Аннотация: Ночной бред, основанный на городских легендах и страшных сказках, которые мне старший брат в детстве рассказывал для поднятия настроения.
Улыбайся
Хотелось есть.
Я сидела на облысевшем от старости стуле, подтянув ноги к себе, хлюпала заложенным носом и остервенело кликала мышкой. Игрушка называлась "Crimson Land" и была проста, как советская стиральная машина: бегаешь по экрану и лупишь по лезущим отовсюду монстрам из какого-нибудь бластера. Думать не надо: главное быстро двигаться и метко стрелять. А я сейчас проходила те уровни, где и бегать-то не нужно. Вертишься на одном месте, а вокруг сжимается кольцо насекомоподобных врагов. Исход ясен: рано или поздно тебя все равно сожрут, главное - попортить недругам побольше крови. Все почти как в жизни, честное слово!
Мозги отдыхают. Но несчастное компьютерное животное я очень скоро добью.
Зато, возможно, жив останется Пашка.
Дождавшись, когда game стала over, я окинула тоскливым взглядом темный проем окна, в котором отражались контуры меня любимой, весьма демонически подсвеченные замогильным компьютерным сиянием, и переключилась на пасьянсы.
Голодный желудок тут же сыграл злую шутку: безобидное название "Паук" нарисовало перед глазами бьющуюся в паутине муху и, собственно, паука, с энтузиазмом высасывающего из нее кровь. Потом муха сменилась комарихой с раздувшимся от крови пузом. Потом откуда-то появился медицинский пакет, полный все той же крови. А когда вариации на тему "Вороне как-то бог послал..." достигли апогея, хлопнула дверь и... обалдевший от неслыханной щедрости хищник остался у разбитого корыта.
- Ну? - я усиленно изображала из себя флегматичную даму, коей обычно представляют себе вампирессу всякие там малохольные литераторы.
Пашка замялся. Так я и знала! Этот упырь предательской наружности вернулся с пустыми руками, но сыто поблескивая хитрым глазом.
- П-а-а-аш?
Вампир попятился, пытаясь спрятаться за дверным косяком.
- А, Па-а-аш? - повторила я с убийственной нежностью черной мамбы. - Па-а-авлик? Па-а-авлуша?
- Это все Тёма! - пискнул он, выставляя вперед руки. Ладно. Начнем с конечностей. "Дамские пальчики" есть, значит, будут и "Пашины пальчики".
Артем жил в нескольких кварталах от нас. Обычный вампир, в меру безалаберный, в меру хитрый. И еще подлый. Не всегда, но сегодня, видимо, был именно такой день. Он учился на четвертом курсе биологического, изучал летучих мышей. Я часто встречала его по дороге в универ, мы вчера ехали вместе. Знал же, урод, что я болею, что не могу промышлять самостоятельно!
Я хлюпнула носом. Пашке, конечно, легко рожу виноватую состроить, он сыт и радуется! А мне без крови не то, что этот проклятый насморк не вылечить, мне завтра утром на улицу не появиться будет: кожа даже под тем мизером солнечного света, который отведен на серый конец октября, сгорит тут же.
А Павел...
Умные люди говорят, что нужно забывать добро, которое сделал, но я вспомнила, как просидела около этого гения компьютерной мысли почти три недели, когда он свалился с двусторонним воспалением легких.
С писателей-графоманов что возьмешь? Ничего, только кровь, да и то не выше обычной нормы в пять литров. И к ответственности не привлечешь, если что. Пошла вон, мода сочинять, будто вампиры - агнцы, незаслуженно обиженные злобным негодяем Стокером. Стокер действительно во многом не прав, но это же не повод утверждать, что нам кровь не нужна! А в книжках наврали. В итоге Лариска, добрая, веселая вампиресса, обитающая в доме на улице Ленина, впечатлилась и вбила себе в голову, что так оно и есть. Когда мы сообразили, что с ней творится, пытались сначала по-хорошему переубедить, потом Вячеслав насильно кормил, но все без толку: кровь Лариска упрямо отрыгивала и продолжала таять. И умерла через два месяца.
В моей груди поселились страх и какая-то странность: Лариса была первой из нас, умершей на моей памяти. Я говорю "мы", когда имею в виду тех, кого знаю лично. Вампиров, конечно, гораздо больше, "мы" - хорошо, если одна десятая часть тех, кто живет в одном только этом городе. В мегаполисе выжить проще: пессимистов и потенциальных самоубийц вокруг - бери не хочу. А вот Вячеславу довелось пожить в Сибири и на Камчатке, он говорил, что именно там настоящая битва за выживание.
Какое отношение программист Пашка имеет к литературе? Как-то он оторвался от своих любимых игрушек (кажется, это было как раз между "Битвой за Средиземье" и какой-то очередной Халфой) и решил почитать скаченную из сети книжку. Почитал. А там главному герою (вампиру, ясен пень) все ни по чем было: и в ночь глухую без шапки, и в мороз крещенский без свитера. Пашка проникся, ушел в марте на весь день в одной рубашке и слег тем же вечером с высоченной температурой.
Я выхаживала его, трясясь от страха: антибиотики-то не действуют, парацетомол отказал на третьи сутки, в больницу нельзя, а пациент еще и дряни какой-то хватанул по дороге, так что поить его теперь можно было только очищенной медицинской кровью АВ-группы, резус отрицательный. И я таскала пакеты из лаборатории, и поила. И у кровати сидела ночами напролет. И днем за ним бегала, забив на универ и уезжая только за новым пакетом.
Упырь неблагодарный!
Пашка, наверное, вспомнил о том же, потому что лицо у него стало по-настоящему несчастное.
- Санёк, ну, прости... - подходить ближе вампир все же не торопился. Правильно, "Пашины пальчики" все еще представляли для меня серьезный гастрономический интерес.
Искренне ли он извинялся? Нет, конечно. Мы все эгоисты чистой воды, вернее, чистой крови. Я это знаю. И Пашка знает тоже. Наша привязанность друг к другу держится только на остатках прошлой, человеческой жизни, и рано или поздно мы разойдемся.
Сегодня я поняла это особенно четко.
Молча хлюпнув носом, я сползла со стула, захватив с собой чашку, в которой плескались остатки кофе. Эта привычка тоже осталась как бы на память от прошлого, но оказалась весьма полезна. Крепкий сладкий напиток неплохо забивал чувство "кровавого" голода.
- Ты сильно обиделась? - Пашка увязался со мной на кухню, задевая своими широкими плечами то одну, то вторую стенку узкого коридора, остановился в дверях. - Санё-о-ок!
Я все так же молча вымыла посуду, закинула ее в сушку над мойкой, сдвинув в сторону несколько чашек Петри и керамический круг с семью углублениями, используемый для выяснения группы крови. Я училась в меде и вот уже третий год занималась как раз исследованием этой текучей жизненной силы. Профессора восхищались и говорили, что это "моя" область, я хмыкала и мысленно отвечала: "вы даже не представляете, насколько".
Вытерев руки, я оттолкнула вампира с дороги и пошла обуваться.
- Санька, куда ты?!
- На промысел. Жрать очень хочется, знаешь ли! - грубо буркнула я. Идея, конечно, поразительно идиотская, но когда что-то делаешь, проще договориться с бунтующим желудком. Мол, "что ж ты жалуешься, не видишь, я ищу еду!"
Пашка выхватил куртку буквально у меня из рук.
- Я пойду с тобой, - заявил он, пытаясь попасть ногой в кроссовок. - Говорили, в городе появился Черный, а у тебя насморк.
Заботливый какой! Где ж ты был раньше, заботливый?! Правильно, у Артема. Впрочем, я ведь действительно не в лучшей форме, чтобы встречаться с Черным.
Вечер чавкал под ногами мокрой холодной грязью, дул в лицо простудным ветром и подмигивал желтыми зрачками фонарей. Самое то время для поиска хлеба, тьфу, крови насущной!
Я шла охотиться, но называть вещи своими именами то ли смелости, то ли цинизма хватало только у Черных. А остальные лицемерно говорили "промысел". И еще взгляд в землю, чтоб в глаза не посмотреть случайно, когда говорить будешь.
Я раньше думала: почему так? Ведь все просто, все предельно честно, ведь так давным-давно идет: ты пьешь кровь и твоя жертва исчезает. Нет, не в прямом смысле. И в воздухе никто не тает, и прахом тоже не рассыпается. Про человека забывают. Родные, друзья, приятели, продавщица, которой он нахамил в соседнем гастрономе... Животные, конечно, продолжают помнить, но их-то никто не спрашивает.
А сама жертва память теряет или умирает - тут уж как повезет и сколько вампир крови выпьет. Обычно мы смотрим на настроение предполагаемой жертвы: если человеку совсем уже жить тошно, то можно и до конца, а если есть еще надежда... Вячеслав пытался как-то мне объяснить механизм, связать его с судьбой, с высшими силами, мол, мы человека освобождаем, он становится легким и может докричаться до неба, потребовать у него той судьбы, которой хочется. Я выслушала внимательно, но не поверила. Конфетное варенье-вранье, которым прикрывается горькая правда... Мы убиваем.
- Далеко собрались?
Я обернулась. Вячеслав догнал нас, легко пихнул плечом Пашку, задорно улыбнулся. Вот ведь мужик: столько всего натерпелся, а жизнерадостности хватит еще на десяток таких, как я.
- Что носы повесили?
Демонстративное хлюпанье сработало лучше любых слов. Вячеслав сочувственно кивнул и уточнил.
- Давно?
Я горестно вздохнула. Пожилой (по человеческим меркам) вампир укоризненно глянул на Пашку.
- Что ж ты творишь, стервец? Почему позволил ей на улицу соваться в таком-то состоянии? Я же говорил тебе про Черного, не дошло, нет? Думаешь, шучу?
После этих слов я тоже удивленно подняла на Пашу глаза. Он виделся с Вячеславом, а мне не сказал?
Вампир уже не знал, куда деваться. Бледнел, краснел и мычал что-то невразумительное. Я пожала плечами. Рано или поздно это должно было случиться. Вячеслав, видимо, подумал о том же.
- Так что говорят о Черных? - поинтересовалась я, чтобы как-то разрядить ситуацию.
- О Черном, - поправил меня вампир. - Он один, нам повезло. Хотя тут уж как посмотреть. Ты бы поосторожнее была, Санечка, а? С таким насморком ты Черного не заметишь, пока он тебя сзади по плечу не похлопает.
"...А Пашка не помощник", - додумала я то, что не было сказано. Больно. Обидно. Все эти человеческие чувства проснулись во мне сегодня, пока я ждала этого безалаберного вампира дома. Уже куда глуше, чем обычно, уже куда бледнее были они, но все еще были. Мне хотелось только одного: забыть, замерзнуть, перестать вообще что-то чувствовать. Я попыталась сосредоточиться на голоде. Помогло, но ненадолго. Вячеслав молча шел рядом до автобусной остановки, там отстал, чтобы купить сигарет в киоске, а мы пошли дальше.
В парк.
Это место само по себе депрессивное до нельзя. Хронически-депрессивные личности слетаются сюда клиньями, сбегаются табунами и сплываются косяками. А сейчас еще и осень: у кого хочешь настроение пропадет. И дождик слюной капает, норовя изгваздать новый вельветовый костюмчик, и лужи грязные да жадные только и ждут, чтобы ты в них сапожком замшевым наступила. Мне-то что, у меня камелоты чуть ли не по колено. А всякие девушки обижаются. Да и парням не легче, особенно романтикам. В этом парке сейчас депрессят даже животные: кошки, собаки, не успевшие вовремя удрать птицы. Здесь даже памятник депрессит!
В общем, не парк, а сплошное пастбище! Или, честнее сказать, скотобойня. Здесь на каждом шагу след смерти, я вампиресса, я чувствую. Сама не раз здесь охо... промышляла.
Мы молча шли по одной из боковых аллей. Я слушала собственный организм, начавший беситься от голода, а Пашка... Черт возьми, я не знала, о чем он думал!
Если после этого мне кто-нибудь скажет, что кровь заставляет сердце биться, я его убью. Шею сверну! Потому что кровь заставляет сердце замерзать. Чем больше ты пьешь, тем меньше тебя интересует что-то кроме. Вячеслав - исключение, а не правило. Он альбинос, или кто там еще считается вымирающими особями?
Кровь... Ты становишься паразитом, который думает о своем голоде. В первую очередь о своем голоде. А потом... А больше нам думать, наверное, не о чем. Вернее, не хочется больше ни о чем думать.
Впереди и чуть левее на скамейке одиноко сидел какой-то парень, закутанный в длинное черное пальто. Я вопросительно взглянула на Пашку.
- Свой, - шепнул он. - Новенький совсем. Поздороваемся?
- Идиот... - констатировала я.
И шутки у него какие-то идиотские последнее время, Артем научил, что ли? Хотя какое мне теперь дело? Прекратится насморк - и я уйду, съеду с нашей квартиры. Нашей...
Я слушала отголоски сожаления и боли, которые раньше разорвали бы мне сердце, а теперь лишь немного саднили где-то в области диафрагмы. Скоро и это пройдет, а потом я и вовсе забуду о том, что когда-то мне были свойственны подобные чувства.
Пашка стал куда злее, чем был, когда мы познакомились. Злее и равнодушнее. Раньше он бы ни за что не предложил подойти к этому вампиру. Так не делают. Молча проходят мимо, даже внимания не обращая. Потому что новеньким очень стыдно за то, что они делают, я знаю, я тоже была такой. И Пашка был. Тебе стыдно и страшно. Становишься похож на подростка, в котором только проснулся дух противоречия: хочется огрызаться на всех, а на душе пусто и тоскливо. Не знаешь, что делаешь, зачем делаешь, но остановиться не можешь... Каждый должен пройти через это самостоятельно, пожить новой жизнью хотя бы полгода, пока схлынет накал страстей и сердце не покроется тонкой ледяной корочкой. Вячеслав как-то сравнил такое замерзание с тем, что чувствовал Кай после первого поцелуя Снежной Королевы. Я же про себя назвала это "карантином".
Тут что-то дернуло меня в сторону, увело, закрутило и вбило спиной в высокий гранитный постамент памятника. Я уже готова была громко и грубо возмутиться, но Пашка крепко зажал рот ладонью. Лица на нем не было, только маска, бледная как смерть. Я удивилась и попыталась цапнуть вампира за палец. Когда это не подействовало, пнула его кулаком в бок, заставляя ослабить хватку. Вывернулась и выглянула из укрытия так, чтобы видеть, но не быть увиденной.
И чуть не заорала от ужаса.
Остаток человеческого требовал, чтобы я предупредила сидящего на скамейке вампира, крикнула ему что-то вроде "Здесь Черный! Беги!" Но это было бы настоящим самоубийством, а я давно уже избавилась от излишнего героизма.
Нам оставалось только, не шевелясь, наблюдать за разворачивающейся трагедией, стараясь не то, что носом не хлюпать, а даже дышать пореже.
Последний пункт программы выполнить оказалось на удивление легко. Увидев Черного, я вспомнила одну встречу, которая произошла примерно месяца за три до моего "торжественного вхождения в ряды кровососов-упырей", и дышать перестала совершенно самостоятельно.
На тот момент я вот уже почти месяц находилась в состоянии жуткой депрессии: смерть отца, страшная болезнь матери и полный разлад в личной жизни - все как-то сразу навалилось. Сначала я еще как-то барахталась, но потом руки опустились. Я ходила по городу, не видя никого и ничего, слушала плеер и плакала. Слезы текли по щекам как сумасшедшие, стоило дать им какой-нибудь самый пустячный повод. В больнице я появляться боялась, не знаю уж, почему. Заботы о маме легли на плечи старших брата и сестры, поэтому стоило мне придти домой - начинался очередной скандал. Иногда я даже ночевать не возвращалась: спала на вокзале, у знакомых... Вадик, мой на тот момент "бойфренд", оказался настоящей скотиной, заявившей "сама справишься" и отбывшей в свободное плаванье. Я, конечно, проорала ему вслед что-то гадкое и гнусное, но легче от этого не стало.
И вот в один из бесконечных зимних дней я столкнулась на улице с каким-то готом. Весь в черном, да еще и плащ сверху нацепил. А у левого бедра болтались ножны, из которых выглядывала блестящая серебром рукоять. "Ролевик", - подумала я. Никогда их не любила: выдумывают себе мир, в который можно уйти от реальных проблем. Конечно, там все поголовно герои, все важны для сюжета, для жизни... Я считала ролевиков слабаками, а то, что и сама являлась такой же, замечать не хотела.
Не важно. В общем, этот весь такой из себя парень задел меня плечом, чуть было не отправив под колеса грузовика с мороженным. Не оставшись в долгу, я от души послала его вдогонку так, что прохожие, кажется, замерли.
Гот обернулся. Я вся сжалась: в его глазах была та-а-кая ненависть, что, казалось, убьет сейчас, даже не дотронувшись. Мы стояли на переполненном людьми проспекте, но не замечали никого вокруг. Я вросла в асфальт проезжей части, наплевав на резкие гудки проносящиеся мимо машины. Было жутко и страшно, хотелось спрятаться или упасть на колени и умолять: "Дяденька, не надо, пожалуйста!" Но я не могла пошевелиться или даже глаза отвести. Не знаю, почему он оставил меня в живых.
Теперь, переживая тот день снова, я поняла, что это и был Черный. И сейчас мне было страшнее. Может быть потому, что тогда я не понимала, чем грозит встреча с этим чудовищем?
Черный ленивой походкой шел к сидящему на скамейке вампиру. Я знала, что сейчас испытывает невезучий новичок, почему не может ни пошевелиться, ни закричать. Пашка весь напрягся, его пальцы до боли сжали мое плечо.
Вампиры не трогают вампиров. Вампиры не убивают вампиров. Вампиры не убивают тех, кто улыбается или, хотя бы, пытается бороться.
Но для Черных нет ни правил, ни запретов. Именно поэтому они гораздо сильнее остальных. В этом городе Черным может противостоять только Матвей. Но какое дело Старшему Города до того, что происходит в парке на окраине? Его уже давно никто не видел, говорили, что он завяз в каких-то древних тайнах... Хотя какая разница? Важно, что он не почтит нас своим присутствием. И уж точно не спасет.
Тем временем Черный вытащил свое оружие.
"Меч, одноручный, пятьдесят пять сантиметров в длину. Клинок плоский с двумя долами в сочетании узкий-широкий, обоюдоострый", - вдруг пронеслось в голове.
И откуда я все это знаю?! Когда научилась на глаз определять вид оружия?! Может, это у вампиров в крови? Или было в крови у кого-нибудь из моих жертв? Мало ли: ролевик, мальчик с истфака, кого там еще я могла покусать за эти годы? А тут вот повод есть подходящий...
Ну, о каких еще глупостях способна рассуждать юная вомпересса, чтобы не видеть чужой смерти? Об оружии поговорили, может, посчитаем Черному клыки?
Пашка судорожно всхлипнул и отвернулся. А я не могла отвести взгляда от того, как Черный, снеся новенькому голову, использовал тело вместо ножен: всадил меч в его грудную клетку и достал из-за пазухи серебряный кубок. Вампир, который очищает свежую горячую кровь перед употреблением? Он бы ее еще йодированной солью подсаливал для полезности! И селеном обогащал дополнительно!
А я еще Тёму в излишнем выпендреже обвиняла! Господи, противно-то как смотреть на это пижонство! Так бы и вышла, так бы и набила уроду лицо! Если бы только он не был Черным, а я - студенткой медицинского.
Борясь с рвотой, я перевела взгляд в сторону фонаря и... Все. Мое впечатлительное внутреннее "я" наотрез отказалось участвовать в продолжении банкета (а как еще я должна была это называть?!)
Ибо о фонарный столб небрежно опирался сам Матвей. Я никогда не видела его, но узнала сразу. Вернее нет. Я просто поняла, что это может быть только он. Какая-то неуловимая сила и изящность в позе, отголосок угрозы во взгляде, гордость в наклоне головы... Что еще можно сказать о Старшем Города? Ничего. Им можно только молча восхищаться.
Матвей подождал, пока Черный выхлебает всю кровь из своей дорогущей чашки, и только после этого легко оттолкнулся от столба. Между ним и Черным было приличное расстояние: я бы одолела его не меньше, чем за десять шагов, а Старший управился за два.
- Ну? - он оказался ровненько за спиной "пижона-под-плащом" и с любопытством заглянул ему через плечо, как будто хотел увидеть, что за статью в "Playboe" Черный разглядывает. Тот, конечно, удивился несказанно, качнулся вперед и развернулся единым плавным движением, одновременно вытаскивая из своей недавней жертвы меч.
Матвей тряхнул головой.
- Вот и ладненько. Ненавижу разговаривать со спиной собеседника. Так на чем мы остановились? - Старший немного наигранно огляделся, нашел голову новенького, валяющая в паре шагов от скамейки, присел, поднял ее за волосы на уровень лица. - Мне тебя не жалко, но этот Черный был не прав.
Сказав это, он водрузил голову на причитающееся ей место. Поправил, похлопал ладонью по макушке и снова обернулся к "пижону", который все это время стоял не шелохнувшись, как будто это не Матвей перед ним был, а Черный передо мной.
- Если я еще раз увижу тебя здесь, - ровным голосом сказал Старший, - или если узнаю, что ты хотя бы пролетал поблизости моего города, тебя не спасет никакая железяка. Я понятно выражаюсь? Вот и чудненько. А теперь читай по губам: по-шёл-вон.
Черный не посмел огрызаться. Положил меч плашмя на плечо, зажал в руке пустой кубок и сделал шаг куда-то вверх. Исчез.
Матвей запрокинул голову, несколько бесконечно долгих мгновений смотрел в темное небо, потому чему-то ухмыльнулся и пошел в глубину аллеи.
- Сань... Пойдем, Сань. Поздно уже, скоро никого на улице не останется, - Пашка потряс меня за плечо как раз тогда, когда труп несчастного новичка начал меленько подрагивать, тая в воздухе. Точно так же уходила Лариса...
- Санька!
Второй окрик вывел меня из прострации. Пашка был прав: скоро парк совсем опустеет, нужно торопиться.
Внутри засел какой-то червяк, подтачивающий совесть. А чем я, по сути, лучше Черного? Тем, что убиваю не вампиров, а простых смертных? Но ведь тот парнишка тоже когда-то был обычным человеком. И я тоже. И Пашка. И даже Матвей.
Я думала обо всем об этом, механически переставляя ноги. Благо, Пашка догадался взять меня за руку, так что при всем желании отстать я не могла. Минут через пятнадцать мы натолкнулись на очередного "юношу бледного со взором горящим". На сей раз горящим только образно - парень оказался человеком, да к тому же находящимся в шаге от попытки перерезать себе вены. Обо всем этом мне было заявлено зловещим шепотом. Ну и шуточки у этого вампира...
Я сунула руки в карманы куртки и направилась к жертве. Так гнусно я себя еще никогда не чувствовала.
- Привет, - я плюхнулась на скамейку. - Хорошая ночь, правда?
- Да?
Ну и настроение у человека! Сейчас я и со своим насморком могла точно сказать, о чем он подумал. И эти мысли мне не понравились.
- Чего ты хочешь?
"Ну, давай, улыбнись! Скажи мне, что ты хочешь жить - и я отпущу тебя, наплевав на голод! Пожалуйста, не давай мне шанса убить тебя, пожалуйста!" - мои собственные мысли тоже недалеко ушли. Примерно так я думала первые полгода каждый раз, перед тем, как кого-нибудь укусить. Это можно было бы вставить в мою нобелевскую речь, если бы мне дали одноименную премию. "Улыбайтесь, пожалуйста! Или хотя бы попытайтесь сопротивляться всему тому плохому, что с вами случается! Не дайте мне лишнего повода почувствовать себя монстром! Не дайте возможности лишний раз вспомнить, что кто-то когда-то сотворил то же самое со мной!"
Но мои ожидания не оправдались. Парнишка окинул тоскливым взглядом ближайший фонарь и прошептал:
- Я хочу, чтобы все это закончилось. Совсем все.
Теперь у меня не было пути обратно. Если вампир голоден, подобное заявление - то самое желание, которое обязана выполнить золотая рыбка.
"Ученые скрестили золотую рыбку с акулой. Теперь она выполняет только одно желание. Последнее", - вспомнив древний анекдот я криво ухмыльнулась и протянула руку.
Он бережного прикосновения человек вздрогнул. Я провела пальцами по его шее, прощупывая сонную артерию.
- Как тебя зовут?
- Да... Данька, - еле выдавила из себя моя жертва.
- Прости меня, Данька. Прости, если сможешь.
Я резко вжала его в скамейку, сама села сверху. Коротким, уже давно и до мельчайших подробностей изученным движением заставила склонить голову набок.
Когда клыки вспарывали тонкую, пахнущую нарциссами кожу, я хотела только одного...
Однажды набраться смелости, чтобы подойти к Матвею и спросить его: Он тоже чувствует себя последней скотиной, когда убивает жертву?