Мария Евгеньевна допила чай и отставила чашку в сторону. Рука ее слегка дрожала, она сцепила пальцы и попыталась успокоиться. Семейный совет уже несколько дней после ужина решал − что им делать. Муж, Сергей Николаевич, с горящими глазами снова убеждал всех, что, конечно же, надо возвращаться. Ему на Пасху исполнилось уже шестьдесят два, мысли о переезде в родной Петербург посещали все чаще. Сын Владимир, которому осенью предстояло отметить первую четверть века, наоборот, был против, считая, что ничего хорошего в этом варианте нет. И что все, слышанное им о жизни в Советской России, просто ужасно. Вполне вероятно, что их арестуют прямо на границе. По его мнению, надо как можно быстрее добраться до Шанхая, а оттуда уезжать или в Америку, или в Австралию. Дочь Анастасия, двадцатилетняя студентка, колебалась, как и сама Мария Евгеньевна. Внутренне она понимала и поддерживала брата, но ей никак не хотелось бросать родителей.
Очень трудно было после стольких лет спокойной жизни все в ней круто поменять и отправиться в неизвестность, но ничего другого уже не оставалось. Шел сорок восьмой год, с юга надвигались коммунистические отряды Мао Цзэдуна. В советских газетах описывались преимущества социалистического строя, грандиозные достижения страны, отсутствие безработицы, социальная защищенность и невероятные возможности для каждого ее жителя. От всех, кто получил в Харбине три года назад советское гражданство, в консульстве требовали возвращения в СССР. Давали гарантии личной неприкосновенности, сохранности нажитого имущества, обещали предоставление бесплатного жилья, трудоустройство в соответствии с квалификацией, бесплатное медицинское обслуживание и много другого, хорошего.
Они попали в Маньчжурию еще до начала первой мировой войны. Сергей Николаевич окончил лечебный факультет Санкт-Петербургского университета и, проработав пять лет в больницах города, получил приглашение от железнодорожного министерства поехать на КВЖД - Китайско-Восточную железную дорогу (в то время они еще называлась Маньчжурской). Условия оказались очень привлекательными, и долго раздумывать ему не пришлось. За полгода до этого, находясь на дежурстве в Боткинской больнице, он познакомился с Марией, юной миловидной медсестрой, только поступившей на работу после училища. Получив благословение родителей, обвенчались в Успенском соборе на Сенной площади и сразу, в июне четырнадцатого года, уехали на Дальний Восток. Отработав три года в железнодорожной больничке в небольшом китайском городке, Сергей Николаевич получил перевод в центральную больницу КВЖД, в Харбин.
Здесь их дела пошли в гору. Зарплату главе семейства, и без того немалую, еще прибавили. Взяв в банке кредит, они построили на берегу Сунгари большой каменный дом. На первом этаже Сергей Николаевич организовал собственный, хорошо оборудованный, медицинский кабинет и, параллельно с прежней работой, завел частную практику. Во всем ему помогала жена, Мария Евгеньевна, взявшая на себя всю рутинную часть их деятельности. На первом этаже также находились кухня, столовая, гостиная и комната для прислуги. На втором располагались несколько спален и кабинет Сергея Николаевича с отличной библиотекой и балконом.
Окружающий дом участок в пять соток земли с клумбами цветов, дикими яблоньками, амурским бархатом, кустами черемухи и сирени дополнялся зоной отдыха с беседкой и небольшим бассейном, в центре которого бил фонтан. Через недолгое время возле дома появился гараж, в котором стоял автомобиль марки "Форд". На нем они объездили все ближние и дальние окрестности, а также каждый год отправлялись на месяц на море. Не пропускали и культурных мероприятий, часто посещая местный оперный и драматический театры, слушая концерты симфонического оркестра или охотно приезжающих в Харбин разных знаменитостей со всего мира.
Город был по-своему уникальным. Построенный в 1898 году, как узловой центр КВЖД, этот осколок Российской империи после революции еще почти тридцать лет сохранил ее традиции, ее духовность. Единственный в мире островок досоветской культуры держался людьми, пришедшими из той эпохи и сумевшими передать свои взгляды и ценности своим детям. Русская диаспора в Маньчжурии в начале тридцатых годов прошлого века насчитывала более двухсот тысяч человек. Подавляющее большинство из них жило в Харбине.
В городе была развитая промышленность, десятки школ и специализированных средних учебных заведений, шесть институтов или других учебных учреждений, дающих высшее образование. На Сунгари действовала своя биологическая станция, занимающаяся научными исследованиями и публикующая собственные труды. В центре города раскинулся большой, ухоженный ботанический сад. Завлекали посетителей десятки театров, ресторанов, спортивных и развлекательных сооружений.
Харбин был многонациональным и многоконфессиональным. Лютеранские кирхи соседствовали с католическими костелами и буддистскими дацанами, а мечети мирно уживались с синагогами. Имелось много молельных домов старообрядцев разного толка. Но основную часть населения Харбина, конечно, составляли православные, богослужения проводились в двадцати восьми храмах. До перехода КВЖД в ведение советского правительства, более четверти века руководил всем сложным хозяйством дороги и связанных с ней учреждений энергичный и талантливый организатор генерал Дмитрий Леонидович Хорват. Харбинцы в шутку называли себя жителями столицы "счастливой Хорватии" и считали, что при генерале здесь все живут "как у Христа за пазухой".
Все и у Сергея Николаевича с Марией Евгеньевной было хорошо, но вот с детьми как-то не получалось. Особенно переживала супруга, она так мечтала о большой семье, но ее чаяния никак не сбывались. Обследовались по этому делу у лучших специалистов Харбина, никакой патологии у них не нашли, но долгие годы все оставалось без изменений. Мария Евгеньевна впадала в отчаяние, чуть ли не через день ходила в недалеко расположенную Иверскую церковь, молилась о Божьей милости. И, видимо, молитвы дошли до небес. Через девять лет после приезда в Маньчжурию, в двадцать третьем, у них родился сын Володя, а еще через четыре года - и дочка Настя.
Работа и отдых шли своим чередом. Получив большую лечебную практику, Сергей Николаевич по совету своего старшего товарища, авторитетного врача Евгения Сергеевича Касторского, стал писать научные статьи, которые охотно принимали ведущие медицинские журналы мира. Появилась известность, увеличилось число клиентов. Значительную часть своего свободного времени он тратил на поездки в тайгу в компании таких же увлеченных, пройдя пешком много километров по самым диким местам в горах Хингана в поисках охотничьего счастья.
Сергей Николаевич никогда особо не интересовался политикой, хотя новости в газетах читал каждый день. Российская империя рухнула, принеся после Гражданской войны в Харбин более полумиллиона беженцев. Многие из них не имели никаких средств к существованию. По мере сил они семьей старались помогать людям, попавшим в такое отчаянное положение. Хлопотали об устройстве на работу, бесплатно лечили, многим и просто давали деньги на питание и жизнь. С двадцать пятого года по договоренности советских и китайских властей на дороге и в ведомственных учреждениях КВЖД могли работать только лица с гражданством СССР или Китая. Сергей Николаевич не стал принимать никакое гражданство, уволился со службы и перешел полностью на частную практику.
В тридцать первом Маньчжурию захватили японцы, на следующий год здесь возникло государство Маньчжоу-Го, полностью контролируемое Японией. В целом, для большинства русских эмигрантов, находившихся в Маньчжурии, положение существенно не изменилось. У Сергея Николаевича, свободно владевшего японским и китайским языками, с новыми властями вообще никаких проблем не возникало. Он жил в своем мире, лечил людей и старался избегать участия в различных общественных организациях, занимающихся политической деятельностью, которых тогда в городе хватало.
В тридцать пятом году Советский Союз передал КВЖД властям Маньчжоу-Го. Советским консульством была развернута масштабная агитация по переселению эмигрантов и служащих дороги в СССР. Давили на патриотизм, обещали все блага и даже больше. На призывы откликнулись несколько десятков тысяч человек. Многие колебались, не зная, что делать. Они договаривались с уезжавшими первыми эшелонами о системе условных обозначений в письмах, чтобы знать реальную картину. Скажем, если в письме утверждалось, что все у них на новом месте замечательно, но Софья Львовна простудилась, то это обозначало, что ехать не надо. По полученным письмам понимали, что в СССР все не так, как обещали ее представители в консульстве и как писали советские газеты. Окончательно разубедил Сергея Николаевича его друг, врач Касторский, успевший лично во время Гражданской войны познакомиться с реалиями жизни при руководстве коммунистов.
Харбин отличался исключительной терпимостью к людям различных вероисповеданий и политических взглядов. Никого не удивляло, что мальчишки-газетчики носились по улицам, торгуя прессой, а в их сумках мирно соседствовали "Новости Востока", выпускаемые советским консульством, солидная лондонская "Таймс", издаваемая сторонниками сибирских сепаратистов "Вольная Сибирь", "Наш путь" от Российской фашистской партии, московская "Правда" и "Харбинское время", контролируемое японскими властями. К этому все относились совершенно спокойно.
А в мире обстановка становилась с каждым годом все напряженнее. Чутко уловив, что все скоро изменится и другого шанса может не быть, Сергей Николаевич, подсчитав свои накопления, решился показать уже подросшим детям мир. Сам он, после окончания университета год провел в Германии, на стажировке, объездив заодно половину европейских стран.
Весной тридцать восьмого они сели на пароход в Шанхае и направились в Мадрас. Володе в это время было четырнадцать, а Насте - десять, самый возраст для путешествий. Проведя в поездках на поездах и автомобилях по Индии две недели, через Суэцкий канал они оказались в Афинах. Оттуда их путь лежал в Рим, Венецию, Милан. В Испанию не поехали - там еще шла гражданская война. Дальше удалось увидеть Женеву, Прагу и Берлин, неприятно поразивший Сергея Николаевича разгулом нацистской истерии, преследованиями евреев и кострами из книг.
Следом они попали в Париж и дальше в Лондон. Оттуда на огромном лайнере перебрались в Нью-Йорк. Побывали на Великих озерах и во Флориде. Пересекли континент и из Сан-Франциско, сделав остановку на Гавайях, вернулись обратно в Шанхай. По всему пути они старались посещать все главные достопримечательности, где Сергей Николаевич с воодушевлением рассказывал детям о связанных с этими местами исторических событиях и выдающихся людях. У них получилось полноценное кругосветное путешествие, занявшее по времени ровно полгода.
Вскоре началась долгая вторая мировая война, ввергнувшая большую часть человечества в тяжелейшие испытания. Сергей Николаевич повесил в своем кабинете на всю стену огромную карту мира. Каждое утро, слушал разные радиостанции, читая свежие газеты, он отмечал изменения линии боевых действий на фронтах. Нападение фашистской Германии на Советский Союз воспринял как личную трагедию. Выход немцев к Москве, Ленинграду, Волге, захват Крыма, Кубани повергли его в полное отчаяние. Он не мог понять - как такое, вообще, могло произойти? После Сталинградского разгрома немцев, Сергей Николаевич устроил дома настоящий праздник, пригласив нескольких близких знакомых с семьями.
Все кончается в этом мире, закончилась и эта страшная война, унесшая десятки миллионов человеческих жизней. Война завершилась разгромом Японии и захватом Харбина советскими войсками. После прихода в город советской администрации, все лица, активно сотрудничавшие с японцами или состоящие в профашистских или других антисоветских организациях, а также активные участники гражданской войны на стороне белых, были арестованы. На остальных оказывалось сильнейшее давление с принуждением вернуться в СССР. Надо было определяться. Вскоре им пришлось принять советское гражданство, но отъезд по разным причинам откладывался.
Прошло три года. Наконец, после долгих метаний и обсуждений, они решились. В сорок четвертом сын Володя окончил Северо-Маньчжурский университет, работал инженером на железной дороге, увлекался мотоспортом. Настя имела замечательный голос и с удовольствие пела в церковном хоре. Она хотела идти по стопам родителей. Завершая обучение в гимназии, собиралась поступать на ближайший к Харбину медицинский факультет университета Сент-Джонса в Шанхае. Планы пришлось изменить. В связи с резким изменением обстановки после окончания войны, она сдала вступительные экзамены и начала учиться на бухгалтера-экономиста в Политехническом институте, созданном новыми властями на базе университета.
Когда главой семейства было принято окончательное решение о возвращении, Володя не стал отрываться от родных и согласился ехать со всеми. Зафрахтовали грузовой вагон, загрузили туда только все самое ценное и нужное, включая мебель из кабинета и гостиной; полную раритетных изданий библиотеку, много лет собираемую Сергеем Николаевичам; его штучные коллекционные ружья и замечательный мотоцикл "Харлей Дэвидсон", с которым не хотел расставаться Володя. Распродали или раздали остальное, нажитое за долгую харбинскую жизнь.
Деньги поменяли в банке на рубли. Купили билеты до Ленинграда, там жила одна из сестер Марии Евгеньевны - Александра. Года три назад, сразу после войны, она вернулась из эвакуации, и они обменялись несколькими письмами. В последнем сестра написала, что может на первое время приютить родственников и постарается их куда-нибудь пристроить на работу. Правда, потом писем от нее, почему-то, больше не было.
Поезд с репатриантами спокойно прошел границу. Строгие пограничники проверили документы, сверили с какими-то своими списками, осмотрели пломбы на грузовых вагонах и пожелали счастливого пути. В Чите состав загнали на запасной путь. Прибывших в поезде, приказав взять только документы, деньги и ценные вещи, вывели из вагонов, построили и опять сделали проверку. Всех мужчин, в том числе Сергея Николаевича и Володю, отделили и куда-то увели. Женщин и детей посадили на машины, отвезли на окраину города и поместили в сырой каменный подвал. Там, в страшной тесноте, держали двое суток, не давая никакой еды. Лишь один раз на всех занесли ведро с водой.
Потом стали вызывать по фамилиям. Марию Евгеньевну выкликнули вместе с Настей. Офицер сверил их документы со своими пометками в журнале, приказал вывернуть карманы и выложить на стол деньги и все ценное, что у них есть. Снять цепочки, кольца, серьги и все украшения. Сложив все в мешок, завязал его и убрал в шкаф. Потом отдал паспорта и сказал: "Свободны!" Растерявшимся женщинам кратко, но доходчиво пояснил, что они еще легко отделались! И посоветовал уехать из Читы не позже, чем сегодня, иначе все может стать гораздо хуже. Хмурый сержант вывел их во двор, довел до ворот, открыл калитку и буркнул: "Валите отсюда, контры недобитые!".
Мария Евгеньевна была в полном шоке, инициативу взяла в свои руки Анастасия. Стоял сентябрь. Они обе были, к счастью, достаточно тепло одеты. На рынке удалось что-то из одежды продать, что-то обменять на другое похуже. Главное - появились деньги. На них купили хлеба и заплатили проводнику почтового вагона, чтобы взял их до Иркутска. Там жила с семьей Агния, родная племянница Марии Евгеньевны и двоюродная сестра Насти. В последнем письме Александра из Ленинграда писала, что Агния замужем за военным топографом, в войну работала санитаркой в госпитале, а после окончила курсы и удачно устроилась кассиршей в одном из центральных универмагов города.
Добравшись до Иркутска, мать и дочь с трудом, но нашли свою родственницу. Узнав, кто такие подошедшие к ней женщины, Агния изменилась в лице. Заменившись на кассе, она быстро увела их в подсобку. Там расспросила обо всем, напряженно о чем-то думая и иногда выглядывая за дверь - не подслушивает ли кто.
− Да, попали вы в переплет... Жаль, но к себе взять вас не могу. Жена нашего дворника ходит, все вынюхивает - что у кого как, кто приходит, о чем говорят. Докладывает, куда надо. Недавно они у нас появились и сразу такое началось. Из дома во дворе инженера увезли, потом и за женой его приехали. На неделе с работы пришла - у соседей дверь опечатана. Тоже у них какой-то родственник заселился. Всю семью забрали. А харбинцев, говорят, без разговоров, всех поголовно в тюрьму. Если заберу вас к себе, то и вам это не поможет и нас с мужем посадят. Детей - в детдом. Не могу я на это пойти, поймите меня! Придется вам дальше ехать!
− Так, Агнюш, у нас денег - ни копейки не осталось, - растерянно сказала Мария Евгеньевна.
− Денег дам, и еды вам на дорогу соберу, с этим не беспокойтесь, − успокоила Агния. - Сейчас слушайте адрес, это возле железнодорожного вокзала. Дойдете пешком, через мост, здесь недалеко. Там женщина хорошая одна живет, вместе работали, переночуете у нее. Сегодня суббота, еще и в бане помоетесь. Она верующая, ничего спрашивать не будет и никому ничего не скажет. Вечером, после работы, я зайду. Деньги и еду принесу. Утром купите билеты на поезд, и в Новосибирск.
− Так нам в Ленинград надо! Там Александра, она обещала нас приютить!
− Не буду долго объяснять. Тетки Александры там уже нет. Сослали ее. В Новосибирске тетя Нина сейчас живет. У нее муж большой начальник и все схвачено. Она пробивная, всяко сможет вас куда-нибудь устроить. Адрес ее дома найду, принесу вечером.
Они без труда нашли нужный дом, его хозяйка встретила и устроила их, действительно, без лишних вопросов. Вечером Агния, как и сказала, пришла и принесла все, что обещала. Выпили они чекушку водки, посидели, поговорили обо всем, что с ними в жизни случилось, поплакали.
Не просто, с приключениями, но, все-таки, добрались Мария Евгеньевна с Анастасией до Новосибирска. Там, благодаря Нине Евгеньевне, устроились, проработали несколько лет. Настя удачно вышла замуж, переехали они с мужем в Сыктывкар. Позже забрали с собой и Марию Евгеньевну. Помаленьку-потихоньку, жизнь на новом месте начала налаживаться. А Сергей Николаевич и Володя просто пропали. После "оттепели" куда они только запросы не делали, в какие только конторы не обращались - бесполезно, не числилось таких нигде в списках. И никакого вагона с вещами границу не пересекало. Мария Евгеньевна от всего пережитого сильно сдала, и умерла в год первого полета человека в космос.
Анастасия Сергеевна устроилась бухгалтером в строительном тресте, проработала там тридцать лет, ушла на пенсию. Выросли у них с мужем сын и дочь, окончили вузы, нашли свое место в жизни. Успела она понянькаться и с внуками, и даже с правнуками. Ясность сознания сохранила до конца дней. Как-то совершенно поразила приехавшего на каникулы внука, студента-медика, тем, что читала на даче книжку на французском. Потом помогала ему запомнить анатомические термины на латыни. Не дожив месяца до девяноста лет, слегла и вскоре тихо умерла. Перед смертью часто вспоминала свое беззаботное детство и счастливую юность.
А ведь было же все... Был любимый Харбин, был чай в беседке в саду, звенели в троицу колокола в Иверской церкви, тянулись уютные аллеи с цветущей сиренью вдоль Сунгари, синело небо, светило солнце... Или ей это все просто приснилось?