Верещагин Олег Николаевич, Тинтэль : другие произведения.

Снежные лисы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эту зимнюю сказку мы писали летом 2011 года вместе с солисткой одной из моих любимых групп. Работа остановилась сама собой. Но я глянул снова и подумал - жалко, что никто не прочитает... и выложил. Надеюсь, Тинтэль не будет на меня в обиде.

Олег Верещагин и Тинтэль

СНЕЖНЫЕ ЛИСЫ

  

Ищите белую лисицу...

Джэм. Лисы.

  

* * *

   Снег шел уже сутки.
   В этих краях такой зимы ждали давно: слишком мягкими были семь ее предшественниц. Древние старики недовольно ворчали, смотря на распускавшиеся в феврале цветы,  каждый знает: так не бывает, чтобы холодные ветра забыли дорогу к Лесу. Верно, зима только притаилась, ждет срока, когда человек забудет злое.
   И вот свершилось. Принесли ледяные ветра мертвых птиц, заморозили реки. И мир в одну ночь пропал с лица земли, похороненный под белым покрывалом.
   В маленькой деревушке, ютившейся на самом краю Леса, стемнело. Синие, крадущиеся тени медленно затопили улицы густой непроницаемой пеленой. Снег слизал следы людей и животных, укутал дома, мельницы и сады пушистым одеялом.
   Один за другим зажигались фонари, вспыхивали теплым золотым светом окна. Но чем ярче казался случайному путнику этот свет, тем страшнее и длиннее становились тени вокруг. Казалось, люди и животные одинаково отчетливо чувствовали угрозу в тихом шелесте падающего снега. Словно кто-то еле слышно бормотал непонятные, злые слова на давно забытом в мире людей языке. Может из-за этого жуткого бормотания, а может и из-за чистой случайности, на улицах деревушки было совсем пусто.
   В большом старом доме, построенном на отшибе, рядом с  деревенской Стеной, у окна в кресле сидел мальчик лет восьми.
   Он по уши завернулся в толстый шерстяной плед и, не отрываясь, смотрел на снегопад.
   Лисенок был дома совсем один, и ему было по-настоящему страшно.
   Ветер глухим неприятным голосом выл в трубе. А когда голос его смолкал, мальчику казалось, словно огромное косматое существо тужилось вырвать дом с корнем. Обнимало конопаченые мхом бревна, царапало стекла
   Мальчик пристально смотрел на возникавшие в неверном свете лампы белые силуэты снежных потоков. Лисенок так боялся этих сухих, шелестящих ударов и ледяного песка, залетавшего в тонкую щель в раме. Он знал  дом всегда был надежным убежищем для них с мамой, но эта маленькая предательская щель  была словно подземный ход для вражеской армии.
   Было так страшно. Так пусто. В мутное от хрустальных ледяных узоров стекло бились клювами злые птицы метели,  их темные слепые глаза смотрели хищно и неприятно. Мальчик знал - даже мыши на чердаке спрятались в свои гнезда, и испуганно жались друг к дружке, принюхиваясь к струйкам снежной пыли.

* * *

   Ему не открыли.
   Вообще-то было бы смешно, открой ему сейчас ворота. На такое надеяться - выставлять себя дураком. Но в глубине души он - с того самого момента, как вышел на накатанную тропку и заскользил лыжами быстрее и до того мига, когда увидел впереди просвет, а дальше - стену и створки - толстые плахи, стянутые чёрными скрепами - надеялся, что сейчас постучит - и ему откроют. Казалось, даже на улице в деревне будет не так холодно и снежно, как в лесу.
   -  Пошёл отсюда, бродяга, - был ответ, и он не стал ругаться или просить. Надежда - это здорово, но реальность именно такова, и он это знал. Умом. Сердцем... ха, пошло оно туда же, куда  послали его - в лес.
   Отъехав от ворот, он постоял в нерешительности. Конечно, в лесу можно переночевать в любую погоду. Даже в такую. Но... последние две сотни шагов по лесной тропке он был уверен: в спину смотрели. Кто - не понять, но драка в ночном зимнем лесу не лучшее, чем можно заняться. Лучшим была бы кружка горячего вина и много-много мяса с хлебом. Рот наполнился слюной, и он, внезапно разозлившись, заскользил вдоль частокола в сторону.
   Ну уж нет. В лес он не вернётся.
   Он проехал шагов пятьдесят, всё время ощущая, как кто-то идёт за кустами на опушке, смотрит сюда, на него, не выходя на росчисть только потому, что боится человеческого жилья. Взгляд был оценивающий и голодный. Скотство. Маниакальное желание здешних обитателей жрать. Хотя... зима. Снова представилось вино, мясо, хлеб или хотя бы сухари. Или хотя бы огонь, на котором можно разогреть свои припасы.
   На небольшом пригорочке он остановился, оценил высоту стены. Движение за кустами стало явным и интенсивным. Нет, оценивать уже некогда... Он выдернул ноги из лыж, провалился по колено в свежий снег, кинул лыжи наверх (упали неслышно - там что, большой сугроб?) и через миг сам перемахнул частокол - подскочил, подтянулся, переметнулся, услышав, как захрустели кусты, и даже усмехнувшись: фик. В лесу не напал - теперь облизывайся... если, конечно, есть чем, что и вообще ты собирался нападать, а не о погоде говорить...
   ...Лыжи лежали на крыше дома. Дом лепился к самому частоколу. Вот и вся разгадка.
   Он выпрямился в рост - осторожно, не хватало ещё всех внутри перебудить. Свет фонарей - тут горели фонари, какая роскошь и нелепость! - стал видел высокий мальчишка лет пятнадцати, в меховых плаще, куртке, перчатках-трёхпалках, унтах-пьексах и шерстяных штанах. Капюшон плаща упал назад - длинные рыжие волосы рассыпались, свет фонарей отразился в золотой пряжке на поясе, обрисовал тень длинного ножа - под рукой. Плащ на спине горбился - от вещмешка под ним. Рыжий мальчишка огляделся - глаза у него были большие, чуть раскосые, серо-голубые и внимательные - потом нагнулся за лыжами и осторожно переступил по крыше чьего-то жилища - намереваясь спрыгнуть в улицу и продолжить поиски ночлега...  

* * *

   -Лиса что из Леса придет налегке
   хвостом заметет следы на песке
   свои и мальчишки в дырявом плаще
   никто не заметит, как кроха исчез
   Голос Лисенка становился все тише, пока, наконец, совсем не умолк. Мальчик тяжело вздохнул. С самого детства он знал о том, что они придут за ним. Было бы так здорово, если бы это случилось сегодня.
   Лисенок слез с кресла, и подошел к столу, где рыдала восковыми слезами толстая пахучая свеча. Отковырял небольшую гроздь и, вернувшись, заделал щель в оконной раме.
   Снег  на подоконнике больно клюнул пальцы,  словно иглы воткнулись до самой кости. Лисенок обиженно отдернул руку и быстро спрятал подмышку  отогревать. От незаслуженного наказания на глаза сами собой навернулись слезы. А взгляд снова нырнул в прорубь заиндевевшего окна.
   Темнота за стеклом так и манила его. Как мальчик не сопротивлялся, его глаза упрямо смотрели именно туда,  куда не следовало. Там, в мерзлой синеве фыркал конь с глазами чернее колодезной бездны. И плыли флаги холодной, мерзлой смерти.
   Белой, как свежевыпавший снег.
   Когда напольные часы-куранты пробили девять, мальчик слез со стула и опустил ноги в успевшие остыть башмаки. Пошевелил пальцами ног, чтобы согреться и успокоиться, и тихо-тихо пошел от окна к елке. Лисенок с самого утра ничего не ел. И сейчас его живот возмущенно бурчал - ведь на колючих еловых ветвях, среди игрушек и гирлянд, висело так много вкусного. Спелые, пахнущие летом яблоки, крупные, привозные орехи в пестрой фольге и печенье, которое накануне испекли они с мамой.
   Мальчик снял с ветки пряник и стал медленно откусывать кусок за куском.
   Сейчас вся позолота и мишура казалась Лисенку тусклой и некрасивой. Что это за праздник, если проводишь его в одиночестве?
   Слезы защекотали кожу, но он словно не замечал ничего. Только сердце гулко забилось, когда в тишине хлопнула входная дверь.
   - Мама?  Спросил он темноту.
   Но вопрос так и остался висеть в воздухе.
   Дверь снова хлопнула, но на этот раз в комнату влетел холодный вихрь, плеснул колючим по лицу, задул свечи Он оказался в полной темноте. Серые и черные потоки меняли цвет, проявляясь черно-белой фотографией комнаты. Всего на мгновение ему показалось, что рядом с ним кто-то стоит.
   Но глаза слишком быстро привыкли к полумраку.
   В потемках Лисенок добрел до входной двери и захлопнул ее.
   Он зажег фонарь, и смел начавший таять снег в ведро для грязной воды. Потом натянул шапку и варежки, повязал шарф, одел пальто.
   И, зажмурившись, вышел в темноту.
   Лисенок еле смог устоять на ногах. Небо словно опрокинулось, и на деревушку упал еще один сумасшедший шквал ледяного ветра. От силы этой снежной, колючей волны у мальчика перехватило дыхание и едва не выпал из ладони тускло мерцавший фонарь. Хорошо еще, что при выходе он додумался не отпустить ручку двери!
   Лисенок  обернулся и увидел в темно-синей мгле размытое пятно света. Мальчик едва поверил своим глазам, ведь теплое сияние исходило от каменного лиса, возвышавшегося посреди двора.

* * *

   Надежда, что на улице окажется теплей и тише, чем за частоколом, не оправдалась. Наоборот - едва Эркен (так иногда звали рыжего мальчишку - когда ему хотелось, чтобы его звали, или когда он ничего с этим не мог сделать) соскочил с крыши в снег, провалившись почти по пояс и уронив лыжи, как зима взбесилась окончательно и залепила снегом лицо целиком, набросала полный капюшон и чуть не унесла плащ.
   Шипя от злости, Эркен выбрался из сугроба, отряхиваясь, потом вытянул лыжи и выпрямился. Он не успел ничего подумать или тем более сделать - дверь дома, по крыше которого он прогулялся, распахнулась, показался огонёк (кажется, фонарь в чьей-то руке), а затем проморгавшийся мальчишка увидел того, кто вышел из дома.
   Это тоже был мальчик, но едва ли не вдвое младше Эркена. Домашний - в пальтишке, в шапке с болтающимися ушами; свет высоко поднятого фонаря выхватывал из ветреной темноты цветную вышитую варежку и лицо. Странно - мальчишка смотрел на него, на Эркена, растерянно, удивлённо и недоверчиво... как будто увидел что-то странное и большее, чем заплёванный снегом подросток в мехах.
   - Привет, - поспешно сказал Эркен, не двигаясь, чтобы не испугать мальчишку. - Моё имя, - он так и сказал - "моё имя", а не "меня зовут", чтобы не было сомнений: невесть откуда взявшийся незнакомец человек, а не не-разбери-что, - Эркен. Я не здешний... Послушай, ты не мог бы спросить родителей... может быть, мне разрешат переночевать у вас? Я могу заплатить за ночлег и никого не стесню... а с рассветом уйду.
   Эркен поймал себя на том, что его голос стал почти умоляющим. Обычно он никогда и никого ни о чём не просил, но так захотелось в тепло, что было уже всё равно. Мысль, что его, конечно, не пустят - мальчишка сейчас просто захлопнет дверь, не дурак же он, чтобы самому пригласить с улицы в дом незнакомца?! - и надо будет брести куда-то. И, скорее всего, ночевать, вырыв где-нибудь в сугробе под забором нору и радуясь тому, что вокруг хотя бы дома с людьми, а не промороженный лес...

* * *

   Лисенок сделал пару шагов, и провалился в сугроб. Какая глупость! Лисы! Где им!
   Напротив входа в дом стоял вполне обычный, живой мальчишка. Снег сухими иглами впивался в лицо и глаза.
   -Привет.
   Незнакомец говорил тихо и  как-то слишком спокойно. Или это ветер во всем виноват?
   -Мое имя... Эркен. Я не здешний... - дальше Лисенок уже не слушал. Он понял, что нужно позднему гостю. Однако из вежливости все-таки выдержал паузу. Когда Эркен договорил, мальчик открыл дверь и приветственно кивнул головой: "Заходи".
   Чужак сделал пару шагов навстречу.
   -У меня нет имени. Мать называет Лисенком. А остальные - "выродком"....
   Мальчик вздохнул, жалея себя, но тут же с достоинством добавил:
   -Ты сам решай как удобнее. Я не обижусь... Мне надо уйти. А ты - оставайся. Еда - в печи, посуда на полке - увидишь.
   Лисенок еще немного постоял, ожидая сам не зная чего...
   Мысли в голову лезли самые неприятные.
   Такое разочарование... всю жизнь ждать чуда, а получить какую-то полумеру... Мать опять же будет злиться. Ну и пусть.  Все равно так дальше нельзя...
   Наконец он принял решение.
   Повернулся к гостю спиной и набросил капюшон.
   Он шел прочь от дома, и ему казалось, что с каждым шагом его сердце бьется все медленнее.
   Ветер исчез, и на землю валил крупный пушистый снег. Снежинки были огромными и падали так плотно, что мальчик ощущал их словно чужие объятия. Они слабо светились в темноте и вспыхивали звездочками, едва коснувшись его одежды. Призрачный хоровод завораживал, усыплял на ходу. Но исподволь, в глубине живота Лисенка копошился липкий страх, подымался все выше и выше. Все-таки он был слишком мал и слаб, чтобы довести задуманное до конца.
   Вдруг стало так тихо, что мальчик остановился.
   Но тишину оборвал голос, лившийся сразу отовсюду.
   -Зачем тебе жить с ними, мальчик? - Шептал падающий снег.  
   А Лисенок стоял, боясь пошевелиться. Лишь гулко билось о ребра упрямое сердце. Снежинки все светлели. Сияние становилось
   ярче и ярче, так, словно навстречу ему кто-то шел. Кто-то огромный.
   -Ты должен уйти со мной. Пойдем со мной, мальчик. Я не причиню тебе зла.
   В одно мгновение, как во сне, из сияющего вихря вылетел белоснежный конь с черными как ночь глазами. Хотя, пожалуй, решил про себя мальчик, глаза были много и много чернее чем ночь.
   Чтобы не смотреть в них, Лисенок поднял глаза вверх. И увидел всадницу. Ее волосы даже в неверном свете вспыхивавших снежинок казались безупречно белыми, как впрочем, и тонкое лицо лишенное каких-либо эмоций.
   Алые губы, светлые мертвые глаза в обрамлении молочных ресниц. И сплетенная из белоснежной шерсти одежда, украшенная когтями и гагатовыми бусинами.
   Она протянула руку. Но мальчик попятился.
   Его страх ушел без следа, но беловолосая была Чужой.
   -Вы пришли за мной? Зачем я - Вам?
   -Ты удивлен? Так долго ненавидел людей... Так искренне... А ведь желая чего-то вслух, ты должен был осознавать, что желания сбываются. Всегда. И особенно быстро они сбываются у таких, как ты.
   -Но это... не нарочно!
   -Хватит. Нам пора. Бросай эту гадость.
   Конь повернулся боком,  всадница схватила Лисенка за свободную руку и втащила его в седло, усадив чуть впереди себя.
   Фонарь же вырвала из руки и брезгливо отбросила в снег.
   -Держись крепче. Упасть с него - означает погибнуть.
   Им в лицо плеснуло колючего снега, и мальчик захлебнулся ледяной волной встречного ветра. В груди закололо, заныло,  и Лисенка скрутило в приступе натужного кашля.
   Белоснежный конь пресек сад, и в два прыжка одолел дорогу через поле...

* * *

   За четырнадцать лет жизни Эркена мало кому удавалось удивить. Хотя бывало с ним всякое, в том числе и такое, о чём и рассказывать-то - нарываться на насмешки и откровенное неверие, а то и колотушки. Правда, последние года два поколотить его удавалось редко кому.
   Но, когда мальчишка, который вроде бы приветливо (или равнодушно?) встретил его и пригласил в дом, Эркена удивился.
   Пригласить чужого в дом - и тут же уйти. Причём уйти... так. Как не из своего дома. Как вообще не из дома, а... да ниоткуда. Словно на дороге встретились.
   Эркен стоял посреди комнаты и непонимающе оглядывался. Ёлка (вспомнилось вдруг - ёлку ставил отец... дома... или это сон такой?). Пахнет хвоёй, пахнет печевом (рот наполнился слюной). Окно забрано узором мороза.
   Он посмотрел под ноги. С пьексов и плаща накапало на пол.
   Куда ушёл этот сумасшедший мальчишка?! Он тут живёт не один - с матерью. Эркен закусил губу. Если бы у него была мать - разве он ушёл бы?! В конце концов, какое ему-то дело? В деревне мальчишка не пропадёт, походит и вернётся. Раздеться сейчас и лечь - хотя бы на плаще в углу... а если придёт его мать, то как-нибудь получится объясниться. Не верилось почему-то, что мать этого мальчишки станет звать стражу или вообще поднимет шум. Лечь же, скорей... Закрыть глаза и хоть час поспать в тепле.
   Дверь поскрипывала - мальчишка, уходя, не закрыл её.
   Как, он сказал, зовёт его мать? Лисёнок... А остальные - "выродок". А настоящего имени нет.
   Вспомнилось: зима, кровь на губах, из носа, изо рта - его сильно избили и сбросили с обрыва на речной лёд. Посмеялись, стоя, приплясывая наверху: "Выродок, выродок!" И убежали. А он добрался до проруби, до полыньи. Долго смотрел, всхлипывая, в чёрное стремительное кружение, нагнулся, закрыл глаза...
   За капюшон старой куртки его схватил тогда старый Брант. Первый из тех, кто проявил к безродному мальчишке участие. Их было много. Справедливости ради сказать - больше тех, кто его пинал и гнал. Но намного меньше тех, кому на него было просто наплевать.
   Интересно, тут есть река? И кто в такую метелищу схватит мальчишку за шиворот? Капюшона на его пальто нет...
   Эркен выругался. Громко, резко, на родном языке. Широко шагая, прошёл к двери, кинул в метель лыжи, сам прыгнул на них - ловко, на едущие, ногами точно в крепления, зацепив ремни носками пьекс - когда лыжи уже ехали. Дверь позади захлопнулась, отрезая саму мысль об отдыхе. Мальчишка свистнул, пригнулся и помчался по сугробам - по быстро заметаемой цепочке следов. Впрочем, следы ему нужны и не были вообще-то...
   Фонарь - лежал в снегу, почти занесло. Эркен подцепил его на ходу, осмотрел, отшвырнул, летя по улице в белом вихре - если кто видел сейчас из окна его, то принял за часть этого вихря, не иначе. Следов не было - мальчишкины оборвались, других не появилось - но Эркен тихо рычал на бегу. Лучше бы прорубь. Неужели ОНА унесла мальчишку прямо из посёлка?! И неужели по лесу следом за ним, Эркеном, тоже шла ОНА? Не может быть...
   Он выскочил между двух параллельных стен в поле, на миг приостановился, словно бы принюхиваясь... и метнулся в метель - так, словно отдыхал все последние часы.

* * *

   Мать четырех несносных сестер, постоянно обзывавших Лисенка и не упускавших случая швырнуть в него какой-нибудь дрянью из помойной ямы, на мгновение выглянула из дома и выплеснула воду из чашки. Дверь хлопнула, и мальчик осторожно тронул носками ботинок теплые бока животного.
   В окнах этого небольшого, но опрятного домика сиял яркий свет. И синеву ночного мрака под стенами грели золотые пятна на снегу. Конь подошел почти вплотную к одному из них, и всадница жестом велела мальчику заглянуть внутрь.
   Когда Лисенок последовал приказу беловолосой, он словно обрел дар слышать и видеть сквозь стены. Запахло свежим хлебом, взваром и печеным карпом - так сильно, что желудок мальчика скрутило от боли, он даже невольно протянул руку - стащить кусочек со стола. Но это была обманчивая близость: рука скользнула по ледяному воздуху, и Лисенок уронил в снег варежку.
   На какое-то мгновение он снова ощутил себя сидящим на широком крупе коня...
   И опять вернулся в дом.
   У детей матушки Суницы не было праздничного дерева как у других. Их ведь привозили в деревню издалека, и стоили они дорого. Это Лисенку с матерью дед присылал золотые монеты в каждый второй лунный месяц. Другим так не везло. На массивном, застеленном вышитой скатертью столе в глиняном стаканчике стояла всего одна сосновая веточка, подобранная (Лисенок знал это почти наверняка) девочками под Стеной. Все знали: зимой деревья Леса трогать было опасно, но когда непогода дарила семена или ветки - никто ничем не рисковал.
   В Сочельник все семьи собираются за столом. И нет ничего удивительного в том, что Лисенок увидел сидящими на лавке веснушчатую Дару и пышнокосую Ядвигу, худенькую Кару и синеглазую Ксану. Но как же он был озадачен, когда обнаружил, что в доме, оказывается, есть еще одна, совсем крошечная девочка.
   Она была похожа на румяное яблочко: такая кругленькая, крепенькая и хорошенькая. Совсем не чета худым как селедки сестрам. Розовое личико обрамляли светлые кудряшки, выбивавшиеся из-под чепца, а вздернутый носик придавал ей такой задиристый вид. Малышка то радостно смеялась, то принималась сосредоточенно сосать пальчики.
   Лисенок смотрел на кроху почти с нежностью.
   Но досада все же вползла змеей в сердце. У него никогда не будет сестренки... Отец... чтоб его...
   Внезапно всадница коснулась его руки, и мальчик невольно вздрогнул, в одно мгновение оказавшись по другую сторону стекла.
   -Помнишь, как они над тобой издевались? За это мы испортим им праздник. Эта мелкая слюнтяйка умрет к утру. Они узнают боль более сильную, чем твоя, и ты будешь отомщен.
   Это было так страшно, так несправедливо, что Лисенок недоуменно обернулся.
   -Но я не хочу, чтобы она умирала! Она же ни в чем не виновата!
   -Как и ты, мой милый. Но поздно что-либо менять. Все уже началось. К тому же это единственный способ заставить их страдать по-настоящему.
   Всадница торжествующе улыбнулась и резко взмахнула ладонью. На этот раз Лисенка буквально швырнуло сквозь стекло.
   Кажется, он пытался что-то сказать им, окликнуть. Но они не поняли, не услышали ни слова...Потом... Потом он увидел, как становятся длиннее и гуще тени в углах, как серые  ленты, невидимые смеющимся людям, ползут по полу, мебели...
   По лицу Лисенка катились слезы. Но он был бессилен.
   Малышка вдруг выронила ложку, побледнела и стала заваливаться на бок. Потом ее подхватила на руки мать, и окно на глазах стало зарастать цветами изморози.
   А беловолосая смеялась. Одними глазами.
   И тогда, как и положено, мир перевернулся вверх ногами. Лисенок кого-то звал, требовал спустить его на землю, но всадница была беспристрастна.  
   -Что может слабый человеческий детеныш? Махать руками и орать? Тебя никто не услышит. Будь добр - оставь другим рыдать над ее судьбой. Теперь поздно сотрясать воздух!
   Тогда он ударил беловолосую по лицу. И она закричала.
   -Да что ты о себе возомнил дрянной мальчишка! Ты считаешь, что можно вот так посреди дороги поворачивать вспять?!!
   Всадница и конь стали в одно мгновение огромными как вязы за Стеной.
   Мальчик сидел в жесткой гриве мышонком, и изо всех сил старался удержаться на взвившемся под небеса коне. Но в его сердце уже встрепенулась птичкой безрассудная смелость.
   -Возьми лучше мою жизнь, а не ее!
    В то мгновение, когда последний звук осыпался снежинками вниз, все снова стало нормальным. Конь - размером с коня, а всадница -  невысокой, слишком бледной женщиной с выцветшими глазами.
   Беловолосая взяла его ладони в свои и, нагнувшись к его уху, тихо произнесла:
   -Еще не пришло твое время. Но если ты так хочешь спасти эту девочку, ты можешь подарить мне свое... детство.
   Лисенок ошалело посмотрел в ее холодные глаза. Они улыбались, но от этой усмешки становилось зябко. И...
   Словно вся тоска, которую он мог испытать за всю свою жизнь, вдруг решила сплестись в одну тяжелую сеть. И связала, спеленала его сердце.
   А потом стало так пусто... так...
   Он тряхнул головой и, сдавшись, отвел взгляд. А беловолосая захохотала. Странно, но именно этот злой смех придал мальчику мужества.
   -Что ж, если это все, что Вам надо, берите...
   Он крепко зажмурился и вдохнул изморозь с ее волос.
   Спустя самые долгие восемь минут его жизни, Лисенок открыл глаза и первым, что он увидел - были его руки. Одна была одета в варежку, а вторая...Старая и скрюченная, перевитая синими жилами, она лежала на белоснежной ладони всадницы.
   Конь неторопливым шагом шел по полю и снег уже не загорался, касаясь его гривы.
Серые облака вспыхивали от неслышимой и невозможной в такой холод грозы. А воздух пах весной, и ветер казался теплым и ласковым.
   -Ты наверняка успел пожалеть о содеянном.
   Она словно и не ждала ответа.
   -Нет.
   Мальчик пожал по-стариковски сутулыми плечиками, и посмотрел вверх. Снежинки облетали его лицо, не прикасаясь к сморщенной коже.
   -Куда Вы меня везете теперь?
   -Ты же и сам все прекрасно знаешь. Мы едем убивать. Это все, что я умею делать в совершенстве.
   -Тогда скажите мне, кто следующий?
   -Лекарь Бонце. Когда-то давно один маленький мальчик узнал, что лекари должны спасать от смерти, но Бонце не спас от нее собаку мальчика. Тогда...
   -Не продолжайте, пожалуйста. Я помню.
   Конь фыркнул и остановился. Лисенок прижал ладонь к пушистому боку, и чуткие пальцы расслышали слабое биение лошадиного сердца. Он осторожно погладил густую гриву, и с удивлением спрятал в ладони найденное в жестком волосе колечко.
   Зверь чуть повернул голову и с силой выдохнул.
   В морозном воздухе взвилось большое облако пара.
   -Что-то странное творится с моим конем сегодня. - Рассеяно произнесла беловолосая. - Но мы, кажется, приехали.
   Лисенок огляделся.

* * *

   Эркен потерял след в лесу.
   Это было почти невозможно, но иногда случалось и раньше, поэтому мальчишка не стал беспокоиться. Он остановился на тихой поляне - тут не было пурги, и Эркен внезапно понял, что снег-то не идёт, на открытых местах его поднимал с земли и кружил в вихрях ветер - и постарался перевести дыхание и успокоиться. Так учил Дориан. Если что-то пошло не так - подыши и успокойся.
   Дориан был третьим из тех, кто учил его за его недолгую жизнь. Дориана боялись во всей округе, где он жил. Черноволосый, желтоглазый, совсем молодой (на вид), он мог напустить на деревню мор или извести урожай на полях - да вообще сделать всё, что угодно. Он и делал всё, что угодно - пил, не платя, лапал и валял девок, горланил песни по ночам так, что соседи не могли уснуть, а потом подобрал проходившего через деревню мальчишку, который почти падал от голода. Стал кормить и всё - как будто забыл про него. А на пятый день пришёл домой вдребезги пьяный и вдруг сказал: "Думаешь, я не вижу, кто ты? Я всё вижу!" - и ударил Эркена по лицу. В первый и последний раз. А потом стал учить - словно бы между делом, в свободное время... но мальчик впитывал знания, как губка. Не все. От некоторых он отказывался. Сам не знал, почему. Учиться этому было всё равно что есть из выгребной ямы. Дориан смеялся, кривил губы, говорил: "Дурак!" И не настаивал.
   Что он не дурак, Эркен понял в ту ночь, когда Дориан умер. Может быть, самую страшную ночь в своей жизни. Дориан бился в двери комнаты сжавшегося в углу мальчишки, орал, выл, шатал, казалось, весь дом и ревел, а потом визжал одно и то же слово: "Возьми!" Под утро затих, а когда Эркен, трясясь от ужаса, выглянул, на пороге лежала мумия - мумия старика, корченная такой мукой, что мальчишка сбежал из дома тут же. За какой-то час до того, как собравшиеся со всей округи люди спалили дом...
   Но Дориан научил его многому. Большему - пожалуй только Роттэваль. Но тот был совсем другой и учил другому...
   Эркен вытянул руку и прошептал:
   - Хай-ююю...
   Снежный смерчик затанцевал посреди поляны, подластился к лыжам человека, как щенок, заплясал радостней. Он был готов вывести человека из леса. Но не по следу, который Эркен потерял. Этой просьбы он как будто не понимал, и Эркен со вздохом отпустил его.
   И в тот же миг почувствовал такой удар - извне, направленный в никуда, но обежавший всю округу - что покачнулся и сел в снег.
   Произошло что-то неправильное. Настолько неправильное, что - Эркен это ощущал - в округ умерли птицы в гнёздах, белки в дуплах и даже волк, ночевавший под выворотнем, вскинулся и рухнул мёртвый. И ещё - он ощутил, что это - не конец. И ещё - как к нему - ближе и ближе - по лесу мчится что-то опасное и стремительное.
   Что-то с мальчиком, подумал Эркен. Это ОНА. Зачем? Впрочем, сейчас, похоже, главное - сберечь самого себя.
   Он встал, доставая нож. И стал ждать.

* * *

   Они стояли у самого низкого участка стены. Здесь сильным ветром сломало одно из деревьев.
   Одна из веток повалила на землю человека, придавив его ноги. Бонце почти с головой замело снегом, но он все еще был жив.
   -Его найдут к утру замерзшим. Видишь - Лес успел наказать человека раньше нас. Едем дальше?
   Последнее слово словно зависло в воздухе. Всадница чего-то ждала.
   -Если Вы спрашиваете, значить я опять способен его спасти? - Тихо произнес Лисенок.
   -Да, только на этот раз у тебя ничего не осталось. Могу, правда, сделать так, что его ноги станут здоровыми, а твои - такими искалеченными как у него. Это бесполезно, поэтому бесплатно. Ему все равно самому не выбраться из-под дерева.
   Конь под ними возмущенно фыркнул и забил копытом
   -Тише, милый, тише...- белая рука успокаивающе погладила круп.
   Лисенок нагнулся к пушистым ушам и хотел было что-то сказать, но не успел - земля стремительно уносилась вниз - белоснежный скакун снова стал расти.
   Тогда лицо всадницы исказила гримаса злости - она отцепила от пояса длинный серебристый прут и три раза ударила коня по спине. Но он уже наклонил голову и зубами поднял дерево за верхушку. В это же мгновение в глазах у мальчика померкло от боли. Как во сне он наблюдал поднявшегося и удивленно оглядывавшегося по сторонам Бонце.
   -Надо же, ты перехитрил меня, милый.
   Голос всадницы звенел от напряжения. А бока коня становились все краснее и краснее от крови, сочившейся из собственного крупа и ног маленького старичка. Возможно, это только казалось Лисенку, но беловолосая довольно улыбалась. Так, словно была человеком.
   -Нам пора ехать дальше.
   Она хлопнула коня по крупу и подхватила заваливавшегося мальчика.
   -Ты же помнишь: спрыгнуть - означает умереть.
   Но ему было уже все равно.
   -Куда мы теперь едем?
   -Просто едем. Он найдет тебя сам.
   Глаза Лисенка медленно закрывались. Так холодно как сейчас ему не было еще ни разу в жизни. Хорошо только - все сильнее под ним трепетало живое тепло, и все громче стучало лошадиное сердце.
   Удар за ударом.
   Потом, когда перестал слышать и их, сквозь боль и сон он услышал задумчивый голос Беловолосой...
   -Он совсем рядом.
   И тут же в ее голосе вспыхнула насмешка.
   -О! Да ты, я смотрю, совсем ослабел...
   -Что-то все сегодня не получается так как надо, - проговорила наконец всадница со злостью, и замолчала. А затем мягко приподняла его лицо и поцеловала в лоб. Мальчик дернулся, широко раскрыв глаза, но каменные ладони не дали ему отстраниться.
   Ощущение было таким, словно одним махом всыпали мешок льда за шиворот.
   Но странное дело - от холодного касания губ Беловолосой по телу начало разливаться ласковое тепло, а боль в ногах разом утихла. Лисенок так хорошо почувствовал себя, что нашел силы удивиться вслух.
   -Зачем вам это?
   -Не переживай, все - временно.
   Всадница опустила руку в замшевый кошель на поясе и вытащила щепотку чего-то непонятного, смутно искрящегося на тонких пальцах. Затем бросила вперед и странный  порошок взвился легким облачком, которое становилось все больше, и больше, пока наконец  не расползлось вокруг, осветив призрачным светом всю округу.
   Лисенок огляделся.
   Вокруг них и даже над ними был Лес. Высокие, очерченные налипшим снегом кроны нависали над еле заметной из-за сугробов тропой.
   Снег совсем перестал идти, и Конь неспешно трусил вперед, выдыхая большие облака пара.

* * *

   На дальнем конце поляны снег взвихрился, отвердел, рассеялся, открывая фигуру человека в белом. Нет, не так - белого человека. Полностью белого.
   Эркен, зашуршали снежные струйки, змеясь по поляне и между кустов. Эркен.
   Мальчик скривился. Он-то надеялся, что его в лесу на тропе преследовала какая-нибудь осязаемая и просто-напросто голодная тварь. Держа нож остриём от себя, как меч, он ждал. Белый силуэт тоже был неподвижен.
   - Как тебя зовут? - окликнул его мальчик. - Почему ты меня преследуешь?
   Потому что ты мешаешь, посыпался колючий снег. Мешаешь нам. Мешаешшшшшшш... Уходи в деревню, переночуй и иди дальше. Твоего народа давно нет, и даже те, кого ты иногда вспоминаешь, как отца и мать - эти смутные силуэты в твоей памяти - были не твоей крови.
   - Назовись и дай мне пройти, - властно сказал Эркен. - Мне нужен мальчик, которого унесла ОНА.
   Зачем, удивился снег. Мальчика больше нет.
   - Он жив, я чувствую.
   Мальчика больше нет, настаивал снег.
   - НАЗОВИСЬ!!! - Эркен вытянул руку с ножом - стремительно - в сторону белого силуэта. И тот осел в снег - бесшумно. Растаял - за миг. Там, где он превратился в часть обычного снега, белела узкая тропка между кустов.
   Эркен подцепил лыжи пьексами. И, на ходу убирая нож, заскользил - теперь уже не спеша - по этой белой полоске.

* * *

   Лисенок начал погружаться в тревожный и рваный сон. Его качало из стороны в сторону. А беловолосая... кажется она что-то шептала. Говорила с кем-то.
   Вдруг впереди блеснула искорка.
   Пропала и снова загорелась.
   Конь ускорил шаг. И Лисенок  сонно отметил, как странно растет это  трепещущее пятнышко света.
   Однако всадница снова зашептала какие-то слова, и его веки начали наливаться свинцом.
Но конь внезапно перешел на галоп, а Лисенок едва не свалился  с крупа. А  огонек с каждой секундой становился все ярче, пока, наконец,  мальчик не сообразил, что это пламя разожженного кем-то костра.
   Когда они выехали на заснеженную поляну, Лисенок замер от удивления.
   -Эркен?
   Беловолосая со злостью хлопнула себя по бедру.
   От копыт коня зазмеились жгуты поземки, но внезапно  белое покрывало над ними лопнуло, и налетевший ниоткуда теплый ветер стал растаскивать серые клочья облаков. Теперь не только пламя, но и Луна бросали светлые блики на стоящего. И мальчик, сидящий на коне, ощутил, как страшно колотится в груди его сердце.
   Эркен но зачем ему это?
   Он не увидел Лисенка. Не повернул голову, не помахал в приветствии рукой.
   -Он думает, что это ты в беде, и  пытается тебя защитить. - Дурак.  Всадница хищно улыбнулась и кивнула на одинокую фигуру.
   А потом сжала ледяной рукой плечо мальчика.
   Так больно, словно одежда и кожа не были преградой для этих жадных страшных пальцев, забирающих тепло и радость.
   И снова не стало никаких чувств. Ничего. Пусто.
   Только ветер шумит в кронах.
   Или нет?
   Он знал эту песню.
   Такой далекий и чужой, Эркен, склонившийся над пляшущими языками пламени, тихо пел непонятные Лисенку слова. В свете костра его волосы, выбивавшиеся из-под капюшона, казались красными, а сияющие, вспыхивающие изумрудными искрами глаза, смотрели в огонь с бесконечной печалью.
   Ветер усилился, и огоньки, отрывавшиеся от пламени, стали складываться в странные узоры, смутно мерцавшие в тонкой ткани сизого дыма.
   - Глупец.
   Всадница приподнялась на стременах и шелестящие слова поземкой застелились над облитыми лунным молоком сугробами.
   Пустота внутри сердца Лисенка, словно слишком маленькая чашка в мгновение переполнилась. Болью, жалостью, страхом, благодарностью. Так много всего слишком много Мальчик прижал старческие ладошки к сморщенному лицу и понял, что плачет. Он где-то потерял вторую варежку, и теперь пальцы отчаянно болели от холода.
   А Беловолосая наконец отпустила его и уже улыбаясь плела свою песню, каждый звук которой наполнял воздух искрящимся льдом.
   Лисенок попытался шевельнуться, но руки и ноги не слушались его. Он знал, что не хочет этой смерти, и не должен ее допустить. Но отчаяние захватило его сердце  у него не осталось ничего, что можно было бы отдать Всаднице. И не было сил что-либо предпринять.
   - Эркен, беги.  
   Губы не слушались его, а слова сломались в горле, раскрошились больно царапающими крошками.
   В тот самый миг, когда последний хрип вырвался из старческого горла, ветер застонал в гнущихся под шквальными ударами ветвях, и Эркен обернулся в их сторону.
   -Беги - Лисенок уже почти ничего не видел из-за слез, но и этого хватило, чтобы различить взгляд мальчишки у костра. Он не побежит.
   А потом Беловолосая взмахнула рукой, и Эркен рухнул в снег, взметнув сноп искр и волну серого пепла.
   А следом упало в сугроб упущенное Лисенком кольцо.
   И упущенные слова..
   - Лучше бы ты...
   Все смолкло.
   Ни ветра, ни скрипа снега.
   Мир обернули ватой.
   Тихо, тихо, так тихо, что даже кричать бесполезно,  не выйдет. Все  прахом.
   Вата.
   Это она виновата в том, что мальчик зажмурил глаза и обнял убийцу, прильнув заплаканным лицом к ее груди.
   И все стало снова как прежде.
   Страшным и холодным.
   Лисенка хлестнуло по лицу, толкнуло
   И уже падая в снег, он услышал голос Эркена, и понял, отчего Беловолосая кричит.
   Ее лицо было искажено ужасом, а руки - прижаты к груди. Мальчик знал, там, в глубине непривычно больно и горячо бьется сердце.
   Потом был удар и темнота.

* * *

   На этот раз он вытропил след верно. И почувствовал, что устал - смертельно.
   Не дело. Не годится такому встречать опасность. Даже если, может статься, удастся договориться добр... нет, не добром - миром.
   Сколько у него времени - Эркен не знал, но, воткнув в снег лыжи, натаскал кучу хвороста, поджёг её, чиркая над клочком трута из берестяной скрипучей коробочки кремешком о зубчатое кресало. Этот камень называют кремнём, хотя он - пирит. Так говорил мужчина со странным именем Андрей, четвёртый из его учителей...
   На вторую кучку хвороста он сел. Стянул трёхпалки, воткнул их на лыжи. Опустил руки почти в огонь. Желудок бунтовал, не желая осознать важности момента - требовал еды. Эркен усмехнулся, щёлкнул пальцами - пламя затанцевало. Тихонько посвистел, хотя этого делать не стоило - любопытные ветра могут сунуться сюда, а тут и своего ветра хватает... И стал мурлыкать-напевать себе под нос:
   - Вот осень приносит на лапках листву
   Шуршит за окном и завет на дорогу
   Я слышу ее я один из немногих
   Кто, плюнув на все, упадет в синеву
  
   Холодный ручей зазвенит на холме
   И солнце откроется огненной птицей
   И рыжим хвостом замелькает лисица
   И иней укроет густую траву
  
   Ищите рыжую лисицу
   Во сне и наяву,
   Когда вам плохо спится
   Ищите рыжую лисицу...
   ...Нельзя было делать этого. Ничто так не уводит человека из реальности, как хорошая песня... Да и не узнал он голоса - первый крик был похож на карканье, на старческий хрип.
   Когда он обернулся - было уже поздно.
   Конь и Всадница оказались рядом, и холодный ветер качнул сидящего мальчишку. Потом он услышал уже отчётливое:
   - Беги! - и стремительно поднялся, не затем, чтобы бежать, конечно - это всё равно было бесполезно - а затем, чтобы успеть сказать... но его ударило невидимое белое пламя, выметнувшееся из вскинутой руки - тонкопалой, изящной, в качающемся широком рукаве с морозным узором - и Эркен, раскинув руки, рухнул рядом с костром. Наверху завертелось неожиданно чистое небо, повели хоровод Луна и звёзды... и понимание того, что никто не найдёт его тут и не спасёт, было нестрашным.
   Но не помочь мальчику - мальчик был здесь, только с ним случилось что-то... странное?.. страшное?.. - Эркен не мог. Иначе чего он стоил и зачем так жадно учился, отмеряя мили и мили по миру, который не торопился быть ласковым ни к кому?
   Мысль о том, что, если он умрёт, то Лисёнок пропадёт тоже, остановила хоровод в ночных небесах.
   Эркен привстал на локте и вытянул руку - ладонью вверх - в сторону высящейся совсем рядом всадницы:
   - Посмотри и бери, это - Жизнь! - выкрикнул он.

* * *

   Лисенок смотрел вверх, туда, где в гагатовой черноте мерзли зимние звезды, и плыла круглая красавица луна. Где-то неподалеку горел огонь, от которого несло едким дымом и не менее едким теплом.
Он снова был похож на мальчика. Но что-то непривычно сжимало его палец. Лисенок поднял руку и увидел кольцо, найденное в гриве снежного  коня. Только теперь он смог как следует его рассмотреть. Серые веточки сплетались в простенький узор, украшенный крошечными полупрозрачными камнями. Нелепо и скучно. Мальчик еще немного посмотрел на украшение и опустил руку.
   Ему было все равно. Лисенок знал, что еще немного, и чужаки уйдут. Они знают правила. Он - теперь не принадлежит им. Он упал с коня.
   Но они не спешили.
   Тот, что выглядел как великан, подошел к нему и взял на руки. Его дыхание обжигало кожу, и Лисенок попытался было протестовать - но Эркен, да это был тот самый странный парень, так посмотрел, что мальчик замер и равнодушно отвернулся.
   -Зачем ты так? Все ведь... - шепот оборвался и снова навалилась тишина.
   Эркен донес его до костра и бережно опустил на расстеленный плащ.
   Жар был так невыносим, что Лисенок поднялся на локтях и сгреб ладонью горсть снега.
Потом попытался съесть его, но долговязый выбил прохладный комок из руки. И, опустившись с ним рядом на колени, насильно влил ему в горло что-то горячее и вонючее. А потом резко ударил его по лицу.
   Сам не ожидая того, Лисенок заплакал, и чем дольше лились слезы - тем холоднее ему становилось. И легче.
   Наконец он успокоился, и Эркен, севший напротив, устало улыбнулся.
   -Жаль, что есть у нас нечего. Ты ведь тоже голодный.
   Потом его лицо посерьезнело
   -Не хочешь отпустить ее?...- Парень кивнул на  женщину, лежавшую под пологом огромной ели.
   Лисенок с трудом поднялся и, пошатываясь, подошел к дереву.
   -Она больна.
   Эркен насмешливо кивнул
   -Я вижу, ты тоже жалеешь тех, кто возможно жалости и не заслуживает...
   Лисенок нагнулся к лицу лежащей. Ее сотрясал крупный озноб, не смотря на теплую одежду и накинутый на плечи плащ. Мальчик попытался отойти, но женщина схватила его пылающими руками, и внезапно, по одному прикосновению этих цепких пальцев, Лисенок узнал в ней Всадницу. Только теперь в ее светло-синих глазах не было отстраненности. Они были живыми и заплаканными.
   Изумрудные же глаза подошедшего к ним Эркена были наполнены гневом. Впрочем, как и его голос.
   -Не стоит, Лисенок, не стоит.
   Он оттолкнул Беловолосую, и она упала, жалобно заскулив.
   Мальчик в недоумении уставился на всадницу, еще недавно казавшуюся ему самым страшным существом в мире.
   -Ты сжег слезами ей  подаренное мною сердце, и она умирает. Если беловолосая погибнет до рассвета - ты не сможешь вернуться к людям. Поэтому надо придумать, как бы продлить ее жалкое существование.
   -Но жалко же... А если я не хочу быть человеком?
   -А кто тебе сказал, что ты человек? - Эркен зло рассмеялся.

* * *

   - Кто сказал тебе, что ты - человек? - повторил Эркен, оборвав смех. Отстранил мальчика, наклонился над женщиной. Сейчас он не ощущал злости или гнева. ОНА была такой же чужой в мире, как он сам. И едва ли понимала, что делает что-то плохое. Вернее - едва ли в её сознании вообще было место понятию "плохо". Завести человеческого ребёнка в лес танцами и весельем - и бросить там: не со зла, а потому, что внезапно надоел - например, это ведь тоже не зло...
   Ведя за руку мальчика, Эркен вернулся к огню, скинул с плеч вещмешок, порылся в нём. Поставил на угли сбоку от огня котелок, в который нагрёб немного снега - когда растает, можно будет добавлять ещё и ещё. Вытащил сухари, тихо ругнулся - сколько раз его учили, что сухари надо носить под одеждой, ближе к телу - и три полоски вяленого мяса.
   - Вот, это всё... Давным-давно, - начал он, раскладывая на вещмешке еду и не глядя на мальчика, - жил в этом мире народ... странный народ... - и вздохнул. - А... незачем. Больше его нет. Почти совсем нет. А тех, кто есть... их хорошо видно, особенно в детстве, когда они ещё не умеют врать и прятаться - и живущие ныне... не все, но многие... зовут их "выродками", пока они маленькие и начинают бояться, когда - если - они вырастают. Боятся их и по ночам приносят им подарки и просьбы... разные. Вылечить дочь. Или извести чужую дочь... А лучше всего просто не дать им вырастать. Это легко сделать, пока "выродок" маленький... и не жалко, ведь он же "выродок"... А для тех, кто вообще НЕ ЛЮДИ - как твоя знакомая, - он кивнул в темноту за кругом огня, - потомки этого народа притягательны по другим причинам... Скажи, Лисёнок, ты всех жалеешь? Я же видел, только не понял сразу - она отобрала у тебя годы, чтобы стать сильней и поразвлечься... Зачем жалеть её? Что она тебе дала? Что пообещала? Или ты и правда жалеешь её потому что - жалеешь? Подумай, скажи, и мы решим, как нам быть дальше.
   Он положил в закипающую воду ещё один комок снега.
   Лисенок растерянно посмотрел в присмиревший огонь. А потом, решившись, взглянул в горящие глаза Эркена.
   -Десять лет назад моя мать пришла в Деревню. Она была беженкой, как и многие тогда. Но у нее было золото. А оно тут открывает любые двери. Потом городов не стало, и беглецы стали умирать. Ее пожалела одна из старух. Дала оружие и отправила в лес. Сказала убить черного лиса, чтобы из когтей сделать снадобье. Мать долго его искала, а когда нашла - не смогла выстрелить. Он показался ей слишком красивым.  Она осталась ночевать в лесу. Утром нашла возле себя шкуру с нетронутыми лапами, в которую был завернут маленький ребенок. Этим ребенком был я...
   -Она пожалела меня и забрала с собой. Назвала сыном.
   Лисенок замолчал, переводя дыхание. И не выдержав немого вопроса в чужих глазах, отвел взгляд.
   -Может она и лгала мне. Я не знаю. Она не любит меня. Жалеет. Не дает в обиду зря.... Хотя.... мне и эта жалость... Но если бы не она... я ведь совсем один, Эркен! - Последние слова он почти прокричал сквозь слезы.
   Зеленоглазый взял его судорожно сжатые кулаки и бережно распрямил пальцы мальчика. Но Лисенок вырвал руки и вытер глаза рукавом.
   -Ты упрекаешь меня в жалости к НЕЙ. А сам, почему меня пожалел? ЭТА мне ничего не обещала! Она...
   Он  уставился на Эркена, внезапно кое-что осознав
   -Она кое-чему научила тебя. Скорее всего, не специально. Но все-таки?
   Лисенок неохотно кивнул.
   -А еще... она же живая?... - Совсем уж неуверенно проговорил мальчик. И вопросительно взглянул в смеющиеся глаза напротив. - Мы будем сейчас есть?
   - Ешь, - усмехнулся Эркен. - Только всё не съедай, я тоже голодный... А я пока попробую ЕЙ помочь - по большому счёту ты прав, она и не виновата. Люди бывают куда как страшней любых тварей из леса... Я был старше тебя нынешнего, когда началась болезнь, и хорошо помню, как вели себя очень многие из тех, кто называл себя людьми... Кто-то наживался на умирающих, а кто-то просто не отпирал дверей даже родне... - Эркен зло, рассыпчато рассмеялся. - Но такие подыхали, как и другие. Даже хуже - в одиночестве... Всё-таки какая-то справедливость...
   Он поднялся. Постоял. Сказал:
   - Я пожалел тебя, потому что я для этого живу - жалеть тех, кто слаб... и убивать тех, кто их обижает. Это сложно понять, я тоже не понимал долго, как это совместить: жалеть одних и тут же убивать других. Потом... - он покривился. - Ну и ещё - потому что ты пустил меня в дом, хотя мог бы просто закрыть дверь. В деревню вашу меня не пустили, например... - сделал шаг в ту сторону, где белый конь всё ещё стоял над хозяйкой. И опять остановился: - Лисёнок... - неожиданно робко позвал он. - Когда ты открыл дверь... ты так странно смотрел... скажи, если можно, что ты видел вместо меня?
   Мальчик аккуратно взял протянутую миску, но не стал есть, а испуганно посмотрел на Эркена.
   -Во дворе у нас стоит каменный лис. Давно. Он появился у сарая тогда же, когда мать принесла меня. Когда вчера вечером я открыл дверь, мне показалось вначале, что это камень светится и шевелится, а это был ты...
   У Лисенка сводило  живот от запаха еды, но он так боялся показаться своему спасителю невежей... Сглотнув слюну, он продолжил самым серьезным голосом, на который в данный момент был способен.
   - Они - это стражи Леса. Их много стоит вдоль дороги. Но мне кажется, этого принесли, чтобы изжить нас с матерью. Я вообще-то их не боюсь совсем. Хотя и говорят, что они утаскивают непослушных детей и ломают капканы охотникам... - Лисенок замолчал, пытаясь прочесть что-то на невозмутимом лице Эркена. Но оно словно окаменело, лишь глаза блестели необычно ярко и весело.
   Жаль, что мне никогда таким не стать. Он столько всего знает и умеет. Что значит опыт. Он, наверное, в стольких местах побывал, земли чужие видел, наверное даже горы и океан - мальчик совсем повесил нос и взял ложку.
   Собеседник молчал, словно чего-то ожидая. Пока, наконец, распираемый любопытством, Лисенок  сорвался и затараторил.
   - Послушай, а как у тебя это получилось? Или мне привиделось только? А ты и правда убивал?..  А это страшно? Ты не боялся?..
   - Стражи леса... - пробормотал Эркен, глядя на младшего мальчика с любопытством. Потом тряхнул головой, поняв, что мальчик задаёт вопрос за вопросом: - Да ешь же ты! - сердито приказал он. И тут же, улыбнувшись, обстоятельно ответил: - Тебе не привиделось. Я такой же крови, как и ты; мы много умеем, и зря вас старались напугать этим лисом - всё равно что пугать человека портретом его любимого деда... или отца. Убивать... - он вздохнул: - Я убивал. Чаще всего - когда кто-то хотел убить меня. Иногда - чтобы спасти беззащитного. Ещё реже - чтобы наказать злого раньше, чем он сделает зло. Это страшно сначала. Не в первый раз - в первый раз ты не понимаешь, что сделал. Страшней всего - во второй, когда ты уже знаешь, как это будет... и ещё не привык к этому. Но мне повезло - во второй раз я не успел даже ничего подумать. Меня хотели зарубить... и я успел раньше. Тогда я был постарше тебя на год, и мой учитель долго не верил, что я убил взрослого врага... - он оборвал рассказ, пожал плечами и, отвернувшись, отошёл к женщине. Не глядя, отстранил конскую морду, наклонился над нею - казавшейся частью снега. Застыл так. И через какое-то время позвал:
   - Лисёнок! Иди, помоги ей сесть на коня - и пусть уезжает. Не бойся, она тебе ничего не сможет сделать... да и не захочет. А если ты ей поможешь - она останется жить. Вот только домой... - Эркен вздохнул. - Домой тогда ты и правда уже никогда не вернёшься. А если не поможешь - к утру от неё останется только снег, и я отведу тебя к деревне. Подумай. Смерть для НИХ - не то что для нас. Они по нашим понятиям не живые вообще...
   Лисенку стало невыносимо горько от его слов. Значит, вот как выглядит взрослый выбор. В сказаниях и сагах все проще. Там герои делают, а не думают...
   Желания... ну почему они исполняются вот так?
   Он поставил тарелку на снег и поднялся.
   Ноги предательски подкосились, и мальчик едва не упал. Но, все же, слегка пошатываясь, поковылял к Эркену.
   -Я кое-что должен ей вернуть.
   Лисенок стянул с пальца блекло мерцающее кольцо и протянул старшему. Но Эркен  равнодушно пожал плечами.
   -Надо - возвращай.
   Мальчик подошел к беловолосой и приподнял ее плащ, освобождая горячую истончившуюся ладонь. Но доделать задуманное ему не судилось. Как только он коснулся руки всадницы, кольцо обожгло его ладонь и раскрошилось.
   Лисенок вскрикнул от боли.
   Кожа вздулась и покраснела.
   -Все в порядке? - Голос Эркена снова стал насмешливым и мальчик обиделся. - Не дуйся. Нам все равно надо доделать то, что собирались. Или ты решил-таки вернуться?
   Лисенок засопел, опустил голову, скрывая глаза и стал помогать старшему.
   Когда конь - шагом - унёс свою всадницу (сидевшую прямо, молчаливую и ни разу не оглянувшуюся) к лесу, Эркен, проводив их взглядом, взял младшего мальчика за руку.
   - Ты бы мог оставить кольцо себе, - сказал он, рассматривая ожог. - Вещь полезная... Пошли к огню, я обработаю тебе это и наконец поем...
   Он повёл мальчика назад к костру. На ходу спросил:
   - Ты решил? Домой тебе теперь хода нет. Мы просто не найдём дороги... Я могу отвести тебя, куда скажешь, если это в пределах трёх дней пешего пути - к друзьям, родственникам, знакомым... - Эркен помолчал, и в молчании ясно различалось: КОТОРЫХ У ТЕБЯ НЕТ. - А могу взять с собой, - вдруг сказал он и сам словно бы удивился сказанному, заторопился: - Но со мной будет трудно. Я не могу таскать с собой просто... э... попутчика, тебе придётся стать моим помощником, а это тяжело. Впрочем... - Эркен явно собрался с духом. - Впрочем, есть ещё третий выход. Я могу... могу сделать примерно то, что собиралась сделать ОНА. Отвести тебя... ну не совсем через Грань. Но к Грани. А переступишь ты её сам. Там другая жизнь. Не для людей. Но люди нашей крови переступают Грань легко. Они уходили туда часто, когда за ними начинали охотиться или не было другого выхода. Вот только там... там человеческого в тебе не останется. Ты станешь... - Эркен вздохнул. - Я не хочу этого делать. Не хочу тебя туда вести. Может быть, тот мир и лучше нашего, но... - он усадил мальчика рядом с собой и начал рыться в вещмешке в поисках мази и бинта.
   Когда Эркен начал перевязку, Лисенок едва не вырвал ладонь. Он изо всех сил крепился... Но было так больно! Тут бы заорать...
   Может посчитать звезды? Одна, вторая, пятая... ох...
   Не по-мужски себя так вести. Но как иначе, когда от нанесенного лекарства рука стала гореть огнем, и дергать так, словно из нее по одной вытаскивали все жилы?
   -Может, ты бросишь - оно само заживет? Тем более ты голоден? - Голос мальчика здорово дрожал, ведь Лисенок еле сдерживал слезы. - Хочешь, я сам перевяжу?
   Эркен устало глянул на него, мотнул головой и молча продолжил. Однако боль тут же стала вполовину меньше и дальше продолжала таять, так что мальчик расслабился и обмяк.
   -Ну что, полегчало?
   -Вроде...- Лисенок облегченно вздохнул. Он благодарно посмотрел на старшего. Но тот, похоже, слишком устал, чтобы продолжать диалог.
   С неба посыпался золотой снег. Он таял, не долетая до земли, и все пространство вокруг них наполнял нежнейшим звоном. Словно тысячи и тысячи невесомых монеток падали на стеклянную траву...
   Эркен подбросил в огонь дров, и пламя весело затрещало, касаясь язычками танцующих в воздухе снежинок. Он даже не поднял головы. Глаза его казались теперь Лисенку темно-изумрудными, почти черными
   -В лесу так часто бывает? Я никогда не видел ничего такого раньше. - Лисенок залюбовался танцующими снежинками...
   - В лесу красиво... - Эркен взял сухарь, но не спешил жевать, тоже глядел на снег, на тучки, вновь затянувшие ночное небо. - Всегда красиво, даже когда страшновато или просто страшно... Бывает так, как сейчас. А бывает, что луна светит вовсю, и кругом как будто синий день... Вот когда такая ночь - ну, с луной - то лисы выходят играть со снегом. Я видел несколько раз, они такие весёлые и смешные, когда друг за другом гоняются или кидаются снегом... правда, кидаются! Ну, не как люди снежками, конечно, - поправился Эркен, - но тоже весело... - он хрустнул сухарём, но осторожно, чтобы не нарушать красоту. - А бывает так, что снег идёт крупными хлопьями - тихо, а он падает, падает... Зима - это красиво. Только это опасная красота. Она легко очаровывает человека, и не всем так везёт, как тебе... извини, - Эркен смешался.
   Лисенок улыбался. Он сидел напротив Эркена, наслаждаясь покоем и звуком его живого, теплого голоса, и то и дело ронял голову от усталости. Тело разнежилось от кострового жара, и мальчику безумно хотелось спать. Он почти перестал различать отдельные слова - и воспринимал Эркена, как музыку. Непонятную удивительную песню...образы...
   Ветер гулял над их головами, стряхивая пригоршни легчайших снежинок. Щипал за лоб и щеки.
   Он будет очень хорошим помощником. Он будет стараться изо всех сил. Чтобы старший ни на минуту не пожалел о том, что взял его с собой.  Эркен ведь говорил - они принадлежат одному народу.
   Это ведь не сильно сложно? А если и так - все получится.
   Кажется, это было его последней внятной мыслью. Мальчик зевнул и  провалился в яркий светлый сон.

* * *

   Лисенок  проснулся перед рассветом от невыносимого холода. Огонь почти потух, а Эркен дремал, положив голову на колено. Мальчик поднялся и запрыгал, дрожа всем телом. Спустя какое-то время ему все же удалось разогреть протестующее тело, он подбросил последние две ветки в костер и пошел искать валежник.
   Бесконечно длинная, ночь закончилась. Поздние непривычные взгляду звезды медленно таяли в светлеющем небе. А Лисенок все всматривался в синие лесные тени, ища там отражения тех, что приходили во сне.
   Жалко, что сны не сбываются... хотя... у него уже был опыт с желаниями. Ну их все!
Интересно, куда они пойдут сегодня?
   Мальчик улыбнулся. Как же все-таки утро меняет настроение. Еще пару часов назад будущее ему казалось окутанной мраком тайной, скрывавшей в себе целый ворох неприятностей. А сегодня дальнейший путь уже виделся полным приключений и подвигов.
   Внезапно сзади хрустнула ветка и он обернулся...
   ...В дрёме Эркен осознал, что Лисёнок проснулся от холода, но делать ничего не стал. Пусть сам оживит костёр, а что немного помёрз - ничего страшного, не так просто это - простыть тому, кто... интересно, как отреагирует Лисёнок, когда он, Эркен, расскажет ему ВСЁ?
   Додумать эту мысль он не успел.
   В лесу были чужие.
   Злые чужие.
   Это было не холодное любопытство или такая же холодная ненависть к людям, которые встречаются у НИХ. Так ненавидеть может только человек.
   Люди были там, куда ушёл Лисёнок, и Эркен вскочил. Секунду постоял и бесшумно, не проваливаясь почти, хотя и без лыж, метнулся к кустам на опушке.
   Лисёнок отошёл недалеко и теперь стоял, обняв охапку хвороста и внимательно, настороженно вглядываясь в движение теней неподалёку. Могло показаться, что это просто уползает ночной сумрак, его последние кусочки. Но увы...
   - Лисёнок, - тихо сказал Эркен, - давай-ка пойдём к костру...
   И осекся.
   Три человека - видимо, поняв, что они всё равно раскрыты - вышли, ломая кусты и расходясь полукругом, из кустов. Они проваливались в снег и глядели на мальчишек зло, как на самых лютых врагов. Укутанные в разное тряпьё, поля шляп обвисли на обмороженные лица, тоже полузакрытые тряпками, сапоги - драные, разбитые - до колен проваливаются в снег...
   У двоих были длинные тесаки. У третьего - шпага на поясе и пистолет, фитиль которого он раздувал на ходу.
   Наёмники, похолодел Эркен. Как он-то мог про это забыть?! Графские наёмники, бродят по лесам уже полмесяца - с тех пор, как ополчение разбило войско графа на льду Бирки. Недовырезанные рассвирепевшими горожанами разбежались кто куда. Вот и эти, как видно, не осмелились сунуться в деревню... А тут - двое мальчишек. Явно одни...
   Тот, с пистолетом, оттянул пальцем перчатки повязку с губ, подул на фитиль. Улыбнулся:
   - Нам нужна еда, - сказал он. - Еда, и можете убираться.
   Эркен поверил бы. И, наверное, не стал бы связываться - если бы не переглядки двух других - не переглядки и не ухмылки. Ухмылок видно не было - но шевельнулось тряпьё на лицах, и Эркен УГАДАЛ их...
   ...Лисенок почти не удивился. Испугался - да.
   Но ненадолго. Они  уйдут ни с чем.
   Их имена плясали в воздухе - пользуйся. Бери нас!
   Мальчик освободил одну из рук и, улыбаясь, взял.
   Он делал так и раньше, но никогда - с ТАКОЙ целью. Их лица медленно оплывали, узнавая в мальчишках кого-то, о ком Лисенок предпочел бы никогда не слышать. Уверенные в себе, самодовольные рожи теперь были белыми от страха.
   Пистолет выстрелил.
   Мимо.
   Эркен за его спиной что-то закричал, но было уже поздно останавливаться.
   Мальчик сделал шаг, и стрелявший противно завизжал и упал, оступившись. Задрыгал ногами... Тфу! Лисенок  недовольно сморщился. Горе-вояки. Такие только с бабами и детьми воевать умеют.
   Хотя... мы ведь тоже... дети? Осенила его запоздавшая мысль.
   -Что же вы? Что же не делаете, что  собирались? А? - голос сорвался на сиплый писк. Но наемникам хватило и такого.
   Двое, до этого только пятившиеся, и как-то очень уж быстро растерявшие не только разбойничий азарт, но и весь свой нехитрый скарб с оружием, побежали. Однако, за пару секунд более шустрого догнал пущенный откуда-то сзади нож. Второй налетел на убитого товарища и рухнул лицом в снег, содрогаясь от животного низкого рева.
   Лисенок  растерялся.
   -Не меня, не меня... нет!.. - вопил наемник у его ног, дрыгаясь и пытаясь ползти. Резко и неприятно запахло мочой.
   Лисенок на мгновение пожалел лежащего и наклонился - поднять... Но тот внезапно истошно завопил и застыл, неестественно вывернув голову.
   Мальчик, ничего не понимая, коснулся шеи наемника - но пульса не было. Лисенок задрожал от ужаса.
   Как же так?
   Неужели... я?
   Эркен подошел к нему и положил руку на плечо.
   -Я ведь... Я не хотел! Думал только попугать! Почему они?..
   - Потому что они хуже любой лесной твари, - угрюмо сказал Эркен и вытер нож о рукав - двумя резкими движениями. - Для таких прикоснуться к тому, что показал им ты - всё равно что в костёр упасть... Лисёнок, - Эркен встал перед младшим на колено, чтобы глядеть ему в лицо, взял за щёки и повернул к мертвецам его голову. - Вот, посмотри. Это трупы. Вот так они выглядят. Этих двоих убил ты. Теперь тебе с этим жить. Запомни их, не жалей их... и впредь учись соразмерять свои силы. Я покажу тебе потом, как это делать. Ведь их и вправду достаточно было лишь пугнуть... хотя... - Эркен встал, придержал младшего за плечо, потом притянул к себе. - Хотя, отпусти мы их, они бы и дальше шлялись по лесу. И наверняка тот, на кого бы они наткнулись в следующий раз, был бы намного беззащитней, чем мы... - он вздохнул. - Сложно всё, Лисёнок... А теперь, - голос его стал довольно жёстким, - посмотри, есть ли у них деньги или какие-то ценные вещи. Я пока соберу мешок и мы пойдём - пора уже.
   Эркен чуть оттолкнул Лисёнка и пошёл к костру. Тушить его мальчишка не собирался. Зимой, уходя, нельзя тушить костров. Может быть, тому, кто выйдет к нему через какое-то время, нечем будет разжечь свой огонь - и непотушенный костёр, даже угольки, дотлевающие под пеплом, спасут его от холода...
   - Но как можно не жалеть... - пробормотал себе под нос Лисенок. - Они же живыми больше не будут. - Он мрачно посмотрел вслед Эркену и приступил к обыску. Работа не волк, но и подзатыльники - не зайчата. Вряд ли его стали бы бить,  но старший умел так посмотреть... что лучше бы уж ударил. К тому  же спорить с ним было так же бесполезно, как пытаться разговорить спящее дерево.
   Дело подходило к концу. Добыча Лисенка уже едва помещалась в заплечной сумке: два неплохих поясных ножа и один складной, кованое, богато украшенное литьем кресало, горстка кремушков и три берестяные трутницы, рожок с порохом, кисет с медяками и тридцатью серебряными монетами, а также мешочек соли.  Была еще одежда, но ветхая и латанная. Того, что висело на груди мертвецов, он касаться не захотел.
   Рассвело.
   Когда мальчик заканчивал возиться с последним трупом, он случайно наткнулся на нечто странное. В заплечной сумке убитого Эркеном лежал здоровенный сверток. Сверху - стянутые бечевкой залитые воском тонкие шкурки.
   Под ними - несколько слоев конопляной ткани... а внутри...
   Лисенок не поверил своим глазам. Внутри лежали совершенно не подходящие друг другу предметы, связанные шелковистой  на ощупь лентой. Письмо, скатанное в трубочку и запечатанное тремя большими печатями. Тонкая серебристая дудочка, изрезанная странными узорами и упакованная в замшевый чехол. И большой светлый нож в его, Лисенка локоть длиной. Вынув его из тисненых дорогих ножен, мальчик охнул от удивления. Светлый металл странно замерцал в руках. А еще, на какое-то мгновение Лисенку  вдруг показалось, что лезвие еле заметно вибрирует и поет. Так поют клинки, сразу после удара о молот или другую сталь.
   Мальчик, покрепче перехватив содержимое свертка и не выпуская из ладоней клинка, стремглав бросился к Эркену...
   ...Когда Эркен увидел, что притащил Лисёнок, то шарахнулся от радостно и гордо протянутого ножа, как от гадюки.
   - Ты что, хочешь меня без пальцев оставить?! - осведомился он, с безопасного расстояния с завистью рассматривая оружие. - Ну тебе и повезло... - и, не дожидаясь вопросов, пояснил: - Нож этот... а вернее - такие ножи - у них есть только один хозяин. Кто их первый найдёт - тот и владеет. А отобрать, украсть, даже подарить - нельзя, обязательно повернётся так, что в лучшем случае останешься без пальцев, а в худшем - зарежешься, бывало и такое... Говорят, ножи такие ковали люди нашего народа, но я даже в это не верю... - он стал рассматривать трофеи, перебрал монеты, хмыкнул, продолжал. - Они старше по-моему, эти ножи. Старше, чем наш народ. Так что теперь это твоё оружие...
   Дудочку он взял, повертел, поднёс к губам, но потом осторожно убрал в чехол и пояснил:
   - А вот это уже и правда наше. Только дуть сейчас не стоит, кто её знает, что в неё вложил мастер. Да и не умею я играть толком...
   Опять примолкнув, он провёл пальцами по свитку письма, нахмурился. Осторожно, не ломая печатей, поддел их по очереди - губы шевелились - своим ножом и медленно раскрыл пергамент. Водя глазами по строчкам, спросил рассеянно:
   - Кстати, а ты-то играть случайно не умеешь?.. Ого! - и поднял на Лисёнка глаза, в которых было изумление. - Как думаешь, что тут написано?
   Он растерянно пожал плечами и спрятал нож в ножны. Мальчику было неловко, ведь мать так и не научила его читать. К тому же, закорлючки на листе явно отличались от принятых в северных землях.
   -Я не умею. - Лисенок густо покраснел, - Если бы ты прочел мне...
   Но Эркен уже не смотрел ни на бумагу в своих руках, ни на смущенного мальчишку.
   Что-то было не так.
   Откуда-то сверху налетел ветер, кинув за шиворот и на головы, сдутый с веток снег. И костер потух, оставив их почти в полной темноте. Старший поспешно свернул и спрятал свиток в заплечный мешок. А затем туда же переложил большую часть вещей из туго набитой сумки товарища.
   Воздух дрожал, а затем спустя одно лишь мгновение стал густым и плотным - даже моргать было невыносимо тяжело. Лисенок глотал его открытым ртом, но чувствовал, что не может надышаться.
   -Нам надо уходить. И чем быстрее - тем лучше! - прокричал Эркен, сквозь нараставший то ли гул, то ли вой.
   Но, внезапно он поменял решение и, схватив младшего мальчика за шкирку, одним невероятным рывком швырнул в колючую хвою ближайшей ели. Лисенок задохнулся от боли и попавшего в ноздри и рот снега.
   Когда же откашлялся, то с удивлением понял, что почти не слышит странного звука, так терзавшего его уши снаружи.
   Было тепло и сухо. Ладони тонули в мягкой, толстой подстилке из опавшей хвои.
   -Эркен! - закричал он. Но звук утонул в вате.
   Лисенку стало не по себе. Он попытался вылезти наружу - но не смог. Тяжелые нижние ветви ели, заметенные снегом, образовывали оледенелые стены, делавшие тюрьму из его незамысловатого приюта. Слишком плотные и высокие стены. Когда старший кинул его, Лисенок, ободрав лицо, фактически провалился в яму.
   -Только бы он остался жив...- прошептал мальчик, и стащил с себя сумку. Лисенок достал трофейное тряпье и постелил ближе к стволу, а затем уселся поудобнее, зарыв ноги в хвою.
Казалось, прошла целая вечность, пока сверху посыпался снег. А затем, ломая сушняк, рухнул дрожащий и взлохмаченный старший.
   -Ты жив! - воскликнул мальчик. Но Эркен угрюмо промолчал, закапываясь в иголки.
Потом, облокотившись о ствол, тихо произнес:
   -Нам придется отсиживаться тут, пока все не кончится. Так что давай, вспоминай какие-нибудь интересные истории. Будем развлекаться, чтобы не свихнуться от скуки и голода. Начну я. Расскажу, о чем была речь в свитке.
   Эркен видел, что младший напуган и подмигнул ему, хотя сам чувствовал себя вовсе не весело - ураган начался неожиданно, погода вообще как будто взбесилась, и это могло значить многое... но в любом случае - ничего хорошего.
   - Вот... - мальчишка разгрёб хвою, выкопал ямку и, используя воск, которым была залита их находка, бечёвку, а так же добычу - кремень и кресало - аккуратно и быстро засветил самодельный светильничек прямо в ямке в земле. - Когда горит хотя бы маленький огонёк, то теплей не только телу, но и на душе, а это очень важно... - он устроился удобней, накинул на Лисёнка широкую полу подбитого лёгким мехом плаща. - Свиток этот - письмо графа к своему родичу при королевском дворе. Родич остался верен королю, а граф, как видно, не был уверен в своей победе и решил подстраховаться. Не ради себя - ради своего сына. У мятежника был сын, Лисёнок, - Эркен помолчал. - Только... когда граф спасался от погони горожан, их сани провалились под лёд. Никто не выплыл. Я... - Эркен вздохнул. - Я сам это видел. А мальчику было столько лет, сколько тебе... Как видно, тот офицер, которого ты... который умер, просто украл этот свёрток у какого-нибудь доверенного человека графа, или снял с убитого, вряд ли такая дрянь была близка к вождю мятежников... А, так вот. Граф просит своего родича, канцлера Сванте Юлле, позаботиться о мальчике, с которым передадут это письмо - во имя детской дружбы... А дудочка и клинок, как видно, принадлежали сыну графа.
   -Тогда нам надо вернуть наследнику его вещи! - Лисенок кивнул головой. То ли в подтверждение собственных слов  - то ли засыпая. - Вот только то, что снаружи уйдет и мы...
   Мальчик сонно посмотрел на крохотный пляшущий огонек, на лицо старшего. В черно-зеленых глазах вспыхивали отсветы пламени. Или это сами глаза светились?
   Интересно, о чем он думает сейчас?
   Лисенок сладко зевнул.
   -Опять хочу спать, - сказал он. И, словно в подтверждение произнесенного, сдался. Тяжелые веки сомкнулись... и...
   Кажется, от куда-то падал. Разрывая при падении тонкие серебристые нити, сшибая парящих во мраке ртутно-переливчатых птиц...
   Глубже и глубже...
   Какой странный сон. Хрустально-прозрачный воздух. Запах молока и молодой листвы. Далекие кроны высоких деревьев и улыбающиеся лица родителей, склонившиеся над ним.
   Звезды, звезды звенят!
   Мальчик улыбался во сне. Почему-то он был твердо уверен, что даже когда проснется - сможет вспомнить. Яркие глаза, волосы так похожие на его собственные, каждую черточку...
   -Смотри, у него на ушках меховые кисточки! Это так смешно.
   -Он похож на тебя.
   Слова тонули в воздухе, таяли.
   Что-то было не так. Жутко и холодно.  Горел лес и в воздухе витал запах смерти. Он кричал, громко и надрывно. Но никто не слышал.
   Отец!
   Но стрелы уже упали.
   Каменные лисы обступили мальчика. Такие странные, внимательные взгляды. Камень таял, тек воском, живой плотью. Как тогда, много лет назад...
   Самый большой помог ему встать на ноги и успокаивающе погладил по спине, подергивая своим огромным хвостом. Его борода, подхваченная ветром, защекотала мальчику ладонь. Он называл его по имени, но имя было таким... другим.
   Вверх! Не смотри вверх!
   -...Ты не дашь его убить.
   -Но, разве он уже не мертв? Я видел, как он упал!
   Слова осыпались снегом, искрящей пылью. Лис посмотрел сквозь мальчика:
   -Пока живы они оба. И заботятся о тебе. Но каждый по-своему. Одного ты будешь слышать. Другого - слушать. Но именно второй - в опасности.
   -Кто?
   -Тот, кто ближе. Не дай ему погибнуть. Не оставляй одного.
   -А отец?
   -Он найдет тебя сам.
   Потом в его ладонь что-то вложили. Что-то маленькое и круглое.
   И глубокий, без видений сон спеленал Лисенка.
   Ничего нельзя принести с собой из сна. Ничего. Но почему в крепко сжатой ладони что-то есть? Такое же, как там? Гладкое и теплое.
   Лисенок боялся разомкнуть веки. И улыбался. Так глупо-глупо.
   -Ты в порядке? - Голос Эркена был таким же сонным, как его, Лисенка мысли.
   Мальчик наконец-то открыл глаза и поднес к лицу нежданное приобретение.
   Стеклянная фигурка?
   Синее с золотыми и серебряными искрами пустое тельце птицы. Множество дырочек-глазков. Да это же свистулька!
   Такими же, только глиняными флейтами играли дети в деревне...
   ...Эркену тоже снился сон. Тяжёлый сон, тяжёлый, как снежная налипь снаружи на еловых ветках.
   - Ты ведь можешь помочь!
   Мужчина - в высоких сапогах, в чеканной кирасе, чернь и серебро по вязкой двойной бронзе. Высокие перчатки в ярости хлещут по голенищу сапога. Снаружи дёргает и качает полог шатра ветер - бесснежный, там яркое полуденное солнце, шум лагеря и заснеженный лёд Бирки.
   Мальчик у входа - Эркен - с откинутым капюшоном плаща смотрит за тем, как мечется граф. Равнодушными глазами.
   - Я про тебя всё знаю, - граф останавливается, тяжело дыша. - Ты колдун. Вызови тепло. Я знаю, ты можешь.
   Мальчик молчит, смотрит внимательно и безразлично. Графа бесит этот взгляд. Он хочет кричать и грозить, но успокаивает себя, говорит раздельно и негромко:
   - Я тебе дам деньги. Не хочешь денег - дам дом. Дом, деньги. Коней. Дюжину коней. Я тебе дам женщину, если нужно, какую сам выберешь. Всё сразу дам. Не веришь моему слову?
   Мальчик флегматично пожимает плечами: думай, как знаешь. Граф вздёргивает усы, глаза белеют от злости, но голос спокоен:
   - Ну ладно. Ну что хочет, что ценит ваше отродье? Я про тебя всё знаю. Ты и не человек вовсе.
   - Человек, - впервые подаёт голос мальчик. Переступает на месте, вздыхает. Граф ждёт - но Эркен молчит, и граф снова начинает:
   - Книги. Из королевской библиотеки. Всю библиотеку отдам, забирай к чёртовой матери, к своему Хозяину забирай! Хочешь... - граф медлит, ему трудно. - Ну хочешь - дам тебе детей? Вдобавок ко всему, что обещал. По десятку мальчишек и девчонок. Я ведь знаю...
   - Не знаешь, граф, - мальчик не титулует его, просто говорит "граф". - Это ложь. Ваши дети бегут от вашего скотства, а вы говорите: ЭТИ украли. Ложь, граф, ложь...
   - Сам назови, что нужно!!! - взрывается граф, орёт эти слова. - Скажи, я дам! Только тепло вызови, пусть растает лёд, пусть опоздает к королю ополчение! Что смотришь, тварь?! Думаешь, я дикарь?! Да, дикарь! У меня и сотой доли ваших знаний нет и не будет! Но я не дурак! Купчишки! Гнилые душонки! Мешки с перцем! Короля купили, купили двор - дай им время и волю - они страну, народ оскотинят! Вконец! Всё купят и всё продадут! Пойми ты, отродье, я им шеи сверну! Мне - мне ничего не надо! Мне видеть тошно, как гербами торгуют! Как... - граф задыхается от гнева. Во взгляде Эркена - удивление. Даже недоверие. Как будто рыночный мясник вдруг со знанием дела заговорил об астрономии...
   ... Меняется сон... Скачка. Лёд. Бах! Вылетает из седла королевский драгун. Второго конь сшибает вместе с его лошадью, мучительный прыжок, падение... бах! Рвануло капюшон. Бах - в ответ. Второй падает на круп, на галопе валится в сторону... Эркен бежит, бежит... поздно.
   Вместо саней с графом и мальчиком - чёрная полынья. Дымок над ней в морозном воздухе.
   Не потеплело...
   ...Мучительный стон будит Эркена. Его собственный стон.
   Эркен сел.
   Лисёнок сидел тоже - не спал. Что-то держал в руках...
   -Ты в порядке? - сипло со сна спросил Эркен.
   -Кажется, - Лисенок изумленно уставился на старшего. - Что-то не так?
   -Все хорошо, - Эркен явно не был настроен на откровения. - Твоя очередь рассказывать. Ты помнишь?
   -Помню, - мальчик повернулся и улегся на живот - носом к старшему. Подпер щеку кулаком, и долго перебирал в уме разные истории, водя пальцем по искристому стеклу птички. Не замечая внимательного взгляда соседа, прилипшего к подарку из  сна. Но, вместо того чтобы начать, вдруг спросил:
   -Эркен, а мы теперь друзья?
   Старший промолчал. Не услышал?
   Лисенок прерывисто вздохнул, заметив его взгляд, протянул игрушку Эркену и начал:
   -Когда-то давным-давно  в мире было больше места, чем сейчас. Горы были выше. Моря глубже, а леса - во-о-от такими огромными, - он даже приподнялся и сел, чтобы широко развести руки. - В общем, жить было гораздо лучше... Каждому слову в те времена знали цену. Традиции прадедов чтили. А люди были... добрее, выше и... - Лисенок понял, что его заносит, и смущенно улыбнулся. - В общем, хорошие люди были тогда. Но мой рассказ не о них...
   -А о ком, о подлецах? - язвительно переспросил Эркен, вертя свистелку в пальцах.
   Младший рассмеялся:
   -Да что ты! Вообще не о людях! Жила у древнего тракта одна пожилая пара. Старики крепкие  - и сил, и здоровья хватало с лихвой. Кормились, тем, что лес пошлет, да тем, что земля даст. Но вот только все чаще зарабатывали за счет случайных постояльцев. А где постояльцы - там и серебро. Что скопят за год - тратили на ярмарке. И год от года не знали горя. Только вот однажды и их удача кончилась. После засушливой весны пришло еще более засушливое лето. Леса начали гореть, а путники - редко заходить в гости. Стала у бабки мука, что называется - на вес серебра. Давно выпал снег, и на носу был Йоль. Надо печь пирог для праздника, а не из чего! Сделал тогда дед из конского волоса метелочку и говорит:
   -Пойди к жене мельника - попроси разрешения муку с мельничных балок посметать. Йоль скоро. Глядишь - и не откажет.
   Все вышло, как сказал старик. Намела бабка полный горшок муки и вернулась домой.
Разогрела печь, поставила опару. Смазала противень маслом. А тут, как назло, постоялец. Отказать - не откажешь, потому как серебром платит, и нелюдь с виду. Еще сглазит, борони боги! Но и кормить кроме дичи нечем. Ведь поставишь на стол гостю - не серебром же потом брюхо набивать станешь? А постоялец попался придирчивый. И простыни ему свежие стели. И хлеба с вином к ужину подай.
   Стали ссориться старик со старухой. Дед кричит: "Что мол, совсем из ума выжила, вдруг он волшебник?" А бабка знай свое гнет. "Все, - говорит, - что в кладовой есть, для гостя не пожалею, а вот хлеба, ради которого так унижалась - не дам". Сказала - и хлопнула дверью.
   А постоялец и вправду оказался не простым перехожим. Что он там нашептал над опарой, пока старики отношения выясняли, не скажет никто. Только после этого как-то странно задышало поднявшееся тесто.
   Вымесила его бабка, да в печь отправила. А гостю подала зайца в клюквенном соусе, небольшую головку сыра, кувшин ежевичного вина и черствую ячменную  лепешку.
   Тут Лисенок прервался: у обоих мальчишек громко заурчало в животах.
Эркен укоризненно посмотрел на младшего, но промолчал. И мальчишка, сглотнув слюну, заговорил снова:
   -Постоялец поулыбался, благодаря хозяйскую щедрость, смел с тарелок все до крошки, и спать пошел.
   -Надо же, - заметил Старший, - и не подавился, костями-то.
   Они вместе засмеялись, но Лисенок уже вошел в роль заправского сказочника и поэтому невозмутимо продолжил:
   -А в печи к тому времени уже дозрел Йольский пирог.
   Таких красивых у старухи еще не получалось. Высокий, круглый как новорожденное солнце, румяный и душистый!
   Но, чтобы тесто стало добрым для желудка, его нужно было охладить. Старуха открыла окошко и поставила пирог на подоконник. Сама же, отправилась прибирать за гостем.
   А Йольский пирог встряхнулся, повернулся, и  - прыг в снег! Только его и видели! Катится по насту и песенку напевает:
   "Меня колдун заколдовал, и я от жадины удрал. Не съест меня ни дед, ни баба, так им бессовестным и надо!"  И тут ему навстречу заяц...
   -Что, тот же, которого гость целиком заглотил? - Эркена явно раздражала эта незамысловатая история.
   -Да что ты, живой, пушистый такой...
   -Нам бы сейчас такого гостя..., - мечтательно произнес старший. И их животы тут же хором отозвались на провокацию. - Давай, ты потом мне ее расскажешь? На сытый желудок?  А пока я хочу поговорить о вот этой птичке...
   ...Эркен перебил Лисёнка сразу по нескольким причинам. Во-первых, он и правда хотел есть, а вещмешок был пуст, как голова у некоторых людей, и говорить о еде в такое время - себя мучить. Во-вторых, он не мог никак отвязаться от воспоминания о вопросе младшего: "Мы теперь друзья?" У Эркена никогда не было друзей младше его... да, если на то пошло, не было друзей вовсе. Учителя, соратники... Он не очень понимал, что такое дружба и зачем она нужна, уж больно это непонятная вещь... и теперь сердился на Лисёнка за эти мысли. В-третьих, историю о Йольском Пироге он знал из уст того, кто и заколдовал подошедшее тесто - старый Брант падал со скамьи от хохота, когда рассказывал об этом. А в четвёртых... в четвёртых его и правда заинтересовал птичка. Откуда она у Лисёнка? В карманах прятал? Где?
   Верфок, берегись всего, что может производить звук и взялось непонятно откуда, наставлял Дориан. Я настоящий человек, говорил он, и то мне стоит беречься. А для вашего племени есть такие звуки, которые не услышишь ухом - но они ломают вашу волю, как сухой прутик...
   - Дай-ка гляну... - Эркен осторожно забрал у младшего мальчика свистульку, повертел в пальцах осторожно. - Красивая... А вот хочешь, я тебе расскажу историю? ЖИЛИ-БЫЛИ ТРОЛЛЬ С ТРОЛЛИХОЙ. Все у них было в доме в достатке и меж собой ладно. А как это - ладно у троллей? Да так: что ни случись плохого - у них праздник. Поругаются между собой - веселье, хоть гостей зови. Наловит хозяин на болоте лягушек, подцепит тины потемней, да мха рыжего наберет - вот и пир!
Соберутся гости - такие же тролли: лесные, горные... Из города двое-трое приедут - таскают друг друга за волосы да за бороды. А как устанут да налопаются "болотных щей", так и храпят вповалку по углам.
   Надышут - в горнице вонь стоит. Но им-то - чем хуже, тем лучше. А с утра опять веселиться. Возьмутся бегать друг за другом, всю мебель хозяину с хозяйкой сломают, во двор выбегут, огромные валуны метают - кто дальше; народ в долине давят, избы рушат. И хохочут с горы, словно гром гремит.
   Надоело людям соседство такое терпеть. Стали они искать в округе подходящего молодца, кто бы троллей с горы спровадил. На кого посмотрят - слабые да хилые, кто побойчей да посильней - сами отказываются, да жены их не отпускают, бранятся.
   А один никчемный человек сам вызвался: "Я, - говорит, - пойду". А знавали того человека все, как горького пьяницу. Шесть дней пьет и спит, а как проспится да протрезвеет - за ум берется. "Ну и пусть идет, - решили жители. - Пусть попытается. Сам почти тролль, ему к пирам темным не привыкать. Пропадет совсем - так и не жалко. А мы пока другого поищем".
   Поднялся на гору тот человек, да с троллями пировать увязался. Настойку из мухоморов хлещет, подливать просит. Песни голосит - троллячий визг перекрикивает. Стали тролли ему подвывать, за своего приняли. Да и вид-то у него был: нос красный, опухший, лицо синее, космы нестриженные, с мусором. Руки черные, штаны да рубаха - рваные. Истинно - земляной тролль.
   Жены-троллихи пляшут, визжат, юбки подбирают, единственным глазом пьяно на мужика щурятся...
   Два дня еще гуляли тролли. А потом устали. Все припасы съели, все перебили, развалили - стены стоят, а крышу с дома давно снесло. Спать улеглись. И наш с ними.
   Долго ли спали, коротко - проснулся пропойца горький и давай церковные псалмы петь, грехи замаливать, душу черную на свет вызволять. Тролли спросонья вскочили, заметались. Показалось им, будто в церкви спать легли. Носятся, на стены лезут, к небу, а света солнечного боятся...
   - Уймись, мужичок! - орут. - Задавили бы тебя, да подойти не можем - слова уж больно страшные ты говоришь!.. Замолчи!.
   А тот внимания не обращает, знай себе вторит: "...во спасение от грехов, от страсти питейной... да от троллей поганых", - глянув на их рожи кривые, от себя прибавляет.
   Стали тролли на него заклятия насылать. Полезли со всех щелей пауки да гады разные...
   - Эй, - говорит мужичок кабацкий, - этим меня не испугаете. Как напьюсь хорошенько, и не такое перед собой вижу.
   И опять за псалмы.
   Скрипят зубами тролли, руками машут, а ничего сделать не могут.
   - Уймусь, - вспомнил мужичок, - если вы с горы уйдете и носа своего больше в здешних краях не покажете. Место вам - на краю земли, у глубокого моря. Там себе дом ищите.
   - А вчера ты нам товарищем был, из одной чарки пили, - корили его тролли. А городские, те за кошельками полезли - денег чтоб мужичку дать, откупиться.
   - Я не в друзья к вам пришел, а на угощение, - затянул песенник воскресную стихиру.
Тут уж все, кто в доме был, со стонами в окна повылезали. Кинулись врассыпную с горы, словно ошпаренные. Мужичок только посмеялся.
   С тех пор не видели троллей. Правда, и мужичок тот вскоре пропал. Говорят, понравилось ему угощение, вслед нечисти пошел...(1.) Лисёнок, а вот откуда у тебя эта свистулька?
  
   1.Скандинавская легенда в пересказе С.Павлова.
  
   -Откуда? - Удивленно переспросил Младший. - Мне снился странный сон. Или... я просто вспомнил вдруг то, что когда-то уже было?..
   Он замолчал на мгновение, и лицо его посерьезнело:
   -Там были мать и отец,  - вздохнул Лисенок. - И, представляешь, я даже сейчас могу тебе описать их! Это так здорово, помнить... - радостно проговорил мальчик, но огоньки в его глазах тут же потухли. А лицо стало не по годам жестким и злым: - Потом  в сон пришли твари, выдающие себя за людей. Так страшно таким стать! Разве можно убивать просто так? Из-за того, что нравится? Я буду помнить эти крики до последнего своего вздоха! Крики, вонь горящей плоти, копоть, стоны деревьев и дождь из горящих стрел... Они летели отовсюду! Повсюду сеяли смерть! Боль! Там так много было мертвых...Эркен! - Последние слова он прокричал сквозь слезы. - Я не знаю, кому и зачем понадобилось сделать ТАКОЕ, но я вырасту и накажу их. Хотя... Я ведь никак не узнаю, кто они! Я ведь даже не знаю своего имени и имен своих родителей! Ты говоришь, что мы другие. Но неужели мы настолько другие, что надо с нами вот так? Я знаю, что там, в лесу, все могло быть иначе, если бы они захотели защититься. Но они предпочли смерть! А я - не хочу! Не хочу умирать! Слышишь! Не хочу сдаваться! - мальчик зарыдал, уткнувшись лицом в липкий от смолы ствол.
   Эркен слушал молча и очень внимательно, даже не мигая. Рассказанное было ему, увы, знакомо. И только когда младший заплакал, Эркен придвинулся ближе, осторожно оторвал его от дерева и позволил уткнуться в свою куртку.
   - Отец выбросил меня на снег, когда наш дом подожгли, - тихо сказал он. - Там было окошко... в него не смог бы пролезть даже теперешний ты, а за ним - овраг. Но мне было всего три года, я пролез... У нас в доме стояла ёлка, готовился праздник, когда наш хутор окружили... Я не помню, как выбрался из леса, не знаю, почему меня не убили люди, к которым я пришёл... может быть, они - простые крестьяне - были добрее тех, кто напал тогда... - Эркен чуть покачивал Лисёнка. - Хотя... по тому, как я жил в следующие годы, я бы не назвал их добрыми, но... но я по крайней мере не умер от голода и холода, и там же меня нашёл мой первый учитель... Знаешь, Лисёнок, я очень много умею. Я сто раз мог бы найти тех, кто сжёг мой дом и убить. Всех, и они ничего бы не смогли мне сделать. Я даже собирался так поступить. Но я... - Эркен задержал дыхание. - Если я убью их, ничего не изменится. Просто станет больше рассказов о том, что мы - звери, мы похитители детей и ночные убийцы... Настоящих людей - как они себя называют - в мире всё больше и больше, а нас... нас почти не осталось, те, кто жив - или прячутся, или ушли туда, куда я хотел отвести тебя... Знаешь, пока ты со мной - я не допущу, чтобы тебе причинили вред ни люди, ни... ни ДРУГИЕ, ни со зла, ни со страху, ни ради развлечения... Если хочешь даже - мы разыщем тех, кто... кого ты хотел бы наказать. Но только знаешь, Лисёнок, когда ты увидишь их - ты, я думаю, не захочешь мстить. Помнишь сегодняшних наёмников? Ты посмотришь на них и увидишь то же самое - тупость, злобу, страх и ни проблеска мысли. Какой смысл мстить тому, кто даже не понимает твоей мести и умирает в уверенности, что его убили злодеи, мстя за совершённое когда-то праведное дело?.. Я почти не помню отца, но помню, что к моей маме приходили со всех окрестных деревень, приносили детей, и она их лечила. И никто - никто, Лисёнок! - из тех, кому она помогла, не поспешил предупредить нас о беде. А ведь знали. И могли. Успели бы. Но зачем предупреждать нелюдей? Помогают - хорошо. А нету их - так и ещё лучше...
   Эркен замолчал. И подумал вдруг о свитке, о письме канцлеру Юлле. И о Лисёнке. Он ещё не понимал сам, как это связано... но связь была.
   Снаружи тоже стало совсем тихо.  В темном переплетении ветвей над головами робко пискнула какая-то пичуга. Упала горстка сухой снежной пыли и почти беззвучно, к  ногам мальчишек слетела красивая черноглазая сипуха.
   -Не одни мы избрали колючую великаншу в качестве приюта... Но вот эта птичка точно считает себя тут  хозяйкой.
   Фитиль их светильника затрещал и потух. И Эркен еле заметным касанием пальцев воскресил огонек, стараясь не испугать сову. Однако последнее было не так уж и просто. Хищница чувствовала себя дома, и неторопливо прихорашивалась, изредка поглядывая на странных визитеров.
   -А еще мне приснились каменные лисы, - плечи младшего слегка вздрогнули.
   Сипуха мгновенно оставила туалет и наклонила голову, словно прислушиваясь к словам Лисенка.
   -Или... просто старики в странных шапках? - Продолжил Лисенок. -  Я сейчас уже не так уверен, как раньше. Болваны, оживали дважды. Один раз, когда вынесли меня  из горящего леса. Но это память. Она искажена. А во второй раз -  в этом сне. Они сказали, что мой отец остался жив. Хотя я видел, как он упал весь в крови, утыканный стрелами... Сказали, что найдет меня. И еще... - мальчик отстранился, чтобы посмотреть в глаза старшего. - Что ты в опасности, Эркен, и мы должны быть вместе всегда. Дали эту птичку...
   Сова зашипела и расправила крылья. Но старший проигнорировал сипуху и спросил:
   -Сам-то веришь?
   -Мне кажется - они солгали. Только понять бы - в чем? Я сам так делал раньше. Говорил только часть. Но от этого менялся весь смысл: белое казалось черным, и наоборот.
   - Полуправда страшней лжи... - пробормотал Эркен, щёлкнул пальцами - отчётливо, звонко - и чуть поклонился в сторону недовольной птицы: - Мы уже уходим... Собирайся, Лисёнок, пора нам наконец убраться с этого места... - он хотел добавить "а за меня не бойся!" - но не стал. Потому что сон мог оказаться не просто сном. Но младшего не стоило снова пугать. Эркен улыбнулся. - Вот что, Лисёнок. Нам надо идти быстро... очень быстро. Мы много времени потеряли. Поэтому ты не удивляйся, не пугайся и просто беги за мной, не отставай. Когда устанешь - но только устанешь по-настоящему! - сразу дай знак. А теперь...
   Он плотно положил ладони на глаза Лисёнка - пальцами к переносице...
   ...Наверное, никто из живых существ, кроме довольно устраивавшейся на освободившемся своём законном месте сипухи не видел, как из-под елового полога, взрыхлив снег, выскользнул полувзрослый рыжий лис. Осмотрелся, улыбнулся (лисы умеют это делать), тявкнул и метнулся через белый свежий снег - наискось через прогалину - в лес.
   А следом за ним со всех лапок побежал небольшой лисёнок...
   ...Солнце  едва успело подняться и снова упало за горизонт.
   Короткий северный день кончился.
   Они бежали так долго, что Лисенок уже почти  не чувствовал подушечек лап. Он не успевал за рысящим Эркеном. Если поначалу разрывы между ними легко преодолевались переходом на галоп, то сейчас младший буквально пластался над сугробами, чтобы догнать впереди идущего.
   Лес остался далеко позади, а холмы, которые утром казались такими близкими, превратились в самые настоящие, укутанные облаками горы.
   Карабкаться по каменистым тропкам было непросто. Но, к бесконечной радости младшего, начав подъем, Эркен замедлился. Его движения стали настороженными и какими-то ленивыми. Лисенок и сам чувствовал, что что-то не так. Между камней, в вымороженном воздухе был разлит едва уловимый, тревожный запах.
   Преодолев замерзший ручей, они выбрались на небольшую прогалину, посреди которой красовался круглый валун, украшенный меандрами  и высокой шапкой-сугробом. Вокруг было полно огромных, резко пахнущих следов.
   Старший внезапно закружился на месте и, упав на спину, стал тщательно вываливаться в снегу. Приняв действия Эркена за игру, Лисенок тоже забарахтался, поскуливая и тявкая от удовольствия. Однако, старший неожиданно напрыгнул на него, а затем больно хватанул за нос. Лисенок взвыл от обиды. Но плач утонул в сугробе, куда его морду затолкала чужая лапа. Младший вывернулся и вскочил, вытряхивая из ушей, попавший туда снег.
   "Молчи! Не шевелись!" - Лисенка словно окатило холодной водой. Он послушно лег на снег и стал принюхиваться к пестрому от запахов ветру, гулявшему по горному лесу.
   Кто-то большой был совсем близко. Очень большой. И очень неправильный.
   "Бежим!"  - Вспыхнуло в голове, и, взметнув облачко снежной пыли, они со всех лап кинулись вверх по склону. Подальше от пугающих звуков и запахов.
   Не оставляя ни единого отпечатка в рыхлом снегу, лисята могли показаться тенями. Но только не тому, кого оставили внизу. Рослый мужчина в грубом валяном плаще светло-серого цвета  и зеленой войлочной шляпе выбил о ствол вязаные рукавицы и весело свистнул.
   -Эй! Хвосты не потеряйте!
   Громкий  раскатистый смех, испугал Лисенка куда больше свиста. Может поэтому, вместо того чтобы бежать дальше, он, дрожа всем телом, юркнул в пустой, выгнивший изнутри ствол дерева и  вжался в труху, выстилавшую дно. Закрыл глаза...
   И понял, что сглупил. Старший не вернется за ним! А вот ЭТОТ ДРУГОЙ...
   Лисенок высунул наружу нос и принюхался.
   Тревожный запах пропал - вместо него морозный воздух пах едой. Но о какой охоте может идти речь, когда ты потерялся? Младший выбрался из укрытия и чихнул. Затем, еле касаясь лапами снега, потрусил в ту сторону, куда еще совсем недавно бежал с Эркеном. Пронзительно тявкая и подвывая от отчаяния.
   Лес, камни, горы... Все было слишком большим даже для него в прежнем обличье. А уж для звереныша на коротеньких лапах - тем более.
   Наконец, Лисенок остановился, широко разевая пасть и тяжело дыша от усталости. А потом вернулся на пару шагов, покружился, опустив морду и тщательно обнюхивая снег. И, подняв нос, заскулил. Старшего не было. Ни следов, ни запаха. Понял, что у него не осталось сил,  и улегся в снег, накрыв нос хвостом.
   Наверное, он заснул. Странным, вязким сном без сновидений. Когда видишь сквозь собственные веки, и мысли тянутся бесконечно долго.
   ...Большое краснощекое лицо. С пушистой и густой бородой, заплетенной в две косы. Руки, пахнущие сухой травой и хвоей...
   Его внесли в дом. Или это была пещера?
   Он рычал во сне! И даже пытался тяпнуть протянутую ладонь.
   Но руки так мягко касались шерсти,..  волос...  наконец, Лисенок повернул голову и увидел сидящего на лавке Эркена с большой глиняной миской в руках. Так вкусно пахло...
   -Вот глупые! Кто же столько бегает в шкурках? Видно, совсем все стало плохо в низине, если дети забывают о безопасности.
   -Кто вы? - Голос еще плохо слушался младшего.
   -Я - Хозяин этого леса.
   - Мы тебя еле нашли, - укоризненно сказал Эркен, взглядом попросив у хозяина дома разрешения говорить. - Я же тебе сказал, Лисёнок - беги за мной, во что бы то ни стало за мной беги! Ты чуть не попался... кгхм... - Эркен снова посмотрел на мужчину, который посмеивался над мальчишками, сунув руки за пояс, и взгляд на этот раз был виноватым: сейчас Эркен не казался взрослым, мудрым и храбрым, скорей - мальчишкой, нашкодившим и ждущим за это выволочки. - Повезло ещё, что у него было хорошее настроение... Я отбежал, гляжу - тебя нет, в человека перекинулся - ничего не чую, следов найти не могу, обратно в лиса - чувствую, что сейчас себя потеряю, и всё...
   - И бегал по лесу кругами, пока на меня не наткнулся, - добродушно сказал мужчина... или кто? Человек ли вообще? Впрочем, эти мысли если и занимали, то Лисёнка - Эркен знал точно, что человеческого в хозяине дома не больше, чем в дубе или валуне. - Воин! - и стукнул Эркена по затылку, сильно, кстати, но мальчишка только сморщил нос и проводил вышедшего наружу хозяина - тот на ходу что-то то ли бурчал, то ли напевал, а со двора тут же раздался стук и гром - что там делалось, уж кто знает... Эркен тут же пересел к Лисёнку и сунул ему миску - там была пшённая каша с маслом, ещё очень много. - Ешь! - щедро сказал Эркен. И понизил голос: - Нам и правда повезло... Я когда-то у него учился... недолго, я казался ему бестолковым, а характер у него... - Эркен закатил глаза и присвистнул. - Но он добрый... ну, как лес. Если себя правильно вести и не обижать деревья зазря, то лес как дом... Лисёнок, - вдруг оборвал он сам себя и посерьёзнел. - Я виноват тоже. Надо было всё время оглядываться, а я всё бежал и бежал, как с ровесником... Ты не думай, - голос его стал умоляющим, - я бы тебя всё равно нашёл... только дольше искал бы... и... - он вздохнул. - И ты мог бы остаться лисёнком. Не по имени, а... на самом деле... Да ты ешь, не слушай, что я болтаю! - спохватился он. - Мы тут переночуем, тут безопасно совсем. Только на двор не ходи, понял? Там сейчас, небось, танцы-пляски, тебе рано на такое смотреть - закрутят, пропадёшь... Ешь и ложись, вон, на лавку в угол... - он кивнул туда, где - чудо! - стояли вещмешки обоих мальчишек, лежало пальто Лисёнка, плащ Эркена... - А я его дождусь, поговорить надо будет...
   Младший покорно перебрался на новое место. А, поджав ноги и усевшись поудобнее,  с удивлением стал осматривать странное жилище.
   Вопреки первому впечатлению, потолки в доме оказались очень высокими. А стены...
Мальчик даже позабыл о еде: не мог оторваться от разглядывания мастерски украшенного камня нежно-песочного цвета.
    Резчик, поработавший тут, умудрился оживить холодный песчаник, превратив его в побеги и листья, цветы и танцующих птиц. В неровном свете картина оживала... и стоило большого труда оторваться от иллюзии этого движения.
   Пол был попроще: выложен точно подогнанными друг к другу терракотовыми плитами произвольной формы. Без рисунка и украшений.
   Все пространство внутри дома было разбито на три части, отделенные друг от друга перегородками из причудливо сплетенных то ли веток, то ли стволов молодых деревьев. Заметив удивленный взгляд Лисенка, Эркен весело произнес:
   -Они живые, ты не ошибся. Только кроны выходят наружу далеко вверху.  Над нами гора.
   Младший кивнул и стал неторопливо есть, все еще глазея по сторонам.
   В той импровизированной комнатке, где хозяин разместил гостей, по центру в полу был выстроен круглый очаг с весело плясавшим огнем. Над ним, как шляпка гигантского гриба, возвышался дымоход, обмазанный глиной и расписанный фигурками животных и людей.
   Не меньше стен жующего Лисенка поразила мебель. Лавки, стол, стулья и даже полки под потолком были собраны из разных кусков выворотней. И мастер далеко не везде обрезал корневища. Поэтому предметы напоминали мальчику диковинных зверей. Лохматых и диких. Заснешь на такой лавке, а она возьмет тебя  и унесет за горы, за облака...
   Отчего-то Лисенку вспомнилась стеклянная птичка, отданная Эркену:
   -Ты покажешь Хозяину леса свистульку? Может он знает - что это такое? - пробормотал младший с набитым ртом.
   - Посмотрим, - неохотно кивнул старший.
   Лисенок тоже на всякий случай кивнул. Он вылизал миску с ложкой и аккуратно поставил их на пол. Потом лег на лавку и стал наблюдать за танцующими язычками пламени в очаге, наслаждаясь сытым теплом и покоем. Странно, но, вопреки ожиданиям, ноги совсем не болели. Мальчик разомлел. Тишина вкупе с тихим потрескиванием дров усыпляла, и он решил немного поболтать:
   - Когда-то очень давно я слышал легенду об этих горах. Одна старуха в деревне рассказывала, что тут живут странные существа, а между скалами есть тайный проход в потаенную долину, где рождаются радуги... Она утверждала, что была там, когда ей было всего десять. Но разве маленькая девочка сама бы стала путешествовать так далеко?
   Вопрос завис в воздухе... Эркен как раз решил подбросить пару поленьев в огонь и, видимо, прослушал то, что ему говорили.
   Лисенок надулся. Ему хотелось спать, но любопытно было и снова посмотреть на Хозяина. Или он уже спал? Глаза его  медленно закрылись...
   И в тот же миг хлопнула входная дверь...
   ...Эркен собирался ответить. Он не знал, о каком проходе говорит Лисёнок, но хотел подтвердить, что в горах вокруг хватает чудес даже теперь, когда люди заселили склоны, и даже на вершинах стоят тут и там замки - замки, хозяева которых позволяют себе свысока (ха-ха, и на самом деле!) посматривать даже на короля. Замки гостеприимные - и замки, в которые не стоит попадать никому. Почему бы не быть в горах и проходу на родину радуг?
   Да, он собирался, но вошедший Хозяин, сердито отряхнувший у дверей снег (тот взвился облачком, закрутился в смерчик и юркнул в щель у пола - поскорей наружу, подальше от тепла), спросил, подходя и присаживаясь у очага на словно бы сам собой возникший за его спиной табурет:
   - Что за переполох вы устроили по всему лесу? От самой деревни за вами шум идёт.
   - Я просто туда на ночлег попросился, - сердито сказал Эркен. И быстро, без красочных деталей, коротко и ясно рассказал всё, что случилось за последние двое суток.
   Хозяин слушал, похмыкивал. Потом сказал с усмешкой:
   - Ну хоть бы раз ты прошёл где - и не оставил за собой шума. Может, тебя и правда в лису превратить - на годик? Побегаешь, остынешь, потом подумаем.
   - Не надо, - быстро и опасливо сказал Эркен. - Я тебе не твои лесные жители. И я не виноват, что ОНА польстилась на мальчишку и хотела сделать его своим кнутом. Что за манера у вас - с людьми, как с куклами играть?!
   - С нами ты людей защищаешь, с людьми - нас... - задумчиво сказал Хозяин. - И тот берег вам чужой, и этот. Люди вас, верфоков, гонят, прочие вас предателями считают... Что за жизнь? Оставался бы ты с ним, - Хозяин кивнул на Лисёнка, - у меня. Его научу всему, что знаю, вижу, что можно... А ты и правда отдохнёшь.
   - Живёте, как на облаках, - сердито ответил Эркен. - Про всё тебе рассказали, про всё доложили, а про убитых наёмников промолчали, небось? Три людские тушки... Ты хоть знаешь, что у людей война? - Хозяин изобразил безразличие, пропустил между ладоней тяжёлые косы. - Через лес скоро будут, как по тракту ходить!
   - Пусть ходят, коль вреда от них нет, - безразлично ответил Хозяин. - А от кого будет - тот войдёт, да и не выйдет.
   Эркен досадливо махнул рукой, не стал больше спорить, только попросил:
   - Выведи нас завтра на дорогу к Крону. Нам надо в столицу.
   Хозяин неодобрительно покачал головой.
   -Глупый мальчишка. Бежать от своей природы бесполезно и опасно. А выводить на дорогу не стану. Сами ее утром найдете, - он встал с табурета и, взяв небольшое кожаное ведерко, натаскал из стоящей в соседней комнатке бочки воды. Наполнив огромный медный котел до краев - повесил на  крюки над огнем. А затем вышел в соседнее помещение и долго возился там, грохоча и двигая что-то тяжелое по полу.
   Когда он снова подошел к очагу - в его руках был огромный тюк.
   -Вот, мне это ни к чему. А хозяева бы только порадовались, если бы увидели - кому дарю.
   Эркен скептически хмыкнул, оценив размеры:
   -Как мы это все потащим?
   -Я дам вам лосей. Верхом ездишь?
   -Я-то да... А вот младший...
   -В моем седле сможет. Смотри вот.
   Сначала Хозяин достал из тюка одежду. Старший присвистнул от удивления. Две дорогие рубахи из мягкого на ощупь, плотного браного льна с шелковым вплетением. Одна выкрашена в серо-синий, грозовой оттенок, другая - зеленая. Рисунок простой - листики и травинки. Но как выткан! За одну такую можно стадо овец выторговать, не сильно напрягаясь. Нижние штаны из тонкого беленого льна...  
   -Помоетесь - примерите, - кивнул на греющуюся воду бородач. - Размерчик вроде как раз. Только мелкий будет рукава подворачивать.
   -С трупов снял? - морщась от отвращения, сказал старший.
   -Я их получил в дар, когда твоего прапрадеда в проекте не было, - лениво проворчал в ответ Хозяин. Он слишком увлекся, чтобы сердится. - А как тебе вот эти кольчуги? Они простенькие, но оборонят в дороге...
   Эркен кивнул.  Кольчуги действительно были обычные, но с крепкими проклепанными звеньями, хорошо смазанные  и не тронутые ржавчиной.
   -Кто же подарил тебе все это? И за что? Неужели тебе подобные могли кому-то когда-то оказывать подобные услуги?
   Бородач разогнулся и захохотал.
   -Что я смешного сказал?
   -Глупый маленький верфок. Держи вот еще, - Хозяин протянул Эркену длинные тисненые ножны с мечом. - Ему лет почти столько же, сколько этим горам. Те, что подарили мне его, пришли издалека, - он посерьезнел и прошептал. - Вы тоже обязаны будете мне кое-что подарить. То, что само прыгнет вам в руки на входе в город.
   Эркен, протянувший руки за мечом, замер. Смерил Хозяина взглядом с головы до пят, как будто готовился вызвать на поединок.
   - Ты, конечно, видел куда побольше не то что моего, но и всего рода человеческого... - осторожно сказал мальчишка. - Но и я слыхал про короля - короля не людей, а нашего народа, из давних времён - который пообещал отдать жителям лесов в обмен на помощь то, чего не знает дома. А дома его ждал родившийся в его отсутствие сын... - Эркен нахмурился, потом вздохнул и поднял прямую ладонь к виску. - Обещаю, что за твою помощь отдам тебе то, что само прыгнет мне в руки на входе в город... Сына у меня быть не может, уж это точно.
   И усмехнулся, но усмешка тут же пропала - потянув клинок из ножен, мальчишка обмер от восхищения. Он умел оценить хорошую работу, и его собственный нож был неплох и непрост, но...
   - Таких не делают уже давно, - сказал он, любуясь узорами на клинке - серо-чёрными на жемчужно-голубом. - Таких не делали уже в те времена, когда тут и люди-то не жили... Это работа нашего народа... - он вздохнул, бережно убрал оружие и повернулся на скамье к Лисёнку. Потрогал его за плечо: - Спишь? Проснись, пойдём вымоемся, и тогда ляжем как следует. Что это за отдых - в сапогах и в одежде? Вставай, Лисёнок, ну?..
   ...Лисенок плыл в жемчужном мареве. Острыми иглами впивались в кожу тонкие лучики света. От этих уколов ему становилось легко и радостно. Тело парило как пушинка, гонимая ветром. Все дальше и дальше... Кажется, где-то совсем поблизости, звучали музыка и смех.
   Но внезапно из ниоткуда возник голос Старшего.
   Мальчик испугался.  И хрустальные иглы света со слабым звоном стали крошиться и осыпаться. С каждой секундой воздух становился темнее. Лисенку было достаточно только раз глянуть в пропасть, где исчезали искристые крошки, и он тут же, потеряв ориентацию и неловко кувыркаясь, начал падать.
   Просыпаться не всегда приятно.
   Стремительная потеря высоты во сне закончилось реальными синяками и грохотом. Лисенок, просыпаясь, свалился с лавки, опрокинув  и ее, и какую-то длинную палку, прислоненную в ногах...
   Ничего не соображая со сна, он попытался все вернуть на места, но только заново все перевернул вверх тормашками.
   - Да уж, послал Лес гостей, - с философским спокойствием сказал Хозяин, созерцая барахтающегося на полу мальчишку. Эркен, даже отшатнувшийся от того грохота и разгрома, который спросонья произвёл его младший спутник, поймал последний падающий предмет, водрузил его на место и без насмешки спросил:
   - Страшный сон приснился, что ли? - и протянул Лисёнку руку. - Пошли мыться, говорю. И поспим как следует. Время ещё есть, а завтра ехать. Смотри, что нам подарили... - он показал на разноцветные рубахи и щедро добавил: - Выберешь ту, которую захочешь, я по тебе подгоню... И ещё дадут лосей, чтобы не бить ноги... - или лапы, додумал Эркен с внутренним смешком.
   Лисёнок нехотя раскрыл сначала один глаз. Потом второй. Глаза почему-то видели то как лисьи, то как человечьи, то ещё как-то. Непонятно. И неприятно. Его мутило, и вставать совершенно не хотелось. Одно хорошо - усталость ушла без следа.
   Воздух звенел как в кузне. Лисёнок кожей и животом ощущал это напряжение. Хотя Старший, пожалуй, и с виду был как перетянутая тетива. А уж чувства гостеприимца толпились под потолком как пленённые грозовые тучи! Однако большинство мыслей и Эркена, и хозяина дома были скрыты. И все старания докопаться до причины были тщетными.
   Можешь не совать свой любопытный нос, куда не следует!
   И мальчик, не задавая лишних вопросов, поплёлся за старшим к Хозяину, наливавшему горячую воду в большую деревянную кадку.
   - Давай ты первый, - Эркен, стоя на колене возле вещей, доставал то одно, то другое, пока, хмыкнув довольно, не извлёк берестяную коробочку - скрипнув, та открылась под его пальцами. Внутри были несколько стальных иголок и моточков нитки. - Ага, вот, - он отложил иголку и один из моточков, пояснил: - Это для твоей рубахи...
   Подумав, он осторожно переложил меч поближе к "своей" лавке, покосился на Хозяина. Но тот, что-то уже привычно ворча под нос (как будто вдали перекатывались валуны), ворочал большим черпаком в кадке - словно суп собирался варить. Эркен мысленно недовольно передёрнулся, нехорошая была мысль и абсолютно не ко времени и не к месту. А вот Лисёнок, топтавшийся возле кадки, выглядел каким-то недовольно-обиженным, не испуганным...
   Рассказать ему, что ли, о моей задумке, подумал Эркен. Дудочка, нож и письмо к канцлеру Юлле... Он совсем маленький, куда и что ему со мной таскаться по миру... Пусть живёт у канцлера - как сын графа. Рассказывать-то всё равно придётся. Но... нет. Лучше не сейчас. И слова не найдётся, и сам ещё толком не знаю, как и что...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"