Лаф Энн. Улыбка. Взгляд. Воспоминание

"Улыбка. Взгляд. Воспоминание"

Mother's journey

Конец света это такая мизантропия - мне нравится. Умереть и унести все за собой, не делая для этого ничего. Лучшее, что можно придумать.

Канада

Yellow

Ты видишь небо. Оно яркое лучистое прозрачное и переливается миллиардами граней. Белоснежные, ватные облака медленно плавают в бесконечной синеве, в отблесках пробивающихся лучей. Протяжно кричат чайки, взлетая высоко в небо, рассекая воздушные перины, и стремительно падают вниз. У самой бушующей кромки темно-синего, серого, почти черного глубинного океана они парят так низко, что белая пена почти захлестывает их. Волны ударяются о темно-серые скалы, рассыпаются на них и неизбежно уносятся назад, оставляя мокрые следы. Эти огромные камни извилистые, один другого непохожее и изумительней. Утесы, горы, острые скалы вперемешку с отпалировано-гладкими - такая непостоянная, разная, непредсказуемая природа.

Ты чувствуешь резкие порывы ветра, соленый воздух бьет в лицо. Череда прелестных звуков: бушующих волн и перекрикивания чаек, шелест листвы с одиноких тополей на высоких уступах. Прохладное водянистое солнце слепит глаза, и ты впитываешь все, что находится вокруг.

Au-Dessous Du Volcan

Самолеты они ведь как птицы: плывут в небе так плавно и неспешно, осторожно лавируют между облаками. Они несут к тебе нечто важное, кого-то дорогого. Улыбка играет на губах, легкая едва ощутимая, но в душе ты точно чувствуешь это приятное свечение, тепло, что затапливает тебя полностью, смотря на летящий самолет. Он так низко: скоро посадка. Ты взмахиваешь волосами, отгоняя что-то тревожное внутри, отгоняя мысли, заполняющие голову. Будто клещи впиваются в сознание, будто укус комара зудит и чешется, не давая покоя.

Стальная птица чуть кренится в бок, и ты с распахнутыми глазами кидаешься куда-то вперед, но ведь тебе не добежать туда. Как не бывает пути назад, у тебя нет пути вперед, нет шансов что-то изменить.

Он падает, устремляется вниз, но почему же ты не настоящая птица?! Почему не можешь взлететь над самой черной промозглой землей, взлететь и взмыть к облакам. Снова и снова, целый и непоколебимый. Рот открыт в немом крике, и ты застываешь на месте, превращаясь в глыбу льда. Живую, ходячую глыбу, умирающую каждый день все больше, словно отмираешь по кусочку. Перед взором разворачивается ад. В замедленной съемке ты видишь, как сминается белая сталь самолета, как гнутся, и ломаются крылья, как вспыхивает огонь, как поднимаются клубы черного дыма, оставляя после себя запах гари. Слышишь последние едва различимые крики людей. Последние, увядающие и звучащие лишь миг. Потеря - вот что это может значить.

Небо окрашивается в красный, багровый, кровавый - его заполнили души, нет, не погибших, а тех, кто остался. Тех, кто ждет их домой.

Мой личный конец света: внутри рушатся дома, падают стены, сокрушается душа.

Аляска.

Quimper 94

Где-то вдалеке виднеется ореол, легкое свечение луны. Вокруг только снег, холодный и вязкий. Этот холод вбирает в себя все тепло, какое имеется. Белые холмы повсюду, но такие редкие, такие безжизненные. Они открывают серую мертвую землю, и только ударит мороз сильнее, как и ее затянет корочкой льда. Сквозь сумерки в отражении болот сверкает луна. Она отражается в лужах, как будто смотрится в зеркало.

Вдалеке лишь белая гладь. Белый лучше черного, так? Но лучше погибнуть в темноте, чем вечно жить среди белого мрака. От него в отличие от черного, ты не знаешь чего ожидать.

Деревьев так мало, что ты словно находишься посреди пустыни: холодной и промозглой, сковывающей и поглощающей, желающей заковать тебя в лед и оставить здесь навсегда.

Мертвая земля. Кажется, останешься здесь чуть дольше, и тебя нет. Меня нет. Никого нет. Пустота. Смерть.

Geronimo

Ты слышишь, как за тобой кто-то гонится. Глухие быстрые шаги за спиной. Они разносятся эхом, отскакивают от стен и пропадают в неизвестности. Убежать не удастся. Страх сковывает тело, подчиняет разум.

Его невидимая рука хватает тебя за волосы и оттаскивает назад. Ты кричишь, извиваешься и падаешь. Снова вскакиваешь на ноги так, будто не убегаешь уже целую вечность, будто позади не мили по извилистой каменной дорожке. Подгоняемая ветром в спину ты словно летишь вперед, убегаешь...

Увы, ты, как и все, забываешь самое главное: от прошлого не убежать.

La Longue Route

Ветер. Тихий, мирный, несущий запах меда и пряностей. Улыбка на губах. Мягкая, незаметная. Только твоя, только для тебя. Только ты знаешь, о чем она шепчет. Галька хрустит под ногами, пальцы отбивают ритм, в волосы забирается ветер, и ты приятно дрожишь. Солнце, прохладное и весеннее ярко слепит глаза. Неожиданно в груди появляется ожидание. Ты закрываешь глаза и жмуришься, а улыбка расцветает на лице вновь. Неловко бежишь, поворачиваясь на месте и, кружишься, кружишься.

Видишь свой дом и успокаиваешься. Медленно бредешь вперед, пока не замечаешь на своей лавочке одинокую веточку калины. Ягоды красные, спелые, налитые соком и так приятно пахнут, что слышно даже на расстоянии. Смущенно улыбаешься, подходя к ней, и так же смущенно берешь в руки, словно кто-то может тебя видеть. Счастливая, встряхиваешь головой, будто бы силясь поверить в это, усмехаешься. Опускаешь взгляд на дорогу и словно ты уже не здесь. Где-то далеко. Высоко-высоко. Не здесь.

Калифорния.

DerniХre

Поля подсолнухов тянутся на многие мили. Желтые головки, будто раскрытое солнце. Много, много маленьких солнц. Бери и вот оно - твое. Ветер свистит в ушах. Машина несется со скоростью семьдесят километров в час. Дух захватывает и хочется ликовать, кричать, парить, рассказать всему миру, как ты счастлива. Подарить всем частичку этого счастья. Ведь твой подсолнух всегда с тобой. Твое солнце. Твое счастье. Ровная извивающаяся дорога убегает вдаль и вам никак не достичь ее конца. Белой яркой краской размечены линии. Они мчатся вперед, сливаются в размытую полосу. Белую полосу. Полосу твоей жизни.

Мелкие серые полевые мыши выбегают к обочине, смотрят вам вслед и снова скрываются в широких листьях подсолнухов. Паутина колышется, когда вы проноситесь мимо, когда слышен твой смех. Когда ты встаешь на пассажирском сиденье, держась за лобовое стекло и подставляешь разгоряченное лицо порывам ветра, душа уносится далеко-далеко. Полет. Ты чувствуешь себя ласточкой, как те, что парят над головой, не поспевая и нагоняя вас.

Naval

Почему хочется, чтобы весь мир вмиг взорвался мириадами частичек, чтобы вот так, пуф - и каждый почувствовал то, что чувствуешь ты, пуф - и ты больше уже не почувствуешь ничего. Просто. Изощренно.

Колени упираются в землю, а, кажется, будто ад разверзается. Не пламя, не огонь. Спокойный и тихо ужасающий, усмехающийся и смотрящий прямо в твои глаза. Ему нечего скрывать, он весь открыт перед тобой. Ждет, зовет и манит. Он знает, что ты уже там. Часть его уже в тебе. Мгновенье - и ты это ад воплоти: состоишь из мук, грехов и плоти - не живой, но дышащей; не мертвой, но...

Руки отчаянно дрожат, непосильно желая впиться пальцами в волосы, отвлечься болью от мук. Ведь в груди уже давно не боль, уже давно не открытый полигон. Разруха, одни руины и мука. Словно муха бьется о старое мутное грязное стекло, пытаясь вырваться наружу, пробиться сквозь невидимую стену. Падает в изнеможении на ветхий деревянный подоконник и замирает. Крылья еще едва заметно подрагивают, но вскоре и они перестают двигаться. Мука. Когда ты лежишь, стараясь подняться, стараясь разглядеть надежду, и не можешь даже повести пальцем. Лишь смотришь вперед, ожидая чуда.

Guilty

Жаркие палящие лучи жгут асфальт. Пар исходит от него, поднимается в воздух, наполняя маслянистым запахом. Он смешивается с ароматом свежеиспеченных булочек, кофе и ягодного джема. Ты вбегаешь в кафе, оглядываясь по сторонам, облегченно выдыхаешь, попадая под струи воздуха, разгоняемого вентилятором. Здесь еще сильнее пахнет выпечкой, и ты подходишь к прилавку, здороваясь с полноватым улыбчивым мужчиной с забавными длинными закрученными усами. Ты улыбаешься. Улыбаешься всему миру. Слышишь звон колокольчика, что висит перед входной дверью. Оборачиваешься, но ничего не замечаешь, пока не видишь лимонно-желтый конверт, с твоим именем, лежащий на столике позади. Медленно подходишь, застенчиво улыбаешься. Берешь в руки и чувствуешь знакомый запах калины. Встряхиваешь головой, отгоняя удивление. Глаза сияют.

- Отец? - спрашивает мужчина за прилавком, задорно улыбаясь.

Ты загадочно подмигиваешь ему, оставляя эту тайну только для себя.

Франция.

Summer 78

Длинная река. Узкая, бурлящая, кипящая жизнью. Низкие пушистые деревья цветущей вишни, розовые, белые мелкие бутоны и цветочки, пахнущие сладковатым дымком. Поздняя вишня. Мягкая салатовая трава, небольшая деревянная мельница, у которой крутится колесо, нагоняемое волнами бурлящей, синей жизни. Домики построены из темного крупного камня. Замки возвышаются на берегах. Кажется, рыцари так и выглядывают из окон.

Оранжевые, горящие золотом листья на деревьях. Будто огонь, полыхающий на ветках. Весь город, вся округа охвачена пламенем, сияющим золотом в солнечных лучах. Слабых, последних, уходящих.

Такая непостоянная, такая разная. Цветущая и увядающая, сильная и слабая, яркая и меркнущая, как солнце, уходящее за горизонт и оставляя после себя апельсиновые разводы, смешанные с шампанским.

Кое-где по берегам есть виноградники. Виноград темный, светлый, красный, желтый, зеленый и фиолетовый. Разный, как и сама Франция. Запах бродящего вина повсюду, перекрывает даже цветущую вишню. Синие воды так и бурлят, брызгают, попадают на кожу мелкими каплями, оседают и стекают. Не ждут. Непостоянны. Как мечта. Новая, старая, детская, несбыточная, заветная. Их много и они все разные. Непостоянные, меняющиеся, исполняющиеся и нет.

Где найти то, что ищешь?

Мечта. Смутная, едва различимая, прозрачная, не укрепившаяся в сознании, но поселившаяся в сердце. Мечта - та, что ждет, верит, живет. Мечта есть там, где нет надежды. Несмотря на то, что мечта и есть надежда. Надежда - мечта, воедино. Цело.

Coma

Ты падаешь на колени, взгляд уперся в черную землю. Это и не пустошь и не город. Просто проселок, просто земля, которую не засадили чем-нибудь вроде овощей.

Реальность ускользает, глаза наполнены слезами. Они капают и падают, впитываясь. Ты не можешь дышать, то ли из-за дыма, то ли потому что до боли сжимаешь себя руками. Из груди вырываются только хрип и сопение, и ты терпишь до тех пор, пока не разрываешься криком. Пока звуки горящего самолета не разрезаются плачем. Ты сжимаешь землю в руках, держишь в кулаке, будто силясь поймать, срастись с ней. Агония, и дикий крик. Нет ничего реальнее. Теперь все это рядом, ходят рядом: боль, страх, одиночество. Ты вытираешь щеки ладонями, размазывая грязь по щекам. Не понимаешь, когда все могло сломаться, в какой момент. Почему? Разве может так быть, чтобы всего одно падение сломало жизнь, перечеркнуло ее? Вдох, вдох...

Желание просто умереть и оказаться там, рядом с дорогим, что никогда не вернется к тебе, не коснется твоей руки, не заглянет в глаза. Не важно, что придется пережить, главное быть рядом. Тебя сжигает изнутри и рвет на мелкие кусочки. Океан высыхает, вулканы извергают горящую лаву, равнины покрываются горами, прижимаясь все ближе к друг другу, превращая траву и камни в хаос, не оставляя ничего. Солнце меркнет, подсолнух вянет, небо, некогда белоснежное, затягивает темной вуалью и исчезает, будто и не было никогда. Мир - полная разруха. Твоего мира больше нет.

Конец света это такая мизантропия - тебе нравится. Умереть и унести все за собой, не делая для этого ничего. Лучшее, что можно придумать.

По крайней мере, твой конец уже настал, остается лишь чуток подождать.

Ты знаешь, никакой жизни "после" уже не может быть. Было лишь "до", а теперь - ледяная пустыня. Ждешь, когда до конца рухнут здания внутри тебя, когда догорит фитиль. И падаешь. Снова полет, только на этот раз, это просто падение.

Майами.

Atlantique Nord

Белый песок. Мелкий, рассыпчатый, нагретый солнцем. Ясно-голубое небо, на горизонте окрашивающееся в персиковый и плавно стекающееся в нежно-розовый у самой громки воды. Там оно сливается с лазурной поверхностью океана. Блестящей, кидающей блики. Ловя зайчиков и поглощая их, давая приют в толще блестящей, шуршащей воды. Волны набегают на песок и забирают и его. Снова и снова. Там, где начинается оливковая трава, песчаный берег смешивается с плетеными кустами. Они стелются и вьются по песку, срастаясь с ним, смешиваясь. Спокойствие, единение. Вместе, рядом. Они неразлучны. Высокие пальмы с острыми листьями и стволами, словно кладкой сделанные. Шум тихих волн, запах бриза и ощущение мелких брызг на спине, не сравнится ни с чем.

Спокойствие где-то рядом, лежит, утыкаясь носом тебе в плечо. Улыбки нет, есть только мир. Свобода. И запах соленого океана. Крик чаек, и отдаленный шум города. Высокие белые здания, высотные постройки повсюду. Но, несмотря на это, пляж свободен и чист. Как горизонт жизни, когда что-то кончается и что-то начинается.

Швейцария.

Нагромождение камней, огромных, поменьше, россыпь. Они свалены в кучку, будто утрамбованы детскими ножками. По верхам уложена вата. Она белая, перистая, что можно подумать это облака. Ты отходишь чуть назад, глядя на это, стоя поодаль и чем дальше ты отходишь, тем сильнее понимаешь: это никакая ни кучка - горы. Большие, сильные, могучие. Покрытые снегом верхушки. Это белая вата кажется такой теплой отсюда, но способной при первом прикосновении обдать холодом.

Темно-зеленые деревья у прозрачного озера. Они склоняют свои размашистые пушистые лапы прямо к воде, будто силясь коснуться ее. Коснуться, как все люди пытаются узнать что-то недостижимое, неуловимое, быстрое, мимолетное, что-то оставляющее осадок глубоко внутри тебя. Любовь?

Насколько эти деревья могут быть разными, настолько же бывает разным человек. Настолько же бывает разной любовь. Грань между елкой и елью столь невелика, столь незаметна, столь тонка. Так же как невидимая полоса между любовью и привязанностью. Привязанностью и дружбой. Дружбой и лицемерием. Лицемерием и любовью. Любовью и воспоминанием о любви.

Childhood

Ты стоишь посреди оживленной улицы. Вокруг кипит жизнь, ты ловишь ее, пытаешься понять, прочитать формулу ее бытия на лицах прохожих.

Тротуар наполовину пуст. Через дорогу детская площадка. Там маленькая девочка задорно хохочет, крепко держась за качели, которые ее мать раскачивает, что-то шутливо бормоча. То ли "трусишка", то ли "боишься, малышка?" и тоже смеется. Ее смех переливается, льется как патока, а глаза сверкают.

Замечаешь движение и оборачиваешься в сторону. Мимо проходят двое: старушка и старичок. Пожилые и такие милые. Идут совсем рядом, медленно переставляя ноги. Бабушка подгоняет своего мужа, шутливо тыча в бок, он что-то сердито и напыщенно ворчит в ответ, но тут же улыбается. Поворачиваешься на сто восемьдесят градусов и видишь грязную собаку. Они лежит в одиночестве, склонив голову. Одна, беззащитная. Такое сходство, что становится горько. Еще поворот. Мимо проходят девушка и женщина: дочь и мать. Улыбчивые, болтают и подшучивают, идут под руку, не замечая ничего вокруг. Поворот. На лавочке сидят девушка с парнем в обнимку. Любят. Слов не нужно. Поворот. Птицы на проводе. Вдвоем, вместе, навсегда. Поворот. Отец с коляской. Спокойный и счастливый. Поворот и еще и еще. Перед глазами мелькают картинка за картинкой, а ты все крутишься, идешь вперед и снова поворачиваешься, не можешь остановиться. Куда ни глянь везде... везде будущее, счастье, везде есть те, кого кто-то ждет.

Сумасшествие. Перед глазами все вертится, и нет сил сказать себе "стоп". Слезы текут по щекам, и только тогда ты присаживаешься на корточки, сжимаясь как можно меньше. Обхватываешь голову руками, скрывая лицо. Воспоминания.

Лондон.

Paint Mort

Зеленые бескрайни равнины, смешанные с холмами. Куда-то к западу тянутся темные, насыщено-зеленые густые леса. Деревья стоят так близко, словно жмутся, будто им холодно, будто холод забирается под кору, будто ничего уже не важно. Никаких признаков источников воды, можно лишь слышать. Где-то едва различимое журчание. И туман. Он обволакивает все вокруг, стелется по оврагам, покрывая белой дымкой. Ты не ждешь солнца, чуда уже не может существовать. Но оно медленно выпускает свои щупальца, опускаясь на траву, то появляясь здесь, то там. Большой светло-желтый диск, поддернутый рябью, водянистый и кажется совсем ледяной. Но едва попадет на кожу, и чувствуешь тепло. Надежда? Это то, что еще живо, что никогда не умрет, то, что поистине бессмертно.

Запах пыли и мокрого асфальта. Черная земля еще сырая от дождя, но рыхлая словно песок. Взгляд зацепился за веточку калины, одиноко лежащую в стороне. В нос ударил пряный, кисловатый запах. Запах твоей жизни. Надежды? Веры? Мечты, что лелеешь и хранишь? Того, что заставляет возродиться?

Калина продолжает цеплять твой взгляд, а в глазах стоят слезы, смазывая все в одно большое блестящее красными маленькими крупинками пятно. Щеки болят, с непривычки напрягаясь, чтобы растянуть улыбку. Ветер врывается в мысли, окружает, оставляя на шее мурашки, и танцует вокруг тебя, убегая прочь по направлению к просторам с лимонным небом. Убегает, чтобы унести шепот, едва сорвавшийся с губ.

Конца света не будет...

Yann Tiersen - композитор, под чьи мелодии писалось произведение и название чьих композиций использованы в тексте. Каждое название - мелодия, под которую стоит читать отрывок. Прим.автора

Комментарии: 6, последний от 20/09/2015. © Copyright Лаф Энн (NuTka.ponKa@yandex.ru) Размещен: 01/04/2012, изменен: 04/10/2014. 19k. Статистика. Рассказ: Лирика Отдельные истории. Разные жизни. Драмы, через летящий пух тополя. Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Рассказ, который написан в непривычной для меня манере, который не все поймут, который полностью целостный и который стоит читать под Yann Tiersen. Названия его композиций соответствуют названиям моментов-кусочков.

Лаф Энн : другие произведения.

Улыбка. Взгляд. Воспоминание