(фантасмагория)

ПРЕЛЮДИЯ 

Удивился ли старый, потрепанный вихрь - 
я не знаю. Но пышную розу ветров 
я сорвал для любимой. Смерчей продувных
мне не жаль. Извлекал ли я корни из строф, 

рассыпая петита межзвездную пыль,
спотыкаясь о вечность?.. Залетный упырь
норовил отворить шелестящую кровь,
но напрасно: мой утлый, заброшенный кров 

у ветров на юру - строг для козней врага.
Плыли мимо унылой реки берега
и сливались вдали. А в кромешной ночи
полтергейст одинокий в тамтамы стучал, 

и сползали на звук пилигримы с печи,
и текли журавлями в неясную даль...
Разливалась по гулким ущельям печаль,
суицидно с горы низвергалась река. 

Как знаменье, как втора движенью меча
в занебесье маячила чья-то рука,
указуя, гоня, призывая, грозя...
На излете времен закипала гроза... 

Раздуваемый былью,
ныл простуженный ветер. 
На плечах моих пылью
оседали столетья... 

Новелла первая 

МОРОК

В заповедной полночной глуши,
где Синильга ущельями бродит,
где симурги над лесом летят
и несут на закрылках людей, 
где гранитный нетронут лежит
мшелый камень-вещун у дороги,
где стремительных белок-летяг 
нет существ среди леса лютей -

там неслышно, бесплотно скользят
по нехоженым сумрачным тропам
чьи-то смутные рваные сны,
чьи-то древние тени - вослед.
Разглядеть их, пожалуй, нельзя,-
только вздох, только сдержанный ропот,
только морок обманной блесны
и слеза на прозрачном весле.

Потаенной угрюмой реки
неподвижны заросшие воды.
длинновласая хмурая тинь 
в кроны тянется, смысл тая. 
Чьей-то темной, но ловкой руки
тень закрыла тропу перехода
снов из сонма тягучих рутин
к запустению небытия.

Сквозь лесной вековой бесприют
смотрит желтое око Селены,
стелет в дремлющих кронах обман,
и стенают ночные певцы.
Но веками упорно бредут
по тропинкам чужих сновидений
через мрак и холодный туман
снов усталых седые ловцы.

(продолжение следует)