Она снится ему, но он сны до утра забывает. И хотел бы запомнить, но с детства с этим проблемы. Их остатки он острой бритвой сбривает и уходит на службу, благоухая кремом. Она снится ему, но забита письмами почта, восемь встреч, пять собраний, и ни одного перекура. А ведь мог бы великим художником стать, между прочим, а не прятать от шефа портреты и карикатуры. Она снится ему, но порою он даже уверен в том, что счастлив и дом его полная чаша. Только сердце спокойно, и давний запал утерян, и он щупает пульс, чтоб проверить - все чаще и чаще. Она снится ему с утопическим постоянством, как таблица, в которой полны все ячейки. Её первый, художник, страдал беспробудным пьянством, прошлым летом в канаве его отыскали ищейки. Ей семнадцать было когда-то, точно, но об этом она вспоминает довольно редко. Она знает французский, страдает от боли в почках, и умеет нашить вензеля на платки и салфетки. Она выросла здесь, и умрет, вероятно, тоже, в этой грязной столице всех стран, всех возможных наций. Слой румян на фарфорово-бледной коже, и когда не спроси, ей всегда, неизменно семнадцать. Город тот же, заполненный дымом и глянцем, биомассой бурлящей и порою такой жестокой. Она снится ему из времен кринолинов и танцев. Он зарекся пить что-либо крепче сока.