Каждый день маленькая женщина в черном приходила к морю, и сегодняшний не был исключением. Она, как всегда, достала из кармана своей длинной необъятной юбки платочек, встряхнула им в воздухе, а затем стала ходить по краюшку моря и собирать ракушки, обтирая их этим самым платочком. Она вытирала ракушки, а затем клала их обратно, на песок, на то место, где впервые обнаружила их, или бросала маленькие чудеса природы в море, и после этого долго смотрела вдаль. В такие моменты казалось, что она была не здесь, и что ничто земное не может коснуться, дотронуться до нее. Люди, изредка посещавшие эти места, могли лишь догадываться о мыслях этой странной женщины в черном, потому что никому и никогда она не сказала ни слова. Возможно, она думала о безмятежности и бесконечности, а, может, вспоминала свою жизнь, или горевала о своем одиночестве. Но никто этого не знал наверняка. Каждый день женщина проделывала долгий путь пешком для того, чтобы увидеть море, походить по берегу и вытереть платочком ракушки. Конечно же, она знала, что, стоит ей уйти, холодная вода омоет ракушки своими волнами, куда-то унесет их или песок покроет поверхность. Но она с неизменной настойчивостью проделывала это каждый день, и, хотя знала бесцельность своих действий, делала это снова и снова. Никто точно не знал ее возраст, да и никому, пожалуй, не было это интересно, кроме молодого паренька, ежедневно наблюдавшего за женщиной в черном одеянии с вершины небольшой скалы. Он тоже приходил сюда каждый день, взбирался на свою скалу и ждал прихода таинственной особы. Нужно сказать, что молодой паренек не испытывал никаких особых чувств к женщине в черном. Просто ему нравилось наблюдать за ней, это придавало ему некоторую уверенность в завтрашнем дне, он знал, что пока женщина в черном будет приходить к морю, ничего не изменится, а это хорошо, думал он, это придает сил держатся за завтра и не бояться каждого нового утра. Паренек думал, что женщине в черном где-то около тридцати или сорока лет, а может, чуть больше. Не известно, был ли он прав, потому что никто никогда не смог разглядеть ее лицо - шляпа, которая казалась еще чернее, чем остальное одеяние, всегда своей вуалью прикрывала лицо женщины в черном. Хотя надо сказать, что иногда она откидывала вуаль и принималась подолгу смотреть на море, ясными глазами прозрачной синевы, но никто и никогда не увидел их, даже паренек, сидящий на самой верхушке скалы, и это происходило тогда, когда она закидывала одну из ракушек в открытое море. Но после этого женщина в черном снова надевала вуаль на лицо, и принималась ходить взад и вперед по берегу. Никто не знает, были ли у нее дети, или какие-то другие родственники, но пареньку казалось, что нет. Странно, но он считал, что и связывает нечто вроде духовных уз, и он воистину считал себя близким человеком этой женщины, несмотря на то, что она не нала его, и ей никогда не предстояло это сделать больше, потому что в один из летних дней, когда дул легкий ветерок, женщина не пришла. И, так как женщина в черном всегда была очень пунктуальна и приходила в одно и то же время, молодой паренек сразу понял, в чем дело. Он встал, спустился со своей скалы, сооруженной, кстати, из камней, из огромных валунов, и принялся сам ходить по краюшку моря, а когда время стало клониться к закату, он собрал несколько ракушек, достал белоснежный платок, вырыл неглубокую ямку и бросил туда ракушки, засыпав их песком, а затем долго смотрел на это место. Привычный уклад нарушился, и молодой паренек, сидевший раньше на верхушке скалы, и наблюдавший за жизнью маленькой женщины в черном издалека и сверху вниз, никогда уже больше не появлялся у того моря, а море хранило молчание и спокойствие, а иногда бунтовало против чего-то, одному только морю известно, против чего, и из ее прозрачно-голубой глади образовывались волны, а из волн - прибой, а из прибоя - шторм, но потом все приходило в норму, и море опять хранило спокойствие и молчание, и, наверное, даже ни разу не вспомнило о маленькой черной женщине, приходившей каждый день, и нарушавшей морской покой, когда она бросала свои ракушки в воду. А может быть и помнило, потому что то место, где молодой паренек закопал свои ракушки в честь неизвестной ему женщины, море не тронуло ни разу, и это место все еще есть там, где происходили описываемые события, и ракушки все еще лежат в том же самом месте, почти на краюшке моря, потому что море все-таки помнит о маленькой женщине в черном, посвятившей свою жизнь этому бескрайнему прозрачно-голубому простору.