Два вечера мы провели вместе, всего два вечера, и больше я никогда не видела тебя. На эту поездку ушли все мои скромные сбережения - быт в эмиграции только кое-как наладился, но что это значило по сравнению с возможностью посмотреть в твои глаза! Мы ужинали в небольшом ресторане, и я случайно дотронулась до твоей руки. Ток прошёл по моему телу, а ты, наверно, и не заметил... У тебя красивые руки! Изящные как у пианиста! Тем не менее, оказалось, что ты не воспринимаешь музыку. Я простила тебе этот маленький недостаток, как простила бы любой более существенный, но других не обнаружила. Элегантный костюм очень шёл тебе - милому, остроумному и аристократически красивому, но влюблённая в тебя как маленькая девочка - в отца, ученица - в учителя, наивная девушка - во взрослого мужчину, восторженно и абсолютно, я бы благоговела перед тобой независимо от твоего умения одеваться, ширины плеч или голоса. Я хотела, чтобы этот вечер никогда не заканчивался и еле сдерживалась, чтобы не поцеловать твою руку, лежавшую передо мной на столе... Твоё смущение и испуг (ты понял, что мой приезд - не случайность и не командировка) постепенно улетучивались. А мне показалось, что мы давно знакомы. Я даже угадала поведение твоей жены после развода. Конечно, она сразу же вернулась к тебе. Какая женщина была способна уйти от тебя!
А потом, на следующий день, заболев в этом самом прекрасном городе на твоём континенте, в течение нескольких часов - тех, что принадлежали нам обоим, мне пришлось заниматься всевозможными прослушиваниями и проверками в госпитале. Сильная боль в области сердца успокоилась после первой же таблетки, и из головы вылетело название вируса, который у меня нашли; путешествововать в экзотические страны, где летом и зимой по улицам ходят обезьяны, я не собиралась...
-Что я могу для тебя сделать? - спросил ты меня, сочувствуя моим страданиям.
Но то, что я хотела, ты сделать не мог, а остальное не имело значения...
Продолжалась обычная жизнь... врослеющая дочь, её огорчения, какие-то встречи и выставки... и наша переписка. Ты редко отвечал, оправдываясь недостатком временем и неумением писать, но писал другим! Все мои письма к тебе заканчивались одной и той же фразой - 'отвечать не обязательно'. Но я нетерпением открывала почту и искала на зкране твоё имя. Редкие, односложные и скупые ответы преображали меня и превращали на несколько дней из скучной и вялой в обаятельную и энергичную.
'Я не строю отношений с женщинами, которые живут далеко', но ты их строил! Все твои мимолётные подруги жили далеко! Ты заводил многочисленные необременительные интрижки. Твои женщины возникали и уходили, пересекаясь во времени и пространстве, и ты их всех оставлял - молодых и красивых... Они обожали тебя, но никто из них не боготворил тебя, как я! Убедившись, что я твой друг, по моей просьбе, ты присылал мне отрывки из их писем, делился со мной своими победами.
Как-то на одном из сайтов я обнаружила фотографии твоей бывшей жены - лёгкой, артистичной, восточной красавицы....в поезде, гостиннице, на улицах красочного Лондона и почувствовала себя неполноценной и жалкой. Великодушная природа наделила её идеальной белой кожей, тонким лицом, яркой, нежной женственностью. Если такая женщина стала твоей женой, то какой шанс у меня - не выйти за тебя замуж, нет, об этом я и не думала, но провести с тобой хотя бы одну ночь? Дружба - это то, что ты обещал, и наша переписка продолжалась. Я старалась писать недлинные письма и никогда ни в одном из них не сказала то, что хотела сказать. Это моя первая попытка, и боюсь, что уже утомила тебя...
Я пыталась вычеркнуть тебя из памяти, убирала из списка 'друзей' и 'контактов', уничтожала стихи, посвящённые тебе, запрещала себе посещать форумы, где ты был завсегдатаем, но лишь наказывала себя. Без тебя жизнь теряла смысл. Я ощущала себя счастливой только тогда, когда ты присутствовал в моих мыслях. В своих мечтах я стояла у окна в твоей квартире, хотя никогда не видела твоего окна и ни разу не переступала порог твоего дома. Ты полагал, что твоё жилище слишком мало для меня, но оно была достаточно просторным для десятков (или сотен?) других женщин, которых ты приводил к себе днём и ночью... Я обнимала твои колени и поднималась выше. Растёгивала молнию на твоих брюках и покрывала поцелуями твое тело, и ты, возбуждаясь от прикосновений моих губ, отдавался моим желаниям. И в мечтах ты никогда не начинал меня любить первый, но отвечал на мои ласки, и я блаженствовала... Без тебя я могла просуществовать два-три дня - пустых, ничтожных и бездеятельных! Я злилась, ругала себя за слабоволие, а тебя - за то, что ты был ты, и послушно возвращалась к тебе - любимому, равнодушному и недоумевающему. Ты всецело властвовал надо мной; всё, о чём бы ты ни попросил, я исполнила бы мгновенно и без раздумий, но ты ни о чём не просил. Ни я, ни моя жизнь тебя нисколько не интересовали.
Я дружила и с другими мужчинами - разного возраста, происхождения и занятий. Все они, без исключения, предлагали мне руку, заботу обо мне и моей дочери, приглашали в дорогие поездки, покупали роскошные подарки и не понимали, почему не поощряю их ухаживаний. Видимо, они находили меня привлекательной, несмотря на худую, нескладную как у подростка фигуру и неправильность черт. Уверенная с своей некрасивости с детства, я сомневалась в этом позже, но ты отверг меня, а это означало, что я некрасива для тебя, и какая я была на самом деле, роли не играло.
Иногда мне удавалось освободиться от тебя, и у меня начинались бурные, но короткие романы; никого из поклонников я не стремилась удержать. С одним из них - деловитым и предриимчивым Ильёй Владимировичем я познакомилась семь лет назад на выставке. Он выглядел смешно и нелепо - немолодой, сутулый, но готовый носить меня на руках - слабых и маленьких, как и он сам. Я терпела его по одной причине - он обмолвился, что знаком с Борисом Мнацакановым - известным учёным в твоей области (вот ещё смешная фигура - естественник, а верил в бога, чёрта и прочие потусторонние силы, как и мой любовник), а у тебя как раз заканчивался трёхгодичный контракт. Их связывали какие-то деловые отношения - то ли продажа дипломов местным бездельникам, то ли подготовка русско-язычных студентов к сдаче экзаменов на городские работы, но Илья Владимирович пообещал, что при удобном случае поговорит с Мнацакановым о тебе. Время шло, а удобный случай всё не представлялся. Мучительные ночи с моим назойливым и изобретательным любовником искупались его романтичностью и щедростью, но по происшествии стольких лет и сейчас, несмотря на слабость и нездоровье, я по-прежнему вспоминаю нашу близость с отвращением... Так продолжалось почти год, а затем ты сообщил, что подвернулась подходящая должность в соседнем округе. Встречи с Ильёй тут же прекратились. Он так и не понял, как был противен - дыханием, словами, длительной эрекцией, и что, позволяя себя любить, я продавала себя. Он считал меня слишком благородной и возвышенной и не поверил бы, что любая женщина, в случае необходимости, может быть продажной.
Вдруг ты позвонил, поздним январьским вечером, в середине недели. Я только что вернулась из университета, не успела снять ни шарф, ни куртку. Твой милый, знакомый голос сказал:
- Здравствуй! Это я - Евгений.
У меня подкосились ноги от радости. Ты продолжал говорить - о кафедре органической химии и био-инженерном факультете. Зачем ты этим интересовался? Зачем звонил в такое неудобное для себя время (в Европе была глубокая ночь)? Почему спрашивал о вакансиях в другой части света и назвал себя официально - Евгений, а не коротко, как обычно, Женя; откуда узнал номер моего телефона (ты никогда прежде не звонил)? Ни на один из этих вопросов я, ошалевшая от счастья, не искала ответов, но слушала и наслаждалась твоим голосом.
- Это для моей жены Ирины, - продолжал ты объяснять причину неожиданного звонка.
Поняла, что ошиблась. Звонил твой тёзка - муж знакомой, приятельницы по художествено-литературной туссовке...
Я безумно хотела опять встретиться с тобой. Теперь боялась я. Между нами установилась крепкая дружба, мы понимали друг друга с полу-слова, нам нравились одни и те же фильмы, книги, стихи. Я запоем читала твои политические эссе и научно-популярные статьи (о, твой удивительный дар - просто и понятно объяснить сложные проблемы и задачи), не пропускала ни одной твоей серьёзной статьи, которые находила в печати и на интернете, заинтересовалась биологией и химией, чтобы знать всё, что ты любил! Не поверишь, но мне - гуманитарию с головы до ног - даже формулы, выведенные твоей рукой, поднимали настроение! Поступив на химический факультет университета, я двигалась в карьере и, без сомнения, одобряла твоих юных любовниц и подруг... Предложением о встрече я мгновенно разрушила бы наши отношения... В одном вопросе, впрочем, мы расходились с тобой. Для меня (единственной нерусской девочки в классе и огромном дворе среди русоголовых и курносых подружек с моими жёсткими кудрями, нетипичной фамилией и происхождением) этот вопрос существовал всегда. Мои детско-юношеские комлексы частично из него и происходили. Все, включая завуча школы и соседских мальчишек, убеждали меня в том, что я не такая как все... Я хотела бы поехать с тобой на Киретское озеро и в Иерусалим. Ты никогда не видел эту страну и не знал, да и не хотел знать, как она хороша! Мы бы дали друг другу слово и не нарушили... друзья - от начала поездки и до её окончания, не мужчина и женщина, а попутчики. Не правда ли, это было бы возможно, мой дорогой далёкий друг? Я долго об этом думала, но ничего тебе не сообщала... ждала подходящего момента, но не имела понятия, как догадаюсь о его наступлении...
Как-то ты прислал отрывок из восторженного письма одной из любовниц. Наверное, ты случайно сохранил её адрес в тексте, а я запомнила его в своих 'контактах'. Через некоторое время я получила коротенький мейл из Вены от некой Эдит, преподавательницы французского языка в частной музыкальной школе. Она откликнулась на спам, присланный из моего почтового яшика, и у нас завязалась переписка. Когда она пригласила меня в гости, я не задумываясь согласилась. Как отказаться и не познакомиться с той, кого ты любил... Эдит жила в центре Вены, в уютной квартире, со вкусом и недёшево обставленной. Я запомнила каждое мгновенье в её спальне, которая хранила следы твоего пребывания - длинный зонт в углу, расчёску, и забытый фотоаппарат и (моя выдумка, шалость или воображение?) запах твоего тела на её подушках. Грациозная, мягкая и одновременно властная и требовательная, она умела добиваться поставленной цели. Француженка по матери, полька и итальянка по отцу, открытая, раскованная и не стеснявшаяся ни своих желаний, ни юного совершенного тела, Эдит считала, что и моё прекрасно! Прости, если я доставляю тебе боль, но наверняка, ты давно забыл о ней, как забывал о других кратковременных подружках. Лаская её за то, что она любила тебя, из желания, таким образом, сблизиться, соединиться с тобой, я иногда увлекалась, забывала, что это и ненормально и неправильно. Первый и единственный лесбиянский опыт, по-моему, сделал меня лучше, моложе и красивее, но он никогда не повторился. Вероятно, это было иначе для моей прелестной партнёрши...
Между тем, жизнь шла своим чередом. Моя дочь (ей стукнул двадцать первый год) уехала в длительное путешествие в Южную Америку, к шимпанзе или людоедам, я точно не знала. Она изредка сообщала о себе мейлами, ссылками на фото-альбомы и редкими звонками. А ведь ты знаком с моей девочкой! Когда-то она проезжала твой город, и вы встретились. Неудивительно, что вы понравились друг другу! У нас с ней очень похожие вкусы, а тебе нравятся молодые, обольстительные, стройные брюнетки...
Она путешествовала с рюкзачком за спиной, перемещаясь из одной страны в другую. Странные, будто декоративные леса, необычные животные - остроносые агуты и огромные ящерицы, горные и равнинные реки, а в городах - старинные замки и небоскрёбы причудливой архитектуры, монахи, красивые и сильные люди, богатые раноцветные одежды, лачуги, крестьяне, матери, кормящие грудных младенцев в общественном транспорте, голодные дети и взрослые, подростки, которых она кормила и учила писать и читать... А потом она пропала. Я не находила себе места, не впоминала даже о тебе... Наконец, получила от неё телеграмму... она попала в нехорошую историю, ей нужна была моя помощь.
Благодаря Илье Владимировичу, который сразу отозвался, я смогла на следующий день вылететь чартерным рейсом в Мартои... Добиралась на перекладных. Не осматривая окрестности, уже виденные мной в электронных дневниках, я спешила к своей несчастной дочери.
По пути я заболела. Вначале я не обратила внимания на сыпь около груди и на животе, но она не проходила. Повысилась температура. Пришлось обратиться к местному врачу.... Обследование заняло несколько дней, мне сказали, что это тот самый опасный вирус, о котором когда-то упомянул французский доктор, и что требуется длительное стационарное лечение. Но меня ждала дочь, и я продолжила путешествие после приобретения необходимого количества шприцов... Потеряв счёт времени, я очнулась в деревенской больнице - слабая, коротко-стриженная, с синими от уколов венами, где и сейчас нахожусь. Две смуглые местные женщины готовят какую-то вязкую тёмно-зелёную похлёбку из водорослей и акоцилов и заставляют меня её пить, а после меня тошнит... Скорее жестами, чем языком, они объяснили, что я родилась под знаком ицкуинтли (не знаю, как они это определили), и мне суждено стать богатой и процветающей. Прилетел Илья Владимрович, и вскоре здесь появится моя дочь. Он воспользовался связями, и, по-видимому, с ней всё в порядке. Если мой организм окажется восприимчимым к тем новым лекарствам, которые привёз Илья Владимирович, то у меня есть шанс выздроветь. В противном случае, мой преданный друг перешлёт тебе это письмо. Надеюсь, что он сам не станет его читать, как обещал. Оно предназначено только для одного читателя - тебя, но вдруг не удержится... я прошу у него прощения за то зло, которое ему причинила.
У меня есть к тебе одна просьба. Если моя дочь не успеет проститься со мной... она возвращается, но может не успеть... Не хочу, чтобы обо мне говорили красиво и неискренне, как сказали о знакомом умершем авторе со смешной кличкой - 'Кот Помоешный'. Помнишь, его творчество - о кошках и собаках, и наши долгие поиски хозяев для его осиротевших питомцев.
'Жизнь коротка, искусство вечно. Остались стихи и проза, которые все желающие могут читать.'
'Господи грустно то как... Мы говорили буквально пару раз, он был такой живой....'
Уничтожь мой раздел, как только прочтёшь эти строки. Пароль - твоё имя. Любимый, на это письмо отвечать не обязательно, и на этот раз, я не лукавлю.
Илья Владимирович позаботится о моей дочери... Кроме неё никого и ничего не осталось после моей смерти. Мои литературные опусы не имеют никакой художественной ценности... У меня нет домашних животных, за которыми некому присматривать... Была моя бесконечная любовь к тебе...но она тоже умерла вместе со мной.
Лина сидела перед экраном, одна в квартире, наслаждаясь одиночеством. К дочери часто приходили шумные, резкие друзья... Она перечитала последний абзац, с сожалением расставаясь с героиней; честнее и справедливее было бы избавиться от героя. Прибыло очередное сообщение от Евгения. Теперь он регулярно писал, после того, как у него неожиданно обнаружили опухоль:
'Надеюсь, что мне вырезали не самую умную часть моих мозгов... С грустью осознаю, что не могу строить отдалённые планы на будущее, но знаю, что впереди у меня есть пять месяцев'.
В течение полугода она получала по письму в день с подробностями лечения и романов, в основном, старых, так как новых у него не появлялась. Однажды, между прочим, он отметил, что вот-вот начнёт повторный курс лучевой терапии и что ему очень повезло - он лечится в лучшей онкологической клинике Европы... Некоторые строки напоминали прежнего остроумного, сдержанного, милого Женю, но иногда автор писем казался хвастливым и глуповатым малознакомым ей мужчиной. День ото дня расширялась география его воспоминаний - Киев, Гомель, Минск, Ташкент, что само по себе её не удивляло, но коробил тон, слова, которыми он откровенно и грубо описывал интимные связи с юными девушками... Придумала ли его Лина или глиальные клетки, разрастаясь и заполняя мозг Евгения, измененили его характер и поведение? Она никогда не узнала правду.