Стук десятый. Карамельный кот, солнечные лужицы и Лизкин алфавит
~
Под моим окном цвели кусты волнистой розы. Пышные, раскидистые холмы источали душный конфетный запах, даже не подозревая о своих чарах. В моей комнате никогда не было слышно городского шума, соседских телевизоров сквозь тонкие стены, грохота посуды на кухне по утрам и криков ребятни с детской площадки. А ещё никакого лая собак, визжания гулящих котов по весне и песен под гитару, запеваемых в любовных целях под окнами парнишкой из седьмой квартиры. Я живу в оглушающей тишине.
А - Акварель я никогда не любила. Вот мама могла часами сидеть над листами, развозя смоченными кисточками квадратики краски. Она не устает в попытках завлечь и меня, но я акварель не люблю, хоть убей. К тому же, едва какая-то там краска способна в миг отвлечь от тишины.
Б - Барашков на потолке тоже нарисовала мама. Мне было целых четырнадцать! Какие барашки, мам? Какие барашки?! Наверное, это был один из тех моментов, когда мне действительно хотелось раскричаться в голос. Вот только маму если что и остановит, то бульдозер. Динозавр. Какая-нибудь пылающая комета. И то только потому, что она захочет их нарисовать. А потом закончит и всё равно вернётся к своим - точнее сказать, моим - барашкам. На кой они мне, я так и не поняла. Может, чтобы было кого считать в бессонные ночи.
В - Вот меня иногда спрашивают, как у тебя может быть бессонница, если ты всё равно ничего не слышишь? Мол, никаких машин, гоняющих под балконом, никакого даже грома! Никогда не решусь им ответить, что может именно их мне и не хватает, чтобы сладко уснуть.
Г - Главное, никогда не вынимать наушников: ни в транспорте, ни на улице, ни в магазинах, - словом, нигде. Тогда никто не удивляется и не пучит глаза, если вдруг я не откликаюсь на зов и всё такое. Стоит только указать на наушники и пожать плечами: музыка, мол. Правда, музыка в моих наушниках никогда не играет.
Д - Давным-давно я пообещала себе, что вырасту и стану сильной и независимой. Возможно, куплю себе книгу про комнатные растения и наконец выращу диффенбахию выше пяти сантиметров. Научусь сама себе плести косы и превращусь в самостоятельную барышню. Ни за что не стану носить плотные колготы под штаны и шапку, застёгивающуюся под подбородком. Сама выпилю себе такой стол, как хочу. Отыщу даже дерево сама. Вот только не знаю, где. Думаю, ещё я обещала выкрасить глупые рыжие волосы в малиновый - но это уже пройденный этап, больше никакого малинового.
Е - Еретики, судя по всему, были изгоями своего времени. Порой я чувствую себя еретиком. Я вне общества, вне мира за пределами своей тихой комнаты.
Ё - "Ёлки-палки " - говорит обычно мама, когда я затягиваю про еретиков. Это единственное ругательство, которое я слышала из её уст. Ну, ещё пожалуй: "Лиза, всё ты делаешь через пень-колоду!". "Через пень-колоду" - это прямо когда всё очень плохо.
Ж - Живое создание, которое ни разу не слышало от мамы "через пень-колоду", наш Мурзик. Самое банальное имя на планете! Я предлагала и Эфиопия, и Карамельное пузико, и Мистера Дарси - но нет, Мурзик, это вот прямо по-нашему, Мурзик - звучит очень домашне. А я всё равно в тайне зову его Карамелькой.
З - Заранее предугадать появление в доме кота нельзя. Если только не строишь план на ближайшие пять лет и туда не входит покупка кота. Мой же карамельный кот запутался в кустах волнистой розы нежно-лилового окраса. Он там шипел и выпускал крохотные коготки: это я поняла по сморщенной мордочке, торчащим острым зубкам и вздрагивающим усам. А ещё по спине дугой. Карамелька кидался на нижнюю ветку с пушистым бутоном. Ничего не оставалось, как присесть, пошкрябать ногтём по земле, чтобы привлечь внимание и заграбастать в собственные оковы. Так их зовёт мама, в народе же - объятия.
И - Игрушки Мурзик невзлюбил сразу же. Ему подавай мои любимые тапочки, углы дивана и пояса халатов. У Карамельки карамельная только спина, а грудка и живот - белые. Вообще, наверное, и от карамели там мало, всё больше какое-то пятнистое, рябое, в полосочку. Но для меня Карамелька и только. Шерсть на лапках тоже белая, как тапочки. Обожаю смотреть, как он играется белыми лапками в лужице света.
Й - Йогой я не занимаюсь. У меня и так полный астрал и расслабление, спокойствие и тишина. Дзен я искать не стану, или как оно там называется? Я и так открыта миру, как форточка для комаров. Залетай - не хочу.
К - К слову, я обожаю свет. Во всех его проявлениях. Это и есть моя йога. Моя прибрежная гавань. Становится так тепло, и жидкое солнце вдруг растекается по венам, наполняет позвоночник, бьётся о рёбра тонюсенькими хвостиками. Я, бывало, встану у окна - подо мной горошинки роз, - и смотрю, как свет лижет бока многоэтажкам, островком скапливается на крыше детского домика на площадке, нагревает грязную шапку дядь Гены, спящего на лавочке как и всегда. Мне было даже мучительно, когда рассветное марево заливало полы комнаты, брызгами ложилось на стены и кровать. Мучительная, невообразимая красота. Хотелось даже задохнуться от того, как прекрасно. И Карамелька обязательно прибегал: плюхался пузом кверху на пяточке солнца - любом из множества - или забирался под старенький бабулин стул, деревянный, но гладкий, с вырезанными ножками вручную и узором на сидушке. Карамелька тоже обожал солнце, мы с ним оба зависимые.
Л - Лимон солнца нас даже манил. То есть, я, конечно, едва ли слышала его лимонный зов, но чувствовала всей кожей. И если над нашим домом набегала туча, а во дворах вдали я замечала лимонные осадки, то хватала Карамельку и неслась туда. Могу часами охотиться за лужицами солнца, даже если они всё время перемещаются. Мурзик бегал следом, напрыгивал на добычу и нежился. Я же могла только стоять и улыбаться.
М - Мы, бывало, лежим с Карамелькой в обнимку на полу, принимаем солнечные ванны, его мягонькое, пушистое тельце вибрирует и подрагивает изнутри. Мурчит. Мурлыкает. Я чешу ему за ушком, и он потягивается от удовольствия. Я бы хотела знать, как звучит его голос. Противно или до противного мило? Аж сладенько? А мурчание - оно громкое или едва заметное? То есть, Карамелька скромный или смельчак, весь такой напоказ? Хорошо, что у солнца и света нет звука, иначе бы я совсем сошла с ума.
Н - Наша жизнь - не череда сладких пончиков. Почти точно - и не череда прокисших йогуртов. Это такая какая-то едкая смесь, где нет абсолютной сладости и нет абсолютной горечи. Наша жизнь - случайно розданный расклад карт, и получил ты туз или восьмёрку - это совершенно не важно, на руках у тебя именно эта карта и ты уж постарайся выиграть партию с тем, что имеешь. Наша жизнь - череда пончиковых тузов и прокисших восьмёрок, но кому вообще дано выбирать? Ты родился - и это уже победа.
О - Оковы - предрассудки. На самом деле, мне прекрасно живётся. У меня есть Карамелька, мама и солнце. И дело не в том, что я какая-то не такая, больная или неправильная, что это вдруг как-то всех пугает; скорее просто в том, что я скучаю по звукам. Вот самое большое сожаление. Хотя, наверное, нельзя скучать по тому, чего никогда не слышал. Но дело совершенно точно не в социуме, и не в самом факте отсутствия слуха.
П - Просто верните мне звуки. И всё.
Р - Радость была бы какая, услышать мамин смех. Топот маленьких надоедливых ножек в квартире наверху. Хруст ломающегося печенья. Раздражающее чавканье соседа по парте - пренеприятная арбузная жвачка, кто её придумал? Шлёпанье лап кота по лужам - настоящим, дождевым, не солнечным. Шипение радио, когда пропадает сигнал. Рвущуюся бумагу. Как ногти чешут кожу сквозь ткань одежды. Сочный треск, когда кусаешь яблоко. Звон кружки о кружку. Жужжание комара. Колёса велосипеда по гравийке. Бьющаяся посуда о кафельный пол. Птичий щебет. Струя воды о бортики ванной, в конце концов. Радость бы какая была, а.
С - Сахар тает на дне стаканчика, разбалтываемый пластмассовой палочкой. Вокруг меня наверняка всё жужжит, гудит, скрипят стулья. Зависть затекает в меня вместе с чаем. Так щебечут эти ребята за столиком впереди, так им весело. Что же, блин, такого весёлого они узнали? Зависть, вообще-то, грех. Пожирает изнутри, подобно тьме. Солнце во мне борется, так я представляю. Солнца во мне больше. Даже волосы по-солнечному рыжие. Так мне проще взять себя в руки и отпустить. Но зависть... она тьма, а тьма всегда возвращается. Её нельзя изгнать навечно. "Не будь завистливой, Лиза", - как-то заявила мама. Не знаю, может именно поэтому она нарисовала у меня над кроватью чёртовых барашков.
Т - Тут и там вспыхивают пожары. Так бы начиналась книга, если бы я взялась писать. Пожары очень поэтичны, их легко описать живо и красочно. Я бы сказала - знойно. И трагично. Трагедии вообще по моей части.
У - Усы. Будь я парнем, я бы носила усы. Как у Будённого, например. Было бы смехотворно: рыжие усы, кустистые и с завитками вверх. Я бы покорила мир своими усами.
Ф - Фокусы мне никогда не удавались. Зато папеньке моему - с лёгкой руки. Вот как дёру дал, когда мне пять было, так и не появился. Фокус с исчезновением дебютировал успешно. Овации. Аплодисменты.
Х - Хлебные корочки - совершенно замечательное изобретение. С молоком, с кефиром, с вишнёвым вареньем, с мёдом, с плавленным сыром и даже с грушёвым компотом - загляденье. Если в доме есть хлебные корочки и молоко, считайте, я на вашей стороне.
Ц - Цыплята же, напротив, создания крайне глупые. Хоть и милые. Как-то мама попыталась завести цыплёнка - и это-то в двухкомнатной квартире! С одним балконом - который навеки мой! Цыплёнку я так и сказала. Вернее, показала. Уж не знаю, понял ли он меня. Возможно, любимый коврик из Астрахани он загадил мне именно на зло. В любом случае, не далее как спустя неделю, Мурзик цыплёнка отловил и съел. А я говорила: глупая затея заводить птицу, когда в доме охотник на всё жёлтое. Но кто меня слушает? Цыплёнок и тот, кажется, не стал.
Ч - Честно сказать, я счастливая. Я же из солнца, какой ещё мне быть? Для счастья вообще многого не надо. Бывает, рук-ног нет, бывает, лица родных не увидеть, бывает всякое, и что же? Они счастливы! И почему бы мне не быть? И Ванюхину из седьмой? Который со своей гитарой всё носится. Какая разница, чего у нас нет? Важно, что у нас есть.
Ш - Шоколад я не люблю, зато шоколадные торты - моя слабость. А Карамелькина слабость - мои пальцы в шоколадном торте.
Щ - Щедрость мне повстречалась в своём неприкрытом виде классе в шестом. У нас вышел сдвоенный урок с Вэ-шками. У девчонки с азиатскими корнями в рюкзаке был целый пакет с пуговицами. Я увидела, когда она доставала учебники. На перемене я засмотрелась на эти цветные кружочки, и она, не раздумывая, дала мне целую горсть. Я в жизни не видела столько пуговиц! Дорога домой, казалось, была вымощена солнцем, а карманы пиджака все доверху набиты гладенькими пуговками. Мама была в ужасе: то ли от моей жадности, то ли от девчонкиной щедрости, - но получила я тогда знатно. На следующий день пуговицы пришлось вернуть хозяйке. Но какая же она была щедрая!
Ь - Мягкий знак - это когда перед тобой открывают двери, дарят бесплатное мороженное и разрешают прокатиться на самокате за просто так. Его ещё зовут "знак вежливости", но "мягкий знак" звучит интереснее.
Ы - Ыйзу, я слышала, в Эстонии и посёлок, и железнодорожная станция. Вот если я скажу: "Я в Ыйзу", - то стоит уточнить, в посёлке ли я или на станции торчу?
Ъ - Твёрдый знак - сбитый голубь на обочине, злые продавщицы в магазинах и отдавленные ноги в метро. Тверже просто не бывает.
Э - Эхо внутри нас звучит очень необычно. Я, например, чувствую только вибрацию лёгких и, как с плацебо, кажется слышу отголоски. Но что я слышу отчётливо, так это эхо сердца. Оно шепчется и рассказывает дивные истории. Я не могу не слушать. Шёпот сердца поди попробуй проигнорировать. Такая вот мелодия играет внутри меня.
Ю - Южнее моей комнаты только жизнь. Севернее - тоже жизнь. С запада притаилась жизнь, а с востока - клубочек сахарной ваты, в общем-то, снова жизнь. Жизнь обступила со всех сторон и бежать некуда. Я в западне собственной тихой гавани, где колышется лишь воздух и плавающий в нём конфетный аромат. Кусты роз кучкуются под моим окном.
Я - "Ягодный морс, пожалуйста", - пишу я на липком листочке и клею на паспорт, чтоб при удобном случае показать у палатки с напитками. А пока - наушники в уши, взгляд по торчащим вокруг головам и в окно, солнечную лужицу в нагрудный кармашек. Хлебные корочки доставать из пакета страшно неловко - читай: страшно и неловко, - ведь никак не понять, насколько я буду шуметь и помешаю ли кому-то. Пускай хлебные корочки ждут свой ягодный морс.
А пока - отбиваю пальцами по коленке собственный ритм мелодии, играющий внутри меня, и представляю, как стучат колёса. Ты-дых. Ты-дых. Ты-дых.