Назвавший лесную ведьму
по имени отдает ей свое сердце.
Сверхъестественные существа
способны проникать в самое малое отверстие,
но непременно должны выйти тем же путем,
каким вошли, хотя бы все окна и двери были открыты. Народные поверья
Картина стала уже привычной: кошка лежала на клене и смотрела в сторону дома. Дерево росло у ворот, сколько Аджей себя помнил. Кошка лежала последние восемь дней. Только глаза у нее, кажется, изменились за это время, стали голубыми. А может, они и были такими с самого начала... Охотник пожал плечами и ушел с крыльца обратно в дом.
Утро выдалось зябким (сказывались три дня беспросветных ливней), идти никуда не хотелось, но Аджей все-таки заставил себя снять со стены лук, сумку охотничью и отправился проверять расставленные ловушки. Так жил его прадед, и дед, и отец, которые сейчас лежат в земле лесной опушки. Охотников не хоронят на общем погосте, их место было, есть и будет в лесу. До или после смерти - не важно.
- Что тебя тут так занимает? - спросил он у зверька, запирая за собой ворота. - Али на меня глаз положила, а Пепелёна?
Это имя он придумал почти сразу, еще в самое первое утро.
Кошка только ухом дернула. Красивая: тонкая, гибкая, шерсть серая, словно тень на песке, а глаза голубые, совсем человеческие.
- Что ж, - улыбнулся он, не дождавшись ответа, - жди, коли приглянулся. Вернусь к закатному солнышку.
Соврал. Приполз к своему двору, стоящему на самом краю деревни, только со следующим рассветом. С медведем тропу лесную не поделили, вот хозяин лесной бока человеку и помял. Хорошо помял: Аджей не чаял уже, что домой доберется.
И все-таки получилось. Зажимая одной рукой набухшую от крови рубаху на боку (куртку бросить пришлось, слишком тяжела была она для ослабевших плеч), второй неловко и далеко не сразу откинул с ворот заговоренную от злых сил и на совесть обвитую стальными полосами балку, ввалился внутрь, тяжело упал на колени.
Дом... Здесь за тебя горой все предки, что незримо стерегут родной порог, здесь даже стены зло отворачивают. Только бы доползти, а там - рана уже закрылась рудой коркой, полегче станет, только бы отлежаться...
Перед тем, как подняться на ноги, охотник почему-то оглянулся на старое дерево. Словно искал ту, которой обещал вернуться.
Кошка была там, беспокойно ходила туда-сюда по ветке, мучительно выбирала: идти к нему или нет.
- Ждать заставил? - невесело усмехнулся Аджей. - Прости, Пепелёна.
Двор, крыльцо, стены пристройки - все качалось и плыло перед глазами, но упасть окончательно не давало упрямство, которое передавалось в этом роду от отца к сыну. Он сумел дойти до ворот, сумел в них войти - неужели позволит себе умереть в нескольких шагах от двери?
Нет уж.
Три ступени, которых Аджей обычно и не замечал, сейчас показались чуть ли не неприступной горой. К горлу волнами подступала тошнота, веки тяжелели, а дверь все никак не открывалась. Он подумал, что следующая попытка, если она не удастся, станет последней, а потом...
Кто хранил его: духи предков или кто-то еще? Охотник подумал, что воздаст должное всем. Потому что и щеколда, наконец, поддалась, и дверь из сеней в дом оказалась распахнутой настежь. То ли закрыл плохо, то ли вовсе забыл.
Шаги, что оставались до кровати - Аджей полностью сосредоточился на том, чтобы раз за разом переставлять ноги - казались еще тяжелее, чем те, что он уже прошел через лес, по холмам и оврагам.
Впервые охотник пожалел, что живет один.
В глазах совсем потемнело, и он медленно осел на пол, слушая, как эхом отдается в ушах шелест сухой травы на чердаке.
"Неужели крысы? - слабо удивился Аджей. А потом с внезапно загоревшейся надеждой предположил: - Может, кошка?"
Разбудило его легкое касание чьей-то ладони. Это было так неожиданно и ново, что Аджей вздрогнул и попытался открыть глаза. В голове зашумело, а перед пудовыми по весу веками поплыли яркие пятна.
- Тише... - голос был тихим и встревоженным. - Лежи.
Женщина? Нет, девчонка совсем. Откуда здесь? Сколько времени прошло с того рассвета, когда он приполз из лесу?
Охотник неловко облизал пересохшие губы.
- Водички? Сейчас принесу, сейчас!
Она была напугана, эта добровольная спасительница. И в то же время очень рада, что Аджей пришел в себя.
Охотник пил долго и жадно, захлебываясь и глухо кашляя. И все это время чьи-то теплые руки поддерживали его голову, заботливо убирали ото рта деревянную кружку, потом подносили обратно, послушные неразборчивому мычанию. Когда, наконец, он насытился, руки поправили одеяло, взбили подушку. Аджей лежал и слушал, как кто-то ходил по дому, переставляя горшки и миски, как журчала вода, стекая с какой-то тряпки.
- Я тебя умою, - тихо сказала девчонка, и охотник почувствовал, как натянулось одеяло, когда она присела на край постели. Прохладные прикосновения мягкой ткани освежали, успокаивали. Теперь он смог, наконец, открыть глаза.
Да, действительно, совсем девчушка еще. Маленькая, худенькая, как только умудрилась здоровенного парня с пола на кровать затащить? Волосы - светлый пепел, заплетенный в косу до пояса. И глазищи - огромные, голубые, как весеннее небо.
- Как... как зовут тебя?
Смутил. Девушка замерла в нескольких шагах от кровати, потом медленно обернулась и неуверенно ответила.
- Пепелёна.
Значит, действительно та самая кошка. Или та самая девчонка, превращавшаяся в кошку? Слишком уж глаза человеческими были...
- Я одежду твою взяла, - добавила она. - Прости, что без спросу. Я постираю.
Аджей только слабо улыбнулся и подумал, что нужно будет найти ей платье. Негоже девушке в одежде мужской ходить. Тут сон наваливался тяжелой волной, а охотник не собирался ему сопротивляться. Понимал, что это лучший способ восстановить силы. Уже сквозь дрему почувствовал, как на раненный бок (сейчас аккуратно перевязанный) улеглось маленькой, горячее тельце. Засыпал парень под глухое мурчание: серая кошка убаюкивала боль, замурлыкивала рану...
Второй раз приходить в себя было куда приятнее. Боль стала глуше, свет уже не так резал глаза, а язык довольно сносно ворочался во рту. Пепелёна, появление которой Аджей принял было за бред, улыбнулась, увидев, что охотник проснулся.
- Пить хочешь? - она чувствовала себя куда увереннее, да и улыбка была куда смелее.
Аджей кивнул, попытался подняться на постели. Девушка молча подошла, подтянула наверх подушки, помогла ему усесться так, чтобы не тревожить рану.
Вода была холодной и показалась охотнику чуть сладкой, как бывает всегда, если пьешь после долгой жажды. Пепелёна хотела поддержать чашку, но он не дал. Не совсем беспомощный, сам справится.
- Откуда ты Пепелёна?
Девушка не ответила, даже виду не подала, что услышала. Как вытирала миску стареньким полотенцем, так и продолжала вытирать.
- Почему ты пришла?
- Потому что ты позвал, - она сказала это так просто, словно объясняла прописную истину.
- Позвал?
- Тебе нужна была помощь. Я, наверное, плохо рассказываю. Ты позвал, но не сказал ни слова.
- И ты услышала?
Честно говоря, Аджей ничего не понял, но сейчас это было не очень важно.
- Конечно, - Пепелёна смущенно улыбнулась. Застеснявшись своего знания, что ли?
Охотник задумчиво покрутил опустевшую кружку в руках. Девушка спохватилась, подбежала, забрала у него посуду. Заботливая. Аджей неожиданно почувствовал, что ему очень приятна эта забота. Выросший без матери, он не привык к подобному ласковому вниманию. Девушкам всегда было нужно что-нибудь от удачливого красивого охотника, а Пепелёна ничего не просила взамен своей доброты.
"Пока не просила", - занудно буркнул внутренний голос.
Парень от него отмахнулся: незачем портить настроение глупыми предположениями.
- Ты ведь есть хочешь?
- Очень! - охотно откликнулся Аджей.
Пепелёна вытащила из печи горшок с каким-то сытно пахнущим варевом, большой ложкой перелила часть в глубокую миску, ловко размяла кусочки мяса. Попробовала, чтобы не обжигало.
Кормить себя парень не позволил, сам взялся за ложку. Ел, осторожно дуя на густую жидкость и медленно пережевывая мягкое кроличье мясо. Девушка сидела в ногах кровати, по-кошачьи склонив голову набок, и смотрела на него. И о чем думала?
Наевшись, он снова улегся, натянув на плечи одеяло, сонно моргая глазами, смотрел, как Пепелёна вымыла посуду и вернулась к отложенной работе. Тонкие белые нити проворно мелькали в руках, летали между тонкими пальцами. Аджей хотел было спросить, что это, но дремота не давала сказать ни слова. Потом, все потом...
И кошка снова пришла, прижалась к больному месту. Охотник осторожно погладил ее по голове, чувствуя, как шевельнулись под ладонью маленькие чуткие уши.
Поправлялся Аджей быстро. Упрямство и гордость не позволили ему долго разлеживаться в кровати. И так, как оказалось, почти четыре дня провалялся, не приходя в себя.
На следующий день после того, как охотник впервые попросил воды, он уже пробовал подняться на ноги. Получилось почти хорошо: стены лишь немного качались перед глазами, да и пол вел себя вполне послушно. Пепелёна, с некоторым беспокойством наблюдавшая за действиями Аджея, молчала, но как только ему стало совсем плохо, подхватила сползающего по стеночке парня, помогла добраться обратно до постели.
Она не охала, не кудахтала всполошившейся наседкой, как это обычно делают женщины, получившие на руки больного мужчину. Пепелёна поддерживала охотника молча, угадывая желания еще до того, как он успевал о них подумать.
Девушка вообще неохотно разговаривала. Каждый раз, задавая какой-нибудь вопрос, охотник сталкивался с таким несчастным взглядом, будто он заставлял Пепелёну делать что-то ужасное и крайне для нее мучительное.
Односельчане часто видели в окне или на крыльце охотничьего дома странноватого вида девушку, которая грелась на солнышке, или делала что-то по хозяйству, или плела из белых ниток странный шарик, полый внутри. Малышня еще говорила, что иногда, пока хозяин в отлучке, странная девушка вычесывала из волос то шерсть, то мелкие птичьи перышки с брызгами крови. Такие иногда остаются после кошачьей охоты.
Аджей в ответ на вопросы отмалчивался, а потом и вовсе разговаривать перестал: здоровался и все на этом. Люди пожимали плечами: мало ли, что за блажь у парня. Все знают, что охотники, мельники да кузнецы не такие, как все.
Дни шли за днями, приближались осенние холода, а кошка все чаще исчезала в лесу. Она уходила и возвращалась всегда через чердачное окошко. Аджей несколько раз спрашивал, почему так, но ответа не добился.
Однажды, проснувшись на рассвете, охотник обнаружил на скамье свой лук и колчан со стрелами, а на столе - сумку и куртку с аккуратными заплатами на боку. Пепелёна в тот день не возвращалась до самого вечера, а когда пришла, привычно спустившись по чердачной лестнице, даже в человека не перекинулась, так кошкой и уснула, свернувшись в клубочек.
Утром она исчезла снова. Лил дождь, из дому было не выйти, так что Аджей весь день не находил себе места, по двадцать раз проверяя, не захлопнулось ли окно. А когда совсем стемнело, не выдержал, сдернул с крючка длинный плащ и отправился на другой конец деревни, к деду Селунию.
- Детство вспомнил? - усмехнулся старик, пропуская промокшего охотника в дом. - Сказку послушать пришел?
- Может и сказку, - Аджей снял плащ, повесил к печке. - А может, и нет. Что делать, дедушка, не знаю.
- Садись тогда, - Селуний закрыл дверь, по-стариковски прошаркал к лавке, тяжело опустился на середину, - поглядим, может, вместе чего надумаем. Что стряслось-то?
Охотник вздохнул и начал рассказывать. Дед Селуний хмурился, стучал пальцами по столу и задумчиво поглаживал бороду.
- На девятый день, значит, пришла...
- Сказала, что это я ее позвал, - добавил Аджей.
- Ты и позвал. Не вслух, сердцем. А ведьма лесная зов такой не хуже крика слышит. Спасла она тебя, Аджей, сын Мирославла. Если бы не ждала, не верила - не дойти бы тебе до дому.
- Знаю, - тихо согласился охотник. - Дождалась и выходила. Что мне делать теперь? Она уходит и будто сердце мое с собой уносит.
- На то она и ведьма, - покачал головой старик.
- Ведьма... Я, наверное, плохо слушал твои сказки. Кто она? Откуда?
- Отсюда, милый. Помнишь, у кузнеца дочка годовалая пропала? По всем приметам она.
- Но как же так может быть? Как может девочка становиться кошкой?
- У леса свои законы. Оборотни стерегут лес, а он решает, какую дать им силу для этого. Оборотень может становиться и волком, и лисом, и сорокой. Как лес решит.
- Она всегда уходит через окно на чердаке, почему?
- Твоя ведьма, как и все другие, может войти или выйти только той дорогой, по которой пришли впервые. Девять дней ждут они, прислушиваются, смотрят. Так ли нужна помощь? Так ли чиста вера? И если все складно да ладно...
- Что складно да ладно?! - махнул рукой Аджей. - Я раненый приполз, на ногах не стоял...
- Ты ни разу не прогнал ее, не сказал худого слова. Для оборотней слово человеческое - закон. И соврать они нам не могут, потому и молчат обычно. Им нужно сердце человеческое, чтобы в человека перекинуться. Лесу-то все равно, в каком ведьма теле. Все равно зверем будет.
После этого охотник молчал долго. Собирал в кулак всю смелость, чтобы признаться деду в своем желании. За стенами тихо шуршал дождь, старик слегка покачивался взад-вперед, прикрыв глаза, и, кажется, дремал. А Аджей все искал и искал слова. Понимал ведь, что нет у него никаких прав на Пепелёну.
- Я хочу, чтобы она осталась со мной.
Селуний встрепенулся, как старый филин, которого потревожили в солнечный полдень. От его дыхания слабый огонек сального огарка метнулся в сторону, заиграл тенями по стенам.
- Что ты такое говоришь, сын Мирославла?! Оборотень должен стеречь лес. Потому-то у него одна душа, но две жизни: человеческая - чтобы видеть то, что снаружи, и звериная - чтобы замечать то, что внутри.
- Разве это жизнь? Пополам разрываться, то здесь, то там. Я хочу подарить Пепелёне то, чего у нее никогда не было: дом, тепло, семью...
Старик вздохнул. Понимающе, осуждающе, горько.
- Подарить? Даже если она не пожелает?
- Пожелает!
И снова взлетели по стенам черные тени. Как будто ожили разом все духи лесные, когда-то уснувшие в этих бревнах. Аджей едва заметно поежился: одно дело - встретиться с ними среди берез или сосен, но совсем другое - чувствовать в людском жилище. Селуний сурово нахмурил брови.
- Вот чего ты на самом деле хочешь, Аджей. Чтобы она сложила к твоим ногам срезанную косу. Страшное дело задумал! Не тронь оборотня, не неволь, а то весь лес отвернется от тебя! И от всех нас!
- Я люблю ее!
- Ведьма украла твое сердце, сын Мирославла, чтобы обернуться человеком. И уйдет она еще до первого утреннего мороза. Не тронь ее, охотник, не буди лиха!
Аджей поднялся.
- Спасибо тебе, дедушка, за сказки. Но жизнь свою я сам поворачивать буду.
Когда закрылась за ним дверь, черные тени сорвались со стен, ринулись прочь сквозь печную трубу. Знали, что не будет больше покоя в этом краю.
Пепелёна подняла глаза от своего рукоделия, глянула на вернувшегося охотника и встревожено склонила голову набок.
- Отдай мне мое сердце! - прямо с порога попросил он. Хотел грозно, а получилось жалобно.
Девушка снова стала растерянным и перепуганным ребенком, который не понимают, за что на него кричат.
- Я ничего у тебя не брала... - она отложила свою работу в сторону, подошла к парню, забрала у него мокрый плащ.
- Ты врешь! Ты забрала мое сердце, верни его, Пепелёна!
- Я ничего у тебя не брала, - дрожащим от слез голосом повторила ведьма. Аджей упрямо мотнул головой.
- Пепелёна!
Она снова опустилась на скамью, обхватила себя руками за плечи.
- Я ничего у тебя не брала, не брала ничего, ничего не брала. Ты сам отдал!
- Когда?
- Ты дал мне имя, охотник, вот оно, твое сердце. Имя мое...
- Твое имя? - переспросил Аджей.
- Да. Ты назвал меня, - Пепелёна говорила, словно в бреду, - ты позвал меня, я пришла. Чего же ты еще от меня хочешь?
- Зачем ты все время уходишь в лес? Почему пропадаешь там с утра до вечера?
- Не спрашивай, - взмолилась девушка. - Пожалуйста, не спрашивай! Я не могу тебе сказать!
- Не можешь? Или не хочешь?
Охотник уперся руками в край стола, расслабил плечи и свесил голову, глядя на ведьму из-под сползших на лоб волос. Пепелёна вскинулась, вихрем прошлась от одной стены до другой, заломила руки.
- Что же ты делаешь, охотник?!
Аджей сжал кулаки.
- Ты останешься!
Девушка метнулась к нему, погладила ладонью по щеке.
- Не заставляй меня, пожалуйста, не заставляй... Я не могу.
Вокруг все прыгало и качалось, лицо Пепелёны то уплывало куда-то, то закрывало собой весь мир, и дом Аджея тонул в голубых озерах ведьминых глаз.
Уже не соображая, что делает, охотник оттолкнул девушку прочь, а сам выскочил в сени. Пепелёна закричала - поняла, что он задумал. Путаясь в длинной юбке, она выбежала следом, обхватила стоящего на чердачной лестнице парня за колени, прижалась лбом к его ногам.
- Не делай этого, охотник! Зачем ты?! Зачем над лесом насмехаешься, зачем меня неволишь? Отпусти, охотник...
Аджей, держась одной рукой за верхнюю ступеньку, второй оторвал от себя ведьму. Оба ее запястья легко помещались в его ладони, Пепелёна не могла больше ни вырваться, ни убежать. Присев на корточки, парень заглянул ей в глаза.
- Почему ты никогда не называешь меня по имени, Пепелёна?
Девушка молча отвела взгляд. Но Аджей понял и так.
- Мое сердце забрала, а свое отдать не хочешь?
- Я не смогу уйти... - прошептала она.
- Оставайся! Оставайся, становись хозяйкой в моем доме, ты ведь для этого родилась!
- Откуда тебе знать?
- Я знаю! Пепелёна, останься! Зачем тебе лес, зачем тебе быть зверем, зачем разрываться на две жизни, если можно прожить одну?
Ведьма дернулась, в страхе отступая от лестницы. Попыталась вывернуться, но охотник держал крепко.
- Ты не понимаешь, - шепотом пробормотала она. - Лес дал мне глаза и уши, он дал мне сердце и умение, а ты... Как я могу уйти, как могу его бросить? Особенно сейчас, когда осень уже входит в свою силу?!
- При чем тут лес? При чем тут осень?! Здесь люди, здесь стены, здесь тепло и осенью, и зимой! Здесь лес не дотянется до тебя! - увидев, что уговоры не действуют, Аджей выпрямился, отталкивая девушку к стене, и быстро полез на чердак. - Ты останешься, добром или силой!
Следом полетел отчаянный крик Пепелёны.
- Я возвращаю тебе сердце твое, охотник! Забирай, оно мне не нужно!
В доме наступила тишина, какая бывает после урагана или такого вот пронзительного крика. Стук закрывающейся ставни прозвучал, как удар земли о крышку гроба.
На ощупь Аджей спустился в сени и только там, усевшись на последнюю ступеньку, понял, что наделал.
- Пепелёна, - тихонько позвал он. - Пепелёна...
Она не ответила. Парень долго сидел, спрятав лицо в ладонях, потом поднялся и, пошатываясь, словно пьяный, пошел в дом.
На полу возле печи лежало платье, но самой девушки нигде не было.
- Пепелёна! - снова позвал охотник, повысив голос. - Где ты?
Ткань пахла горячей хвоей и прелыми листьями. Этот запах рождал в груди каких-то больших острокрылых бабочек, они царапались, стараясь выбраться на свободу. Было больно.
"Лес отвернется от тебя! И от всех нас!" - из головы никак не шли слова дедушки Селуния. И сейчас, когда дело было сделано, Аджею стало страшно. Лес не простит обиды...
- Пепелёна! - закричал он. - Пепелёна!
Кошка лежала на печи, так, что ее совсем не было видно. Видела, как мечется человек, то переворачивая стол и скамьи, то разбрасывая по полу постель. Она не двигалась, только дернула левым ухом, когда покатилось к печи незаконченное "гнездо малиновки". Оберег, прощальный подарок, на который ушли бы еще два дня.
Не вышло прощания, да и жизни-то тоже не вышло...
А когда он уснул, уставший от бесплодных метаний, кошка неслышно спрыгнула на пол и пробралась на чердак. Так и просидела там до самого рассвета, глядя на закрытое окно и слушая отголоски бушующего в верхушках деревьев ветра, доносящиеся до деревни.
Погода испортилась окончательно. Дождь шел урывками, а когда прекращался, ветер сыпал воду с деревьев и кустов. По ночам под окна домов приходили волки и выли так, что собаки забивались в конуру и не вылезали до самого рассвета. Однажды рысь забралась в хлев и задрала насмерть молоденькую телочку. Люди совсем перестали выходить за околицу, боясь лиха, летящего со стороны леса.
Никто не знал, в чем дело. Решили принести в жертву лешему горластого петуха, искали смельчака, который бы отважился отнести дар на опушку, но добровольцев не нашлось. Аджей на улице не появлялся.
Дед Селуний мрачнел день ото дня. Часто, рассказывая сказку малышне, замолкал на середине, сидел, качался туда-сюда, прикрыв глаза, что-то бормотал. Дети пугались, трясли дедушку, пока он, наконец, не приходил в себя. Старик махал на детвору палкой и отсылал домой, не рассказав сказку до конца.
Они пришли ближе к полудню, когда дождь немного успокоился. Двое мальчуганов лет десяти и старик, тяжело опирающийся на палку.
Никому из взрослых Селуний просто не рискнул рассказать: охотника бы забили насмерть камнями. А дети - сколько им, доверчивым, надо? Красивая сказка. Да еще одного, такого же безголового и отважного, чтобы было перед кем смелость показывать.
Ворота оказались распахнуты настежь и сплошь иссечены следами от когтей. Дикие звери чуяли свою ведьму и шли на выручку. Помочь, конечно, не смогли, но страху навели - о-го-го. Старик покачал головой и медленно поднялся на крыльцо. Мальчишки остановились чуть позади, пытливо глядя на дедушку. Селуний постучал.
- Пошли вон! - раздалось из дому.
- Аджей, открой, это я, - громко сказал старик. Мальчишки за его спиной совсем притихли.
- Уходите! - стоял на своем охотник. - Никого видеть не хочу!
Дед покачал головой, поохал и поддел запор концом палки. Изнутри Аджей не закрывался, так что дверь поддала легко.
Серая кошка стрелой мимо мальчишеских (вот оно детство: страх страхом, а вперед все равно лезут) ног метнулась, вскочила на руки к дедушке, свернулась клубком, прижалась, чуя родную душу.
- Тише, серая ты бестия, тише, - старик бросил палку, меленько дрожащей ладонью погладил животное по голове.
- Я же сказал, уходите! - на пороге в дом показался хозяин, небритый и с красными от недосыпа глазами. Увидев кошку, он сжался весь и ощетинился. - Учить меня пришли? Не отдам я Пепелёну! Рано или поздно смирится она и моей станет!
- Не станет, сын Мирославла. Неужели ты не понял еще? И сам живым от леса не уйдешь, и нас всех погубишь. Одумайся, Аджей!
- Нет! - крик этот был совсем звериным. Охотник сильно ударил кулаком в косяк, отколол толстую щепу. - Моя она!
Кошка просительно заглянула в глаза старику. Тот размеренно кивнул и еще раз провел рукой по гладкой шерстке.
- Это твой последний ответ?
- Да.
Селуний обернулся к мальчишкам.
- Лестницу видите?
Тот, что был чуть постарше, понятливо тряхнул головой и быстрой белкой взбежал на чердак.
- Убью! - заорал Аджей, кинувшись в дом за ножом. Кошка испуганно завозилась на руках.
- Тише, серая ведьма, - успокоил зверька старик. - Не бойся.
Раздался стук открывающегося окошка. Кошка вырвалась, вихрем взлетела по ступенькам. А оттуда прочь, к лесу...
Мальчишки почти с такой же скоростью бросились во двор. Селуний, может, и хотел последовать за ними, но не мог. Куда он, старик, без палки...
Охотник, судорожно сжимавший в руке огромный охотничий тесак, увидев, что руки старика опустели, закрыл глаза локтем. Старик, осторожно наклонился, поднял откатившийся в сторону посох.
- Ты сделал свой выбор, сын Мирославла, Аджей-охотник. А мы сделали свой. Я не мог позволить тебе убить всех этих людей. У тебя не стало сердца, но ведьма на то и ведьма. Тебе здесь больше не место. Уходи. Иди, проси прощения у леса, если не боишься. Но в деревне больше не появляйся. Сегодня же я расскажу обо всем. Тебя убьют, если вернешься.
Медленно, не боясь, что Аджей ударит в спину, дед Селуний вышел из сеней, спустился с крыльца и пошел за ворота. Нужно сказать старосте, когда охотник уйдет. Дом придется сжечь, чтобы лихо не посмело вернуться. Жаль, конечно, но жизни людские дороже. Как бы вообще не пришлось уходить с насиженного места.
Аджей молча дождался, когда старик скроется из виду, потом обернулся лицом к печи, опустился на колени и бухнулся лбом в пол. Прощался. Понимал, что люди его не простят. Не простят детских кошмаров, вызванных волчьим воем. Не простят перебитой ноги Гордия Подлогодского, который ушел рубить дрова, а обратно его уже принесли. Не простят того, что украл у леса ведьму, того, что отказывался ее отпустить.
И лес тоже его не простит.
Но в этом роду все были охотниками, а значит лежать Аджею пристало подо мхом и диким брусничником.
Охотник надеялся только на то, что ведьма не вечно будет зверем.
И, может быть, когда-нибудь робкая девушка Пепелёна, собирая ягоды, попробует сочную бруснику на вкус и вспомнит о человеке, которого сначала спасла, а потом нечаянно погубила.