Комната в которой оказалась Клотильда представляла собой отвратительное зрелище для юной графини окруженной хоть и не материнской любовью, но графской роскошью. Здесь стояли четыре деревянные кровати покрытые грязным постельным бельем, покосившийся грязный стол с горой немытой посуды и два деревянных стула, со сломанными спинками. По всей комнате был разбросан различный хлам: бутылки, пожелтевшие газеты и немного битого стекла. На первый взгляд, когда попадаешь в эту комнату можно решить, что она необитаема, но огарки свечей на столе и пара книг свидетельствовали об обратном - каждый вечер кто-то читает книги допоздна.
Фела уложила Клотильду в одну из постелей, которая жутко отдавала мочой и потом. Девочке приходилось задерживать дыхание от тяжелого запаха вони. Несмотря на усталость Клотильда не хотела спать. У нее болел желудок, девочке очень хотелось есть. Она встала с кровати и подошла к грязному столу в надежде отыскать хотя бы корку хлеба. Поиски еды оказались тщетными и девочка тяжело вздохнула.
Слегка приоткрытая дверь в соседнюю комнату пропускала звуки голосов. Клотильда слышала грубый голос Фелы. Любознательность девочки от природы, заставила отказаться лечь в грязную постель и попытаться уснуть. Девочка подошла ближе к открытому проему, пропускавшему свет от свечей и горевшего камина. Клотильда начала прислушиваться, стараясь разобрать о чем говорили. Любопытство Клотильды рано или поздно должно было сыграть с ней злую шутку, которая, возможно и станет еще одной причиной ее несчастий.
- Значит, это все, что ты выяснил, Гарольд про этот дом, - говорила Фела.
- Да, мамаша, славно поработал ваш сыночек! Вы хоть немного мной довольны.
- Но все очень подозрительно, не так ли? Не забывайте, что неосторожность моего муженька Поля упекла за решетку.
- Мы будем осторожней, чем лисица и тише змеи, которые подкрадываются к своим жертвам, - ответил хохоча Пьер.
Клотильда, на этих словах, вдруг почувствовала, что очень хочет чихнуть. И не сдержавшись чихнула на всю комнату!
Послышались шаркающие шаги. Шаги Фелы. Сердце девочки сильно забилось от испуга, что сейчас она себя выдаст. Но она нем могла сдвинуться и с места. Прошло несколько минут тяжелого ожидания, но дверь так полностью и не открылась. Откуда Клотильде было знать, что старуха была глуховата, и встала лишь для того, чтобы помешать угли в камине?
- И, что вы молчите, мамаша? - Послышался голос Гарольда, с нотками возмущения, нарушивший молчание.
- Дело кажется через чур плевым. Обделать его сможет любой начинающий воришка. Даже карманщик! И что говорить. Содержанка Маргарита уезжает к своему любовнику на свидание на другой конец города, и при этом оставив все драгоценности: золотые кольца, сережки и ожерелья в доме.
- И триста тысяч франков банковскими билетами, не забывайте о них, - добавил Пьер, дополняя рассуждения старухи.
- Хорошо, хорошо, И триста тысяч франков банковскими билетами, - задумчиво повторила Фела. - И вы, два, моих милых остолопа подслушиваете разговор прислуги дома, об отъезде содержанки на сегодняшний день в кабачке мадам Питу.
- Вот-вот, - закивал довольный Гарольд, понимая, что хорошо ввел в курс дела старуху.
Старуха принялась ходить из угла в угол, заложив руки за спину. И остановившись сказала:
- Все очень странно.
- Но почему? - В один голос воскликнули Пьер с Гарольдом.
- Все очень странно. Очень странно. И дело слишком легкое. Очень легкое.
- Мамаша, что вы заладили, как петух на курятне одно и тоже?
- Заткнись, Пьер, - оборвала нетерпеливого юношу старуха. - Ты мой мальчик еще не столь смышлен и опытен в наших воровских делах. Ты очень мало время в нашей шайке стал размышлять...
- Да, совсем мало, - усмехнулся с сарказмом Пьер. - Позабыли что ли, что я с вами с двенадцати лет, а?
- Да, ты прав, - ответила старуха. - Но ведь ты никогда ничего раньше не планировал, как и Гарольд. Ты никогда не принимал никаких, черт побери, решений. Вы с Гарольдом были лишь бессловесными орудиями безжалостных рук достопочтенно папаши, который был и будет главарем нашей шайки, обязанности которого упали на мою бедную голову. Я вас охраняла, как курица цыплят, чтобы моих цыплят не сцапала полиция. Этот нам ненавистный Жерардин по вине которого наш папаша Поль гниет, как пять лет в тюрьме.
- Да, проклятый Жерардин, - недовольно повторил за Фелой Гарольд, похрустывая костяшками пальцев. - Рано или поздно, я самолично размозжу ему голову одним ударом своего огромного кулака, как его наглая морда. Так что, Фела. Мы хотим с Пьером услышать твое мнение о нашем плане.
- Как бы тебе пулю не схлопотать между лопатками, пока будешь целиться своим кулаком в него, - пробормотала Фела.
Но Гарольд, не замечая слов старухи говорил:
- Что нам делать? Стать богачом за один вечер и смотать отсюда удочки или продолжать довольствоваться своим положением, нищетой, в которой мы прозябаем с тех самых дней, как Поль оказался в каталажке. Целых пять лет мы промышляем мелкими кражами на улицах! Но карманными кражами ведь сыт не будешь!
- Как бы не угодить вам в камеру к папаше, - ответила недовольно старуха.
Гарольд нетерпеливо встал из-за стола.
- Полицией ты нас пугаешь? Мамаша, я не так труслив, ведь ты знаешь. Полицией не запугать. Я решил для себя в тот самый вечер еще в кабаке, что это прекрасное дельце. А сегодняшняя ночь, принесет успех. Мне ли одному решать вам с Пьером. Пьер, ты со мной?
Пьер посмотрел на Фелу с опаской. С ранних лет он провел в доме Фелы. Пьер не боялся Фелу, а испытывал некий детский страх, словно перед матерью, хотя старуха не была Пьеру матерью. Пойти против воли Фелы он не решился бы, если бы не подначивал его Гарольд.
Но, как ни странно, старуха, уловив этот взгляд, махнула рукой, давая понять, что она хоть и не одобряет самовольность решений Гарольда и Пьера, но разрешает Пьеру самому принять или отклонить приглашение Гарольда.
Пьер молча встал из-за стола, продолжая следить за лицом старухи, которая смхнула с глаз, как показалось Пьеру, импровизированную слезу.
- Хорошо, мальчики мои. вы были последними из шайки папаши Поля. Вы решили оставить старуху одну. Да, может вы в сегодняшнюю ночь разбогатеете в одни миг, почувствуете радость богатства, как у богачей. Но знайте, вечных денег не бывает и тратьте их с умом. И знаете что, когда у вас их не останется, когда вы их прокутите, возвращайтесь к доброй мамаше Феле, которая, как когда-то приютит вас сироток. Да-да, ваша добрая мамаша Феле.
- Значит, ты не против нашего решения? - Поинтересовался Пьер с опасением.
- Я уже ответила вам. Легких денег не бывает. Опасайтесь их! Ведь это может быть западня полицейских шпиков Жерардина, которые выслеживают остатки нашей банды. Джек, Свифт, Андреа, Железный Кулак, погибли пять лет назад в перестрелке. Тогда был схвачен папаша Поль, а вы, как трусливые псы, подняв хвосты бежали. Уж сколько лет прошло, как мы не планировали без папаши крупных дел. Все что я вам сейчас могу пожелать, так это удачи и не ухватить пулю прямёхонько в лоб. Но, заклинаю вас, не приведите сюда полицию. Она будет следовать по вашим следам. И вы никогда, слышите, никогда не сможете нигде преклонить голову. Потому что они ищут не только вас... Но и меня! Да, меня, мамашу Феле! Жену папаши Поля! И еще, в моей голове еще созрел один прихороший план, пока мы тут говорили. Одна отличная идейка, как говаривал папаша.
- Что же это за идейка? - решил <полюбопытствовать Пьер.
- Пьер, какая нам разница? У нас время поджимает! Смотри на часах почти десять часов вечера, - перебил Гарольд Пьера, одеваясь.
- Гарольда, выпей ты хоть со мной водки, - остановила смирившись старуха, наливая кружку. - Ведь вы были мне, как сыновья.
Гарольд залпом осушил до дна кружку и быстро одевшись вышел с Пьером в морозную ночь за дверь из хижины.
Это была последняя в жизни кружка Гарольда, которую ему довелось испить.
Когда Пьер и Гарольда ушли в хижине стало тихо. Лишь слышно, как старуха шаркала по полу деревянными башмаками и тихое потрескивание огня. Клотильда тихими шагами прокралась к постеле и, как только коснулась постели, пыталась собраться с мыслями. Разговор ее сбил с толку. Ее одолели мрачные мысли по-поводу услышанного и своего положения, в котором она находилась. Оно ее пугало, рисуя ужасные картины будущего. Она графская дочь и должна сейчас находится в доме воров и разбойников! Как судьба забросила ее в такой ужасный дом. Хотя она едва спаслась еще от более худшего положения. Она вспомнила свою жестокую мачеху и ее жестокого сына Фредерика, которые сговорившись против нее, сплели заговор и похитив ее вывезли на карете умереть в лес. Клотильда пыталась отогнать плохие мысли, но мысли словно нахлынули на нее волнами одна за другой. Ее живот урчал в унисон ее слезам от голода, заставляя еще больше заливаться слезами.
Именно в таком состоянии Фела застала Клотильду.
-Золотце, что за слезки текут по твоему прекрасному белому личику?
Девочка теперь с испугом смотрела на старуху. Она больше не видела в Феле свою спасительницу, а преступницу, избегающую правосудия, которую разыскивает полиция Парижа. Она в в ужасе закрыла глаза ладонями, заливаясь еще больше слезами.
Старуха, решив, что девочка испытывает ужасные душевные муки после пережитого холода в лесу, где она нашла Клотильду без верхней одежды.
Она погладила девочку по золотистым волосам, пытаясь успокоить, как вдруг Клотильда с быстротой дикой кошки вскочила с постели и воскликнула:
- Не приближайтесь ко мне!
Старуха, ничего не понимая, уставилась на Клотильду, решив, что она тронулась умом от душевных потрясений.
- Клотильда, - ласково, на сколько позволял ее огрубевший голос, обратилась старуха по имени к девочке. - Я не хочу причинить тебе никакого зла...
- Нет! Вы лучше расскажите, сколько зла вы уже причинили!
"Точно спятила, бедняжка." - Усмехнулась про себя старуха. - "Неужто несчастная решила, что я причина ее несчастий?"
- Отойдите от меня, немедленно! Не прикасайтесь ко мне своими грязными руками преступлений, обагренных кровью невинных, которых вы ограбили и убили со своем шайкой!
Речь Клотильды ясно разъяснила Феле, в чем дело, в чем толком обвиняет ее Клотильда. Старуха сделала резкий шаг к девочки и толкнула к стене, схватив ее грубо за руку.
- В чем ты обвиняешь меня, неблагодарная? Как ты можешь говорить о том, что не знаешь, не смыслишь, в конце-то концов. Я так понимаю, ты подуслушала мою милую беседу с Пьером и Гарольдом?
Девочка только утвердительно покачала головой, даже не пытаясь вырваться из цепкой хватки Фелы. Из ее глаз только текли не прекращаясь слезы от причиняемой Фелой боли. Старуха отпустила руку девочки и сказала:
- Запомни, я никогда и никого не убивала. Никогда не поднимала своей руки, чтобы отнять жизнь. В чем тогда ты меня обвиняешь? Может быть в том, что я рождена в нищите, а не в графских покоях, как ты? Хотя о чем говорить, да и с кем? Ты всего лишь дитя... О, как же тебе понять те горести и лишения, которые приходилось мне испытывать. Каждый день я жива была только благодаря сухому хлебу и жидкой похлёбки купленных за два су, которые были милостынью. Как трудно понять богатому нищего, когда тебя лишь боготворя и лелея, заботятся за тобой, как за благоухающим цветком...
- О, мадам, - всхлипнула Клотильда. - Простите меня за то, что я вам только что наговорила, назвав вас недостойным именем... Я назвала вас убийцей... Когда вы были моей спасительницей...
Слова старухи на столько тронули несчастное сердце Клотильды, что сейчас девочка плакала не от испуга или физической боли, которую ей причинила старуха, а от жалобных ее слов. Слов о несчастьях тяжелой жизни.
- Хорошо, моя милая, я прощаю тебя. - Голос старухи приобрел новый успокаивающий оттенок. - Я ведь только пришла разбудить тебя, чтобы ты составила одинокой старухе, компанию за столом. Но ты называешь меня убийцей...
Но старуха, не решила выдавать свое удовлетворение, что ей удалось победить гордость девочки, которая возможно, вызывала бы у Клотильды только лишь душевное презрение.
Гордость Клотильды была сломлена не только словами старухи, но и голодом, который преследовал девочку со вчерашнего дня.
На столе стоял дорогой столовый сервиз. На двух тарелках паровал суп и белый хлеб нарезанный небольшими ломтиками лежал на серебряном блюдце.
- Да, варево не с графского стола, но тарелочки! Тарелочки-то прямохонько оттуда! - Усмехнулась старуха не без иронии. - Кушай, моя деточка. Пробуй. Мамаша Фела не сю же жизнь бедствовала. Когда-то давно, я служила в богатом доме при графе кухаркой и он подарил мне эти тарелочки. И потом меня обвинили в воровстве. Хе-хе. Славные же были времена. И граф был славный... Если бы не только его ревнивая жена...
И старуха больше не вдаваясь в подробности прошлого села рядом с Клотильдой, наблюдая, как девочка, забыв все правила приличия, которым была научена - уплетала суп.
Фела наблюдала за девочкой размышляла над тем, на сколько ей удалось переубедить девочку, в том, что она не столь плоха, как показалось Клотильде на первый взгляд. Когда Фела увидела безвыходную ситуацию, накалявшуюся обстановку, решила сразу же разрешить, воспользовавшись явными слабостями Клотильды. Она старалась вызвать жалость к себе, чтобы Клотильда проявила, как бы участие в ее несчастной судьбе. Откуда же наивному детскому сердцу было знать, что история жизни Фелы была записана у следователя? И она была на столько ужасна, что к ней можно было только испытывать презрение и отвращение?
Может быть впервые в жизни, увидев полураздетую девочку, почти нагую в лесу, оставленную на морозе, она почувствовала сострадание. И Фела не хотела потерять доверие существа, к которому он испытала чувство сострадания.
- Что же, деточка. Я хотела бы выслушать окончание твоей истории, - сказала Фела, когда Клотильда съела весь свой ужин.
Да, старухе была интересна не только сама девочка, но ее злое сердце подсказывало, что можно извлечь хорошую выгоду из судьбы Клотильды.
Но желанию выслушать историю наконец до конца не суждено сбыться.
На часах было давно за полночь. Прошло ровно два часа с того момента, как Гарольд и Пьер покинули убежище.
Вдруг за дверями хижины послышалась какая-то возня. Распахнулась дверь и в хижину ввалился Гарольд и за ним шел поникший Пьер. Возвращение разбойников говорило о неудачном исходе дела. Фела вскочила с места и подбежала к Гарольду, едва державшегося на ногах. Его бессмысленный взгляд и рука, которую он прижимал к груди, под которой уже через теплое пальто образовалось внушительное кровавое пятно. Пьер, хромая сел за стол и сложил руки на голову и воскликнул:
- Фела, все пропало! О, как ты оказалась права!
Вдруг на этих словах Гарольд, не удержавшись на ногах рухнул на пол, истекая кровью. Фела подошла к Гарольду, смотря на него сверху вниз. На лице старухи не дрогнул не единый мускул, когда она наблюдала за предсмертной агонией громилы.
- Врача? - Переспросила глухо Фела. - Нет, моя милая. Он или издохнет прямо здесь или выздоровеет. Мы преступники, воры и бандиты. В глазах правосудия должны давно оказаться на эшафоте, в тюрьмах, а не врачебной койке.
Пьер поднялся из-за стола и заорал не своим голосом на старуху, трясясь всем телом, словно в лихорадке:
- Фела, что ты накликаешь дальше на нас всех беду? Нет, я вижу ты выжила вконец из ума, разменяв шестой десяток лет! Что ты говоришь, про нас, как о разбойниках при посторонних! При этой девчонке! Она же выдаст нас при первом удобном случае!
Пьер злобно покосился на Клотильду, устремив на нее ужасный взгляд, от которого сердце Клотильды сжалось.
- Послушай меня, молокосос, - грозно ответила Фела, превратившись в настоящую фурию. В ней уже говорила душа прирожденной бандитки, жены предводителя шайки. Лицо ее побагровело, исказилось. Глаза выпучились, наливаясь кровью. - Вы уже достаточно с Гарольдом наворотили дел за сегодняшнюю ночь. Совершив сразу три проступка! Во-первых вы ослушались меня, решив, что сможете сами спланировать большое дело, не подозревая о подвохе, во-вторых ничего так и не украли, а в третьих наверняка уже привели сюда полицию, которая сейчас идет за вами по следами. И, конечно же, будет здесь с минуты на минуту. О, несчастный, и ты еще говоришь о моей неосмотрительности? Хорошо, если уж девчонка только стесняет тебя, я отправлю ее в комнату, в которой, конечно же, будет подслушивать нас, как и разговор до того, как вы ушли с Гарольдом. Она все знает!
Теперь Пеьер бросился со злобой уже к Клотильде.
- Ах, так! Ты негодница! Значит, тебя приютили, а ты здесь подслушиваешь наши тайные разговоры?
Клотильда подбежала к Феле и спряталась за ее спиной. Ее лицо горело от стыда, а глаза выражали испуг.