Шивер София : другие произведения.

Бесценный мальчик (1 часть)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Любовь "без памяти"
  
  "Мы прошляпили ещё один век, так и не поняв, в чем он собственно заключался"
  
  Название; Priceless boy (бесценый мальчик)
  Автор: Sofi
  Рейтинг: R
  Размер: будет миди.
  Предупреждения: попробуем. Мой самый раний оридж, напечатаный на собственную мангу. не ругайте слишком строго.
  Саммари: почему одним все, другим ничего?
  
  (запись создана 08.06.09)
  
  
  "...Он чувствовал неприязнь к этим
  пустым разговорам, дешевым маскам,
  прикрывающим нарывающие, сочащиеся
  гноем мысли. К голосам пытающимся
  спрятать за болтовней оглушительное молчание пустых душ..."
  
  Отрывок из " Дюны"*
  
  
   Глава 1 " На дне сознания..."
  
  
  
  
  Темно. Помню, было темно и жутко холодно. Что-то белое, ледяными прикосновениями касалось горящей от боли, кожи. Черт... надеюсь, ребра не сломали...
  Глаза застилала красно-кровавая пелена, длинные волосы норовили попасть в рот и пощекотать ноздри. Так плохо ещё никогда не было... может быть,...что было до этого?
  
  Не помню. Тоскливо. Больно.
  
  Твари. Зачем?
  
  Гулкое онемение сковало тело, в глазах начало темнеть, и почти на грани реальности, я услышал тихий хруст шагов по снежному покрывалу. Темное пятно проплыло надо мной, но сознание затухало, не позволяя увидеть, кто это?
  
  Дальше - теплое прикосновение к щеке, тишина, в которой явственно различался звук падающего пышными хлопьями снега. Словно плыву под водой, уши заложило, ничего не слышу... Темно.
  
  
  --------------
  
  Боль поутихла, и я даже смог открыть глаза. Первое, что увидел - белый потолок. Точнее белый навесной потолок, изгибающийся в невероятном агонизирующем движении поперек комнаты. Несколько точечных лампочек. Интересно. Значит я не в больнице - ни одна больница не позволит себе такую роскошь. Значит - где-то...
  
  - Проснулся уже? Ну и кто же тебя так отделал?
  
  Прилепившись к межкомнатному косяку, на меня, с высоты птичьего полета, воззрился мой спаситель (в чем я немного не уверен)
  Высокий. Утонченный. Стройный. Красивый, до умопомрачения. Лет двадцать пять, а то и больше, но красоты это ни коим образом не портит. Даже наоборот, придает уверенность и силу.
  Волосы цвета спелой пшеницы - длинные, свисающие, ломкие, словно солома, чуть ли не до талии. Глаза - серый, древесный дым - теплый и сладковатый.
  
  И тут на меня, словно упал кирпич, этажа, эдак с десятого.
  
  - что за... - я сжал ладонями голову, и почувствовал бинты на лбу. Неважно.
  
  Кто я?
  
  Абсолютная пустота в голове. Ни имени, ни воспоминаний. НИ-ЧЕ-ГО! Как будто до этого момента меня просто не существовало.
  
  Я начал судорожно ворошить память в поисках хоть какой-то информации, но натыкался на мощную бетонную стену. Везде. Что произошло?
  
  - Что произошло? - уже вслух повторил я.
  
  Блондин ухмыльнулся, вынув тонкую сигарету изо рта, затушил её в прозрачно- дымчатой пепельнице на столе.
  
  - У тебя надо спросить. Тебя на фарш порубили в сансет-парке. Не слишком благоприятный район.
  
  Он грациозным движением откинул со лба длинную челку. Тонкий, черный свитер с опушенными плечами облегал сильные руки и я невольно залюбовался им, но, поймав себя на мысли что уже пялюсь в открытую - покраснел и отвернулся.
  
  - Есть хочешь? - неожиданно буднично спросил он. Как будто я не незнакомец, а маленький братишка или друг детства.
  
  Я прислушался к ощущениям и понял, что меня подташнивает и голова кружится вовсе не из-за ранений.
  
  - Угу - получилось только негромко буркнуть. Блондин присел на край дивана рядом со мной.
  
  - Акане - судя по всему, так его зовут. "Красный"
  
  - Не помню.
  
  Акане внезапно улыбнулся. В дымчатых глазах заплясали искорки сдерживаемого смеха.
  
  - Тебя зовут "не помню"?
  
  - Я не помню, как меня зовут. Что-то со мной не то... - но все же я не сдержался и улыбнулся в ответ.
  Внезапно у меня возникло ощущение - что улыбался я очень и очень давно. Как будто в первый раз. Губы пошли мелкими, назойливыми трещинами и хлесткий удар - остаточное отражение воспоминания - что нельзя показывать свои эмоции. Ты не для этого рожден.
  
  - Амнезия...? - мужчина склонил голову к плечу, пристально меня разглядывая.
  
  К моему смущению, на его вопрос ответил мой, внезапно взбунтовавшийся желудок.
  Кажется, я густо покраснел и попытался скрыть лицо за моими, не менее длинными и то же светлыми волосами. Однако отличия были - а) мои волосы мягкие и шелковистые, в отличии от его ломких и прямых, как классицизм. б) его волосы отливали медью и золотом, а мои - ярко-желтые, как мякоть лимона. Или как цвет солнца, которое малюют трехлетние дети в садике, на уроках рисования.
  
  - Ладно, я не садист, иди на кухню, поговорим за завтраком.
  
  Прежде чем встать с дивана, я заглянул под покрывало.
  
   Та-а-ак...хорошо, хотя бы трусы на месте. Хотя вот колено надежно перебинтовано. В нескольких местах, на расплывающихся сине-фиолетовых синяках - оранжевые полоски и пятна йода. Правый бок перечеркнула длинная царапина, как от хлыста.
  
  Да кому ж я так нагадил-то? Кому перешел любимую тропинку?
  
  На голодный желудок, мыслительный процесс отзывался жуткой головной болью, поэтому я решительно встал и зашагал в сторону кухни. Собственно, ее местонахождение я нашел по запаху.
  
  Кухня маленькая, но уютная. Классический сине-серо-стальной гарнитур, угловой стол с диваном. Ничего броского, кроме картины в рамке, формата А2. Красочная смесь импрессионизма и кубизма. Золотые и черные квадратики по углам - сиена жженая, радужная золотая, желтая охра, сырая умбра, желтый, красный кадмий, титановые белила
  Ализариновый кармазин, синий индиго, черный. Больше ничего лишнего. Климт*.
  
  Признаюсь, для холостяка он готовит весьма неплохо. Но кто же есть кальмаров на голодный желудок!
  
  Я только успел дотянуться до салата (слава Богу, из овощей и зелени), когда Акане поднял на меня свои серые глаза.
  
  - Кстати, чуть не забыл... - но приподнялся, вытаскивая что-то из заднего кармана брюк. В свете яркого утреннего солнца, блеснул золотой кулон на цепочке в виде сердца, с четырьмя стразами по краю - Эту вещь ты все время сжимал в ладони. Я с трудом его выцепил. На нем есть гравировка.
  
  Он протянул её мне через весь стол, и я осторожно подхватил вещицу.
  
  Она определенно что-то мне напоминала. Но что именно, не могу вспомнить.
  Провел пальцами по начищенной до тусклого блеска, поверхности. Закрыл глаза.
  
  Да... я делал это много раз. Помню, сначала больно, грустно,...но потом тепло. Воспоминание.
  По краешку кулона, едва видная надпись:
  
  "...Любимому братишке с 15-летием..."
  
  Совсем детская, невероятная радость, словно в мире Ален Милн, куда я попал по чистой случайности, но уходить не хотелось совсем.
  
  - Значит, у меня есть родственники! И мне около 15-ти лет! - возопил я.
  
   - Это и так видно, по твоей физиономии. Я сначала дал тебе 14.
  
  Я сердито фыркнул. Не такой уж я и маленький. Хотя фигура довольно хрупкая и худая.
  
  Однако...
  
  Больше я ничего не знаю. Ни адреса, ни имени, ни статуса. Хотя на последнее было абсолютно плевать. "Хн! - надо искать себя"
  Я улыбнулся этой дурацкой мысли.
  
  - Простите, Акане - сан...
  
  - Ммм?
  
  Акане, до этого времени, задумчиво жевавший очередную сигарету и уставившись, с риторическим видом в открытое окно, рассеяно обернулся к моей персоне.
  
  - Простите, можно мне на время остаться у вас?
  
  Он не отвечая, оперся на руку и продолжал молча смотреть на меня, словно требуя продолжения.
  Да, наверное, это наглость с моей стороны. Может быть, я притесню его. Или он живет не один...
  
  - ...Денег у меня нет, но я могу делать работу по дому... - продолжал бубнить я, сминая полы одолженной мне, синей, хлопчатобумажной рубашки на два размера больше - ...Стирать, убирать, готовить...
  
  - Странный ты парень... - внезапно перебил он, смяв докуренную сигарету в пепельнице - Просишь остаться в доме у человека, которого даже не знаешь. А если я работорговец детьми, маньяк или продам тебя на органы?
  
  Похолодело внутри. Это не правда, просто он говорит, как думает. Но все же...
  
  - Вы не похожи на плохого человека.
  
  Задел. На мгновение маска спокойствия спадает, уступая место раздражению и чему-то ещё. Как будто я сказал прописную истину, которую он не знал.
  Неожиданно его губы скривились в усмешке.
  
  - Хорошо. Тогда раздевайся.
  
  Ударил в солнечное сплетение. Я только выдохнул громкое, резкое "что?", когда лицо Акане обрело победную улыбку
  
  - Человека судят по поступкам, а не по внешнему виду. Если ты в это веришь, снимай рубашку.
  
  Удивленно смотрю на него, не понимая, чего он добивается. В ответ на мои мысли, Акане склоняет голову к плечу и насмешливо бросает:
  
  - Или ты уже не считаешь меня хорошим человеком?
  
  Или-или. Господи, почему надо так постоянно в чем-то самоутверждаться, как будто от этого зависит все. Почему люди все время расставляют свои положения? И берегись, если окажешься ниже.
  
  Но на меня скорее просто подействовала эта ухмылка "Не могу? Ещё как могу! Смотри, не упади!"
  
  Резким рывком, тихо рыкнув, стаскиваю с себя футболку. Как будто, когда перебинтовывал, не видел!
  
  - Хорошо, ты смелый - его взгляд скользит по мне так, словно разглядывает он мясо на прилавке - "пойдет или нет?" в дымчатых глазах - нечто вроде оценки меня, записи куда-то в определенные уголки памяти моих данных - Хммм...платить за жилье будешь натурой.
  
  Так просто. Как будто чиркнул головкой спички по коробку.
  
  - Что...?
  
  Достает зажигалку, выпихивает сигарету из пачки и в очередной раз затягивается.
  
  Ублюдок!
  
  
  
  ----------------
  
  
  "..Я посмотрел на арку. Арка посмотрела на меня. Мда-а-а-а..."
  
  Ну, понравилось мне это предложение. Ольга Шумилова*.
  
  
  
  
  
  - А что? Это моя цена. Ты согласен? - все та же насмешка, пополам с интересом. На что ты ещё способен? Угомонишься и уйдешь?
  
  - Зачем вы так поступаете? - позволяю себе обиженную мордочку. Хотя почему позволяю - я обижен, до глубины души. Мне предлагают стать шлюхой - или уйти.
  
  Ложь. Вижу это в его глазах. Он привык поступать, так как считает разумным. Он знает, что мне некуда идти и поэтому встает из-за стола (Черт, даже поесть не успел. Да ты натуральный садист!) и кивает, чтобы я шел за ним.
  Конечно же, я покорно волочусь следом, как привязанный на поводке щенок. Но я ещё могу кусаться. Не забывай.
  Улыбаюсь своим мыслям. На душе почему-то совсем не страшно. Наоборот - твоя сила, твоя защита - как надежная, средневековая крепость - вокруг меня выстраивает свои Великие китайские стены. Почему-то я это просто чувствую.
  Хотя доверять все ещё незнакомому человеку, пусть даже спасшего тебя, все равно глупо.
  
  Акане молчит, глядя потускневшими глазами сквозь длинную челку. Пара шагов по темному коридору и он открывает передо мной... свой мир
  
  Мир иллюзорных красок, запаха масла, разбавителей, чистой бумаги, людей... людей в этих самых мирах.
  
  - Вы художник... - осторожно выдыхаю, боясь нарушить, сломать хрупкий, как китайский фарфор - твой мир.
  
  - Угу... - неопределенно качает головой.
  
  Портреты в основном женские. Но это не простое штампование безмозглых порно-картинок, коими завешивают стены умственно отсталые тинэйджеры и холостяки, у которых нет никого и ничего, кроме тупой физической работы.
  
  Легкие, летящие ткани, плавно обтекают тела, прикрывая все целомудренные места.
  Женщин он выбирает красивых, длинноволосых, кое-где - не слишком худых или молодых.
  
  Но при первом же обзоре я останавливаю взгляд на большой картине в черной, топ-модернистической раме. На лесной поляне, опустив ступни в темное озеро - девушка. Крепко обняв ноги, положив подбородок на колени и прикрыв глаза - она словно о чем-то грустит. Думает. Мечтает.
  Светлые, русые волосы растекаются по плечам жидким шелком. Так хочется протянуть руку, откинуть их - но пальцы неожиданно натыкаются на грубую холстину.
  
  Не дотянешься. Не дозовешься.
  
  Глубоко внутри нарастает шелковый ком. По телу растекается приятное тепло.
  Отклик в душе - Мама...далекая, теплая, родная и любимая.
  Я не помню её. Мне кажется, даже если бы не амнезия - все равно бы не вспомнил.
  Но если она у меня была - она бы была для меня именно такой.
  
  Ветер и листва за её спиной создают иллюзию крыльев.
  Крылья - не всегда свобода.
  
  - Моя жена. Год назад погибла в аварии, вместе с моим не родившимся сыном.
  
  Голос Акане за моей спиной - излучает плохо скрытую боль и грусть. Все ещё не оправился.
  А что мне остается - только посочувствовать. Я не знал её.
  Но мне кажется - хотел бы узнать...
  
  - Она красивая. Мне жаль... - слишком много пафоса. По-моему Акане фыркнул.
  
  Скольжу краем глаза по названию - в углу размашистым почерком белой титановой:
  
  "Мария"
  
  
  --------------------------
  
  
  "Смерть - это так:
  Недостроенный дом
  Недовзращенный сын
  Недовязанный сноп
  Недодышанный вздох
  Недокрикнутый крик..."
  
   Марина Цветаева.
  
  
  
  - Ну же, больше чувственности, Тоя!
  
  Под натурой, как оказалось - Акане подразумевал позирование. Он дал мне временное имя - Тоя. Сразу вспоминалось похожее - "tooi" - другой, иной.
  Кто я?
  В последние несколько дней, я не запаривался этим вопросом.
  С утра - готовлю завтрак, пока Акане спит, потом уборка - если понадобиться. Но это редко - он ужасный чистюля. Пробуждение, еда, перепалка - кто будет мыть посуду (хотя без слов ясно, кто), долгие часы позирования, а нередко - телефонные звонки на его мобильный и отсутствие до самого обеда.
  В такие моменты, я себе места не нахожу, хожу из угла в угол, бесцельно щелкаю пультом по каналам или просто рассматриваю его картины в мастерской.
  Даже если я не разбираюсь в искусстве - твердо вижу - мастер. Таких сейчас мало.
  Он пишет воздух, воду, землю - такими, какие они есть. И с людьми - также.
  Когда он возвращается, нагруженный бумажными пакетами с продуктами, я подпрыгиваю с веселым, немного обеспокоенным "привет" - выхватываю их из его рук и несу на кухню, раскладывая по полкам в холодильнике.
  
  Это потрясающее ощущение - будто мы - одна семья. Такого со мной раньше не было. И поэтому ловлю каждое мгновение этой новой, неожиданной жизни.
  Акане словно понимая меня - относится ко мне тепло, стараясь заполнить собой, мою пустую душу. Сущность.
  Долгожданный дождь, проливающийся на изрезанную трещинами, высохшую и покрытую корками сухой глины - землю пустыни.
  
  В этот раз не мне, ни ему не спалось, и я, провертевшись полночи на своем диване, упрямо переполз на запретную территорию - мастерскую Акане.
  О чем теперь крайне жалел.
  
  - Расслабься, приоткрой рот, как перед поцелуем. Не будь таким угловатым, я не кусаюсь...
  
  Я пытался, как мог. Но расслабится все равно не получалось. Теперь я понимал, почему за позирование платят.
  Мне было неловко сидеть вот так - в чем мать родила, накинув на сгибы локтей - шелковую, бордовую ткань, похожую на шарф. Щеки все время не переставали розоветь.
  Плата за позирование - цена морального ущерба.
  
  Акане в конец разозлился, наклоняясь ко мне из-за планшета. Как он может всю ночь не спать?
  Его темно-серый фартук, надетый прямо на черный свитер без горла - весь выпачкан в разноцветных пятнах масла и акварели. Воздух мастерской пропитан приятным терпким ароматом разбавителей, Уайт-спирита, старых красок и лакированного дерева мольбертов.
  Да, в таком месте приятно находится, но от сильных запахов кружится голова.
  
  - Так не пойдет - цыкнул он - ты слишком напряжен.
  
  Ну вот, теперь я крайний. Акане поправляет свои, собранные в конский хвост, соломенные волосы и вытаскивает изо рта кисточку, древко которой сжимал в зубах.
  В мастерской он никогда не курит. То ли из-за легковоспламеняющихся составов, то ли из-за того, чтобы не перебить этот запах красок.
  
  - но... - пытаюсь оправдаться за свою неработоспособность - я...я раньше наверное такого не делал...я может быть невинен и стесняюсь...
  
  На его лицо наплывает та самая улыбка, с которой он предлагал мне вначале свою ренту за приют.
  
  - Это можно легко проверить. Если тебе это интересно, не хотелось бы мне нарушать закон.
  
  Он что, предлагает мне...?
  
  Мгновенно розовею, и, видимо приняв этот жест, как согласие, Акане подступается вплотную ко мне, касаясь моих колен.
  Дыхание резко перехватывает. Чувствую... я ЧУВСТВУЮ его всего. Полностью. Раньше не замечаемый мной запах - сквозь терпкое, душное масло - горьковатый запах выкуренных (наверное, уже несколько пачек за этот прошедший день) дорогих сигарет, и какой-то ещё - сладковато-дурманящий... запах полевых трав: горьковатый - полынь, крапива, чистотел, подслащенный - клевер, земляника, запах лип, тополей, берез...
  
  Подслащенная кислинкой горечь. Или горьковатая сладость?
  
  Пытаюсь вдохнуть полной грудью этот запах, но не получается. Словно проходит мимо, и ты не можешь дотянуться до него. До злости хочу наполнить этим ароматом легкие, но запах ускользает, изворачивается воздушным драконом, не давая поймать себя.
  Я готов был уже согласится на его предложение...
  - Запомни раз и навсегда - голос внезапно приобрел холодные, поучительные нотки - НИКОГДА НИКОМУ не разрешай...даже из чувства долга, делать с собой, все, что угодно.
  
  Пустота внутри. Даже обида. Прописная истина, нэ? Решил выступить в роли заботливого родителя?
  И все же прав...Черт! Ну почему он всегда прав!!!?
  Просто пытается оградить от лишнего.
  
  Акане отодвигается от меня, и присев на стул, складывает краски и кисти. Я зачаровано наблюдаю за его тонкими, гибкими и длинными пальцами - завинчивающими крышку растворителя, складывающими покорные тюбики масла в коробку, отколупывающие ногтями стальные кругляшки кнопок, снимающие с планшета лист полуватмана.
  
  Он неосторожно кинул мне мою (вру - изначально свою) хлопчатую футболку и шорты и вышел из мастерской.
  
  Он злиться на меня? За что? Сам же предложил...?
  Дело не в этом. Просто злиться на то, что я не отказал, не сопротивлялся. Звучит как немая ревность. К прошлому.
  
  Что жжжжжж....
  
  Одеваюсь, выхожу в комнату. Акане стоит, повернувшись к окну, курит. Даже не снял свой заляпанный серой радугой, фартук. Просто наблюдает за плавным кружением белоснежных хлопьев за окном.
  Он любит музыку немой жизни. Музыку вихрей снежинок по ту сторону стекла, музыку дождя, который был и будет в его осенней душе, музыку шелеста трав. Я однажды видел это в телевизоре - дух захватывает, когда стоишь посреди зеленеющих холмов, вслушиваясь в музыку ветра, а под тобой плещутся наполненные жизнью - зеленые ряби трав, словно океан, переливающиеся изумрудно-зелеными волнами.
  
  Но на этот раз - музыка из центра - Ёко Канно* я думаю. Чертов любитель саундтреков.
  Плавная бархатистая мелодия ночного блюза льется из колонок и, будто вторя ей, небо, и без того укрытое белой пеленой, наливается тяжелыми тучами.
  
  У каждой стихии - своя мелодия, свой инструмент. У ветра - шелестящая свирель, у земли оглушительные, подобно биению сердца, барабаны, у воды - тот самый, глубокий блюз, у огня... ну я думаю - тяжелый хард-рок. Эта стихия не подвластна никому, ее нельзя взять в руки, как землю, зачерпнуть, как воду, почувствовать кожей - как ветер.
  
  Снег шел все сильнее. Теперь он стоял перед окном, белой, словно зашпаклеванной, стеной.
  
  Чувствую нестерпимое желание прикоснутся к нему, но все же благоразумно помалкиваю в сторонке, склеившись с косяком.
  Гнетуще. Неловко. Будто я был в гостях и сказал им в лицо какую-то пакость.
  
  
  - Сходи в магазин - неожиданно, усталым голосом, попросил Акане - Хочу сегодня на ужин тофу.
  
  Хоть у тебя и красное имя, но сам ты - яркая, пестрая осенняя листва. Она пожухнет, спадет, но на её место всегда будет приходить новая. До скончания веков...
  
  Феникс...
  
  
  
  
   Глава 2 "Отрезок памяти"
  
  "...наши души крылаты
   и в сети не ловятся..."
   О. Шумилова.
  
  
  
  Снег, белыми шмелями, кружился над сонным городом. Мир, казалось, затих. Кажущиеся летом - шум трасс, пыль, поднимающаяся из-под колес, крики людей, вечно спешащих куда-то, дрожащее марево воздуха, эффект лужиц - мираж над асфальтом - все это остыло, как раскаленное железо, брошенное кузнецом в ледяную воду. Даже далекие гудки машин заглушал шепот падающего снега.
  
  Люди, бродили, будто потерянные в тумане. Они то выплывали, то исчезали в стенах пушистого снега, затопившего мир. Ощущение свободы - когда никто не посягает на твое личное пространство. Ты идешь, даже если посреди площади, никто не обращает внимания. В многолюдной толпе - чувствуешь себя отрезанным от мира.
  И даже не одиноко - наоборот - хорошо.
  
  Наслаждаясь этой свободой, я все время вспоминаю о тебе, Акане.
  Я часто ловлю себя на мысли - что подмечаю все за тобой. Твой любимый цвет (осенняя гамма), любимая еда (блюда из тофу и сладости), любимые вещи (черный свитер ручной вязки с открытыми плечами), любимая музыка (блюз). Просто по-другому не получается.
  Хотя если говорить откровенно - в мире, ты любишь только две вещи - живопись и свой ноутбук.
  
  Да, долгими зимними вечерами, когда делать нечего, ты садишься на кровать, подобрав под себя босые ноги, с банкой пива или пакетом сока, и долго - долго стучишь по клавиатуре. В радужке твоих темных, спокойных глаз отражаются разноцветные окна сайтов. Распушенные, мокрые после душа волосы, спутанные и очаровательно торчащие во все стороны, расползаются неаккуратными прядями по спине и плечам.
  И иногда мне жутко хочется присоединиться к тебе. Лечь на живот, прислонившись к теплому боку и положив подбородок на скрещенные руки, поболтать ногами в воздухе, рассказать о том, что я сегодня увидел на кухне рыжего таракана. Ты бы конечно отметил, что надо вызвать санинспектора.
  Я рассмеялся бы, вдыхая - осторожно, чтобы ты не заметил - твой аромат. После душа - резкий, сладковатый - запах тех самых трав. Легкие расправляю - как крылья бабочка, только вылезшая из кокона.
  Качаешь музыку.
  Немного фолк - рока, грустный джаз, techno - industrial, trance, club и конечно твой любимый - печальный блюз, обволакивающий маленькую комнатку уютной пеленой негромкого звука.
  Акане, ты похож на осеннюю, теплую ночь, наполненную запахами увядающей листвы, дыма костров и легкого, сладковатого ветра.
  Из раздумий меня, совершенно неожиданно, выдергивает удивленный девичий голосок
  
  - Рюичи?
  
  Девочка. На вид, лет двадцать. Яркая помада, броская одежда - пожалуй, все, что можно сказать.
  Внезапно она со всхлипом накидывается на меня, обнимая за шею так, словно я - её давно потерянный, но внезапно отыскавшийся маленький братишка.
  От нее пахнет духами а-ля J,edore, мини - юбочка с полосками и красно-черная блузка с перевязями и ленточками и поверх - всего лишь курточка, с полами на уровне груди.
  Да-а-а, я то думал только над школьницами так издеваются, заставляя даже в лютый мороз одевать мини. Потому что без неё трудно представить себе сейлор - фуку.
  
  - Рюичи, ты живой! Слава Богу, живой! - в её голосе откровенное облегчение и радость.
  А почему я должен был умереть?
  Или... все-таки должен был? От этой мысли, кожа покрывается мурашками.
  
  И неожиданно, резкой волной - воспоминание. Размытое, хрупкое, но я помню все чувства, эмоции и ту адскую боль, скрутившую все тело, словно в нем завелись тугие, кожаные ремни, сдавливающие внутренние органы.
  
  Сквозь кровавую пелену - серые тени на фоне безразличного ко всему, падающего снега и эта девочка...она что-то кричит, плачет, просит не умирать. Тормошит меня, пытаясь прояснить сознание, когда её грубо оттаскивают в машину и увозят...
  
  - Рюичи? Рю-тян? - она ворошит мои заледеневшие волосы, пытаясь привлечь внимание.
  Кто она? Откуда меня знает? Хотя возможно она - мой билет из беспамятства.
  
  - Подожди, Рю-тян... - шикает на меня, будто кто-то за стеной такого густого снега нас кто-то разглядит, и протягивает бумажку с номером телефона - Послушай, тебе нельзя здесь находиться - её лицо посуровело - Они ведь тебя снова поймают....Уходи, пока парни из "Черной розы" тебя не засекли! Это мой новый мобильный, так что позвони потом. А пока беги отсюда, сломя голову! Живее!
  Какая-то неопределенная сила (страх?) охватила и оплела меня с головой (или мне передалась паника этой девочки?) заставляя ноги нести меня, прочь и как можно быстрее.
  От чего я убегаю? Кто эта девушка? И следом - ещё одна загадка - что такое "Черная роза"?
  Автоматически останавливаюсь около кованых ворот жилого комплекса, нажимаю на кнопку с фамилией и инициалами Акане...и успокаиваюсь, когда слышу его спокойный, уверенный голос
  
  - Входи.
  
  Меня ждут. Он меня ждет.
  Больше мне не страшно, засуньте меня хоть в клуб, набитый педиками - отморозками, только чтобы рядом был Акане.
  
  На пороге я все же поскальзываюсь на льду, от кем-то, заботливо вылитой, грязной воды.
  
  
  
  
  
  ------------
  
  " ...Ах, бедный Йорик..."
   осточертевшая всем фраза.
  
  
  
  
  Акане сегодня выглядит совсем по-домашнему. Представьте себе мужчину в белом, кухонном фартуке, суетящимся у плиты. Он сегодня был донельзя доволен - его агент наконец-то устроил ему выставку. Как он говорит - выбил протекцию у одного старикана, у которого проблема с наследниками.
  
  Мне хотелось смеяться. Наверное, оттого, что его веселье и радость предались мне. Или просто, потому что он смешно выглядел. Будто пресловутая мартышка в очках.
  Постепенно, шаг за шагом, Акане раскрывался - словно ромашка, которая поутру робко раскрывает свои белоснежные лепестки, навстречу восходящему солнцу.
  Теперь я понимал, что он такой букой стал от одиночества, и оттого, что свою трагедию - ему пришлось переживать одному. Никого рядом не было. Это страшно - когда ты, привыкший что после фразы "я дома" следует "добро пожаловать", внезапно придешь, и никто не ответит. Тишина, разрывающая сердце на осколки и горький, застрявший поперек горла ком, который даже в оглушительной пустоте не хочется выпускать наружу.
  Многие люди не выдерживают.
  И тогда дом пустеет насовсем.
  
  Я как-то видел её фотографии в старом, запыленном альбоме с кожаным переплетом. Да, такая же как на картине - красивая, простая и улыбающаяся. Сразу понимаю - она его любила. По-настоящему. И ждала от него ребенка.
  
  И вдруг...мокрая дорога, визг тормозов, последний вскрик...
  
  Трудно представить, как он чувствовал себя в первые дни. Выдержал ли бы я в такой ситуации. Пожалуй, нет...
  А он сильный. Он смог. И даже не закрылся от мира, просто хранил все самое теплое глубоко в душе. Как он мне однажды сказал - "...я хотел назвать ребенка - Тойей..."
  
  Но все-таки, передо мной встала дилемма. Я вертел в руках бумажку с номером встреченной недавно девушки. Я не мог вспомнить её имя. Но если я позвоню - то все вспомню. Ну, или хотя бы многое... значит, меня зовут Рюичи. Но это ни о чем мне не говорит. И потом - тогда мне, возможно, придется съехать от Акане...расстаться с ним.
  А даже при мысли об этом, в животе стягивается тупой клубок. Не хочу,...но и не могу поступать так нахлебнически, оставаясь у него слишком долго. Рано или поздно...
  Я бы предпочел поздно...
  Я не буду торопиться.
  Но...если я не уйду сейчас - смогу ли уйти потом?
  
  Дилемма. Ненавижу это слово. Тыкаю вилкой в салат и повторяю про себя "...дилемма, дилемма, дилемма...."
  
  - Что такое? - обеспокоенный голос Акане сметает мои тупые мысли, как ураганный ветер, прозрачные полиэтиленовые пакеты - маечки.
  
  С немым вопросом поднимаю взгляд на него. Он, тоже воткнув в салат хромированную вилку, вопрошающе повторяет
  
  - Что такое? Почему ты ничего не ешь? - и совсем тихо - невкусно, что ли?
  
  -Да нет. Все ок - размахиваю руками, стараясь показать, что все в порядке.
  Ведь все действительно в порядке?
  - Ты сегодня какой-то рассеянный... - задумчиво произносит он, кладя подбородок на выгнутую тыльную сторону ладони.
  - Устал немного...
  - Тогда отдохни часок, а потом мне бы хотелось тебя пописать.
  - Угу
  Иногда слова для него кажутся лишними.
  
  - На пару эскизов тебя хватит - Акане отмеривал меня кончиком своего лакированного карандаша на вытянутой руке, прикрывая левый глаз. Меня часто удивляло, что пишет он правой, а рисует левой.
  
  Постепенно я свыкся с мыслью, что ничего такого страшного в позировании нагишом нет.
  За это платят. Хотя в моем случае - плачу я.
  Акане всегда спокойно работал, не предпринимая никаких поползновений в мою сторону.
  И я был за это ему благодарен.
  
  В молчании шли часы. В зыбкой, почти умиротворенной тишине, раздавался, кажущийся набатом, шорох грифеля о бумагу. Акане время от времени поглядывал на меня и снова наклонялся над листом с набросками.
  Он сказал, что мне надо найти какую - нибудь точку в пространстве, чтобы не пялится по сторонам, и не вертеться. Поэтому я выбрал вожделенный элемент из этой комнаты - его руки. Красивые руки. Тонкие запястья, великолепные длинные пальцы, ловко держащие карандаш, широкими и аккуратными линиями наносящие штрихи.
  По одним только рукам, можно было бы сказать, что он принадлежит к богемной элите, не говоря уж о том, что чувствуют в постели его женщины...
  Черт! Я, кажется, снова краснею...
  
  Пытаюсь отвернуться или скрыть румянец за длинной челкой... и вдруг ловлю взгляд Акане, который как раз поднял голову. Краснею еще больше. Внезапно он улыбается, и в его серых глазах мелькают озорные, янтарные искорки зарождающегося смеха.
  Он что мысли мои читает!?
  Выразительно фыркнув, он снова наклоняется к бумаге и продолжает наносить штрихи.
  А мне, как никогда хочется в душ...
  
  
  Вечером, когда над городом раскинулась иссиня-черная бездна неба с оранжевым полнолунием и маленькими искорками мигающих звезд, я все же, поимел наглость, устроится на кровати Акане, когда он бродил по сайтам паутины.
  Он всего лишь удивленно покосился на меня, и продолжил выбивать по клавиатуре тексты друзьям в "аське"
  
  - Голоден? - взгляд даже не оторвал от монитора. Даже если бы я был голоден, он бы сейчас просто показал пальцем в сторону кухни. Поэтому только молча качаю головой.
  Акане хмыкает и протягивает мне пакетик шоколадных палочек*.
  Польщен такой щедростью.
  Схватываю одну в рот и удобно сворачиваюсь у него под боком. И пусть интерпретирует это как хочет. Он не против, кажется, даже не заметил.
  Тепло и пахнет полевыми травами. Душно немного.
  Кажется, я даже начинаю засыпать под мерный стук тонких пальцев по клавишам и время от времени - писк о пришедшем новом сообщении.
  Так в молчании проходит около получаса, но заснуть до конца никак не получается. Наверное, из-за света в комнате, хотя ведь некоторые люди вообще бояться спать без него.
  Хочется попросить Акане приоткрыть форточку - проветрить помещение, но язык, будто приклеенный к нёбу, никак не желает поворачиваться. Поэтому просто продолжаю лежать с закрытыми глазами на грани сна.
  
  Из этой самой грани меня выдергивает странное, но приятное ощущение.
  Пытаюсь не вздрогнуть, и не подать виду что не сплю. Прихожу в себя и прислушиваюсь к ощущениям.
  
  Акане. Не вижу его лица, но чувствую легкую улыбку. Одной рукой он выстукивает текст, а другой - гладит меня по голове, зарывшись пальцами, перебирает лимонного цвета, волосы.
  
  Внизу живота стягивается тугой клубок, а сердце учащает ритм. Мне страшно дышать.
  Если он услышит, как сильно оно бьется, то... я даже не знаю. Хочется тихонько мурлыкать от удовольствия, но я лишь пытаюсь воспроизвести сонное сопение.
  
  Слышу тихий смешок.
  
  Лежим так, минут десять, пока я, наконец, не успокаиваю взбесившееся сердце. И тут же на меня наваливается дикая усталость. Хочется уснуть. Крепко - крепко. Рядом с Акане.
  
  Судя по шороху ткани, он встает и, закрыв свой ноутбук, расстилает постель. Явственно слышен хруст чистых простыней, запах исходящего от них стирального порошка а, ля "горная свежесть".
  Затем, после негромкого щелчка, спальня погружается во тьму. Ощущаю резкий приступ сердцебиения, когда мужчина просовывает руки мне под колени и лопатки, и осторожно, чтобы не "разбудить", укладывает на правую сторону своей кровати. Ощущаю под головой приятную прохладу подушки. А потом теплые руки, бережно снимающие мою (все ещё свою) футболку цвета индиго, на два размера больше. Если бы я только мог прямо сейчас прижаться к нему, обвить руками тонкую шею,...но я этого ни за что не сделаю. Гадом буду.
  
  Несколько минут слышится возня у шкафа - подготовка ко сну. Хотя в общем-то он спит всегда в одних трусах. Дверь шкафа-купе с шумом закрывается, и я, кажется, слышу легкое чертыханье. Потом шорох ступней по ворсистому ковру и хруст простыней под ним. Чувствую, как слева под тяжестью тела, прогибается матрас.
  
  Внезапно шею обжигает горячее дыхание и тихий, почти интимный шепот
  
  - Спокойной ночи...
  
  Спокойной ночи, Акане. Надеюсь в темноте не видно, как пылают мои щеки. Слева доносится мерное, тихое дыхание и запах тела. Его тела. Вблизи пахнет все теми же травами и сладким шоколадом.
  Хочется позвать его.
  Но я же "сплю". Поэтому перекатываю на языке, как мятный леденец - его имя.
  Акане - горьковато- сладкое, с прикусом дыма осенних костров и эвкалипта. Так ему подходит.
  Ворочаюсь во сне, пытаясь пододвинутся к нему поближе. В темноте вижу его широкую спину и вздымающиеся во сне, как крылья, лопатки. Виден каждый позвонок под золотистой кожей. Тонкие, прямые волосы, цвета соломы разметались по подушке, открывая вид на тонкую, но не хрупкую шею. Акане очень красивый.
  Тихо вздыхаю и заворачиваюсь в плед. Я устал и на самом деле хочется спать.
  Спокойной ночи, Акане.
  Через пару минут сердце успокаивается, и угасающее сознание медленно сходит на нет.
  
  
  - - - - - - - - - - - - - - - - -
  
  
  
  "Я помню все, о чем мы мечтали
  но жизнь, не для тех, кто любит сны
  мы слишком долго выход искали
  но шли, бесконечно, вдоль стены..."
  
   Ария "Осколок льда"
  
  
  
  
  Чувствую на языке электрический вкус молний. Жарко. Невыносимо душно.
  Я лежу, привязанный к кровати за запястья тонкими кнутами. Отголосок боли. Хотя во сне не чувствуют боли, но я знаю - мне страшно больно. Будто бы кожу сдирают.
  Передо мной вырисовывается силуэт - широкоплечий, мускулистый мужчина.
  Его тело поперек перерезает, переползая на плечи и шею, цветная татуировка в виде языков пламени. Волосы, цвета воронова крыла, струятся по спине, до самых лопаток.
  И глаза - я помню их так ярко и четко - глаза демона. Узкие, черные. Презирающие.
  Под левым глазом, поперек щеки - белый, широкий шрам.
  Я знаю этого человека, но не могу вспомнить, откуда и почему я его так боюсь.
  Страх накатывает ледяными волнами. Холодно. По телу бегут мурашки.
  Демон держит в руках, раскручивая, тонкий кожаный кнут, и я почему-то уже готов сдаться судьбе и умолять, чтобы смерть была мгновенной.... Каково это, когда мясо отходит от кости? Когда хлесткие удары вырезают из тебя кусочки плоти?
  
  Похоже, я кричал...
  
  Потому что из сна меня вырвали рывком, будто протащили по оврагам сна и выкинули в пропасть сознания.
  
  - Тоя! Чего орешь!? - раздраженно-обеспокоено. Акане тряс меня за плечи и бил по щекам. Шлепки получались влажными, из чего я сделал вывод, что щеки и, скорей всего подушка, мокрые от слез.
  Я рывком открыл глаза. Акане, присел на край кровати рядом со мной, прихватив меня за подбородок, поднял зареванное лицо и взглянул в глаза.
  
  - Что случилось? Ты орал так, будто тебя резали живьем.
  
  Да, пожалуй так оно и было. Но я только потряс головой и обхватил его шею руками, зарывшись носом в одуренно пахнущие, светлые волосы.
  Кожей почувствовал его растерянность от такого внезапного порыва. И учащенное сердцебиение, расходящееся по такту с моим. Как приятно чувствовать прижатое, горячее тело под его желтой, тонкой футболкой. Напрягающиеся мускулы, лестницу ребер и ниже...только не отпускай меня! Пожалуйста!
  
  - Тоя... - я вздрогнул, когда он погладил меня по волосам. Почувствовав это, Акане отстранился и сделал глубокий вздох.
  Я виновато опустил глаза. Да, тут определено не из-за чего было беспокоиться. А я поднял такой шум, что даже его это напугало.
  
  - Извини...
  
  - Ничего, бывает - согласился он, откинув со лба соломенную челку - пока ты спал, я приготовил завтрак, так что вставай и одевайся.
  
  Ах, Акане. Если б ты только знал...
  
  
  ...Какой же ты гад! - раздумывал я, когда он вышел после душа, обернутый одним полотенцем вокруг бедер.
  Иногда он бывает редкостной скотиной, заставляя меня смущаться и краснеть. И ведь ещё спрашивает, нет ли у меня температуры.
  
  
  Весь день меня не покидает ощущение, что это время - будто бы какая-то передышка перед чем-то ужасным. И поэтому я все последнее время оттягивал звонок встреченной мной ранее девушки. И все же, когда я слышал тугие гудки в телефоне, колени дрожали и подгибались. Ладони, держащие трубку телефона, вспотели, кончики пальцев нервно покалывало. Мне было страшно узнать, что я на самом деле не такой, какой есть.
  
  - Алло?
  
  Голос пропал. В горле ком застрял, однако я, проглотив его, попытался преодолеть ловушки-паутинки своего страха. Получилось хрипло.
  
  - Это я...
  
  Секундное молчание, в ходе которого я порывался бросить трубку. Тогда я смогу ещё ненадолго оставаться рядом с Акане. Но быть для него обузой - тоже не могу. Не имею права. На языке прикус железа. Прикусил губу. Больно.
  
  - Рюичи? - неуверенно.
  
  - Да, я... - пытаюсь сообразить с чего начать, но меня нетерпеливо обрывает её звенящий голос
  - Рюичи! Почему ты сразу не позвонил!? Я ведь так беспокоилась! Ну, сколько можно! Я ведь уже думала, что он тебя схватили и вернули!
  
  - Кто?
  
  - Что? Рю-тян, ты здоров? Что значит - кто?
  
  - Ты говорила о какой-то "черной розе"? что это?
  
  - Та-а-ак... - внезапно выдохнула она - хорошо, это не телефонный разговор. Бери ручку, записывай...
  
  Она продиктовала мне адрес маленькой кафешки, находящейся неподалеку от дома Акане.
  
  - Когда сможешь туда подойти?
  
  - Думаю сегодня...часа через полтора... - если Акане разрешит. В принципе я не на цепи сижу - могу и прогуляться...
  
  - Отлично, там и встретимся.
  
  Звонок окончен.
  
  
  
  
  "...Подставлю ладони
  и болью своей наполню
  наполню печалью
  страхом глупой темноты
  
  и ты не узнаешь,
  как небо в огне сгорает
  и жизнь разбивает
  все надежды и мечты..."
  
  Ария "Потерянный рай"
  
  
  
   Глава 3 "...Отражение света..."
  
  
  Кафешка действительно маленькая, но зато очень уютная. Обставлена просто, но со вкусом. Темно - красные обои "под покраску", того же цвета длинные шторы на высоких окнах, небольшие квадратные столики у стен. Чтобы добавить эстетики, к красному добавляли кофейные цвета - бордюры, гардины, ниши с волнистыми, разноцветными прозрачными вазами и икебаной, оборки тканей и штор.
  
  Заказав себе горячего шоколада, я уселся в угловом столике тесного помещения. Из людей тут были только две официантки, бармен и высокий, немолодой мужчина, самозабвенно уткнувшийся в свой ноут, и решивший, по-моему, не вылезать оттуда до лучших времен.
  Что ж, пускай.
  Она опаздывает.
  Надеюсь, Акане не будет беспокоить мое отсутствие. Он все равно устроился в своей мастерской, так что часа три у меня есть.
  Как только я притрагиваюсь губами к горячей, сладкой жидкости, в кафе вбегает моя (не) знакомая. Волосы завиты в пышные спирали, на шее несоразмерно большой бант, грудь и талия затянуты в корсет.
  Запыхавшаяся девушка водит глазами по залу, и когда ее взгляд останавливается на мне, она растягивает накрашенные губки в теплой улыбке.
  Подсаживается ко мне вплотную, и не удержавшись, крепко обнимает за шею.
  
  - Ах, Рю-тян, я так беспокоилась. Так хорошо, что ты жив. Ну, расскажи, где ты сейчас живешь?
  
  Почему-то я доверяю этой особе, и поэтому вкратце излагаю свою историю, начиная с момента пробуждения в спальне Акане и до сегодняшнего утра. Естественно упуская кое-какие детали. Девушка только качает головой.
  
  - Маленький мой, я не думала, что он так озвереет... - девушка глубоко вздыхает, отчего её светлые кудри рассыпаются по плечам. Она прижимает меня вплотную к себе, словно маленького, потерявшегося ребенка и запускает пальцы в волосы, перебирая их, как это не так давно делал Акане.
  
  - Давай начнем все сначала. - Она набирает побольше воздуха и начинает меня посвящать - Во-первых,... тебе 16 лет. Рюичи - твое прозвище для клиентов. На самом деле тебя зовут Кириа Винчез. А меня Дейдра. Мое имя конечно тоже липовое.
  Почему-то разум ухватывается за это "...для клиентов..." и в животе ворошится, ощетинившийся зверь предчувствия. Плохого предчувствия.
  Однако Дейдра продолжает хладнокровно объяснять.
  
  - Я не знаю, что там случилось точно, ты мне никогда не рассказывал. Но около года назад умер твой родной, старший брат - я приложил руку к груди, где висел мой медальон - ...ты остался на улице, и потом попал в "Черную розу". Те парни, что избили тебя до полусмерти, были оттуда. Все потому что ты хотел уйти...
  
  Вопрос, не дающий мне покоя, вертящийся на языке, наконец, слетел с моих губ.
  
  - Что такое "Черная роза"?
  
  Дейдра посмотрела на меня с сомнением, видимо решая, стоит ли говорить об этом. Но потом, все же, сжав мою руку, ответила:
  
  - "Черная роза" - это светский бордель.
  
  Что-то внутри оборвалось. Что-то очень важное. Как будто я стал свидетелем конца света.
  Осознания этого я боялся больше всего. Я не такой, каким всегда был на самом деле, и от этого сердце замирает, словно оледеневшая капля, которая падает в сорокаградусный мороз и разбивается о лед. Я - проститутка. Светская проститутка.
  
  - Я тоже там работаю, Рюичи - девушка осторожно касается моей ладони. Теплая. Она ворошит мои волосы и ласково улыбается - поэтому мы с тобой сплелись, как змеи в клубок, чтобы выжить. И если не я, то я хочу, чтобы выжил ты - её голос приобретает холодные нотки - Рюичи, ты знаешь, у меня никогда не будет детей. Да и кто же возьмет, таких, как мы, замуж? - она грустно усмехается - поэтому я хочу, чтобы ты был более счастлив, чем я...или все мы...
  Я понимаю её. Я понимаю, какого это чувство, когда ты умрешь, так и ничего не оставив после себя, кроме длинного шлейфа высохших слез и мучительной боли от того, что не в силах это исправить. От нас не остается даже нашей гордости, которая, по сути, для нас - всего лишь пустой звук. Ничего.
  
  Дейдра наклоняется ко мне ещё ближе и продолжает
  
  - Послушай Рюичи...В "Черной розе" ты был на подобии примы... - она пытается подобрать правильное слово - "жемчужиной" заведения, можно сказать. Одна ночь с тобой стоила около полумиллиона йен. Но когда ты захотел уйти, хозяин не отпустил тебя. Ему нужна была такая золотая жила, как ты.
  
  Хозяин...
  
  Неожиданно резко, обрывая все нити, и в мозг врывается тот самый образ демона из сна.
  
  Это он. У меня перехватывает дыхание, а тело покрывается мурашками. Ледяной ужас.
  
  - Рюичи, тебе сейчас необходимо залечь на дно или ты снова потеряешь свою свободу!
  
  
  - - - - - - - - -
  
  " Ну что же вы, люди, за создания! Даже из души делаете объект купли-продажи"
   О. Шумилова.
  
  
  Когда в дверь позвонили, Акане немедля бросил кисточку и пошел открывать. Но, включив монитор домофона, увидел не длинные, светлые волосы и запыхавшуюся, раскрасневшуюся мордочку, а чернявую, короткую стрижку своего агента.
  
  - Привет, Токимару! - сразу же набросился он - ну, как успехи? Хотелось бы наконец-то что-нибудь существенное увидеть - он хитро прищурился и растянул - а то ведь деньги на счету не ве-ечны, знаешь ли.
  
  - Достал. Пошли - сухо оборвал художник.
  
  Агент и Тоя - были единственными, кому Акане позволял войти в мастерскую. В нос ударил резкий запах краски и растворителей.
  Проходя мимо той самой картины, у которой Тоя стоял и разглядывал женщину, похожую на маму, агент снова завел свою старую песню " А вот если б ты продал "Марию", то зарубил бы немало...
  
  - Закатай губу, в сотый раз повторяю - картина не продается - в своей обычной манере буркнул Акане дежурный ответ.
  
  Агент огляделся в поисках шедевра.
  
  - ООО! - протянул он - А ты у нас оказывается богат!
  
  - О чем ты? - недовольно сморщился Акане, и брюнет указал на, сложенные в стопки, наброски с Тои.
  
  - Это... - агент нежно погладил подушечкой пальца по наштрихованному профилю мальчишки - Конечно, многие художники берут своих натурщиц из борделя, но этот пацан,... - на эскизе Тоя сидел почти в той же позе, что и Мария на картине - Одна ночь с ним обошлась мне в космическую сумму... - агент мечтательно облизнулся - но оно того стоило...
  
   - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
  
  Мне страшно. Кровь в жилах стынет, сердце вымораживается, душа леденеет и покрывается коркой белого, чистого инея. Внутри все вымерзает. Шаг за шагом, как по лезвию в пропасть.
  Прости Дейдра, что я вот так, чуть не опрокинув стул, и даже толком не попрощавшись, выбежал из кафе. В голове билась одна единственная мысль - что делать с Акане?
  Я не смогу больше к нему вернутся, зная теперь, кто я. Временами меня накрывали с головой отрывочные воспоминания. И оптимизма это отнюдь не добавляло.
  Я кое-что вспоминал, хотя предпочел бы забыть навсегда.
  
  Из всего последнего года помню только боль. Резкую, как ножи и тупую, как древко топора, боль. И она не проходит, как это обычно бывает - когда иногда отпускает, потом, нарастая до своего апогея, режет и снова отпускает. Она просто тянется бесконечность. Медленно, туго, тоскливо - выедая все живое внутри. И когда, кажется, что она уже настолько осточертела, что она никогда не кончится, и ты готов спрыгнуть с крыши, повесится - лишь бы мука закончилась - ты просто умираешь внутри. Просто, для того чтобы не чувствовать...
  
  Я кажется, бежал. Под ногами хрустел выпавший вчера снег. Прости, Акане, прости. Я должен убежать туда, где меня никто не найдет. Чувствую горячую влагу на щеках. В глазах мутно от пелены слез.
  Я боюсь, что если ты узнаешь - то просто выгонишь меня. Выкинешь, как грязь. То, чем я являюсь.
  Стискиваю зубы до скрипа. Мне все так же некуда идти. Теперь уже совсем.
  
  Бегу в толпе, словно ослепший, натыкаясь на людей. И когда, в очередной раз врезаюсь кому-то прямо в грудь, и, пробурчав извинения, шатающейся походкой, бегу дальше, меня резко хватают за руку и встряхивают.
  
  - Куда!?
  
  Громкий, бьющий наотмашь, голос вырывает меня из этого жалкого состояния.
  Поднимаю мутные глаза на Акане. Как он тут оказался!?
  
  - Ты от кого так резво бежишь?
  
  Он, кажется, совсем не удивлен, ни моим состоянием, ни этим неожиданным столкновением.
  
  - Что случилось? - ласково и нежно. Ещё никогда так...
  Не могу сказать ни слова.
  
  Акане придвигается ближе и вытирает подушечкой большого пальца мои слезы с ресниц.
  
  - Не бойся,...не плачь... - не слышно, шепотом.
  
  Да пошло оно все к чертям собачьим!
  
  Прижимаюсь, крепко, уткнувшись носом в его острое плечо, и плачу навзрыд.
  Не важно, что меня могут увидеть, или просто не так поймут. Плевать с высокой колокольни! Акане так близко, живой и горячий. Большего мне не надо.
  
  - Идем домой... - тихо шепчет он.
  
  Всхлипнув, согласно киваю.
  
  После всего этого - внутри такая опустошенность и бессилие, что нет сил и воли сопротивляться.
  
  
   - - - - - - - - - - - - - - - -
  
  
  
  Небо. Оно одно на нас двоих. Оно разлилось по небу жирным, чернильным слоем, с маленькими крапинками набрызга - звездами. Но потом все же затянулось белесыми тучами.
  Я, как никогда, чувствую себя опустошенным и усталым.
  
  После того, как я безапелляционно залил слезами его замшевый, охристый плащ, Акане повел меня в маркет, прикупить пару вещей, справедливо заметив, что не все же мне носить его, слишком большие для меня, худого, футболки.
  Поэтому, когда над городом повисла тихая, снежная ночь, я уже натягивал на пальцы рукава собственного, вполне стильного черно-синего свитера.
  
  Как мне все ему объяснить? Я, наверное, должен сказать ему правду, но даже от одной мысли об этом - внутри все леденеет. Колени подгибаются, а по телу пробегает дрожь.
  
  - Держи - Акане протянул мне стакан с теплым молоком - пей, пока горячее.
  
  - Акане, я наверно не должен принимать вашу заботу - начнем издалека.
  
  Он хмурится. Потрясающе.
  
  - Что за глупости? - заглатываю этот вопрос молоком. У него какой-то странный вкус.
  
  - Ну...
  
  - Что ну?
  
  - Я сегодня кое-что внезапно вспомнил,...но это не слишком... - замолкаю, запнувшись на этом эпитете - ... не приятное воспоминание...
  
  - Слушай - Акане устало потер виски - давай завтра. Ложись сегодня спать.
  
  Но завтра я, наверное, не наберусь уже смелости сказать все, что хочу!
  Я был, уже готов вцепиться в его рукав, и выкрикнуть все ему в лицо, как неожиданно веки становятся невыносимо тяжелыми.
  Меня с головой накрывает сон.
  
  Акане, придурок. Вбухал столько снотворного в молоко.
  
  - - - - - - - - - - - - - - -
  
  
  В прокуренном, темном помещении играла громкая музыка из-за которой нельзя было услышать даже самого себя. Поэтому клиенты, приходившие в "Черную розу", делали заказ в изолированной комнате хозяина заведения.
  
  На длинном, во всю стену диване восседал он сам, в окружении полуголых девиц. Одна из них, лет тридцати, щелкнув зажигалкой, поднесла трепещущий огонек к толстой сигаре мужчины, в то время как Дейдра делала массаж.
  
  - Его недавно кто-то видел. Он жив и невредим.
  
  Хозяин, выдохнув серебристые колечки дыма, удостоил ледяным взглядом одного из своих людей.
  
  - Это хорошо. Если б не был жив, вы бы отправились вслед за ним.
  
  - Простите, господин.
  
  - Найдите его и приведите обратно - мужчина, глубоко затянувшись, помолчал, не сводя с бедняги "на ковре" презрительного взгляда и выдохнул дымовые завитки - и учтите - один синяк или царапина на его теле и вы трупы - в качестве наглядного примера, хозяин сломал начатую сигару в пепельнице и немного погодя добавил
  
  - Потому что его тело бесценно.
  
  
  - - - - - - - - -
  
  " Мы все время хотим куда-то сбежать, но сами не знаем куда"
  
  
  
  - Пожалуй, на сегодня достаточно. - Акане, закусив во рту деревянный кончик кисти, разглядывал меня с чисто философским интересом.
  На дворе стояла полночь, а мы так и не удосужились поужинать. Есть хотелось страшно.
  
  - Я пойду, приму душ, а ты одевайся - он протянул мне мой свитер, стаскивая с плеч красную шелковую ткань - и вытащи что-нибудь из холодильника, я сейчас быстро соображу ужин.
  
  Не помню, чтобы я когда-то так плохо себя чувствовал. Дело даже не в еде. С самого утра он ни разу не заикнулся о вчерашнем разговоре, и я чувствовал себя просто гадом, обманывая этого дорогого мне человека.
  Но даже сейчас, не смотря на мое прошлое, я чувствовал свою необходимость в нем. Как необходимость в воздухе. От одного только воспоминания о том, как он вплетался пальцами в мои волосы, как осторожно укладывал у себя на кровати, сердце заходится в бешеном ритме. От кентера* - до галопа.
  
  - Акане...
  
  - Ммм? - не оборачиваясь, собирает кисточки на табурете и закручивает крышечки тюбиков с маслом. Я, даже не одеваясь, подхожу к нему вплотную. ЧТО. Я. ДЕЛАЮ?
  Почувствовав меня у себя за спиной, он удивлено поворачивается, разглядывая мою голую физиономию.
  
  - Что такое?
  
  Ещё шаг. Дыхание к дыханию. Чувствую исходящее от него тепло. Озадачен.
  
  - Я не знаю, как ты к этому относишься, но... - сглатываю, скинув ткань, обнажаю тело и медленно краснею - ...я думаю, это поможет мне вспомнить...
  
  Акане, склонив голову к плечу, вопросительно смотрит на меня, а потом, убрав со лба челку, отвечает. Голос холодный, будто ему предложили поучаствовать в изнасиловании.
  
  - Сначала подумай, действительно ли ты этого хочешь, иначе это похоже на глупую отмазку.
  
  Оборвал. "Иди мальчик, ты ещё маленький". Идиот. Идиот - идиот - идиот! Теперь то он точно...
  
  - Да, хочу! - я уже говорил, что я идиот? Обыкновенный, влюбленный придурок! - Если с тобой, я согласен на всё!
  Вцепляюсь сзади в фартук Акане, до боли стискивая пальцы на серой, хлопковой ткани. Прижимаюсь грудью к его спине, не позволяя сделать ни шага дальше. Акане так и остался стоять, по инерции с занесенной ступней над полом.
  Не могу ничего с собой поделать. Хочу его безумно и бездумно. И сам же пугаюсь этой мысли. Я - тот, кто я есть.
  Как только он выходит из ступора и, выпрямившись, оборачивается, я, тут же наклоняя, притягиваю его за ворот свитера. Дотрагиваюсь кончиком языка до приоткрывшихся в удивленном вздохе, мягких губ. В его глазах изумление.
  
  - Я люблю тебя... - почти шепотом. На губах - маслянистый прикус красок и сладковато - пряный - кедра. Да, кисточки он жует качественные.
  
  Не сразу замечаю, как его руки, неожиданно резко впиваются в мои плечи. Губы, требовательно, сильно раскрывают, не дают вздохнуть. Я, кажется, забываю, что нужно дышать. Колени подгибаются.
  
  - Дурачок... - внезапно Акане отрывается и улыбается, легко, как порхающая бабочка.
  
  - Почему? - сквозь прикрытые веки насупился я. Выглядело смешно.
  
  - Слишком много думаешь... - он прижал меня к себе, блуждая сильными руками по хрупкой фигуре - ты больше не убежишь...
  
  - Куда я денусь... - сил больше нет. По телу разливается приятное тепло, лимфатические узлы скручивает судорога и предвкушение чего-то...
  Акане уже не слушает, проводит языком по влажным губам, проталкивает дальше, отчего мне остается только захлебываться, впиваться ногтями в плечи, облизываться и снова требовательно и жадно целовать. В мастерской не было кроватей.
  Поэтому, он, недолго думая, повалил меня прямо на паркет. У него все равно полы с подогревом.
  
  - Тоя...
  
  Пусть так. Для него я буду Тойей. Не Рюичи. Не Кириа. Только для него.
  Акане сдирает с себя фартук и свитер, обнажая острое, угловатое тело. Сгибаю ноги, кажется, сношу мольберт, который с грохотом, падает на кучу планшетов. Неважно.
  Он не замечает этого, продолжая, опускается все ниже... резким рывком выдергивает ремень, стягивает джинсы. Кончики пальцев покалывает от возбуждения, меня трясет, как в лихорадке. Нервно вплетаю пальцы в его светлые волосы. Они и на ощупь и, правда, как тонкая солома.
  
  - Тебе страшно? - внезапно спрашивает он, приподнявшись надо мной, упираясь ладонями в пол.
  К чему это? Крепкие лианы рук держат не отпуская, словно боясь ответа. Что я должен ответить? Какой ответ будет правильным? И вообще, черт возьми, почему он спрашивает это именно сейчас, когда мне, в общем-то, все безразлично?
  Притягиваю его за волосы и впиваюсь губами. Это мой ответ. Мне было немного страшно - ведь после, станет ясно, что я не...каким местом он это почувствовал?
  Чувствую его горячее, пришпиливающее меня к полу, гибкое тело. Чувствую каждый выступ, мускул, кость...
  Акане вплетается пальцами в мои волосы, тянет, обнажая тонкую шею.
  
  Именно сейчас все уплывает. Прошлое можно слить в унитаз. К чертям всех!
  
  Судорожно выдыхаю, когда он ласкает языком мой, мгновенно взмокший, пах, проводит линии по внутренней стороне бедра, оставляя прозрачные дорожки влаги.
  Так хорошо.
  
  - Тоя... - выдыхает мне в рот - ...нужно что-нибудь... или будет больно...
  ООО! Заткнись, а то без тебя не знаю! От этого вообще не больно не бывает. А мне то уж точно не впервой.
  
  - Не важно...
  
  - Нет важно - уперся он.
  
  Смеюсь. Для него, я все же хочу быть невинным. Поэтому терпеливо жду, когда он принесет флакончик из темного стекла с маслянистой жидкостью.
  
  - Доволен теперь? - уже хохочу над ним, когда он снова опускается.
  
  - Более чем...
  
  - Я люблю тебя...
  
  Акане удивлено смотрит мне в глаза. Священные слова. Никто ему, кроме его жены этого никогда не говорил. Пароль к закодированному тысячами слез и осколков льда, сердцу
  
  -Я... тоже - на выдохе, уже перед тем, как я чувствую прошивающую тело боль.
  
  
   - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
  
  
  - Как это нет? - агент Акане, закинув ногу на ногу, восседает напротив хозяина "Черной розы". Постоянный клиент.
  
  - К сожалению, мне пока не известно его место нахождение - хозяин не доволен такой наглостью и вседозволенностью. Но клиент всегда прав.
  
  - Вот как! Но вы же его недавно продавали моему... - неожиданно брюнет осекается. На его лицо наползает хитрая, лицемерная ухмылка. Хозяин заведения терпеливо ждет продолжения - Хммм, минутку. Вы ведь его вернуть хотите?
  
  - Ваша цена?
  
  Правильно. Ничто в этом мире запросто так не делается. Агент тронув подбородок, лукаво продолжает.
  
  - Чисто символическая, одна ночь с Рюичи, но...
  
  - Что?
  
  - Человеку, который за ним придет - накиньте ему тройную цену.
  
  Не в правилах мужчины спрашивать подробности у клиентов. Поэтому он только молча кивает. Ему это тоже выгодно.
  
  - Тогда договорились...
  
  
  
  (запись создана 14.06.09.)
  
  
  
  
  * Дюна - знаменитая эпопея Фрэнка Герберта. Также имеется продолжение "Дети Дюны".
  Думаю, не найдется еще такого человека, кто её не читал. Лично мне больше понравилась книга, чем фильм.
  *Густав Климт - (1862-1918) - родился в венском городе Баумгартене. Знаменитые картины - на мой взгляд, Поцелуй, Даная. (самые мне кажется удачные). Для отаку он тоже знаменит - его картины использовались для аниме "Эльфийская песнь" в опенинге - Поцелуй, Три возраста женщины, в эндинге - Даная.
  *Ольга Шумилова - наш писатель. Здесь и далее отрывки из её книги "Монеты на твоей ладони".
  *Ёко канно - автор песен в "Wolfs rain"
  *Скорей всего они называются "микадо", тонкие круглые палочки из шоколадного печенья, покрытые молочным шоколадом. Распространенная и популярная сладость в Японии. Вкусная вещь, продается даже у нас.
  * Кентер - (термин жокеев) скорость лошади между трусцой и галопом.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"