, кто в слезах -
   Мы покидали тонущий корабль!..
   Но нет - им не послать его на дно!
   Поможет океан, взвалит на плечи!
   Ведь океан-то с нами заодно!
   И прав был капитан -
   ещё не вечер!

* * *

   Я не очень помню подробности этой драки. Командир из меня тогда был никакой, и хорошо, что мои ребята в командах и не нуждались.
   Негров мы раскроили, как нож гильотины - брусок масла, после чего они мгновенно разделились на две части. Одна часть негров побежала откуда пришла. Вторую мы прижали к скалам и изрубили в считанные минуты. К этому времени я обрёл связность роечи и мысли, но взять команду на себя опять не успел, потому что на нас навалились с трёх сторон не меньше полутысячи - подошло подкрепление и, конечно же, не к нам...
   Дальше - опять провал. Я знаю, что дрался, но не помню - как. Кажется, до скал мы добирались вместе, а там рассеялись. Окончательно я "включился", когда понял, что тащу на себе, закинув его руку на плечо, Игорька Мордвинцева. Он вроде бы шёл сам, но из головы у него хлестала кровь, заливая мне плечо и лицо. Где-то на краешке сознания я удивлялся, сколько в человеке может быть крови... Танюшки рядом не было. Набо было остановиться, перевязать Игоря, но это оказалось невозможно - негры шли за нами по пятам. Позади меня держались Сергей со своей Ленкой и Колька Самодуров - он тоже потерял Вальку и вообще и вообще в правом плече сзади у него торчала толла. Олька Жаворонкова помогала ему идти.
   Сергей догнал меня.

265.

   - Не уйдём с ранеными, - сказал он. Вместо ответа я спросил:
   - Где остальные? Остальные живы?
   - Не знаю, - помотал головой Сергей. - Я не видел.
   - Танька где?
   - Не видел, я говорю!.. Олег, не уйдём мы с ранеными.
   - Так что же - бросать их?! - огрызнулся я. Под курткой у меня текла кровь Игоря, текла в штаны, текла по ноге, в сапог...
   - Олег, - сказал Игорь, и я наконец-то посмотрел, что у него с лицом. Голова у него была разрублена наискось, череп расколот, а вторая рана обнажала в рассечённыом левом плече лёгкое, пузырящееся розовой пеной. - Хватит, положи меня. Всё кончено. Я отыгрался.
   Врать я уже не мог. Да и не хотел, да и нечестно это было. Я просто тащил его, но Игорь вдруг потяжелел ещё сильней и попросил:
   - Олег, не мучай меня. Очень больно.
   И повис совсем. Окончательно, только ещё дышал - с хрипом, с клёкотом.
   - Умирает, - сказал я и потащил его в сторону с тропки, в кусты. - Сергей, дальше, веди дальше!
   - А ты?! - он кусал губы.
   - Я останусь с ним, потом нагоню... Мотайте отсюда! Сергей, не сходи с ума - уходи, я догоню!..
   ...Я втащил Игоря под вывороченные корни. Он опять пришёл в себя и, нашарив мою руку, сказал:
   - Темно... Олег, Ирка остаётся одна...
   - Всё будет нормально с ней, - пообещал я. - Я клянусь.
   - Как обидно, - на губах Игоря лопнул кровавый пузырь, он широко зевнул. По дороге пробегали негры, но я это слышал как-то очень-очень отдалённо, словно всё это меня не касалось.
   - Что остаётся от сказки потом -
   После того, как её рассказали? - спросил Игорь.
   Потом он умер.
   ...Я догнал наших примерно через километр. Но негры догнали их ещё раньше. Кажется, Колька совсем ослабел, а остальные не бросали его до последнего.
   В общем, я метров за двести увидел, как Сергей пятится перед десятком, не меньше, негров - они не спешили нападать, потому что на тропе по пути Сергея лежали уже три или четыре трупа. Ленка прикрывала Сергею спину с рапирой наперевес.
   Чуть ближе ко мне Колька, держа топор в левой, тяжело отмахивался от негров, наседавших на него и отрезавших его от остальных. Олька, прижатая к кустам на обочине, вращала корду в обеих руках, рубя с потягом.
   Я опоздал... Колька завязил свой топор в основании шеи одного из негров, не смог - с левой - быстро его выдернуть... Ассегай ударил его в бок - под вытянутую руку. Колька отпустил топор, схватился за ландскетту, его ударили в спину, и он упал. Уже на бегу я увидел, как он, приподнявшись, всадил выхваченный левой рукой охотничий нож в ступню одного из чёрных.
   Каким-то невероятным усилием Олька пробилась к лежащему, раскидав негров - и, встав над ним, отчаянно рубила кордой. В неё начали бросать толлы, и я, не добежав каких-то двух десятков шагов, увидел, как она закачалась и, осыпаемая ударами клинков, упала, прикрывая Кольку своим телом.
   Наверное, их изрубили бы в куски, но тут я, наконец, добрался до негров. Они очень увлеклись, поэтому я прикончил троих раньше, чем они опомнились - одному снёс руку с плечом, второму перерезал горло дагой, третьему всадил палаш между лопаток - и тоже не не сразу освободил лезвие.

266.

   Ятаган раскроил мне левое плечо и грудь под ключицей. Ликующий вопль захлебнулся - дага вонзилась в орущую пасть негра, скрежетнув о позвонки. Замахнувшийся топором схлопотал пинок в живот - такой, что его унесло в кусты, а в следующий миг я, в приседе крутнувшись волчком, подсёк коленки ещё одному и вывалил ливер другого ему же под ноги. Третьего я отоварил в висок кулаком с зажатой в нём рукоятью даги - он свалился без писка.
   Потом я метров пятьдесят гнался за убегающими неграми, почему-то не догнал - и, остановившись, обнаружил, что у меня в правом бедре торчит толла. Лезвие ощутимо скреблось о кость, и я, вырвав толлу, вскрикнул и выругался.
   Ленка старалась остановить кровь, хлеставшую из раны в боку у Сергея. Какой-то негр уползал, пачкая за собой траву кровью и поносом, в кусты. Я догнал его и, наступив на спину, рывком за спутанные жёсткие волосы переломил ему позвоночник. Потом подошёл к нашим.
   Олька была мертва. Это я понял сразу - в горле у неё торчала толла, это не считая всех остальных ран. Я оттащил её в сторону - правая рука слушалась плохо, её окатывали волны боли, от которых мутилось в глазах, а земля начинала казаться толстым слоем резины.
   Олька напрасно пожертвовала собой. Серые глаза Кольки равнодушно и внимательнро смотрели сквозь меня куда-то... не знаю - куда. Может быть - туда, куда уходят все окончившиеся сказки?
   Я нагнулся ниже - закрыть ему глаза. И упал в глубокую-глубокую яму, откуда меня вытащил Сергей - он волок меня, как я недавно Игоря, а одновременно бил по щекам свободной рукой.
   - Пусти, я сам пойду, - прохрипел я, с удивлением обнаружив, что сам несу свой палаш, хотя руку ощущаю плохо. Я кое-как был перевязан, сам Сергей - тоже. Идти, впрочем, мне не хотелось. После того, как за полчаса на моих глазах погибли трое моих друзей, мне хотелось умереть, только как-нибудь так, чтобы не прилагать к этому усилий... и не очень больно, потому что и так уже хватит боли...
   Я волокся куда-то сквозь эту боль, как сквозь густой, горячий, приторный кисель. И ненавидел себя за то, что я ещё жив, когда все мертвы, что у меня не хватает духу вонзить дагу себе в сердце, так легко и просто - ещё чуточку боли, а потом - покой и тишина...
   - Сергей, убей меня, - попросил я его. Он выругался и покосился на меня дико.
   Потом я увидел Танюшку. Она вышла навстречу из-за кустов, а следом ещё кто-то, и ещё - и ещё несли носилки, на которых лежала Кристина, я узнал её сразу.
   - Ты весь в крови, - Танюшка уронила залитую кровью корду, и та вонзилась в землю.
   - Это не моя кровь, это Игоря, - я забыл о том, что и сам ранен, поискал глазами Ирку Сухоручкину и сказал: - Ир, Игорь убит, - потом мой взгляд наткнулся на Вальку Северцеву, и я добавил: - И Колька убит тоже...
   Ирка заплакала, спрятав лицо в ладонях. Валька рассеянно посмотрела вокруг, покусала губу.
   - Значит, и брат, и парень... - она медленно улыбнулась.
   А потом вогнала стилет, который держала в левой руке, себе под левую грудь.
   "Ну и правильно," - подумал я. И снова потерял сознание.

* * *

   В последующие несколько часов на вынужденном привале я ещё несколько раз приходил в себя и отрубался. То ли от потери крови, то ли от нервного перенапряжения... В бездонном безверменье ко мне приходили Олька, Игорь, Колька - живые, и тоскливый ужас выталкивал меня "на поверхность".

Кто-то принёс трупы - сходили, не побоялись. Это было правильно. Похоронить их по-человечески - мы были обязаны сделать это... Вроде бы плакал Андрюшка Соколов - а

267.

   потом оказалось, что это правда. И ещё оказалось - его Ленка Черникова погибла буквально в шаге от него, ей разрубили голову топором...
   Не было Вадима. Не было Джека, не было Ленки Власенковой с Олегом Крыгиным. И Серёжки Лукьяненко с Вильмой не было тоже, и Богуаш, и Наташки Бубнёнковой...
   Была ночь. Глухая, полная барабанов где-то неподалёку... или, может, вдалеке, по здешним ущельям звуки разносятся странно... Чёрная, полная вязкого ужаса - ночь... Клинок выскальзывал из моих ножен снова и снова, падал передо мною, словно шлагбаум... Это было хуже смерти, это было нечестно - такая мука от мысли, что я привёл своих друзей сюда на смерть. Я не хотел, я не мог хотеть их гибели - я всего лишь пытался остаться собой... или стать кем-то лучшим, чем раньше...
   Я заплатил. И, наверное, ещё не всё.
   Безднга мучения... Интересно, каков был конец всех вождей, князей, конунгов, королей этого "мира низачем"?.. Чарльз, принц Великобритании и король Срединного Королевства, погиб раньше, чем его настигло это отчаянье...
   Как же ему повезло.
   - Олег, вставай.
   Я безучастно поднял глаза. Танюшка стояла передо мной, тоненькая, сильная и прямая, как выкованный из стали восклицательный знак, держа руку на поясе. Левая рука (рукав куртки оборван у плеча) была замотана повязкой от локтя и выше. Повязка намокла от крови...
   И её ранили.
   - Зачем? - спросил я.
   - Надо хоронить наших и идти дальше.
   - Зачем? - повторил я. - Всё кончено, Тань.
   - Не смей так говорить, - тихо, но упрямо сказала она. - Мы же погибнем без тебя, Олег...
   - Пусть ведёт Саня... - я поморщился. - Андрюшка вон Альхимович... А меня оставьте. Я кончился.
   - А я? - так же тихо и упрямо спросила она. - Что прикажешь делать мне?
   - Что хочешь, - равнодушно отозвался я. - У нас больше ничего не будет, Тань, пойми же ты это. Мы будем идти и идти по этому проклятому миру, убивать, убивать, убивать - и умирать сами... в этом смысл жизни? Потом - придут другие, будут убивать и умрут... Вон Валька решила правильно. Я бы тоже так сделал, но я боюсь...
   - Не смей так говорить! - она топнула ногой. - Я же знаю!.. Мы же люди!..
   - Мы не люди, - я вздохнул. - Мы копии. Картинки на экране. Пешки на доске... Настоящие Олег и Танька там. Там. Они там и живут по-настоящему. А мы - мы какая-то еба...ая игра. Просто чья-то игра в войну, Тань... Оставь меня в покое. Всё.

Группа Hi-Fi

   Я один -
   я как ветер!
   Я пью земную благодать.
   Гаснет день -
   и под вечер
   светило тоже хочет спать.
   Снова ночь летит раненой птицей,
   И дрожит огонь усталой свечи...
   Проплывают знакомые лица,
   Но им не понять
   беспризорной тоски...
  
   Где ты,
   Мой ангел-хранитель?
   Возьми, если можешь,
   Меня к небесам!
   Убежал
   Я из дома,
   Бродил по сказочным мирам!
  

268.

   Я прошу - забери меня, мама,
   С улиц городских
   Обратно домой...
   Я послушным и правильным стану,
   Я хочу домой -
   А здесь я чужой...
  
   День прошёл
   незаметно,
   А я на улице опять...
   Где же он?
   Спит мой ангел...
   Я не желаю погибать!!!
  
   Танюшка стояла на том же месте... но словно бы отодвинулась.
   - Помнишь. - задумчиво спросила она, - мы говорили о рыцарях?о справедливости. О борьбе?
   - А... - я усмехнулдся. - Да. Говорили. Чушь...
   - Так вот, - она покусала уголок губы острым белым зубом. - Ради той чуши... Нет, погоди. Я тебя люблю. Просто так люблю. Но ради той чуши, Олег, я ещё и уважала тебя. Ради той чуши стоило жить, - она вдруг по-мальчишески сплюнула и без насмешки сказала: - Жалко смотреть, когда кто-то оказывается недостойным своей же мечты... - она повернулась, чтобы уйти. Но, наверное, ей тоже было больно и тошно, потому что она добавила мне - уже через плечо: - Ну - кто прыгнет выше радуги? Эх, ты!..
   Какие-то несколько секунд я смотрел в её удаляющуюся прямую спину. Но за эти секунды перед моим мысленным взором пролетел калейдоскоп картинок. Странно - просто-напросто фрагментов из недавно вышедшего фильма "Выше радуги не прыгнешь", который очень нравился мне... и Танюшке. Словно кто-то продёрнул перед глазами склейку из отдельных ярких кадров. Весёлый такой и немного грустный фильм о... ни о чём... и обо всём... и о нас, и о том, что...
   - Тань, что ты сказала? - спросил я в спину. Наверное, что-то такое... ну, такое было в моём голосе. Потому что она обернулась. - Повтори, что ты сказала.
   - Кто прыгнет выше радуги? - с вызовом повторила она.
   - Да сам же Радуга и прыгнет, - ответил я. Вздохнул. И поднялся. - Ладно. Пошли. Попробуем... прыгнуть выше радуги.

* * *

   Убитых мы похоронили в расщелине под скалой недалеко от места последнего бивака. Им не досталось даже окротких надписей - мы боялись, что негры разроют могилу.
   Но, пока мы живы, мы их не забудем. Это тоже - памятник.
   Никто и не думал жаловаться, когда я объявил, что надо идти дальше. Мне почему-токазалось, что все видели мою слабость, но то ли никто внимания не обратил, то ли не хотели вспоминать.
   Кристина была тяжело ранена - не считая мелких "царапин" (которые там уложили бы любого в койку). Ассегай пробил её насквозь в районе солнечного. Ольги с нами больше не было, но и так все понимали - доставать его нельзя. Мне почему-то лезли в голову строчки из "Книги будущих командиров" - как фиванский полководец Эпаминонт был ранен при Мантинее: дротик попал ему в грудь, и он приказал обрезать древко, чтобы оно не качалось и не причиняло лишней боли. Потом, после боя, отдав последние распоряжения, велел вынуть дротик - и после этого умер.
   Кристина была без сознания. Иззубренную ландскетту с искорёженной гардой из её пальцев вытащить просто не удалось, так её и нескли на импровизированных носилках. Носильщики менялись, но я не мог - плечо... Мы шли через глумливо перекликающуюся барабанами ночь, словно раздвигая её собой. Шли в тишине, чутко вслушиваясь и сжимая в руках оружие. Шли, стараясь не думать, что где-то лежат, наверное, тела других наших друзей - и их даже похоронить некому...
   Что же - может быть, и мы будем скоро лежать так же. Это не причина для скулёжа.
   У меня снова начала промокать повязка на бедре. Кровь текла в сапог, и он захлюпал. Вот мерзость...

269.

   - Люди впереди, - неслышно подошёл Арнис.
   - Люди или негры? - быстро спросил я.
   - Я же сказал - люди... Вроде бы наши.
   ...Вадим шёл первым. Он нёс меч на плече и покачивался, припадая на левую ногу. Следом шёл Джек; потом - Ленка, Сергей, Вильма, Олег...
   Мы обнялись - я, Вадим, Сергей... Надолго обнялись. Потом, отстранившись, я хрипло сказал:
   - Всех вывел. Молодчина...
   - Не всех, - он посмотрел на Саню, который подошёл к нам и остановился чуть в стороне. - Саш, Наташку убили... Игорь, - окликнул он Сморча, - слышишь?
   - Слышу, - деревянно откликнулся вместо него Саня.
   - Мы на тропинке столкнулись... - Вадим прикрыл глаза, перевёл дух. - Её - ассегаем в горло, она сразу упала... Мы её вытащили, но... - он махнул рукой.
   - А где Богуш?! - отчаянно крикнула Наташка Мигачёва.
   - Богуш... - Вадим снова прикрыл глаза. - Если бы не он, мы бы все там остались... Они навалились, Джек упал... - я заметил, что у англичанина рассечён висок, волосы слиплись в кровавую сосульку. - А он встал там... с кистенём, и не подпускал... Ему... - Вадим скрежетнул зубами, качнулся, - ему голову смаху... Но он пять или шесть штук успел свалить, и нас прикрыл...
   Наташка зарыдала. Ленка Власенкова, подойдя, обняла её. Вот так, а я и не замечал, что она неравнодушна к поляку...
   - Где Олька? - спросил Вадим. - Пусть перевяжет, не могу больше...
   - Она больше никого не перевяжет, - сказал Сергей. - Её убили... И Кольку, и Игоря, и вообще... - он шмыгнул носом и скривился.
   - Я перевяжу, - Ингрид, державшаяся, как всегда, рядом с Басом, подошла к нам. - Я хорошо умею...
   - Тогда держи, - Сергей отдал ей Олькин мешок. - Работай.

* * *

   Жоэ был честен. Он ждал нас, пока мог.
   Сожжённая наполовину каравелла лежала боком на мели. Песок был истоптан и почернел от крови, валялся разный мусор. Вяло чадил большой костёр - остаток ниггеровсокго пиршества. Тут же, у чёрного борта корабля, лежали несколько голов.
   Жоэ был третьим слева.
   Мы одновременно подняли головы. Там, где стояла крепость, тянулись в утреннее свежее небо столбы дыма.
   - Север... - я осекся. - Джек, посмотри - нет ли там живых.
   - Да, - кивнул он.
   - Корабль сожжён, - Саня попинал борт, тронул его пальцем, с гримаской вытер испачканную руку о песок. - А нас двадцать два человека...
   - Двадцать один, - подошла Ингрид. - Кристина умерла.
   - Достаньте ассегай, - приказал я. - И похороните её.
   Но потом - не выдержал, пошёл сам посмотреть.
   Пальцы Кристины после смерти разжались, и ландскетта выпала. Я поднял шпагу, помедлил... положил её на грудь девчонке. Мышцы её красивого лица расслабились, нижняя губа чуть отвисла - и от этого Кристина казалась обиженной...
   ...Джек со своими прикатил из крепости четыре больших глиняных сосуда и принёс моток верёвки.
   - Плот, - сказал он. - Надо строить плот, иначе погибнем. Не спрячемся. Остров-то небольшой вобщем... У нас есть время - немного, но есть, они пока сюда не додумаются вернуться.
   - Через пролив на плоту? - Фирс покачал головой.

270.

   - Тогда можешь вернуться в горы и ещё несколько дней по ним побегать, - отрезал я. - Ладно. Похороните Кристину - и за работу!

* * *

   - Еды мало, - Ленка Власенкова тоже получила своё, она была ранена в левое плечо и в левое запястье. - Воды в эти кувшины войдёт литров по пятьдесят, всего, значит, двести, если по литру в день - это всем на десять дней. Думаю, хватит за глаза, а еды мало.
   - Поголодаем, - отрезал я, тревожно оглядывая холмы и лес на них. - Я вообще не жрать готов, лишь бы отсюда подальше...
   - Логично, - вздохнула она. - Ладно. Пойду укладывать, а то побросают, как попало...
   "Вот и всё, - подумал я. - Два часа - и всё. Мы уже ни про кого не помним. Дела и надо укладывать груз..."
   - Есть одна опасность, - раздался голос за мной, и я повернулся. Джек стоял около меня, машинально оттирая руки от чёрных пятен смешанной с грязью и гарью смолы. - Нас может подхватить течение. Плот не выгребет, не корабль.
   Джек говорил тихо и спокойно. Поэтому и я ответил так же:
   - Тогда что?
   - Тогда - Мальта. Пантеллерия. А дальше - Балеарские острова. Только до них есть риск уже не доплыть. Или, может, нас кто-нибудь подберёт.
   - Шансы?
   - На благоприятный исход? Три из десяти... Надо ещё все фляжки наполнить... Знаешь, князь, а умирать-то не хочется.
   - И тебе? - хмыкнул я.
   - И мне... А всё-таки, - он сощурил глаза, - на юге что-то есть. Недаром они так бросаются на всех, кто идёт туда!
   - Недаром, - согласился я. Потом задумчиво сказал: - И всё-таки ещё - странно они появились. Ведь не было их. И вдруг - на тебе! Как с неба...
   С плотом наши спешили, но делали его прочно. Море - это море... Плавника, обкатанного ветром, песком и водой, на берегу хватало, и все вкалывали - кроме девчонок, которые несли стражу и пытались напоследок поохотиться (аркебузу Вальки Северцевой взяла Наташка Мигачёва) да подсобрать травок и кореньев. Таскали воду в кувшины, набирали фляжки...
   Плот нарастал на мелководье.
   - А всё-таки я вернусь, - тихо, но упрямо сказал я.

* * *

   Ленка долго скребла котелком по дну кувшина. Ёжилась, словно на холодном ветру, что-то бормотала...
   Мы смотрели. Девятнадцать пар глаз. Танюшка, сидя на "условном носу" со скрещенными ногами, глядела в другую сторону - в море.
   - Ничего нет, - сказала ленка. Я знал, что она сейчас ответит, но внезапно на миг возненавидел её за этот ответ.
   Мы плыли двадцать второй день. Нам выпал тот самый один шанс из семи на десять. По расчётам Танюшки мы сейчас находились где-то южнее Сардинии.
   В первые два дня мы, не особо ограничивая себя, выдули кувшин воды - по всем приметам нас вроде бы несло в нужном направлении. И потом поздновато опомнились... Короче, к исходу десятого дня у нас оставался один кувшин, который в то утро кокнул Сморч. Случайно, конечно - рукоятью гизармы.
   Случись такое сейчас - его бы убили. Но тогда жажда ещё не добралась до нас по-настоящему. Сморч, конечно, скис почти до слёз, да и мы ругались, но - так... Сутки мы продержались на фляжках и надежде, что нас прибьёт к Сицилии (шутили про тамошнюю бессмертную мафию, вспоминали "La piovra" и Каттани...) Сицилию мы не

271.

   увидели, но прошёл дождь, и мы набрали кувшин и фляжки. Рыбалка была плохая...
   Одиннадцать дней - по стакану воды в день. Воду отмеряла Ленка Власенкова, и я отдал ей все аркебузы, сказав, что она может стрелять, если что.
   Надо сказать, я плохо подумал о своих. Они подсовывали воду девчонкам (Щусь - Сане!) Сперва я сделал то же несколько раз, но Танька не пила, и я сказал, что, если кто-то ещё раз попытается "сбагрить" свою воду - буду бить. Продуктов не было уже две недели...
   Сегодня вода кончилась. У нас оставалось где-то по поллитра во фляжках. Да и то - я подозревал - не у всех.
   Ещё несколько секунд я рассматривал Ленку, чувствуя, что борюсь с диким, мерзким желанием - закричать ей, что это она пила тайком воду, поэтому та и кончилась так быстро...
   Я тряхнул головой. Обвёл всех взглядом:
   - Вода кончилась, - сказал я, сам испугавшись сказанного. И повторил: - Вода кончилась. Всё, что у нас осталось - фляжки. И я сейчас спрашиваю всех - кто хочет пить?
   Послышались смешки. На меня глядели с исхудавших лиц покрасневшие глаза.
   - Ясно, - я откашлянул мерзкую сухость в горле. - Я знаю, что вода во фляжках не у всех, - я помедлил, вспомнив, как три дня назад, ночью, сам открыл фляжку и в страшных, непередаваемых муках несколько секунд боролся сам с собой, пока... пока не заткнул пробку обратно. Сейчас я выдернул её снова и, подойдя к кувшину, сунул в него руку и опрокинул фляжку внутрь. В тишине все слушали, как вода стучит о дно. Потом - капает. Звонко и медленно. Потом - всё... Я потряс фляжку. - Все по очереди подходят сюда и выливают воду. Никто не узнает, пустая была фляжка или полная. Но этой водой... - я снова сглотнул, - ей мы будем поить только девчонок. По полстакана в день.
   - У вас ещё раны не зажили!.. - начала Ингрид, но я прервал её:
   - У вас тоже. И я закончил на этом. Я не предложил, я приказал. Всё. Пошли...
   ...Танюшка подошла второй, потом вернулась ко мне на "нос", где я устроился, глядя вперёд. Она резко похудела, от чего неожиданно чётче выступили её формы. Глаза стали огромными, скулы выпирали, губы обметало. Я, наверное, выглядел не лучше, но подмигнул ей:
   - Сперва пьют лошади, потом дети и женщины. Джентльмены пьют последними.
   - Но ведь тогда уже ничего не останется, - усмехнулась она.
   - Вот именно... Тань, - я обнял её левой (правая плохо двигалась в плече), - если случится так, что я буду умирать - ты не вздумай меня отпаивать. Если доберётесь до берега - идите вдоль него на Скалу. Лаури вас примет.
   А про себя подумал, что смогу избавить Таньку от зрелища собственного медленного умирания. Вставлю дагу рукоятью во-он там между брёвнами - и упаду на неё. Ради Танюшки - смогу...
   Воды было около восьми литров. Должно было - больше десяти, но я отмёл эту мысль: всё, и никто никогда не узнает, у кого не хватило выдержки... Восемь литров - это девчонкам на четыре дня, если по двести пятьдесят... Они ещё будут пить, когда нас уже не станет... Потом у них будет ещё дня три.
   Неделя у них есть. Целая неделя.
   У нас - три дня.
   - Ленка, - сказал я через плечо, - выдавай девчонкам воду.

Николай Гумилёв

   Старый бродяга в Аддис-Абебе,
   Покоривший многие племена,
   Прислал ко мне чёрного копьеносца
   С приветом, составленным из моих стихов.
   Лейтенант, водивший канонерки
   Под огнём неприятельских батарей,

272.

   Целую ночь над южным морем
   Читал мне на память мои стихи.
   Человек, среди толпы народа
   Застреливший императорского посла,
   Подошёл пожать мне руку,
   Поблагодарить за мои стихи.
  
   Много их, сильных, злых и весёлых,
   Убивавших слонов и людей,
   Умиравших от жажды в пустыне,
   Замерзавших на кромке вечного льда,
   Верных нашей Планете,
   Сильной, весёлой и злой,
   Возят мои книги в седельной сумке,
   Читают их в пальмовой роще,
   Забывают на тонущем корабле.
  
   Я не оскорбляю их неврастенией,
   Не унижаю душевной теплотой,
   Не надоедаю многозначительными намёками
   На содержимое выеденного яйца,
   Но когда вокруг свищут пули,
   Когда волны ломают борта,
   Я учу их, как не бояться,
   Не бояться и делать, что надо.
   И когда женщина с прекрасным лицом,
   Единственно дорогим во Вселенной,
   Скажет: "Я не люблю Вас," -
   Я учу их, как улыбнуться,
   И уйти, и не возвращаться больше.
   А когда придёт их последний час,
   Ровный, красный туман застелет взоры,
   Я научу их сразу припомнить
   Всю жестокую, милую жизнь,
   Всю родную, странную Землю
   И, представ перед ликом Бога
   С простыми и мудрыми словами,
   Ждать спокойно Его суда.

* * *

   - Пить хочу, - тихо сказал Сергей. И, нагнувшись к воде, воткнулся в неё.
   Я выдернул его из моря за волосы и от души врезал кулаком промежь лопаток - так, что Сергей выплюнул даже то, что успел проглотить.
   - Этой дрянью не напьёшься, - внушительно сказал я, сам с трудом отводя глаза от сверкающей под лучами жаркого сентябрьского солнца водной поверхности.
   Если бы я умирал от жажды в пустыне, мне было бы легче, потому что я мог бы идти. А так? Десять шагов на восемь. И кругом тоже умирающие от жажды люди. Мои друзья...
   Сидеть и умирать - это очень страшно.
   Олег Крыгин что-то рисовал в блокноте уже совсем небольшим огрызком своего карандаша. Молчаливый Арией заполнял его своими зарисовками довольно регулярно. Ленка возле него чинила Олегу сапоги.
   В этой картине было что-то невероятно спокойное и непоколебимое. Настолько, что я подошёл и поинтересовался:
   - Что рисуешь?

273.

   Олег молча листнул несколько страничек. Это были воспоминания о Крите. Подняв на меня глаза, казавшиеся на совсем чёрном от загара лице почти прозрачными, он спокойно сказал:
   - Жаль, что тут нет ни холстов, ни красок. У меня накопилось полно материала для настоящих картин...
   - Ничего, - я выпрямился. - Нарисуешь ещё... Так! Приказ по плоту, блин! Начинаем приводить себя в порядок! Зашиться! Заштопаться! Залататься! Почиститься! Отмыться... по мере возможности!
   Головы инертных тел повернулись в мою сторону.
   - Ты что, очумел? - поинтересовался Саня.
   - Возможно, - подтвердил я. - Но мне не хочется подохнуть в драной куртке.
   - Ты сейчас вообще без куртки.
   Вместо ответа я швырнул ему его же сапог, лопнувший по шву:
   - Зашить!
   - Сбесился, - проворчал Саня, но полез в мешок. Остальные тоже зашевелились.
   - Вода осталась только на завтра и послезавтра, - сказала Танюшка, когда я сел рядом. Голова у меня кружилась, а вот пить уже не очень хотелось. - Олег, уже сегодня вечером самые слабые потеряют сознание. А послезавтра к вечеру вы все уже будете мертвы. Олег! - она вцепилась мне в руку. - Пожалуйста - попей! Сегодняшнюю мою порцию! Я умоляю! Пожалуйста!
   - Тише, - попросил я её, хотя она не кричала. - Танюшка, если земля ещё далеко, это меня всё равно не спасёт. А у тебя может отнять день или даже два. Если она близко, то я и так дотяну.
   Она не заплакала, только положила голову мне на грудь и тихо сказала:
   - Я хотела бы, чтобы мы с тобйо сейчас опять... Но... Хотя можно зайти за кувшины...
   Я с нежностью посмотрел на неё:
   - Там, за кувшинами, туалеты, а не спальни. Лучше зашей мне куртку, Тань...
   ...Вода колонки из-под руки брызжет веером, повисают в воздухе, рождая радугу, мельчайшие капли. Север прыгает в десятке шагов и хохочет. Что он машет руками, почему не пьёт? Воду надо пить. Воду надо пить, надо помнить, что её в любой момент может не стать... Я перестаю брызгаться и подношу к губам мокрую ладонь...
   ... - Земля!
   Я открываю глаза.
   - Земля... - Сергей не кричит, как мне сперва показалось, а хрипит эти слова. На потрескавшихся губах - капельки крови.
   Я тяджело приподнимаюсь. Те, кто ещё может, встали, остальные смотрят лёжа или сидя.
   Огромное алое солнце садится за острую, изломанную от скальных пиков, линию земли. Это не остров - она уходит вправо и влево, насколько хватает глаз. Плот медленно, но верно несёт к ней.
   Сил у меня больше нет. Но, кажется, мы всё-таки будем жить.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"