Малышке было холодно. Отцовский свитер, надетый поверх платьишка с юбкой-оборочкой, раздувался от штормового ветра, осадившего песчаный пляж. Холодные воды барахтались у берега. Девчушка засмеялась, бросаясь на шею черногривой лошади. Пальчики едва ли доставали до натренированной, твердой шеи, поэтому она обхватила ручонками сильную ногу и влюблёнными глазами взирала на статную голову, подвижные губы, мокрые ноздри - глаз ей снизу было не видать.
Женщину, стоявшую позади, лошади и пугали, и успокаивали. Буйными они не выглядели, поэтому она присела и ловила телефоном кадры. Ноги её тоже были босы, меленькая ракушка в песке колола ступни.
- Стася, не груби, - мама выглянула из-за экрана телефона, и девчушка тут же одёрнула указательный пальчик, что так и тянулся к опущенному подбородку чёрной красавицы.
- А чего папуля так долго? Какая лапонька, лапонька, - она ладошккой елозила по гладкой шерсти. Вдалеке пляжа топтались и другие скакуны: белые, пятнистые, рыжие целиком; поменьше и покрупнее.
- У папы плохое настроение. Ты же знаешь, он не любит долгие остановки, - Ира снова щёлкнула.
Поездка была длинной, машина проглотила десятки километров и везла в себе кучу обёрток от сендвичей с придорожных забегаловок и заправок. Холодное море манило рябью на поверхности, оно будто дышало и танцевало вальсы под собственную мелодию волн. Они съехали на обочину, хрустя камешками, и стали смотреть на горизонт, где над талой гладью размазали наливающиеся тяжестью тучи и рассыпали перышками облака. Им чудилось, что небо в ту же секунду завалится и сольётся с морем. Не утерпев, Ира перелезла через отбойник, придерживая за руку мужа. Стася же проскользнула под ним, не дожидаясь, пока её перебросят на ту сторону. Она уже тогда мельтешила и щебетала: "Лошадки, лошадки, лошадки!".
Продувало насквозь. Они утопали в песке, задыхаясь от влажного морского воздуха. Только Стася с мамой задыхались от восторга, а Витя - от желания поскорее снова оказаться в машине, а затем и дома. Мужчины всегда не выдерживают первыми: бросают, что подождут в автомобиле, и медленно уплывают прочь, закуривая сигарету.
- Мам, а лошадка меня покатает?
- А вдруг покусает? И как же без седла? - Ира убрала растрёпанные длинные волосы дочери с глаз.
Телефон снова засветился, спрашивая с экрана, скоро ли они. Тёмно-шоколадная красавица с белой вуалью на морде обратила на неё внимательный взгляд. Ладонь легла над носом и чуть пониже глаз, нежно поглаживая. Ветер трепал гривы, а в чёрных глазах-бусинках отражалось небо. Эти две красавицы, стоявшие рядом, излучали бурлящую в них жизнь, страсть и порыв. Они перебирали копытами мокроватый песок и вскидывали головы навстречу ветряному потоку. Разве можно нести в себе и спокойствие, и бьющую через край энергию?
У кромки воды сновали лошади. Пляж пустовал от людей, был открыт залётным птицам и всегда рад черепахам. Если у каждого человека своя судьба, то у каждого берега - своё предназначение. Этот был холоден, ветренен и гол, кроме обрамляющей его дугой полосы зелени. Но он грел ладони в шерсти лошадей, ласкал солёным бризом щёки и был не против костров. И лошадей в своих водах.
Сизый жеребец ступил в прибой, шагнул ещё, шагнул подальше. Вода накинулась на него, облизала, укрыла по самую шею. Лошади на берегу вдруг заржали пронзительно, две скакуньи встрепенулись вместе со Стасей и Ирой, оборачивая головы. Рыжая лошадь бросилась в море, рассеивая брызги копытами, даже было слышно, как шелестит вода.
- Мама-лошадка спасёт детёныша, да?
- Конечно спасёт. Иди-ка сюда, - Ира подхватила дочь на руки, чувствуя нарастающее напряжение среди четвероногих хозяев этого пляжа. Подобно лошади, спасающей чадо из бурных вод, мать спрятала своё дитя в крепких объятиях.
Стася мало ещё понимала в жизни, но одно знала точно: мама всегда на подхвате. Она грудью на амбразуру, ногами в пепелище и сердцем поперёк всех преград за своего ребёнка. Мамы все такие, верила Стася. У них всегда припасены сосатки в кармане, когда успокоить нужно; и руки всегда мягкие и тёплые, даже при холодном штормовом ветре; и когда опасно, мама собой закроет и убережёт; и можно щекотать её до слёз, а она хохотать будет и звать папу на помощь; и упросить установиться у танцующего моря можно, даже если папуля не хочет и вредничает - мама найдёт слова; и вазу можно разбить на осколочки мелкие-мелкие, она будет ругаться и сердиться, но всё равно простит. Все мамы такие, думала Стася, точно все.
Они смотрели, как пропитанные солью животные выбираются из моря, обтряхиваются и сверкают глазами. Начинало моросить. Стася коснулась ладошкой гривы своей чёрной любимицы, потрогала наконец влажный нос и, счастливая, смотрела на скачущих по пляжу лошадей из-за маминого плеча.
А колёса стучали, как копыта вольных лошадей отбивали ритм по влажному, северному песку.