Несколько лет назад по телевизору шла реклама, в которой читали стихи Александра Блока "Ночь, улица, фонарь, аптека". К моему стыду, только благодаря той рекламе я узнала эти замечательные стихи.
Стоя у окна в своей комнате и, закутавшись в мамину шаль, я разглядывала улицу, болтавшийся на ветру скрипящий фонарь, праздно болтающихся по двору охранников. Видимо, эта атмосфера мне и напомнила ту рекламу и стихи.
Я так стаяла уже несколько часов и все нашептывала и нашептывала, завораживающие строки.
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Завтра Руслана выписывают из больницы, и мы едем жить к нему в Подмосковье. Мама предлагала немного пожить у нас, привыкнуть друг к другу, но Руслан наотрез отказался. Сказал, что дома давно не был, и вообще, хватит уже с него Сибири.
Живи еще хоть четверть века -
Все будет так. Исхода нет.
Первое время, после того как адвокаты мне любезно сообщили результат предварительного слушания, я была в шоке. Как так? Жить с человеком, которому ты перечеркнула всю жизнь! Я и пяти минут не могу выдержать его осуждающий взгляд, а тут предлагают жить вместе! Изо дня в день видеть друг друга, как-то находить общий язык, решать насущные проблемы, сосуществовать. Для меня страшнее наказания и быть не может.
Умрешь - начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
А потом, я подумала, а может это выход? Может так я смогу хоть чуть-чуть искупить свою вину. Я полностью посвящу свою жизнь этому человеку, я стану его тенью, постараюсь предвидеть все его малейшие желания. Конечно, семьи я ему не заменю, но так он, по крайне мере, не будет один. Он никогда не будет нуждаться во внимании и заботе, все это ему обеспечу я.
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
Ну, вот и наступило утро, а мне так и не удалось сомкнуть глаз. Скоро приедет такси, мы погрузим мои вещи и поедем в больницу за Русланом.
Пройдет всего несколько часов, и я окажусь в новой жизни.
Мама все отлично организовала, заказала специальное такси для инвалидов - колясочников, мы без особых проволочек добрались до аэропорта и были благополучно препровождены в самолет на специально оборудованное место. До Москвы нас сопровождала медсестра, а там нас должна была встретить специально оборудованная машина и доставить домой. В общем, высший класс. И все бы было, наверное, хорошо, если не было бы так плохо. С самой нашей встречи в больнице Руслан не произнес ни слова, и более того он даже ни разу не посмотрел на меня. Единственный раз он обратил на нас внимание, когда мама предложила медсестре остаться на первое время с нами.
Руслан взглянул на меня так, что аж дрожь пошла по телу.
- Еще одного постороннего в доме я не потерплю, ты поняла меня?
- Конечно, конечно, мама предложила так, не подумав, успокойся! - засуетилась я. Но он уже, казалось, совершенно потерял ко мне всякий интерес, вернулся к созерцанию пола аэропорта . Понурив голову, я тихо последовала за медсестрой катившей его коляску, я боялась даже представить, что мне предстоит в будущем.
В самолете, медсестра монотонным голосом рассказывала мне, как правильно ухаживать за больным, что есть, что пить, когда есть, когда пить, как делать гимнастику, а как не делать и т д. Я как прилежная ученица все конспектировала в свой блокнот, стараясь ничего не пропустить. Руслан же, находясь в полулежащем состоянии, сначала пытался прислушиваться к нашей беседе, а потом забылся тревожным сном. Периодически он болтал головой из стороны в сторону и что-то бормотал себе под нос, лоб его покрылся испариной, видимо, снилось ему, что-то не совсем приятное, и мне даже страшно было представить, что. В какой-то момент его голос прорвался сквозь сон, и Руслан закричал на весь салон:
- Никита, Никитос, возьмите меня с собой!
Проснувшись от собственного крика, мужчина одним рывком принял сидячее положение и начал крутил головой из стороны в сторону, пытаясь сообразить, где находится. Его взгляд, мельком скользнув по медсестре, остановился на мне. Все мысли и эмоции, раздиравшие его изнутри, можно было прочесть на лице как по книге: вспоминание, узнавание, гнев, ненависть, презрение, угроза. А потом, словно по щелчку, в нем что-то изменилось, во взгляде появилась такая безысходность, такая боль, слезы наполнили его огромные тоскливые глаза и бесшумно покатились по щекам. Со стоном он откинулся назад на спинку кресла и отвернул голову к иллюминатору. Его плечи то и дело подрагивали от сдерживаемых всхлипов.
Я сидела и смотрела на страдания мужчины, которому я причинила такую невыносимую боль, и ведь я ничего не могла сделать, ничем не могла помочь.
Встав со своего места, я подошла к нему, опустилась у его искалеченных ног, прижавшись к ним словно преданная собачонка, и тихо заскулила.
Не знаю, был ли это момент слабости или что-то еще, но Руслан положил свою руку мне на голову и начал легонько поглаживать, как бы утешая. Я подняла глаза и натолкнулась на его опустошенный взгляд. Так мы и сидели, не отводя глаз, друг от друга до конца полета. Слезы ручьями катились по нашим щекам, но мы не обращали на них никакого внимания, просто сидели и скулили.