Чахла на болоте старая деревушка. Старики жили бедно, а молодых и вовсе не осталось. Поперемёрли все, да поперепропадали. А новые совсем не рождались или рождались неживыми. А коль живехоньким останется, так долго тело бренное не сносит. За какой грех так наказы Господом Богом...
Дни никогда не бывали светлыми. Деревенька-то окружена забором, а забор высоким лесом. Оттого-то люд и рос тощими бледными поганками. Ночи здесь стояли жуткими-прежуткими. Меж деревьев завывало, свистело, пищало и кряхтело, а порой плакало и даже смеялось.
- Не ходи к реке, не ходи! Не гуляй у Чёртовой воды, в черпак не набирай! Внутрь не глотай! - наказывали детям, грозя пальцем.
Да проку мало. Ходили, гуляли, черпали. И не возвращались. Искали-искали. Звали. Сами плакали и завывали. К ангелам небесным обращались. Только у илистых берегов собирали черепки детские. А мамаши с горю-то сами и перетопились все. Старожилы молву берегут, мол-де змий окаянный там живёт. Как заслышит хруст веток под ногами человечьими, так и девкой оборачивается - а красотища - глаз не оторвать - лежит, сцапанная капканом и просит мол-де доброй помощью помочь: дать напиться из реки болотной. Опомниться не успеешь - уже в руки кубок золотой сует. Да как дотронешься, так и заживо заглотит.