|
В дверь тихонько постучали. В просторные мрачные покои зашел пастор в темных, мерно покачивающихся в такт шагам, одеждах. В его руках была толстая книга со священным писанием и темно-зеленые четки, которые являлись свидетельством принадлежности к Великой Церкви. В мирное время пасторы носили черные длинные сутаны, если в королевство приходила война - красные, в цвет крови, а если наступал траур для всего народа - синие. Пастор Валрид был облачен в синие одежды. Вполголоса нашептывая молитву, он прошел внутрь комнаты, где на возвышении располагалась широкая кровать.
- Ваше Величество, - Валрид смиренно наклонил голову, приветствуя монаршую особу.
- Что, уже хороните меня? - раздалась хриплая усмешка, за которой последовал надрывный кашель. На подушке появились кровавые пятна.
Король Дарк даже внимания на них не обратил, лишь стер рукой стекающую кровавую дорожку с губ. Выглядел он неважно: длинные полуседые волосы, спутавшись, разметались по плечам, под глазами залегли синяки, землистый цвет лишь подчеркнул усталость лица, обострив его черты. В глазах у Его Величества блуждала невыносимая печаль. Если бы пастор Валрид не встречался ранее с Дарком, то ни за что на свете не признал бы в этом человеке короля богатейшей державы.
- Ааа, я знаю, зачем ты пришел, - продолжил Дарк, принимая более удобную позу. Его руки были слабы, и король тут же рухнул на простыни, не выдержав свой вес. Пастор даже не шелохнулся: он прекрасно понимал, что если сейчас поспешит на помощь, то король лишь сильнее расстроится от осознания своей беспомощности. Валрид не хотел идти в королевскую опочивальню, потому что боялся разрушить в своей памяти образ сильного правителя, за которым готов, не задумываясь, направиться куда угодно, но служение Великой Церкви обязывало исполнять завет Отца-проповедника.
- Ваше Величество, не стоит, - выдавил из себя пастор, с сожалением наблюдая, как некогда сильный мужчина пытается побороть слабость. - Я пришел, чтобы выслушать вашу исповедь. Быть может, вам нездоровится из-за того, что много скверного залегло на душе? Грех очерняет душу сильнее грязи в дождь.
Бросив отчаянные попытки сесть, король откинул голову назад и уставился в потолок. Спустя минуту размышлений, он хрипло спросил:
- А ты готов услышать мою исповедь?
- Великой Церковью мы все едины, а она завещает нам слушать, слышать и отпускать, - заученно ответил пастор.
- Не то ты говоришь, - устало ответил Дарк. - Ты готов услышать исповедь без прикрас и стенаний? Исповедь кровавую и грязную, такую, какой я сам?
- Отец-проповедник говорил о том, что нет существа греховней, чем человек, но это не значит, что он не заслуживает отпущения.
- Ха! Ваш брат всегда говорит так завуалированно, так витиевато. А на незатейливый вопрос ответить просто не выходит? Ну да ладно, не нужно мне твое чертово 'да'. Я и без этого выскажусь. А ты слушай. Да отложи свои бестолковые книги, тут они тебе не помогут.
***
Я родился в семье герцога Дарланийского, но имел не меньше прав на престол, чем отпрыски бывшего короля. Как только я осознал, что во мне течет кровь великих правителей, убил каждого из королевской семьи, узурпируя власть. Отец был младше Его Величества на каких-то несколько минут, хотя мне всегда казалось, что повитуха попросту перепутала и королем был рожден именно мой отец.
Мне было семнадцать, но с мечом, как и с другим оружием, я уже обращался весьма умело. Старого правителя отравил слуга, подкупленный мною, королева скончалась от горя, не выдержало сердце, а когда их единственный сын осознал, кто стоит за смертью родителей, вознамерился меня убить и бросил перчатку, вызывая на дуэль. Этот дурак даже не додумался натравить на меня стражу! В нем взыграла гордость! Его кровь была недостаточно голубой, по мнению моего меча. Вот только отомстить он все равно сумел: пока наши клинки сливались в едином звучании, его прихвостни наведались в родное поместье и убили моих отца с матерью. Смерть за смерть, я полагаю, убийство за убийство.
Сестер принца изнасиловали и прикончили мои приспешники. Меня бы вполне устроил вариант с женитьбой на одной из них, чтобы закрепить власть, но в тот момент мое положение было и так шатким. Я не стал запрещать что-то своим людям - препятствовать мародерству и воровству. Хотя, по сути, шло разграбление моих же семейных реликвий.
Гордиться тут нечем, знаю. Чем выше мост, на котором стоит трон, тем больше крови будет в реке под ним. Успокаивал себя только тем, что стремился к миру в будущем. Да что там успокаивало... я был окрылен прекрасными фантазиями! Разумеется, тогда я не понимал, что во мне говорят лишь жестокость и любовь к власти.
Первым делом я издал указ о том, что монарх обязан составить завещание на престол. Тогда мне это казалось мудрым ходом: я смогу выбрать любого наследника, если мои собственные дети не окажутся недостойными, но если нет, то начнется борьба среди достойнейших и королевству достанется лучший правитель, победивший соперников.
Как только аристократия смирилась с моим восхождением на трон, я стал подыскивать себе жену, брак с которой открыл бы двери в новое светлое будущее. Выбор остановился на средней дочери короля соседней страны - Бёдвара. Бёдвар известен богатыми рудниками занималось добычей руды и подобная связь с ними могла существенно снизить цены... Если честно, меня совершенно не волновала ее внешность, я отмахивался от портретов, нарисованных известными художниками. Знал ведь, что все равно приукрасят. Да и какое мне было дело до ее красоты? Я был зеленым юнцом, которому хватало дворовых девок, и совершенно не думал о любви! Скорее о выгоде, как и многие правители до меня. Принцессе Ланель исполнилось шестнадцать лет и ее нельзя в чем-то винить, она прибыла сюда, окрыленная любовью к будущему мужу, но встретила человека, который думал только о власти. В первую брачную ночь она тихо плакала, стараясь не привлекать внимания родственников, приглашенных на консумацию.
Лишь спустя несколько лет, уже после появления нашего первенца Фарадила, я начал замечать, что кожа ее светлее снега в горах, длинные волосы темнее летней ночи, а мягкий голос нежнее самого дорогого бархата! Но слишком поздно - она была холодна к моему внезапно вспыхнувшему чувству. Нет, Ланель смиренно выполняла супружеские обязательства, но у нее водились любовники, о которых мне своевременно доносила тайная канцелярия. Они умирали в тот же вечер, когда осмеливались переступать порог ее покоев.
Ланель знала об этом, потому ранг любовника с каждый разом был все выше. Она будто проверяла, от каких людей в королевстве я готов избавиться. Советники, министры, графы - все захоронены под окнами нашей спальни. Это была моя месть: каждое утро, когда супруга выглядывала в окошко, чтобы насладиться легким ветерком, Ланель видела могилы тех, причиной чьей смерти она стала.
А пока меня душила ревность, с которой я отчаялся бороться, оживилось соседнее королевство - Боллиния. Их правитель Рагнвальд, обуреваемый жаждой власти, двигался все ближе и ближе, завоевывая все на своем пути. Я понимал его, сам иногда лелеял мечту расширить границы государства, покорив соседние королевства. Уважал его силу воли и стремление к победе. Но тогда мне даже в голову не могло прийти, что он замахнется на наши земли. С Рагнвальдом мы всегда были в хороших отношениях: незадолго до этого подписали договор о поставке сырья на весьма выгодных условиях.
Война вышла кровавой, жестокой и беспощадной.
Поражение, победа и вновь проигрыш - для правителей всего лишь партия с высоким коном, но я никогда не забывал, что гибнут люди. Каждая неудача лишь сильнее пробуждала во мне желание напоить родную землю вражеской кровью, пустить алые реки. Видимо, мое настроение передавалось солдатам, потому из сражений, в которых участвовал, мы почти всегда выходили победителями.
Прекраснопомню безжизненные серые лица воинов, разбросанные конечности и зловонный запах разлагающейся плоти. Мне иногда снятся мертвые пустые глаза, глубокие смертельные раны, изъеденные опарышами, пожирающими гниющую плоть с таким воодушевлением, будто война для них самый вкусный и желанный пир. Но гордыня, впрочем, как и здравый смысл, помогли мне дойти до самого Рагнвальда. И лишь когда мой меч вкусил его плоти, когда последний вздох противника раздался мелодией в моих ушах, я позволил себе вернуться домой, вкушая лавры победы.
И каково же было мое удивление, когда после трех лет тяжелой войны наконец вернулся домой и обнаружил свою жену на последнем сроке беременности. Тогда я впервые в жизни ударил женщину - не совладав с эмоциями наотмашь хлестнул ее по лицу. Она старалась прикрыть живот, защитить дитя, что взбесило меня окончательно. Опомнился я лишь тогда, когда кровавый сгусток уже лежал на холодном каменном полу, а Ланель в беспамятстве неподалеку.
Думаю, Ланель до сих пор мне этого не простила. А я был счастлив, был горд, упивался своей победой и властью. Меня совсем не заботили ее страдания, хотя где-то в глубине души я понимал, что кровь безвинного ребенка исключительно на моих руках. Понимал, но простить очередную измену, после которой Ланель даже не приняла настойку, не смог.
За военными делами, за восстановлением королевства и холодной ненавистью жены я совершенно забыл, что у меня подрастает наследник, единственный сын. Кроме него Было еще две дочери, они так были похожи на Ланель, что я их ненавидел. Ненавидел, потому что не мог понять, мои ли это дети. Я даже обращался к магам и прорицателям, чтобы они дали ответ на мучивший меня вопрос. Кто-то говорил, что обе девочки одной со мной крови, но можно ли верить напуганным чародеям? Правду я так и не смог узнать. Фарадил же был моей точной копией: светлые волосы, темные глаза и резкие черты лица. О характере мальчика я узнал слишком поздно... Слишком. Как оказалось, и тут мы с ним похожи как две капли воды.
***
За окном сгустились сумерки, а свеча нещадно чадила, пожирая воздух в комнате. Тень от танцующего пламени сливалась в силуэты, удивительным образом вторя исповеди Его Величества Дарка: то тень становилась прекрасной девушкой, только вступившей на новые земли, то суровым воином, положившим свою жизнь за королевство, то любовником, пришедшим в покои неверной жены, то ревнивым супругом, наблюдающим за казнью.
'Так и должно быть, - думал Валрид. - Отец-проповедник посылает эти образы. Таинство исповеди - не секрет для огня, пожирающего каждый грех, что был озвучен с полным осознанием своего падения. Тут же пламя просто обжирается, мерзко чавкает и обливается слюнями'.
Равномерный звук перебираемых пастором четок разносился по комнате. Король молчал, задумчиво глядя в потолок. Валрид не хотел нарушать эту священную тишину, так часто наступающую на исповеди, но любопытство взяло верх:
- Ваше Величество...
- Не перебивай! - у Дарка словно открылось второе дыхание, голос стал тверже, а печаль в его глазах больше напоминала жесткость, обычно сопутствующую сильным правителям. - Лишь сейчас я осознаю все те ошибки, которые совершил. Поступи я иначе, все не закончилось бы так плачевно.
- Никому, кроме Отца-проповедника, не дана мудрость знания будущего. Лишь отпустив всю грязь, что пригрелась, аки ядовитая змея на душе, высасывая жизненные соки жизни, можно следовать вперед. Только высказав все сожаления, ошибки и признавшись в грехах своих, получится жить с чистой совестью. - на одном дыхании произнес Валрид.
- Да что мне твоя совесть? Неужто ты и вправду думаешь, что произнеся вслух все то, что накопилось, удастся избавиться от прошлого? Это вздор! Былого не вернуть, не изменить, не упокоить под гнетом совести, что позволяет сожалеть и ощущать вину. И все содеянное останется со мной... До самого конца!
- Но ведь вы говорите и вам легче, к вам приходит осознание.
- Слушай дальше и не перебивай, слушай. Но знай - не ради веры я все это говорю!
***
Признаюсь, я не замечал сына и не уделял ему достаточно времени. Разумеется, я нанял лучших учителей, воспитателей, которые, следуя моим указаниям, растили из него достойного наследника. Дети меня не интересовали никогда. Да и что делать с маленькими слюнявыми недорослями, которые и ходят то с трудом, а о держании меча в руке начинают только догадываться. От них море шума и нелепых выходок, а гувернеры не всегда в состоянии их заткнуть. О количестве разбитых ваз, испорченных картин можно лишь догадываться. Но, как говорится: 'хочешь воспитать достойного приемника, сделай это сам'. В моем случае приемник оказался слишком достойным и мне не в чем его упрекнуть.
Когда я, наконец, начал обращать внимание на сына, ему стукнуло шестнадцать. Он сильно возмужал, научился обращаться с оружием, окружавшие няньки научили его правилам этикета, дипломатии и остальным наукам, которые, на самом-то деле, играют маловажную роль.
Однако ненавистью ко мне он пошел в мать. А я во второй раз допустил одну и ту же ошибку: когда мальчик тянулся ко мне, требовал внимания и ласки, я был равнодушен. Но как только я созрел до общения с сыном - безразлично стало ему. И вот уже дважды я натыкался на ледяную стену безразличия. Все мои попытки наладить отношения с Фарадилом были бесполезны, я будто не был для него отцом, лишь королем. Он даже обращался ко мне исключительно 'Ваше Величество'. Так же, как и Ланель. Тогда казалось, что они сговорились, и специально выводят меня из себя! Не научившись на прошлых ошибках, я начал тайную слежку за сыном, надеясь, что своевременные доклады тайных гонцов помогут лучше понять его мысли. Это позволило бы наладить отношения с сыном: мы могли бы вместе охотиться, я сам бы учил его хитростям управления королевства, да мы могли бы многое делать вместе! Я намеревался постепенно передавать в руки сына управление королевством и сделать из него достойного наследника и правителя, вписать его в завещание в конце концов.
Сперва были неловкие попытки поухаживать за придворными дамами, потом Фарадил понял, что можно не распыляться на высокопоставленных особ и начал прибегать к услугам девиц легких нравов. Кроме сексуальных утех он искренне интересовался историей, дипломатией, искусством ведения ближнего и дальнего боя, а также охотой. Увлеченностью и страстью к женскому полу, а также тягой к знаниям, он очень напоминал меня в молодости. Его стремления доказать всем и каждому свое превосходство мне импонировало, а его стремление к власти и независимости я бессловесно поощрял.
Первый укол тревоги появился, когда мне начали докладывать, что сын все время посещает лишь одну шлюху. И это в шестнадцать, когда душа требует пляски, женского внимания и страсти а член - разнообразия! Следить за ним стали пристальней, но сообщили слишком поздно. Этот сосунок решил, что обручиться в Великой Церкви с шлюхой, которой разве что ленивый бедняк не мог воспользоваться - отличная идея! Я успел вовремя, сына связали и прямо на его глазах я показал, где место падшей женщины, на которой он собирался жениться. После меня это сделали королевские гвардейцы. По моему приказу, разумеется.
***
- Ваше Величество... - с ужасом выдохнул Валрид, - Вы что, сделали это в Великой Церкви?!
- А что, осуждаешь? - усмехнулся Дарк. Несмотря на сарказм в голосе, глаза были наполнены печалью, будто король убеждал себя, что раскаиваться не в чем, но с неприятным гнетущим ощущением в груди справиться не мог.
- Но... это... - запинаясь начал Валид. - Куда смотрели местные пасторы?
- Пасторы? Да заплати я больше, они бы тоже присоединились! Потому и нет веры вашему брату. Любой греховный вопрос можно решить золотом. Вера верой, но кушать хочется всегда. Но ты не спорь, а слушай дальше.
***
Я понимал, что сразу наладить отношения с сыном не удастся. Но искренне верил, что с возрастом придет понимание, что уберег его от великой ошибки. Прошло четыре года, Фарадил подналег на учебу, сам начал выбирать учителей: те, что были ранее, казались ему глупыми. Нашел друзей из высшего общества, которые в будущем могли составить хорошую свиту. Разумеется, была пара засланных приятелей, но те так и не смогли найти с ним общий язык. Фарадил очень тонко чувствовал ложь и их вранье раскусил за несколько секунд. Знаешь, что он делал с моими шпионами? Он их убивал! Убивал, а трупы приказывал зарывать в саду, что напротив моих окон. Тогда меня это только забавляло. Я дал мальчику волю, чтобы понять, насколько подросли клыки у этого щенка и куда он сможет допрыгнуть, в попытке побольнее меня укусить. Ха! Сколько было нелепых попыток выставить меня сумасшедшим при послах с других королевств: мне подсыпали в мантию чесоточного порошка, заливали настойку для слабости желудка в вино, вставляли острые лезвия в обувь, а однажды я даже нашел красных муравьев у себя в постели. Невинный детский лепет, но лишь сейчас понимаю, что то был тактический ход. Фарадил заставил поверить, что безобиден и способен только на глупые выходки. Но неделю назад я обнаружил на дне бокала с вином маленькие серебристые переливающиеся шарики, которые в малых дозах постепенно убивают все внутри организма. Все быстро встало на свои места. Сын заполнил мое окружение шпионами, перехитрил. На протяжении месяцев меня травили верные люди. А я опомнился лишь тогда, когда шанса на выздоровление не осталось.
***
В комнате повисло гнетущее молчание. Валрид боялся что-либо сказать, а Его Величество вновь погрузился в размышления. На время рассказа болезненная серость лица отхлынула от лица, а в глазах зажегся огонек жизненной силы. О сыне тот говорил с гордостью, невзирая на то, что именно он подвел короля к могиле. Вздувшиеся вены на обнаженных руках, горевшие нездоровым блеском глаза и капельки пота на усталом лице лишний раз доказывали, что надежды на выздоровление нет. Король доживал свои последние часы, потому и за пастором послали как раз вовремя.
Свеча, упоенно слушавшая исповедь Дарка, постепенно погружалась в лужицу воска.
- Я ведь не виню Фарадила совершенно. Плевать я хотел на Отца-проповедника с его законами бытия! У моего сына свой путь, который он с достоинством пройдет.
- Ваше Величество, то, что вы поведали...
- То, что я поведал, не ради Отца-проповедника или Великой Церкви, нет. Я много думал в последнее время и пришел к выводу, что моя жизнь далека от идеальной, но она моя! И именно мне решать где мораль, нравственность, а где честность и добро. мне не о чем жалеть. Да даже не жалеть, потому что это глупо. А осознать свою вину, принять, смириться с ней, избавится все равно не выйдет. Мои ошибки всегда будут следовать за мной, до самой крышки гроба. А раз уж красный атлас на обивке гроба замаячил впереди, то возможно действительно пришло время подумать о себе.
- Но... Ваш сын. Он поступил как идиот. Ведь вы его родная плоть и кровь, а Отец-проповедник говорил о том, что отрок должен почитать отца, невзирая на поступки его, ибо отец дал жизнь сыну.
- И что ты предлагаешь? - усмехнулся Дарк, - Убить его?
- Предать огласке поступок вашего сына! - с жаром ответил Валрид, - Королевству нужен правитель, чистый душой!
Пастор на секунду осекся, глядя в мудрые уставшие глаза Его Величества. Дарк, может не отличался светлой и чистой душой, но правителем был мудрым и сильным.
- Я сказал достаточно, чтобы ты понимал, что никакой огласке я ничего предавать не стану. Я умираю и, увы, никто не сможет меня спасти.
-Неправда! -с жаром ответил Валрид. - Вы исповедались, вам легче, потому что грехи отпущены Отцом-проповедником. Неужто не чувствуете, как огонь их сожрал?
Его Величество хрипло рассмеялся. Смех плавно перешел в непрерывный кашель, заставляя тело Дарка свестись судорогой. Изо рта потекла алая дорожка, стремительно сбегающая к шее, на белой коже которой уже образовался кровавый узор.
- Я устал. Ступай, - сдавленно произнес Его Величество, - Я сам оплошал настолько, что надеяться на милость Отца-проповедника не приходится. Чувствую, что старуха смерть уже стоит на пороге. Она долго ждала нашего встречи, наточила свою косу настолько, что сможет вкусить моей души.
Валрид услышал в королевском приказе уйти стальные нотки и принял тяжелое решение оставить Дарка наедине со своими мыслями, хотя писания Отца-проповедника приказывали поступить иначе. По духовной традиции церковник должен заставить потерянную душу говорить, исповедовать свой грех.
Пастор чувствовал, что не все было сказано королем, что чернь все еще сидит внутри.
- Ваше Величество, продолжим исповедь завтра?
- Думаю, что завтра в этом не будет никакой необходимости, но у нас еще будет возможность поговорить.
Оставив на тумбочке священное писание, Валрид, задумчиво перебирая четки, вышел из королевской опочивальни.
- Будет возможность поговорить... целая вечность. - Дарк усмехнулся в пустоту темной комнаты.
Свеча на прикроватной тумбе доживала последние минуты, но огонь упрямо боролся за жизнь.
***
Валрид вышел из замка - у пасторов всегда было преимущество - их не обыскивала стража. К тому же, мало кто обращал внимание, многие, завидев церковников, старались спрятаться в самый темный угол. Ходило поверье, что пасторы могут чувствовать грех, разъедающий душу, и большинство попросту не хотели увидеть осуждение, предпочитая до конца дней нести свою ношу.
Валрид спокойно направился в сторону Великой Церкви по самому темному, но короткому пути. Ворье и местные разбойники старались обходить все, связанное с Отцом-проповедником, стороной, а перебираемые с тихим перестуком четки свидетельствовали о том, что Валрид тот самый представитель.
Смерть пришла внезапно - пастор почувствовал невыносимую боль в груди, а потом безраличие и освобождение. Глухому звуку падения тела на брусчатку предшествовал мелодичный свист арбалетного болта, стремительно рассекающего воздух.
Из-за угла вышел высокий молодой человек с отличительным знаком свиты принца на груди. Он подошел к уже мертвому телу, наклонился, проверил пульс. Кивнув своим мыслям, мужчина аккуратно прикрыл еще теплые веки пастора и, закрепив арбалет на прежнее место, направился в замок, отчитаться перед Его Высочеством Фарадилом о проделанной работе.
***
Дарк полностью погрузился в размышления, вновь переживая все свои ошибки, но нисколько не жалея о них. Прикрыв глаза, он старательно вспоминал все то, что привело его к подобному финалу. Тихий скрип двери отвлек короля от размышлений.
- Добрый вечер, отец. - В покои вошел высокий светловолосый юноша с резкими чертами лица, так похожими на черты Дарка.
- Ты впервые назвал меня отцом, - не удивляясь внезапному приходу, ответил король.
- Мы оба прекрасно знаем, что это всего лишь слово. Почему бы не порадовать старика на смертном одре?
- Щенок, - усмехнулся Дарк. - Ну и зачем ты пожаловал?
- За завещанием, разумеется. Тебе недолго осталось. А мне совершенно не хочется пачкать руки кровью аристократов, что отважутся претендовать на трон после твоей смерти.
- Может, мне еще обвязать его голубой ленточкой и любезно вложить в твои руки?
Под глазами Фарадила залегли мрачные тени, кулаки сжались, выражая неудовольствие, по лицу заходили желваки..
- Не стоит нервничать, Фарадил, ты меня знаешь. - Язвительно произнес Его Величество.
- Если бы четыре года назад ты не уничтожил ее, самостоятельно предрешив свою судьбу, мы могли бы найти общий язык. Я бы доказал тебе, что достоин и каждое мое решение было взвешенным. Но после того случая у меня пропало всякое желание, что-либо тебе доказывать. Я знал, что ты за мной следишь, что видишь мои победы, относишься к моим шалостям благосклонно.
- Ну надо же, ты до сих пор помнишь ту шлюху?
- Знаешь, я был у нее первым. Первым и единственным. Эри была незаконнорожденной дочерью графа, сбежала из монастыря и попала в лапы дома терпимости. Да, конечно. Она не принцесса и даже не герцогиня. Но в ее жилах текла кровь аристократов, потому и закон не был нарушен. Ты даже не захотел разобраться и понять!
- Поверь, я разузнал все об этой девчонке, и слащавая история, что она наплела тебе, сущее вранье. Девственность подделать не так сложно, к тому же, ты был зеленым юнцом и обмануть такого, как раз плюнуть. Ты сам посуди, до встречи с тобой она год провела в доме удовольствия, неужто ты и правда поверил в то, что она была невинна и чиста? Да и какая разница? Она падшая женщина, а ты принц.
- Я любил ее, отец.
- Ты глупый сосунок, который и понятия не имеет, что такое любовь. Ты отказался от нее, когда на твоих глазах эту Эри поимели мои солдаты!.. Твою мать трахала половина дворца, но я всё равно ее любил, невзирая на постоянные измены.
- Но..
- Ты обвел меня вокруг пальца, а я спохватился слишком поздно. Твоя цель мне понятна, но причины... Да мне даже противно, что ты захотел избавиться от меня из-за какой-то шлюхи, а не ради власти!
- Желание отомстить за нее привело меня к жажде власти! И я у цели!
Король и сын орали друг на друга, что есть мочи, яростно брызгая слюной. Каждый пытался доказать свою правоту. В глазах обоих, так похожих между собой, мужчин появилась ярость и злость. Его Величество пытался привстать, но ему не хватало сил, руки дрожали, однако Дарк упрямо хотел доказать сыну, что силен.
- Где завещание? - свистящим шепотом спросил Фарадил.
- А его нет, - с язвительной усмешкой ответил король. - Если уж ты так силен, то поборешься с претендентами на трон, что попытаются узурпировать власть, и докажешь своему народу, что достоин.
Глаза принца наполнились кровью, он с резким выдохом направился в сторону отца, выставив вперед руки. Много усилий прикладывать не пришлось, Дарк перестал дышать еще до того, как руки Его Высочества дотронулись до шеи. На губах застыла язвительная усмешка, а в глазах играла свобода.
По комнате разлетелся запах потухшей свечи. Светлая струя дыма сложилась в мужской силуэт, Фарадил был готов поклясться, что силуэт усмехался.
|