Надо признаться, я, конечно, обнаглел и беспечно расслабился. А за беспечность, надо расплачиваться, как в реале так и в астрале. Последнее ограбление загородного дворца прошло вообще на грани хамства и удалось только благодаря моей самоуверенности идиота. Я просто не мог знать всех обстоятельств местной жизни, а Федя, очень грамотно пытался меня прикрывать, не давая мне задумываться, где и как он доставал подложные документы, как реализовывал драгоценности из откопанных кладов, организовывал машины и много всего прочего.
Но дураку все мало, и я решил больше не грузить вечно занятого друга, а продолжать свой разбой самостоятельно, успокаивая свою и так вполне бессовестную совесть типичным рассуждением всех времен и народов: "Во благо!" Что бы вы ни делали, достаточно произнести про себя эти волшебные слова и любая ложь, измена, подлог и воровство сразу приобретают благопристойный вид. А если постараться, как это проделывал я, то даже можно прочувствовать самоотречение и святость.
Я, напыжившись на борьбу с мировым злом, отыскал себе очередной артефактик - весьма странный крест из темного дерева в одной одноэтажной трущобине недалеко от столицы. Надо было мне хотя бы задуматься: почему крест так отрицательно заряжен? Да где там! Гончая напала на след - теперь только вперед!
Я проследил с изнанки за домом - он выглядел совершенно заброшенным, и никто за целый день там не появился. Сам дом тоже неслабо фонил, но все же не так, как этот странный крест.
Уже на следующий день, на всякий случай звякнув Феде, я вышел на дело. Друг, конечно, обеспокоился, ведь это только просто сказать: вышел. Представьте себе, вы выходите где-нибудь эдак посреди дебрей Амазонки и вам надо добраться до индейской деревушки, расположенной всего за пару сотен километров в одном из малюсеньких притоков необъятно огромной реки. Представили? Ну вот примерно то же самое я проделывал в этот момент. Только вместо притоков реки были шоссе, а вместо джунглей были трущобы Московских пригородов.
Однако я не унывал, ведь до моего сознания никак не доходило, что все риски, связанные с необратимостью тяжких повреждений тела и тем более смертельным исходом, касаются здесь меня не меньше, чем любого другого обитателя реала. Я в своем обычном оптимистическом настроении уселся за руль Женькиной машины и поколесил, советуясь со своим внутренним навигатором. Надо сказать, что многочисленные ходки развили некоторые мои бандитские способности, и в первую очередь очковтирание, вешанье лапши на уши и ориентировку на местности не хуже чем у битого помоечного кота.
Если бы меня спросили, каким путем я проехал к нужному мне месту, я бы не смог объяснить своих действий даже на уровне гламурной блондинки, о которых так много вещал Женькин телевизор. Та хотя бы выдала что-нибудь, типа: "Там такой милый особнячок на углу был розовенький, а потом еще рекламный щит от Версачи с шикарным дяденькой!". Я же не мог даже сказать: "Там памятник стоит и дерево вот такое!" - так как я не видел почти ничего вокруг, ориентируясь только на чувство "туда" или "не туда".
Завидев примеченную еще с изнанки покосившуюся деревянную хибару, я загодя припарковал машину и не спеша вышел на грунтовую дорогу с колдобинами, образованными остатками старого асфальта. Улица, вся состоявшая из однотипных строений барачного типа, ничего кроме уныния не могла на меня навеять. Но я все-таки поймал себя на том, что наиболее тягостное впечатление производит именно тот дом, куда я направлялся. Поняв, что никого живого в ближайшем от меня окружении вроде бы нет, я "спрятал" все свои ангельские чувства поглубже под Женькину шкуру и направился к цели.
Если было "не прислушиваться", то дом не производил никакого впечатления. Хибара, как хибара - в меру съехавшая на бок крыша, темный некрашеный забор и такая же кривая сарайка. Какой-то хлам во дворе - словом типичное жилье советского деревенского алкоголика, всего лишь на одну социальную ступень возвышающегося над настоящим бомжом. Оставив калитку открытой, поскольку на петлях она не держалась, я прошел к прогнившему деревянному крыльцу и постучал в дверь, покрытую облезшей краской.
Мне, естественно, никто не ответил. Тогда я толкнул ее плечом, но та не поддалась на мое усилие. Тогда я прибег к нехитрой воровской уловке: достал отмычку и поковырял в замке. Спасибо Фединой школе, я без труда проник в пахнущее плесенью помещение. Было непонятно, что делает такой крест в заброшенном доме? Но с другой стороны, что над этим рассуждать, когда он был в десяти метрах от меня. Я прошел в следующую комнату. Уже видя перед собой цель, лежащую на столе, я заметил скользнувшую тень у окна. Обернувшись, я разглядел силуэт мужчины, и до меня начал потихоньку доходить смысл странной поговорки: бесплатный сыр бывает только...
Додумать мне не дали. Пока я решал, о чем побеседовать с незнакомцем, мой затылок, совершенно без моего разрешения, встретился с каким-то тяжелым предметом, по всей вероятности бывшим в руках еще одного человека. Но мне уже было все равно, так как я, просмотрев бесплатный фейерверк искр в собственной голове, поспешил принять горизонтальное положение и отключиться вслед за Женькиным организмом ...
Надо заметить, хозяйские мозги крепко держали мое сознание даже в состоянии полной отключки. А может, это была рефлекторная астральная реакция - ведь высовываться рядом с мощным инфернальным артефактом совершенно непредсказуемый риск. Не знаю, сколько я провел времени неизвестно где, но когда что-то начало проникать в мои мозги, я совершенно не мог сообразить, что же со мной произошло.
Сначала я понял, что мне холодно, затем пришел звук бормочущего и, иногда переходящего на подвывания и вскрики, голоса. Сквозь чуть приоткрытые веки и жуткую боль в голове я разглядел блики каких-то сполохов и черные тени вокруг меня. Было такое впечатление, что я лежал голый на полу. Попытавшись пошевелить рукой, я понял, что крепко связан. Я снова прикрыл глаза и попытался вникнуть в неразборчивую речь над моей головой. Понять все слова в тарабарщине было почти невозможно, но даже нескольких слов было достаточно, чтобы сообразить, что мне на этой "веселой" вечеринке не отвели роль посаженного жениха. А вот роль посаженного на вертел барашка вполне подходила.
Пары сумасшедших выкриков, типа: "хозяин мира" и "повелитель тьмы" хватило, чтобы понять, к кому была обращена эта истерическая молитва. Еще я понял, что этому сумасшедшему пастору, то ли во сне, то ли под наркозом сбрендилось, что ему Хозяин приказал оставить крест антихриста, как приманку, и принести в жертву того, кто за ним придет. Судя по неласковому обхождению, этой жертвой был я. Я лежал, слушал это истерическое бормотание и думал думу горькую.
Попытки упрекнуть себя ни к чему не привели: то ли доводов не хватило, то ли любовь к себе не позволила, но дальше чем "Эх, напрасно я Федю не слушал!" самокритика не двинулась. Тогда я попробовал разработать план уже не раз проверенного очковтирания, но связанные руки и ноги все время сбивали мысли на путь саможаления, и в голову не лезло ничего кроме занудного: "Какой же я бедный страдалец за людей, за веру, за Родину, за Сталина..." - это я, правда, лишнего хватил - наверно эти друзья сатанисты навеяли не те мысли.
Прямо посреди этих важных рассуждений, мой относительный покой был весьма невежливо нарушен - я почувствовал, как мою грудь что-то обожгло. Открыв глаза, я с ужасом увидел склонившуюся надо мной тень в черном балахоне, поливающую мои нежные и голые телеса воском от большой горящей свечи. Судя по ощущениям, этот тип пытался вырисовать таким образом на мне пентограмму. Но не от этого волосы на моей битой голове были готовы встать дыбом или поседеть, и не делали этого только потому, что не знали в каком порядке это должно происходить. Я понял что воск, это только что-то вроде стерилизации или опаливания цыпленка перед разделкой тушки, так как в другой руке этот черненький незнакомец держал кинжал, и в остроте этого кинжала, как и намерениях слуги дьявола, у меня не возникало никакого сомнения.
И тут свершилось что-то странное. Ну это бывает, когда наешься неосмотрительно гороху, а потом на торжественный прием... только вежливый поклон даме или, чего хуже, начальнику отвесишь, а тут сзади как... я думаю, эта ситуация многим знакома. Вот и со мной такой нежданчик приключился, только вместо поклона был испуг, а вместо гороха меня загодя накормили хорошей затрещиной. И вырвалось у меня не сзади, а... сам не знаю откуда. Но вырвалось крепко, да при этом как рвануло!
Кто знает химию, тому не надо объяснять, что пока водка и алкоголик находятся далеко друг от друга, ничего не происходит, а вот если они соединяются, то возникает бурная реакция с выделением шумовых, двигательных и ароматических эффектов, и сопровождаемая извержением большого количества побочных продуктов. Вот и здесь то, что неосмотрительно из меня вылезло, среагировало с тем, что было вокруг. А вокруг, сами понимаете, были сплошь противоположно заряженные элементы.
Только значительно позже и в совсем других местах я немного разобрался, что там произошло. По всей вероятности, моя неугомонная ангельская составляющая, как всегда при возникновении нештатной ситуации, поперла из Женькиного тела. При этом она вылезла с просто диким приказом всем сразу: "Отпустить меня и убраться куда подальше!" И понятно, что самая бурная реакция произошла с их главным адептом, который как раз и был ближе всего ко мне, да еще и пугал меня ножичком.
Стыдно признаться, но кажется, я его послал слишком сильно и слишком далеко, так что он от своих инфернальных хозяев не вернулся, а его тело осталось вести растительный образ жизни в какой-то из психлечебниц. С остальными обошлось полегче: они просто стали ползать на коленях, с причитаниями и плачем отвязывая мои конечности. Куда они потом разбежались, осталось невыясненным, но надеюсь, поклонения Владыке тьмы они забросили. В общем, можно было сказать, что они обошлись строгим ангельским выговором. Но все это я смог узнать много позже, а пока...
***
...Я обнаружил себя бредущим по совершенно незнакомой улице и без каких-либо признаков одежды на себе, если не считать странного креста из черного дерева. Странность его была в том, что у него была подставка с обратной стороны, так что если его на нее поставить, то он оказывался перевернутым. В голове моей была только одна единственная мысль, даже не мысль, а почти истерическая потребность: "Нужно немедленно его уничтожить!".
В связи с чем она возникла, я затруднялся сказать, так как затруднялся сказать даже то, как меня зовут. К счастью, на улице никого не было, и никто не удосуживался меня о чем-либо спрашивать. Но не мог же я вечно идти голым по неизвестно какой местности? До меня начало слабо доходить, что кажется, нужно стесняться обнаженного вида и, вроде как, это неприлично. Так что, заметив какое-то движение за одной из околиц, я поспешил к калитке, хоть и бедного, но вполне опрятного палисадника, за которым находился столь же опрятный деревянный домик.
Влетев во дворик, я заметил старушку, копошащуюся на грядке с какой-то травой. Заметив по ее недоуменному взгляду, что мой внешний вид не располагает к светским беседам, я стыдливо попытался прикрыть свое достоинство крестом, но это как-то плохо удавалось, поэтому я, махнув на условности рукой, взмолился:
- Добрая женщина! Не бросьте путника в беде...
Вы думаете, я попросил у нее какой-нибудь одежды, как сделал бы всякий нормальный гражданин? Но я же ненормальный, поэтому я продолжил молить, не успевшую испугаться бабульку:
- Мне нужно уничтожить этот крест! Лучше всего сжечь!
Почему-то женщина сразу мне поверила и, не спрашивая, кто я и почему голый, сразу предложила:
- Давай, мил человек, сожжем его в печке! Только, что это за крест? Какой-то неправильный... не наш, не православный.
- Только не в доме - я сам удивился, почему не в доме, но просто ощущал, что так я навлеку на этот дом неприятности.
- Можно и не в доме. Лето, в избе и так тепло, - согласилась хозяйка. - Вон там, в углу я мусор со двора жгу.
Я кинулся в указанном направлении и нашел небольшую груду сухих ветвей, травы и листьев на старом кострище. Положив сверху крест, я просяще оглянулся на старушку. Та, понимающе взглянув на меня, подошла и протянула коробок спичек. Сухой мусор сразу занялся ярким пламенем, но крест не желал быстро сгорать. Расстроено посмотрев на затухающее пламя, я обернулся к своей спасительнице, и она только указала на поленницу с дровами. Я голым козлом бросился туда и насобирал мелких полешек и щепок. Так же быстро вернулся обратно и довершил сожжение креста.
Только после этого бабуля с сомнением спросила:
- Кто же ты будешь, мил человек? Нельзя же так, голым по улице бегать. Может, тебя ограбили или от ревнивого мужа бежишь? Хоть бы трусы что ли одел!
- Я... не помню, - до меня дошло, что даже имя свое мне было трудно представить. - Меня, кажется, Женей зовут, а вот откуда и как, ничего в голове не осталось. Только одна мысль крутится: крест уничтожить.
- Эх Женя, кто же это так над тобой пошутил-то? Ну да ладно, пойдем в дом, я тебе хоть что-то от своего покойного мужа найду - срамоту-то прикрыть. Хоть ты парень и ладно скроенный, но ведь народ не поймет, особенно милиция, - старушка пошла в дом и, видя, что я послушно тащусь за ней, продолжила словоохотливо рассуждать. - Жалко мне тебя. Чую, добрый ты человек, но как выживать-то теперь будешь, без документов, без жилья?
Зайдя в дом, я остановился в передней, и старушка вскоре вынесла мне полный джентльменский набор сорокалетней давности. Одежда была чистая, но видавшая еще те виды, так что я в ней вполне потянул на гибрид фронтовика, вернувшегося с Отечественной и современного гражданина без определенного места жительства и занятий. В общем, как советовала хозяйка, стражей порядка мне было лучше обходить стороной. С другой стороны, такими гражданами вряд ли сильно кто-то интересуется, если они сами не мозолят глаза.
Видя, что я безропотно собираюсь уходить, сердобольная старушка робко спросила:
- Куда ж ты пойдешь-то, дом-то у тебя хоть есть?
- Есть, только далеко - ответил я, не договаривая, что где этот дом, я не имею ни малейшего представления. - Мне какой-нибудь небольшой пакетик нужен. Надо золу собрать - я ее где-нибудь на пустыре развею.
- А зачем тебе зола? Ее лучше на огород, - возразила хозяйка.
- Не знаю почему, только чувствую, что если ее на огород высыпать, там одна крапива расти будет.
Спустя пять минут я снова стоял на той же улице, но уже одет, как в старом фильме, и держа пакет с золой в руке. Старушка еще пыталась меня накормить, но мне сейчас никакой кусок в горло не полез бы - настолько мной владела потребность избавиться от своей ноши.
Я пошел, куда глаза глядят - то есть вдоль улицы. К счастью наше отечество, если чем и богато, так это пустырями. Не пройдя и полкилометра, я увидел дорожку, ведущую на большое поле с разбросанными по нему бетонными останками сражений то ли за урожай, то ли за коллективизацию (какие странные слова - откуда я их знал?). Мое нутро почувствовало, что это место было просто идеальным могильником для захоронения моих негативно-активных отходов.
Я, как былинный сеятель, пошел по этому, эпическому полигону народно-хозяйственных экспериментов и широкими взмахами рук предавал подобное подобному, то есть золу - земле, негатив - пустоте.
Спустя еще немного времени я опять стоял на дороге, но уже без тяжкого груза в руках. Нужно было как-то собираться с мыслями, подводить итоги и строить планы. Однако, поскольку с мыслями у меня было туго, то и со всем остальным ничего не получалось. Зато меня переполняли светлые чувства: "Я избавился от этой гадости! С неба сияет солнышко (ну и пусть, что тучи вокруг), поют птички (ну и что, что вороны), и у меня все впереди (правда не понятно, что это такое "все", и не находится ли оно, скорее в заде, чем впереди)!" Поэтому, я весело топтал неизвестно какую улицу в неизвестно в каком направлении.
"Правильной дорогой идешь, товарищ!" - заметил я себе, когда понял, что дома стали приподниматься выше от земли и "каменеть". В конце концов, я вышел к железной дороге и станции на ней. "Ага! Это же электричка!" - сделал я глубокомысленное для своих нынешних способностей заключение.
Даже не вспомнив, что нужно определиться, куда ехать, и не озаботившись, чем платить за проезд, я прошел на перрон, будто был владельцем вечного проездного. Судя по тому, что перрон не был пуст, транспорт работал исправно, что и подтвердилось спустя некоторое время. Какое - я не знал, так как был тем счастливым, которые не наблюдают часов, ни на руке, ни в кармане.
В электричке никто на меня не обратил внимания. Я чисто машинально уселся у окошка и уставился на пролетающий там пейзаж. Он почему-то не вдохновлял на поэтические мысли, но все равно, не мог испортить моего радужного настроения. Где-то через пару остановок в вагон зашли три очень серьезные личности в синих костюмах, и стали проверять у народа билетики. Их скучный вид меня не заинтересовал, и я отвернулся к окну. Спустя пару минут я услышал удивленный возглас со скамейки напротив:
- Слышь, мужик! А чо они у тебя билеты не спросили? - заговорщицки подмигнув, ко мне придвинулся парень, одетый в столь же заношенную одежду, как и у меня, но только более современного фасона.
- А кто его знает? - я пожал плечами, заметив, как контролеры выходят в тамбур на дальнем конце вагона.
На самом деле я только сейчас стал вспоминать что-то смутное про билеты и деньги. Что-то на что-то надо было менять, чтобы на чем-то куда-то проехать... или посмотреть? Или поесть? Я окончательно запутался в воспоминаниях, и мне захотелось есть и спать. Поскольку еды я вокруг не наблюдал, сон был единственной разумной альтернативой, тем более что у меня от чего-то постоянно болела голова, особенно в районе затылка.
Вздремнуть удалось лишь немного, так как электричка прибыла на какой-то вокзал, и сидящий напротив парень, тряхнув меня за плечо, сказал:
- Конечная, приехали!
- Куда? - не понял я.
- В Москву! Куда ж еще?
- А-а, - неопределенно промычал я и потащился за всеми на выход.
Людская река выливалась на узкий перрон и текла к сероватому зданию. Я бы наверно растерялся, если бы знал, отчего мне было нужно растеряться. А поскольку я ничего не помнил, то смело топал в потоке, прислушиваясь и "принюхиваясь" к совершенно незнакомой для меня обстановке. "Но такой ли уж незнакомой?" - я встал почти на самом выходе с перрона, обозревая огромные двери, окна и крышу вокзала: "Как будто я где-то такое видел... нет, не помню!"
Меня молча толкали в бока, а я все смотрел на стену здания и слушал голос металлической дамы, говорившей сразу из десяти мест, пока не ощутил какой-то дискомфорт. Не отдавая себе отчета, я повернулся и сделал несколько шагов в сторону от перрона. В десятке метров от меня, недалеко от каких-то железных ящиков, видимо меняющих деньги на эти непонятные билеты, те самые, которые так хотели видеть строгие люди в синем, стояла ничем не примечательная на вид девушка. А рядом с ней крутилась парочка юрких типов.
Увидев ее, я ощутил исходящую от нее растерянность. Но вряд ли бы только это меня привлекло... Да, основная масса людей пробегала, закупорившись в своих планах и повседневных мыслях, почти не выказывая никаких эмоций и как бы где-то отсутствуя. Некоторые, может и фонили мимолетными эмоциями, но несильно, а тут. Тут примешивалось что-то плохое, каким-то образом знакомое мне, и с чем я не мог смириться. Почему я с этим чем-то не мог смириться, было совершенно не понятно. Но я уже как компас взял направление и пошел к цели.
Наконец до меня дошло: один из парней, стоявших около девушки, начал ее о чем-то расспрашивать с приторно-слащавой, якобы вежливой улыбочкой. Но я уже запеленговал второго, который как будто проходил мимо и, вроде бы случайно в сутолоке толкнув парня, наскочил на девчонку. Мне почему-то он страшно не понравился и я, сам не зная почему, кинулся ему на перерез... Когда я уже бежал, взяв немного на опережение, раздался сдавленный вскрик девушки:
- Ой, держите, он сумку у меня вырвал!
Я боковым зрением отметил, что она с мольбой обращалась к разговаривавшему с ней типу. Тот уже кинулся, тоже якобы вдогонку за напарником, но я был быстрее. Честно сказать, я бы должен был озадачиться, что я заведу делать с грабителем, но, пребывая все в том же спокойном неведении, я налетел на него, парой движений отняв сумочку и на последок выдав хорошего пинка. Причем мы, кажется, оба удивились той наглости и легкости, с которой я это проделал. Жулье оказалось весьма прытким и сообразительным, так что пока я оборачивался, разыскивая глазами плачущую девушку, оба напарника испарились, будто их тут и не было.
Поскольку их розыск в мои планы не входил, я отнес сумочку девушке и спросил, улыбаясь:
- Это Ваше?
- Ой, спасибо, я уж думала, что все! Там же все деньги и паспорт! - девушка не верила своим глазам, все еще ожидая от меня какого-то подвоха, а я был на седьмом небе, сам не зная от чего.
Но долго этой идиллии длится не дало настоятельное похлопывание по моему плечу. Я обернулся и узрел, строго на меня взирающего, молодого мужчину в фуражке и форме.
- Что тут за шум? - спросил блюститель порядка и, не давая мне открыть рот, продолжил. - Паспорт предъявите, пожалуйста.
Девушка, подумав, что вопрос относится и к ней, спешно начала копаться в сумочке и, найдя вожделенную красную книжечку, радостно протянула милиционеру. Я с блаженной (а правильнее сказать идиотской) улыбкой рассматривал, что такое паспорт и милиционер. Вроде бы я видел эти вещи, ну то есть должности (тьфу, не разбери кто есть что), но что они должны значить, как-то не хотело проясняться у меня в голове. Поэтому я решил продолжать безмятежно следить за разворачивающимися событиями. То, что эти события могут развернуться совсем не в ту сторону, как-то не приходило мне в голову.
Мент (хм, его так зовут?) вернул паспорт девушке и уставился на меня. Я тоже на него уставился, продолжая улыбаться. Потом поняв, что ему что-то надо от меня, я заметил, как бы между прочим:
- Кушать хочется! Вот не знаю, где здесь поесть можно? - вопрос был нериторическим. Я действительно захотел по-настоящему есть, а как (не то что, где) это делается, имел самые смутные представления.
Представитель порядка (Какого порядка я не понимал, потому как вокруг творился какой-то бардак, но всплывшее определение не желало рассасываться.) не возжелал обсуждать гастрономические вопросы и снова стал требовать от меня такую же красную книжечку, как будто в этом заключался весь смысл его прямолинейной жизни. Я опять ему непонимающе улыбнулся и ответил:
- Я не помню, вроде была с собой... - м-да, оказывается я был мастер приврать!
Не знаю, куда бы меня завели пререкания, если бы девушка вовремя не встряла в мою полемику с законом:
- Ой, да не обращайте вы на него внимания! Вась, ты помолчи лучше! Ладно? - и пока я соображал кто из нас троих Вася, она самым извиняющимся тоном заклянчила. - Товарищ лейтенант, это мой брат, Василий Михайлович с той же фамилией что и у меня. Но он... - и девушка перешла на доверительный полушепот. - Немного того, больной на голову. Сколько не следи, все одно: то паспорт потеряет, то сам куда-нибудь потеряется...
Я сначала с недоумением, а потом с некоторой грустью, смотрел, как эта девушка не растерялась и вытаскивает меня из какой-то проблемной ситуации, сама не представляя, насколько она близка к истине - я действительно был полоумным, и даже с чего-то немного почувствовал себя ее братом. Да если честно, чем дальше мы беседовали, тем больше мне нравился и патрульный. Мне почему-то было его жалко - мыкается тут, пытается хоть какой-то порядок содержать, а как его тут содержать, если вокруг столько жулья и бандитов? Самому бы выжить. Я-то прекрасно это ощущал.
Самое интересное, что и милиционер, постепенно снизил обороты и под конец совсем мягким тоном порекомендовал:
- Вы побыстрее до дома добирайтесь, а то без документов недолго и в отделение угодить!
На что я, совсем расчувствовавшись, сказал:
- А хотите я Вам прямо отсюда все жулье, какое тут есть, покажу? - не знаю, с чего на меня нашла такая уверенность, но незамутненная сознанием голова была готова работать на одних инстинктах.
- Ты что, серьезно, экстрасенс, что ли? - рассмеялся патрульный, и его лицо окончательно превратилось из тупо-государственного подобия бляхи, висящей на его же форме, в милую, немного курносую физиономию деревенского парня.
- А что, не веришь? Смотри! - я уже сам завелся и с азартом стал внимательно осматривать площадь. Надо же, все подозрительные типы были на изрядной дистанции от нас, но мне было почти все равно, лишь бы только человек попал в поле моего внимания. Так что я стал перечислять. - Вон там парень в синей куртке - чего-то явно жулит. Без насилия, но то ли обманывает народ, то ли еще что.
- Так это ж Клизма, паршивец, опять валюту меняет! Ладно, что еще? - уже заинтересовался патрульный.
- А там вообще не пойму, какой-то мрак, - мне стало как-то нехорошо. - Не могу объяснить. Вот тот тип в темной рубахе. Вроде как и что-то очень нужное продает, но это все равно, что смерть в фантик заворачивать...
- Ах, мать твою, воскликнул патрульный. - Это ж...
Больше я ничего не узнал, так как милиционер, посуровев лицом, буквально кинулся в ту сторону. Я непонимающе пожал плечами, как бы спрашивая у девушки, что произошло. Та уже совсем успокоившись, снова мне улыбнулась и сказала:
- Не знаю, что ты тут проделал, но постового заслал куда подальше, Вася!
- А откуда ты узнала, как меня зовут? - удивился я еще больше.
- А что ты и правда, Вася?
- Я раньше думал Женя, но если ты знаешь наверняка, то... - договорить свою мысль я не смог, так как вызвал у девушки чуть не истерический смех. Ничего не понимаю - ну что тут смешного, если человек не помнит своего имени?
- Слушай, ты и в самом деле, или блаженный, или прикидываешься! Я уже готова поверить, что ты мне приходишься придурковатым братцем.
- Почему бы и нет? - я философски улыбнулся.
Я бы может и обиделся, если бы точно знал, что или кто такой блаженный. Ну а против того чтобы приходиться хоть кому-нибудь братом, пусть даже и не совсем умственно полноценным, я вообще не собирался возражать. Тем более что-то мне подсказывало - это недалеко от истины.
- Ладно, до электрички еще полчаса. Составишь мне компанию - зайдем в закусочную?
- Но ты же видела, у меня нет этих... денег. А без них почему-то никто ничего не хочет давать, - в моей голове всплывали неясные образы разноцветных бумажек с картинками. Их почему-то все время меняли на все что угодно.
- Да ладно тебе! Ты мне зарплату сохранил! Заодно еще и поохраняешь меня немного, а то я побаиваюсь, что эти типы вернуться.
- Я тоже боюсь этих, в фуражках... ментов, - сознался я и снова заслужил снисходительную улыбку.
А потом мы, как сбежавшие с занятий ученики (по определению моей новой знакомой), упивались колой и отъедались какими-то ливерными пирожками, о содержании которых было лучше не задумываться. Это тоже сказала девушка, так как я и так ни о чем не задумывался. Мне с ней было легко и просто. Мы болтали о каких-то ее маленьких радостях и больших проблемах. Но у кого же вокруг (кроме меня, конечно) не было проблем? Она тоже пыталась интересоваться моей жизнью, впрочем, как и я. Если бы еще хоть кто-нибудь, хоть что-нибудь нам разъяснил по этому поводу, но увы!
В результате, ко времени ее электрички она была озабочена моей судьбой гораздо больше чем я сам. Мне даже пришлось чуть не силком выталкивать ее на перрон. На полпути она что-то совсем заупиралась, но я, не слушая, буквально тащил ее к электричке. И только когда она уже заорала на меня:
- Идиот! Куда ты меня тащишь?! - до меня дошло, что я чуть не усадил ее не на ту электричку.
Мне стало страшно стыдно и обидно, что это она совсем даже не со мной хотела остаться. Видимо прочитав все мои детские переживания на физиономии, она усмехнулась и совершила невероятный поступок: слегка приобняв, чмокнула меня в щеку. Потом махнула еще раз на прощание и растворилась в круговороте пассажиров. А я продолжал стоять почти в том же месте что и сорок минут тому назад, только теперь будучи переполненным новыми переживаниями, ощущениями и жизненным опытом.
Строго следуя указаниям этого опыта, я побыстрее смылся из опасной вокзальной суеты и пошел по улицам, держа прежний курс: куда глаза глядят. Внутри меня было все то же легкое и приятное настроение, немножко подкисленное, как хороший чай лимоном, расставанием с хорошим человеком. Но я знал, что я встречу еще много хороших людей - их было полно вокруг. А как отличать плохих от хороших я знал, вернее не знал, а просто чувствовал, и наверно, именно поэтому мне было так легко на душе.
Вокруг жил своей кипучей жизнью огромный город. Я брел по тротуару и почти не смотрел по сторонам. Мне не нужно было смотреть, я чувствовал город, ощущал это невероятное, просто бесконечное множество судеб, желаний и переживаний, скользившее мимо меня. Каждый из этих людей представлял в себе Вселенную, замкнутую на себя, переживая все окружающее в соответствии с собственными представлениями, опытом и мировоззрением. Им было очень трудно увидеть окружающий мир и понять других людей. У них элементарно не хватало на это времени.
А я был лишен всего этого внутреннего мира и поэтому был свободен. Ну может, не совсем - какое-то очень ясное отношение к плохому и хорошему у меня было. Я чувствовал, как какой-нибудь прохожий несет в себе многотонный груз власти, а зачастую и сам погребенный этой властью собственных капризов, самовлюбленности и презрения к окружающим. А другой человек мог быть почти таким же легким, как и я сейчас, настолько его внутренний мир был открыт для любви и сочувствия.
Я шел, не замечая высоких домов, памятников, реклам, и не обращая внимания на то, что я выгляжу, мягко говоря, не так как остальные люди. Я прислушивался к своим ощущениям: местами мне было легче, местами почти невыносимо тяжело, но в среднем на плечах лежало давящее ощущение огромного мегаполиса. Я чувствовал, что я почти один на один против этой насупившейся громадины - эдакий малюсенький Аника-воин размахивающий своей зубочисткой перед равнодушно-плотоядным монстром, который даже не обращает на меня внимания в виду моих микроскопических размеров. Или обращает? У меня появилось чувство, что я близок к какой-то важной догадке, но вот какой - это была проблема. Пока я напрягался, отгадка вильнула хвостом и испарилась, а вместо нее из меня начала проситься наружу недавно выпитая кола...
"Ой-ой-ой!" - прозвенела в моей пустой голове паническая мысль и я, зажмурив веки, попытался вспомнить, как решить столь насущную проблему в большом городе. Перед глазами встали две огромные, просто эпические буквы: М и Ж. Мозги явно пытались что-то мне подсказать, но вот значения этих букв я не помнил. Ну ладно Ж - Женя, жо...а наконец, но что такое М? Нет, так я ни до чего не успею додуматься! Я панически стал озираться по сторонам. Я был на какой-то небольшой и довольно угрюмой улочке, зажатой тяжелыми громадами старых каменных домов. Увидев напротив пустырь с какими-то гаражами, я завернул туда. Дальнейшее поведение мне подсказал нос, учуявший по запаху, где народ в большом городе мог найти решение такой проблемы. Заскочив в щель между гаражом и какой-то мусоркой, я удачно освободился от мучавшего избытка жидкости и расслабленно подумал о лучшей половине человечества: "А что им-то делать в таком экстренном случае?" Пока я так глубоко сочувствовал сестрам нашим, одна из таких лучших половин, правда весьма преклонного возраста, выскочила из подъезда и напустилась на меня:
- Опять гаденыш тут пристроился! Ну погоди у меня! И так от этого мусора вонь стоит, так еще этих алкоголиков не хватает!
- Извините, а Вам и правда, нужен алкоголик? - меня удивили эти странные рассуждения.
"Наверно это известная всем женская логика!" - что-то догадалось внутри меня, но вот дальше мысль опять не шла, так как вспомнить, в чем же была суть этой таинственной логики, я не смог. Да и не дали. Бабуля все еще пыталась сердиться:
- Еще и лыбится! Ты мне не лыбься! Знаю я вас, шантрапа бездомная... - но запал почему-то явно от нее уходил.
- Так я бы ни за что, ни одним...- попытался я убедить я в своих самых чистых намерениях пожилого ветерана уличных споров и сплетен, но наткнулся на проблему: "Чем, ни одним? Пальцем, что ли?" Так и не разобравшись, я продолжил. - Милая госпожа пенсионерка, где же здесь найти место для этих дел? И Вы не знаете случайно, что значат буквы эМ и Жо?
Что-то я не то сказал... Бабушка аж опешила, то ли от моей наглости, то ли от глупости, а может, и от всего сразу. Я поняв, что плодотворной беседы не получится, грустно вздохнул и пошел дальше. Бабуля же так и осталась стоять, удивленно на меня воззрясь - видать не хватило той самой женской логики.
Не понятно, сколько я так шел, но мои ноги привели меня к странному месту. Это был большой перекресток, а вокруг толпы народа вливались в нескольких местах, то под землю, то в одну дверей в доме. Но больше всего меня поразила буква М над входом.
"Так вот что она означает: метро!" - я, воодушевленный догадкой и совершенно не представляя, что такое метро, "влился" с толпой в ближайшую дырку под землю. Что-то здесь вроде бы было знакомым. Я ничему не удивлялся, но и вспомнить, что это все значит, никак не мог. Под землей оказался длиннющий темный коридор, и чего только в этом коридоре не было! Какие-то лавки, железные и застекленные киоски в стенах, в которых, как птицы в клетке, сидели девушки, и что-то меняли на все те же деньги. Местами у стен сидели люди весьма непрезентабельного вида, так что даже я на их фоне выглядел еще ничего. Да нет, наверно я так же и выглядел.
Толпа народа в основной своей серой и бурлящей массе заплывала по коридору в двери, которые никак не успевали закрываться. Я озадачился: "Зачем тогда двери? Чтоб жизнь малиной не казалась? Интересно, от кого я эту фразу слышал? И почему жизнь должна казаться какой-то ягодой?"
Рассуждать мне не дали и запихнули прямо в эти незакрывающиеся двери. Я вылетел из них, как пробка в относительно свободный зал, из которого вели несколько путей. Стоя посреди зала я наблюдал, как народ, забежавший со мной, бесстрашно бросается в проходы, где им преграждают путь какие-то клещи. Странно, но каждый раз, когда кто-нибудь туда заходил, клещи открывались и пропускали смельчака. Я понял, что тут что-то не так и, напрягши свое внимание, заметил, что люди все время что-то вставляют в щели на исполинских зубах. "Опять деньги нужны!" - догадался я: "Но как же их раздобыть? Не работать же!" - мне стало смешно от случайной мысли. Какое вообще отношение имели эти пресловутые деньги к работе? Никакого! Тем более что я затруднялся сказать, что такое работа. Одно было ясно - туда без денег не пустят, если, конечно не перепрыгнуть через эти клещи.
Я грустно развернулся и вошел в другой, встречный поток, который выкинул меня через двери обратно в темный коридор подземного перехода. Я уже настолько отупел от этой бесконечной массы людей, что почти ничего не замечал. И тут я сообразил, что стою напротив одного деда, сидящего у стены. Перед ним лежала кепка, в которой лежало несколько медяков.
- Ну что, мил человек, подай Христа ради, если есть чем поделиться, - как-то неуверенно произнес он.
Я же, тем временем пытался сообразить, с чего это я тут остановился: "Да, пожалуй, мне было с этим человеком хорошо!" Этот поток холодной отчужденности и сосредоточенности уже начинал меня изматывать, а тут вдруг какое-то светлое ощущение. Я, недолго думая, плюхнулся рядом со стариком, притулился к стенке и ответил:
- Подал бы, да нечего. Сам видишь, в том же положении. Но ты не думай, я тебе мешать не буду!
- Да как ты мне помешаешь? Это я тут мешаю, - дед снизил голос и, тихонько кивнув в сторону своих коллег, почти шепотом произнес. - Они тут постоянно тусуются, а мне... деваться просто некуда, вот и сел.
Слово за слово мы разговорились, вернее я все больше спрашивал, так как о себе, кроме полной пустоты в голове ничего поведать не мог. Дедуля, тоже неизбалованный вниманием, рассказал мне о своей ужасной в своей простоте истории. Еще года три назад он счастливо жил со своей женой в небольшой квартире. За плечами у него было высшее образование и долгая трудовая жизнь. В этом можно было усомниться, но я чувствовал, что он не очень умел врать, не то что некоторые (это я про себя). Но сейчас я не врал, честное слово! Просто для того, чтобы врать, надо знать, что то о чем говоришь, это неправда, а я не знал ничего. Зато хорошо чувствовал этого человека, и он мне нравился. Не в пример его коллегам по занятию.
Так вот, беда не приходит одна и он в одночасье потерял жену и работу. Его нормальная жизнь потеряла какой-либо смысл. Он не выдержал такого удара судьбы и запил на остатки денег.
- Представляешь, - грустно выговаривался Михалыч, мой, чем-то симпатичный мне собеседник. - Казалось, мы с Лидой и ссорились, и ругались иногда. Но вот не стало ее, и будто жизнь кончилась. Все ее вот вспоминаю...
На окраине Москвы у них жила дочь с семьей, но он почти прекратил общение с ней из-за своего пьянства. Деньги закончились, и пить стало не на что. Тогда он решился "по совету друзей" перебраться жить к дочери, которая еще до его пьянки звала к себе. Но из какой-то глупой гордости тот не захотел идти к ней с пустыми руками и решил сперва втихаря продать квартиру.
- Ну и продал, да так, что остался и без квартиры и без денег, - усмехнулся дед. - Так вот теперь бывает. Сунулся правду искать, а у этих "друзей" все вокруг куплено и концы воду. Только угодил в сизо - хорошо еще ничего не повесили, а просто выкинули на улицу. Вот теперь и числюсь в полноценных бомжах. Из своего района не хочется никуда уходить, да больно жизнь стала злой, того и гляди мусора попрут загород...
- А что же ты, Михалыч, к дочке то не подашься? - удивился я бедственному положению старика. Хотя, какой он старик в шестьдесят два гола? Если на внешний вид только, уличная жизнь не балует.
- А дочка переехала, номер ее телефонный потерял, да и зачем я ей теперь такой? - отвечал тем временем дед. - Эх, столько денег мимо носа увели! Думал, старость обеспечу, да дочери помогу...
Пока мы так беседовали, в его шапку стали сыпаться сначала железные кружочки, а потом бумажки, и цифры на этих бумажках становились все больше. Михалыч непонимающе смотрел на свою шапку, а я на людей, мысленно их благодаря за помощь человеку.
- Слушай, а ты ведь счастье приносишь! - наконец вымолвил дед, потом спохватился и вытряхнул деньги из картуза в карман, оставив только несколько небольших монеток. Шапка снова начала заполняться деньгами.
Я попытался продолжить беседу, но Михалыч как-то совсем напрягся и все больше с опаской поглядывал на соседей. У тех дела шли негусто, но я чувствовал их неискренность и поэтому никак не мог проникнуться к ним сочувствием.
- Ну ладно. Пора уходить. Чует мое сердце, еще немного и нами заинтересуются, - сказал, вставая и покряхтывая, Михалыч.
- А кто заинтересуется? - мне было интересно, кого он так испугался, ведь мы ни у кого ничего не отнимали, не бузили и даже вина не пили.
Старик не успел мне ответить, так как разъяснение пожаловало само собой, представ в виде весьма плотного молодого человека с кирпичеобразным выражением лица и глазами, смотрящими из под полуопущенных век.
"Бр-р! Печать инферно!" - промелькнула откуда-то у меня странная мыль при виде этого странного взгляда. Действительно, когда у человека при взгляде верхнее веко почти касается зрачка - обходите его стороной! Я не помню почему, но столько в нем сочетается подлости, тупой самовлюбленности и упоения властью над людьми, что это можно назвать печатью инферно. Только не спрашивайте, что такое инферно, я не могу вспомнить, а как пытаюсь вспоминать, мне плохо становится.
- Эй, дед! Ты чего это на чужой территории расселся? Или по кумполу захотел? И потом, делиться надо! А ну-ка показывай, что у тебя в карманах!
Видя, что Михалыч скуксился и готов все отдать, я вступил в беседу:
- Привет, парнишка! Логика у тебя какая-то женская. Сам говоришь делиться надо, а свои карманы не выворачиваешь? Давай мы все карманы вывернем, а потом поровну разделим!
- Как это? - оторопело просчитывал такую комбинацию в своем маленьком уме громила.
Надо заметить, что хоть и мою память тоже сильно збоило, но у меня голова все-таки соображала раз в десять быстрее, чем у этого "вундекинда".
- Ах ты, гад! Еще издеваться вздумал! - наконец мысль громилы, хромая, доползла до какого-то результата, и он, немного потоптавшись, начал реагировать на мое конструктивное предложение.
Надо сказать, я не был готов к такому развороту событий. Вернее я вообще ни к чему не был готов, сами понимаете почему. Поэтому не среагировал, когда его лапища сгребла заношенную гимнастерку на моей груди. Я только заметил, как все калики перехожие начали быстро испаряться от нас куда подальше, и только один Михалыч, осторожно пробурчал начальнику над сирыми и убогими:
- Да чего ты руками-то размахался? Я ж тебе должен, а не он!
- А с тобой дед я еще разберусь! - огрызнулся битюг.
Спасибо Михалычу - он подарил моему телу очень нужный момент, для того, чтобы оно, не советуясь с моей пустой головой, начало действовать. Я с удивлением стал наблюдать, как мой организм каким-то хитрым образом мгновенно присел и крутанулся, так что рука нападавшего вывернулась самым невероятным образом. Увлекаемый завязшей в рубахе рукой, парниша поехал своим мордом куда-то вперед. Но моему телу было этого мало и оно решило отвесить полноценного пинка громиле, причем так ловко, что тот не успел выпростать свою руку перед собой и со всего маху въехал кирпичной рожей в не менее кирпичную кладку стены перехода.
Я с ужасом наблюдал эту картину и начал внутри уже оплакивать несчастного рекетира, но теперь уже Михалыч не дал мне расслабиться, крикнув:
- Бежим! - и потащил меня в темноту перехода.
При этом народ вокруг изрядно всполошился, вернее разбежался. Я только успел удивиться, насколько здесь люди просекают ситуацию и "спешат" на выручку, а ноги уже сами несли меня за Михалычем. Внезапно тот стал тормозить и, опять схватив меня за руку, крикнул:
- Легавые!
По его голосу я сразу понял, что это гораздо хуже, чем этот неудачливый рекетир, и дракой тут не обойдешься. Я на секунду замер на пересечении коридоров. Гормоны молотом долбили в висках пульсирующей кровью. Спросите: откуда я про гормоны с кровью знаю? Так я вам отвечу: не знаю! Зато я нутром почуял, куда идти.
- Туда! - крикнул я Михалычу, и мы шмыгнули в один из переходов.
Я бы удрал от любых патрулей играючи, но вот Михалыч... Поэтому я старался предугадывать обстановку и расположение препятствий из стражей порядка. Пришлось еще свернуть и даже заскочить разок в зал с зубами и клещами (который совсем запыхавшийся Михалыч назвал подземкой), чтобы выйти со стороны другого выхода на улицу. Только там мы забежали за угол дома и расслабились. Я видел, как было тяжело деду - не в его годы устраивать забеги с препятствиями. И все же надо отдать ему должное, он быстро восстановил силы и сам повел меня куда-то дворами. По дороге он спросил:
- Как ты так ловко сумел пройти мимо них всех?
- Повезло! - ответил я почти честно.
- А ночевать-то где собираешься? - догадался Михалыч о моем бездомном положении. Когда выяснилось, что я не то что не знаю, где я буду ночевать, а даже не очень представляю себе что это такое, дед окончательно взял меня под свою опеку, удивляясь. - И что же с тобой такого приключилось, что ты ничего не помнишь?
- Если бы я сам знал! - откликнулся я беззаботно. - Зато не о чем беспокоиться! Гуляй хоть налево, хоть направо, и настроение всегда хорошее. Посмотри на прохожих - большинство постоянно чем-то озабочены. Их мысли, как белка в колесе, крутятся в головах и не дают им увидеть окружающего мира. А у меня ничего не крутиться - звонко и пусто!
Михалыч не стал жалеть богатой выручки, и мы затарились на "заработанные" деньги обычной едой в небольшом магазинчике и даже взяли бутылку "народного сорокаградусного напитка". Дальше мой поводырь повел меня лабиринтами улочек и дворов, и спустя какое-то время мы проникли в полуподвальное помещение, открыв железную дверь, которая снаружи выглядела надежно запертой.
- Сейчас свечку зажгу, - подсуетился мой проводник, и вскоре я, подслеповато озираясь, увидел темный, низкий коридор, ведущий непонятно куда. А Михалыч хвастал своими владениями. - Там дальше теплотрасса, но сейчас у нее жарко, так что мы тут будем, у меня даже лишний лежак есть. За углом отводка от водопровода и канализация есть. Считай, со всеми удобствами устроился, лишь бы никто не выгнал.
А дальше мы продолжили разговор за жизнь, начатый еще в переходе, но только сейчас он плавно тек под хорошую закуску и даже выпивку. Оказалось, что мой организм, как впрочем, и я сам, весьма неплохо отнеслись к алкоголю, и мы уже чуть не породнились с этим дедом. И все-таки было у нас кроме водки и одиночества еще что-то общее - наверно отношение к жизни. Вот только пришли мы к нему с противоположных концов: он имея все и потеряв, а я вообще никуда не приходил, не имея за пазухой ломанного гроша. Мы оба не строили никаких планов и не жалели себя. Но, в отличие от меня, у Михалыча была длинная и интересная жизнь за плечами, и поэтому нам было о чем поговорить.
Где-то между вечером и утром, будущим и прошлым, неизвестно в какой протяженности и пространстве наш разговор незаметно перешел в сон. Мне снились странные вещи. Будто я это не я, а какой-то ангел, витающий в небесах и лечащий Землю. Почему-то при этом я покрывал ее огромными горчичниками, пластырями, и все пытался воткнуть большущий градусник. Но никакой подмышки у нее, естественно, не находилось и я в конце концов, сунул термометр прямо в Тихий океан. Вода при этом стала кипеть, а земной шар зачихал вулканами. Потом я удирал от какой-то комиссии, которая обвинила меня в неправильном лечении, потеплении климата, цунами и землетрясениях. Я на ходу оправдывался, что я это из самых лучших побуждений... В общем, чушь какая-то. Проснулся я от скрипучего бренчания старенького будильника.
- Ага! Пора вставать! - раздался в темноте голос Михалыча. - А то тут без света весь день проспишь!
Вскоре последовало чирканье спичек, и темнота рассеялась от огонька очередной свечки.
- Давай перекусим, а потом на дело надо идти. Не в переходе же позорится! - при этих словах дед помрачнел. - Хотя и курьерство это мне ой как не по душе. Не лезу я в то, что ношу, но то, что там ничего хорошего, это любому понятно. Ты-то как, тут сидеть будешь или пойдешь куда?
- А с тобой нельзя? - спросил я.
- Нет, этого хозяева не любят. Я должен быть один, - отказал Михалыч, но смилостивился и добавил. - Хотя можешь меня проводить до полпути, если делать все равно нечего.
На том и условились, делать мне и действительно было абсолютно нечего. Мы шли по утреннему городу. Народ в основной массе уже разбежался по рабочим местам, и вокруг наступила легкая передышка перед деловым наплывом трудовой суеты. Вскоре наступил момент, когда мне было нужно его оставить.
- Подожди меня здесь, - попросил Михалыч. - А потом, если еще есть желание, пройдемся до другого места.
Я смотрел на его удаляющуюся спину, и меня постепенно охватывало беспокойство. Я чувствовал, как неприятна ему эта работа но кроме этого, было еще что-то. Поэтому я не послушался старика и пошел вслед за ним. Мне не нужно было смотреть, куда он идет, настолько хорошо я ощущал его впереди. Так мы прошли еще с полкилометра, и я понял, что мой Михалыч остановился у цели своего путешествия. И здесь я по-настоящему ощутил, что меня беспокоило. Резко усилилось чувство, будто над стариком нависла коварная и огромная змея и только выжидает, когда его укусить.
Но вот до меня дошло, что он возвращается, словно неся с собой ядовитый подарок от этой змеи. Я не стал от него прятаться, только взглянул ему в глаза, показав, что я все понимаю, и проследовал за ним до точки, где мы расстались.
- Ты зачем за мной следил? - немного расстроено спросил Михалыч.
- Я не следил. Мне это не нужно, я просто чувствую тебя, - не стал я скрывать своих способностей.
- И как же ты меня чувствовал? - немного ехидно пошутил дед.
- Вопрос не как, а что, - вздохнул я. - Понимаешь, над тобой нависла какая-то большая гадость... Ты не заметил ничего необычного?
- Как не заметил, - признался старик. - Не нравится мне это, а тут еще ты со своими предупреждениями... Чужой человек был, незнакомый. Это бы ладно, они иногда меняются, но денег дал слишком много. Целую тысячу, представляешь? И это за обычную работу: отнеси, передай. Я и за сотню бы сбегал.
- Слушай, Михалыч! Чует мое сердце, тут какая-то подстава. Знаешь что, давай-ка мы этот пакетик куда-нибудь спрячем, а ты возьмешь похожий с любой ерундой внутри.
- Куклу предлагаешь сделать?
- Можно и куклу туда засунуть, только зачем? - не понял я идеи.
- Да это так пустышку называют, - объяснил мне Михалыч, а я задумался, почему соску надо называть куклой и потом давать взрослым дядям в конверте. Но он не дал мне додумать и сказал. - А давай! Если все в порядке, то я потом настоящий пакет им передам.
- Я бы от него избавился как можно быстрее, но тебе видней.
- Думаешь, мне это доставляет удовольствие? Ведь понятно: мною, как метлой, следы заметают. Хорошо, если здесь еще просто деньги...
- Нет, не деньги. Здесь яд, сладкий такой, или приятный, затрудняюсь сказать... - определил я содержимое, сверяясь со своими привокзальными ощущениями.
- Ясно, - совсем поникнув головою, проговорил Михалыч. - Я все не хотел думать, а теперь, что ты наделал? Я же не смогу эту смерть раздавать больше.
- И не надо. Ты сейчас эту куклу в конверте неси, а я за тобой послежу, - не зная сам почему, я ясно почувствовал свою ответственность за этого человека. Вот только как ему выкрутиться из этой тяжелой жизненной ситуации, я пока не представлял. Одно было ясно, чтобы разобраться в своих "чувствах" нужно было проиграть эту ситуацию до конца.
Спустя час мы шли почти в той же диспозиции, только в другой части города. Я опять не смотрел по сторонам, а "прощупывал" окружающее пространство на предмет "нравится - не нравится". Наконец, впереди появилась умеренно заинтересованная цель путешествия Михалыча. Я уже подумал, что наверно зря мы с этой куклой придумали, как заметил сбоку все ту же затаившуюся змею. Она тут же кинулась к месту встречи фоня хищным и властным желанием напасть на встретившихся людей. Причем нападавших было двое.
Я, понимая, что не успеваю, ринулся к Михалычу и увидел, как к нему и какому-то парню подлетают два по-штатски одетых, но явно облеченных властью типа. В принципе я ничего не имел против них - они делали свою работу. Того типа, с которым встретился Михалыч тоже не было жалко, но вот старика я не собирался никому отдавать.
Пока я несся к месту стычки события не стояли на месте. Парень побежал и один из нападающих кинулся за ним. Другой же схватил деда за руку, а другой умудрился подхватить упавший конверт с асфальта. Поняв, что следующими увижу наручники на руках деда, я бросился к мужику и двинул его куда-то в живот, видимо попав в какую-то там точку, так как тот начал сгибаться, как складной метр. Я же в это мгновение просчитывал ситуацию, ощутив интерес к машине за углом и ключи в кармане у нападавшего. Спустя секунду я гнал Михалыча за угол дома, держа ключи в руках и чувствуя спиной, как второй чекист пытается достать пистолет. Но он не успевал, так как второй рукой держал пытавшегося сбежать парня.
Спустя еще десять секунд мы уже рулили по улице. Михалыч только пилькал глазами, не успевая за событиями. Я же продолжал играть на опережение, загривком чувствуя общую тревогу, которую собирался запустить очухивающийся вояка.
"Вот то, что нужно!" - подумал я, увидев знакомую букву М, и вспомнил: "А я еще гадал, что она может значить!"
- Михалыч, ты знаешь, как того зверя под землей деньгами успокаивать? - спросил я подруливая прямо к площади перед воротами, ведущими под землю.
- Это ты про метро? - опешив, переспросил старик. - Конечно, знаю!
- Тогда вперед!
Я не знал, что мне предстоит. Я думал, что мы пройдем эти зубы и, слившись с толпой, пойдем куда-то дальше. Туда, откуда они все потом возвращаются. Но все оказалось гораздо кудрявее. Эта жуткая дорога в преисподнюю... но Михалыч шел туда, как к себе домой. Это успокаивало. Следующим испытанием оказался страшный визг и грохот из черного туннеля, оказавшийся электричкой, закопанной на страшную глубину. И после всего этого мне пришлось еще и заходить внутрь вагона, а поезд помчал меня по глубинам ада. Но, глядя на сонно скучающих людей вокруг, я понимал, что это просто что-то не в порядке с моей головой, а это, к сожалению, новостью для меня уже не являлось, и я в конце концов успокоился.
Не знаю, что из всех этих переживаний больше на меня подействовало, но зависнув и болтаясь на поручне рядом с Михалычем, я впал в странный транс. Мне привиделось, что я плыл маленькой искрой в огромной паутине перекрещивающихся нитей или туннелей, а рядом была похожая звездочка Михалыча. В какой-то момент я почувствовал такой же, но очень слабый сигнал немного в стороне от одной из нитей. Мои необремененные памятью чувства начали все больше крутиться вокруг этого сигнала, пока я, наконец не понял - это единственный близкий старику человек, скорее всего его дочь! Открыв глаза, я увидел схему паутины перед глазами.
- Вот она! - я с торжеством ткнул пальцем в схему.
- Кто она? - с надеждой спросил дед.
- Твоя дочь! Едем туда!
Михалыч и пытался бы сопротивляться, но делать ему было совершенно нечего, так что он только пожал плечами. Мне же не надо было больше никаких подсказок. Я просто закрывал глаза и сверялся с внутренней схемой, механически пересаживаясь на другие ветви метро и выйдя под конец на землю. Затем привел старика на остановку, дождался идущего туда, куда надо трамвая, и, проехав пяток остановок, вытащил своего компаньона на улицу.
- Вообще-то она должна работать, но почему-то сегодня дома, - объяснил я по пути ничего не понимающему старику. Не знаю, понял ли он хоть что-то, но послушно шел за мной. Вскоре мы стояли перед запертой подъездной дверью. Я подумал и предложил. - Можно позвонить к ней в квартиру, но она может и не узнать твоего голоса... Нет, лучше зайти в подъезд и позвонить прямо в дверь.
- Хорошо, подождем, пока кто-нибудь выйдет, - согласился Михалыч.
- Зачем? - не понял я и, не задумываясь, набрал код подъезда. Дверь послушно щелкнула и открылась. Дедовы глаза тоже щелкнули в немалом изумлении. Кажется, до него начало потихоньку доходить, что я не шучу. Ну и пусть, надо доверять людям, правда, далеко не всем. Но мне-то можно!
После того, как лифт поднял нас на нужный этаж, я подошел к двери, поставил Михалыча ровно перед глазком, а сам встал сбоку, чтобы меня не было видно.
- Улыбайся! - приказал я деду и нажал звонок, сам вслушиваясь в ощущения за дверью.
Да это она. Я послал ей все эмоции тепла, радости, сочувствия, приязни - все, на что был способен, и посылы сработали. Дверь раскрылась без замедления и из нее вышла приятной наружности женщина лет тридцати на вид. Ей было достаточно секунды для того, чтобы определить в заросшем щетиной старике своего, еще не слишком пожилого отца. Спустя мгновение я был свидетелем бурной сцены обниманий, причитаний, всхлипываний, каких-то каяний и признаний, происходивших прямо в коридоре.
Поняв, что все удалось, я протянул руку к кнопке вызова лифта и незаметно нажал ее. Когда створки дверей разошлись, я пулей туда заскочил и сразу пустил его вниз. Вы спросите, чего это я удрал, посреди всех этих празднований? Я вам отвечу: это не мой праздник. Все, что мне хотелось, я сделал и поимел от этого массу удовольствия. Дальше мое участие, может и было бы желательно, но уже далеко необязательно. Ну а если бы меня прельщали чужие харчи, я бы давно уже сидел на шее у той пенсионерки, которая сожгла страшильный крест и одела меня.
В общем, это было не мое. Я уходил от этого дома, спиной чувствуя счастье этих двух, встретившихся после долгой разлуки родных душ, и был по этому поводу несказанно счастлив. А что еще для счастья нужно? Ощущение свободы, твоей нужности людям, и никаких забот - вот и все!