Аннотация: Девушка Света скрывала свою беременность, а потом совершила детоубийство.
И так бывает
Рассказ
Это произошло много лет назад в деревне Алтайского края. Деревня была не маленькой, тысяч десять населения: школа десятилетка, три магазина: продовольственный, промышленный и хозяйственный, в простонародье скобяной, почта, клуб, библиотека, больница и даже ателье для пошива одежды. Весь стандартный набор предприятий тогдашней деревни.
А еще в деревне был пищепром, который называли заводом пищевых отходов. Те, кто мог, работал там: разгружал вагоны со стеклобанкой, таскал ящики, мешки, бочки, жарился и мок на участках, где завод выращивал свои огурцы и помидоры на переработку. Кто пришел на завод после школы, были на подхвате: начался сезон огурца, пошел помидор, завезли лук, капусту - работаешь там, куда пошлют.
Жила здесь на улице Промышленной скромная девушка Света по фамилии Голубева. Фамилия очень подходила ей, действительно, голубок, да и только. Голубые глаза, светлые волосы, милая улыбка. После окончания школы одна дорога - на пищепром, но ей повезло: как раз освободилось место на почте, и ее мама, работавшая в клубе билетершей и бывшая в курсе деревенских новостей, договорилась с начальницей почты заранее, чтобы та взяла ее дочь в сортировку, как только освободится место.
Работа на почте была простая и даже интересная. В небольшой комнате стоял стеллажик, разделенный на полочки и ячейки, в которые нужно было разложить все письма, доставляемые в это почтовое отделение. Интерес же составляло то, что даже тот, кому пришло письмо не догадывается об этом, а она знает. Света раскладывала письма и представляла их получателей, потому что часто стояла вместо мамы у входа зрителей в зал, отрывая корешки от билетов.
Отец у Светы умер не так давно от болезни, которая свалила его с ног за три месяца. Девочка понимала, как трудно матери на ее небольшую зарплату учить ее дальше, в училище, и поднимать младшую дочь. Поэтому она так легко согласилась на эту работу, хотя давно мечтала стать учителем младших классов, учить малышей читать, писать и рисовать, открывать им мир, но судьба распорядилось по-своему, и вот она здесь, раскладывает по адресам конверты.
В это лето Светлана познакомилась на речке с Генкой, пареньком из соседней деревни. Он заметил смирную и симпатичную девочку, подошел к ней и заговорил. Молол всякую чепуху, чем смешил Светку, она тихонько смеялась, закрывая рот ладошкой, и это еще больше заводило паренька, его прямо-таки несло, он сам удивлялся, откуда только появлялись шутки да анекдоты. Они ушли с речки, взявшись за руки. Он пошел провожать ее, хотя ему было совсем не по пути. Дорога шла лесом и упиралась в деревенское кладбище. Расставаться не хотелось и чтобы продлить минуты общения, они стали ходить между могилами, рассматривать кресты и памятники, искать общих знакомых, которые уже нашли вечный покой и отдых. Вид могил не пугал и не расстраивал, не вызывал дум о вечном. Сейчас, когда солнце было на заходе, на кладбище никого не было.
Надо сказать, что в этой деревне кладбище было местом встреч родственников и знакомых. Шумевшие высоко сосны заставляли поднимать голову вверх, смотреть на вечное небо, думать о том, что хорошо, что ты еще живешь, а не лежишь здесь, под полутораметровым слоем земли. Годовщины смерти, сороковины, дни рождения покойных, а иногда и дни рождения живых отмечались здесь, у могилы дорогого человека, если позволяла погода. Назначали час, и приглашенные, со всех концов деревни собирались, несли свою еду, питье. Это было удобно хозяйкам: не надо накрывать стол, а потом мыть посуду, убирать за гостями.
Располагались на скамейках, на земле, кушали, выпивали, между рюмками делали запланированную работу: обустраивали могилку, резали траву, красили оградки, выравнивали покосившие кресты, садили цветочки, снова кушали и снова выпивали. На свежем воздухе, под шум сосен, вспоминали покойных добрым и недобрым словом. Часто, да почти всегда, сдержанно начавшееся поминовение, плавно переходило в непотребную пьянку, бегали в магазин, если взяли мало горячительного, вспоминали старые обиды, глодавшие изнутри, требующие немедленного, сиюминутного выхода. Потом брели домой с сознанием выполненного долга, по пути навещая могилы других родственников и знакомых, поправить могилы которых они обещались в следующий раз.
Света часто ходила с матерью на могилу отца, поэтому кладбище было ей хорошо знакомо. Гена обнял Светку, прижав ее к шероховатой, пахнущей смолой сосне, смотрел на нее ласково и нежно, и она была просто счастлива.
Несколько дней они не встречались, но Света почти постоянно думала о мальчике, представляла их стоящих под соснами в прохладе, где они впервые обнялись, а вокруг покой и тишина и не было никого, кто мог бы им помешать.
В конце недели Света, выйдя с почты, была приятно удивлена, и даже обрадована, ее ждал Гена и проводил до дому. Договорились в десять пойти навстречу друг другу. Встретились как раз около кладбища, каждый вспоминал появившуюся именно здесь нежность и трепет души, их бессознательно тянуло сюда, где тихо шумят сосны, чтобы вновь испытать те неизвестное им до сих пор чувства. Сейчас все было совсем по-другому. Тени ложились на оградки и кресты, шорох листьев заставлял замирать сердце. Холмики могил не казались уже такими безобидными, от них веяло холодком, который заползал вглубь и селил там страх. Это казалось необычным, новым и странным.
В деревне трудно скрыться, народ там приметливый и умный. Один увидит, другой догадается, третий сопоставит. Стали поговаривать, что Светка с почты зачем-то на могилки ходит. Кто-то видел Светку в осеннем пальто, когда летняя жара еще держалась, продвигающуюся по дороге в сторону могилок, и обязательно подумал, зачем девчонка надела теплое пальто в июле, уж не подстелить ли? а если подумал, то и поделился своими наблюдениями с соседями. За этими разговорами стали внимательнее приглядываться к Светке. Работники же почты слышали по утрам надсадные звуки рвущейся наружу пищи, которые исходили от бежавшей в уборную Светки. Спрашивали ее: Света, что с тобой, лица на тебе нет, строили между собой догадки. Она, расширив глаза, наполненные слезами, убегала за большую печку, обшитую жестью и покрашенную в черный цвет, цвет Светкиной печали, которая стала ее прибежищем.
Секретарь поссовета, Тамара Михайловна, женщина уважаемая и со связями, как-то раз, увидев Свету на улице, подошла к ней и предложила помощь. Света, говорила она, всякое бывает, дело молодое, давай, я увезу тебя в город, договорюсь, там тебе сделают аборт, попрошу Елену оформить как командировку, никто ничего не узнает. После этого разговора, Света, увидев ее, перебегала на другую сторону улицы, и прибавляла ходу.
Приходила к Светке на работу поселковый гинеколог Ирина Давыдовна. Это было еще то время, когда врачи относились к своей работе добросовестно, работали по совести. Светка спряталась за печку, врач постояла около, урезонивая ее, но бесполезно, девчонка забивалась все глубже. "Ну не вытаскивать же мне ее силой!", - объяснила врач собравшимся вокруг работникам почты. Не хотелось терять авторитет. Да и действительно, Света взрослый человек и должна сама отвечать за свои поступки. Наступили холода, на работе девушка уже не снимала зимнего пальто, а когда выходила на улицу, то завязывала пуховую шаль так, что ее концы как раз лежали на подросшем животе. Любопытным приноровилась отвечать, притом очень грубо, чтобы в следующий раз неповадно было спрашивать, мол, водянка это, водянка живота, болезнь такая есть. Деревенские сплетники замерли в ожидании развития событий, ведь подходили сроки, а Светка все ходила на работу ежедневно, никакого декретного отпуска, положенного государством, ей не надо было. Ждали, когда родит, в водянку живота не верили.
Но такого исхода, что произошел, не ожидал никто. В начале апреля Светлана вышла на работу бледная и стройная. Против обыкновения сняла пальто, что было непривычно для сотрудников. Начальница не удержалась, ехидно проговорила: "Вот не думала, что водянка за ночь проходит". Света ничего не ответила, а принялась раскладывать конверты по ячейкам.
В деревне стали рождаться версии: одна, что ребенок мертвый родился, и другая, страшная: ребенка убили. И уже более конкретно: утопили в привокзальном туалете. Надо сказать, что жили они в железнодорожных казармах, рядом с громадным вокзальным туалетом, выстроенным на века. Многие думали, что только там мог найти конец этот, скрываемый из последних сил, ребенок.
Так и сошло с рук Светке и ее маме, а то, что мама была вдохновителем и организатором всего, в этом никто не сомневался. В деревне не стали клеймить Светлану позором, плевать вслед, нет, ничего такого не было, здоровались с ней по-прежнему, ну, может быть уже не так ласково как прежде, а настороженно приглядываясь. Никого резонанса не произошло, никто не вывел Свету на чистую воду, никто прямо не спросил, никто не заинтересовался. Да и кому интересоваться? В поселке один милиционер, надо ему, мужику, бабскими сплетнями заниматься? Если собирались бабы у колодца или на лавочке, то речь заходила о Светке обязательно. Говорили, мол, рождение ребенка омолаживает организм, что родить намного полезнее, чем делать аборты, поэтому, мол, Светка и решилась на такое. Другие возражали: попробуйте вы, потаскайте девять месяцев живот, да родите, намного ли омолодитесь?
Потом в деревне произошло другое событие, один дурачок дом поджег, стали перемалывать это.
Вскоре Светлана вышла замуж за Гену. Свадьбы как таковой не было, не праздновали в то время свадьбы, делали вечера, просто собрались родственники, поужинали с водкой, поздравили молодых. От почты им дали небольшую комнатку в бараке, на окраине деревни, по дороге на кладбище. Вспоминали ли они, глядя на эту дорогу, свои свидания там, ночью, в безмятежности и покое кладбища?
Но это еще не конец истории. Через некоторое время все повторилось, точь-в-точь, как и в прошлый раз. У Светки снова стал расти живот, и она снова отрицала свою беременность, снова шептались люди. Узнав о таких обстоятельствах, пришла на почту Ирина Давыдовна. "Света, - сказала она, ты ведь опять беременна, и не идешь в больницу. Ну теперь-то что? Теперь ты замужем, почему бы не встать на учет, получить деньги за декретный отпуск. Приходи завтра". Света, хоть и не спряталась за печку, тупо стояла перед врачом и молчала, опустив голову. Ничего не добившись, врач ушла, на сей раз пригрозив, что если такое повторится, она костьми ляжет, но засудит ее за детоубийство.
Схватки у Светы начались ночью. Она сидела в маленькой кухоньке согнувшись терпела боль более часа, думала, что родит быстро, как в тот раз, потом не выдержала, стала будить мужа: "Генка, беги за мамкой, скорее беги! Нет уже мочи терпеть!" Генка спросонья, быстро собравшись, выскочил на улицу, но за тещей не побежал, а постучал к соседке, она медсестрой в больнице работала, а, может, просто поленился топтать грязь в ночную пору. Лена рассказывала, что, войдя к соседям, она увидела Свету, стоявшую над помойным ведром.
- Что ты делаешь, Светлана! Ну-ка ложись немедленно!
Света, недобро взглянув на мужа, пробормотала: "я же к мамке просили тебя сбегать..., а ты?"
- Гена воду грей, быстрее, - медсестра прослушивала сердцебиение младенца, - сердечко бьется, и то хорошо. Что мамочка придумала! Что греха таить, ты же не первородок? Ну а если бы ребенок выпал? Даже подумать страшно!
Ребенок родился очень слабым и маленьким. Очевидно, Света до последнего утягивала живот, чтобы он казался как можно меньше, и не собиралась родить его. Жалела, очевидно, что на сей раз, была далеко от матери. Ребенку просто повезло, что он остался жив.
Утром приехала скорая и забрала мать с младенцем в больницу. Перед выпиской из больницы Свету посетил милиционер, потому что Ирина Давыдовна не поленилась зайти в милицию и рассказать там обо всем. Лейтенант Белоконь был мужиком крепким, с басистым голосом и его предупреждение о том, что если с ребенком что случиться, скамьи подсудимых ей не миновать, прозвучало страшновато. Соседки по палате игнорировали Свету, не вступали с ней в разговоры, не делились с ней передачами, между собой обсуждали ее и недоумевали, как хватает терпения доносить ребенка до родов и убить его? Как можно быть такой жестокой?
А через год у Светланы и Геннадия родились двойняшки, мальчик и девочка. Уже на третьем месяце беременности Света встала на учет у гинеколога. И если ее спрашивали о беременности, она отвечала: да, я жду ребенка. Двойня стала сюрпризом, Света обвиняла мужа, что по его вине так пополнилась семья. Растить детей было трудно, не хватало денег, но дети подрастали. Вскоре в поселке были построены двухэтажные дома, целая улица и многодетной семье дали трехкомнатную квартиру, со всеми удобствами. Многие завидовали и говорили, что недостойны такие люди новой квартиры, а другие спорили, что родители, может и не достойны, но дети тут ни при чем, они не виноваты.