Аннотация: Борьба Макса с самим собой. По соционике.
Ещё в коридоре я сбрасываю пиджак на пол, ленивым шагом направляясь в кухню. Усталость сковывает плечи и шею, вытягивает мышцы в болезненные струны, напоминая о себе в каждом движении. Постоянный недосып уже прочно укоренился в вялости и той пульсирующей головной боли, что порой так и норовит засесть в висках... Почему дополнением ко всей этой прелести служишь ты? Или... я? Отвратно улыбаясь, моё Альтер-эго восседает за столом, проворачивая пальцами бокал коньяка, словно надеясь на то, что он просверлит дырку в столе. Стараясь обращать на него как можно меньше внимания, шествую к холодильнику, чтобы, заглянув в него убедиться в том, что подтверждения и не требовало - жрать нечего. Ну и черт с ним. Хлопаю дверцей, намереваясь гордо удалиться. Но взгляд снова натыкается на зеркальное отражение.
- Я всё ещё здесь, ага, - вкрадчиво напоминает он (я?) очевидную вещь.
- И что прикажешь делать? - Пожимаю плечами я, чтобы хоть как-то успокоиться, ибо в душе поднимается тихая злость. - Налить ты сподобился уже и сам себе...
- Не будь таким жадиной, нам это не идет... - поболтав коньяк в бокале, он залпом осушает его, чуть поморщившись и снова наполняет до краёв.
Меня начинает раздражать ситуация, я опускаюсь на стул рядом, с отвращением наблюдая за "собой".
- Как же ты отвратительно выглядишь пьяный...
- А ты с собой разговариваешь, - парировало отражение, нахально ткнув меня пальцем в плечо.
- Вовсе нет. Ты - не я, - отрицательно качнув головой, я беру в руку початую бутылку дешевого пойла, простоявшего с полгода у меня в шкафу, и делаю глоток прямо с горла.
- Вот это по-нашему, - растянуло тонкие губы в улыбке отражение.
- Чего ты хочешь? - Хмыкаю я, переходя сразу к делу. Не светские беседы же мне с собой вести. Тогда уж точно с ума сошел бы...
- Тебя, - немного подумав, бросил двойник.
- Исключено, - качаю головой я. - Ты уже много раз пробовал заполучить это тело и каждый раз я отказывал тебе.
- Было дело... - Грустно вздохнул собеседник, сделав паузу лишь для того, чтобы опрокинуть в себя очередной бокал янтарной жидкости. Тряхнув головой, он проговорил, слегка осипшим голосом, - но ведь ты меня любишь, признай это.
- С чего бы это? - Вскидываю я бровь. - Ты - худшие черты, которые я пытаюсь подавить в себе всю жизнь...
- А вот и нет... - перебиваю "я" себя. - Я - всё то, что ты так любишь... так... хочешь... и... боишься.
За длинной челкой опасно блеснули глаза, напоминая мне о том, кто он и по спине пробежал холодок.
- Мразь... - я мягко улыбаюсь, ощущая, как пальцы непроизвольно сжимаются в кулак.
- Льстец, - приторно выдохнуло отражение, слишком резким движением поднимаясь со своего места и обходя меня нетвердым шагом.
Я ощутил, как моего уха коснулось горячее дыхание.
- Выпусти меня, отпусти... Я дам тебе то, чего ты хочешь... Я дам тебе свободу, силу, страсть...
Его руки легли мне на плечи, настойчиво сжимая их. Я прикрыл глаза, восстанавливая мысли и собираясь с силами. Секунд пять я слушал лишь своё дыхание и клацанье стрелок настенных часов, а потом выплюнул в ответ:
- Нет.
Одним движением сбрасываю его руки со своих плеч, напрягая все мышцы тела, стараясь держать себя в руках. Поднимаюсь со стула, едва не опрокинув его, и обхожу вокруг отражения.
- Ты - наглая, подлая, пошлая, своевольная, эгоистичная скотина. Я много лет держал тебя в клетке, как дикую тварь, которой не место среди людей. И там же ты и останешься столько, сколько я смогу тебя сдерживать.
На несколько вдохов в кухне повисла тишина, которую нарушил мерно нарастающий истерический смех. Ему было смешно... На меня смотрели с интересом и... снисходительностью?
- Какой же ты наивный. Ничуть не меняешься... Выпрямившись и подобравшись, мой двойник с выражением произнес:
- Зато ты у нас образец добродетели, о да... Ты всегда искренний и благонадежный и в ком-ком, а в тебе не должно возникать никаких сомнений... Ты всегда всё делаешь, как надо, да? - Он покосился на меня, словно, действительно ожидая ответа и, уже тише, добавил: - Или нет?
Меня пробрал холод, до костей, до самых кончиков пальцев. Какой же ты...
- Ты им всегда должен, да? - Продолжал мой "собеседник". - Ты должен им, должен сим... Должен был учиться, должен был работать, должен был жениться, должен был быть правильным, должен... ТЫ ДОЛЖЕН, не правда ли? - он ощутимо повысил голос, заставив меня невольно вздрогнуть и отступить на шаг. Почувствовав, что нащупал нужную нить разговора, он продолжил:
- Прекращай это, ну же. Ты живешь чужими понятиями... А у тебя ведь есть я. - Он многозначительно ткнул себя в грудь, посмотрев на меня. - Признайся хотя бы себе в своих желаниях... Признай... меня...
Он обошел меня, встав сзади и шепча достаточно громко, чтобы я мог четко слышать каждое слово:
- Ты не устоишь на этой линии. Ты не сможешь всю жизнь балансировать на грани. Есть ты, и есть "должен". И однажды тебе придется выбирать. И что выберешь ты? Себя или их? Нас? Тебе лучше хорошенько подумать и понять наконец-то чего ты хочешь. Иначе выбор сделают за тебя. Так бывает с теми, кто не способен сам решить для себя. Ты позволишь им? - Он снова повысил голос, я отчетливо слышал отвращение и негодование. - Людям, которые не прожили ни дня сами собой? Ты им позволишь решать за тебя, я спрашиваю?
Неожиданно тихо я выдохнул:
- Нет.
- Двойник рявкнул:
- Не слышу?
- Нет, - чуть громче ответил я.
- Так-то лучше. Ты знаешь цену этому миру, как и я. Ты знаешь цену их деньгам, их семьям, их улыбкам, моралям, ценностям, словам... - Он злобно сплюнул, - всему этому дерьму ты знаешь цену. Они сами плюют на себя, не позволь нам упасть до того же уровня.
Отражение сделало несколько шагов в сторону, бросив из-за плеча напоследок:
- Ты не готов. Пока что. Я подожду. Когда ты сможешь принять нас такими, какие мы есть. Когда ты сможешь понять меня. Твой мир трещит по швам, и ты это знаешь. Потому что он шит белыми нитками. Прими себя, лишь тогда тебе откроется истинная природа вещей, которые ты уже начал понимать.
Бесшумно растворившись в воздухе, он оставил меня наедине с мыслями, до боли сжатыми пальцами на спинке стула и начатой бутылкой коньяка. Часы на стене, как ни в чём не бывало, продолжали мерно отсчитывать уходящие "в молоко" секунды. Мир всё ещё жил. Система работала.