Ветрова Ветка : другие произведения.

Перелистывая миры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Аннотация: Авторы этого сборника верят в то, что миров на самом деле бесконечное множество. По ним можно путешествовать, не покидая не то, что любимой квартиры, а даже мягкого диванчика, или же креселка, кому что милее. Не забудьте лишь включить воображение, а уж оно вывезет, даже не сомневайтесь. Не успеете и глазом моргнуть, а броситесь, ломая ноги, улепётывать от разгневанного дракона, считающего людей своими злейшими врагами, а того, кто додумался влюбиться в представительницу презренного рода, предателем. Не волнуйтесь, может быть, дракон вас ещё и не догонит. Главное, поднажмите, чтобы вовремя попасть на корабль. "Ищущий ветра" не простая посудина, бороздящая просторы морей и океанов. Его паруса настоящие хранители тайн и загадок. Но предупреждаю, не вздумайте влюбиться. Иногда, это очень плохо заканчивается. Если не верите, то спросите у одной из лунных жриц. Им не привыкать влюбляться каждую весну, после чего покорно исполнять желания своих избранников. Впрочем, чаще всего любовь приходит вопреки желаниям, и уж тогда от неё никуда не деться. Обидно, что никто её не ждал, никаким боком не планировал, а она подкралась, как шпион и огрела по голове, словно мешком с кирпичами. А тут не до неё как раз, к тому же. Свадьба высокопоставленных особ намечается, разве до любви среди таких-то хлопот. А потом и того круче. Кто же знал, что свадьбы опасны для жизни! Советую за этим мероприятием наблюдать издали, дабы не попасть под горячую руку. Смею надеяться, получите удовольствие, потому что свидетелем быть всегда интереснее, чем, жертвой, например.
  
  
  Аннотация:
  
  Авторы этого сборника верят в то, что миров на самом деле бесконечное множество. По ним можно путешествовать, не покидая не то, что любимой квартиры, а даже мягкого диванчика, или же креселка, кому что милее. Не забудьте лишь включить воображение, а уж оно вывезет, даже не сомневайтесь. Не успеете и глазом моргнуть, а броситесь, ломая ноги, улепётывать от разгневанного дракона, считающего людей своими злейшими врагами, а того, кто додумался влюбиться в представительницу презренного рода, предателем. Не волнуйтесь, может быть, дракон вас ещё и не догонит. Главное, поднажмите, чтобы вовремя попасть на корабль. "Ищущий ветра" не простая посудина, бороздящая просторы морей и океанов. Его паруса настоящие хранители тайн и загадок. Но предупреждаю, не вздумайте влюбиться. Иногда, это очень плохо заканчивается. Если не верите, то спросите у одной из лунных жриц. Им не привыкать влюбляться каждую весну, после чего покорно исполнять желания своих избранников. Впрочем, чаще всего любовь приходит вопреки желаниям, и уж тогда от неё никуда не деться. Обидно, что никто её не ждал, никаким боком не планировал, а она подкралась, как шпион и огрела по голове, словно мешком с кирпичами. А тут не до неё как раз, к тому же. Свадьба высокопоставленных особ намечается, разве до любви среди таких-то хлопот. А потом и того круче. Кто же знал, что свадьбы опасны для жизни! Советую за этим мероприятием наблюдать издали, дабы не попасть под горячую руку. Смею надеяться, получите удовольствие, потому что свидетелем быть всегда интереснее, чем, жертвой, например.
  
  
  
  
  Содержание сборника.
  
  
  1. Тень дракона. Автор: Торбейн и Ветка Ветрова. ----------------3.
  
  
  2. Ищущий ветра. Автор: Торбейн. ----------------------------------------30.
  
  
  3. В паутине лунного света. Автор: Ветка Ветрова. --------------------38.
  
  
  4. Замок среди снегов. Автор: Ветка Ветрова и Торбейн. -------------52.
  
  
  
  
  
  
  Тень дракона.
  
  Пролог.
  
  
  Еве, с благодарностью. Идеальная в идеальном.
  
  
   Кто выковал первый клинок?
   Из грубой стали была его душа!
  
   Альбий Тибулл
  
  
  
   Книги тоже умеют лгать, юный меседир. Я всю свою жизнь провёл за книгами, и отлично уяснил их характер. Но верить им ничем не хуже, чем верить любому из людей. Вы спрашиваете, что я знаю о драконах? Помимо того, что это огромные и мудрые создания, живущие до трёх тысяч лет, не так много, меседир, не сердитесь.
  
  Считается, что драконы жили на Амирдааре задолго до появления людей. Многие тысячелетия их род копил мудрость, познавая вселенную, жил в мире и гармонии с собой и окружающим. Люди пришли в этот мир позже. Принято думать, что они были сотворены неким богом, с тех пор словно канувшим в небытие. Драконы с готовностью приняли людей под своё покровительство: они обучали людей, наставляли и судили. Поначалу те уважали своих надзирателей, их власть принимали без ропота и возмущения. Но свободолюбие свойственно человеческой натуре. Как ребёнок восстаёт против родительской воли, народ людской воспротивился драконьему надзору.
  
  Легенды говорят о герое по имени Абел, который сам выковал первый меч и вонзил его прямо в сердце спящего Эгбенапассара, вождя драконьих племён, тем положив начало бунту. Сам Абел недолго вёл свой народ - вскоре он был убит братом - но восстание было уже не остановить. И драконы, гордые и могучие, погибали один за другим, не в силах противостоять силе своего врага, и его коварству. Так гласят древние придания, меседир. Может, что-то и приукрашено, но что толку теперь разгребать пески времени. В чём не следует сомневаться, так это в том, что драконы по ту сторону гор были истреблены. Что же по нашу? По нашу сторону жалкие остатки их племени приютили те из людей, кто не пожелал следовать за Абелом. То были наши с вами предки. Так и жили мы бок о бок с драконами века и тысячелетия.
  
  Увы, но и этот союз был обречён. Высокомерие драконов не было сломлено войной, оно жило в них, всё более озлобляя, перенося вину за этот позор на тех, кто некогда укрыл их род от полного вымирания. Не найдя в себе сил терпеть более над собой покровительства, в пылу очередной ссоры драконий вождь убил нашего короля и увёл свой народ на север, сжигая всё на своём пути. Ещё не раз драконы налетали на деревни - иногда даже города - Сантинеи, но со временем их ярость угасла.
  
  Кто-то считает, что они все давно нашли свою смерть, но я так не думаю. Век дракона таков, что вылупившийся из яйца в день смерти Эгбенапассара малыш мог испустить последний вздох только сегодня. Но мы уже вряд ли увидим их, меседир. Там, в горах на севере, они смиренно подготовили себе могилы.
  
  
  
  1. Они просто другие
  
  
  
   Верейна
  
  
  - Арегаст... Арегаст... Арегаст... - только имя, его имя я могла повторять в минуту последнего вздоха. Он так сильно любил, что смог отказаться от меня, надеясь на спасение моей жизни. Он так и не сумел понять, что жизнь моя возможна лишь подле него, и ради этого я улыбаюсь смерти, призывая её, как свою избавительницу от бессмысленного пустого существования в мире без любимого.
  
  Дядюшка с жалостью вглядывался в мои тускнеющие глаза, отчаянно прижимая к груди попискивающий свёрток - мою дочь, нашу дочь.
  
  - Она будет счастлива, Верейна. Никто не узнает о тайне её рождения. Она будет защищена любовью. - Я верила старому придворному магу и оставляла свою малышку с лёгким сердцем.
  
  Мой дядюшка был одним из последних мудрецов нашего мира. Его искренняя любовь победила ненависть. Он не понимал, как я могла полюбить того, родичи которого принесли гибель моим родителям только за то, что те забрели на их земли в поисках сантинии - редкого волшебного цветка. Отец и мама лишь хотели создать эликсир жизни и заплатили за эту мечту смертью. Дядюшка не понимал меня, но он любил дочь своей единственной сестры. Он жалел меня, считая мою любовь неизлечимой болезнью. И он не отрёкся от меня в угоду неугасимой ненависти. Старый маг сохранит частичку меня в моей крошке, смирившись с тем, что в ней течёт кровь исконных врагов нашего рода - кровь драконов.
  
  - Арегаст... Арегаст... Арегаст... - Больше ничто не удерживает меня вдали от тебя, любимый. Ты так хотел сохранить мне жизнь, что покинул меня, забывая о невозможности существования вдали от тебя. Я задержалась в мире лишь только для того, чтобы дать жизнь нашей дочери. Теперь же пустота поглотила меня, и дух мой освобождается от пленившего его тела. Я стремлюсь к тебе, дабы охранять твою бесконечно долгую жизнь и каждое мгновение быть рядом: в твоих мыслях, мечтах, снах... И не сожалей об изломанном болью слабом теле. Оно так мимолётно. Вечна только любовь - самая могущественная магия этого мира, что повенчала нас. Я знаю, любимый, о вашем проклятии. Любовь дракона такая же бесконечная, как и его жизнь. Она приходит однажды, глубоко поражая сердце и не оставляет уже никогда. Ты называл её даром небес, готовый платить за мгновение счастья веками боли, которую несёт нам разлука. Я не оставлю тебя, обратившись духом-хранителем истерзанного любовью драконьего сердца. Я подарю тебе утешение в минуты забвений. Я развею твою печаль лучом воспоминаний. Я разделю с тобой тоску, наполню собой пожирающую душу пустоту, разделю с тобой одиночество. Я всегда буду рядом, и больше никто и ничто не сможет разлучить нас.
  
  
  
  - Арегаст... Арегаст... Арегаст... - Ни о ком другом я не могла больше помнить. Лишь о тебе, любимый мой дракон, все мои мысли, все мои чувства. Лишь для тебя последний мой вздох. Моя жизнь началась с тобой, и заканчивается она словами о тебе, мыслью о тебе, воспоминанием только о тебе, любимый мой.
  
  До нашей встречи я жила лишь ненавистью. Моё существование сложно было назвать жизнью. Потеряв родителей, я разучилась улыбаться. Казалось, в этом мире меня держит лишь одно - желание выполнить последнюю волю родных. Я была одержима созданием эликсира жизни. Отец с матерью завещали мне рецепт - это всё что у них было. Их чудодейственный эликсир мог бы лечить тела, возвращая к жизни тех, кто готов был уже с нею проститься. Только израненные ненавистью души это магическое снадобье исцелить не могло.
  
  Дядюшка, растивший меня, считал мою затею блажью.
  
  - Верейна, ты словно ищешь смерти, как и твои родители! - не единожды восклицал он, опасаясь за мою жизнь. Но старый маг не мог остановить меня. Я считала своим долгом создать эликсир в память о своих родителях, дабы доказать тем самым, что их гибель не была напрасной.
  
  Мне недоставало только сантинии - магического цветка, который рос среди скал на землях драконов. И я, упрямо рискуя жизнью, искала его, нарушая запрет и пробираясь к неприступным утёсам, где жили драконы. Всем было известно, что драконы не щадили никого: тому примером была судьба моих родителей. Но опасность не останавливала меня, а лишь подстёгивала моё упрямство. В любой момент могла произойти роковая встреча с жителями этих гор. Пламя драконов не щадило никого, но судьба хранила меня, и я не теряла надежды.
  
  Однажды на вершине неприступной скалы я увидела парня, с любопытством вглядывавшегося вдаль.
  
  - Ещё один безумец, - ухмыльнулась я про себя, подозревая в нём такого же искателя драконьих чудо трав, какой была сама. Почувствовав в нём родственную душу, я махнула ему рукой в знак приветствия, но он, казалось, не заметил мою хрупкую фигурку у подножья скалы. Интересно, как ему удалось взобраться туда? Скала казалась совершенно неприступной. Но возможно я проглядела тропу. Моё природное упрямство никогда не позволяло мне отступать перед невозможным. Завязав свои длинные чёрные волосы лентой, чтобы ветер не растрепал их, я попыталась взобраться к незнакомцу. Конечно, свои силы я переоценила. Каким-то чудом умудрившись подняться на высоту в три человеческих роста, я вдруг поняла, что начинаю скользить вниз. Судорожно хватаясь за выступы скалы, я пыталась удержаться и избежать рокового падения на камни.
  
  - Идиотка! - в отчаянии воскликнула я, сожалея о том, что решилась на эту авантюру. Если я разобьюсь, эликсир, дарующий жизнь, так и не будет создан.
  
  Как незнакомец так быстро спустился ко мне с вершины, непонятно. Впрочем, в ту минуту я не думала об этом. Смотрела только вниз, ужасаясь своему предстоящему падению. Сначала я почувствовала жаркий порыв ветра, а потом ощутила сильные руки, обхватившие меня за талию. Я не задавала вопросов, а просто доверчиво прижалась к мускулистому телу своего спасителя. Тонкая серая рубаха не скрывала удивительного жара его тела, но страх, пленивший мой разум, помешал удивиться этому. Незнакомец помог мне спуститься вниз. Показалось, он очень хорошо знаком с этой местностью, и тропа, невидимая мне, была ему всё же известна.
  
  Коснувшись босыми израненными ногами ровной каменной поверхности у подножья скалы, я почти счастливо выдохнула и отстранилась от рыжеволосого парня. Он молча отступил.
  
  - Благодарю! - с искренней теплотой воскликнула, протягивая руки своему нечаянному молчаливому спасителю. Его высокая фигура не шелохнулась, словно он превратился в статую. Я удивлённо вгляделась в глаза незнакомца и тут же с криком ужаса и отвращения отскочила в сторону. Глаза его сверкали, словно золотые слитки, в центре которых находился вертикально вытянутый, нечеловеческий зрачок.
  
  - Дракон?! - хрипло выдохнула я, не понимая, как он может выглядеть так человечно. Ненависть наполнила мою душу, вытеснив из неё всё тепло благодарности. Как мне жить дальше, зная, что отныне я обязана жизнью дракону?! И для чего он это сделал? Почему? Он должен был убить меня, как они это обычно делают - сжигают сразу же, лишь заметив издали хрупкие человеческие фигурки. Но дракон так и не пошевелился. Просто стоял и смотрел на меня своими огненными глазами, словно читая в моей душе то, о чём я ещё и сама не подозревала.
  
  - Арегаст, любимый, ты уже тогда при нашей первой встрече почувствовал, как затеплилась жизнь в моём сердце, которое прежде казалось мёртвым.
  
  
  
  Я не хотела о нём вспоминать, я пыталась ненавидеть даже мысли о нём и себя за то, что не могла справиться с наваждением. Я ведь не знала тогда, глупая, что вся моя жизнь отныне связана с ним и от этого не было спасения. Тысячи раз я обещала себе, что забуду об этой встрече. Я не смела и помыслить о том, чтобы снова вернуться к той злополучной скале. Встречи с драконами ничего, кроме смерти, принести не могли. Почему он подарил мне жизнь? Я хотела знать ответ на этот вопрос, и никакие доводы рассудка остановить меня так и не смогли.
  
  Он был там, словно никогда не покидал своей излюбленной скалы. Я больше не пыталась подняться к нему. Он не торопился спускаться ко мне, словно боясь испугать. Конечно, я мысленно уверяла себя, что вернулась только из-за сантинии, ведь эликсир всё ещё не был создан. Но на самом деле я не искала цветок, а просто сидела на камушке, упрямо вглядываясь в фигуру, неподвижно застывшую на вершине.
  
  Я всегда была упряма и горда. Заговорить первой с ненавистным врагом? Да, не дождётся!
  
  - Почему ты не убил меня? - Я не могла поверить, что слышу свой собственный голос. Желание знать оказалось сильнее гордости. Кстати, нас разделяло огромное расстояние, а спрашивала я негромко, скорее саму себя. Но парень услышал, доказав тем самым, что на самом деле не был человеческим существом. Он медленно поднялся на ноги и довольно быстро оказался внизу возле меня. На этот раз я не стала убегать. Напротив, я отважно взглянула в нечеловечески огненные глаза, к своему удивлению не чувствуя больше ни страха, ни отвращения. Даже ненависть моя, казалось, уснула.
  
  - Почему? - настойчиво повторила я.
  
  Он выглядел спокойным, вовсе не пугающим или агрессивным, скорее внимательным и, может быть, чуть настороженным. Он будто опасался чего-то. Я внутренне ухмыльнулась: не меня ли он боится? Даже сильный маг не мог в одиночестве справиться с драконом. Мне же с моими весьма средними способностями не стоило и пытаться противостоять ему. Впрочем, сейчас меня занимало иное: я хотела понять этого странного врага. Краткий ответ на мой настойчивый вопрос поразил.
  
  - Зачем? - Я точно знала, что драконы не способны на лицемерие. Рыжеволосый искренне не понимал почему, собственно, обязан был одаривать меня смертью. Хотя обычно драконы не задавались такими вопросами. Мне попался весьма странный экземпляр.
  
  - Но вы всегда убиваете! - Я всё же не смогла сдержать горького восклицания. Призраки родных никуда не исчезли из моей души.
  
  - Я не понимаю... зачем? - Дракон выглядел растерянным и огорчённым, и эта его нетипичность сбивала с толку. Я вдруг поняла, что уже не могу его ненавидеть, как прежде ненавидела весь их род.
  
  Слова давались ему с трудом, будто он впервые произносил их,
  хотя и знал, как это делается. Но с каждой фразой его речь становилась уверенней.
  
  - Почему мудрость покинула нас? - Он осторожно присел на соседний камень. - И ненависть стала ей заменой.
  
  Я растеряно молчала, не зная ответов.
  
  - Вы убиваете, - напомнила я минутой позже, пытаясь оправдать свою ненависть.
  
  - Но так было не всегда, - тихо заметил он. - Отец моего отца знал другие времена, когда ненависть не сжигала души.
  
  - Так почему же он позволяет другим драконам уничтожать нас? - я сердито нахмурилась, не в силах поверить в мудрых драконов, не представляя таких.
  
  - Он мёртв. Его убили маги. - В его ответе я услышала лишь печаль и горечь.
  
  Мой гнев сменила растерянность и сожаление. Я не подозревала, что способна посочувствовать врагу. Не зная, как себя вести в этой, прямо скажем, странной ситуации, я поднялась с камня, чтобы уйти и покинуть того, кто заставил усомниться в своей правоте.
  
  - Не уходи... - Его неожиданная просьба стала откровением. Вот чего он опасался! Дракон боялся не меня, как мне показалось вначале. Он просто не хотел утратить той тонкой нити взаимопонимания, которая вдруг возникла между нами. Нервно отряхнув своё серое платье, пообещала:
  
  - Я вернусь.
  
  Я знала, что не лгу. Я хотела больше узнать этого удивительного дракона, который сумел прогнать мою ненависть.
  
  - Я ищу сантинию - магический цветок. Он необходим мне, чтобы создать лекарство, способное исцелять раны. Именно поэтому я возвращаюсь сюда. - На самом деле об эликсире жизни я вспомнила в последнюю минуту, но сознаваться в том, что хочу снова увидеть его, уж точно не собиралась.
  
  
  
  - Я могу помочь, - неуверенно предложил дракон, и я окончательно лишилась дара речи. Одно дело пространные рассуждения, которые удивляли. Но предложенная помощь просто шокировала. Тот, которого я считала убийцей, как и всех его соплеменников, сначала спасает мне жизнь, потом предлагает помочь создать лекарство для спасения жизней других человеческих существ. Пытаясь скрыть своё потрясение, я побежала прочь, оставляя растерянного и ничего не понимающего дракона одиноко сидеть на камне.
  
  - Тогда, убегая от тебя, я ещё не знала, любимый, что своё сердце уже обронила к твоим ногам. И ты бережно подобрал его, готовый отдать своё взамен.
  
  
  
  
  Арегаст
  
  
  Я старался не сосредотачиваться на боли. Худшее было позади. С трудом я попытался разогнуться, но неверные движения долгое время были безуспешны. Как же всё-таки тесно новое тело! И дело даже не в размерах: они не имеют никакого значения. Я чувствовал себя закованным в этой оболочке - так много движений, не позволяющих той свободы, какая была доступна моему родному облику. А эта шея. Ею вообще можно оглядываться за спину?
  
  Постепенно ноющее ощущение стало проходить, но мне в который раз захотелось прекратить эксперименты со своим телом. Я снова чувствовал себя нововылупившимся, что было далеко от моих намерений. Однако испытывать превращение слишком часто я не мог, если мне не хотелось сойти с ума. А мне не хотелось. Поэтому прежде мне придётся остаться в этом обличии некоторое время.
  
  Я попробовал подняться, сил оказалось уже достаточно. Неуклюжие с виду лапы на удивление устойчивы, и, балансируя, мне удалось встать на задние, как это делали люди. Ах, как мне не хватает крыльев! С ними было бы куда проще балансировать, если вообще необходимо. Но это было не первое моё превращение, поэтому я уже мог соблюдать сообщённость движений неродных конечностей. Да и люди обходились без крыльев. Я видел этих существ не так часто, но пристально за ними следил. Их движения, такие естественные, словно это нормально передвигаться на двух лапах. И язык, такой странный и звонкий. Как много в нём звуков - столько не в состоянии произвести дракон. А само тело такое хрупкое и болезненное. Я осмотрел себя. Совсем беззащитная нежная шкура защищалась лишь чешуёй, которой люди окутывают себя за неимением своей. Раздобыть одну такую было непростой задачей, а что-то действительно стоящее найти было вовсе счастьем. Например, несколько месяцев назад я наблюдал за парой в стальной чешуе - они передвигались с опаской, вглядываясь вдаль. Увы, появившийся на закате дня мой соплеменник заметил спешащих в укрытие пришельцев, и уже через пару мгновений их обугленные останки покоились в лужицах жидкого металла.
  
  
  При этих воспоминаниях я почувствовал приступ тошноты. Неужели можно вот так запросто убивать этих существ? Большинство из них не нападали первыми, они даже не пытались обороняться. Но они упрямо продолжали посещать наши земли. Почему никому из наших не хочется узнать, зачем? Отец рассказывал мне, что пороки искоренили в человеческой природе всё светлое. Что когда-то они сами истребляли наш народ, если не могли использовать нас в своих целях. Но это случилось так давно, и, быть может, горечь излишне окрасила картины прошлого. Нет, я не оправдываю людей за их алчность и жажду власти. Но почему мир между нами невозможен? Нам кажется, что люди животные, что они охвачены тьмой, одержимы жадностью и коварством. Но разве мы предмет для подражания? Демоны овладели сердцами и моего народа, и даже гнев и ненависть ещё не самые страшные из них. Первой пришла гордость, и именно она обрекла нас на вражду, за которой последовало озлобление и угасание. Мы сами повинны в том, что отравляет теперь всё наше существование. Я вижу, как моё племя теряет тягу к жизни, вымирает не только числом, но и душой, что терзает меня более всего. Я давно не видел уже в драконьих глазах ничего кроме скорбной пустоты, молчаливого, сухого отчаяния, тонко растянутого на тысячи лет. Даже ненависть не пятнает их больше, а эта мелочная месть не приносит - просто не может приносить - никакого облегчения. Вот только упрямство сильнее разума.
  
  Мой род страдает, но побороть своих демонов уже не в состоянии. Меня угнетает это, и я буду всеми силами стремиться вернуть его к жизни. Когда-то мы жили единым сообществом, и сердца наши были исполнены мудростью. Вернуть мудрость, вернуть мир между родами - вот о чём не перестаю я думать. Хотя уже только одна эта миссия грозит занять всю мою жизнь, я готов на эту жертву, пусть и близко не представляю пока, как подступиться к цели.
  
  Мне хотелось лучше понять людей. Те, кого среди нас принято звать тенями за ничтожность и закрытость свету, наверняка тоже имели душу. Быть может, они и не ангелы, но что если они и сами желают воскресить давний союз, и более открыты для этого, чем мы? Я должен был начать с них, но сперва следовало узнать этих существ от лица их самих. Способность обращаться тенью уходит корнями в незапамятные времена, когда род людской отсчитывал первые дни существования. Считается, что в моём предке сконцентрировалась какая-то часть той силы, с помощью которой бог, давно покинувший Амирдаар, породил первых людей. Из всех многочисленных наследников этого дара в живых остался лишь мой отец и я. Отец, понятно, и думать не желал о том, чтобы обращаться, после того как окончательно разочаровался в тенях. И мне об этом думать запретил, не рассказав даже приблизительно, что нужно для принятия их образа. Но способность теплилась во мне, её ничто не могло искоренить. Наблюдая за людьми, я с каждым годом всё лучше познавал их строение, их повадки. И то, к чему в прежние времена готовили долго и тщательно, вышло у меня почти непроизвольно.
  
  С тех пор я часто приходил на эту вершину, смотря на мир с высоты, глазами людей. Тело не просто оболочка. Хотя память моя всегда при мне, но ощущения мира были как будто бы совсем иные. Я глядел на раскинувшиеся перед моим взором горные луга и удивлялся новым чувствам. В них не было восторга обладания, не было и тоски бессилия. Передо мной был целый мир, сказочно прекрасный, я же сидел на высокогорье, жалея о чём-то несбыточном и невыразимом, теряя ход времени. Что это? Может, людям ведом ответ? Не попытаться ли мне заговорить с ними? Человек не так часто посещал эти земли, но на долгую жизнь дракона этого хватало. Поэтому я приблизительно представлял уже, как извлекать нужные звуки, и даже выучил значения самых основных их сплетений. Этого, конечно, недостаточно, но если попробовать...
  Однажды я заметил вдали крохотную фигурку, устало карабкающуюся по склонам. Местность была весьма открытой, и мне оставалось только подивиться отчаянностью этих людей. Появись поблизости ещё один дракон, и судьба очередного смельчака будет решена. Я с интересом следил за продвижением фигуры, и вскоре, видимо, был замечен. Мне не хотелось скрыться: напротив, я испытывал решимость двинуться навстречу, но непонятное смущение останавливало меня. Вдруг раздался вскрик. Безрассудная тень оступилась, и теперь соскальзывала вниз с косогора, хватаясь за выступы. Не окажись рядом меня, падение могло бы убить её. Впрочем, могло бы, к примеру, лишь переломать ноги, но это всё равно было бы равносильно смерти в этих землях. Своим новым телом я успел овладеть достаточно, и поэтому не испытал заметных трудностей в том чтобы рвануть вниз и, оттолкнувшись, подхватить самку, тут же прижавшуюся ко мне всем телом, вцепившись в накидку. Я почувствовал, как от волнения кожа у меня на спине начала покрываться чешуйками, но страха я не испытывал. Ощущение повисшего на мне хрупкого и нежного существа было приятно и странно успокаивало, хотя у меня не было времени им насладиться и глубже прочувствовать. На скорости я скользнул на ближайший пологий склон и, замедлив движение, спустился, хватаясь свободной рукой за уступы и перескакивая пару раз в местах, где склон был слишком отвесным.
  
  Я спрыгнул на подножье и отошёл в сторону, где бы не было осыпавшихся под ноги камней. Вдалеке за валунами и кочками виднелся горный луг, испещрённый кустами и кривыми деревцами. За моей спиной шипел многочисленными порогами ручей. Я закрыл глаза, ощущая частое дыхание на своём плече, стук сердца, передающийся мне. Спасённая подалась назад, и я с сожалением позволил ей отстраниться.
  
  - Благодарю, - улыбнулась она, протянув мне руки. Что значит этот жест? Что я должен делать? Я хотел было попытаться улыбнуться в ответ, но самка вдруг изменилась в лице и отпрянула. - Дракон?
  
  Не знаю, испугалась она или разочаровалась, но ничего благодарного в её взгляде не осталось. Я мог лишь стоять в нерешительности, борясь со смешанными чувствами. Что я сделал не так, почему она так скоро переменилась ко мне? Мне могло быть это безразлично, и должно было так быть, но в груди жгла обида. Постепенно ненависть в её глазах уступила место растерянности, что поразило меня ещё больше. Может, она ждала, как я поступлю с ней? Мало ли что она могла слышать о драконах. Нужно было сказать, чтобы она уходила с этих земель, пока кто-нибудь не заметил её, но она вряд ли послушает меня, если сунулась сюда, зная, кто такие драконы.
  
  Пока я боролся со своими мыслями, желанием снова почувствовать тепло её тела и обидой за её благодарность, она развернулась и решительно направилась прочь, неловко перепрыгивая через преграждающие ей путь камни. Как мне понять этих теней?
  
  Я по-прежнему часто возвращался на своё излюбленное место, сам не знаю, зачем. Раньше я ощущал здесь тоску и пустоту, и теперь ничего не изменилось. Разве что с тех пор одиночество стало направленным, хотя я и старался не задумываться об этом. Воспоминания о недавней встрече часто возвращались ко мне, и я никак не мог подчинить мысли, упрямо мечтавшие о возвращении той самки. Когда она пришла, казалось, только для того, чтобы спросить, почему я не убил её, я почувствовал, что не только любопытство привело её ко мне. Или я принимал за действительное свои желания? Мне хотелось знать, что она так же пытается понять меня, как я её. Поначалу я не решался приблизиться к ней, но однажды мне показалось, что она заговорила со мной, и я, не раздумывая, спустился.
  
  С тех пор наши встречи участились, и молчание редко воцарялось в них. Я ценил каждую минуту времени, проводимого с Верейной - как она мне представилась - хотя поначалу она часто стремилась меня покинуть, и тогда я боялся, что она не вернётся. Но она приходила, укрепляя во мне уверенность, что не только любопытство вело её. До сих пор я пытался предугадать ход наших разговоров и составить диалоги, которые были бы ей интересны. Глупо, да, но я всё никак не мог понять этих существ, хотя с каждым днём всё труднее мне было понять и себя. Непреодолимая тяга возвращала меня на ту крохотную гору. Я не пытался противиться, но всё же постоянно ловил себя на мысли, что не мог бы себя остановить.
  
  И когда Верейна сказала мне, что жаждет отыскать у нас некое редкое растение, я вызвался ей помочь. Её удивление позабавило меня. Она всё никак не могла поверить в мою искренность, а мне нужно было заполучить доверие, и ради этого хрупкого чувства я готов был, казалось, на всё. Удобный момент случился довольно скоро. Нужная трава была найдена на вершине отвесной скалы, добраться куда можно было многими путями. Но желая впечатлить спутницу я выбрал наиболее прямой из них - вскарабкаться по скале, тем более что многочисленные уступы не предвещали затруднений. Увы, первое впечатление было обманчиво. Если взобраться я смог без видимых проблем, то спешка в возвращении обратно обернулась для меня плачевно. Крепкий на вид уступ оказался хрупким и рассыпался, стоило мне всем телом опереться на него.
  
  Падение неизменно отозвалось зудом по спине - я чувствовал, как чешуя покрывала моё тело, невзирая на мой человеческий облик. Кажется, я ухватился за что-то, разодрав брюхо о пронёсшуюся изрезанную горную твердь, но не смог удержаться, и рухнул на землю. Сквозь тяжёлые вздохи я слышал её шаги. Верейна склонилась надо мной, пытаясь закрыть крохотные царапины на груди, саднящие и кровоточащие. Её трогательная забота слабо помогала, но согревала.
  
  - Я люблю тебя, - признался я, осознавая, что у меня может не выдаться возможности сказать это позже.
  
  - Я знаю, - выдохнула она, и тьма застлала мои глаза.
  
  На следующее утро я не сразу понял и поверил, что жив. Всё просто не могло быть так хорошо. В общем-то, и не было, просто я старался не думать об этом. Я действительно выжил, и волшебство Верейны сыграло в этом не последнюю роль. Если бы мой отец знал, что магия людей когда-нибудь спасёт жизнь его сыну, он просто не поверил бы этому или заподозрил бы какой-нибудь подвох. Даже я не поверил бы в это ещё пару месяцев назад. Но теперь сомневаться не приходилось.
  
  Верейна пошевелилась во сне, удобнее устроившись у меня на груди. Я не смог удержался, не прильнув губами к её лбу, и спустя мгновение девушка неохотно открыла глаза. Разбудило её прикосновение или участившееся биение моего сердца, не знаю. Поймав мой взгляд, она улыбнулась и крепче прижалась ко мне. То утро я продлил бы на тысячи лет моей жизни.
  
  - Почему ты не обратился тогда, падая? - спросила магичка, заглядывая мне в глаза.
  
  - Не хотел, чтобы ты увидела меня драконом.
  
  - Дурачок. Хотел, чтобы я увидела тебя бездыханным?
  
  Я промолчал. Видно, чешуя, образовавшаяся на моей спине, исчезла, когда я потерял сознание, и поэтому Верейна её не заметила. Меня это только порадовало, девушка могла напугаться.
  
  - Я никогда не видела, чтобы ты обращался, - продолжила магичка. - Если бы не твои глаза, я бы не подумала, что ты из них. Может, ты тень дракона? Я слышала, когда-то таких было немало. Считалось, что в них течёт драконья кровь. Но я думала, их всех давно убили охотники.
  
  - Я принадлежу к роду чёрных драконов. Мы можем обращаться. Что до того, о чём ты говоришь, то мне рассказывали, как до войны нередко рождались дети от чёрных драконов и человеческих женщин. Что стало с их родами потом, я не знаю.
  
  - Их преследовали и убивали, - коротко просветила девушка. Мне даже показалось, что ей было стыдно за свой народ, и я не стал развивать тему, додумав всё самостоятельно. Скорее всего, мои собратья тоже не потерпели бы драконов с человеческой кровью. Ненависть ослепляет всех.
  
  Верейна вскоре покинула меня, но обещала, что долго ждать новой встречи не придётся. За то время, что её не было, я успел смыть с себя пот и грязь недавнего падения и сменил изорванные тряпки на новую одежду. Мне не хотелось тревожить возлюбленную измученным видом, тем более что чувствовал я себя совершенно отдохнувшим. Мой вид обрадовал Верейну, когда та вернулась. Со счастливой улыбкой она бросилась ко мне, с ходу заключив в объятия, так что я пошатнулся от неожиданности. Осторожная девушка восприняла это как свидетельство моей слабости после исцеления и настояла, чтобы мы отправились к хижине, давно примеченной нами для отдыха, убежища от непогоды.
  
  Это было старое и заброшенное здание. Конечно, мы облюбовали это место как раз на границе земель драконов, чтобы собратья реже мешали нашим встречам, и здесь не так странно было найти человеческие строения. Но век долог, и когда драконы всё же появлялись, они редко церемонились с ненавистными существами, селящимися по эту сторону реки. Так что найти домик, служащий людям хотя бы временным прибежищем на пути к бесценным травам северных земель, сложно, да и не к чему. Людских глаз следовало избегать так же, как и драконьих.
  
  Внутри было обветшало и пусто. Я не видел других человеческих жилищ, но Верейна рассказывала об уютных и роскошных дворцах, какими могут быть места обитания теней, но я не слишком понимал их принципиальной прелести. В нашей хижине было окно, стол, несколько шатких стульев, койка и дух воспоминаний. Мы часто здесь бывали и часто беседовали. Я узнавал людей, а она драконов. И мы друг друга.
  
  Зайдя внутрь, я лёг на кровать, сбросив накидку. Верейна, присев с краю, начала обследовать рубцы, пытаясь разглядеть следы падения в неясном свете заходящего солнца. Какие-то из них могли оказаться ещё недостаточно затянувшимися, и вид их, судя по всему, озаботил девушку. Она склонилась поближе, пытаясь лучше разглядеть раны в сумеречном полумраке. Прикосновения её пальцев были бережными и ласковыми, оставляя за собой след жаркий, почти огненный. Такова её целительная магия? Приятная дрожь пробежала по телу. Я посмотрел Верейне в глаза. Она была сосредоточена и казалась неуверенной в успехе моего выздоровления. Когда мои губы коснулись её бровей, те расслабились, я услышал тихий вздох. Поцелуем я почувствовал закрытые глаза, а потом дрожащие губы, прерывистое, тёплое дыхание.
  
  Руки в обход сознания овились вокруг талии, спины, притягивая, словно только для этого и существовали. Я не осознавал, что делаю, но чувствовал, что не могу противостоять этим чарам. Долгий поцелуй оборвался, когда Верейна отстранилась, словно боясь потревожить мои раны, причинить мне боль. Но даже боль не могла бы меня отрезвить. Я потянулся за ней как за солнцем, не в силах оторваться. Мысли, короткие, в такт взволнованному дыханию, остановились в жажде каждого участка её лица, её тела. Распалённая слабым протестом томная страсть не терпела бездействия. Я приподнялся за Верейной, взял в ладони её лицо и поймал слова извинения, готовые сорваться с её губ.
  
  Руки, протянутые к моей груди, чтобы остановить, поддались, скользнув на плечи. Верейна больше не противилась моему порыву, словно обессилев, начиная медленно откидываться назад. Такая нежная, такая слабая, я бережно подхватил её, опуская на кровать. Такая желанная. Мои ноздри жадно втягивали дурманящий запах её тела, её волос. Как я мог раньше, не теряя голову, видеть губы, таящие столько наслаждения? Не желая прильнуть к ним, выпить дыхание.
  
  Когда спина Верейны коснулась койки, моим губам было уже отчаянно тесно. Они ловили биение жилки у ключицы, отсчитывая ритм жизни, пока пальцы освобождали путь дальше. На пол беззвучно попадали платье, камиза. Поцелуи, прикосновения, жар и дрожь. Кожа такая гладкая, словно поверхность безмятежного озера. Я водил пальцами, ладонями, и рябь следовала за моими прикосновениями. Живот охватили, стягивали кольца - с каждым касанием наслаждение становилось всё нестерпимее. Слабый стон, пальцы в моих волосах. Позади последний рубеж, ближе просто некуда. Жаркая истома, бьющееся рядом сердце, шумное дыхание. Страсть охватывает, душит, как горячий пар. Забываю себя, растворяясь в нахлынувших ощущениях. Словно распущенные крылья, полёт после долгого заточения. Кольца сомкнулись, сжались. А потом наступила блаженная тишина, падение в бездонное небо. Вместе с ней. Моя Верейна.
  
  
  
   Верейна
  
  
  Теперь я знаю, что любовь поселилась в моём сердце в первый же миг нашей встречи, только поняла я себя не так сразу. Лишь страх потерять его сбросил пелену с моих глаз. Тот случай, когда смерть подступила к дракону так близко и заглянула в его нечеловеческие глаза вряд ли когда сотрётся из памяти.
  
  Не в силах бороться с искушением, я стала каждый день возвращаться к нему, и он всегда ждал, словно подчиняясь молчаливому уговору наших сердец. Мы уже просто не могли иначе, хотя и не сознавались себе в этом. Среди скал вместе искали столь необходимый мне цветок, разговаривая, узнавая друг друга. Откровение пришло ко мне внезапно, хотя подсознательно я поняла это сразу, но никак не могла смириться с этой мыслью: драконы не враги, они просто другие. Мы разные, но это не повод для ненависти. Одного я не знала и возможно не узнаю уже никогда: как убедить в этом всех, как найти путь к примирению наших рас. Это казалось таким простым и таким невозможным.
  
  - Нашему миру нужна мудрость, но она покинула нас, - часто повторял Арегаст, осторожно придерживая меня за талию, помогая спускаться горной тропой или подниматься к новой вершине. Я больше не боялась прикосновений сильных рук дракона, зная, как бережно он ко мне относится и его помощь принимала с благодарностью.
  
  - Верейна, ты самая мудрая самка на свете, - заключил он однажды после того, как я рассказала ему о магических травах, встречающихся нам в этих горах. Как выяснилось, он не очень понимал, каким богатством владеют драконы.
  
  - Я магичка! - сердито поправила я его.
  
  - Удивительная, - улыбнулся он, нежно коснувшись непослушной пряди, упрямо падавшей мне на глаза. Моё сердце пропустило удар и щёки, словно вспыхнули. Я забыла, что рядом со мной не человек, мне вдруг стало безразлично, что он дракон. От ненависти до любви не так и много шагов, как думалось мне когда-то. Мы не говорили о том чувстве, которое зародилось в наших душах. Но расставаться с каждым днём становилось всё труднее, всё невозможнее.
  
  Сантинию я увидела случайно. Крошечные, слабо мерцающие фиолетовые бутоны на длинном стебле, стыдливо прятались среди камней в совершенно неприступном месте. Чтобы добраться до этой долгожданной находки, следовало подняться по гладкой стене без видимых выступов, при этом игнорируя пропасть внизу. Я очень хотела создать эликсир, но рисковать жизнью дракона уже не могла. На все мои уговоры оставить это гиблое дело, Арегаст только улыбался. Потом, легко коснувшись губами моего виска, он развернулся и начал восхождение. Это прикосновение так потрясло меня, что я утратила способность протестовать. Только и могла, что испугано наблюдать и молча молить небо уберечь дракона. Услышали бы другие маги мою кощунственную молитву, тут же сожгли бы меня быстрее самих драконов.
  
  Вначале всё шло гладко. Когда Арегаст сорвал цветок, я издала восхищённый писк, мечтая только об одном: броситься к нему на шею. Но чтобы осуществить это намерение, мне нужно было прежде дождаться его возвращения. Когда дракон преодолел половину необходимого расстояния, удача изменила ему - он оступился и, потеряв опору, стал падать вниз. Ужас пронзил меня, словно клинок. Падение с такой высоты означало неминуемую смерть для человеческого существа. Арегаст был драконом, но вряд ли имел больше шансов выжить. Впервые я подумала о его истинном облике. Он никогда не обращался, боясь напугать меня. Теперь же только крылья могли спасти его.
  
  - Обращайся! - как безумная закричала я. - Умоляю тебя!
  
  Каким-то чудом он умудрился зацепиться за выступающие камни. Провисев мгновение, позволяя мне вздохнуть с надеждой, Арегаст упал на острые камни. Злополучный цветок похоронным венком опустился ему на израненную при падении грудь.
  
  Мне показалось, что время остановилось. Тело сковала боль. Я не могла потерять его. Я любила его. Жизнь без него показалась бессмысленной и пустой. Именно тогда я поняла насколько дорожу своим рыжим драконом. Его голос привёл меня в чувство:
  
  - Верейна.
  
  Он был жив. Сильно изранен, но жив. Небо пожалело нас, услышав мои крамольные молитвы. Остальное было в моих руках. Я была не очень сильным магом, но моих знаний было достаточно, чтобы помочь любимому.
  
  - Это я виновата, - глотая слёзы, бормотала я, пытаясь излечить его.
  
  - Я люблю тебя, - шепнул он одними губами. Моя магия не могла справиться с повреждениями, словно она тоже ненавидела драконов.
  
  - Я знаю, - медленно коснулась губами его виска, пытаясь разделить его боль. - Я тоже люблю тебя, дракон. И поэтому ты должен жить.
  
  Он устало закрыл глаза. Драконы сильны, но и они смертны. Я знала, что его смерть станет и моей. Я так хотела его спасти. Но что, что я могла сделать?! Я с ненавистью взглянула на цветок, о котором совсем недавно так страстно мечтала, и уже хотела с отвращением отбросить его в сторону, как спасительная мысль остановила меня. Эликсир жизни! Хорошо, что всё необходимое было в моей походной суме. Я очень давно трудилась над этим лекарством. Оно было практически готово. В склянку оставалось добавить лишь лепестки сантинии. Полученной фиолетово мерцающей мазью я щедро смазала израненное тело Арегаста. Его обнажённое тело не вызывало во мне смущения. Я могла чувствовать к нему только любовь. Укутав его накидкой из мягкой ткани, я устало присела рядом. Мне оставалось только ждать и надеяться.
  
  Это была бесконечно долгая ночь. К счастью она была достаточно тёплой. Во всяком случае, холода я не заметила, как и всего остального. В ту ночь я могла видеть только его одного. Остальной мир словно исчез. Замерев, я прислушивалась к прерывистому дыханию дракона, к ударам его сердца. К утру усталость одолела меня и я провалилась в беспокойный сон. Разбудил меня луч солнца и его поцелуй.
  
  - Арегаст. - В это утро я узнала, что такое счастье. - Ты жив.
  
  Его тело было покрыто уродливыми рубцами, но силы вернулись к нему.
  
  - Я здоров, Верейна, - заверил он меня, облачаясь в свою рваную, окровавленную одежду. - Ты волшебница. Моя волшебница.
  
  - Это эликсир. Он вернул тебя к жизни, - попыталась возразить я.
  
  - Просто ты не хотела, чтобы я умер, - шепнул он, заключая меня в свои объятья. - Разве я мог доставить тебе такую неприятность.
  
  Я глупо хихикнула, нежно касаясь руками рыжих спутанных волос.
  В его объятьях я была готова оставаться вечность. Не хотелось даже думать о возвращении домой. Но я знала, что дядюшка волнуется. Он догадывался, куда направлялась я каждое утро, прихватив с собой немного еды. Старый маг очень боялся потерять меня так же, как он потерял свою сестру, мою мать. Я должна была вернуться к нему, хотя бы ненадолго.
  
  - Ты не хотел отпускать меня, Арегаст. Тогда ещё не хотел. Но я обещала вернуться к тебе. Я обещала быть твоей, не желая думать, что у нашей любви не было будущего. Ни мой, ни твой род не позволили бы нам быть счастливыми. Они забыли, что означает любить: любовь им заменила ненависть.
  
  Я вернулась совсем скоро. Ты ждал меня на привычном месте, успев сменить одежду. Ты выглядел сытым, здоровым и влюблённым. Мы были счастливы. Ещё счастливы. Мы забыли о том, что счастье не бывает долгим. До этого злополучного дня наша любовь хранила нас от нескромных взглядов. В землях драконов не встречаются человеческие путники. Арегаст же чуял сородичей издали, и нам удавалось избегать с ними встреч. Но от случайностей никто не застрахован.
  
  Маленькая хижина на берегу горного ручья стала нашим домом, нашим личным миром, в котором царила только любовь. Мы были слишком увлечены друг другом, чтобы почувствовать опасность. Я совершенно отдалась рукам любимого, купаясь в сиянии его глаз, потеряв счёт времени. Неожиданный крик отчаяния, вырвавшийся из его уст, сначала показался мне полной бессмыслицей. И только минутой спустя я поняла весь ужас произошедшего.
  
  - Дракон, - охнул Арегаст, подбегая к двери хижины.
  
  - Нет, - невольно вырвалось у меня, не желающей верить, что миг счастья был так краток.
  
  - Останься здесь, Верейна, - тихо попросил он, закрывая за собой дверь. А потом я услышала дикий рёв и хлопанье крыльев.
  
  Я ждала его, и это ожидание казалось мне бесконечным. Сначала я просто сидела в хижине, зябко обхватив себя руками и раскачиваясь из стороны в сторону, словно пытаясь заглушить нарастающую внутри меня боль. Потом я долго бродила горными тропами, надеясь отыскать его след. Только проведение хранило меня тогда. Остатки благоразумия и чувство вины перед дядюшкой вынудило меня вернуться домой. Старый маг видел моё отчаяние и догадывался о его причинах. Но что он мог поделать? Каждое утро я возвращалась в горы в надежде на встречу с любимым. Иногда мне казалось, что за мной наблюдают. Возможно, это были драконы. Но я утратила свой страх перед ними. И ненависть к ним во мне исчезла тоже.
  
  - Ты вернулся, любимый. Я всё же дождалась тебя. Но счастливая улыбка не успела озарить моё лицо. Ты вернулся, чтобы покинуть меня. Ты вернулся, чтобы простится со мной навсегда.
  
  - Ты должна уйти, Верейна. Мы больше не увидимся. - Арегаст целовал мои заплаканные глаза, сжимая объятья всё сильнее. - Я не позволю им убить тебя.
  
  Я понимала, что он хочет спасти меня. Но боль во мне нарастала. Показалось, что моё сердце вырвали из груди и эту рану не залечить даже эликсиру жизни. Я так и не смогла убедить его не делать этого, не оставлять меня. Моя жизнь казалась ему важнее нашей любви. И он пожертвовал любовью. Он отказался от меня. Он оставил меня, не понимая, что я уже мертва, ибо способна жить лишь возле него.
  
  - Ты больше не найдёшь меня. Прости любимая, но ты должна жить. - Арегаст уходил, оставляя меня. Он был так сосредоточен, так переполнен болью расставания, что не услышал мой вопрос, не почувствовал ответ на него.
  
  - Зачем мне жить? - шептала я ему вослед. - Зачем?
  
  Дядюшка ответил на этот вопрос. Он, будучи достаточно сильным магом, сразу же уловил перемены во мне.
  
  - Кто отец твоего ребёнка, Верейна? - спросил он меня растеряно.
  
  - У меня нет ребёнка, - попыталась возразить я ему равнодушно, но вдруг поняла, поверила, что он прав. Я не смогла отпустить любимого. Часть его осталась во мне, и это придало сил. Я понимала, что моя смерть принесёт гибель и малышу. Позволить погибнуть нашему ребёнку я не смогла. У меня хватило сил подарить ему жизнь.
  
  Дядюшка больше не спрашивал про отца моего ребёнка. Он знал! И это знание пугало его. Но я была уверена, что он сохранит наше дитя и никогда не предаст.
  
  - Жизнь моя была краткой, любимый мой. Но я не сожалею ни о чём. Ведь я любила и была любима. И покидая уже мёртвое тело, я знаю, что любовь не умрёт. Я верю - она бессмертна.
  
  Последнее, что я услышала, был далёкий рёв дракона.
  
  - Ты ждал меня, и я иду к тебе, Арегаст.
  
  
  
  Истандагар
  
  
  Сугракан умирает. Я предчувствовал это задолго до сего, но всё никак не мог поверить в то, что род белых драконов может прерваться. Наверное, я уже слишком стар для таких новостей. Мне помнятся ещё времена, когда белые драконы десятками населяли снежные пики Коргонеи. А сейчас сердце единственного живого их потомка отсчитывает последние удары. Как низко пал этот мир.
  
  А когда-то мы силились сохранить Амирдаар. Пошли ради этого на унижение, которое я до сих пор не могу себе простить. И теперь мне всё равно остаётся лишь слушать затухающее биение обречённого мира. Скоро будет поздно думать о мести - заплатят все: и тени и мы.
  
  Сугракан не был болен, если не считать за болезнь те чувства, что выедали его изнутри. В этот злополучный день он просто забылся, потерялся в настоящем. С ним часто такое случалось - такое вообще свойственно драконам, теряющим опору - но именно сегодня это произошло во время полёта.
  
  - Ты не у него должна искать прощения, - прохрипел я. Таргдонамис, склонившаяся над телом возлюбленного, удивлённо на меня уставилась. - Он вот-вот умрёт. А мы останемся в этом проклятом месте.
  
  - Ты чёрствый, - фыркнула женщина. - И это не моё проклятие.
  
  - Нельзя не знать, что дракон может выбрать жену лишь раз в жизни. И нельзя не знать, что пророчицам Гариена нельзя откладывать яйца. О чём из этого ты забыла подумать, когда овладела его сердцем?
  
  - Прости, что Сугракан выбрал меня. - Шипение Таргданомис прозвучало совсем по-змеиному. - Я его не заставляла.
  
  - Это уже не важно. Важно, что белых драконов не осталось. И я боюсь даже представить, что предстоит нам теперь.
  
  - Разве это так важно? Если всё и канет, это будет избавлением от нашего жалкого существования.
  
  - Правда, - задумчиво ответил я. - Но мой сын ещё молод и не готов умереть. Мне бы хотелось остановить необратимое, чтобы он, как и все мы, сам пожелал освобождения.
  
  - Гариен не будет нас спрашивать. Мир просто свернётся, как ночью цветочные лепестки.
  
  - Он сказал тебе это? - Женщина опустила голову. - Тогда не спеши заранее нас обрекать.
  
  В последние секунды свойственно возникать неуверенности. Хотя большую часть жизни я не цеплялся за своё существование, сейчас меня всё же не отпускало ощущение, словно что-то ещё не окончено, что-то я должен ещё успеть. Отголоски тяги к жизни? Моя жизнь была полна позора и унижения, и удерживал я её лишь потому, что жаждал для себя хотя бы не
  столь же жалкой смерть. И мой сын, он не заслужил отца самоубийцу.
  
  - Он мёртв, Истандагар, - хрипло выдавила вдруг Таргданомис. Её глаза закрылись, брови скорбно надвинулись.
  
  Я даже не заметил, как сердце Сугракана прекратило биться. Подсознательно я ожидал более явных тому проявлений - сотрясающиеся скалы, гремящие, разбиваясь о подножья, валуны, нарастающие порывы северного ветра. Видимо, не всё ещё потеряно. Природа этого мира стоит на драконах, как на столпах. Зелёные, красные, белые и чёрные - потеря одного из этих столпов, видно, грозит шаткостью, неустойчивостью, но гарантию падения может дать лишь отсутствие двух. По крайней мере, только так я мог объяснить не случившееся. И всё же хоть что-нибудь должно было произойти. Неужели потеря гармонии, столь тяжёлая для нас, допустима в природе?
  
  - Не вини себя, - попытался я утешить вдову. Она ещё успеет настрадаться. - Несчастным его делало бремя рода, не ты.
  
  Таргданомис молчала. От обиды или от горечи, кто поймёт. Я хотел оставить её одну, как вдруг вдалеке раздался протяжный рёв. Кто-то из братьев почуял то же, что и мы? Это нельзя не заметить, если только сосредоточиться. Природная паутина, окутывающая мир вокруг, оборвалась, а это могло значить лишь то, что оборвал существование один из основных драконьих домов. Это с трудом подлежит объяснению, но это чувствуется с самого рождения. Мир словно пронизывают нити естества через четыре угла измерения. Сейчас же один из углов вдруг развернулся. И, казалось бы, сам мир не пошатнулся, но что есть мир, если не наше о нём представление?
  
  Между тем звук, достигший моего слуха, быстро переставал казаться мне траурным. Я с удивлением смотрел, как на горизонте очертился силуэт в солнечных лучах - быстро приближающийся и неоднородный. И минуты не прошло, как два дракона приземлились ко мне, один из которых - не по своей воле. Первым делом я воззрился на молодую фигуру Арегаста. Он пытался подняться и не унизиться передо мной, но второй прибывший крепко держал лапу с его шеей плотно прижатыми к земле. Положение моего сына возмутило меня, но его конвоиром был глава зелёных драконов, мой старый друг и товарищ.
  
  - Меня беспокоит твоё явление, - постарался я выдать только замешательство. - Объясни всё сам или дай объясниться моему сыну.
  
  Помедлив, зелёный дракон приподнял лапу, даруя моему сыну свободу. В бешенстве тот вскочил и бросился на своего противника, но попытки взять реванш были тщетны. Если бы пыл и натиск могли преодолеть
  толстый слой ороговевшей за сотни лет чешуи, мой сын, может, имел бы хоть какие-то шансы. Но ко второму тысячелетию чешуя дракона представляет собой цельную скалу с высеченными на ней рисунками давних битв и сражений, преодолеть которую сложно даже с абелова брюха, не говоря уже о непреодолимой спинной чешуе. Зелёный дракон стоял почти невозмутимо.
  
  - Пусть сам расскажет, - прогремел он, и эхо до странности оживило это место. - И пусть начнёт с того места, где он сговорился с этой самкой.
  
  - Какой ещё самкой? - вырвалось у меня само собой. Арегаст прекратил попытки преклонить обидчика и уставился на меня. Смело. Но я мог видеть вину глубоко в его душе. Так глубоко, что он сам мог ещё не успеть её почувствовать.
  
  - Её зовут Верейна, - бросил сын. - Она моя.
  
  Сказанному удивился, казалось, даже сам зелёный дракон. В чём бы не было тут дело, он явно даже не подозревал, как далеко зашёл обвиняемый.
  
  - Твоя? Верейна? Это что, человечья самка?
  
  - Она магичка, - неохотно поправил Арегаст, тяжело сопя. Видно было, что он начинал жалеть о сказанном.
  
  - Объяснись.
  
  Подозрения уже начали тревожить меня. Мой сын рос чрезмерно доверчивым, и было естественно ждать от него всяких глупостей. Но связаться с людьми. Разве не рассказывал я ему, как люди предали нас, убивали, а из наших костей делали украшения?
  
  - Я люблю её, - твёрдым и мрачным тоном признался Арегаст.
  
  Когда последний раз во мне пробуждались чувства? Я помню день, когда в ярости убил людского короля, а потом эмоции во мне заснули навсегда. Мне так казалось. Сейчас я понимаю, что мой гнев по-прежнему ничто не мог решить. Мне необязательно было запрещать Арегасту встречи с его самкой. Очень скоро она умерла бы сама - людской век короток, им в
  этом повезло. Но хрупкая гармония во мне пала с тем позором, которым покрыл наш род мой сын. Любовь к нему больше не держит меня в этом обречённом мире. И моя злость была последней агонией униженной души.
  
  С того момента прошло совсем немного времени. Возможно, пара дней. Таргданомис вернулась с Вороньего пика, проведя на нём гораздо меньше времени, чем обычно. Будить Гариена, засыпающего каждые одиннадцать месяцев, редко было занятием на пару дней. "В этот раз Гариен не спал", - прошептала она мне тревожно. - "Он искал опоры. Его природа замешана на геометрии даже больше, чем наша. Он проверял не только наш мир, но всё равно никого не находил. Все мертвы. Я пыталась заговорить, но он издал вопль, который едва не убил меня. Гариен жив, Истандагар, но его рассудок навсегда заволокла тьма. Он обезумел". Я пытался расспросить Таргданомис, пока не понял, что она меня не слышит. И ничто больше не сможет услышать.
  
  Кажется, я летел на Вороний пик. Хотя зачем мне там быть? Зачем мне вообще где-то быть? Я чувствовал себя духом, бестелесным и не имеющим ни "здесь", ни "сейчас". Да и что имеющим? Из всего только лишь один вопрос "зачем?". И я вспомнил на него ответ. Вспомнил как раз в тот момент, когда моё сердце разорвал полный одиночества и отчаяния крик нашего создателя.
  
  
  
  Алемор.
  
  
  Я прожил длинную жизнь. Мы, маги, имеем такую способность - жить так долго, пока видим в этом насущную необходимость. У каждого находится свой повод задержаться в дряхлом теле. Кому-то не позволяет уйти в вечность незаконченная работа, другого удерживает в живых обещание, для выполнения которого требуется время. Маги редко позволяют себе клятвы, зная наперёд, что не смогут нарушить их. И уж если решаются дать обет, то даже свою собственную смерть откладывают на потом. Но теперь я свободен. Мой час пробил, и я готов уйти следом за той, которая все эти годы держала меня вдали от бесконечного покоя.
  
  Моя девочка умерла. Мне больше не нужно беспокоиться о ней. Обещание, которое я дал когда-то её умирающей матери более не удерживает меня. Я сдержал слово: малышка была счастлива и хранима любовью. Но её век был краток - подобен бабочке или прекрасному цветку, который приходит в этот мир, радуя нас своей идеальной красотой, и через мгновение исчезает, словно мираж, призрачный и нереальный.
  
  Лилейна была очень красива и имела чрезвычайно кроткий нрав. Если бы я наверняка не знал, чья она дочь, то никогда бы не заподозрил эту чудесную малышку в столь страшном родстве. Но её безумная мать на смертном одре просила сохранить тайну рождения девочки. Я обещал. Я стал хранителем новорождённой крошки и берёг её, пока смерть не отняла у меня эту последнюю радость старого мага. Никто не мог знать, что чудесная Лилейна была урождённая тенью дракона. Её мать, моя любимая племянница, была очарована. Она утратила разум, позволив коснуться своего тела врагу нашего рода. Безумие поразило её душу. Ничто не смогло более удержать несчастную в мире, даже её чудесное дитя. Любовь дракона убила её, проклятая душа последовала к нему, добровольно отказавшись от благословенного покоя в бесконечности. На моих руках осталась маленькая девочка, жизнь которой не стоила бы и медной монеты, если бы стало известно, чья кровь течёт в её жилах.
  Я растил девочку, как свою родную внучку. Должность придворного мага короля Сантинеи позволяла нам жить во дворце в полном достатке. Моя девочка имела возможность получить воспитание и образование, равное королевским особам, ибо семья правителя нашей страны благоволила к нам. Она была всегда тихой, никогда не доставляла никаких хлопот. Её тёмные волосы, глубокие синие глаза и нежная улыбка невольно приковывали к себе доброжелательные взгляды окружающих. Она была чрезвычайно добра и для каждого несчастного находила слова утешения. Насколько внешне она походила на мать, настолько же внутренне она отличалась от резкой, порывистой и страстной Верейны. Мне казалось, что малышка неспособна на сильные чувства. Порой Лилейна напоминала мне прекрасную, но безвольную лилию, плывущую по воде туда, куда манит её ветер или провидение. Она казалась настолько хрупкой и уязвимой, что каждый узнававший её тут же стремился опекать, беречь, хранить. В ней не было огня, который когда-то пылал в глазах её матери. В ней трудно было заподозрить ту, кем она на самом деле являлась.
  
  Не могу сказать, что народ не складывал небылиц о рождении внучки придворного мага. Люди боятся неизвестного. Но никто ничего наверняка не знал. Слухи и домыслы утихали, не успев набрать силу. Нечаянная смерть от рук ярых ненавистников драконов, убивающих всех, кто подозревался хоть в малейшей связи с ними, казалось, перестала грозить моей прекрасной воспитаннице. Стены дворца укрывали её от подозрительных взглядов. Да и Оттон - наследный принц королевства, не смог устоять перед сиянием глаз Лилейны. Его опека стала надёжнее любых стен. Его любовь оказалась настолько сильной, что взойдя на престол, он презрел древний закон и обручился с внучкой придворного мага.
  
  - Королевский титул защит тебя, дитя моё! - Помнится, я тогда вздохнул с облегчением, предполагая её долгую счастливую и обеспеченную жизнь.
  
  Лишь привычная кроткая улыбка была мне ответом. Это вдруг обеспокоило. Я подумал о том, что Лилейна никогда не говорила о своих желаниях, безропотно подчиняясь желаниям окружающих.
  
  - Ты, счастлива, малышка? - Она снова лишь улыбнулась.
  
  - Согласна ли ты стать супругой нашего короля? - Мне вдруг показалось важным узнать её мысли, таящиеся в сиянии бездонных глаз.
  
  - Как я могу отказать ему? - Лилейна удивлённо взглянула мне в глаза. - Ведь он так этого хочет, так любит меня.
  
  - А чего хочешь ты? Почему о своих желаниях ты молчишь? - Я чувствовал, что не стоит продолжать спрашивать. Её ответы уже ничего изменить не могли. Но они изменили всё. Ах, если бы она как обычно промолчала! Но Лилейна больше не улыбалась. Она выдохнула страстно и мечтательно:
  
  - Я хочу летать! Я вижу во сне небо и горы. Только там я по-настоящему счастлива, милый Алемор. Но разве я могу желать этого?
  
  Я утратил дар речи, а присутствующие при этой беседе фрейлины будущей королевы тихо охнули.
  
  - Это всего лишь сон, малышка. Просто сон. - Моё сердце сжалось, предчувствуя беду.
  
  Она привычно улыбнулась в ответ, согласно кивнула, только глаза у неё стали печальными и пустыми, словно из них начала вытекать жизнь - всего лишь по капле, совсем незаметно, но этот процесс был уже необратим.
  
  Король Оттон любил свою жену, так сильно, как только может любить мужчина женщину. Он готов был достать звёзды с неба только бы получить в награду её улыбку. Когда до него дошли слухи о странных желаниях королевы, он озадачил всех магов королевства создать эликсир, который позволил бы человеку взлететь. Эликсир так и не создали, но слухи о странности королевы стали расти как снежный ком. Снова зашептались о подозрительных обстоятельств её рождения. Во дворце стали беспокоится о безопасности королевы. Теперь я был не один, охраняя её. Любящий муж готов был упрятать свою любимую в неприступную крепость и окружить надёжной охраной. Она всё так же покорно принимала его заботу. Но печаль из её чудесных глаз не исчезла даже с рождением дочери. Королева становилась всё бледнее. Казалось, окружающие стены давят на неё, не позволяя вздохнуть полной грудью.
  
  - Что даёт ощущение полёта? - однажды спросил меня король.
  
  - Я не понимаю Вас, Ваше Величество, - я растеряно отступил. Никогда не видел я прежде нашего благоразумного короля в таком отчаянии.
  
  - Лилейна умирает! Разве Вы не видите этого?!
  
  - Да, я знаю. - Все знали, что королева тает, словно свеча. Сердце привычно заныло.
  
  - Она хочет летать, значит, она будет летать! - король решительно ударил ладонью по большому дубовому письменному столу. - Скачки! Может быть, они вернут её к жизни.
  - Это очень опасная забава, Вы не находите? - нерешительно посмел я возразить своему королю.
  
  - Я знаю! - Резко бросил Оттон. - Но она умирает. И мне нечего больше терять. Если этот "полёт" продлит её жизнь, я готов рискнуть.
  
  - Это будет всего лишь иллюзия свободы, - тихо пробормотал я с сомнением, но король уже не слушал меня, направившись давать соответствующие распоряжения. Впрочем, вряд ли Оттон позволил бы своей жене отправиться в горы к драконам, справедливо посчитав это предложение безумием. Я сам даже помыслить об этом боялся, хотя и предполагал в этой заведомо смертоносной идее единственный путь спасения для Лилейны.
  
  Конные прогулки всё же не были бесполезными, как я предположил вначале. Какое-то время королева казалась весьма оживлённой. Её глаза снова сияли. Не так ярко, как прежде, но всё же они хотя бы перестали пугать своей бесконечной печалью. Оттон был счастлив. И даже я позволил надежде впорхнуть в своё сердце.
  
  А потом моя девочка умерла, и жизнь перестала меня интересовать. Я исполнил обещание - берёг её сколько мог. Я ухожу следом за ней, ибо ничего более не держит меня в мире людей.
  
  Моё беспокойство было не напрасным. Эта затея оказалась опасной. Лилейна с каждым разом всё сильнее и сильнее подгоняла лошадь, словно надеясь на скрытые у животного крылья. Она безмолвно стремилась в свободе, к своему спасению. Она освободилась в тот момент, когда её хрупкое тело ударилось о землю, вылетев из седла. В тот миг её душа обрела, наконец, так желанную для неё свободу. И теперь, я знал, она сможет летать. Теперь, я был уверен в этом, моя малышка обрела своё счастье.
  
  Потеряв свою королеву, Сантинея тут же чуть не лишилась и короля. Горе Оттона нельзя было описать словами. Он собственными руками прибил лошадь, с которой упала Лилейна. Но этого ему показалось недостаточно. Король стал искать виновных в гибели своей любимой. Королевское расследование принесло неожиданные результаты. Было раскрыто несколько заговоров. Заговорщики, основываясь на ничем неподтверждённых слухах, а так же на этом "до крайности странном желании" королевы летать, считали её порождением драконов. Никто и никогда не встречал теней драконов, но все почему-то были уверены, что они существуют и Лилейна одна из них. Считалось, что она использовала драконьи чары, поэтому король так благоволил ей. Королева была мертва, но её дочь продолжала чёрное дело своей матери. Ведь король её любил так же сильно, как и покойную супругу. Это заговорщикам казалось очень подозрительным. Годовалая синеглазая малышка даже не догадывалась, в какой опасности оказалась. Оттон казнил всех, не взирая на звания, титулы и заслуги. Девочку поместили в неприступную крепость, окружив её многочисленной охраной. Даже мне не было позволено взглянуть на неё. Впрочем, я не обещал Лилейне хранить её дочь. Теперь я тоже обретал свою свободу, так же, как и она.
  
  Не только меня убивала утрата её. Король тоже не мог одолеть боль, поселившуюся в нём с момента гибели любимой. Я видел, как она начала пожирать его изнутри и знал, что эту рану не сможет излечить даже эликсир жизни, который мог спасти живого, но не был способен возродить мёртвого. Потеряв ту единственную, которую способен был любить, Оттон разучился улыбаться, привыкая бороться с болью, несущей ему в конечном счёте закономерную гибель. С этой поры летописцы стали именовать короля Сантинеи не иначе, как Оттон Печальный. Но народ не забыл несправедливой расправы над подданными, посмевшими мечтать о гибели коварной искусительницы. Часто в частных разговорах при закрытых дверях Оттона называли Кровавым, считая, что руки его обагрены кровью невинных.
  
  Покидая этот мир, я считал все свои долги оплаченными. Мне нечего было оставить своей крошечной наследнице. Только чудесный эликсир, способный спасти жизнь, я попросил передать королевне в год её совершеннолетия на память от старого мага, растившего её мать. Когда-то давно это магическое лекарство было придумано моей любимой сестрой. Но её отняли у меня драконы, лишив жизни молодую магичку. Этот рецепт использовала моя племянница и создала чудо эликсир. Но драконы лишили Верейну разума. Её красавица дочь не смогла жить среди людей, потому что на самом деле не была человеком. Я не знал, что ждёт маленькую принцессу, но смел надеяться, что кровь её страшного предка не проснётся в ней и не позовёт её. Я догадывался, что устоять против этого зова никто не был способен. Хрупкая прекрасная Лилейна оказалась не в силах противостоять своей сущности. Она пыталась и заплатила за жажду свободы жизнью. Её же мать отдала дракону душу. И, боюсь, проклятье драконьей крови уже не остановить. Хотел бы я знать, что жертвы эти не напрасны. Но у меня нет ответов на этот вопрос. Ведь я всего лишь маг - порождение прошлого, неспособный откинуть завесу с будущего, как и все прочие существа.
  
  И в последние минуты своей жизни я снова и снова возвращаюсь к началу. Мог ли я тогда остановить Верейну? Я знал ответ. Нет. Нельзя остановить безумие. Нельзя остановить любовь. Ведь сколько я не отвергал истину, она всегда стояла у меня перед глазами. Моя умирающая племянница любила и это ничто не могло изменить. Её последние слова всё ещё звучат во мне.
  
  - "Ты ждал меня, и я иду к тебе, Арегаст!"
  
  Это было последнее, что сорвалось тогда с её губ. И словно в ответ ей в ту минуту вдруг раздался рёв дракона, полный бесконечной боли и отчаяния. Он ждал её, он любил её. И сила их любви была настолько велика, что казалась способной сотворить настоящее чудо - спасти от разрушительной ненависти души. Их любовь была неподвластна времени. Теперь, на пороге вечности, я тоже в это верил.
  
  
  
  
  Ищущий ветра.
  
  
  Пролог.
  
  
  - Корабль прямо по курсу! - послышалось с палубы.
  
  Сидящий за столом капитан отложил бутылку бренди. На лице, едва покрытом морщинами более от разгульной жизни, нежели от старости, мелькнул интерес. Не так часто в этих водах можно повстречать корабли. Торбейн и сам-то не планировал заплывать сюда. Если бы не бушующий в это время в море шторм, он этого и не сделал бы. Но лучше переждать непогоду вблизи берега, чем, рискуя жизнью, плыть прямиком в Амстрад.
  
  Еле заметно пошатываясь то ли от непривычно сильно качающих волн, то ли от выпитого, капитан вышел из каюты. На палубе царило замешательство. Матросы с интересом рассматривали виднеющийся на горизонте корабль. Торбейн вытянул подзорную трубу и взглянул на предмет любопытства команды.
  
  Его шхуна проплывала мимо невесть откуда взявшегося в этих мёртвых водах старого барка. Корпус выглядел слегка потрепанным, но достаточно крепким, чтобы удерживать корабль на плаву. Парусам же досталось куда больше. Изорванными они колыхались на ветру, словно повешенные сушиться тряпки. Палуба и каюты выглядели безжизненными настолько, что Торбейн потерял всякую надежду увидеть на борту кого-либо кроме мертвецов.
  
  - Спустить шлюпку! Я и ещё двое поплывём туда.
  
  Матросы засуетились, и уже через пару минут трое людей, сидя в узкой лодке, гребли по направлению к таинственному кораблю. Он дрейфовал. У капитана появилась возможность поближе разглядеть барк. Таких на полуострове не делали. Возможно, корабль прибыл сюда издалека. Самое близкое, где могли смастерить его - дальние уголки Иероксии. Скорее всего, где-то в верфях городов Торговой Лиги. Выгравированная надпись на корме гласит - "Ищущий Ветра".
  
  Шлюпка прильнула к борту. Один из матросов забросил на палубу крюк и взобрался наверх.
  
  - Есть кто на корабле?! - выкрикнул капитан. Молчание в ответ не было
  неожиданностью.
  
  Забравшийся по тросу тем временем привязал к борту веревочную лестницу и скинул её оставшимся в лодке.
  
  Капитан поднялся и огляделся вокруг. На палубе царило разложение. Осыпавшийся кое-где в труху такелаж, скрывавший местами почерневшие доски, свидетельствовал о бесчисленных пережитых в одиночестве штормах. Белевшие под солнцем неизвестно сколько лет кости, принадлежащие некогда живому экипажу, сейчас одиноко покоились среди гнилой трухи.
  
  - Все мертвы, - без надобности пояснил второй моряк и повернулся, чтобы спрыгнуть обратно в лодку.
  
  - Стой, - торопливо окликнул его Торбейн. - Быть может, нам удастся узнать, что случилось на корабле. Я пойду в капитанскую каюту. Может, там сохранился судовой журнал.
  
  - Но капитан, - возразил прошедшийся по палубе матрос. - Это очевидно. Они все умерли. Скорее всего, об этом позаботились пираты.
  
  - Пираты не плавают в этих глухих местах.
  
  - Докапываясь до произошедшего, мы потеряем кучу времени.
  
  - Время мы потеряем, если ты будешь продолжать препираться. В конце концов, это приказ, и, пока я тут капитан, это будет главным аргументом во всех вопр... - Торбейн недоговорил. Его речь была прервана дверью капитанской каюты, которая открывшись, резко хлопнула о стену. Все трое как один вздрогнули и обернулись. Была ли то игра морского ветра, или корабль приглашал гостей узнать его тайну?
  
  В каюте было достаточно просторно. Шкаф, кровать и письменный стол занимали лишь малую часть пространства. За столом, откинувшись на спинку стула, сидел и сам капитан. В отличие от остальных мертвецов, он сохранился куда лучше. Его кости были скрыты под слоем сухих почерневших мышц и медленно гниющей одеждой. О запахе разложившегося тела давно позаботился ветер. На столе, за которым сидел мёртвый капитан, лежал судовой журнал. Годы пощадили его не в пример больше, нежели пролитые на страницы чернила. Торбейн отодвинул стул с вросшим в него мертвецом и взял со стола журнал. К счастью чернила залили лишь его правую, неисписанную часть. Капитан перелистал на начало. Многие страницы были вырваны, и лишь несколько - заполнены неровным
  почерком.
  
  - Написано на ашади, - произнес выглянувший из-за плеча матрос. - Вы ведь читаете на ашади?
  
  - Сносно. Хотя давненько не приходилось этого делать, - пробормотал капитан, усевшись на кровать и погрузившись в чтение.
  
  
  
  Летопись забытого времени.
  
  
  Меня зовут Рейен да"Лиен, и я капитан барка "Ищущий ветра". Если будет угодно Одину, этот дневник когда-нибудь попадёт в чьи-то руки, и наша тайна, возможно, перестанет быть тайной. Я вырвал прежние хроники, ведь они не имеют больше никакой ценности и не будут интересны на фоне того, что я опишу сейчас.
  
  Всё началось в порте города Амстрад, где стоял мой корабль, пока я набирал команду и искал работу. Если с первым проблем почти не было, то стоящих заказов всё не поступало, и, как я не старался, мне не удавалось найти сколько-нибудь достойных поручений. Но однажды вечером на пристани мне повстречался незнакомец, представившийся торговцем Лиги, чей корабль был сильно потрёпан во время страшного шторма, бушевавшего в водах Северного моря на протяжении двух дней. Незнакомец попросил меня довезти груз до любого города Торговой Лиги. Сумма, которую он предложил в обмен на мои услуги, оказалась столь значительной, что я не думая согласился. Меня даже не смутило то, что он сам пожелал остаться в Амстраде. Да и изменило ли что-либо моё любопытство, если бы я спросил его об этом. Чудовище, он заглушил деньгами все мои подозрения. Если бы я только мог представить, что ждёт меня в ближайшем будущем, я, ни секунды не колеблясь, отверг бы его губительное поручение.
  
  Сейчас, оборачиваясь назад, мне кажется, ангелы отвернулись от меня уже тогда, лишь только я позволил алчности завладеть моей душой. Впрочем, вы, чудом наткнувшийся на эти письмена, верно, не понимаете, о чём я, потому я продолжу. От Амстрада до Воллейского моря путь пролегает через пустынные воды, где не возведено людьми ни одного порта и даже города. Запастись достаточным количеством продовольствия мы не могли, так как большую часть трюма занял товар незнакомца, поэтому "Ищущий ветра" отправился в плаванье, не имея на борту и доли необходимого провианта. Но нам удалось нанять небольшое торговое судёнышко, чтобы на нём разместить остальную часть еды.
  
  На следующее утро наши корабли отплыли из гавани в направлении
  Воллейского моря. Я уже бывал там. Дэглджос - родной город для меня и моего корабля. Всё своё детство я работал на пристани. Мой отец был плотником, и я часто помогал ему в работе. Ремонт и оснастка кораблей было процветающим ремеслом в городе ночи, поэтому мы не нуждались и к моему совершеннолетию даже имели весьма завидное для простых ремесленников состояние. У моего отца была мечта. Всю жизнь имеющий дело с кораблями, он ещё ни разу не бывал на борту спущенного на воду судна, хотя желал этого больше всего на свете. И вот однажды в гавань Дэглджоса заплыл разбитый барк. Он был настолько потрёпан, что мы никак не смогли найти объяснений, за счёт чего он до сих пор держался на плаву. "Ищущий ветра" - было выгравировано на корме. На борту не было ни души. Помимо ничем непримечательных вещей в одной из кают мы с отцом обнаружили кожаный кошель с надписью "Паки да"Барал". Внутри лежал тёплый камень. Чёрный, похожий на оникс, он переливался бликами так, словно вовсе не был безжизненным. Мы отнесли находку ювелиру, но, не узнав в ней ничего драгоценного, тот отказался у нас её купить. Отец оставил камень себе. Ему нравилось то тепло, что тот излучал. Иногда он мог часами, забыв о работе, вглядываться в переплетения солнечных бликов и отражений.
  
  На ничейный корабль почти никто не претендовал. Только лорд Вэллам, правитель Дэглджоса, предъявил свои права на него, да и то лишь для того, чтобы взять денег с нас за выкуп общественного имущества. Отец заплатил, и с тех пор "Ищущий ветра" стал принадлежать нам. Долгими месяцами в ущерб работе мы собирали корабль заново. Это было не намного проще, нежели собрать всё с чистого листа, и не намного дешевле, нежели приобрести уже готовое судно. Но всё же проще и дешевле. Прошло чуть меньше года, прежде чем мы смогли, наконец, спустить обновлённый корабль на воду. Я никогда ещё не видел отца таким счастливым. Он стоял за штурвалом, вглядываясь в предзакатный горизонт. Я не знаю, что он там видел. Быть может, он представлял приключения, о которых всегда мечтал, живя в тесной лачуге портового квартала. Может, перед его взором вставали далёкие берега, не запятнанные следами человека, неизведанные, таинственные страны. Если это так, то я тоже видел их.
  
  На оставшиеся деньги мы наняли команду и приобрели патент Торговой Лиги. Благодаря последнему мы могли забыть о прежнем ремесле - торговля в Воллейском море всегда была вершиной прибыльности. В своё первое плавание переродившийся "Ищущий ветра" отправился почти сразу, как только мы смогли договориться о заказе. Лига поручила нам доставить груз в Маркас. Путь был сравнительно близок, невелика была и оплата. Однако ждать более ценного заказа мы не могли, ведь надо было чем-то платить и кормить команду, а нажитые долгими трудами деньги быстро утекали. Так мы отправились в плавание. Но стоило гавани скрыться за горизонтом, отец
  ушёл и заперся в капитанской каюте. Я никак не мог понять, в чём дело, ведь он так мечтал выйти, наконец, в открытое море. Оставив управление штурману, я спустился и постучался. Отец открыл дверь, и я увидел необычайно бледное блестящее от пота лицо. Тогда я узнал, что у него морская болезнь. Мой несчастный отец. Думаю, в тот день в его душе рухнул прежний мир. Он так мечтал о морских путешествиях, но стоило ему ступить на борт, как мечта превратилась для него в кошмар. Настроение было подавленное, и я отправился в свою каюту.
  
  Мне никак не удавалось уснуть. Боль и сожаление переполняли меня. Я с детства не был чувствительным и эмоциональным: я рос в семье принуждённых терпеть. Но этой ночью я не мог сдержать слёз. Перед глазами вставало мертвенно бледное лицо самого родного мне человека, крах надежд, отражённый в его глазах.
  
  - Я возродил демона! - вдруг послышалось с палубы.
  
  Я узнал голос отца. Мгновенно вскочив с постели, я бросился из каюты и выбежал наружу. Команда столпилась у левого борта. Волнение переполнило мою душу, в голову тут же полезли невыносимые мысли. Дрожащим голосом я спросил что произошло. Обернувшиеся матросы смотрели на меня, не решаясь что-либо сказать. Кто-то опускал глаза, кто-то отводил взгляд в сторону.
  
  - Ваш отец выбросился за борт, - произнёс, наконец, один и после паузы продолжил. - Я видел, как он кинул в воду какой-то камень. Я подошёл ближе, чтобы спросить, что он делает, но не успел я приблизиться, как он пробормотал: "Оно не потонет. Но я потону". С этими словами он бросился в воду. Я хотел было прыгнуть за ним, но тут увидел, как он хватает что-то с поверхности воды, проглатывает и тут же скрывается под водой. Он так и не вынырнул. Простите, господин, но если бы я кинулся его спасать, он уволок бы на дно и меня.
  
  Я был вне себя от гнева. Матрос, которого я винил в смерти моего отца, был выгнан из команды, лишь только мы причалили к Маркасу. Как я был наивен. Только сейчас я понимаю, что в смерти отца было виновато нечто гораздо более могущественное и ужасное. Но я ушёл от повествования. Надеюсь, читатель, прошедший невесть какие испытания, чтобы добраться до этих забытых богом вод, извинит меня за это отступление, тем более, что оно имеет непосредственное отношение к случившемуся на этом корабле позднее.
  
  Итак, мы плыли вровень со вторым кораблём на протяжении двух дней.
  Погода была замечательная. Потоки спокойного бриза наполняли паруса, заставляя их нести нас вперёд к заветной цели. Но стоило наступить ночи второго дня, как разразился дикий шторм. К счастью, мы не отплывали далеко от берега и успели, опустив паруса, догрести до него. Однако то, что случилось с торговым судном, сопровождавшим нас, так, видимо, и останется тайной. Как только шторм прошёл, и засияли первые лучи солнца, перед нами предстало ужасное зрелище: утренний прилив оставлял на берегу всё новые и новые обломки и ящики с продовольствием. Тем не менее, за все полдня, что мы их вылавливали, нам не повстречалось ни одного матроса с того корабля, живого или мёртвого. Многие говорили, что той ночью среди шелеста дождя и шума бушующего моря они слышали душераздирающие крики людей и треск ломавшегося дерева... Что ж, тогда разбиться о скалы - самое лучшее, что могло случиться с несчастным судном. Да упокоит их души Один. Однако, если их и правда поймал Арнайхо, даже всемогущий не сможет спасти души наших друзей от гниения в нижнем мире.
  
  Как бы то ни было, теперь, когда у нас не было шансов добраться до Воллейского моря живыми, нужно было срочно сворачивать обратно в Амстрад и, взяв деньги у ростовщиков, нанять какое-нибудь другое судно. Мы вернулись на корабль и подняли паруса, но тогда нам открылось самое страшное - ни одно дуновение ветра больше не беспокоило их. На море царил абсолютный штиль. Сначала я не сильно переживал по этому поводу, ведь продовольствия хватало ещё как минимум на три дня, тогда как назад мы вполне сможем вернуться за два. Однако миновали сутки, а поднятые паруса за это время не подхватили даже лёгкого бриза. Тогда поздним вечером мне пришлось отдать приказ налечь на вёсла, так как оставаться там, где прошлую ночь был разбит в щепки корабль, было страшно даже мне.
  
  До наступления сумерек мы уплыли назад ровно настолько, чтобы место вчерашнего крушения исчезло из виду. Да, если ветер так и не поднимется, мы будем вынуждены высадиться на берег и искать пропитания там. За день усиленной работы вёслами команда настолько устала, что никто так и не остался бодрствовать. Да и был ли в этом смысл? Эти воды посещались кораблями так же часто, как земли, прилегающие к ним, людьми. Однако той ночью мы последний раз видели берег, так как на утро всё, что мы могли наблюдать - ровная водная гладь, простирающаяся вплоть до самого горизонта.
  
  Нельзя сказать, что тогда я стал всерьёз подумывать о нелёгкости своего положения, но складывающиеся обстоятельства стали заботить меня всё больше. Череда неудач, случайных лишь на первый взгляд, продолжалась, не зная конца. Дождавшись сумерек, я, ориентируясь по звёздному небу, попытался определить, где должен находиться берег, который теперь был единственным, что могло спасти нас от гибели. Однако, несмотря на то, что команда гребла всю ночь, ничего кроме водной пустыни нам так и не встретилось. Чтобы продержаться ещё хотя бы сутки, я приказал сократить рацион и стал ждать следующей ночи, чтобы вновь попытаться найти курс по звёздам.
  
  Теперь я должен был признать, что положение, в которое завела меня судьба и собственная жадность, оказалось незавидным. Я готов был поклясться, что мы гребём в нужном направлении, но то, что мы до сих пор не достигли берега, наталкивало на мысли весьма скверные. Если мы не гребём к цели, значит, мы гребём от неё. Неужели даже звёзды изменили своё положение в гибель нам? О, Один, неужели мы заслужили это? Всемогущий забыл о нас или среди этих вод наши молитвы не доходят до небес? Я смотрел на небо. Обманчивые звёзды сияли, предательски указывая ложный путь. Я приказал грести в обратную сторону.
  
  Мне самому неприятно было признавать, что всё это время мы плыли по ложному пути, а уж команда восприняла мой приказ взять курс назад, как издёвку сумасшедшего. Мне всё отчётливее было видно, что мои люди начинают роптать. Горе сделало их подозрительными и раздражёнными, превратило в зверей. Я видел, как они дрались между собой, вспыхивая от крошечной обиды, подбрасывая в огонь ссоры груз вины за всё происходящее. Уверен, больше всего они винили меня, но винили молча. И это копило в них негодование, не давая ему выхода. Когда следующая попытка выбраться к берегу провалилась, как и прежние, я больше не мог игнорировать угрозу, исходящую от заговорщиков. Я чувствовал, что уже следующая неудача грозит обратиться бунтом, и у меня уже не оставалось другого выхода.
  
  Собрав верную мне часть команды, я связал всех, кого подозревал в заговоре и велел бросить за борт. Теперь я стал убийцей. О, горе мне. Разве не заслуживаю я теперь той участи, что была уготована мне судьбой? Но я продолжал свои молитвы и чувствовал, что, услышь меня Один, он всё равно оставил бы нас погибать за наши грехи.
  
  Как бы то ни было, оставшегося провианта хватало уже на полные сутки. Однако вскоре я пожалел о том, что выбросил заговорщиков в море, вместо того, чтобы просто лишить их пайка - теперь мне катастрофически не хватало гребцов, и за всю ночь корабль не преодолел ожидаемого пути. Впрочем, это сняло бы с моей души убийство и тут же повесило на неё грех ужаснее.
  
  На следующий день мне пришлось объявить о том, что рацион вновь на половину урезан. К моему удивлению команда восприняла это почти спокойно. Неужели и они отчаялись? Но кто-то вспомнил про груз, который мы везли из Амастрада. Если там находится что-то съедобное, этого могло хватить ещё на неделю. Как добропорядочный капитан я отнесся к этому предложению с презрением, но перед лицом смерти все способы хороши.
  
  Мы спустились в трюм и распечатали один из ящиков. Он был полон песка. Вздохи удивления и разочарования вырвались у большинства ещё питавших надежду матросов. На наших глазах то, что раньше виделось невероятным стечением обстоятельств, стало обретать форму малопонятного расчёта. Открыв остальные ящики, мы убедились, что в них во всех находился лишь обыкновенный речной песок. Всемогущий Один! Значит, нас заманили в ловушку. Но зачем?
  
  В тот день на корабле разразилась лихорадка. Подавленный, лишённый последней надежды, я перенёс все медикаменты и продовольствие в свою каюту. Повергнутая в отчаяние душа уже не боялась запятнать себя ещё одной подлостью. Но что я сделал? Лишь отсрочил свой черёд, лишь продлил полную горя и разочарований жизнь. Однако от одной только мысли о смерти меня бросало в дрожь.
  
  Я заперся в своей каюте. Команда тут же уличила меня в краже, и мне пришлось долгое время удерживать оборону. К счастью, оружие было только у меня. Вскоре я понял, что лихорадкой от матросов заразиться не успел, однако выходить и предлагать перемирье взамен на лекарства так и не рискнул. Прошло около двух дней, прежде чем я решился выйти из каюты. Весь экипаж, очевидно, был уже мёртв. Да упокоит Один их души. Они были славными матросами.
  
  Теперь я остался совсем один в совершенно безвыходной ситуации. Не знаю, что за мысли управляли тогда мною. Я отправился в трюм, чтобы перерыть ящики с песком. Мне хотелось найти хоть что-то, способное доказать, что незнакомец послал меня на верную смерть непреднамеренно. Но то, что я находил среди песка, ещё более усиливало во мне недоумение. Наконец, на дне одного из ящиков вместо груды костей я отрыл кожаный мешочек с надписью "Рейен да"Лиен". Внутри был чёрный переливающийся светом камень. Тот камень, что нашли в "Ищущем ветра" многие годы назад, с одним лишь изменением. На гладкой поверхности отпечатались рубцы - следы зубов. Всемогущий Один, это камень моего отца.
  
  
  
  
  Эпилог.
  
  
  Торбейн захлопнул и бросил журнал на стол. Один из матросов обернулся и с удивлением взглянул на капитана.
  
  - Что-то вычитали?
  
  Торбейн смотрел сквозь него.
  
  - Чувствуешь, - произнёс он задумчиво, - здесь витает смрад проклятья. Нам пора уходить.
  
  С этим приказом матрос был всецело согласен. Уже через минуту все трое уселись на шлюпку и отплыли от старого судна. Торбейн размышлял. Рейен да"Лиен писал, что родился в Дэглджосе. Сколько же лет этим событиям? Удивительно, как корабль мог так хорошо сохраниться, ведь Дэглджос уже давно скрылся под водной гладью.
  
  Последний раз капитан окинул взглядом корабль, и обратил внимание на деталь, которую не заметил раньше. Начинало смеркаться, и из борта корабля торчали вёсла. Спустя мгновенье они опустились в воду и из трюма до Торбейна донеслись леденящие кровь звуки песни, которую призрачные гребцы пели каждую ночь, когда корабль, ищущий ветра, отправлялся в плаванье.
  
  
  
  
  
  В паутине лунного света
  
  
  1. Жрица луны.
  
  
  Когда лунный свет шалью падает на плечи, твоя душа наполняется бушующим океаном чувств, где сплетаются нежность и страсть. Словно мелодичная мелодия свирели серебристой нитью пронзает грохот бури. Невозможно остаться равнодушной, когда луна входит в полную силу. Остаётся лишь сбросить оковы покоя и мчаться по лунному мосту навстречу неизвестности, безгранично отдавшись во власть желтоглазому светилу.
  
  - Ты опять! - вздыхает мама, наблюдая мой отрешённый взгляд, устремлённый в тёмное небо, где созвездия уже начали петь свою призывную песню. - Ну, когда же это закончится?!
  
  Я сижу на широком подоконнике, беспечно махая ногами над пропастью, и безостановочно впитываю в себя лунный свет. Голова уже бурлит от нахлынувших эмоций, но я ещё не готова отдаться безумству без оглядки. Пропасть не пугает меня. Скалы вокруг привычные и родные. Если захочу, я смогу подняться на самую высокую вершину даже без особых усилий. Падения не страшат меня, ведь всегда приземляюсь на ноги, словно кошка. Может у меня, как и у неё, девять жизней. Я не проверяла, как-то не представилось случая. Мама, конечно, волнуется. Во всех мирах мамы одинаково суетятся над своими отпрысками. Она забыла свою юность. А ведь была такой же безумной, как и я, пока не отреклась от луны. В нашем роду все женщины рождаются жрицами Муны, хозяйки ночи. Вот только своей жизнью они всегда имели право распоряжаться сами. Луна лишь наполняет нас силами, если мы принимаем их. Многие выбирают покой, когда встречают свою судьбу. Иначе продолжение рода жриц стало бы невозможно. Ведь многие уходят, растворяясь в лунном свете безвозвратно.
  
  Этого мама и боится! Боится, что однажды я не вернусь из своего путешествия к звёздам. Но я всегда возвращаюсь. Когда безумие весны покидает меня, я вспоминаю о доме и бегу к нему лунной тропой, что есть сил. Там ждут меня мама, отец и братья. Они простые горные жители, хотя каждый и привязан к своему тотему. Отец, например, иногда обращается медведем. Он из перевёртышей. Эту способность он передал моим братьям. Старший Рэм сроднился с рысью и уже даже нашёл себе подружку. Он всё чаще покидает наш очаг. Это ещё один повод для маминого беспокойства. Зато Рис пока ещё домашний щенок. Он верно служит девизу: "Мой дом - моя крепость!"
  
  - Всё, - тихо вздыхаю, отбрасывая серебристые волосы себе за спину. Смотрю в грустные мамины глаза и благодарно принимаю её тёплое прикосновение к моей лунной душе. Это её благословение. Она снова смиряется и отпускает, ведь знает, что иначе я просто не могу. Иначе я не умею и не хочу.
  - Я вернусь, - обещаю я.
  - Будем надеяться, - рычит от двери отец, поглаживая спутанную бороду. Он только что вернулся, торопясь взглянуть на меня перед расставанием. Он не имеет власти, чтобы запретить мне жить луной. Я её жрица, неподвластная отцовской воле. Но он любит меня и, конечно, надеется, что однажды я встречу свою судьбу и вернусь навсегда к родному очагу. Приму покой, как и моя мать, когда встретила однажды в горах молодого медведя. Издали доносится рычащее мурлыканье рыси и лай лохматого щенка. Мои братья тоже любят меня и беспокоятся, боясь потерять навсегда.
  
  Перевёртыши, вообще, очень чувствительны. Они правильно волнуются. В этот раз всё немного иначе, всё по-другому. Громкий вой раздаётся с вершины ближайшей горы. Это Пит, мой лучший и единственный друг. Он один знает о том, что эта весна оказалась для меня полной неожиданностей.
  Накануне мы встречались. Он был привычно насмешлив. Как всегда с растрёпанными пепельными волосами и удивительно мудрым для столь юного возраста взглядом серых глаз.
  - Опять влюбилась! - хмыкнул он, заметив мою отрешённость.
  - Весна, - пожала я плечами, не переставая балансировать на самом краю пропасти, словно танцуя на канате.
  - Прекрати, - поморщился Пит. Он не любит мои опасные эксперименты.
  Я только улыбнулась в ответ, отошла к большому камню, на котором сидел друг. Мне не хотелось его расстраивать перед расставанием.
  - Ты снова уйдёшь, - с тихой грустью протянул он.
  Я не ответила. Зачем? Всё и так понятно.
  - Но ты же вернёшься? - Пит беспокоился обо мне не меньше родных.
  - Я не знаю, - вдруг захотелось быть честной с ним. Он весь напрягся, требуя объяснений хмурым взглядом.
  - Следи за небом, - беспечно посоветовала я ему. - Если там вспыхнет новая звезда, значит, ещё одна жрица покинет мир и предпочтёт небеса.
  - Но почему?! - Его глаза яростно вспыхнули. Он был в отчаянии от того, что бессилен предотвратить надвигающуюся неизбежность.
  Я молчала, вглядываясь вдаль, словно собиралась переместиться туда, спрятавшись от его вопросов. Пит, в отличие от других перевёртышей, всегда соображал удивительно быстро, может потому что был волком-одиночкой, не признавая законов стаи. Такая жизнь требовала молниеносных решений и, конечно, мудрости. Он очень быстро нашёл правильный вопрос:
  
  - Кто он?! К кому ты мчишься теперь, сломя голову?!
  Я не хотела отвечать. Но, возможно, эта наша встреча была последней и мой друг достоин узнать о том, что может принудить меня покинуть мир.
  - Это... ламир... - произнесла я с запинкой, казалось, всё ещё не веря, что отважилась на такое безумство.
  - Пожиратель душ! Да ты с ума сошла! Виа, я умоляю тебя, откажись от луны, прямо сейчас! - Пит так разволновался, что стал походить на безумного. Он вскочил, быстро подошёл ко мне, схватил за руки и заглянул в глаза, похожие на две небольшие яркие луны.
  - Поздно, - своим спокойствием я пыталась примирить его со свершившимся фактом. - Я люблю и не в силах противостоять этому. И потом, я ведь не встретила ещё свою судьбу, ты же знаешь.
  - Ах, да, судьба! Как я же я мог забыть об этой традиции! - хмыкнул он, всё ещё вздрагивая от сдерживаемой ярости. - И теперь ты вынуждена мотыльком лететь на огонь, чтобы сгореть. Луне потребовалась новая жертва! Она, конечно, не нарушает право выбора жриц, но ставит вас в такие условия, в которых уже невозможно ничего изменить.
  - Не ропщи на богиню, - недовольно нахмурилась я.
  - Она не моё божество, я не поклоняюсь ей. Я никому не поклоняюсь. Потому что сам являюсь сумеречным волком, - Пит рычал совсем по-звериному, ещё мгновение, и он обратился бы. Но всё же сдержал порыв, зная, что я тут же уйду. Не люблю его звериной сущности, хотя и знаю, что душа его остаётся неизменной после обращения.
  - Я и забыла, что ты почти один из местных богов, - примирительно улыбнулась я.
  Он же покорно вздохнул, снова присаживаясь на камень.
  - Не уходи, - простонал почти безнадёжно.
  - Ты же знаешь, что я не могу, - мне очень хотелось утешить его, подарить надежду. Но как можно подарить то, чего у тебя нет.
  - Как? Где? - спросил Пит в отчаянии и сам же ответил:
  - Опять сны! О, как я ненавижу твои весенние сны. Это единственное чего я по-настоящему боюсь, да ещё того, что ты однажды не вернёшься со звёзд.
  - Да, я увидела его во сне. Это всегда случается весной. Он прекрасен, как безлунная ночь, и опасен, как призрак смерти, - в моём голосе послышалась лунная мелодия. Питу она никогда не нравилась, поэтому он резко меня прервал:
  - Ты, словно околдована луной, Виа!
  - Может быть, - задумчиво проговорила я. - Но ничего изменить нельзя, ты же знаешь.
  - Я найду, как освободить тебя, - Пит всегда был упрям, и порой страдал
  манией величия. Я знала, что он бессилен перед Муной. Его удел: судьбы перевёртышей, только и всего. Для них он бог, но не для меня, жрицы луны. Даже мой отец уважал Пита. Надеясь, что именно он сможет однажды удержать меня. А мама молилась ему втихомолку. Это было забавно. Ведь она тоже была жрицей, пусть и отступницей. Уж она-то должна знать силу небесной богини, хозяйки ночи.
  
  На прощанье я решилась подарить Питу последнее, что у меня осталось: тень надежды.
  - Я постараюсь вернуться, Пит. Я очень постараюсь вернуться к тебе.
  Его глаза вспыхнули. Он громко выдохнул и наклонился к моему лицу. Его губы застыли от моих буквально в миллиметре. Я медленно отклонила голову в сторону.
  - Не разрушай, - шепнула ему на ухо. - Помни наш уговор.
  - Да, я помню, - хрипло пробормотал он. - Только ты можешь предать дружбу, разрушить её касанием губ. Но, быть может, этого теперь уже не случится никогда. И мне останется лишь ловить твой далёкий свет в мрачном океане неба.
  - Это необязательно должно было случиться, - махнула я непримиримо головой. - Я не собираюсь терять своего единственного друга из-за жара чувств. Ведь чувства я испытываю каждой весной, а доверие дружбы такая редкость. Я слишком дорожу тобой, чтобы потерять.
  - Мы могли бы быть вместе, - предложил Пит.
  - Но я не чувствую в себе постоянства. Моё время отречения ещё не пришло. Прости, но мы можем быть только друзьями.
  Он вздохнул, смиряясь и отпуская меня.
  
  И вот мне пора. Пит почувствовал момент моего ухода из мира. Скалы содрогнулись, сочувствуя его тоске. Мне тоже было жаль расставаться. Но чувства, заполнившие мою лунную душу манили, заставляя забыть об осторожности. Я шагнула в пропасть, легко взмахнув руками. За спиной тихо вздохнула мама. Отец, по обычаю, метнулся из дому бурой тенью. Ему, как и братьям, всегда было легче переносить расставание в нечеловеческом облике.
  
  Сначала я падала, бесстрашно вглядываясь в темноту, притаившуюся на дне пропасти. Страха не было, только любопытство. Достигнуть дна так и не удалось. Падение вначале замедлилось, а потом я почувствовала притяжение луны. Через несколько минут у моих ног обозначилась лунная дорожка. Я привычно шагнула на неё, придерживая руками подол свое длинного, серебристого платья. Моё одеяние не случайно совпадало цветом с луной. Когда лунные лучи оплели мою невысокую фигуру, я совершенно растворилась в их сиянии. Именно в этот момент мои родные обычно теряли меня из виду. И только сумрачный волк ещё долго выл, продолжая чувствовать моё движение в небе.
  
  Я не стала медлить. Не оглядываясь, побежала по лунной тропе, в конце которой еле видно мигала одинокая звезда, окружённая тенью. Именно под этим солнцем ждал меня мой ламир. И только в его власти было отпустить мою душу или поглотить её навечно. Зная всё это, я всё равно не могла сопротивляться притяжению. И бежала всё быстрее, подвластная чувствам, навстречу своему счастью или же своей гибели. Что, в данный момент, не имело для меня ровным счётом никакого значения. Всё моё существо стремилось к призрачному силуэту, посетившему мои пророческие весенние сны.
  
  
  
  2. Мир теней.
  
  
  
  Когда под ногами вдруг обрывается лунная тропа, и ты делаешь последний шаг в пустоту, начиная лететь с невероятной скоростью, вся оплетённая серебристыми лунными нитями, твоя душа взрывается фейерверком чувств. Состояние триумфа выражается в виде внезапно нахлынувшей мелодии. В эти мгновения ты готова смеяться, петь, кричать от переполняющего сердце счастья. Вся твоя сущность дрожит в предвкушении достижения такой желанной цели. Чувства переполняют, расплёскиваются, усиливается жажда разделить их со своим избранником, соединив на мгновение свою душу с ним, наполнив и его душу трепещущим счастьем, рождённым любовью. Сделать избранного счастливым, подарить ему минуты восторга, вдохновения. Именно в этом заключено истинное предназначение жрицы луны. Ты, словно падающая звезда, искрясь и мерцая, опускаешься к ногам любимого, обладая способностью исполнить его заветное желание. И только исполнив свою миссию, подарив счастье, ты освобождаешься от бури чувств, получая возможность вернуться домой, чтобы набраться сил до наступления новой весны.
  
  Я видела множество миров. Но этот мир показался особенно странным. В нём не было ни деревьев, ни цветов, ни травы. Подозреваю, что и птицы в нём тоже отсутствовали, ведь им просто негде было бы свить свои гнёзда. Этот мир вначале показался мне мёртвым. Под ногами каменные плиты, а вокруг странные конструкции из металла, пластика и стекла. Значительно позже я выяснила, что это были жилища, в которых проживали люди. Как они могли выживать в этой пустоте, оставалось только гадать. Ночь здесь казалась особенно тёмной. Свет луны был слаб и хрупок, а сияния звёзд вообще не было видно. Я почувствовала себя одиноко и неуютно. Даже радость, бурлящая во мне ещё мгновение назад, словно увяла. Застыв серебристым изваянием в центре небольшой площадки, свободной от строений, я мысленно позвала того, к кому прилетела. Лунную мелодию моего сердца он не мог не услышать. Избранник жрицы луны не мог не отозваться на её зов.
  
  Тёмный силуэт возник передо мной внезапно, хотя я и ждала его с нетерпением. Он словно вышел из тени. Его движения были скользящими, плавными. Казалось, он не идёт, а плывёт, не касаясь земли. От него веяло опасностью, которая невидимой лентой оплела меня, заставив смолкнуть, слышную лишь только нам, песню луны.
  
  - Зачем ты пришла? - Его голос был тихим и безжизненным. Ни одной искры эмоции не промелькнуло в нём.
  - Потому что ты меня позвал. - Мне хотелось коснуться его руки, почувствовать тепло кожи, уверившись, что он живое существо, а не бестелесная тень. Но его руки были облачены в чёрные перчатки. Да и вся его фигура была укрыта длинным, тёмным плащом. Только бледное лицо, обрамлённое чёрными волнистыми прядями волос, выделялось светлым пятном на общем мрачном фоне. Да ещё его глаза, похожие на две сливы, вспыхивали порой живыми искорками, являясь свидетелями того, что мой собеседник реально существует, а не плод моего внезапного кошмара.
  - Позвал? - удивления не было в его голосе, только вопрос. - Но я не голоден. А призываю я только в этом случае.
  - Ты не узнал меня, - я огорчилась такому равнодушию.
  - Почему же? Ты та девушка из сна. Упавшая с неба звезда, умеющая исполнять желания. - Он, словно констатировал факт, безразлично на меня взирая.
  - Только одно желание, самое заветное, - поправила я его.
  - Моё желание принесёт тебе смерть, - заметил он, как само собой разумеющееся.
  - Это твоё заветное желание? - я не смогла сдержать удивления.
  - Это моё постоянное желание, - покачал головой ламир. - Тебе не нужно было приходить. Тот, кто не в силах совладать со своей жаждой, не может иметь иных желаний, кроме утоления голода.
  - Это тяготит тебя? - острая нотка жалости иглой пронзила моё сердце.
  - С этим невозможно бороться, - казалось, он пытается в чём-то убедить меня, даже предостеречь. Хотя по его виду нельзя было сказать, что он испытывает сожаление о грозящей мне опасности. - Уходи. Пока это ещё возможно.
  Я тоскливо оглянулась на бледнеющую луну.
  - Это невозможно. Луна не примет меня, пока я не исполню свою миссию, - тихо вздохнула я.
  - Миссию? - не понял он.
  - Я должна сделать тебя счастливым, - я попыталась улыбнуться ему, но улыбка вышла дрожащей и жалкой.
  Ламир вдруг откинул голову чуть назад и издал странный скребущий звук. Мгновение спустя, я догадалась, что это был смех. Только этот звук и обозначил проскользнувшую в нём эмоцию. Выражение же лица совсем не изменилось. Лишь глаза вспыхнули чуть ярче.
  - Забавно, - холодно заметил он. - Я становлюсь счастливым в одном случае, когда насыщаюсь. И ты можешь мне в этом помочь. Только уйти после этого вряд ли получится. Ты попала в ловушку, девушка из моего сна. Для тебя нет из неё выхода.
  - Меня зовут Виа, - представилась я, не желая, чтобы он обращался ко мне так безлико.
  - Зачем ты сказала мне своё имя?! - он почему-то рассердился. - Я не хочу знать, как зовут мою еду. Впрочем, я могу уйти, и ты достанешься кому-то другому.
  - Ты не сможешь покинуть меня, ведь я тебе предначертана. - Моя уверенная улыбка подтвердила эту истину.
  - Ты странная. Не страшно смотреть в глаза своей гибели? - спросил он задумчиво.
  - Но ведь всё равно нельзя ничего изменить, - легко пожала я плечами. - И потом не так просто выпить душу лунной жрицы.
  
  Подумав мгновение, он согласно кивнул головой:
  - Ты права, такой души я ещё не встречал. Быть может, эта наша встреча подарена мне неслучайно. Что же, можно попробовать прервать бесконечность. Хотя раньше я думал, что это невозможно.
  
  Его странные слова были мне непонятны. Но одно я уяснила: он не оставит меня. Уже через секунду ламир шагнул в мою сторону, распахнув плащ. Сначала я решила, что этот его шаг - начало моей гибели. Но он лишь накинул на меня тёмную ткань и велел задержать дыхание. Лёгкое головокружение - это всё, что я чувствовала на протяжении следующих минут. Когда он снова отстранился, я увидела, что нахожусь в большой странной комнате. Вместо стен здесь были огромные стёкла. Таким же прозрачным был и потолок над головой.
  - Где мы? - спросила я, уже догадываясь, что нахожусь в гостях у ламира.
  - Никто ещё не был здесь. Мы, ламиры, предпочитаем уединение, и влачим своё бесконечное существование, обычно, в одиночестве, - хозяин странного жилища говорил лениво, будто принуждая себя к общению. Видимо, я
  заинтересовала его чем-то. В нём чувствовалось какое-то странное ожидание. А, быть может, его одиночество было настолько тягостным, что он решился пообщаться, для разнообразия, со своей потенциальной едой.
  - Почему вы так разобщены? - спросила я, присаживаясь в одно из кресел, расположенных в центре комнаты.
  - Не трудно догадаться, - криво ухмыльнулся он, плавно опускаясь в соседнее кресло. - Мы опасаемся за свои души, ведь опасны друг для друга, так же, как и для иных живых существ.
  - Ты назовёшь мне своё имя? - мне хотелось знать о нём всё, как и о мире, в котором он жил. Конечно, мрачная слава пожирателей душ распространилась среди многих миров. Но, в действительности, о них не было известно ничего конкретного.
  - Зачем тебе имя? - пожал он плечами. - Ведь когда придёт время и жажда лишит меня разума, это знание будет уже неважным. Моё имя тебя не спасёт.
  - И всё же, я бы хотела услышать его, - упрямо настаивала я.
  - Грег, - обронил он равнодушно.
  - Ты расскажешь мне о ламирах, Грег? - мой интерес был искренним.
  
  Он долго молчал, закинув голову и вглядываясь во всё ещё темное небо, хотя время ночи уже закончилось. Потом заговорил, тихо и монотонно:
  - Если хочешь, я расскажу тебе, посланница луны. Время ещё есть. Думаю, жажда возвратится к закату. Мы не увидим наше тёмное солнце, но почувствуем его. Мир теней не знает ни ярких красок, ни солнечного тепла. В нём властвуем мы, ламиры. В тысяче городов живёт тысяча бессмертных, каждый из которых безраздельно владеет своим городом. Большую часть времени мы проводим в своих башнях, таких же, как эта. Башня, по обычаю, очень высокая. Она возвышаться над жилищами людей, душами которых питается её хозяин.
  - Я не вижу здесь ни дверей, ни открытых окон? - удивлённо оглянулась я, натыкаясь взглядом на прозрачные стены.
  - Нам не нужны отверстия, ведь мы ходим дорогами теней, - помолчав, ответил Грег. - Когда жажда начинает рвать тело на части, достаточно лишь пожелать и шагнуть в тень. Настичь ближайшее существо, обладающее душой, обычно, не составляет никакого труда.
  - А люди! Как они выживают в вашем страшном мире?! - я содрогнулась, представив себе их участь.
  - Ну, они считают нас богами, - хмыкнул ламир. - Все готовы добровольно отдать свои души. Хотя их поклонение ничего не значит для нас. Важна только еда! Мы храним своих людей, позволяя им развивать науку, которая и обеспечивает их выживание.
  - Но ведь это страшно! Так не должно быть! - Мне было трудно сдержать
  эмоции. Хотелось помочь этим несчастным и их хозяевам освободиться друг от друга.
  
  - Когда-то, тысячи лет назад, всё было иначе, - в голосе ламира послышалась скрытая тоска. - Тогда мы жили среди людей. Да, мы обладали силами, способными лишить их жизни, но имели возможность управлять своей жаждой. Использовали её только в крайних случаях. А потом мы возгордились. Желание стать бессмертными помутило наш разум. Безостановочно поглощая души, мы обрели неуязвимость, и остановится уже не смогли - жажда приобрела такую силу, что сама стала управлять нами. А когда мы устали и хотели уйти из мира, как простые смертные, она не позволила нам сделать это.
  
  Я печально вглядывалась в бледное лицо моего избранника. На нём явственно читалась усталость. Ламир устал от жизни, которая больше походила на бессмысленное существование.
  - За бессмертие мы заплатили всем: любовью, семьёй, человеческим счастьем. Осталась только пустота и невыносимая жажда.
  - Неужели уже ничего нельзя исправить? - Я чувствовала глубочайшую печаль.
  
  - Ты спрашивала о моём заветном желании, - Грег резко встал и, наклонившись, заглянул мне в глаза. - Так вот, я просто хочу умереть!
  - Я могу принести только любовь, а не смерть, - я испугано от него отшатнулась. - Как я могу убить того, кого люблю?!
  - Если любишь - убей! - жёстко ответил ламир. - Подари мне свободу! Иначе я убью тебя, ведь закат уже близко. Я чувствую, как начинает стучать в висках. А скоро придёт боль и безумие.
  - Я не умею убивать, - грустно призналась ему. - К тому же ты бессмертен, неуязвим.
  - Но луна сильнее проклятья. Я слышал, что богине, хозяйке ночи, подчиняется даже ангел смерти. А ведь ты её жрица! Ты исполняешь желания. Так исполни моё, пока ещё не поздно. - Грег смотрел на меня с тенью надежды в глазах.
  Мне очень хотелось помочь ему, но я не знала, как. Впервые я столкнулась с таким желанием избранника. Впервые кто-то не хотел ни любви, ни счастья, ни удачи, а всего лишь смерти.
  - Мне нужна луна, - сказала я тихо, поднимая взгляд к небу.
  - Она скоро придёт, - устало покачал головой ламир. - Только вы не успеете встретиться. Ещё никто не уходил от моей жажды. Я не представляю, какие нужно силы, чтобы удержать меня. Быть может, выпив твою лунную душу, я стану свободным оттого, что она сожжёт меня изнутри?!
  Помедлив мгновение, ламир подошёл совсем близко и приблизил своё лицо к моему. Его глаза стали совершенно чёрными, как агаты. Они будто вытягивали из меня силы, гипнотизируя, не отпуская. Мои мысли в голове стали путаться, когда его губы прикоснулись к моим губам. Касание было легким, словно начало нежного поцелуя, но он не целовал, а делал вдохи. Он всасывал мою душу неторопливо, но настойчиво. Я чувствовала, что она, словно облачко истончается, делается все более невесомой. Холод все больше и больше наполнял пустеющее тело, но когда ламир собрался сделать свой последний вдох и тем самым окончательно лишить меня души, я вдруг почувствовала подобный внезапному всплеску жар своего сердца.
  - Я люблю... - тихо пробормотала я, готовая отдать ему в дар свою жизнь.
  В ту же минуту, его словно что-то ударило. Ламир упал на пол к моим ногам, и застыл бездыханным. Я склонилась к нему, коснулась руками волнистых волос, всё ещё не веря, что сделала это.
  - Я убила тебя! Как я могла?! Ведь нельзя же убить любовью!
  
  
  
  
  3. Звезда.
  
  
  Когда ангел смерти укрывает крыльями угасающую душу, он не несёт разрушение, а дарит ей благословенный покой. Не нужно страшиться его. Появление у изголовья серебристого крылатого всадника означает всего лишь начало перерождения. Души бессмертны. Они не исчезают бесследно, а просто снова начинают свой путь. Для кого-то - это дорога в тень, а кто-то устремляется к свету. И только сама возрождающаяся душа принимает решение: сгинуть во мраке или же вспыхнуть яркой звездой, дарящей свой свет одиноким странникам, неустанно бредущим по дорогам своей судьбы.
  
  Освобождённая душа ламира была непривычной для меня. Она состояла из множества ярких огней. Теперь, когда оковы - тело бессмертного, пали, пленённые им души живых обрели долгожданную свободу. Они разлетелись яркими искрами в разные стороны, прожигая стеклянные преграды стен и устремляясь ввысь, в бесконечность. Тело, укрытое чёрным плащом, поглотила вездесущая тень этого мира. Оно, словно растворилось в ней, исчезнув без остатка. Рядом со мной остался лишь мерцающий силуэт, окружённый лунным светом, проникающим сквозь стеклянный потолок. А на крыше застыл крылатый ангел, посланный луной, ожидая решения освобождённой души.
  
  - Я свободен! Ты сделала это, Виа! - в голосе призрачного ламира победно
  звенела нотка счастья.
  
  - Моя любовь освободила тебя, - грустно улыбнулась я. - Любовь пробудила во мне готовность пожертвовать собой, разделив на части лунную душу. Теперь ты вправе воспользоваться этой свободой, распорядиться ею так, как пожелаешь.
  
  Тот, кого при жизни звали Грег, оглянулся на застывшую в ожидании тень, готовую принять его сущность. Потом он посмотрел вверх, пытливо вглядываясь в неподвижную фигуру ангела.
  - Я хотел бы остаться с тобой, - призрак вопросительно заглянул мне в глаза.
  - Чтобы мы могли быть вместе, я прежде должна умереть. Только тогда смогу уйти с тобой к звёздам навечно. - Я колебалась, вспоминая ожидающий меня дом, родных и своё обещание Питу. Но любовь, опалившая этой весной моё сердце, никуда не исчезла, даже после того, как желание избранника было выполнено.
  
  - Пойдём со мной, Виа! - позвал он, протянув ко мне руки. - Мы оставим этот мир навсегда и будем счастливы в бесконечности лунного света.
  - Ты хочешь отдать свой мир тени?! - Мне стало горько и грустно оттого, что я была не способна исполнить желание мира - освободиться от тёмного солнца.
  - Этот мир проклят. В него пришла тень вслед за проклятьем ламиров, которые продали ей свои души. - Серебристый призрак замерцал чаще и ярче, словно сердясь и волнуясь. - Видишь, она всё ещё не уходит, надеясь на моё возвращение. Знаю, что она может воссоздать меня снова, соединив тело и душу. Только одного не может понять тень этого мира: я теперь свободен и никогда не соглашусь больше страдать от бесконечной жажды.
  - Да, ты свободен, - согласилась я с ним. - Но другие! Ламиры и люди остаются в плену теней.
  - Что нам другие! - Грег искренне не понимал моей печали. - Что нам миры, когда мы будем вместе, сплетёнными любовью в одно существо.
  - Ты столько тысяч лет был одинок, и не понимаешь, что предаёшь свой мир, - понимающе покачала я головой. - Ты просто ещё не знаешь, что невозможно быть счастливым тогда, когда другие несчастны. Их горе вскоре настигнет тебя, и мука, которую ты почувствуешь, станет проклятьем, гораздо более сильным, чем жажда.
  
  Его мерцание утихло, словно призрак думал о чём-то, или вспоминал о том, как это быть человечным.
  - Но что мы можем сделать, Виа? - спросил он, осознав и приняв моё беспокойство. - Разве мы в силах спасти целый мир?! Или ты знаешь, как это
  сделать?
  - Нет, пока я не знаю, - пришлось сознаться мне. - Я ведь всего лишь жрица луны, одинокая слабая искра лунного света. А ты только призрак, бестелесная душа ламира. Сами мы не сумеем прогнать тень и зажечь ваше солнце. Нужен свет, очень много света. Он один разгонит мрак. Когда сгинут тени, ламиры освободятся от жажды, а люди забудут, пожирающих души, богов.
  - Но где же нам взять столько света?! Здесь нужно его океаны, - он сомневался, не верил. Но я-то знала, что всё возможно. Нельзя лишь одного: уйти и забыть. Ведь если стучать во все двери, хотя бы одна, да откроется, и ответ придёт к нам.
  
  - Мы спросим у ангела, - предложила я, с надеждой обернувшись к прозрачной стене. Мой тихий зов резким ударом разрушил преграды из стекла окружающие нас. Миллиарды крошечных стеклянных песчинок с тихим шелестом просыпались к нам под ноги. Стеклянные стены, отделяющие нас от мира, исчезли. Ангел плавно опустился вниз и снова застыл уже рядом с нами. Крылатый всадник долго безмолвствовал, вглядываясь в круглый глаз луны над головой. Потом ответил кратко:
  - Ищите богиню.
  После этого он рассыпался серебристыми искрами, будто собою тропинку для нас проложил. Я отважно шагнула на эту тропу, ведущую в небо. Мерцающий призрак летел за мной следом, поверив в то, что мы сможем преодолеть невозможное.
  
  Серебристая дорожка привела нас к тёмному солнцу, пленённому тенью. Эта звезда уже почти не горела. Её мерцание было слабым и тусклым.
  - Как нам разжечь его? - спросила я громко, в надежде, что луна услышит.
  Она не ответила, но появилась внезапно пред нами, сплетённая из лунных лучей. Хрупкая, полупрозрачная девушка долго смотрела на нас с улыбкой. Тихий, мелодичный голос вдруг прервал тишину. Он прозвучал отовсюду, окружив нас своей чарующей мелодичностью. Губы призрачной девушки, в образе которой явилась луна, так и не шелохнулись, продолжая тепло улыбаться. Глаза её сияли, как две золотистые звёздочки, а длинные волосы были затейливо переплетены серебристыми лентами. Серый, похожий на струящийся дым, плащ укрывал хрупкую фигуру.
  - Удивительно, - пропел нежный голос. - Свободная душа ламира. Это такая редкость. Не знала, что у тебя получится, Виа.
  - Я любила, - просто объяснила я это свершившееся чудо.
  - Любовь должна быть очень сильной, чтобы суметь освободить проклятую душу, - доверчиво призналась мне луна.
  - Я хочу освободить их всех! - Я смотрела на неё умоляюще. - Помоги!
  - Но я не могу, - богиня слегка качнула головой. - Луна не в силах зажечь
  солнце.
  - Кто же может? - я так боялась потерять надежду.
  - Любовь, - тихо раздалось в ответ. - Только она способна возродить жизнь. Только она сильнее смерти. Только пред ней бессильны любые проклятья. Ваша любовь зажжёт это солнце. Объединившись, вы возродите звезду.
  - Мы умрём? - тихо спросила я богиню.
  - Нет, - улыбнулась она. - Вы переродитесь в новое существо - станете солнцем, которое сожжёт тени.
  
  Грег, услышав о том, что мы в силах уничтожить проклятье его мира, в ожидании протянул ко мне руки. У него не было причин оглядываться назад. Он получал всё, чего хотел: наше единство. Это было всё, о чём мечтал ламир. Я же застыла на мгновение. Нет, это не были сомнения. Это было прощание. Я знала, что мама поймёт меня, а отец и братья простят. Они увидят вспыхнувшую в небе новую звезду и всё узнают. Мой свет, моя нежность навсегда останутся с ними. Вот только Пит... Как мне предать своё обещание?! Я была уверена, что он ждёт, и будет ждать вечность.
  
  - Почему ты медлишь, Виа? - удивлённо спросил ламир.
  - Мой друг... он ждёт... - попыталась объяснить ему я свою печаль.
  Мне ответила луна:
  - Не огорчайся. Волк выбрал свою дорогу. Вот посмотри.
  Я вгляделась вдаль, и вдруг заметила, как среди звёзд мчится серая тень. И лунная пыль оседает на ней серебром.
  - Пит стал звёздным волком! - удивлённо вскрикнула я. - Он, действительно, самый настоящий бог перевёртышей.
  - Он не смог тебя дождаться на земле и поэтому выбрал небо, - тихо вздохнула луна. - Отныне твой друг всегда будет рядом, охраняя свою звезду.
  
  Больше богиня не сказала ни слова, лишь взмахом руки пожелала удачи, и растаяла лунною дымкой. А я обернулась к любимому.
  
  - Теперь мы вместе, - прошептала еле слышно.
  
  - И навсегда, - отозвался он тихо, заключая меня в объятья.
  В эту же минуту его призрачный силуэт слился со мной. Две фигуры стали одной. Я вся замерцала, будто тоже превратилась в призрак. А сердце застучало часто-часто, ведь теперь оно стучало для двоих. И бесконечное счастье выплеснулось из души ярким неугасимым факелом. Вся я запылала, сгорая от любви и не чувствуя боли, которая пронзала всё моё существо. Звёзды рождаются тоже в муках, говорила когда-то мама. Теперь я это знала. Но эта боль, казалась мне счастьем. Последний шаг я сделала с трудом. Было трудно, но я всё же преодолела себя и шагнула к тёмному солнцу. Полёт был коротким и пронзительным. Встретившая меня тень отступила перед живым
  факелом, который со всей силы пронзил умирающее солнце. Взрыв потушил моё сознание.
  
  
  ***
  
  
  В маленьком домике среди скал вздохнула седая жрица:
  - Виа не вернётся. Я знаю.
  Огромный, как медведь, человек со спутанной бородой согласно кивнул:
  - Мы тоже чувствуем... Это было её решение.
  В эту минуту в дом вбежал рыжеволосый парнишка, лет десяти.
  - Мама! Отец! Звезда! - задыхаясь от быстрого бега, выкрикнул он. - На небе только что вспыхнула новая звезда. Смотрите, это наша Виа!
  Он, нетерпеливо подпрыгивая, распахнул входную дверь и указал пальцем в небо.
  - Она возродила солнце. Так сказал наш бог, Пит. - Восемнадцатилетний парень, с глазами рыси, внимательно вглядывался в сиянье далёкой звезды.
  - Пит охранит её, - с уверенностью покачал головой отец, а мама тихо вытерла слезинки упавшие из глаз, всё ещё похожих на две маленькие луны.
  
  
  ***
  
  
  Мир теней изменился под возрождённым солнцем. Тени исчезли из него. Только название напоминало о прошлом. Исчезли из мира и его хозяева, ламиры. Пустые башни из стекла остались мрачным напоминанием былого их могущества. Люди быстро забывают плохое. Остаются только страшные сказки о далёкой древности. Новый мир засиял красками. В нём снова выросли деревья и цветы, а птицы запели свои весенние песни. Мир, опалённый любовью, снова ожил. В душах жителей его городов исчезла пустота. Они наполнились счастьем.
  
  А над миром сияло солнце. Оно было ярким и тёплым.
  - Наша звезда Виа, - говорили о нём люди, поднимая глаза к небу. - Она
  подарила нам жизнь и свободу. Теперь мы знаем, что значит жить.
  
  Их звезда была не одинока. На рассвете рядом с просыпающимся солнцем люди видели мерцающий силуэт верного ламира. А на закате возле дремлющей звезды всегда находилась серая тень звёздного волка. Они не покинули её, навечно оставаясь рядом.
  
  
  Замок среди снегов.
  
  
  Ч. 1. Игленар
  
  
   Кате Флат
  
   От Ветки и Тора, в знак дружбы.
  
   Всё не то, чем кажется.
  
  
  ***
  
  
  
  - Путешествие?! - от возмущения я даже все слова растеряла, хотя на их недостаток никогда прежде не жаловалась. А ведь батюшка конунг - правитель, между прочим, нашего Срединного королевства, знал, как я ненавижу всякого рода поездки.
  
  Да, ещё и эти лошади. Мерзость какая! А без них ведь в путешествии не обойтись. Совсем недавно одна такая гадина чуть меня не убила, когда мы с Виолой возвращались с прогулки. Сестра, как обычно, умчалась вперёд. Вот уж ловкая наездница, не зря поговаривают, что она родилась в седле. Я уступать ей, естественно, не хотела, но поганка Матильда, моя белогривая кобыла, заупрямилась и чуть на землю не сбросила. Какой-то всадник, совсем мне неизвестный, очень вовремя появился на лесной тропе верхом на гнедом жеребце. Видимо, он ехал со стороны нашего замка. Спрыгнув на землю, этот мужлан ловко схватил мою лошадь под уздцы и сразу же подчинил её своей воле. Гадкая Матильда вмиг притихла и даже кокетливо помахала незнакомцу хвостом. А самоуверенный нахал беспардонно посмел предложить мне руку, видимо, надеясь, что я соизволю сойти с лошади для беседы с ним. Идиот!
  
  - Леди, - всадник взглянул на меня, явно чего-то ожидая. Его рука в чёрной кожаной перчатке застыла практически рядом с моей рукой, вцепившейся в гриву кобылы. Ветер растрепал его тёмно-каштановые волосы. Одна прядь упала на лицо, прикрывая глаза. Какой неприятный, небрежно одетый тип!
  
  Я, помнится, аккуратно поправив свои рыжие локоны, выбившиеся из-под шляпки, проигнорировала тогда этот самоуверенный жест, раз он всё же мне помог. Иначе следовало бы потребовать от отца, чтобы он приказал казнить наглеца. Как он, вообще, посмел стоять со мною рядом и прикасаться к уздечке моей лошади! Холодно взглянув поверх его головы, надеюсь достаточно холодно, чтобы он осознал, сколь неприлично себя ведёт, я медленно проехала мимо, мечтая прибить упрямую скотину, спотыкающуюся подо мной.
  
  И вот, ещё не прошло и суток после этого крайне неприятного происшествия, как батюшка ошарашил меня новым гадостным известием. Я, видите ли, должна выйти замуж! А тот всадник, встреченный мною на лесной тропе, был всего лишь вестником, который привёз портрет моего будущего жениха и заручился согласием отца на этот столь скоропалительный брак. Ну почему я была столь милосердна?! Нужно было велеть отсечь ему голову, чтобы не смел портить мне настроение. Не то, чтобы я была против замужества. Стать замужней леди мне, в общем-то, хочется. К тому же, Виола уже обручена с принцем Триеном из Южного королевства. Очень скоро они покинут наш дворец, и мне станет скучно день изо дня слушать занудные проповеди няньки Нелли. Пожалуй, замуж выйти не так уж и плохо - хоть какое-то развлечение. Но путешествие! У меня даже зубы заболели, когда я представила эту будущую поездку. И почему я должна тащиться в такую даль только для того, чтобы встретиться со своим женихом. Традиция! Какая глупость! И кто её только придумал?
  
  Одно лишь примиряет меня с этой вынужденной поездкой - жених на портрете выглядит довольно приличным. Да, он неплох, весьма неплох: светловолос, кудряв, глаза цвета янтаря и одет в расшитый золотом кафтан. Очень надеюсь, что художник ему не слишком польстил. Конечно, это вовсе не означает, что я тут же брошусь собирать сундуки. Кстати, следует распорядиться, чтобы ничего не забыли. Меня окружают сплошь лентяи, бездари и невежи! Обо всём нужно по сто раз напоминать. И батюшка так ловко самоустранился от этой суеты, сказавшись больным. Теперь мне самой придётся переносить тяготы пути. Это просто несносно! Он, конечно, знал, что я буду вне себя от такой новости. Прислал ко мне с известием Нелли. Но нянька даже в комнату не рискнула зайти. Пропищала что-то из-за двери и портрет в щёлку сунула. Именно поэтому моя любимая статуэтка юной танцовщицы разбилась об дубовую дверь, а не об лоб хитрюги Нелли. Это рассердило ещё больше.
  
  Я бушевала, пока не наткнулась взглядом на портрет жениха. Симпатичный молодой человек, изображённый на небольшой деревянной дощечке, немного отвлёк меня от справедливого возмущения. Представив себя в роскошном свадебном платье, я чуть утешилась и подбежала к зеркалу, чтобы полюбоваться своим отражением. Да, прекрасна спору нет! Длинные рыжие волосы спадали блестящими прядями до самой талии, зелёные, словно листья, глаза сияли изумрудами на чуть смуглом лице. Мои алые губки растянулись в невольной улыбке, когда вспомнился шёпот придворных, раздающийся всякий раз у меня за спиной:
  
  - Как она хороша!
  
  Такой тонкой талией, как у меня, даже моя светловолосая и сероглазая сестра не могла похвастаться. Да, и платьев она не носила, предпочитая костюмы для верховой езды. Вот только ростом я не удалась. Терпеть не могу, когда батюшка называет меня малышкой. И всё же, да сохранят Пятеро душу моей покойной матери за то, что та пожертвовала своей жизнью, чтобы произвести на свет такое прекрасное дитя, как я. Вот только не забыть бы о новых нарядах и тёплых шубках. Ведь без них моя красота не будет полной. К тому же, говорят, что замок Игленар, где состоится моё венчание, расположен уж в очень суровом по погоде месте. Ненавижу холод! Ну почему такое приятное событие следует праздновать в таком гадком месте?! Жаль, что уговорить отца переменить решение уже невозможно. Он дал слово, и теперь при всей его любви ко мне и моём бесспорном обаянии, от него не откажется.
  
  Сборы заняли три дня. Портнихи расстарались, и мои наряды были сложены в сундуки, а сундуки упрятаны в карету. Я так увлеклась, примеряя новые платья, что совсем забыла о предстоящем неприятном путешествии. Провожая меня, батюшка вышел из своих покоев, хотя о своей болезни вспоминал на каждом шагу, громко охая. Благословив меня милостью Пятерых, отец совсем закручинился и ушёл к себе в опочивальню оплакивать наше расставание. Виола всегда мне казалась спокойной и уравновешенной. Но сегодня она совсем раскисла, разрыдалась, сжимая меня в объятьях и пачкая соплями мою новую шубку. Я решила не огорчаться из-за такой малости, ведь шуб у меня было предостаточно. Батюшка золота не пожалел, велев подготовить для меня богатое приданное.
  
  - Береги себя, сестричка, - шепнула мне на ухо Виола. - Я буду скучать.
  
  - Я тоже буду, - искренне заверила я её, честно пытаясь выдавить из себя хотя бы слезинку для приличия. Говорят, я даже в детстве никогда не плакала. Не научилась как-то. И страха тоже во мне, как и слёз, никогда не наблюдалось. Я даже беспокоилась, что это уж слишком ненормально, ноНелли сказала:
  
  - Не торопись испугаться, малышка. Жизнь долгая, ещё успеется.
  
  Няньке я верила на слово, поэтому волноваться из-за таких пустяков скоро перестала.
  
  Всю скучную дорогу нянька, шурша своими бесчисленными юбками и поправляя пенсне, зудела мне на ухо о правилах этикета, боясь, что я посрамлю наш королевский дом перед хозяевами замка. Ярл Свегей был поклонником старых традиций, поэтому нечего было удивляться его настойчивому приглашению. Провести обряд венчания в его замке считалось хорошей приметой, и многие с радостью принимали это приглашение. Мой отец не был исключением, поторопившись отправить меня в такую даль.
  
  Какое-то время я ещё пыталась отвлечься от дурных предчувствий и плохого расположения духа, выглядывая в окошко кареты. Но капитан сопровождающего меня эскорта из десятка всадников, очень просил не показываться на люди. Пришлось уступить просьбе моего хранителя, так как треклятый этикет не велит принцессе показывать себя простолюдинам. Ехать мышонком в коробчонке было до крайности скучно. Я даже была готова простить Матильду и прокатиться на ней верхом. Но Нелли вместе с моими служанками сразу же подняли такой вой, что переспорить эту троицу мне так и не удалось, как ни старалась. Только проводник - лысый Жбан, развлекал меня рассказами, следуя на своём старом мерине возле окошка кареты, в которое я пыталась выглянуть. Лишь из этих рассказов я узнала о том, сколько городков и деревенек мы проехали, в каком лесу останавливались передохнуть, какую речку преодолевали вброд. После трёх дней пути я так устала, что готова была придушить всех своих подданных собственными руками. И ничего мне, видите ли, нельзя! Выглядывать из кареты неприлично, на лошади скакать опасно, прогуливаться в лесу невозможно, а в речке поплескаться - так, вообще, кошмарно. Я уже решила было, что с меня хватит, и собралась бежать, куда глаза глядят, лишь бы подальше от своих надсмотрщиков. Но тут вдруг стало так холодно, что о побеге пришлось забыть. Оставалось только сидеть в карете, укутавшись в шубку и сопеть покрасневшим носиком. Когда моё отчаяние достигло предела, и я даже приготовилась проклясть всё на свете, включая это гадкое путешествие, неизвестного мне красавчика жениха, и даже самих Пятерых, мы глубоким вечером добрались, наконец, до деревушки, расположенной у подножья горы, на которой возвышался замок Игленар.
  
  Было темно, холодно и даже жутко, если верить завыванию Нелли и служанок. А я обрадовалась. Перемена обстановки подействовала на меня
  благотворно, да и вид замка напомнил об окончании этого отвратительного путешествия, что не могло не утешать. Правда, радость моя была преждевременной. Отправив одного из рыцарей в замок, чтобы предупредить хозяев о прибытии, капитан моих хранителей сообщил очередное гадкое известие. В замок, оказывается, невозможно доехать ни на карете, ни верхом. Я хмуро оглядела чёрную гору, виднеющуюся издали, домики со светящимися окошками, словно приклеившиеся к ней, и на вершине этой горы замок, еле угадывающийся во мраке. Потом взглянув на свои новенькие сапожки, я тихо прошипела, испугав бедного капитана до икоты:
  
  - Мне без разницы, как вы это сделаете, но мы с Нелли должны быть в замке в самом скором времени. Все остальные останутся в деревне ожидать моего возвращения.
  
  К счастью, капитан был опытным путешественником и сообразительным малым. Где он раздобыл сани буквально за четверть часа, меня совершенно не интересовало. Но прокатиться на них показалось забавным. Укутанные в шубы, мы с охающей нянькой уселись на тёплые меха. Четыре хранителя были вынуждены тащить нас в гору. Мне очень понравилось покрикивать на них, подгоняя. Хотя пару раз показалось, что они скрипели зубами, наверное, от восторга, радуясь возможности мне услужить. Порой сани так сильно скользили, что угроза опрокинуться становилась очень реальной. Нелли визжала, как девочка, я же веселилась вовсю, даже забыв про холод.
  
  Весёлая и разрумянившаяся, я подошла к воротам замка, выглядевшего довольно мрачно. Нелли подтвердила мои соображения на этот счёт коротким вскриком:
  
  - Жутко-то как!
  
  - Нормально, - отмахнулась я от её причитаний и взмахом руки отпустила хранителей. Те направились вниз, явно мечтая, как можно скорее, оказаться в тепле. Мы же с нянькой остались у ворот рядом с санками, на которых стоял мой сундучок с личными вещами. Не успела я возмутиться через негостеприимность хозяев, которые уже должны быть предупреждены обо мне, как ворота замка, словно по волшебству, распахнулись. Подумалось с ехидной ухмылкой:
  
  - "Да, здесь кто-то мысли читать умеет! Не успела ведь даже свою гневную речь озвучить, как уже и приглашение получила".
  
  Плешивый старикан вышел нам на встречу. Неприветливо
  уставившись мне в глаза, странный привратник, застыл у ворот в безмолвном ожидании.
  
  - "Дурачок, наверное", - подумала я, решив на этот раз не сердиться, хотя и удивилась такой непрезентабельной прислуге ярла Свегея. В голос лишь холодно представилась:
  
  - Принцесса Срединного королевства Ветвелин, приехала в замок Игленар для встречи со своим женихом.
  
  - Вас ждут, - тихо проворчал привратник, и отступил в сторону позволяя пройти во двор замка.
  
  - Наш багаж, - Нелли нерешительно оглянулась на сундук.
  Старик ничего не ответил, и я решила, что он сам догадается побеспокоиться о моих вещах. Больше я не стала задерживаться, мечтая поставить точку в этом путешествии. Ох, боюсь, что это слово станет для меня ругательным. Быстро преодолев внутренний дворик, я шагнула в приоткрытые двери замка.
  
  
  ***
  
  
  Холод объял всё вокруг. Уже полдня мы шли по усыпанной толстым слоем снега горной тропе. Вернее было бы сказать, здесь была тропа. Когда-то. В этом нас уверял проводник. Теперь же это было сплошное снежное ущелье между бескрайними лесами и косыми склонами. Пустынный вой ветра не стихал ни на мгновение. Я почти не слышал перебранки между проводником и Валфагаром. У меня уже отмёрзли уши, щёки и пальцы на ногах и руках. Я ещё держал поводья, но, клянусь Пятью, когда мы приедем, я уже не смогу их разжать. Я представил себе, каким беспомощным я кажусь со стороны. Если бы за поворотом в чаще леса прятались разбойники, я не смог бы даже вытянуть оружие, чтобы защитить Валфагара. Хотя, если кого и следовало бояться в этих горах, то точно не разбойников. Скорее на нас напала бы стая голодных волков.
  
  Я почувствовал, как конь подо мной вновь споткнулся. Стоило покупать его всего месяц назад, чтобы он подох здесь от холода? Лошади в Свернии слишком дороги, даже великий конунг не смог бы позволить себе покупать новую для каждой поездки. Да и проделывать пешком обратный путь я тоже не планировал.
  
  Мы были в пути уже третий день. Прошлым вечером нас застала
  вьюга, и мы вынуждены были свернуть на отшиб, к какой-то убогой деревеньке. Место оказалось довольно странным. Я и не предполагал, что на наших землях могут проживать столь дикие жители. Они смотрели на нас так, будто мы спустились с небес. Многие выбегали из своих хижин и пристально наблюдали за нами, не смея приблизиться. Если бы не приглашение из замка Игленар, я счёл бы это место самым крайним из тех, что ныне заселены людьми. Кого мы увидим дальше, пещерных людей?
  
  Мы зашли в дом старейшины, которого здесь все звали отцом. Это был дряхлый слепой старик, закутанный в дорогие меха. Он вёл себя крайне нерадушно, даже когда узнал, с кем он разговаривает. Казалось, он даже не понял, что перед ним сын его господина. И всё же отец позволил нам переждать вьюгу, а как только та закончилась, выгнал нас прочь. Я предложил придать неучтивого простолюдина мечу, но Валфагар проглотил унижение. Он всегда был мягкосердечным, но он мой друг, и, что куда важнее, я поклялся служить его семье. Когда при свете дня в ясную погоду я смог как следует разглядеть деревню, то увидел, что большинство хижин просели или вовсе обвалились. Занесённые снегом доски выглядывали отовсюду. Я увидел, что сохранившиеся дома составляли лишь ничтожную часть бывшего здесь некогда города. Проводник сказал, меньше ста лет назад на этом месте располагался торгово-охотничий городок. Сейчас немногие помнят его название - и я, признаться, забыл его - но раньше, когда здесь проходила ежегодная ярмарка мехов, он процветал. Проводник так и не сказал мне, что стало потом. Сказал только, что рухнувшие под снег дома стали могилами для своих хозяев.
  
  - Приехали, господин, - послышался сквозь вой ветра хриплый голос проводника. - Замок Игленар.
  
  Конь уже еле держался на ногах. Я направил его вперёд по склону, где мне открылся вид на предгорную долину. Там внизу под косогором лес расступался, оставляя место многочисленным домам, густо расположенным у подножия замка. Дым струился в вечернем небе, вырастая из труб и растворяясь в ледяном воздухе. Дорогу освещали выходящие на узкую улицу окна и фонари. Меньше всего после увиденного в пути я ожидал обнаружить здесь тихую сказочную деревушку. Воображение рисовало мне заброшенные избы и убогие перекошенные хаты, землянки, или вовсе лишь эти осточертевшие снежные горы вокруг одинокого старого замка.
  
  - Слава Пяти! - устало выдохнул Валфагар. - Я думал, ты ведёшь нас за край света.
  
  - Будь за краем теплее, чем здесь, я бы только пришпорил коня. -
  Выговаривать слова было сложно, губы еле шевелились. Я попробовал улыбнуться. Валфагар рассмеялся.
  
  - Боги, Торн, я не видел на тебе такой свирепой физиономии с тех пор, как твою первую лошадь украли уличные мальчишки.
  
  Я усмехнулся и поднял взгляд на небо. Был уже глубокий вечер. Над угловатыми силуэтами гор ярко сияли звёзды. Я тщетно попытался припомнить момент, когда наступили сумерки. Видимо, я слишком углубился в размышления и воспоминания.
  
  - Поехали быстрее, нам надо согреться и перекусить. Наверняка мы прибыли одними из последних.
  
  Я кивнул и дёрнул поводья, казалось, вросшие мне в рукавицы. Мы ехали мимо аккуратных домов, совсем не тех хижин, которые я видел день назад. Деревня, очевидно, росла без какого-либо плана, переулки и улицы были узкими, по ним едва можно было проехать верхом. Оно и понятно - едва ли всадники были здесь частыми гостями. Народа на улице было немного, а те, что были, не обращали на гостей особого внимания. Замок располагался на склоне, куда вела узкая горная тропа, поэтому мы спешились. Валфагар приказал проводнику и людям отвести лошадей в стойла и ждать, пока их где-нибудь поселят, а мы с ним поднялись к воротам замка. Встречать нас вышел сухонький старик. Он приветливо поклонился и оглядел гостей цепким взглядом.
  
  - Ярл Валфагар, мы вас очень ждали. Надеюсь, доехали без хлопот? Кто этот человек, сопроводивший вас?
  
  - Приветствую, - кивнул Валфагар. - Это хэрсир Торнгар, он преданный вассал моего отца.
  
  Я поприветствовал привратника, но тот никак не отреагировал.
  
  - Грандиозно, - улыбнулся он молодому ярлу. - Мы сейчас же определим его где-нибудь в деревне.
  
  Валфагар нахмурился.
  
  - Хэрсир благородных кровей. Ему положено гостить вместе со своим господином.
  
  - Мне очень жаль, ярл, но он не получил приглашение, а значит, ему
  следует остаться в деревне. Такова была воля хозяина.
  
  - Тогда зови сюда своего хозяина, - голос Валфагара утратил последние нотки доброжелательности. - И не заставляй меня долго ждать.
  
  Я посмотрел на него. Как ни удивительно, он был действительно возмущён. Я хорошо знал Валфагара. Мы вместе росли при дворе его отца, у нас был один опекун, и, сколько я себя помню, мы всегда были лучшими друзьями. Но я всё равно никогда не ожидал и не просил его отстаивать мои интересы. Да и, мне казалось, он не стал бы.
  
  В отличие от него, наследника обширных земельных владений и одной из самых благородных семей Свернии, я был небогат. Мой род был стар, но никогда не достигал заметного величия, хоть сколь-либо сравнимого с величием семьи Валфагара. Но я не раз уже вёл войско его отца в бой, и часто выполнял для него дипломатические миссии. Например, буквально неделю назад мне было велено передать приглашение на венчание семье невесты. Отец как-то странно отреагировал на моё напоминание о том, что его дочь обручена с Валфагаром. Я побоялся было, что он расторгнет помолвку, но едва ли он не понимал, что за этим может последовать. А может, лучше было бы ему так и поступить? Лучше для Валфа.
  
  Я проезжал мимо, когда увидел, как какая-то неумеха пыталась управиться с лошадью. Судя по наряду, это была та самая принцесса Ветвилин, либо её сестра. Но я слышал, сестра хорошо сидит в седле, тогда как я едва успел спасти эту от падения. Она была бледной, но самообладания не потеряла и скрылась, не проронив ни слова. Я подумал тогда, как не повезло Валфу жениться на таком жутком снобе, как она. Но вспоминая потом её миловидную внешность, я решил, что в чём-то ему даже повезло.
  
  - Что я слышу? - приглушённо донеслось из замка. - Ты отказываешь гостю в гостеприимстве?
  
  Я вгляделся вдаль ворот. Крохотный внутренний двор заканчивался массивными дверьми. Слова будто бы исходили не откуда-то изнутри, а из замка в целом. Я очень устал.
  
  - Вы сами сказали, что мест не осталось, господин, - мягко прозвучал голос привратника.
  
  - И, конечно, ты не вспомнил про верхние помещения. Сейчас же пригласи гостей к очагу и отправляйся прибирать комнату для нежданного гостя.
  
  - Слушаюсь, господин.
  
  С этими словами старик вышел во двор и пригласил нас внутрь.
  
  
  
   Ч. 2. Призраки замка
  
  
  ***
  
  
  Не успела я впорхнуть в холл замка и оглядеться, лишь краем глаза заметив серые каменные стены вокруг и ступеньки лестницы у своих ног, как мне навстречу выскользнул высокий костлявый мужчина в сером, под цвет стен, сюртуке. За моей спиной вскрикнула нянька, напугавшись внезапного появления встречающего. Я же лишь вопросительно подняла бровь. Этот человек не показался особенно приятным. Его мышиного цвета волосы были гладкими, словно приклеенными к черепу. Прозрачные, почти бесцветные, чуть выпученные глаза, излишняя костлявость тела и вкрадчивые движения немного настораживали. Но особых причин для испуга я так и не увидела. Мысленно обозвав няньку пугливой курицей, благосклонно приняла его вежливый поклон, кивком головы ответив на приветствие. Немного раздражали излишне плавные движения этого слуги и тихий, шелестящий голос, которым он представился:
  
  - Я дворецкий ярла Свегея, Берим. Ваше высочество, прошу следовать за мной. Ваши комнаты уже готовы.
  
  Он сделал приглашающий жест рукой. В другой руке у него был подсвечник. Огонёк свечи помог нам не заблудиться в тёмных коридорах замка и благополучно дойти до предназначенных для нас спален.
  
  Проводив нас с Нелли, скользкий дворецкий ярла бесшумно удалился, напомнив напоследок, что через час нас ждут в большом зале к ужину. Я даже не успела спросить, где этот зал находится. Только лишь оглянулась от двери комнаты, но за спиной уже никого не обнаружила. Странный тип исчез, словно растворился в воздухе. Удивлённо пожав плечами и отмахнувшись от няньки, суетливо просящей защиты у Пятерых от надуманных ею страхов, я решительно шагнула в свою опочивальню, сердито захлопнув дверь перед носом сунувшейся было за мной Нелли. В конце концов, могу я хотя бы час отдохнуть от её кудахтанья!
  
  Комната, в которой меня поселили, оказалась на удивление уютной, во всяком случае, не такой мрачной, как всё, что я до этого встречала. Вся она была задрапирована шёлковыми тканями осенних цветов. Здесь преобладали мои любимые золотисто-красные расцветки. Стены, покрывало, и даже балдахин над большой кроватью радовали глаз и согревали душу, напоминая о доме. Собственно, кроме кровати здесь больше ничего и не было. Разве что небольшой высокий столик на трёх ножках, служивший подставкой для большой толстой свечи, да круглое зеркало на стене. Мой сундук тоже оказался здесь, что невольно порадовало. Не успела я, как следует, осмотреться, устало присев на кровать, и мимолётно подумав о заботе хозяев замка, которые оформили эту комнату в цвета моего королевства, как раздался тихий стук в дверь. Сначала я громко позволила войти, но никто не отозвался. Пришлось идти открывать дверь, смиряя раздражение от излишней вежливости местных слуг. На пороге никого не оказалось, если не считать, конечно, серебряной миски для умывания, большого кувшина с тёплой водой и пушистого куска ткани. Всё это находилось на небольшом оснащённом колёсиками столике. Я лишь слегка подтолкнула его, и он сам вкатился в комнату. Представив, как завизжит нянька, решив, что столик заколдован, я мысленно расхохоталась, и начала смывать с себя дорожную пыль.
  Тёмно-зелёное платье с пышными рукавами сидело на мне как нельзя лучше, удачно подчёркивая цвет глаз. Довольно взглянув в зеркало, я скрепила волосы золотым ободом, напоминающим венок из переплетённых листьев, - традиционной диадемой принцессы Срединного королевства, где почти всегда властвовала осень.
  
  - Неплохо, - с улыбкой прокомментировала увиденное.
  
  Ровно через час после прибытия в замок ко мне заглянула Нелли, принарядившаяся в свои лучшие ярко-красные юбки. Всегда поражалась тому, как точно она чувствует время. В детстве мне казалось, что нянька проглотила механические часики, и с тех пор они тикают в её большом животе, подсказывая, который час. Не помню случая, чтобы Нелли хотя бы разок опоздала к ужину. Нянька взяла свечу и предложила мне отправиться на поиски обеденного зала. Снова оказавшись в коридоре, я немного растерялась, но моя нянька всегда имела отменный нюх, особенно на свежеприготовленное жаркое.
  
  Обеденный зал в этом замке был достаточно большой, чтобы скудное освещение не позволило разглядеть его во всех подробностях. В свете множества свечей, которые стояли на специальных высоких подставках, мне удалось рассмотреть только большой камин, в котором плескалось жаркое пламя, и круглый стол, уставленный блюдами с угощением. В зале нас встретил дворецкий. Он тихо извинился за то, что не смог сопроводить гостей к столу, и пригласил нас присесть. Красное вино уже было разлито в хрустально звеневшие бокалы. Заверив нас, что хозяева и гости будут с минуты на минуту, дворецкий скрылся за большой, дубовой дверью.
  
  Пока нянька наслаждалась вином, я, критически оценив предложенные блюда - в основном мясные: оленина в брусничном соусе, перепела, гуляш, запечённый с грибами заяц и ассорти из десятка различных видов колбас - отдала предпочтение сырам и сушёным фруктам. Волноваться по поводу встречи с будущим супругом почему-то не пришло мне в голову. Замужество казалось делом будничным, таким же заурядным, как еженедельная молитва. Брак никогда не был для нас чем-то особенным, ведь даже обряд венчания всегда проводился скромно с малым количеством свидетелей. Обычно для подтверждения факта венчания присылалось по одному человеку от каждого рода, которые заключали союз через своих детей. Обряд должен был проходить в священном месте, где Альгор, один из Пятерых, связывал нити судеб двух молодых людей. К сожалению, не каждое место пользуется благосклонностью богов. В связи с этим будущим супругам приходится преодолевать трудности длительных путешествий - как, например, мне. В замке Игленар состоится всего лишь скучный обряд: знакомство с женихом и обмен клятвами у священного камня. После того, как наш брак будет засвидетельствован богами, мы сможем покинуть сей мрачный приют и вернуться в дом моего супруга, где нас ожидает настоящий свадебный пир.
  
  Очень подозреваю, что день, когда я стану королевой, понравится мне намного больше этого дня, навязывающего мне роль жены. Как жаль, что без одного невозможно другое. Зато, как говорят, мой будущий жених ко всему ещё и претендент на титул великого конунга. Стать королевой мне виделось более приятным, чем становиться чьей-либо женой, но так как этой участи избежать было невозможно, то пришлось смириться, набравшись терпения. К тому же, в себе я была уверена: хороша, умна, образована. Чего ещё нужно для счастья моему будущему мужу? Он будет очарован и станет навеки моим рабом. Меня его внешность тоже, в общем-то, устраивала. Так что для волнений не было решительно никаких причин.
  
  Мои предположения очень скоро подтвердились. Уже через несколько минут дворецкий, распахнув дверь, объявил:
  
  - Ярл Валфагар и его сопровождающий хэрсир Торнгар!
  
  Тут же в зал почти вбежал светловолосый юноша и поклонился нам с Нелли, при этом восторженно на меня поглядывая.
  
  - "Готов голубчик", - хмыкнула про себя я, с удовлетворением заметив, что художник, рисовавший его, был правдив. Мой жених, ярл Валфагар, был красив, как бог. В его молодом, стройном теле чувствовалась сила. В сияющих янтарём глазах угадывалась романтическая натура. Скрывать не стану, жених мне с первого взгляда понравился, но больше всего меня удовлетворила его безропотная покорность и настоятельное желание пасть к моим ногам. Впрочем, нечего удивляться, я не могла не нравиться и хорошо это знала. Изобразив улыбку на своём идеальном лице, я благосклонно протянула ему руку для поцелуя. Валф меня не разочаровал. Он тут же рухнул передо мной на колени, нежно и трепетно прикоснувшись алыми губами к моей ладони. Я лениво отвела взгляд, чтобы скрыть притаившуюся в глазах скуку, и тут случайно заметила кривую ухмылку на лице темноволосого молодого мужчины, остановившегося у входа в зал. Он не торопился приветствовать дам, глядел вызывающе насмешливо. Я невольно нахмурилась. Не люблю, когда на меня смотрят без привычного восторга. Кого-то мне напоминал этот невежда, но я никак не могла вспомнить, где мы встречались, и встречались ли вообще.
  
  Тем временем, мой жених, наконец, оторвал свои губы от моей руки и, пылко заглянув мне в глаза, проговорил звонким, взволнованным голосом:
  
  - Принцесса Ветвелин, я рад нашей встрече! Я так долго мечтал об этом. Теперь я ваш навеки. Можете бесконечно располагать мною. Вся моя жизнь без остатка с этой минуты принадлежит вам, дорогая.
  
  - Я знаю, - чуть ли не небрежно отмахнулась я, автоматически соглашаясь принять все его жертвы. Все мои мысли занимал незнакомец у двери. Я мучилась сомнениями, пытаясь хоть что-то вспомнить, и это мне совершенно не нравилось. Конечно, я слышала недовольное ворчание Нелли, своим кряхтением пытающейся мне напомнить о строгом соблюдении этикета. Но внимания на няньку не обращала, зная, что ещё наслушаюсь от неё упрёков и поучений, когда мы останемся одни. Влюблённый ярл, казалось, вовсе не заметил моей отрешённой холодности, воспринимая любое моё слово, как признание в любви. Проследив за моим заинтересованным взглядом, он оживлённо махнул рукой своему спутнику, приглашая подойти ближе.
  
  - Позвольте представить вам, моя дорогая. Это хэрсир Торнгар, мой добрый друг. Мы знакомы с малолетства. Он поклялся служить моему отцу и сопровождает меня, верный своему долгу и нашей дружбе.
  
  Сопровождающий моего жениха холодно мне поклонился, при этом тёмно-каштановая прядь волос вдруг удивительно знакомо упала ему на лицо, прикрыв карие глаза.
  
  - Леди, - произнёс он, криво улыбнувшись лишь одним кончиком рта, - надеюсь, ваше путешествие было приятным. Лошади не беспокоили?
  
  - "Всадник! - мгновенно прозрела я. - Тот самый вестник, что помог усмирить взбесившуюся Матильду. Какая же мерзкая у него ухмылка! Очень добрый друг моего жениха. Ах, как жаль! Его голова могла бы стать мне неплохим свадебным подарком".
  
  Я тоже вынужденно скривила губы, но так мерзко ухмыльнуться, как этот противный тип, всё равно не получилось. Красоту ничем испортить невозможно, это всем известно.
  
  - Ах, так это вы оказали мне ту маленькую услугу, - обронила я, изображать забвение дальше показалось глупым. Встретившись с непонимающим взглядом Валфа, Торн неохотно пояснил:
  
  - Я помог Её высочеству справиться с лошадью, когда ехал с приглашением в Оснель.
  
  Жених просиял:
  
  - Так вы знакомы! Я бесконечно обязан тебе за то, что ты спас мою возлюбленную невесту, дружище. Теперь вы тоже можете стать друзьями.
  
  - Конечно, - выдавили мы одновременно, уставившись друг на друга с неприкрытой неприязнью.
  
  Я уже почти ненавидела это самодовольное, наглое лицо, хотя причины этой внезапной ненависти отыскать в себе так и не смогла. С сомнением предположила, что это ревность. Уж очень благосклонно Валф поглядывал на противного хэрсира.
  
  Поразмышлять о новом чувстве, неожиданно поселившемся во мне, не удалось. В распахнувшуюся дверь залы вкатился хозяин замка, радушно всех приветствуя. Ярл Свегей был похож на улыбчивого колобка. Всё в нём было круглым: круглые румяные щёчки, круглый живот, на котором с трудом застёгивался богато расшитый кафтан, круглый венчик остатков седых волос, обрамляющих блестящую лысину, круглые глазки, похожие на голубые пуговицы. Он не ходил, а катился, быстро перебирая маленькими кривыми ножками. Следом за Ярлом вошла его жена, худая, высокая, очень бледная дама с длинным носом и плотно сжатыми тонкими губами. Леди Свегей почти не разговаривала, зато её супруг болтал без умолку. У меня от его пустой трескотни даже голова разболелась, поэтому в последующей беседе я почти не принимала участия, стараясь отделаться от глупых вопросов круглого ярла односложными ответами. Не понимаю, зачем ему было знать о здоровье батюшки, бесконечности срединной осени или моей нелюбви к лошадям. Усевшись за стол, я хмуро жевала сыр, и старалась не прислушиваться к беседе Валфагара с хозяином замка, когда они обсуждали завтрашний обряд венчания. Хэрсир сидел как раз напротив меня рядом с Нелли, которая пыталась строить ему глазки, при этом, всё время, роняя своё пенсне. Его кислый вид чрезвычайно меня раздражал, из-за чего неприязнь к другу моего будущего мужа только возросла.
  
  Уже ближе к концу обеда дворецкий ввёз в зал кресло на колёсиках, в котором сидела древняя скрюченная старуха. Нелли, как обычно, пугливо вскрикнула. Я же оживилась, забывая про головную боль. Страшноватый вид новоприбывшей меня скорее забавлял, чем пугал.
  
  - Моя тётушка Лавиния, - поторопился представить старуху ярл Свегей, чтобы успокоить всполошившуюся Нелли. - Она плохо себя чувствовала, но всё же решилась ненадолго выйти из своей комнаты, чтобы поприветствовать наших гостей.
  
  Горбатая, седовласая и одноглазая тётка с минуту подёргала своим крючковатым носом, поморгала выцветшим серым глазом, лишь одним, так как второе веко у неё было опущено, и что-то неразборчиво проворчала низким хриплым голосом. Видимо, это и было её приветствием в ответ на наши поклоны. Впрочем, вскоре старуха вовсе притихла, будто уснув в своём кресле, и все перестали обращать на неё внимание. Только я всё ещё заинтересованно поглядывала на тётушку, надеясь хотя бы на какое-то развлечение. Бабуля меня не подвела и надежду оправдала. Уже по окончании ужина, когда все готовы были покинуть зал, чтобы отправиться отдыхать в свои комнаты, тётушка Лавиния вдруг вытаращила свой глаз и ткнула в меня крючковатым пальцем.
  
  - Какая молоденькая! - прокаркала она, то ли сочувствуя мне, то ли восхищаясь. - Такой и я была когда-то, много лет тому назад.
  
  Нелли, конечно же, приготовилась рухнуть в обморок, во всяком случае, крепко вцепилась в руку мерзкого хэрсира. Он вежливо подёргался, но вырваться от моей няньки не смог. Хватка у Нелли всегда была железной, и если ей что-то в руки попадало, то это уже, считай, навсегда. Я же не удержалась от хихиканья.
  
  - Вериться с трудом, - с сомнением покосилась я на старушенцию.
  
  - Смейся, смейся, малышка, - покачала головой та, словно бы даже с сочувствием. - Скоро не до смеха станет.
  
  - Что вы такое говорите, тётушка! - замахал пухлыми ручонками ярл Свегей. - Леди завтра венчается. Когда же улыбаться, если не на собственной свадьбе!
  
  Тут бы я, конечно, поспорила. Нет ничего скучнее, чем таинство венчания, очень боюсь, как бы от зевоты челюсть не вывихнуть. Так что старушка в чём-то была всё же права.
  
  Разбудил меня странный громкий звук. Судя по догорающей свече, до рассвета оставалось ещё несколько часов. Я решила было своё пробуждение приписать беспокойному сну, но звук повторился. Сначала это был вой, напоминающий то хохот безумца, то рыдания младенца. Потом к вою присоединился ужасный грохот, словно кто-то решился устроить ремонт в замке и начал долбить стены просто среди ночи. Эти звуки ужасно раздражали, мешая уснуть. Я скрипела зубами, сочиняя проникновенную речь, которую собиралась озвучить перед хозяевами с утра пораньше. Но тут примчалась дрожащая и подвывающая нянька, похожая в своей огромной белоснежной ночной рубашке на привидение, и сочинение речи пришлось отложить на потом.
  
  Нелли рыдала и лезла ко мне обниматься, то ли стремясь защитить, то ли пытаясь спрятаться. Я сунула ей в руки носовой платок, и даже позволила забраться ко мне в постель. Нянька порой ужасно раздражала своей боязливостью и занудством. Но другой матери я, к сожалению, не знала. Успокоить мне её до конца так и не удалось. Её страх совсем сжёг бедняге мозг. Всё что она могла, это трястись осенним листом и бормотать молитву. Я строго велела ей не высовываться и, прихватив вторую свечу, отправилась искать источник столь неприятного шума. Уверения нянюшки в том, что это шалят призраки замка, не выдерживали никакой критики. Сколько живу, никаких призраков не видела, а значит, их просто не существует.
  
  Страха во мне, как и прежде, не было, зато любопытство плескалось через край. Единственное, что следовало бы сделать - а я в спешке забыла - так это набросить на себя что-то помимо лёгкой, полупрозрачной сорочки, которая не скрывала ни округлости моих плеч, ни длинны ног, мелькающих в глубоких разрезах. Бродить по тёмным, пустым и холодным коридорам замка, вслушиваясь в глухое завывание, - удовольствие ниже среднего. Но всё же этот вариант меня привлекал больше, чем сидение рядом с хнычущей нянькой. Правда, я умудрилась заблудиться. Свернув в очередной коридорчик, вдруг сообразила, что не имею представления, где находится моя комната. Следовало бы позвать на помощь кого-нибудь из прислуги, но тут возникла парочка препятствий. Если на свой неподобающий внешний вид я могла бы совершенно неподобающе плюнуть, так как бродить до конца жизни по этому замку не собиралась, то отыскать местную прислугу я всё равно не могла при всём желании. И тут ко всему прочему у меня потухла свеча.
  
  Оставшись в кромешной темноте и уже от отчаяния собравшись присоединиться к слышимому вою, то есть повыть, так сказать, дуэтом, я решительно уселась на ступеньку какой-то лестницы, как тут на меня что-то упало и мужской голос грубо выругался, помянув Пятерых совершенно неприличным образом. Света не было, но на ощупь удалось всё же выяснить - упавшее на меня, оказалось живым и, судя по щетине, мужчиной. Когда руки коснулись моих обнажённых плеч, я вспомнила, что по этикету в этот момент должна пронзительно завизжать. Но кричать совсем не хотелось. Я решила немного погодить, зная, что крикнуть всегда успею. Незнакомец, осторожно коснулся моего лица: глаз, щёк, губ, словно пытаясь узнать на ощупь. Потом запутался пальцами в волосах. Игра в таинственность забавляла. Я даже не заметила, как стих пугающий мою няньку вой. Впрочем, сидеть в темноте быстро надоело. Меня уже давно пора было узнать. Или здесь так много красавиц по ночам бродит? Я нетерпеливо вскочила. Мужчина встал рядом и тихо произнёс, скорее утверждая, чем спрашивая:
  
  - Принцесса?
  
  - А кто же ещё, - фыркнула я.
  
  - Что ты здесь делаешь? - темнота, окружавшая нас, удивительным образом сближала, и его фамильярность показалась совершенно уместной, и нисколько не обидной.
  
  - Гуляю, - язвительно выдала я, надеясь, что он знает, что такое сарказм.
  
  - Нашла время! - проворчал он. - Ты случайно не видела, кто здесь
  выл?
  
  - Как в этой темноте можно что-то увидеть? - пожала я плечами, хотя данный жест был, конечно, лишним.
  
  - Увидеть можно всё и всегда, ну, если очень этого захотеть, - обронил он небрежно.
  
  Ага, выходит, когда этот внимательный субъект на меня налетел, то замечать меня решительно не желал. В другое время я бы обязательно обиделась и устроила бы показательную казнь. Ведь не замечать меня - это форменное преступление! Но в данных обстоятельствах придираться и занудствовать было глупо. Темно всё-таки, хоть глаза выкалывай. А он и сбежать может под шумок. Одной оставаться не хотелось. Да, и вопрос его меня заинтересовал.
  
  - Кстати, сама о том же хотела спросить, но кроме тебя больше никого не встретила. Где хозяева? Глухие они, что ли? Такое чувство, что все здесь вдруг вымерли. Я бы ещё могла поверить, что старушка концы отдала, но всё семейство сразу вместе со слугами - очень сомневаюсь.
  
  - Хозяев нигде нет, - задумчиво поделился собеседник. - И слуг. Не нравится мне всё это. Ещё и вой какой-то подозрительный.
  
  - Да ну, - отмахнулась я. - Просто ветер, наверное.
  
  - Здесь тепло, - всё ещё с сомнением протянул он. - И я нигде не почувствовал сквозняка.
  
  - Ты в мою комнату случайно дороги не знаешь? - решила спросить его о наболевшем, потому что сквозняки меня вообще не волновали.
  
  - Случайно знаю, - хмыкнул незнакомец.
  
  Странно, но мне даже в голову не пришло спросить, с кем я так мило беседую, видимо основательно увлеклась в ту минуту игрой в таинственность.
  
  - Тогда проводи меня, - величественно соизволила распорядиться я, ухватив его за руку, точно так же, как моя нянька вцепилась в противного хэрсира за ужином.
  
  - Да ты никак потерялась, - насмешливо предположил мой провожатый, всё же начиная двигаться в неизвестном для меня направлении. Я честно волоклась следом, удивляясь его явно кошачьему зрению.
  
  - Ещё чего! Даже не думала теряться, - возмущённо соврала я. - Просто принцессе положено иметь хранителя.
  
  - Ну да, - недоверчиво проворчал он. - А когда ты на эту ночную прогулку выбиралась, то про охрану и не вспомнила.
  
  - Я такая рассеянная, - невинно согласилась я с ним.
  
  - И платье тоже одеть забыла, - он, словно нечаянно, коснулся моего плеча.
  
  Я резко остановилась и прорычала:
  
  - Руки убери! Очень рискуешь остаться без них!
  
  Он мгновение помолчал, потом сказал примирительно:
  
  - Я не хотел тебя обидеть.
  
  Я, немного подумав, качнула головой, хотя он этого и не мог видеть. Потом снова взяла своего провожатого за руку, решив всё же его простить, а вдруг он действительно нечаянно меня коснулся. Эта темнота сделала меня такой уступчивой, просто себя не узнаю. Не сговариваясь, мы пошли дальше, пытаясь не натыкаться на стены. Помолчав, он с любопытством спросил:
  
  - Ты же не знаешь, кто я? Как собиралась определить, кому руки рубить?
  
  - Уж я бы догадалась, - самодовольно уверила его.
  
  - Смешная, - в его голосе почудилась удивление. - А в темноте ты совсем другая, даже симпатичная.
  
  - Ты что, слепой? - так меня ещё никто не оскорблял. - Да, я красавица, между прочим!
  
  - Догадываюсь, - голос его вдруг стал ехидным, пробуждая во мне подозрения.
  
  - А ты кто такой? - наконец, додумалась спросить я.
  
  Вместо ответа он распахнул передо мною дверь. Оказывается, мы уже какое-то время топтались у моей спальни. В тусклом свете свечи я разглядела насмешливые карие глаза ненавистного хэрсира.
  
  - Опять ты?! - выкрикнула ошарашено и в ярости ударила его по физиономии собственной ручкой.
  
  Ох, видел бы это нарушение этикета батюшка - полысел бы в тот же час. Ясное дело, зря, что ли, палачей поим и кормим, чтобы обо всяких поганцев ручки марать. Негодяй моего удара не ожидал, впрочем, как и я сама, поэтому отшатнулся, охнув, и за травмированную щёку схватился.
  
  - За что? - только и спросил.
  
  - Наглеть не надо! - рыкнула я, резко захлопывая дверь опочивальни, очень надеясь стукнуть ею этого паразита по лбу. Сдавленный возглас пролился бальзамом на мою возмущённую душу.
  
  
  
  ***
  
  
  Мои руки не чувствовали тепла целую вечность, и теперь огонь казался мне совершенно непривычным. Я подобрался поближе к камину, вежливо устранившись из беседы за ужином. Мало того что хозяину замка не удавалось скрыть недовольство моим присутствием, так меня ещё весь вечер буравила раздражённым взглядом будущая ярлесса. Я прикидывал шансы когда-нибудь удалить её от Валфа, но мой друг, похоже, рядом с ней не услышал бы и гласа богов. Дошло до того, что я всерьёз задумался над возможностью заговора против неё или против самого Валфагара, если он не возьмётся за голову. Но подобные меры я решил оставить на потом. В конце концов, за меня это может сделать его отец, когда увидит, каким ослом эта чужеземка делает его сына.
  
  Я уже начинал жалеть, что Валф настоял на моём присутствии у ярла Свегея, хотя в том не было ни моего, ни его долга. Я решил постараться как можно меньше встречаться взглядом с гостями и устроился у камина, делая вид, что слушаю разговор за столом. Спутница принцессы перебрала с вином и теперь, визгливо смеясь, всячески пыталась приковать к себе внимание, в особенности моё. Сама принцесса со скукой рассматривала блюда на столе, никак, видно, не решаясь выбрать, что меньше всего повредит её фигуре. Валфагар пытался занять её разговорами о своей родине, но та лишь вяло кивала. В конце концов, Свегей вовлёк его в какую-то беседу, суть которой я не стал улавливать. Его жена и вовсе молчала на протяжении всего вечера. Я уже не говорю про старуху, которую он представил как свою тётушку. Даже в сознании та шевелилась так, будто кто-то двигал ею, дёргая за верёвочки. А вскоре она и вовсе заснула.
  
  Я мало знал об этом месте, так же как и о роде его хозяев. Нельзя сказать, чтобы я был знатоком в этой области, да и чем мог прославиться владелец тундровых лесов и ледяных степей? У него даже не нашлось денег на барда, чтобы тот скрасил застолье. Но я ни разу не видел ярла Свегея при дворе, он жил отшельником, что можно было сказать и о всём его роде за как минимум сотню лет. Предок его, кажется, был из числа посрамлённых, когда старых богов окончательно запретили в Свернии. Это последнее, чем отметились Свегеи в истории. Довольно странно, что мой господин из всех приглашений выбрал именно замок Игленар. Возможно, он пожелал наладить отношения с его обитателями, ведь по сути его дед и принёс в Свернию Пятерых, которые рассорили Свегеев с остальными ярлами.
  
  - Сколько слуг в вашем замке, ярл? - громко поинтересовался я. Судя по непродолжительному молчанию, то, что я прервал беседу, не понравилось никому. Ярл выдержал ровно такую паузу, по которой я смог бы понять, насколько он недоволен моим присутствием.
  
  - Четыре человека, хэрсир Торнгар. Желаете, чтобы я позвал кого-нибудь?
  
  - Нет, благодарю.
  
  Я огляделся. Замок выглядел старым, но очевидных признаков ветхости я не обнаружил. В ином месте даже не так близко к краю света известную проблему вызывал холод и постоянные сквозняки. Не во всяком замке можно было ходить без тёплых накидок, и даже одеял было не меньше пяти. Здесь же было довольно тепло, и сложно было представить, что в замке занято лишь четверо слуг. А вот с освящением были определённые проблемы - на лампах ярл Свегей явно сэкономил. Я видел клубящуюся вокруг тьму, и, если бы не моё зрение, не смог бы проглянуть её и на шаг вдаль от стола, камина и освещённого перехода на лестничный пролёт. Говорят, я родился под какой-то там звездой. Не знаю, что это даёт моим глазам, да и не хочу знать. Свой дар я всегда старался скрывать. Люди ненавидят тех, кто в чём-то их превосходит, особенно если это что-то позволяет без труда видеть всё, что делается в тени.
  
  Когда ужин был окончен, мне показали мою комнату и - пришлось на этом настоять - комнату Валфагара. Я застал его глядящим в узкое окно. Печь у стены временами потрескивала, согревая так, что глаза против воли закрывались. Каменные стены были развешаны гобеленами, недорогими и совершенно не радующими взгляд, но всё же сохраняющими тепло. Казалось, всё было сделано тут для того, чтобы вопреки суровой природе этой местности жить здесь было возможно и даже приятно. И, надо сказать, проблем у Свегеев с этим не было.
  
  Валфагар повернулся ко мне и улыбнулся.
  
  - Красиво за окном, правда? - произнёс он так, словно попал на небеса. - В Кангоре редко выдаётся такая вьюга.
  
  - Прошлой ночью такая же едва не убила нас, если бы нам не повезло встретить забытую богами деревню.
  
  - Красота и должна быть опасной, - мечтательно пропел Валфагар. - Иначе не имеет смысла.
  
  Я кивнул, хотя не видел в ней смысла ни в каком состоянии.
  
  - Меня поселили на верхнем этаже донжона, - поделился я, но Валф был погружён в свои мысли и как будто меня не услышал. Я уже успел привыкнуть к тому, что в минуты сильного волнения он не замечает ничего вокруг.
  
  - Тебе тоже хочется спать? - Я снова кивнул. Наверное, я выгляжу очень усталым. - А я не могу.
  
  - Тебя что-то беспокоит, господин?
  
  - Я думаю о Ветвелин, - тон Валфагара принял ещё более мечтательный оттенок. - То, что отец не говорил мне, с кем при рождении меня обручили, было жестоко, но сейчас, когда я, наконец, увидел её, я счастлив. Я ждал увидеть безобразную жабу, и даже когда ты привёз мне её портрет, мне не хватило сил решиться на него взглянуть. А сейчас я смотрю на него и вижу, что он всё равно солгал бы мне. В жизни она оказалась ещё прекрасней! Я был так возбуждён, что чуть не поклялся ей в верности в ту же минуту, как увидел. Скажи, разве она не прекрасна?
  
  - Отличное украшение для трона, - бросил я как можно небрежнее.
  
  - Да! Мы с ней будем идеальной парой. Я уже не могу дождаться, когда мы останемся наедине... Погоди, что? О чём ты?
  
  - Ярлы поддержат тебя как наследника великого конунга, - попытался я состроить дурака.
  
  - Это я знаю. Что ты имел в виду под отличным украшением? - Валфагар смотрел грозно, насколько это слово вообще могло ему подойти. - Она волею богов моя судьба, а не кусок золота! А тебе следовало бы тщательнее следить за своим языком.
  
  - Виноват, господин. Я хотел сказать, принцесса Ветвелин украсит вашу жизнь. - Но за остальное я бы не поручился, подумал про себя. Валф был порывистым, но долго и убедительно сердиться у него никогда не получалось. Иногда я думал, что ждёт его впереди, когда он сядет на трон в Вильбруге и вынужден будет включиться в грызню восточных ярлов. Даже поверхностное знакомство с политической жизнью Свернии не оставляло иллюзий по части причин, по которым ярлы поддержат именно Валфа, а не, например, двоюродную сестру нынешнего великого конунга.
  
  - В тебе не хватает поэзии, Торн, - Валфагар снова повернулся лицом к окну. С улицы доносились едва слышные завывания ветра. - Ты выражаешься как невежественный солдат.
  
  - Я и есть невежественный солдат, господин.
  
  - А ещё ты мой друг и правая рука. Когда я стану великим конунгом, я намерен пожаловать тебе земли из собственных владений. Надеюсь, тогда ты перестанешь растить в себе косноязычие. Вот послушай-ка, как поэты отзываются о прекрасных дамах: слова теряют смысл, но взгляд это исправил, сияющий от счастья, надеждою крепим, я сердце отдаю и душу оставляю... исправил - оставляю...
  
  - Благодарю тебя, господин! - я склонил голову в ответ на обещание Валфа и порывался уже было опуститься на одно колено, но быстро опомнился и заключил: - Клянусь Пятью, я оправдаю твоё доверие.
  
  - Я сердце отдаю и душу оставляю, ведь я в тебя влюблён, тобою я любим! - громко продекламировал Валфагар и принялся энергично озираться по сторонам. - Так-так, куда можно записать? Ведь я в тебя влюблён, тобою я любим.
  
  Я глубоко вздохнул. Валфагар продолжал бормотать что-то себе под нос, когда я пообещал найти кого-нибудь из слуг и потребовать в его комнату чернила и бумагу. Некоторое время я бродил по замку, пытаясь отыскать хоть кого-нибудь, но в коротких и немногочисленных коридорах мне так никто и не встретился. Так что я решил тщательно обследовать место своего временного пристанища. В конце концов, никто так и не объяснил мне, где здесь туалет. И, может, мне необходимо помолиться у алтаря?
  
  Возможно, было уже довольно поздно, когда до меня донёсся странный вой и грохот. Я постарался прислушаться и оценить, откуда он исходит, но ничего не получалось. Складывалось впечатление, словно завывали и потрескивали сами стены. Я спустился вниз и достиг пустующего атриума, а звуки как не сбавили в громкости, так и не возросли. Осмотрев зал - а даже в кромешной тьме, объявшей все галереи, лестницы и закоулки замка, для меня это не представляло никакой сложности - я с удивлением отметил, что тут тоже никого не было. Никто не дежурил у входа, а если замок и располагает каким-то количеством стражников, они, очевидно, всем контингентом ночуют на стенах. По крайней мере, я на это надеялся. Меньше всего мне хотелось умереть здесь от рук толпы крестьян, чей хозяин перед моим приездом поднял барщину, но поскупился на охрану. Сегодня же надо будет узнать у ярла Свегея, оснащён ли его замок чёрным ходом.
  
  Вой тем временем и не думал стихать. Может, кто-то открыл окна, и по замку носится ветер? Едва ли - его обязательно можно было бы почувствовать, а даже в неотопляемых коридорах всё ещё сохранялось относительное тепло. К тому же, какой идиот откроет окно в такую погоду? И почему никто не выглядывает из комнат? Не один же я всё это слышу? Я решил подняться наверх и заглянуть к Валфагару. Если я не спятил, он едва ли сумел бы заснуть под эту какофонию.
  
  Когда я проходил мимо одной из дверей, та вдруг отворилась, и позади меня в коридор выглянула принцесса Ветвелин. Я спешно скрылся за поворотом, скорее машинально, чем осознанно. Судя по отсутствию криков, она меня не заметила, что, пожалуй, было к лучшему. Мне не хотелось раскрывать себя праздно шатающимся у комнаты принцессы в, очевидно, поздний уже час. К тому же она была явно неподобающе одета и сама рада была бы остаться никем не замеченной - по крайней мере, думать, что осталась незамеченной. Поэтому я продолжал укрываться за углами, в то время как Ветвилин петляла по однотипным, коротким и, откровенно говоря, не таким уж и запутанным коридорам замка, пока у неё не погасла свеча. Тогда мне в голову пришла забавная, как показалось мне тогда, идея, и я решился подобраться поближе, стараясь двигаться медленно и плавно, чтобы принцесса не заметила мою тень в общем мраке. В тот самый момент, когда я начал уже размышлять над тем, что бы такого зловещего пророкотать ей под ухо, моя нога за что-то зацепилась, и я повалился на каменный пол. В выражениях я не постеснялся, но этого оказалось мало для того, чтобы принцесса рухнула в обморок, и момент был напрочь испорчен.
  
  Более того, я рисковал разоблачением, а то, что Ветвелин и я взаимным уважением не прониклись, сомнений не вызывало. Если рискнуть головой я ещё мог, то расположением друга - к тому же наследника Свернии - не имел права. Сама принцесса между тем не торопилась визжать и с любопытством пыталась меня разглядеть. Я решил раньше времени себя не выдавать. Едва ли ей понравилось бы осознание того, что я вижу её во всей красе и в мельчайших подробностях, поэтому я решил притвориться так же плохо видящим во тьме. Я даже не смог скрыть улыбки, когда принялся опознавать принцессу на ощупь. Врождённая скромность не позволила мне особо распустить руки, хотя судя по тому, что девушка никак не выразила протест, её всё равно парализовало. Настало время подать голос, который я решил исказить, зная, что радости от встречи со мной Ветвелин определённо не испытает.
  
  - Принцесса? - получилось довольно глупо, но, во всяком случае, я остался неразоблачённым. Девушка откликнулась, и мы быстро, как ни в чём не бывало, обменялись сомнениями по части отсутствия хозяев и слуг, а так же воя, который к тому времени успел стихнуть. В темноте принцесса не казалась уже такой надменной, если не считать одной пустяковой угрозы. А может, милой её делало это славное платье.
  
  - В темноте ты совсем другая, - поспешил я поделиться с ней своим открытием. - Даже симпатичная.
  
  Ну да, возможно, комплимент и вышел слегка неуклюжим. Как будто у меня был в этом опыт!
  
  - Ты что, слепой? - возмутилась Ветвелин. - Да, я красавица, между прочим! А ты кто такой?
  
  Я решил промолчать и поскорее расстаться с принцессой, пока та меня ещё не заподозрила. Непринуждённая беседа итак затянулась, а я увлёкся, водя её по кругу. Я поспешил открыть дверь в комнату, откуда она некоторое время назад вышла, и свет неожиданно ударил в лицо. Внутри нянька девушки устроила натуральную капеллу, расставив по комнате месячный запас свечей, и сейчас испуганно воззрилась на меня с кровати. Сначала я подумал было, что ошибся комнатой, но потом... потом услышал возглас "Опять ты!" и получил ощутимую пощёчину. Это было настолько неожиданно, что кроме глухого "За что?" в голову ничего не пришло.
  
  - Наглеть не надо! - крикнула взбеленившаяся особа и довольно болезненно хлопнула дверью мне по носу. Женщины.
  
  
  
  
  
  
  
  
  Ч. 3. Обряд
  
  
  ***
  
  
  Моё свадебное платье было шикарно. Не зря наши портнихи в кровь искололи пальцы, вкладывая душу в это подвенечное великолепие. Целый день Нелли вертелась вокруг меня, превращая, по её выражению, в "чудесное видение". Даже поздний завтрак для нас был подан прямо в комнату. В этот раз столик на колёсиках, уставленный лёгкими закусками: ассорти из сыров, кусочки поджаренных хлебцев, немного ветчины и кувшин с душистым ягодным морсом, появился у нашей двери с помощью дворецкого. Эта прозаичность понравилась Нелли, а меня же немного разочаровала. Тот же дворецкий доставил к нам принадлежности для омовения. Ближе к вечеру я уже была совершенно готова к венчальному обряду. Вымытая, причёсанная, надушенная и одетая в платье из золотой парчи, я сидела на кровати, нервно болтая ногами в золотистых туфельках на высоком каблуке. Каблук, кстати, был чисто моей причудой. Обычно девушки нашего королевства носили лёгкие туфли на плоской подошве. Меня же раздражал мой малый рост, и я потребовала от нашего сапожника создать особенную обувь, способную сделать меня выше.
  
  Моя нервозность не имела ничего общего с предстоящим событием. Я злилась! Конечно, сердиться на себя для меня было немыслимо. Ещё чего! Беситься из-за наглеца, который воспользовался моей беспечностью и позволил себе прикасаться ко мне, тоже казалось глупым. Вряд ли он долго проживёт после моего замужества. Уж я найду способ избавить своего супруга от такого сомнительного друга! Беспокоило меня совсем другое. Воспоминания о прошедшей ночи, то и дело всплывающие в памяти, вовсе не казались такими уж отвратительными. Смущала тень сожаления о том, что то наше путешествие в темноте вряд ли возможно повторить. А ведь мне было так легко в тот момент. Эта досада за исчезнувшим чувством беспечной лёгкости, за ощущением надёжного плеча рядом не давала мне покоя.
  
  Нелли смотрела на меня с волнением, расстраиваясь несоответствию хмурого лица праздничному наряду.
  
  - Девочка моя, - нянька мягко коснулась моей руки, пытаясь успокоить. - Ты так непривычно грустна сегодня. Но я уверена, что всё будет хорошо. Ярл Валфагар выглядит очень приличным, образованным молодым человеком. Ты будешь счастлива с ним, дитя.
  
  - Конечно, буду, - хмыкнула я, вставая. - Кто бы сомневался! А всё остальное лишь мираж, почудившийся мне в ночи.
  
  Нелли поняла меня по-своему и поторопилась передать мне слова ярла Свегея, который ещё утром объяснился с ней по поводу ночного шума.
  
  - Нет никаких причин для беспокойства, - бодро заверила нянька, пытаясь убедить в этом, прежде всего, себя. - Просто замок очень старый, и когда ветер шумит снаружи, эхо гуляет по его залам. Да, и стены постепенно крошатся. Камни ведь тоже не вечны. Но нам ничего не угрожает. Да, и осталось-то пережить здесь всего лишь одну ночь, а после нас ждёт уютный дом твоего мужа.
  
  - Я так и думала, что это всего лишь ветер, - качнула я головой. - А он сказал, что это подозрительно, потому что... - оборвав себя на полуслове, я снова нахмурилась, сердясь на то, что никак не получается избавиться от воспоминаний о ночном приключении. Я не хотела вспоминать, но они приходили ко мне сами.
  
  - Кто сказал? - непонимающе захлопала маленькими подслеповатыми глазками Нелли.
  
  - Да так, никто, - раздражённо шевельнула я плечами. - Забудь.
  
  - Как скажешь, - не стала спорить она, но смотреть вопросительно всё же не перестала. Желая её отвлечь, я коварно переключила бедняжку на её страхи.
  
  - Всё же грохот над головой был очень странным. Кто там живёт?
  
  Нелли, как я и ожидала, сразу же забыла о своём вопросе, и обеспокоенно поделилась информацией.
  
  - Хозяин сообщил, что над нами находится комната тётушки Лавинии.
  
  - Какая шумная старушка! - хихикнула я. - Можно даже сказать, буйная. А вчера за ужином выглядела совсем дряхлой. И несла какой-то бред: то ли угрожая мне, то ли предупреждая. Интересно, ночное выступление устроено ею тоже для того, чтобы напугать меня?
  
  - Ярл Свегей уверил, что его тётя давно выжила из ума. Не стоит обращать на неё внимание, - отмахнулась от моих рассуждений Нелли.
  
  Священный камень, у которого должен был состояться обряд, находился в подвале замка. Узкая каменная лестница показалась бесконечной. Я заподозрила, что видимая часть замка Игленар всего лишь его малая часть. Вторая половина этого странного сооружения была скрыта от глаз. Его подвалы напоминали скорее пещеры с бесконечными и запутанными переходами. Некоторые комнаты были отделаны ничем не хуже моей спальни. В одной из таких подземных пещер-комнат мне предстояло провести следующую ночь уже вместе со своим супругом.
  
  - Чтобы быть ближе к богам, - так пояснил мне эту необходимость круглый ярл. - Ведь боги должны засвидетельствовать соединение не только душ молодожёнов, но и тел.
  
  Я брезгливо поморщилась. Эта часть брачного союза меня не очень привлекала. Когда я спросила Нелли, что мне делать в брачную ночь, чтобы удовлетворить богов, она ответила таинственным шёпотом, восторженно закатывая глазки:
  
  - Ничего особенного, малышка. Достаточно будет раздеться и лечь на брачное ложе. Закрой глаза и потерпи немного. Всё свершится само собой.
  
  Её объяснения были весьма туманны и ничего не проясняли. Придётся разбираться по ходу событий. Может, мой будущий супруг больше наслышан об этой части обряда.
  
  Нацепив на себя последнее украшение - свою лучшую улыбку, чтобы уж со всех сторон соответствовать всеми ожидаемому образу прекрасной юной невесты, я спокойно шагнула в святилище замка Игленар, оставив Нелли стоять у входа в пещеру. У большого бесформенного серебристого камня уже стоял мой жених, влюблённо тараща на меня свои янтарные глаза. Я ему благосклонно улыбнулась. В своём свадебном, расшитом золотом костюме Валфагар был необычайно красив. Он просиял в ответ на мою улыбку, видимо, был совершенно счастлив меня видеть, и протянул ко мне руки. Я чинно положила свои ладони на его, и без тени смущения уставилась ему в глаза. Только так следовало проговаривать брачные клятвы, доказывая свою искренность и верность обетам. Не могу сказать, что бороться с искушением, то есть обернуться и взглянуть на застывших у входа в святилище свидетелей, было легко. По традиции никто не мог присоединиться к нам в этой пещере. Только молодожёны и священный камень, связывающий дающих свои обеты с богами, могли находиться в этом святом месте. Все остальные вынуждены были следить за обрядом издали. Конечно, я демонстративно не замечала присутствующего на обряде хэрсира. Хотя шествуя по подземелью замка, совершенно случайно всё же бросила косой взгляд на его хмурую физиономию, и даже заметила будто бы ссадину на его лбу. Почему-то эта мелочь меня позабавила, и хмурое настроение как-то само собой развеялось. Злорадно подумалось:
  
  - "Так ему и надо! А пусть не лезет...", - куда не должен был лезть Торнгар, никак не придумывалось, поэтому я решила поразмышлять об этом после.
  
  Привычно повторив вслед за женихом обычную молитву, призывая Альгора - покровителя брачных уз и семейного очага - в свидетели совершаемого таинства нашего венчания, я так же особо не задумываясь протараторила слова клятвы, к счастью, ни разу не сбившись. Вроде ничего важного не пропустила: вечно любить, быть верной до гроба и хранить домашний очаг. В общем, наобещала всего, и даже надеялась быть верной своим обетам. Судя по выражению глаз моего супруга, готового буквально пищать от счастья, обряд прошёл, как нельзя лучше. Он со своей стороны клялся хранить меня, оберегать, боготворить, ну и много чего ещё. Я особо не вслушивалась, хотя головой благосклонно кивала. Да куда он денется! Конечно, будет сдувать с меня пылинки, и каждый день станет благодарить богов за счастье быть моим мужем. Когда последние слова клятвы прозвучали, Валф торжественно опустился на одно колено и припал губами к моим рукам, поцелуями скрепляя наши обещания. Взглянув на священный камень, я пришла к выводу, что мы были услышаны. Мне даже показалось, будто камень немного потемнел, утратив часть своей искристости. Возможно, это был знак того, что Альгор благословил наш союз. Отныне наши судьбы были переплетены в одну. Торжественность момента немного испортили громкие всхлипы моей так некстати расчувствовавшейся няньки. Но во всём остальном обряд прошёл идеально. Я с торжественной улыбкой оглянулась на почтительно поздравляющих нас свидетелей венчания, и тут же встретилась взглядом с хэрсиром. В его карих глазах мне почудилась растерянность, хотя он был, как и прежде, холоден и вежлив.
  
  - Поздравляю, - Торнгар сдержано поклонился, даже намёком не дав
  понять о том, что помнит о нашей ночной прогулке по коридорам замка.
  
  И я вдруг почувствовала, что его равнодушие мне неприятно.
  
  Автоматически отвечая на поклоны и пожелания счастья, я позволила своему новоиспечённому мужу проводить меня в обеденный зал. Праздничный ужин был выше всяких похвал, если верить довольным вскрикам Нелли. Но я даже не заметила, чем на этот раз нас угощали хозяева замка. Есть решительно не хотелось. Лениво прислушиваясь к беседе за столом, я вяло ковырялась в своей тарелке, наполненной изысканными кушаньями. Кажется, это был какой-то салат из морепродуктов. Валф изо всех сил ухаживал за мной, то и дело, предлагая отведать то или иное блюдо. Он так мне надоел, что я уже не представляла, как выдержу с ним наедине ещё целую ночь, не говоря уже о последующей совместной жизни. Мне было решительно скучно. К тому же, страхолюдная тётушка Лавиния не почтила нас своим присутствием, передав через ярла Свегея свои поздравления и извинения. Старушка плохо себя чувствовала, и поэтому не смогла к нам присоединиться. Её отсутствие меня разочаровало, я очень надеялась развлечься, наблюдая за старой ворчуньей.
  
  Невольно я сосредоточилась на оживлённом разглагольствовании хозяина замка. Ярл заговорил о религии. Он вдруг вспомнил старых богов, которых сменили когда-то Пятеро. Я знала, конечно, что в Срединь и Свернию новую веру принесли мои предки и предки моего мужа. Но я и предположить не могла то, что старые боги всё ещё живы и, затаившись, ждут своего часа, дабы покарать виновных и вернуть себе былое влияние в нашем мире. По крайней мере, именно в это, как оказалось, верил хозяин замка. Я обратила внимание, с какой страстью круглый ярл поминал былых богов. Его глаза заледенели, и в них промелькнула ненависть.
  
  - "Фанатик, - подумалось с неприязнью. - А вначале казался забавным, даже милым".
  
  Его жена тоже немного оживилась, на время, перестав напоминать недовольную жизнью статую. Она согласно кивала, не отрывая взгляда от своего мужа, и нервно кусала тонкие, бледные губы.
  
  - "Да, у них тут просто секта какая-то, - я невольно насторожилась. - Вот угораздило же попасть в замок поклонников старины! Скорее бы покинуть этот мрачный приют".
  
  Ни мой супруг, ни Нелли не замечали странности хозяев замка. Валф не сводил с меня влюблённого взгляда, всё время, осыпая глупыми комплиментами. С его лица не сходила идиотская улыбочка, страшно меня раздражающая. Нянька щебетала что-то на ухо хэрсиру, который, кажется, вовсе её не слушал, хотя и кивал головой. Торн выглядел встревоженным, внимательно присматриваясь к оживившимся супругам. Ох, боюсь, что лишь он способен адекватно оценить ситуацию. Как бы эти хозяева не оказались буйными. Тогда мне придётся надеяться только на ненавистного друга моего беспечного мужа. Может, и хорошо, что я не успела настоять на его казни. Мы встретились глазами с хэрсиром и поняли друг друга без слов. Он едва заметно качнул головой, и я в ответ опустила ресницы, давая понять, что согласна на временное перемирие. Когда мы прощались перед тем, как разойтись по своим комнатам, Торн успел шепнуть несколько слов:
  
  - Не волнуйтесь принцесса, я пригляжу за ними. Обещаю.
  
  - Я надеюсь на вас, - вынуждена была признаться я, прежде чем последовать за своим супругом в отведённую для нас спальню.
  
  Приготовленная для нашей брачной ночи комната была роскошной, но довольно мрачной. Бардовые цвета драпировок соседствовали с чёрными, и это действовало на меня угнетающе. Показалось даже, что это помещение оформлялось вовсе не для новобрачных, собирающихся скрепить свой союз, а для каких-то тёмных ритуалов. Чтобы попасть в эту спальню нам пришлось снова спуститься в подземелье. Бесстрастный дворецкий проводил нас в эти покои по уже знакомой узкой лестнице. Валфагар заботливо поддерживал меня под руку, нашёптывая разные нежности, но я его не слушала, размышляя о так странно изменившихся хозяевах замка. Прощаясь с нами, ярл и леди Свегей всматривались в наши лица с хищной жадностью, будто собираясь наброситься на нас, как только мы отвернёмся. Но хэрсир был всё время рядом, и его присутствие вселяло уверенность, что всё обойдётся. Валф, естественно, ничего не заметил.
  
  Нелли тоже проводила нас в опочивальню. Она помогла сменить мне платье на роскошный пеньюар, расчесала волосы и, поцеловав в лоб, тихо удалилась, закрыв за собой дверь. Когда мы с мужем остались, наконец, одни, он протянул ко мне руки, назвав прекраснейшей из женщин. Я не стала с ним спорить, и даже позволила себя обнять за плечи, но спросила совсем неожиданное:
  
  - Тебе не кажется, дорогой, что хозяева замка очень подозрительно вели себя во время ужина.
  
  - Ну что ты, Ветвелин, - беспечно рассмеялся Валф. - Они очень милые люди. Тебе просто что-то померещилось.
  
  - Ты так считаешь, - с сомнением произнесла я. - Раньше я никогда не была мнительной.
  
  - Я уверен, что свадебные волнения немного выбили тебя из колеи. Но завтра всё снова будет прекрасно, - улыбнулся он, нежно прижимая меня к своей груди.
  
  - Может быть, может быть, - проворчала я. - Скорее бы уже наступило это завтра.
  
  - Сейчас я тебя утешу, - пообещал мне муж, поцеловав в щёку. - Я приготовил для тебя сюрприз.
  
  Я с трудом сдержалась, чтобы не застонать, чувствуя, что его сюрприз мне вовсе не понравится. Я, вообще-то, их с детства терпеть не могу. Но супруг быстро отошёл в угол комнаты и вытащил откуда-то из ниши струнный музыкальный инструмент. Кажется, это был дульцимер каплевидной формы, хотя я могу и ошибаться, так как в отличие от своей сестры, не очень разбираюсь в музыке. Величественно опустившись передо мною на одно колено, Валфагар гордо объявил:
  
  - Я хочу подарить тебе песню собственного сочинения!
  
  Вот тут я застонала, явно ощутив, как начинают болеть зубы. Приняв мой болезненный стон за восторг, Валф счастливо улыбнулся, видимо решив, что ему удалось-таки меня осчастливить. Песни я не любила ещё больше, чем сюрпризы, но понимала, что убежать уже не удастся, поэтому покорно приготовилась слушать стоны этого влюблённого красавца. Если бы знала, какая пытка меня ожидает в мою брачную ночь, ни за что не согласилась бы выходить замуж. Утешило только одно, Валф пел негромко, и голос у него был довольно приятный, убаюкивающий. Жаль, нельзя было прилечь - уж такого вопиющего нарушения этикета я всё же не могла себе позволить, а то успела бы выспаться, пока супруг пел мне свою серенаду.
  
  
   Гуляя пальцами по струнам мандолины,
   Вплетаю я в мелодию стихов своих слова.
   Влюблён, как менестрель, пою я для любимой.
   Под бешеный стук сердца кружилась голова.
  
  
  Не знаю, как у него, но у меня голова не только закружилась, а ещё и разболелась уже после первого куплета.
  
  
   Несдержанный порыв в груди пичугой бьётся,
   Вновь тёплый взгляд глаза мои ласкает.
   Ах, от твоей улыбки душа сейчас взорвётся,
   Любовь в мечту манит, блаженство обещает.
  
  
  Где он увидел тёплый взгляд, я так и не поняла, но точно знала, что окончание этого нечаянного концерта принесёт мне истинное блаженство. Я с тоской уставилась в тёмный потолок, с трудом сдерживая неуместные вопросы:
  
  -Уже всё? Ещё долго?
  
  
  Слова теряют смысл, но взгляд это исправил,
   Сияющий от счастья, надеждою крепим,
   Я сердце отдаю и душу оставляю,
   Ведь я в тебя влюблён, тобою я любим.
  
  Я решительно не могла найти никакого смысла в его сумбурных словах. Да, и по поводу "любим" он, явно, погорячился.
  
  
  Струится песнь моя с пронзительным накалом,
   Игра моей судьбы на струнах чувств звенит,
   Хрустальная мечта изысканным бокалом
   Исполнена вина любви для нас двоих.
  
  
  Уж не знаю, способна ли я любить, но возненавидеть, оказывается, очень даже смогла уже к концу четвёртой строфы столь поэтичного признания в любви. Когда утих последний аккорд, я готова была придушить влюблённого в меня супруга, который, видимо, ожидал от меня совсем иных проявлений чувств. На его счастье, хотя это ещё с какой стороны посмотреть, я не успела наброситься на беднягу. Неожиданно дверь нашей спальни резко распахнулась, и в неё спокойно вошли супруги Свегей. Я от неожиданности шлёпнулась на кровать, почему-то обречённо подумав:
  
  - "Вот и началось!"
  
  Валф же возмущённо вскочил, требуя объяснить причину столь бесцеремонного вторжения в нашу комнату.
  
  
  
  ***
  
  
  Как души павших солдат восстают к утру и рыщут в поисках упокоения, так и я поднялся утром (как мне показалось) с постели по приглашению на церемонию бракосочетания, норовя заснуть там, где для этого представится первая же возможность. Выспаться с изнурительной дороги я не смог - напротив, полночи пробродил по узким замковым коридорам и лестничным пролётам. Поэтому сейчас на мне, должно быть, лица не было. Когда я обнаружил себя на праздничной церемонии, та уже подходила к концу. Все воззрились на священный камень, словно ища подтверждения благосклонности богов. Я ничего не увидел - то ли спросонья, то ли из врождённой прозаичности.
  
  Потом хозяева закатили очередное застолье. Я изо всех сил старался не сомкнуть глаз. Не то чтобы я так сильно переживал о том, что подумают обо мне Свегеи, но раз уж Валфагар настоял на моём присутствии, очень желательно было не посрамить его честь. К тому же я был голоден, и пропустить трапезу было бы с моей стороны непростительной ошибкой.
  
  - Как это замечательно: теперь, на том самом месте, где установили последний священный камень, сочетаются браком потомки великих пророков, - заговорил из-за стола ярл Свегей. - Словно так и было предначертано.
  
  - Предлагаете за это выпить, ярл? - лучезарно улыбаясь, схватился за бокал Валфагар. - Безусловно, это больше чем просто совпадение.
  
  - Вне всяких сомнений! Ровно сто лет назад сюда, в последний оплот старых богов, принесли камень. Язычники защищались, как могли, тогда как на каждого защитника приходилось по пятнадцать нападавших.
  
  - Так поднимем же за это бокал! - весело выкрикнул жених, вставая из-за стола, но был прерван пространным тостом Свегея.
  
  - Так случилось, что моему роду всегда было мало что вспомнить. Мы редко участвовали в братоубийственных войнах наших южных и восточных соседей, мы никогда не могли похвастать богатством и влиянием. Наши братья женились на простолюдинках, а сёстры выходили замуж за второсортных дворян, никогда больше не возвращаясь домой. А вот месяцы священной войны, когда славные воины новой веры добрались до замка Игленар, запечатлелись в нашей истории в мельчайших подробностях.
  
  "Славные воины" Свегей произнёс настолько убедительно, что стало абсолютно ясно: персонально за каждого из этих воинов он готов был сутки простоять на коленях у алтаря возмездия. Валфагар опустился на место, улыбаясь так, как улыбался бы бунтарь-заговорщик, которому предложили отведать им же отравленное блюдо. Ярл, не давая никому вставить и слово, продолжил.
  
  - И как-то так сложилось, что наша история несколько разнится с общей для прочих земель. Война с неверными, истинный хозяин западных провинций, - эти слова Свегей сплюнул, не скрывая отвращения. - В нашем краю бытует другая легенда, и я почту за честь рассказать вам её, раз уж вы так хотите за это выпить.
  
  Возражений не последовало, но напряжённое молчание как рукой сняло всю мою сонливость. Нельзя сказать, чтобы я не ожидал ничего подобного. Напротив, как раз радушия от хозяев замка Игленар ожидать приходилось в последнюю очередь. Понимал это и отец Валфагара, да и сам Валфагар, несомненно, тоже. И если воспринимать церемонию бракосочетания в этом месте жестом примирения, мой господин наверняка должен был дать сыну соответствующие наставления на случай подобный этому.
  
  - Чуть больше ста лет назад западная Сверния была процветающим краем. Это были владения множества независимых ярлов, дружных между собой и враждебных к восточным соседям, мечтающим завладеть их обширными пушными и охотничьими угодьями. Однажды брат восточного конунга по имени Ильяр объявил себя пророком новых богов. Сперва, кого словом, а кого мечом, обратил с его помощью конунг в новую веру всех своих вассалов. В Срединь он отправил своего сына-бастарда Нагорна, который поднял против староверного конунга восстание и сам утвердился на троне. Законный же сын был отправлен пророком в самый большой тогда город западной Свернии - Совнгор.
  
  Совнгор! Так называлась деревенька на городских руинах, где мы заночевали во время вьюги. Кажется, теперь мне понятно, что с ней случилось, да и неприкрытая неприязнь тамошнего отца к Валфагару тоже находит своё объяснение.
  
  - Но западные ярлы сплотились для защиты своих богов, и сын конунга был убит. Тогда разгневанный конунг призвал своих вассалов на востоке и в Срединном королевстве выступить войной на наши земли. Захватчики разбили войско ярлов и прошлись по западной Свернии, грабя города и храмы. А после того как Совнгор сравняли с землёй, последним оплотом старых богов остался Игленар. На подступы к небольшому замку были отправлены тысячи воинов. Но осадные орудия так и не смогли пробить стены, а лихие штурмы захлёбывались, натыкаясь на неприступные горные склоны и стены.
  
  Тон ярла Свегея стал напряжённым от волнения и гордости, то и дело звучали визгливые нотки.
  
  - Когда стало ясно, что замок не взять приступом, осаждающие вознамерились заморить защитников голодом. Тогда мой предок взмолился богам, пообещав им души себя и своей семьи в обмен на помощь. Тем же вечером поднялась такая вьюга, какой ещё видела Сверния, а к утру на том месте, где прежде стоял вражеский лагерь, простиралась лишь бесконечная снежная долина. - Свегей оглядел сидящих за столом пристальным взглядом. - Но конец у истории был примерно такой же, как рассказывали вам ваши родители. Конунг запросил мира на условиях того, что в замок Игленар поместят священный камень, но он остаётся нашим законным владением. Остальные же завоёванные западные земли Свернии отошли брату конунга, Ильяру. Прадеду Валфагара. Срединь же так и закрепилась за родом Нагорна, к которому принадлежит принцесса. И вот потомки обоих пророков вернулись в Игленар, чтобы сочетаться браком. Как думаете, боги простят вас за содеянное вашими предками?
  
  - Уверен, боги благосклонны к своим детям, - неуверенно предположил Валфагар.
  
  - Не ваши боги, - отрезал Свегей. - Истинные.
  
  - В Кангоре за такие слова вас немедленно казнили бы, ярл, - возмущённо нахмурился Валф. - И что касается вашей истории, несомненно, горечь поражения слегка окрасила в глазах ваших предков события и исход войны.
  
  Да, порывистый Валфагар был худшей кандидатурой для налаживания дружеских отношений. Он как будто совершенно не понимал, что на него взвалена не роль защитника веры, а дипломатическая миссия. Я постарался поправить ситуацию, и вернуть разговор в безопасное русло, и ярл вскоре успокоился.
  
  - Иногда мне кажется, что я видел это собственными глазами, - протянул он то ли устало, то ли разочарованно. - Надеюсь, вскоре мы все сможем забыть об этом.
  
  Мне подумалось, что ни о каком примирении теперь не могло быть и речи. Свегей вёл себя странно, опрометчиво, словно подцепивший смертельную хворь человек, желающий перед концом раскрыть неприязнь ко всем, чью дружбу до этого не имел духа отвергнуть. Валфагар же выглядел вполне довольным, считая, видимо, что конфликт исчерпан.
  
  Я взглянул на его невесту. Мне казалось, она не должна была понять ничего из сказанного, но когда мы встретились взглядами, я прочёл тревогу и беспокойство. Трапеза не затягивалась, и когда мы встали из-за стола, я подошёл к Ветвелин и постарался её успокоить.
  
  - Я надеюсь на вас. - Возможно, она слегка переоценивает опасность. Не будет же, в самом деле, ярл Свегей делать глупостей. Он, конечно, казался несколько своеобразным, но, по крайней мере, не вконец спятившим. В любом случае я уверил принцессу, что держу ситуацию под контролем.
  
  - О чём это вы там шепчетесь? - подошёл Валфагар. - Моя дорогая, вы так волнуетесь перед нашей первой брачной ночью?
  
  Я проводил процессию до опочивальни, пристально наблюдая, как и обещал Ветвелин, за поведением хозяев замка. Точнее делая вид, что наблюдаю. Тянуло спать, и больше всего мне хотелось сейчас оказаться в своей комнате. Задумчивость моя только способствовала сонливости, и вскоре я перестал этому противиться. В конце концов, что могло произойти? Хозяева удумают месть прямо в разгар брачной ночи? Если бы ярл Свегей хотел возмездия, он добился бы его предыдущей ночью, когда все должны были спать. Или он так бы и поступил, если бы все действительно спали? Какие глупые мысли. Наверняка ярл хочет лишь признания неправоты, извинения, а не искупления кровью.
  
  Глаза против воли закрылись, хотя и воля-то уже не больно сопротивлялась, удовлетворившись доводами разума, и я провалился в сон. Как это водится, по ощущениям пробуждение последовало практически сразу, тогда как в действительности времени могло пройти сколько угодно. Я замер, пытаясь поймать ускользающую нить сновидения. Кажется, он закончился каким-то вскриком? Больше ничего вспомнить не удалось. Я поднялся и огляделся. Спать больше не хотелось, хотя отдохнувшим я себя почти не чувствовал. Вдруг из одной из комнат до меня донеслась напряжённая беседа, срывающаяся на крик. Я медленно подобрался к двери и постарался расслышать разговор.
  
  "Да, объясните же, наконец, что вам нужно?" - эти слова принадлежали Валфагару. "Кровь отпрысков-предателей вернёт мир во власть истинных богов", едва разборчиво пробубнило в ответ, отчего я буквально окаменел. За дверью продолжалась перебранка, а я не мог поверить в то, что это не сон. Абсурд! Это, должно быть, какая-то глупая шутка. Но я чувствовал беспокойство и страх от бессилия. Меня и моего друга разделяла массивная грабовина, смастерённая по подобию дворцовых ворот. Такие двери сооружаются хозяевами, чтобы укрывшимся за ними хватило времени скрыться в потайном ходу или в крайнем случае принять яд, прежде чем те были бы выломаны. Мне приходилось сталкиваться с ними в разбойничьих убежищах. Бесполезно ломиться: единственная возможность пробраться внутрь - точными ударами ослабить костяк, на котором располагается замок. Обычно это делается топором, но сейчас у меня под рукой был только лёгкий, но острый меч.
  
  Что было сил я стал рубить ту область дерева, за которой по моим представлениям должен был находиться замок. Граб поддавался очень медленно, но я прикладывал все свои силы, коих было совсем немного. Вскоре, разбежавшись и приложившись к двери всем телом, я влетел внутрь. Краем глаза я заметил, как задвижка сорвалась с двери и осталась висеть на косяке - всё, как я и предполагал. Внутри меня ожидала сцена расправы.
  
  
  
  
  
  
  Ч. 4. Старые боги
  
  
  ***
  
  
  - Вы забыли о долге гостеприимства, ярл! - Валфагар побелел от возмущения, и я это законное чувство мужа разделяла.
  
  - А вы забыли об истинных богах, - ответил ему вовсе не хозяин замка, а непонятно откуда появившийся перед нами дворецкий Берим.
  
  - Я не понимаю! Что всё это значит?! - мой супруг был растерян и зол, но страха в нём не было даже тени. Я невольно восхитилась его выдержкой.
  
  - Сейчас поймёшь мальчик, - старуха зашла к нам в комнату последней. От её вчерашней дряхлости не осталось и следа. Впрочем, все эти люди неузнаваемо изменились. Их лица стали похожи на маски мимов, глаза горели холодным огнём. Сосредоточенная отрешённость угадывалась в застывших фигурах. И если леди Свегей и раньше казалась не особенно живой мумией, то помертвевший вдруг ярл, с приклеенной к окаменевшему лицу улыбочкой, напоминавшей нынче скорее оскал зверя, поражал и пугал намного больше своей мрачной супруги. Только тётушка в этот раз была на удивление подвижна и оживлена. Она мелкими шажками бодро обежала дворецкого и попыталась подскочить ко мне, но Валф стеной стал на её пути, яростно вращая глазами. Оружия у мужа под рукой не было, если, конечно, не считать дульцимер. Только, подозреваю, вряд ли эту компанию удастся сразить музыкой. Старуха всё же умудрилась взглянуть мне в глаза через плечо загораживающего меня мужа.
  
  - Мне жаль, малышка, - тихо пробормотала она своим скрипучим голосом. - Жаль, что ты не услышала мои упреждающие вздохи.
  
  Странно, но её сожаление показалось мне даже искренним, хотя оно вряд ли могло теперь нам помочь. Так вот кто выл прошлой ночью. Такие вздохи было трудно не услышать. Действительно жаль, что она так неразборчиво предупреждала нас об опасности.
  
  - Да объясните же, наконец, что вам нужно?! - в отчаянии прорычал Валф. Мой муж тоже изменился. Я почти не узнавала того милого парня, за которого несколько часов назад вышла замуж. Его лицо с правильными чертами утратило выражение мягкости. Оно закаменело от гнева. Янтарные глаза смотрели твёрдо и угрожающе. Я в восхищении подумала, что сделала совсем недурной выбор, точнее его сделали без меня, но он оказался весьма удачным. Как ни странно, во мне тоже не было ни капли страха, только возмущение. Вся ситуация казалась мне глупой бессмыслицей, напоминающей какое-то представление. Но надвигающуюся опасность я чувствовала кожей. Меня трясло, словно я вдруг жутко озябла.
  
  Валф с тоской взглянул на свой меч, оставленный у двери за ненадобностью. Теперь верный клинок находился, к сожалению, слишком далеко от своего хозяина, чтобы помочь ему сразить мерзких фанатиков старой веры. Любящий супруг даже помыслить не смел, чтобы оставить меня без своей защиты, и за это я была ему благодарна. Впервые я почувствовала тепло в своей душе по отношению к новоиспечённому супругу. Дворецкий
  проследил за взглядом Валфагара и криво ухмыльнулся, глаза его при этом покраснели, словно налились кровью.
  
  - Нам ничего не нужно, - тихо прошелестел он. - Но нашим богам нужна ваша жертва, дабы утолить жажду мести и снова обрести силу. Кровь отпрысков-предателей вернёт мир во власть истинных богов.
  
  Этот скользкий дворецкий теперь вовсе не напоминал слугу. Он держался так, словно был хозяином всего сущего. Остальные фанатики всё так же стояли неподвижно, и лишь тихое неразборчивое бормотание неизвестных мне молитв свидетельствовало о том, что они пока ещё не превратились в статуи. Стояли они полукругом: супруги Свегей с двух сторон, а старуха посередине, отделяя нас от спасительной двери. От их напевного гудения жутко разболелась голова, и заслезились глаза. Куда там серенаде Валфа против их завывания! Эх, не зря я так ненавижу песни!
  
  Кровавоглазый Берим спокойно подошёл к Валфагару и протянул к нему костлявые руки, словно собираясь задушить точно ещё неоперившегося птенца. Валф не стал безропотно ждать, когда его начнут убивать. Он со всей силы ударил дворецкого по прилизанной голове тем, что у него в данный момент было в руках. Дульцимер жалобно зазвенел и раскололся на несколько частей, его струны печально повисли. Я подскочила на кровати с одобрительным криком:
  
  - Так его! Бей урода!
  
  Урод же и глазом не моргнул, словно получать струнными инструментами по голове было его призванием. Берим лишь небрежно махнул, явно чугунной головой, сбрасывая с себя на каменный пол пещеры остатки погибшего в неравной схватке дульцимера. Муж, не останавливаясь, нанёс мерзавцу удар в живот. Гад, даже не закашлялся. Быстро отступил назад, криво ухмыльнувшись. Я не заметила, откуда он достал нож, но огромный тесак произвёл впечатление. У меня вырвался невольный возглас:
  
  - Валф, осторожней! - будто он и сам не видел мелькнувшего у него перед носом лезвия ножа. Муж ловко увернулся от нападавшего, а я визгливо возмутилась:
  
  - Так не честно! Он же безоружен!
  
  - Мы не на турнире девочка, - глухо прорычал Берим, снова наступая на Валфа. - И это не игра.
  
  Очень хотелось заорать, но я помнила, что мои вопли могут отвлечь не только скотину дворецкого, но и уворачивающегося от ударов Валфа. Пришлось до боли закусить губу, сдерживая рвущийся из меня ор, и в отчаянии бросаться подушками, благо их отыскалось на огромном брачном ложе довольно много. Парочка даже долетела до костлявого таракана. Он мотал головой, отклоняясь от моих мягких снарядов. Ещё счастье, что остальные члены этой кровавой секты не принимали участия в потасовке, продолжая увлечённо мычать, то ли призывая своих богов, то ли проклиная наших.
  
  Валфагар стоял ко мне спиной, но раз всё же умудрился оглянуться, чтобы удостовериться: не валяюсь ли я ещё в обмороке, как подобает по этикету приличной леди. Ещё чего! Не дождётся! Пропустить собственную смерть - это было не в моём характере. В глазах мужа мелькнуло привычное восхищение. Да, уж нашёл время для восторгов. А уже в следующую минуту произошло то, что изменило меня невероятным образом. Берим пронзил плечо Валфа и я закричала от боли, впервые почувствовав самый настоящий страх. Мой муж отшатнулся назад к кровати, зажав рану другой рукой.
  
  - Кровь, - пробормотала я, не желая верить, что смерть подступила к нам так близко.
  
  Улыбка дворецкого стала шире и зловещее, завывание фанатиков громче и увереннее, а боль, пронзающая мне грудь - острее. Перед гибелью Пятеро послали мне чувства. Я узнала, что значит страх. И ещё в эту минуту мне показалось, что я научилась любить. Я верила, что люблю красивого юношу, с судьбой которого связала свою судьбу. Безумными глазами огляделась вокруг и вдруг заметила своё свадебное платье, лежащее на другом конце кровати. Там же, рядом с ним лежал декоративный золочёный кинжал, когда-то подаренный мне отцом. Я не стала задумываться о том, почему Нелли оставила здесь эту игрушку, просто схватила его, хотя и знала, что он не способен пробить даже куска тонкой кожи. Пусть это оружие бесполезно. Но я, безумная, надеялась, что боги помогут мне проткнуть убийце, хотя бы, один глаз. Ведь не зря говорят: ненависть даже палкой убить способна. А уж этого добра у меня было предостаточно, вот только палок вблизи не наблюдалось. Зажав в правой руке своё игрушечное оружие, левой я вцепилась в ещё здоровое плечо мужа, тоже вынужденного взобраться на кровать, пятясь от медленно наступающего на нас дворецкого. Он не торопился нанести свой последний удар, понимая, что нам от него всё равно не убежать. Выставив перед собой крошечный кинжальчик, я прошипела:
  
  - Не подходи, тварь!
  
  В ответ тот только широко издевательски улыбнулся, продемонстрировав большие, жёлтые зубы:
  
  - Я, тварь, через минуту освобожу ваши души от плена тел, напою вашей кровью моих богов.
  
  Я понимала, что это, действительно конец, но не собиралась доставлять гаду удовольствие и сознаваться в этом. Валф обречённо скользнул взглядом по моему решительному лицу.
  
  - Ты обезумела, Ветвелин, - пробормотал он тихо.
  
  - Считаешь, у меня не было для этого повода, - не глядя на него проворчала я, и вдруг заорала во всё горло, заглушая завывание супругов Свегей и старухи:
  
  - Хэрсир! Где тебя носит, паразит?!
  
  Торн вбежал к нам в комнату, сжимая меч в оцарапанных до крови руках. Уж не знаю: боги ли нам посочувствовали и предоставили ещё один шанс, или мой зов обладал магической силой, что вряд ли, только появление хэрсира сразу же изменило ситуацию кардинальным образом. Выглядел он весьма злым, в карих глазах его горело бешенство, тёмно-каштановые волосы были растрёпаны, губы плотно сжаты - в общем, выражение смуглого лица сразу давало понять: хэрсир пришёл убивать, можно не сомневаться. Торн даже мечом не успел замахнуться, как мычащих чужие молитвы фанатиков и след простыл. Я ещё успела вздохнуть с облегчением и наградить нашего спасителя несправедливым упрёком:
  
  - Ну, и где ты был? Нас тут чуть по твоей милости не убили!
  
  Хэрсир лишь нетерпеливо боднул воздух головой, отбрасывая непослушные пряди, всё время падающие ему на глаза, и рыкнул угрюмо:
  
  - Дверь рубил. Крепкая, сволочь.
  
  Торн, не останавливаясь, бросился в нашу сторону с таким зверским выражением лица, что мне на мгновение показалось, будто прибежал он сюда именно по мою душу. Но смотрел он на приближающегося к нам дворецкого. Берим не стал поворачиваться к хэрсиру: то ли решив с разъярённым парнем не связываться, добровольно предоставив для удара свою незащищённую спину, то ли понадеялся на его благородство. Все мои версии оказались ошибочными. Кровавоглазый быстро вскочил к нам на кровать, благо размеры брачного ложа позволяли всем разместиться на нём с удобствами, и размахнулся своим жутким тесаком, явно собираясь пронзить мою, чуть прикрытую тонким пеньюаром грудь. Хэрсир закричал что-то злое, отчаянное и совершенно неразборчивое, понимая, что не успевает предотвратить убийственный удар. Я впервые в жизни пискнула:
  
  - Мамочка! - заворожено наблюдая, как в мою сторону летит сверкающее лезвие ножа. А Валф с криком:
  
  - Нет, только не её! - резко толкнул меня здоровой рукой вперёд, одновременно делая свой последний шаг навстречу убийце.
  
  Я со всего разгону влетела в объятья бегущего навстречу хэрсира, едва не порезавшись о его меч, а нож дворецкого нашёл, наконец, свою цель и вдоволь напился крови моего мужа. Валф навалился на Берима всем телом, обхватил его руками, и прошептал, глядя на меня уже помертвевшими глазами:
  
  - Спаси её, друг. В ней вся моя жизнь.
  
  Ловкий дворецкий не стал ожидать нападения Торна. Он в мгновение ока оказался у противоположной стены, которая вдруг раздвинулась перед ним, будто кто-то, поджидающий с другой стороны, угодливо распахнул дверь. Подхватив полумёртвое тело Валфа, Берим скрылся в тайном ходе. Стена за ним тут же захлопнулась, чуть не прищемив нос хэрсира, пытающегося преследовать фанатика. Торн яростно ударил мечом по глухой каменной стене, грубо выругавшись. Потом, тихо скрипнув зубами, еле слышно прошептал:
  
  - Прощай.
  
  Крепко обхватив меня за талию левой рукой, он повернулся в сторону двери. Но не тут-то было. Моё в первое мгновение помертвевшее тело, вдруг ожило и, не слушая доводов разума, скорее всего в это мгновение разума во мне ни капли не осталось, устремилось обратно - следом за умирающим мужем. О чём я в ту минуту думала - сказать трудно: или не хотела оставлять тело Валфа в кровавых руках его убийцы, или хотела ещё хотя бы раз взглянуть в его янтарные глаза. Мысли в голове путались, тело сотрясала дрожь ужаса, душу разрывала боль утраты.
  
  - Дура! - рявкнул Торн, ещё крепче прижимая к себе, удерживая от
  попытки пробить головой стену.
  
  - Он ещё жив! Мы должны найти Валфа! - я безумными глазами уставилась в его хмурое лицо, всё ещё пытаясь вырваться из его железных объятий.
  
  Он молча тащил меня к выходу, не обращая внимания на моё вялое сопротивление. Уже в коридоре, когда я совсем выдохлась, глухо пробормотал:
  
  - Не думаю, что мы успеем его спасти. Но я попробую отыскать его тело.
  
  Я посмотрела на него сухими глазами и в отчаянии заколотила кулаками в грудь.
  
  - Как ты мог! Как ты посмел его не спасти!
  
  Торн не отстранился, позволяя мне выкричаться. Потом, глубоко вздохнув, резко обнял и прижал к себе.
  
  - Прекрати истерику, принцесса, - прошептал совсем тихо, осторожно погладив рукой растрёпанные волосы. - Ты справишься с этим. Ты сильная, я знаю. Нам нужно выбраться из этого гадючьего гнезда. И мы выберемся, я обещаю.
  
  Я затихла, успокаиваясь. Жить всё ещё хотелось. И верить хотелось, что он выполнит своё обещание. Я кивнула головой, давая понять, что пришла в себя. Отстранилась, взглядом обещая больше не буянить. Торн взял меня за руку и повёл по узким коридорам вглубь подземелья. Меч он не опускал, шёл, настороженно оглядываясь, каждую минуту ожидая внезапного нападения, явно подозревая в стенах наличие замаскированных дверей. Я покорно тащилась следом, обессилено спотыкаясь и путаясь в длинном подоле своего ночного одеяния. Когда подходили к повороту, за которым должна была находиться лестница, ведущая наверх, я встрепенулась, вспомнив о Нелли, и уже собралась было мчаться к ней, чтобы предупредить об опасности. Торн мягко удержал меня, и легко толкнул к себе за спину.
  
  - Подожди, - шепнул еле слышно. Он осторожно шагнул вперёд, внимательно вглядываясь в темноту, потом резко обернулся, пытаясь преградить мне путь.
  
  - Не смотри, - сказал отрывисто, будто желая оградить меня от чего-то жуткого. Я почувствовала беспокойство, и, оттолкнув его, побежала к лестнице. Тут же споткнулась обо что-то мягкое и упала. Подо мной было тело. Неподвижное, мёртвое тело. Я подскочила. Страх, или точнее ужас, поселившийся во мне, теперь уже не отпускал. Я шарахнулась в сторону, судорожно сжимая руки, испачканные в чём-то влажном и липком. Хэрсир обнял меня за плечи.
  
  - Идём, принцесса. Мы уже ничем не сможем ей помочь.
  
  - Нелли, - ахнула я, чувствуя, как пустота внутри меня разрастается, пожирая душу. Сглотнув сжимающий горло, комок боли, я резко потребовала:
  
  - Мне нужен свет! Я не могу видеть в темноте, как ты.
  
  Торн попытался возразить:
  
  - Нам не стоит привлекать к себе внимание прежде времени. Свет может нас выдать. К тому же нам нужно торопиться.
  
  Он попытался увести меня от этого страшного места, где лежало остывающее тело, в котором ещё недавно находилась душа моей няни, заменившей мне мать. Я упрямо замотала головой, упираясь изо всех сил, стараясь не завыть в голос от разрывающей меня на части боли.
  
  - Я хочу увидеть её! Я должна попрощаться с Нелли! И ты не можешь мне этого запретить.
  
  Угрюмо пробормотав что-то, явно, неприличное, как-то связанное с "упрямой ослицей", Торн достал из кармана кожаной куртки какой-то предмет. Потушенный факел отыскался здесь же, на стене. Спустя мгновение я услышала звук удара кремня о кресало. Торн привычно высек сноп искр, которые сразу же воспламенили трут. Факел осветил каменные ступеньки, у которых лежала Нелли. Нянюшка выглядела мирно спящей. И если бы не кровавое пятно, бесформенной кляксой расплывшееся на белоснежной сорочке, я немедленно бросилась бы её будить. Но Нелли уже никогда не проснётся от своего вечного сна. Я поняла это сразу, только лишь взглянув на сосредоточенное, бледное лицо. Боль в груди стала такой сильной, что показалось даже, будто у меня вырвали сердце. Я даже мельком взглянула на себя, опасаясь увидеть кровавую рану. Новых отверстий в себе не заметила, но виду своему ужаснулась. Вся моя одежда, руки и даже лицо были в крови, в крови Нелли. Эта её кровь на моих руках вызвала во мне тот невероятный
  ужас, который одним глотком выпил остаток моих сил. Я пошатнулась, обречённого закрывая глаза, и обязательно упала бы на каменный пол рядом с Нелли, возможно разбив себе голову, если бы хэрсир вовремя не поддержал меня. Он крепко взял меня за плечи, пытаясь заглянуть в опустевшие глаза, потом осторожно встряхнул, пытаясь привести в чувство. Моя голова обессилено откинулась назад, словно у сломанной куклы. Почти злобно скрипнув зубами и рыкнув что-то о слабонервных дамочках, Торн вдруг резко хлопнул меня по щеке. Не то, чтобы так уж больно, но оскорбительно. Я вздрогнула, ахнула, попыталась отшатнуться от своего обидчика, мечтая вцепиться ему зубами в горло. Но он не отступил, только сильнее прижимая к себе и позволяя по-звериному взвыть, выплёскивая невыносимую боль. Впервые я разревелась, впервые узнала горечь слёз, оплакивая свою утрату. И эти слёзы принесли мне облегчение. Сознание прояснилось. Хэрсир обеспокоено погладил меня по голове, словно маленькую, и уверенно пообещал:
  
  - Всё будет хорошо!
  
  Я знала, что со смертью Нелли ничего хорошего уже быть не может, но автоматически кивнула головой, обречённо сопя носом.
  
  - Ты как, принцесса? Идти сможешь? - тихо спросил Торн, осторожно пытаясь увести меня дальше от мёртвого тела.
  
  Я осторожно переступила с ноги на ногу. Как ни странно, но тело продолжало функционировать, а минуту назад казалось, что я разваливаюсь на части. Я в последний раз взглянула на свою няньку, прощаясь с ней взглядом. О каких-либо достойных похоронах не могло быть и речи. Это я понимала и не стала требовать от своего новоявленного хранителя невозможного. Уже отводя взгляд, я заметила на полу рядом с Нелли свою шубку. Хэрсир проследил за моим взглядом и быстро поднял нечаянную находку.
  
  - Думаю, твоя нянька что-то узнала о наших хозяевах и пыталась тебя предупредить, может даже спасти, - тихо предположил он, надевая на меня короткую шубку.
  
  - Она любила меня, как мать, и так же, как мать, отдала за меня свою жизнь, - глухо ответила я, и, резко развернувшись, направилась вглубь подземелья.
  
  Валфа мы нашли в той самой пещере, где ещё совсем недавно я обменялась с ним клятвой верности на венчальном обряде. Его
  окровавленное тело, видимо, неоднократно пронзённое ножом, лежало на священном камне, утратившим свой серебристый блеск, словно выброшенный за ненадобностью пустой мешок. Над ним стояла старуха и что-то бормотала себе под длинный крючковатый нос. Слов я не расслышала, но знакомое завывание, очень напоминало молитвенный стих. Уж не знаю, о чём молила тётушка Лавиния: о проклятье для предавших её богов, или о прощении для себя, ставшей одной из убийц моего мужа. Мне, вообще-то, к тому моменту уже всё было безразлично. Я равнодушно глядела на мёртвого супруга и на опасную, должно быть, старушку, ничего больше не чувствуя. Пустота поселилась во мне, выжав мою душу досуха. Хэрсир же не стал медлить, быстро направившись к сгорбленной фигурке, стоявшей у священного камня. На ходу замахнувшись мечом, он уже был готов снести уродливую голову Лавинии с плеч, как та сделала шаг назад, прижавшись спиной к стене. Тайная дверка в любое мгновение готова была пропустить её сквозь непроходимую для нас стену. Но, как ни странно, старуха не торопилась исчезать с наших глаз. Она резко подняла руки ладонями вперёд, будто могла так легко остановить занесённый над нею меч, и проскрипела низким голосом:
  
  - Я не хотела смертей. И мне жаль малышку принцессу. Всего, чего я хочу, так это упокоения. Я слишком долго жила, и знаю, что бессмертие, которого так жаждет мой племянник ярл и его жена, на самом деле проклятье. Я укажу вам выход из подземелья. Но знаю, что вам не уйти от восставшего зла.
  
  - Показывай! - резко оборвал её Торн. - Если ты солжёшь, то умрёшь!
  
  - Нет, - печально покачала головой старуха. - Моё тело разрушить легко, но душа не найдёт покоя. Я умру лишь тогда, когда будет уничтожен жрец старых богов. Убей Берима! Убей его и ты спасёшь всех нас.
  
  Хэрсир ничего не ответил, только внимательно вгляделся в единственный глаз Лавинии, горящий, словно уголь, и плотно сжал резко очерченные губы. Старуха вдруг с облегчением выдохнула, будто смогла заглянуть в будущее.
  
  - Ты сможешь! - уверенно заявила она, и уж совсем невпопад добавила:
  
  - Сдвинь камень.
  
  Исчезая за тайной дверью в стене, она искоса взглянула на моё застывшее, словно маска, бледное до синевы лицо, тихо обронив:
  
  - Прощай малышка. И прости...
  
  Я чуть качнула головой, сама не зная, принимаю ли я её мольбу о прощении. Но ненависти к старухе я не чувствовала. Впрочем, я вообще ничего не чувствовала, будто превратилась в камень, и теперь уже не знала, смогу ли когда-нибудь стать прежней, стать снова живой. Что-то умерло во мне, оставшись на каменной лестнице, рядом с Нелли. Ещё часть души, полумёртвой души, я знала, что оставлю здесь у камня, приютившего тело моего мужа, которого я так и не успела полюбить по-настоящему. Теперь я жалела бы об этом, если могла сожалеть. Мой муж был достоин моей любви. И он тоже, как и Нелли, отдал за меня свою жизнь.
  
  Торн, словно подслушав мои горькие мысли, тихо сказал, не отрывая взгляда от тела своего друга:
  
  - Он поступил правильно. Иначе это был бы уже не он.
  
  Хэрсир склонил голову и приложил правую ладонь к сердцу. Но времени для долгого прощания не было. Камень сдвинулся неожиданно довольно легко. Под ним обнаружился очередной тайный ход, который вёл куда-то вниз. Закралось подозрение, что вся гора, на которой стоял замок Игленар, состояла из множества пещер, и, путешествуя по ним, мы сможем выбраться на свободу, возможно уже в самом низу, у подножья горы. Не тратя больше время на размышления, я последовала вслед за Торном в пугающую темноту подземелий, которые могли подарить нам шанс на спасение.
  
  
  
  Ч. 5. Спасение
  
  
  ***
  
  
  Темнота в нижних подземельях была такой всепоглощающей, что мне показалось, будто я вдруг ослепла. Тихо подвывая, я мёртвой хваткой вцепилась в кожаную куртку своего на удивление проворного проводника, легко спускающегося по каменным ступенькам вглубь подземных пещер. Я же из последних сил волоклась следом, всё время, путаясь в длинном подоле
  ещё недавно изысканного, а теперь рваного и грязного пеньюара. В какой-то момент Торн вдруг остановился, а я по инерции сделала несколько шагов вперёд. Ступеньки под ногами исчезли, превратившись в наклонную, довольно скользкую поверхность, и я, вскрикнув от неожиданности, взмахнув руками и потеряв спасительную опору в лице хэрсира, полетела вниз кувырком, больно ударяясь об шероховатые стены. Как Торн умудрялся видеть в темноте, для меня по-прежнему оставалось загадкой. Он в какой-то момент ловко поймал меня за воротник шубки, спасая от болезненного падения. Шуба затрещала, но выдержала. Мои ноги совершенно запутались в рваных краях ночного одеяния, и я марионеткой повисла в сильных руках сердито рычащего хэрсира.
  
  - Куда летишь? - он яростно потряс меня, будто тряпичную куклу. - На тот свет торопишься?
  
  Я резко дёрнулась, надеясь вырваться из его рук, и злобно зашипела:
  
  - Идиот! Не видишь, что ли, я нечаянно! Моя одежда...
  
  Договорить я не успела, Торн быстро поставил меня на ноги и резко оторвал мешающий идти кусок ткани, бывший подолом моего пеньюара. Возмущённый писк застыл у меня на губах. Хорошо, что было темно. Ощупав руками голые коленки, я с ужасом представила, как неприлично сейчас выгляжу.
  
  - Ты... ты... ты негодяй! - заикаясь, проблеяла я, пытаясь натянуть короткую шубку на ноги.
  
  - Верно, - равнодушно проворчал Торн, явно пожимая плечами. - Но я тебя спас, а эта тряпка могла убить.
  
  - Да, как ты посмел... - начала было я возмущаться, но заметив, что он удаляется, тут же заторопилась следом, снова цепляясь за куртку наглого типа, ядовито выдавив из себя:
  
  - Спасибо.
  
  - Я выполняю волю Валфагара, - как ни в чём не бывало, ответил мне хам, ускоряя шаг.
  
  Уже через минуту мы бежали, и я тихо радовалась про себя отсутствию ткани, путавшейся у меня до того в ногах. Бежали мы по каменным проходам долго. Я успела основательно запыхаться, и обязательно
  свалилась бы на пол, если бы не поддержка моего нового хранителя. Взмолиться о передышке не позволяла гордость. Но я догадывалась, что долго на одной гордости, пусть даже и безразмерной, не протяну. Ещё мгновение, и рухну бездыханной к ногам своего мучителя. Пусть радуется, паразит, моей преждевременной кончине!
  
  Свалилась я совершенно неожиданно, хотя и планировала отдых, но никак не ожидала, что это случится на дне пропасти. Если бы не крепкие руки Торна, то уже отмучилась бы. Пока я висела, болтыхая ногами в пустоте и вспоминая свою короткую жизнь, хэрсир вытаскивал меня из неожиданной ловушки - появившейся под ногами, словно ниоткуда, каменной ямы - скрипя зубами и проклиная замок вместе с упрямыми принцессами. Спасение не принесло облегчения. Я вцепилась в него, обхватив руками за шею, неожиданно для себя разрыдавшись.
  
  - Не могу больше, - пожаловалась сквозь всхлипы.
  
  - Ты сможешь, принцесса, ты сможешь, - мягко уверил он меня. - Ты очень сильная и бесстрашная девочка.
  
  - Я трусиха, - призналась огорчённо, с трудом отцепившись от его сильного тела, и усевшись прямо на каменный пол, прижимая к груди, оцарапанные до крови, коленки. - И у меня совсем не осталось сил.
  
  - Передохни, - посоветовал он, начиная на ощупь исследовать края ямы, преградившей нам путь. - Я вытащу тебя. Я обещал Валфу, себе, в конце концов. А свои обещания я всегда выполняю.
  
  Осмотрев внимательно наш единственный выход из подземелья, хэрсир со вздохом присел рядом со мной на корточках, приобняв осторожно за вздрагивающие плечи. Я постепенно успокоилась и, прикрыв глаза, даже расслаблено опустила голову со спутанными волосами ему на плечо, вдруг совершенно передумав умирать. Рядом с ним я чувствовала себя уютно и надёжно. Так бы и сидела всю жизнь в темноте, опираясь ему на грудь, ни о чём не думая. Стоп! А чего это мой нечаянный хранитель вдруг стал таким подозрительно нежным? Идея: ни о чём не думать, оказалась явно не самой лучшей. Я чувствовала подвох, но пока не могла догадаться, в чём он. Не тратя время на утомительное размышление, спросила прямо в лоб, подняв голову и подозрительно уставившись на невидимого в темноте уж слишком милого Торна.
  
  - Что?
  
  Он не торопился отвечать, давая понять, что подготовил новость не из самых приятных. Поднявшись на ноги, хэрсир лениво потянулся, и как бы, между прочим, равнодушно заметил:
  
  - Придётся прыгать.
  
  - Нет! - ахнула я и тоже вскочила.
  
  - Да, - резко бросил он мне в ответ, сразу перестав быть милым.
  
  - Ууу, как я тебя ненавижу! - вырвалось у меня против воли, представившей своё падение с неизвестной высоты. - Ты смерти моей хочешь!
  
  - Я тоже от тебя не в восторге, - фыркнул он. - Но ты будешь жить. Прыгнешь сразу же, как я спущусь. Не бойся, принцесса, я тебя поймаю.
  
  - Хам! - от злости у меня в голове помутилось. Это же надо - не быть от меня в восторге! Да такого отродясь не бывало. - И я не боюсь! Ты уверен, что сможешь меня поймать?
  
  - Конечно, - самоуверенно обронил он, и я ему ни на минуту не поверила, но другого выхода не было.
  
  - Я прыгну, - глухо пообещала, в отчаянии прикусывая губу.
  
  Он медленно выдохнул и неуверенно прикоснулся к моей руке. Потом резко притянул меня к себе, тихо шепнув:
  
  - Всё будет хорошо.
  
  - Я знаю, - пробормотала я, отдаваясь неожиданному объятию. Мне очень хотелось верить, и я поверила в его обещание. Кому же ещё верить, если не ему!
  
  Торн спускался медленно, осторожно цепляясь руками и ногами за выступы каменных стен природной шахты, ведущей нас к выходу из подземных пещер. Я лежала на краю чёрной ямы, каждые пять секунд нетерпеливо спрашивая:
  
  - Уже всё?!
  
  Хэрсир в ответ лишь что-то неразборчиво рычал. Гулкое эхо пугало
  меня больше надвигающегося одиночества в пустынной темноте. Когда он позвал:
  
  - Ветвелин, твоя очередь! - я даже удивилась, не веря, что волшебное "всё", наконец, наступило.
  
  Усевшись на край каменной дыры, я зачем-то зажмурилась и с криком:
  
  - Папочка! - оттолкнулась от края. Летела с таким сумасшедшим визгом, что впору удивляться, как Торн не сбежал от безумно вопящей леди, а всё же поймал меня. Мы бы с ним точно упали на пол, если бы он не упирался спиной о стену. Открыв глаза, я сообразила, что всё ещё жива, и почувствовала себя почти счастливой. Но моё счастье длилось недолго. Хэрсир тут же осторожно поставил меня на ноги и, взяв за руку, снова потащил по бесконечным извилистым проходам. Я уже не чувствовала израненных камнями ног, так как домашние мягкие туфельки потеряла ещё вначале этой безумной гонки. А нести меня этот деспот явно не собирался, ведь обещал вывести меня отсюда только живой. О моей целостности он даже не заикался.
  
  Свет мы с Торном увидели одновременно. У меня даже второе дыхание открылось - так рванула вперёд, забывая о боли в ногах, что даже своего спасителя позади себя оставила. Если бы он меня вовремя не догнал, грубо оттолкнув в сторону, умерла бы и не заметила. У выхода из последней, довольно большой пещеры, ведущей наружу к свободе и спасению, нас поджидала компания фанатиков в полном составе. То ли бабка проболталась о своей минутной слабости, когда указала нам путь из этого жуткого замка, то ли они заранее предвидели нашу последнюю встречу - в общем, гадать было некогда. Дворецкий с ножом в руках чуть было не поймал меня, собираясь сходу перерезать мне горло. Не получилось - Торн не позволил, тоже, наверное, ожидая подобной встречи напоследок. Остальные члены секты занимались своим любимым делом: привычно завывали, преграждая нам путь. Я заметила отблеск солнечных лучей, которые нерешительно скользили по каменным стенам. Умереть на рассвете, возможно, и очень романтично, но эта перспектива меня совсем не прельщала.
  
  Хэрсир затолкал меня одной рукой в небольшую нишу, образовавшуюся в результате причудливого изгиба пещеры, а сам схватил растерявшегося Берима и ткнул в стену. Нож сверкнул, но лишь едва оцарапал кожаный доспех Торна. Тот отступил, крепче сжав меч, с которым не расставался ни на мгновение во время нашего продвижения.
  
  Кровавоглазый криво ухмыльнулся:
  
  
  - Нам нужна только жизнь принцессы.
  
  - Мне тоже, - глухо проворчал Торн.
  
  - Что же, - как-то по-стариковски крякнул дворецкий. - Тогда вы умрёте вместе.Хэрсир зловеще улыбнулся, будто это он устроил здесь засаду на невинных жителей замка, и ударил мечом, целясь в грудь мерзопакостному жрецу. Тот ловко увернулся. Дворецкий не пытался нападать, напротив, он отступал, будто заманивая моего защитника, увлекая в сторону от меня. Но Торн не торопился сразить его. Он тоже вёл себя странно, словно пытался растянуть удовольствие от схватки. В какой-то момент хэрсиру удалось пронзить неприятелю плечо. Я радостно взвизгнула, предвкушая увидеть кровь убийцы моих близких. Но дворецкий будто и не заметил своей раны. Несколько капель, чёрных, как дёготь, упали на пол. После этого рана перестала кровоточить, затягиваясь на глазах. Я усомнилась: был ли перед нами человек. Но Торна, похоже, эта странность не особенно озадачила.
  
  - Неплохой фокус, - хмыкнул он, как будто вовсе не беспокоясь из-за неуязвимости своего врага. - Я слыхал про таких, как ты. Поговаривают, что не стоит тратить время на то, чтобы вырезать чёрное сердце. Что же, тогда я, пожалуй, начну с головы. Вряд ли тебе удастся без неё долго бегать.
  
  - Сначала доберись до моей головы, - ухмылка, наконец, сползла с противного лица жреца.
  
  Видимо, он очень рассердился, раз просто бросился на меч Торна. В результате хэрсир получил рану в плечо, а дворецкий удар в сердце. Я от крика сорвала голос, но эта жертва была напрасной. Торн вместе с мечом от неожиданного толчка отлетел в противоположную сторону, а Берим, который, вообще-то, должен быть мёртвым, так как имел в своём туловище внушительную дырку, неприлично живо подскочил ко мне и выволок из моего убежища, больно вцепившись в волосы. До этого момента со мной ещё никто так ужасно не обращался. Было больно. Но ещё больше было унизительно валяться на полу, у ног бессмертного урода. Я резко рванулась в сторону, рискуя пожертвовать своими роскошными рыжими кудрями. Но Берим не позволил мне вырваться из его цепких лап. Он с силой запрокинул мою голову, видимо, собираясь полоснуть по горлу своим окровавленным ножом. Я уже мысленно выдохнула, в очередной раз за эту ночь, готовясь
  умереть, когда случилось совсем уже непредвиденное. Старуха Лавиния вдруг перестала выть.
  
  Должна сказать, что завывания фанатиков к этому времени достигли такой силы, что, показалось, стены пещеры от их воя начали осыпаться. Глаза их помертвели, они тупо таращились куда-то в пространство. Приоткрытые рты свело судорогой. Промелькнула мысль, что сквозь эти рты вот-вот устремятся их гнилые души, навеки оставляя дряхлые тела. И тут хор нарушился - старуха закрыла рот и посмотрела мне в глаза живо и осмысленно. Показалось даже, что она мне подмигнула. Это выглядело так странно, я даже на мгновение забыла, что, вообще-то, как раз умираю. Дворецкий тоже, видимо, очень удивился, и отчего-то вдруг пошатнулся, будто кто-то его по голове ударил. Он так и застыл с занесённым надо мной ножом. Но что-либо сказать вредной, своевольной старушке жрец не успел. Он даже посмотреть на неё своими кровавыми глазами не смог. Не ожидал этот надутый индюк такого предательства. А тётушка-то увидела то, чего он из-за самоуверенности своей не заметил. Предала со спокойной совестью, предвидя свою безнаказанность. Не оглянулся дворецкий вовремя, врага своего из виду упустил, торопясь предать меня смерти, пролить мою кровь для удовлетворения жажды своих проклятых богов. Этим мгновением и воспользовался хэрсир. Торн одним прыжком оказался у жреца за спиной. Сильным ударом он снёс прилизанную голову с плеч. Она с гулким стуком ударилась о камни под ногами и кочерыжкой откатилась в сторону. Чёрная густая кровь хлынула на меня, словно из ведра кто-то помои выплеснул. Я захлебнулась зловонной кровью жреца и, скуля, отползла к стене. Хэрсир отбросив с дороги мёртвое тело дворецкого, развернулся в сторону его подпевал, явно собираясь увеличить начатую им было коллекцию голов. Но у выхода из пещеры его ждали лишь мёртвые тела. Со смертью жреца старые боги покинули проклятый замок, прихватив души его хозяев с собой.
  
  Я сидела, прижавшись спиной к стене, судорожно передёргивая плечами от отвращения, и сплёвывая чужую, возможно даже, ядовитую кровь. От былой гордой красавицы не осталось и следа. Грязная, окровавленная, избитая и совершенно потерянная, я не узнавала себя. Торн медленно подошёл ко мне, зажимая рукой раненное плечо, и обессилено рухнул рядом.
  
  - Ты как, принцесса? - спросил, безразлично глядя перед собой.
  
  - Вроде живая, - дёрнула я плечиком, случайно его толкнув.
  
  Он скрипнул зубами от боли. Я виновато взглянула на него.
  
  - Прости. Давай перевяжу.
  
  - Ерунда, - возразил он. - Нужно идти.
  
  Но я не стала его слушать, с усилием оторвав ещё один кусок ткани от многострадального пеньюара, уже совершенно не смущаясь своих голых колен. Кое-как, неумело я перевязала его рану. Только теперь почувствовав холод, проникающий в пещеру из щелей, зябко запахнула на себе шубку, уже забывшую свой первоначальный вид.
  
  Особенно долго рассиживаться мы не стали и поторопились к выходу из пещеры, ставшей усыпальницей для хозяев замка Игленар.
  
  Выбежав наружу, мы обнаружили, что находимся у подножья горы, и спускаться по узкой тропе больше не было необходимости, что не могло не обрадовать - сил для этого во мне совсем не осталось. Замок на вершине больше не выглядел неприступной крепостью. Теперь, когда с гибелью жреца морок развеялся, мы увидели полуразвалившееся строение, в пустых окнах которого гулял ветер.
  
  - Похоже, боги этого замка покинули наш мир, - задумчиво обронил Торнгар. - Теперь я должен забрать из этих развалин тело Валфагара и отвезти к его родным. Не думал, что мне доведётся примерить на себя роль чёрного вестника.
  
  Я посмотрела сухими, горящими глазами на полуразрушенный замок, отнявший у меня и Валфа и Нелли. Он забрал у меня так много. Неужели я позволю небу отнять у меня ещё больше?
  
  - Ты спас дочь конунга Срединного королевства. И ты обещал вернуть меня родным. Отец осыплет тебя золотом и предоставит любую защиту от твоих врагов. Дома же за чёрные вести ты поплатишься головой! - Я говорила резко, почти зло, не желая даже помыслить, чтобы позволить ему оставить меня.
  
  Торн улыбнулся непривычно мягко, провёл рукой по моей испачканной чужой кровью щеке. Но в ответ лишь отрицательно покачал головой.
  
  - Я обещал вывести тебя из замка, принцесса, обещал, что ты будешь жить. И я выполнил своё обещание. Но я не обещал, что предам своего ярла.
  
  Я обессилено топнула ногой, тут же охнув, поранившись об острый
  камень.
  
  - Я ненавижу тебя хэрсир Торнгар! Я тебя ненавижу!
  
  Противореча своим словам, я бросилась к нему на шею, глотая слёзы отчаяния. Что я могла поделать с этим упрямым ослом, просто мечтающим о встрече с палачом? Он обнял меня, коснувшись губами виска. Потом подхватил на руки и понёс в сторону деревни, где должны были ожидать меня мои хранители и прислуга.
  
  К нашему удивлению ожидаемой деревни мы не увидели. Лишь одинокие балки и редкие гнилые крыши напоминали, что она вообще когда-то здесь была. Зато навстречу к нам спешил мой отряд хранителей, выглядевших так, словно они только что проснулись от глубокого сна. Моя карета и спешно запрягающая коней прислуга также находились неподалёку. Торн осторожно передал меня капитану, который испуганно воззрился на окровавленную взлохмаченную, полуодетую девушку, не узнавая свою принцессу.
  
  - Леди? - встревожено пробормотал он, укутывая меня в безразмерную меховую накидку. - Что случилось? Я ничего не понимаю.
  
  - Ничего особенного, - нетерпеливо отмахнулась я. - Просто меня хотели убить. Хозяева этого замка поклонялись старым богам. Мой муж погиб, и Нелли тоже. Хэрсир спас вашу принцессу.
  
  Капитан признательно склонил голову перед Торнгаром. Тот поклонился в ответ, заучено следуя этикету. И тут же задал интересующий нас обоих вопрос.
  
  - Похоже, вы жили в развалинах? - он скорее утверждал, уже предвидя ответ.
  
  - Всё растаяло, словно дым, - развёл руками хранитель. - Но мы осознали это только теперь. До этого момента все мы, и даже лошади, были погружены в странный сон.
  
  - Жрец, - качнул головой Торн. - Это его рук дело. Боюсь, если бы мы не пришли, вы уже вряд ли проснулись бы. Скорее всего, наши слуги тоже были подвергнуты этому сну. Мне бы не помешало отыскать их.
  
  - Почему он, если уж был таким сильным, не смог внушить нам
  покорно позволить себя убить? - спросила я удивлённо.
  
  - Может быть, для нас у него не хватило сил, или его богам не нужны были добровольные жертвы, - пожав плечами, предположил хэрсир. - Этого мы уже не узнаем.
  
  - Вы последуете за нами? - спросил капитан у моего спасителя. - Я могу дать вам коня.
  
  - Нет, - упрямо качнул тот головой, и у меня болезненно сжалось сердце, словно он этим жестом пронзил его насквозь. - А от коня не откажусь. Благодарю за помощь.
  
  - Что вы! - капитан ещё раз поклонился. - Это мы вам благодарны за спасение принцессы Ветвелин. Тем самым вы спасли и наши жизни тоже. Мы перед вами в неоплатном долгу, хэрсир.
  
  Торн улыбнулся:
  
  - Вы даёте мне коня, и это в моей ситуации то же самое, что спасти жизнь. Считайте, что мы квиты.
  
  Хранитель подвёл к нему чёрного скакуна - лучшего из тех, что были с нами в этой поездке. К коню капитан добавил тёплую одежду, кошель с золотом и сумку с запасом еды. Хэрсир благодарно поклонился, отступая на шаг. Всё это время он не сводил с меня глаз. Я тоже не позволила себя увести. Стояла возле кареты и смотрела на него: то ли пытаясь удержать взглядом, то ли стремясь запечатлеть образ высокого кареглазого юноши в своём сердце навсегда.
  
  Когда пауза стала невыносимой и хранители стали вопросительно поглядывать в мою сторону, ожидая приказа покинуть это страшное проклятое место, я не выдержала, снова наплевав на этикет и своё высокое положение. Когда батюшка узнает об этом, точно облысеет. Резко сбросив с себя накидку на землю, я побежала к хэрсиру, смущая подданных голыми коленками, и в отчаянии повисла у него на шее. Предательские слёзы потекли по щекам.
  
  - Не уходи, не оставляй меня, - пробормотала еле слышно.
  
  Он обнял меня и почти простонал:
  
  - Не делай этого. Ты же знаешь, я должен. Если я не вернусь, может
  вспыхнуть война. Ярл не простит гибели своего сына. Он будет искать виновных. Он может решить, что убийство его сына организовано твоим отцом.
  
  - Ты никому и ничего не должен! - сердито прервала я его. - Ты должен быть со мной. Я погибну без тебя, Торн. Отец сумеет всё объяснить. Ничего не случится.
  
  Он прервал меня поцелуем, и я забыла всё, что ещё собиралась сказать. Он обнимал меня так, как никто и никогда прежде, словно он имел на это законное право. И я даже не думала возражать. Я хотела только одного, чтобы эти объятья длились вечно. Его поцелуй обжигал губы, даруя боль и блаженство. Горький поцелуй нашего прощания. Мне хотелось умереть в том страшном замке вместе с ним, только бы не жить вечность в ожидании его. Мы забыли об окружающих нас хранителях, смущённых совсем неподобающим поведением своей принцессы. Мы забыли о богах, неодобрительно взирающих на нас с небес. Мы забыли даже самих себя. Ибо не было в эту минуту нас по отдельности, а было только одно существо из двух тел, думающих, дышащих и чувствующих одинаково. И сердца наши стучали, как одно, разрывающееся от боли расставания.
  
  - Я вернусь, - шепнул он мне, отпуская меня. - Клянусь.
  
  Мои колени подогнулись, но я не посмела упасть. Я не могла умолять его. Мне осталось только ждать. И я знала, что буду ждать его вечность. Ведь то чувство, что родилось во мне сейчас, не позволит забыть, не позволит предать, не позволит изменить. Теперь он навсегда остался во мне, став частью меня. Теперь я навсегда буду с ним, неотделимая от него.
  
  Чёрный конь уносил всадника, похитившего мою душу. Его сердце осталось стучать у меня в груди. Он приостановился и крикнул, громко и отчаянно:
  
  - Я вернусь, Ветвелин!
  
  - Я верю, - шепнула я ему вслед.
  
  И я верила, ведь мне кроме этого больше ничего не оставалось: только верить и ждать.
  
  
  ***
  
  
  Я направился обратно в сторону развалин с горящим на губах
  поцелуем. Мысли путались. То я хотел по зову чести отдать себя правосудию, то страстно желал посвятить жизнь Ветвелин. Клятва, обронённая в порыве нежности, казалась сильнее клятвы верности, данной моему ярлу ещё в юношеском возрасте и до сих пор выполняемой беспрекословно. Как приятно было бы надеяться, что я действительно ещё увижу её, но каковы шансы? Даже если я поскачу вслед за принцессой, её отец выдаст меня ярлу, будь он хоть сколько-то разумным человеком. Зачем ему безземельный жених, сватающийся к его дочери, тем более разыскиваемый самым влиятельным человеком на западе Свернии? А всё же, как бы не была призрачна перспектива новой встречи, она манила с непреодолимой силой.
  
  И когда я успел так перемениться к принцессе? Ещё недавно ведь считал её вздорной избалованной язвой, а теперь сам понимал моего друга, столь воодушевлённого мыслью о том, что эта девушка благоволила ему. Перемена, вдруг постигшая меня, пугала - столь откровенным, пусть даже с самим собой, я ещё никогда не был, но Ветвелин заняла все мои мысли. Усилием воли я оставил на время воспоминания о ней, надеясь решить, что мне теперь делать.
  
  Путь к телу Валфагара обнаружился не сразу, и поиски заняли значительное время. Когда я вынес его из полуразрушенных стен, солнце уже клонилось к закату. Очень хотелось прилечь и отдохнуть, но я осознавал, что в таком случае, скорее всего, уже не проснусь. Заснуть на скаку тоже было чревато, ведь я итак едва помню путь, по которому мы прибыли сюда. Заблудиться я не мог себе позволить. Взвалив тело друга на коня, машинально оценил нагрузку. Оставалось надеяться, что животное в отличие от меня было отдохнувшим и полным сил.
  
  Вскочив в седло, я направил коня обратно в сторону лесной тропы, откуда выехал два дня назад. Возможность, наконец, отдохнуть тут же принялась призывать во мне губительный сон, противиться которому не было сил. Я с болью кусал губу, стараясь сосредоточить внимание, но каждое мгновение битву со сном приходилось выигрывать заново. Быть может, это и лучший исход? Погибнуть здесь, пытаясь вернуть домой Валфагара - так я, по крайней мере, не буду опозорен. Но так не будет больше шанса вновь встретить Ветвилин.
  
  Если я хотел ещё её увидеть, нужно было что-нибудь придумать. Возвращаться в Кангор на верную смерть действительно не хотелось. Конечно, в этом был мой долг, а до сих пор я и помыслить не мог о том, чтобы поступиться честью, но что есть честь, если не мнение людей о твоих поступках? А коли так, нет бесчестия в том, о чём люди никогда не прознают, и если бы был хоть какой-то шанс, что моя ложь могла бы не быть раскрыта, я, не задумываясь, соврал бы о происшествии. Но исход всё равно будет один - меня казнят как непосредственного убийцу Валфагара, ибо никакого оправдания мне быть не может. Семья его питала ко мне некоторую симпатию, но это не помогло бы, даже потеряй я их лошадь, не говоря уже о единственном ребёнке. Так что мне теперь остаётся? Скрываться и прослыть предателем? Стоит лишь раз запятнать своё имя, и уже никогда, ни при чьём дворе нельзя будет отделаться от презрения и недоверия. Скорее следует пожертвовать жизнью, чем обречь на позор себя и своих потомков.
  
  Впрочем, обладая блестящим именем, не обязательно ревностно следить за его чистотой. Окажись на моём месте какой-нибудь из всадников великого конунга, никому и в голову не пришло бы винить его. Но моё имя Торнгар, и никто не восстанет, заслышав его, а вокруг герба моей семьи не соберётся ни один воин. С таким именем не на что рассчитывать.
  
  В какой-то момент я решил не заглядывать так далеко. Сейчас мне нужно было как можно скорее добраться до убежища и, наконец, отдохнуть. Полузаброшенные руины Совнгора представляли собой не самую желанную цель с точки зрения отдыха, но, по крайней мере, там наверняка не будет людей ярла, готовых схватить меня при первой возможности. Кстати, о людях ярла. Я вдруг вспомнил о нашем сопровождении - несколько преданных телохранителей, которых я не застал у подножия замка. Мне не пришло в голову, видимо, и без того занятую горькими мыслями, спросить о них, но теперь это уже не имело значения. Прямо передо мной в снегу лежал тёмный меховой плащ, какими наделяет своих людей мой ярл. Тело покоилось занесённым в том положении, в котором его застала смерть, а рядом из-под снега выглядывал круп лошади. Поблизости я больше никого не увидел, но по мере дальнейшего продвижения мне повстречались и остальные, неизменно закоченевшие и припорошенные снегом так, что, встреться они мне чуть ближе к Кангору, я посчитал бы их смерть свершившейся уже недели назад. Если предположить, что сон их рассеялся чуть раньше, чем у прочих - возможно, сразу после смерти Валфагара - как удалось им уйти так далеко и так долго здесь пролежать? Можно ли посчитать, что их застала непогода, какая не является в здешних местах редкостью?
  
  Мысли мои кружились безо всякого успеха, не находя разумного ключа к произошедшим событиям. Наконец, найдя размышления бесцельными, я вернулся к делам насущным. Конь подо мной быстро уставал от непогоды и удвоенной ноши, и я принял решение похоронить Валфа здесь, в снегах. Да простят мне боги это варварство. Все праведные люди должны закончить жизнь в огне, но я не мог устроить погребальный костёр по причине уже почти полного своего бессилия. Поэтому я просто зарыл окоченевшее тело друга в снег и соорудил из хвороста над могилой примитивный тобар, символ смертного костра. Я ещё вернусь сюда, чтобы сжечь тело Валфагара, как это полагается.
  
  Холод сковывал тело, но ветра не было, да и конь подо мной был теперь бодр и полон жизни не в пример старичку, на котором я ехал в замок Игленар. Без значительных происшествий я прибыл в Совнгор. Было ли то знание его истории, или за время моего присутствия в замке что-то произошло здесь, но развалины не показались мне знакомыми. Между домами ходили люди, чьи взгляды выдавали растерянность и отчаяние. Я даже засомневался, не свернул ли я с обратной дороги куда-то, где мне будут менее рады, но более пристальный взгляд уловил некоторые знакомые черты, как то хижина, в которой мы несколько дней назад заночевали.
  
  Сказать, что меня встретили ещё холодней, чем прежде, значило бы ничего не сказать. Жители выглядели и вели себя ясно давая понять, что нежданный гость - самое последнее, что им сейчас нужно. Но я не знал больше места, из которого меня не отправили бы в Кангор в первую же ночь, поэтому приложил все усилия и настойчивость, чтобы снять с себя странные подозрения и заполучить хоть сколь-либо пригодную для проживания хибару. К счастью, в этом мне помогло золото, любезно предоставленное слугами принцессы Ветвелин и скромное походное, собранное с найденных мной по пути сюда тел. Кроме того мне пришлось поведать обо всём, что произошло в замке Игленар. Конечно, я всячески желал, чтобы никто не узнал об этом, но ещё больше я был вынужден уповать на доверие здешних жителей, дабы те помогли мне укрыться от поисков. Конечно, для пущей убедительности я приукрасил некоторые детали, показав свою вину меньшей, чем та была на самом деле, но только убедился, что судьба Валфагара волнует этих людей в меньшей степени. С куда большим интересом они выслушали мою речь о ярле Свегее, его до крайности скромном дворе и рассказанной им за столом истории. Обрывочно расслышав предмет возбуждённого перешёптывания, я перевёл разговор на Игора, ярла, которому столетие назад доверили возглавить отпор восточному конунгу. Мои впечатления подтвердились в полной мере - об этом человеке заговорили восторженно, несмотря на то, что ему не удалось выиграть генерального сражения.
  
  Если бы я мог вернуть время к этому моменту, любой ценой удержал бы себя от того, что я необдуманно сказал. Желая любыми путями улучшить отношение к себе, я рискнул как бы невзначай заметить, будто бы я, дескать, потомок Игора, ибо его, как оказалось, не нашли на поле боя после поражения. При этом я не отступаюсь от самой лжи, ведь она была мне
  жизненно необходима, но лгать - умение, которое доселе было мне совершенно незнакомо, что и сыграло со мной злую шутку. К счастью, моё неосторожное утверждение было слишком абсурдным, чтобы обратить на себя повышенное внимание. Люди, окружавшие меня, частью лишь насмешливо хмыкнули, частью притворились, что не услышали меня, и доверие ко мне пошатнулось несильно.В дальнейшем я узнал, что в тот злополучный день, когда я убил Берима, смерть настигла местного отца, прожившего, как утверждают жители, свыше ста пятидесяти лет. Неожиданность эта, постигшая человека, в бессмертие которого верили уже почти все, застала Совнгор врасплох: даже нового отца не избрали до сих пор. Именно этим обуславливалось чрезвычайно осторожное отношение ко мне, но с другой стороны тем же самым обусловилось и то, что я смог всё-таки заполучить здесь кров, в то время как отец, будь он жив, не поспешил бы предоставить его чужеземцу.
  
  Прошло всего несколько дней, прежде чем в Совнгор прибыл отряд в тёмных плащах. Искали, конечно, Валфа, а заодно и меня. Я укрылся в своей хижине, надеясь, что снаружи она достаточно мало походит на место обитания, чтобы отвадить от себя любопытство поисковиков. Однако мои надежды оказались тщетными. Даже несмотря на то, что жители не пожелали меня выдать, вскоре я всё же был обнаружен и после недолгих расспросов взят под арест. Поначалу я был спокоен и сдержан, но выведенный на улицу со связанными за спиной руками, я вдруг потерял над собой контроль. Излишне говорить, что это несвойственно мне. Я даже не помню, что стало непосредственной тому причиной, унижение ли от самого моего положения или оскорбительное поведение моих пленителей. Как бы то ни было, ударом ноги под колено я свалил одного из них и тут же набросился на другого, но был сбит толчком в спину и прижат к земле. Столь жалким бунтом, вероятно, и была бы потеряна последняя моя возможность избежать казни, но своими криками я приковал к себе внимание людей, даже доселе остававшихся ко мне равнодушными.
  
  До сих пор я задаюсь вопросом, что именно кричал я им, ибо обуреваемый гневом разум не сохранил подробностей. Спросить же самих моих слушателей означало бы обесценить свои призывы, возымевшие такой отклик. Что-то просвистело у меня над головой, и один из тёмных плащей коротко вскрикнул. Другой, бывший у меня перед глазами, спешно достал пороховое оружие и успел сделать выстрел, прежде чем его настигла толпа возмущённых жителей. Ещё двое поспешили ретироваться, и за спиной я услышал испуганное ржание, как бывает, когда шпоры до крови всаживаются в бока лошади.
  
  Всё произошло так стремительно, что мгновение все стояли в нерешительности. Наконец, кто-то нагнулся надо мной и перерезал путы. Я встал и огляделся. Постепенно в голове созревало осознание произошедшего: теперь ни у кого из здесь стоящих не было выбора. Два тела, распластавшихся на снегу объединили нас в вине перед ярлом. Я этого хотел, тем не менее, теперь я колебался. Нужно было действовать, что-то говорить, чтобы заполнить пустоту, временно и так кстати образовавшуюся в головах моих спасителей. Но что подумают люди о хэрсире, опустившемся до бунта? Что подумает бедная Ветвелин, когда узнает, что, избежав палача, я был распят вместе с парой десятков жителей Совнгора?
  
  Завершить раздумья мне не дали. Медленно, но уверенно из толпы вышел средних лет мужчина. Он держал в руках меч, протягивая мне рукоять. В его движениях не было сомнения, волнения. Глядя мне в глаза он остановился и заговорил:
  
  - Народ Совнгора вручает тебе законное наследство, потомок Игора.
  
  Я осторожно принял оружие, понимая, что судьба моя уже решена. Десятки, а может, сотни глаз были устремлены на меня, и я поднял меч над головой. Нет, не раздалось ни криков, ни ликования - лишь возбуждённое перешёптывание нарушало тишину.
  
  - Выходите и поклонитесь новому отцу! - крикнул даровавший мне меч.
  
  И люди начали покидать убежища - сначала нерешительно, потом увереннее. Я с удивлением наблюдал за тем, как те выбирались из-под развалин, казавшихся заброшенными и совершенно непригодными для жизни. Очень быстро счёт пошёл на тысячи, а жители всё пребывали. Тысячи напуганных и неискушённых в военном ремесле людей, по крайней мере, это лучше десятков напуганных и неискушённых. Тогда я понял: стану ли я предателем или освободителем, будет зависеть от того, чего я смогу добиться в грядущей войне.
  
  
  
  Эпилог
  
  
  ***
  
  
  Щёлк, с-с-стук. Солнце восставало медленно, едва проглядывая сквозь клубившиеся с утра тучи. Зябкий холод проникал даже под меховые доспехи, не говоря уже о тех нескольких несчастных, что остались в одних рубахах, терпеливо снося непогоду. Возможно, собирался дождь, но они могли его уже не увидеть.
  
  На центральной площади, на возвышении виднелась гильотина. Он слышал, как с отвратительным скрежетом опускался нож, но не смотрел в ту сторону. Сейчас он повернулся на звуки шагов, чувствуя, как забилось вдруг его сердце. Не за ним ли это? Нет, это выносят переполненную корзину. Конечно, он будет последним. Поначалу он порадовался этой мысли, но теперь ожидание причиняло большие муки, чем крепко стянутые на руках путы, чем множество глубоких ран, едва успевших затянуться.
  
  Вот увели ещё одного из его товарищей. Он отсчитывал мгновения: сколько ещё останется, когда его поведут на смерть, сколько отделяет скрежет и удар. Успеет ли он осознать, когда щёлкнет механизм, что даже дракон больше не сможет его спасти? Мысли сводили с ума. Он мог бы молиться, но знал, что старые боги не дадут другой жизни. Мог бы вспомнить наиболее счастливые моменты из прошлого, но в голову ничего не приходило.
  
  Щёлк, с-с-стук. Мелкие капли заморосили по коже, ответившей лихорадочным ознобом. Прихрамывая, палач вернулся за новым приговорённым.
  
  - Всё на сегодня?
  
  - Эти двое остались.
  
  - Нет чтоб на костёр их всех живьём, - лениво пробрюзжал он. - И быстрее и красивше.
  
  Теперь приговорённый остался один. Бессильно повисший на руках своих тюремщиков, он, казалось, вот-вот готов был потерять сознание - не столько из страха перед участью, сколько от измождения и потерянной крови. Тем не менее, был и страх. Ни о чём больше осуждённый не мог думать, лишь ждать своей очереди. Нельзя сказать, чтобы он боялся смерти как только лишь прекращения жизни. Но чем больше он о ней размышлял, тем больше его страшила неизвестность. Что будет ждать его дальше? Что
  если момент умирания субъективно замедлится и превратится для него в бесконечность? Не радовало даже осознание того, что его судьи тоже рано или поздно умрут, может, даже куда как более мучительным способом.
  
  Тьма уже застила глаза, подготавливая к вечному мраку. Он переставал ощущать холод и дождь, отдаваясь сну, то ли минутному, то ли вечному. Только страшный звук вернул его к реальности. Щёлк, с-с-стук. И снова прихрамывающее шарканье ног.
  
  - Эй, да он никак окочурился уже!
  
  - Какая разница, - отмахнулся кто-то за спиной, но всё же вытянул меч и поднёс лезвие к лицу. - Не, дышит ещё.
  
  Провинившегося подхватили, подвели к механизму и закрепили шею деревянной доской. Он не смотрел на многочисленных зрителей казни, специально собранных вокруг, чтобы стать свидетелями непременного правосудия над такими как он. Возможно, его пытали, может, он сам отчаянно сопротивлялся пленению, потеряв последние остатки сил, или, намеренно не поднимая головы, дабы скрыть страх, сохраняет последние остатки достоинства. Как бы то ни было, предложение последнего слова не возымело отклика. Вместо этого он всё таращился вниз, откуда сквозь него смотрела отсечённая голова его бывшего друга.
  
  - Руби, - разнеслось над площадью.
  
  Механизм щёлкнул, нож со скрежетом опустился вниз. Под одобрительные возгласы голова откатилась, и тело безжизненно повалилось в сторону.
  
  Теперь зрители устремили внимание на фигуру близ палатки, располагавшейся по самому центру военного лагеря. Это был мужчина с повязкой на лбу, восседавший на великолепном коне. Он выпрямился во весь рост и приподнял руку, призывая к молчанию.
  
  - Эти люди, - начал он, - осмелились встать между мной и дружественным мне народом. И так будет с каждым, кто последует их примеру. Ибо сегодня я, Торнгар, сын Игора, намерен предложить кровный союз Срединному конунгу, и наши друзья разделят с нами победу.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"