Аннотация: Пролог к совершенно новой истории об альтернативном мире, до боли схожем с реальным. Слияние жанров, харизматичные персонажи, мистика и ирония. Приятного чтения.
"После года заточения в Абиссе, прогулка на эшафот оказалась довольно приятной. С каждым тяжелым шагом ко мне возвращались силы. Спертый воздух от факелов в коридоре, истертые веками каменные стены, проводившие неисчислимое количество заключенных на верховный суд. Тусклое освещение после мрака темницы сперва слепило. Потом оттенки пламени заиграли в глазах, стирая пелену пыли. Я стал наслаждаться каждым вздохом, что плотно сдавливал легкие. Каждый шорох под ногами - неимоверно звонкий треск моих оков. А вот и дверь, путь к моей свободе был слишком долгим.
Будь я проклят! Дневной свет?..."
Настал тот день. Полдень восьмого декабря тысяча четыреста семьдесят седьмого года от победы Каина.
Логово беспристрастия, покои справедливости, рынок расплаты - одна огромная зала Верховного суда Империала, в которой происхождение, влияние, богатство являются критериями презумпции невиновности. Ему казалось, что свет заполонил все, тут не было место для теней. Ярчайшая ярмарка, в которой заключенный - товар. Она вобрала в себя весь солнечный свет из мира по ту сторону высоченных окон. А по другую, правую от узника, сторону - покупатели. Три уровня, алчущих приговора, трибун. Скамьи высшей знати, разумеется, на верхнем уровне, забиты, без единого свободного места. Малозначимые дворяне и феодалы из провинций расселись лишь на половине скрежащих стульев, можно заметить крайне неудобных. А простолюдинов собралось больше их всех вместе взятых. Перекошенные от злости и ненависти, они стояли, опершись руками в парапет, который ограждал их от места, уготованного сегодня для настоящего монстра никак иначе. Ведь узника окружала целая дюжина стражей, созванная из личного полка императорской гвардии для защиты достопочтенных судей. Чья ложа, прямо перед ним на высоте выше трибун, устроенная на полукруглом выступе из серой стены. В кою входили семеро из восьми самых влиятельных господина империи. В представлении они не нуждались.
Пленника привели уже без оков и бросили к ногам публики в десяти шагах как от трибун, так и от плахи, установленной в этой зале для исключительно редкого числа приговоренных к смерти. Тут казнили только тех, чья тяжесть вины приравнивалась к грехам падших.
Не вставая со своего кресла, слово взял граф Одуэ, из той названной семерки старейшин, судей, владык и отъявленных бюрократов. Выносимый ими вердикт мог быть оспорен только Императором, чего не случалось уже двадцать пять лет. Но избранный совет в полном составе собирался только дважды за это время. Так происходит лишь во времена смуты, когда трон его величества находится под угрозой. Но есть еще одна причина, по которой совет семи собрался дважды за четверть века, и оба случая в один и тот же год, ныне уходящий. И оба раза их решения были встречены овациями в этой зале. Летом, по прекрасному мозаичному полу уже прокатилась, оставляя кровавый след, отрубленная голова.
- Граждане Империи, сегодня перед нами предстает преступник, проклятый с момента своего рождения.
Казалось, графу противна сама мысль о происходящем. Он привык посылать на смерть. Рутинное дело. Но не сегодня. Он верил от всей души, что не столкнется с подобным в жизни. Но и его момент настал, столкновение со страхом, перед которым, ни один человек не мог устоять. Его руки потели, ему хотелось удрать как можно дальше. Морщинистый лоб покрывался испаринами влаги. Его голос оставался твердым, на что приходилось тратить немалые усилия. Если он покажет слабость, его уничтожат те, кто восседал рядом. Он должен увидеть смерть узника, иначе он лишится покоя. Лишь бы скорее покончить с этим. Быстрее, быстрее.
- Право крови. В нарушении этого закона нет оправданий, - он взглянул на узника, - Твой создатель уже понес свою кару. Ты следующий. Огласите вердикт.
Герольд говорил медленно. На одном дыхании, на звонком баритоне.
"Эти слова эхом повторялись в моей голове. Ложь... Страх...Я вкушал их презрение и проглатывал как наживку, в надежде затянуть в пучину самого ловца"
Осужденный вскинул голову, чтобы найти среди присутствующих единственного человека, которого мог узнать.
- Что будет с ней?
Мужчина, стоявший в проходе между трибунами, отрицательно помотал головой. Тремор Глас с каменным выражением лица смотрел далеко перед собой, не на пленника, не на стражу позади него, не на дверь в которую того ввели, намного... намного дальше. В пустоту.
- Заткнуть рот выродку!
"О, мастер казначей. Жалкий прихвостень Архиепископа. Свиное рыло, тебе бы стоило поменьше пить брагу перед советом. Уверен остальным не по нраву, что ты портишь репутацию ложи своим зловонием и дерзостью"
Не важно, кто так протяжно лаял на них сверху, одно было ясно воинам, сумевшим разобрать речь и более того - приказ. Приказ от ложи, а раз так, его стоит выполнить незамедлительно. Стражник, находившийся ближе остальных, ударил пленника обсидиановым кистенем, наверняка раздробив тому скулу и часть челюсти.
- Монстр смеет подать голос во время вынесения приговора. В нем действительно нет ничего от нашей крови! Лишен как человеческого обличья так и чести! Палач, принимайся за работу! И притупи клинок! Эта тварь не заслужила быстрой смерти!
Зрители взревели, словно вид болтающейся на куске кожи головы доставит им радость, сравнимую с торжеством выигранной войны. Жестокость у них в крови, но их за это не осудят, до тех пор, пока господам это выгодно. А в день когда их они обратят свой разгневанный взгляд наверх, туда на каменный выступ, с плеч слетит не одна голова. А пока они будут считать количество ударов прежде чем узник освободится от коварного сундука жидких мыслей об измене и насилии.
Палач с невозмутимым видом, до этого неподвижно ждавший у помоста, достал из-за спины широкий длинный меч и стал готовить его для исполнения долга. Долговязый скелет, до боли тощий незнакомец, с ног до шеи укутанный черной тканью. Разве так выглядит смерть? И хватит ли сил орудовать массивным клеймором?
"Те старые развалины. Они убили моего отца, потому что боялись его исследований. Так же страшатся и меня. Осознают свою уязвимость. Понимают, насколько шатко они устроились у трона. Стоит подуть ветру из прощелин замурованных недр, как хрупкие ножки величия проломятся под гнетом испытаний, предназначенных им самим Лордом"
- Прошу прощения. О, уважаемый совет. Единственная причина, по которой я остаюсь вашим пленником, такова...
Пленник встал с колен.
- Ответьте мне, убийцы моего отца, где она? - кровь стекала с его подбородка, а глаза неожиданно стали желтее чем луна в летнее полнолуние.
- Стража!
Вновь заносивший кистень стражник не увидел удара. Скамья со свидетелями рухнула от падения благородного рыцаря императорской гвардии. Узник собственной воли разжал кулак.
- Повторяю последний раз. Скажите мне, что вы с ней сделали?! Или это зала рухнет на ваши обескровленные трупы. Я не намерен умирать сегодня, а ваш час возможно уже настал.
Наблюдатели замерли от ужаса. На их глазах полукровка смог не только преодолеть капкан слабости и боли, так и превзойти стража в силе. Клинки обнажились, и все воины по немому приказу выстроились в шеренгу перед ложей судей, в надежде защитить своих господ. Старейшины сохраняли хладнокровие. Им было совершенно наплевать на слова заключенного, ситуация оставалась под контролем. Только не для Одуэ, он начал молиться, уповая на то, что успеет сбежать вместе с остальными. Когда они спохватятся - вопрос времени. Он надеялся, что это произойдет не слишком поздно.
- Ты ужесточил свой приговор, устроив тут беспорядок. Капитан Юлиан, прикажите позаботиться о рыцаре, не оправдавшем наше доверие, и самолично проследите за изгнанием этого наглеца.
Сказав это, Примера, напомнил всем присутствующим о пределе возможного в этих стенах. Старик, первый маршал императора, очнулся, словно до этого он пребывал в литургии, только когда звякнула в ножнах сталь. Офицер, окликнутый им, доблестный воин Юлиан, в сверкающих золотом доспехах, переступил с ноги на ногу, натягивая латные рукавицы туже. Какая честь для него, а поутру он сетовал на судьбу, с неохотой просыпаясь и раздумывая над тем, не понижение ли это. Прославленный, бравый Юлиан направлен стоять столбом над пленным мерзавцем, который не стоит и его мизинца. Но его неведение, касательно того, что происходило в высших кругах столицы за последний год, пока он пребывал в военной экспедиции на западе, принесло ему неожиданные плоды славы. Только что ему поручили поставить на колени и доставить в подземелья Абисса эстерийца - богопротивное исчадие тьмы, одного из неуловимых монстров, что уже не ходят по миру живых. Сколько же бахвальства может уместиться в уголках рта, таких широких скул.
"С меня довольно. Достаточно созерцания ваших самодовольных, властных, брызжущих слюной лиц. Теперь хочу увидеть вашу агонию в объятиях ужаса. Невежды распростерли руки к небесам. Вместо благословления на вас грянет буря. С кого бы начать? Пожалуй с того сверкающего бурдюка, с ухмылкой свинопаса"
Прыжок, оставивший вмятину в блестящем нагруднике. Пал капитан Юлиан. Жаль, что предвкушение сладости трофейного вина подчас меняется на солено железный привкус собственной крови.
Зал содрогнулся от вспышки молнии, ударившей прямо по центру идеального построения воинов, среди ясного неба. Он был в ярости. Скрежет раздираемых доспехов, крики жуткой боли от рваных ран на шеях, треск переломанных костей, снова и снова разряды молнии. Клинки не задевали его. Неизвестный монстр был слишком быстр и ловок. Хаос, наполнивший залу, заставил старейшин скрыться с ложи.
"Они забрали моего отца. Мой дом разрушен. Та, кого я любил, в плену или уже мертва. Я провел триста девяносто дней в клетке, в кромешной темноте. И теперь я буду жить так, как захочу. Буду искать отмщение и собственную душу. Или то, что от неё осталось. Во тьме, и в свете дня"