А утром был дождь. Пронесся, короткий, словно летняя ночка, обильной всепроницающей волной он накрыл притихший в этот рассветный час лес. Стремительные, секущие потоки воды, низвергаемые с неба, безжалостно хлестали по сгорбившейся фигурке одинокой путницы, что упрямо шагала меж дерев, презрев как усталость, так и множество царапин, оставленных хлесткими ветками, и ноющие ушибы от падений на скользких кочках.
Шалый озорник-дождь прошумел, промочил до последней нитки и... неожиданно для самого себя прекратился. Небо поспешило сменить нахмуренный серый цвет, оно стало голубовато-белым, как парное молоко, с которого только что сняли сливочки, процедили и сдули пену.
Вскоре всему живому ласково улыбнулось солнышко, радостно запели птицы, а легкий ветерок нежно высушил капельки влаги, словно слезки с румяных щек любимого малыша.
Но только в полдень, когда солнце стояло высоко и земля полностью впитала сырость, путница остановилась.
Всю ночь она бежала: сначала от преследовавших ее людей, гонимая их страхом перед непонятным могуществом хрупкой с виду девушки. Страх порождает ненависть, говорила ее наставница, и этой ночью безымянная ученица лесной ведуньи ощутила всем своим существом правдивость этих слов.
Но даже когда последние отголоски погони стихли, девушка не останавливалась: ее ужас перед возможной расправой добавлял сил, словно подталкивая в спину.
Когда забрезжил рассвет, беглянка перешла на небыстрый шаг. Она давно уже поняла, что не знает этого леса.
Да, заблудилась.
Смешно - если бы у нее еще оставались силы шутить! - ведунья, пусть начинающая, но все же обладающая даром, лесная ведунья заплутала в лесу.
Кому сказать - не поверят, все же знают, любой ведьме лес - что дом родной.
Для этой ведуньи лес и правда был домом, потому что иного она не знала: с год назад нашла ее Выфь лежащей на болотных кочках. Беспамятную выходила старушка, научила всему, что пристало взрослой девице, да кое-чему ведовскому, волшебствованиям. Умела теперь безымынка убогая и гадать, и погоду предсказывать, и в травах разбирала, и даже рунами старыми исписанную, многотрудную колдовскую книгу осилила. Выфь только дивилась таланту ученицы, по голове простоволосой гладила.
А и полюбилась старой отшельнице девонька, словно внучка к сердцу пристала. Жалела ведунья беспамятную, а та в ответ к старухе прикипела, словно к родной. Да только умерла Выфь, убили ее люди недобрые, а юница-воспитанница сглупила и сгоряча мстить решилась за бабку, да настроила против себя всю деревню. Вот и пришлось ночью темной по лесу бежать-спасаться, как зайчонку от своры охотничьей. И ни хлебушка кусок, ни тряпки лишней не успела захватить с собой безымянная ведунья.
Но не о том были мысли ее: больше всего жалела она книгу ученую, колдовскую, что прочитала недавно, да не поняла в ней многого.
Старую Выфину избушку, дело ясное, теперь спалят.
Домовой-то всяко спасется, да кошку черную, подругу свою верную, убережет, покуда не прибьются они к другому дому. А принять их любой хозяйке почетно будет - и вроде как убогих пожалела, и прибыток хозяйству, польза немалая: все знают, своему хозяину-кормильцу они служить будут верой и правдой.
Вот несправедливость-то - мелкая нечисть у селян завсегда в почете, а белая ведунья - только когда от нее надо что!
Уставшие глаза путницы уронили горькую слезинку, впервые за все то долгое время ночной погони и блужданий в утреней непогоде.
Девушка до времени запретила себе плакать, она пыталась было унять переживания, остановить непролитые слезы, накатившие и сжимающие ее юное сердечко, но недавние воспоминания ожили в ее памяти.
Как живая встала перед ней Выфь, потом юница вспомнила дешевый гроб из неструганных досок - на большее денег не хватило. Простой ящик, казавшийся непомерно маленьким, комья земли на нем с ее лопаты - деревенские быстро забыли все добро и отказались не только помочь деньгами на похороны, но и даже не позволили хоронить старушку на общем кладбище, не говоря уж о том, чтобы бесплатно вырыть могилку.
Безымянка справилась со всем одна.
Она пересиливала себя, не позволяя разбавить боль утраты слезами, крепилась изо всех сил, пока не отомстила. Ничего больше, чем лишить глупого мужика дома и добра она не могла сделать - помнила свое верное слово, данное старой наставнице перед тем, как та начала обучать воспитанницу ведовству.
Но и за совершенное малое зло расплата не заставила себя долго ждать - науськал народ в деревне лишенный добра мужик, натравил на девчонку толпу.
И вот теперь она осталась совсем одна-одинешенька во всем свете. И не знает, не умеет ничего, больше чем показала ей Выфь.
Куда идти?
Чем жить?
Да и стоит ли вообще жить теперь-то?
Не в силах больше сдерживать слезы, упала девушка на зеленую траву и дала волю слезам, выплакивая и горе свое великое, и страх перед будущим, и накопленные обиды, и усталость, обременявшую тело и душу...