- Мелкий паршивец... Ну, я тебе сейчас устрою! - злобно шипел Эммерих фон Краутхайм, буквально волоча за собой младшего из сыновей-альф, до синяков впившись пальцами в его предплечье. Светленький брат-омега с такими же чертами хорошенького нежного личика, как и у его брата, заливаясь слезами, буквально повис на руке отца.
- Отец! Не надо, пожалуйста! Отпусти его!
- Уйди, Клар, - прошептал Йорг, мягко его отталкивая. - Ещё и тебе достанется!
Дверь в кабинет захлопнулась, отрезая их от свидетелей, в воздухе мелькнул хвост кожаного ремня, и ещё не восстановившееся после прошлого наказания тело снова закровоточило, покрываясь новыми ранами и синяками.
Йорг фон Краутхайм второй сын-альфа барона Эммериха фон Краутхайма, посла Тилории, примерно полгода назад вступил в пору созревания и неожиданно выяснилось (ну, как неожиданно, ничего неожиданного на самом деле не было, учитывая обстановку в семье посла, этого следовало ожидать), что ему нравятся не омеги, а мальчики-альфы. Папой Йорга был Кирс - второй супруг Эммериха. Родителем старшего сына-альфы Лиутберта, унаследовавшего от своего папы такой же противный характер, был старший супруг барона - Дагмар.
Сыновья жили вместе в одной комнате, Лиутберту сейчас уже было семнадцать и он-то и развратил своего младшего брата. Разница между братьями была в четыре года и когда Лиутберту было тринадцать, он, пользуясь своей силой, впервые изнасиловал своего девятилетнего прехорошенького брата. Запугав ребёнка, заставил его молчать и, в течение всего этого времени, ночами Йорг был приучен спать в постели брата. Со временем братья притёрлись друг к другу, если это можно так назвать, пластичный характер ребёнка подстраивался под обстоятельства и вот, когда наступил период пубертатного возраста, насилие сказалось. Когда об этом узнал отец, то в свойственной ему манере он попробовал отучить сына от 'нехорошего' поведения - это ведь позор - сын-мужеложец! - попросту выпорол до крови.
Йорга таскали на охоту, специально показывая ему кровавые сцены, доставлявшие нескрываемое удовольствие Лиутберту, а то и специально заставляя его добивать раненых животных, впечатлительный мальчик замыкался в себе, ночами просыпался от слёз, а старший брат, услышав шмыганье носом, тащил 'омегу' к себе в постель и насиловал, смеясь над его слезами и повторно запугивая. Боязливый, измученный ребёнок плохо учился, чем ещё больше раздражал отца своей никчёмностью.
Папа Йорга не был любимым супругом барона, и погружённый в собственные переживания по поводу отношений со своим истинным, не замечал проблем Йорга. Единственный, с кем мальчик делился всем своим сокровенным, был его братик-омега - Кларамонд, Клар, такой же до невозможности прелестный мальчик, папой которого был тоже Кирс.
Периодически барон вызывал к себе младшего сына-альфу, устраивал ему допросы, внимательно наблюдая, как тот себя ведёт, отслеживая жесты и мимику всё больше и больше становившиеся похожими на омежьи. Придравшись по какому-либо поводу, немилосердно порол сына специально для него купленной плетью, порой до крови полосуя кожу на спине и ягодицах. Клар, любивший брата, пытался вступаться на него, жаловался папе, но Кирс, пару раз получив от супруга внушение на грани побоев, замолчал.
Только в последнее время отец немного ослабил давление на сына, будучи увлечённым своим любовником. Но тем сильнее и суровее были его срывы на непутёвом сыне, служившем прямым укором новым сексуальным пристрастиям барона.
Эстафету отца, в последнее время снизившего своё внимание к делам семьи, подхватил старший супруг барона - Дагмар. Йоргу частенько доставалось от старшего супруга - пороть, он, конечно, не порол, но надрать уши - это запросто.
У Дагмара было трое детей, причём, старшим был как раз Лиутберт, альфа-наследник, двое сыновей-омег - Аделонд и Конрадайн пятнадцати и четырнадцати лет, уже было просватанные за дворян Тилории, оставались на шее родителя - война уничтожила и страну и женихов.
У Кирса было двое - Йорг и Кларамонд. Йоргу тринадцать, а Кларамонду десять.
Шуонхилд, самый младший из супругов барона пока (на этом, скорее всего, всё) родил только омег - Волда и Габи четырёх и шести лет.
Дагмар, давно уже отставленный супругом от ложа, забирал власть всё больше и больше - хозяйство многочисленной семьи и все финансы были у него в руках. Властный характер омеги сказывался и на других супругах, и на детях, и на прислуге. И как-то так незаметно случилось, что Шуонхилд, а особенно после того как барон обратил своё внимание на помощника, перекочевал в постель Дагмара, с которым у него установилась синхронизация. Кирс остался один. Он попробовал было переключить своё внимание на детей и, если с Кларамондом это в какой-то мере удалось сделать, то Йорг замкнулся в себе ещё больше, не доверяя папе, никак не защищавшему несчастного ребёнка от сурового отца, старшего супруга и издевающегося старшего брата.
Этой душной грозовой ночью, когда родители в полном составе отбыли на бал, Лиутберт, украв на кухне бутыль вина и договорившись со своими приятелями, сыновьями-альфами помощника посла Адольфа, бывшими ему ровесниками, не обращая внимания на шипение своих братьев-омег, после ужина запер Йорга в совместной спальне, а сам, пошатавшись по кафешантанам и попировав на стащенные у отца деньги, завалился пьяным и шумным с такими же приятелями в притихшую на ночь посольскую квартиру.
Заснувший было Йорг, был вытащен из кровати, длинная ночная рубашка, задранная на худом угловатом исполосованном ремнём отца теле, была завёрнута на голову и гогочущие альфы пустили подростка по кругу. Просившего его отпустить Йорга, подначками и обидными словами быстро довели до слёз, наскучив слушать его всхлипывания, насильно, удерживая руки и заставляя раскрыть рот как можно шире, напоили краденым вином, а затем, толкнув на кровать, приятели Лиутберта помочились на него:
- Педик украл вино, напился и обоссался! Ха!
- Завтра, недоделанный, отец тебя убьёт! - мстительно пообещал старший брат, который, пошатываясь от выпитого, вернулся из коридора, где закрывал двери за ушедшими молодыми балбесами - прислуга спала на первом этаже и безобразий не слышала.
Йорг с головой укрылся мокрым одеялом и только вздрагивал, слушая, как захмелевший брат ругается, раскидывая по комнате стаскиваемую одежду.
Наконец, Лиутберт заснул, раскинув руки и захрапев на своей кровати с балдахином - Йоргу балдахина не полагалось.
Мальчик выбрался из постели, перевернул и раскинул одеяло пошире - чтобы быстрее просохло - не факт, что ему сменят постель. Домашние, подумав, что у него энурез, посмеются, а потом Дагмар вполне может в отместку запретить прислуге менять вонючие тряпки.
Босым привидением, вздрагивая от ударов грома, Йорг пробрался в туалет и, как смог, подмылся, оставив пятно ещё сырой спермы на ночной рубашке напротив многострадальной попки. Застирывать бельё он не умел, а снять рубашку - значит спровоцировать голым телом брата на утреннее изнасилование. Такое уже было пару раз.
Развороченный альфовскими членами анус болел. Хорошо хоть крови не было. Многолетний секс с братом давно растянул детское отверстие, а Йорг приучил себя отключаться по время соития, безропотно ожидая оргазма насильника, во время которого Лиутберт, вцепившись крепкими пальцами в волосы брата, рычал сквозь зубы, кусал его в шею, а порой и бил кулаком между тонких птичьих лопаток.
В спальню мальчик не пошёл - нюхать алкогольные пары, пропитавшие душный ночной воздух охоты не было.
Прижмуривая глаза от вспышек молнии, Йорг острожно, чуть поскрипывая паркетом, пробрался в гостиную и, сжавшись в комочек, прикорнул на диване. Полежу пока тут, - подумалось ему, - до возвращения родителей.
Кларамонд, чутко прислушиваясь к происходящему в квартире, дождался ухода приятелей Лиутберта, встав и поправив одеяла разметавшимся во сне малышам - Волду и Габи с которыми он спал в одной комнате, осторожно выглянул из чуть приоткрытой двери своей спальни. Омега видел, как мелькнула тень брата, прокравшегося в туалет. Подождал ещё, Йорг не шёл. Тогда Клар решил поискать его в тёмной квартире. Ориентируясь по вспышкам молнии, на мгновение освещавшим белым безжизненным светом мебель и полированный паркет, омега, обходя гостиную, увидел брата сжавшегося на диване. Острая, как раскалённая спица, жалость пронзила детское сердечко. Клар бросился на колени перед диваном, щекой прижался к взлохмаченной голове брата, молча грызшего в беззвучном плаче губы. От него попахивало. Мочой и спермой. Запах спермы Клар знал, а вот моча - это что-то новенькое. Братику почки отбили?
- Что? Опять? - едва слышно шепнул Клар - семейная жизнь и общение с Йоргом давно уже приучили его разговаривать с братом шёпотом.
Йорг не ответил, продолжая едва слышно шмыгать носом и выдыхать в сжатый кулачок горячий воздух.
- Ёрочка, пойдем, я помогу... - шепнул Клар, сам едва сдерживая слёзы, - пойдём, пойдём, хороший. Я знаю, что ты хороший...
Клар с затянувшимися слезами глазами, превращавшими свет молнии в расплывающиеся цветные звёздочки, гладил братика по голове, целовал в горячий лоб, уговаривал и изо всех невеликих сил пытался тянуть его в туалет.
Ёрочка, всё ещё пьяный от вина, сполз с дивана на пол, Клар помог ему подняться и дети пошли в туалетную комнату. Вода была только холодная - растапливать титан было нечем - это всегда делала прислуга. Поэтому Клар набрал из крана воды в таз, стянул с брата длинную, в пол, ночную рубашку, молча ужасаясь синякам на тощем тельце, завёл его в блестящую бронзовую ванну и, осторожно поливая из ковшика, начал обмывать худую исцарапанную попку, исполосованную отцом спину, тощие как спички, руки и ноги.
Совместными усилиями ночная сорочка Йорга была кое-как натёрта мылом и выполоскана в том же тазу. Скользя по мокрому полу босыми ногами, мальчики закрутили её, выжимая, а затем, выйдя из ванной, Йорг развесил мокрую ткань на спинке кресла в гостиной. Дети с ногами забрались в уголок дивана, Клар прижался к голому боку брата и всё снова затихло в спящей квартире.
- Сбегу я..., - вдруг шепнул Йорг, уткнувшись носом в костлявые коленки, - или сделаю с собой что-нибудь...
- Ёрочка.., - только и смог произнести Клар во все глаза глядя на брата и вдруг молча заплакал.
- Не могу я, Клар... сегодня этот... двоих привёл... вином меня напоили... насильно..., а потом все трое...
Йорг выговаривался, а Клар уткнувшись носиком в тонкое плечо брата беззвучно плакал. Слёзы, обильно стекавшие по руке, холодили кожу и Йорг, выдохнув парами алкоголя в волосы Клара, прижал его к себе сильнее. Сам тоже шмыгнул носом и вдруг, словно прорвав плотину, из глаз его неудержимым потоком полились слёзы. Выпитое вино расслабило пружину внутреннего напряжения, плачущий рядом брат, понимавший его как никто и также, как никто, любивший, сподвиг на эмоциональный взрыв и Йорг разрыдался в тёмной тишине огромной гостиной.
- Мя-я, - негромко раздалось где-то в темноте, в глубине, в коридоре, там, где была спальня отца.
Дети мгновенно затихли. Кто это? Кошка вроде? Шмыгнув носом, Йорг настрожился. Клар тоже затих. Неужели послышалось? Сроду у них кошек не было - отец на дух не переносил этих животных.
Йорг спустил длинные, тонкие как у кузнечика, ноги на пол. Слёзы у обоих просохли и оба брата дышали ртами - носы были забиты.
Топ, топ, топ, топ - кошки, когда хотят, могут ходить очень громко.
В коридоре топают, но никого нет...
Великая Сила, да кто там? Йорг встал и, держа брата за подрагивающую ручку, решил посмотреть, что же происходит в коридоре. Внизу на лестнице, ведущей из подъезда на второй этаж, послышался шум - родители приехали с бала.
Йорг вернулся в гостиную, схватил так и не высохшую сорочку и они с Кларом разбежались по спальням.
* * *
Вернувшись с бала, я, находясь в несколько расстроенных чувствах, в течение пары дней обдумывал произошедшее и договорённости с ректором Схолы - действительно подготовить программу обучения и к ней ещё и методику... Это...Сам не справлюсь точно, по крайней мере, на должном уровне. Вернее, на том уровне, который я для себя вижу.
Что ж, придётся идти к Максимилиану. Он обещал помочь своими наработками. Вот как будущий десятник факультета пусть и помогает. Почесав свои космы, прикинув так и эдак, начал размышлять. Чего я хочу от студиозусов?
А хочу я от них, прежде всего, чтобы они начали думать, размышлять над тем, что я им говорю. Ведь та информация о демонах, которой я владею, на самом деле мной не анализировалась. Факты, известные мне, тупо заучивать нельзя, иначе эта информация так и останется невостребованной, а в случае реального столкновения - это гибель. И вот научить студиозусов думать над переданными им сведениями и есть программа обучения. А как это сделать - методика. Хорошо бы ещё и мозговой штурм устроить.
Ладно. Сходим к Максимилиану, посмотрим его наработки.
Портал до Схолы действовал с побережья Белого крейса. Так-то к Схоле можно добраться и по дороге. Но, длинный извилистый путь растягивался на целый день - Схола стояла на огромном скальном мысу, высоко над городом и морем. Большая часть просторной территории была занята зданиями Схолы, больше похожей на дворец. За многие столетия её существования он многократно расширялся и перестраивался, не утрачивая, впрочем, архитектурной целостности. Водопады, питаемые акведуками, шпили, купола, изящные арки переходов, целый парк экзотических, собранных со всего мира, растений давно уже стали поводом для рассказов и легенд. Ещё больше пересудов вызывали сами обитатели этого дворца. Искусники, преподававшие в Схоле, обслуга, для которой там же были выстроены целые кварталы, общежития для школяров и студентов, проживавших в самой Схоле (те, кто хотел, те, кому позволяли средства, жили в Лирнессе), библиотеки, полные редчайших инкунабул, содержащих труды великих искусников по овладению Великой Силой, зверинец с редкими животными, содержащимися в условиях, максимально приближёнными к естественным, океанариум с морскими тварями из Западного и Восточного океана. И тайна. Великая тайна, которой, в глазах простецов, была окутана Схола, в которой учились люди со всех концов цивилизованного мира, Схола, выпускники которой занимали посты в армии и во флоте Лирнесса, наводившие ужас на Северный и Южный материк, на пиратов Вольных островов, создавали удивительнейшие артефакты, за цену которых можно было, порой, купить целое баронство с землёй и крестьянами, разъезжая по территории, принадлежащей Лирнессу, могли вылечить практически любую болезнь (ну, почти), сохранить молодость и на десятилетия продлить жизнь... Схола, служившая источником власти и денег для Лирнесса, служившая источником непреходящей лютой зависти всех окрестных владетелей, пытавшихся, кто умело, а кто нет, замаскировать её сладкими улыбками и посулами, но искусников обмануть невозможно - это знали все и Схола царила и над Лирнессом и, по сути, над всем обитаемым миром Эльтерры. Основой Схолы был источник Великой Силы, найденный когда-то легендарным её основателем Адальбертом и построившим над ним деревянную хижину, в которой он и поселился, пытаясь овладеть основами Великой Силы и заложившим основы Великого Искусства. Хижина эта, бережно восстановленная, так и стояла над источником, давным-давно обстроенная каменными стенами дворца и оказавшаяся глубоко в его подземельях, день и ночь освещавшихся шариками. К хижине основателя водили первокурсников, поступавших в Схолу в 12-13 лет на школьное отделение, у хижины вручали дипломы выпускникам, в амфитеатре, окружавшем хижину проходили заседания Супермум консилиума - в тех случаях, когда на нём не присутствовал кто-либо из посторонних, а такие случаи (присутствие посторонних) можно было пересчитать по пальцам одной руки, один из них, например, подписание конвенции по денежному обороту между всеми государствами Северного материка.
В соседних подземельях, таких же просторных, находился монетный двор и банковское хранилище - крупнейшее на Эльтерре.
Ещё дальше - хранилище артефактов, как изготовленных искусниками Схолы, так и полученных в обмен из других стран, особенно дикарских. Дикарям Южного материка, порой, удавалось сделать что-то особенное, такое, чего не было ни у кого. Их способы взаимодействия с Великой Силой, завязанные на шаманизм, отличались от практики и теории искусников Схолы. Десятник факультета артефакторики частенько брал такие вещички, как правило, ничего особенного из себя не представлявшие - камешек, с виду обычный, пучок особым образом связанных перьев экзотических птиц, медная фигурка хищного зверя, повязка из разноцветных верёвочек, для изучения студиозусами и преподавателями факультета. В этом же хранилище, в особых сейфах, размером со здоровенную комнату, хранились реликвии Схолы: посох основателя, вырезанный из дерева парротии и до такой степени пропитанный Великой Силой, что в темноте можно было заметить слабое свечение, исходящее от древней палки, мечи, секиры и глефы учеников Адальберта и последующих ректоров Схолы, тех времён, когда ещё и Лирнесса-то не было, бронзовые артефактные доспехи времён основателей Лирнесса, стальные, с зонной закалкой, исписанные рунами, кирасы и шлемы ректоров Схолы, периода роста и расцвета города и Схолы, где-то здесь останется и оружие текущего ректора, когда он отойдёт от дел (отойти от дел для искусника такого уровня - это только смерть).
Чуть в стороне - под водопадом - тюрьма для искусников. Всегда пустая, но так было не всегда. В стародавние времена, на заре основания Лирнесса, который был лет на триста моложе Схолы, возникла необходимость удержания приговорённых к отрезанию от Великой Силы, тогда же были разработаны и печати подавления. Тюремщик и палач в одном лице, всегда должен помнить, что нанесение вреда искуснику искусником безжалостно карается Великой Силой и потому быть тюремщиком и палачом - это всегда жертва, великий подвиг самопожертвования, приносимый самыми великими из искусников на алтарь общества ибо, после приведения приговора в исполнение палач, стремительно старея, живёт не более полугода. Имена этих людей выбиты навечно в тюремном блоке Схолы на бронзовых досках. Там же, в тюрьме, плита чёрного базальта с именами преступников и указанием вины. Всего два десятка за всё время существования Схолы... Палачей столько же...
Вот через общественный портал я и отправился в Схолу. Мелкое, подсвеченное лучами Эллы, море плещется вокруг каменных плит широкой дорожки ведущей к павильону портала, увенчанному колонной с причудливым каменным цветком наверху. Портал и со стороны берега и со стороны моря огорожен каменными квадратами клумб из которых рвутся вверх лохматые головы пальм. Внутри небольшого помещения всегда дежурит искусник, в помощь ему два-три школяра или студиозуса - дежурство у портала в Схолу для них такая же обязанность, как и патрулирование города.
Дежурный искусник, опознав во мне собрата по ремеслу, учтиво предложил пройти к каменному узору стационарного портала, в книгу записали, что оме Ульрих и т.д. идёт к господину Максимилиану фон Мальбергу, члену Супермум консилиума, по личному делу. - Там вас проводят, оме...
Скачок и в портальном павильоне Схолы меня встречают. Здесь уже известно к кому я иду - вместе со мной передана и информация о посетителе. Отряжённый дежурным искусником школяр - миленький омежка с факультета целителей, стесняясь и искоса поглядывая на меня, тоненьким голоском просит идти за ним.
Идём минут пятнадцать. Портальный павильон расположен так, что идя из него в здание Схолы, поневоле пройдёшь мимо всех её красот: к вам подойдут, любопытно понюхав, ручные олени, бродящие в регулярном парке, роскошный ботанический сад, с чудными растениями, наполняющими ароматами цветов - белых, розовых, сиреневых и голубых, карминно-красных и бордово-чёрных, укроет прохладной тенью, причудливо вьющаяся дорожка из разноцветных полированных плит уведёт к неумолчно шумящему невысокому водопаду. Дорожка тянется дальше и дальше, извиваясь между гигантских стволов мамонтовых деревьев, долгие столетия стоящих на скале Схолы и под воздействием Великой Силы выросших на пару сотен метров.
Вот и литые решётчатые золочёные двери во дворец Схолы. По случаю дневного времени двери распахнуты.
- Вам туда, оме, - показывает мальчик в глубину дворца, в широкий коридор, обрамлённый белыми мраморными стенами, с поддерживаемым полуколоннами сводчатым стрельчатым потолком. Обалденно... Всё... тут... оно... вот дворец чудовища из сказки 'Аленький цветочек' из мультфильма 1952 года - что-то похожее. Но только вживую...
Бесконечный коридор тянется и тянется. Стены белого мрамора сменяются голубоватым камнем, затем розовым, зеленоватым...
В стороны отходят коридоры, идущие в таинственные глубины Схолы, маршевые каменные лестницы с пузатыми балясинами, застеленные коврами, красными, зелёными, синими, прижатыми к ступеням блестящими бронзовыми прутьями, простенки заставлены вазонами с непрекращающими цвести диковинными растениями. Встреченная группка школяров, в этот раз альф с факультета артефакторики, указала кабинет Максимилиана. Начищенная бронзовая табличка на двери на латыни сообщала, что в нём находится 'Максимилиан фон Мальберг, барон Юнгинген, член Супермум консилиума, доктор философии, менталист'.
Стучу. Тихо. Может он на занятиях?
Но нет. Бронзовая ручка в виде головы льва, держащего в зубах кольцо, поворачивается, высоченная лакированная дубовая дверь подаётся внутрь:
- Проходите, оме Ульрих, мне сообщили, что вы ко мне...
Кабинет квадратов тридцать-пятьдесят. Стены отделаны деревянными панелями орехового дерева. Стол для работы. Шкафы, полные книг. Стеклянные дверки одного из них распахнуты. Рядом с ним, на столике, лежат раскрытые книги, исписанные листы бумаги. В простенке между двух высоченных окон ещё один стол, у него пара кресел.
Максимилиан, гостеприимно провожает меня к этому столу, усаживает в покойное кресло. Садится сам:
- Итак, оме?..
* * *
Жарко. Пить хочется.
Ох, как жарко. Голова болит...
Завернувшись в простыню, Вивиан бродил по городу.
Спросив пару раз о маркизе, наткнулся на непонимание. Больше не спрашивал. В самый разгар дневной жары омега, едва живой от голода, прилёг на лавочку в тени большого платана.
Я не найду его...
И опять тяжёлая свинцовая тоска навалилась на измученное сознание омеги. Вивиан прикрыл глаза, голова плыла, расплывчатые образы, смазанные, дёргающиеся навалились, изматывая, вытягивая последние силы...
Вот, он целуется с Леандером и тот, разорвав поцелуй, безразлично глядя на омегу отталкивает его: Пшёл вон!
Вот уже сам Вивиан выкрикивает жестокие слова папе: ты не нужен мне! Папа смотрит на него широко распахнутыми недвижными глазами, слёзы текут по щекам... Папа! Папочка!
Натягивая на голову мятую простыню, Вивиан в тоске и томлении, бьёт костлявым кулачком по скамье, закусывает исцарапанные пальцы зубами... До крови...
Оме... маркиз, где вы?
Кто-то сел на лавку рядом с лежащим. Потыкал пальцем в бок:
- Эй? Спишь?
Мальчик-альфа лет десяти сидел рядом с Вивианом, любопытно смотрел серыми глазами на высунувшего из-под простыни голову омегу.
- Нет... не сплю... Пойду я...пойду...
Вивиан плотнее закутался в тонкую ткань, встал и, ссутулившись, пошатываясь, побрёл в переулок.
Прошёл вдоль нескольких домов, затем остановился, оперевшись на стену - тут Вивиан решил, что будет лучше, если он присядет прямо здесь, под деревом, отдохнёт и пойдёт дальше. Ты не нужен! - ревел в его голове голос. Рычащий, стонущий, подвизгивающий. Не нужен! Не нужен!
Уже затемно, его, трясущегося от ужаса галлюцинаций, голого, в одной только простыне, под этим же деревом подобрал патруль стражи. Что с ним и как его зовут они добиться не смогли и, положив Вивиана на принесённые из кордегардии одним из стражников носилки, понесли в общественную лечебницу для умалишённых - к тому времени омега не узнавал окружающее.
* * *
Вернувшись от Максимилиана с пачкой методической литературы и наработок менталиста, я засел за изучение.
Как я и предполагал, никто каких-либо целей преподавания не ставил. По крайней мере, явно о них не говорилось. Иными словами, ответов на такие 'простые' вопросы - чему и как учить не было. А из ответа на вопрос: чему учить? вытекал следующий сложный вопрос - для чего учить?
Снова встретившись с Максимилианом (к нему я скакнул телепортом, прямо из своего дворика перед домом), поделился мыслями и, в свою очередь, услышал от него, что его тоже волнуют поставленные мной вопросы. Ответов он на них ни на одном из факультетов не нашёл. Более того, преподаватели-стихийники просто потребовали отлучить его от встреч со студиозусами этого факультета - дескать, у нас всё отлажено, учим отработанным методам взаимодействия с Великой Силой, наша задача выпускать знающих и умеющих специалистов, а исследования - не наша забота, тем более поиск ответов на дурацкие вопросы: как и почему?
Артефакторы просто в силу своей специфики вынуждены копаться в свойствах вещества, но и там тоже желание искать приветствовалось в жёстких рамках.
Факультет целителей целиком и полностью был во власти омег. А омеги, хоть и искусники, в значительной степени подвластны эмоциям. Там Максимилиан выслушал в свой адрес много всякого, в том числе, ему припомнили вдовство - единственный супруг его умер бездетным. Целители тоже не желали утруждать себя ответами на неразрешимые, как им казалось, вопросы. Исследовательский пыл неофитов быстренько загонялся в рамки авторитетов.
Наработки менталиста в конъюнкции, как он назвал свою методику мышления, оказались никому не нужны. Он уже было подготовил рукопись к печати в типографии Схолы, но ректор не дал ему (пока, как думалось Максимилиану) своего позволения на печать.
Рукопись я утащил к себе, под честное слово вернуть в целости и сохранности. Долго листал толстую тетрадь, размышляя над написанным. Сопоставлял со своими способностями и способами мышления.
Схола стагнировала. И давно.
А корень проблемы, как мне виделось, заключался в отсутствии научного метода познания. Максимилиан вплотную приблизился к его созданию, сам того не осознавая, вывел гипотетико-дедуктивный метод познания. Все мы им постоянно пользуемся, в том числе и в обыденной жизни, но здесь важно сформулировать его, озвучить, формализовать.
Метод этот заключается в том, что познание окружающей действительности и, в том числе Великой Силы, а в этом и должна состоять цель Великого Искусства, осуществляется способом, при котором из гипотезы или системы гипотез (а гипотеза - это предположение) следует какой-либо дедуктивный вывод (т.е. от общего к частному), подлежащий эмпирической (практической) проверке.
Да, Саня, единственная пятёрка в университетском дипломе у тебя была по философии!
Отсутствие результатов эмпирических проверок говорит либо о некорректности способа проверки либо о необходимости править гипотезу. Вот так вот...
И возвращаясь к студиозусам. Для чего они изучают Великую Силу? Что бы что потом? Бравировать способностями перед простецами и нагибать их по поводу и без? Или, успокоившись, жить в своё удовольствие? Сладко есть и крепко спать?
Или нет?
В чём смысл всего этого?
В чём смысл существования Схолы?
Обсуждали мы с Максимилианом и эти вопросы.
- Как вы, оме... круто берёте. Вы знаете, оме, а ведь я даже не задумывался об этом! Действительно... зачем это всё вокруг? Схола, школяры и студиозусы? Преподаватели и Супермум консилиум?
- ...мне кажется, господин Максимилиан, может быть, я ошибаюсь, но смысл существования искусников в самосовершенствовании...
Я прикрыл глаза рукой. Меня это заведомо не касается.
Лицо альфы, стены кабинета, стол и кресла поплыли, заколебались, расходясь кругами, как вода в луже от брошенного камня. П-па-х! - пыхнуло неслышным звуком от которого качнулись мои волосы. Видение Силы пронзило, заставив дрогнуть руку, судорожно сжавшую кости черепа.
Алый пульсирующий портал из демонического плана, выплёвывающий неразумных ишхо и нелетающих хезрет. Портал висит в воздухе. Высоко. Демоны потоком, визжащим и дерущимся, падают с высоты на землю, подскакивают, встряхиваются, пытаются разбежаться в стороны, но багровая нить управления старших фезы, как сигнал локатора, совершает круг, центром которого является портал и низшие подчиняются, успокаиваясь, прекращая междуусобное побоище.
Центр, из которого вышла багровая нить, опускается от портала к земле, нить расщепляется на множество тонких отростков, которые как спицы в колесе расходятся, расползаются во все стороны и теперь становится видно, что на земле стоят трое. Фезы. Серые невзрачные пропорционально сложенные тела, лысые остроухие головы, крылья сложены за спиной. Фезы ростом ниже встреченного мной ранее гекатонарха, по размеру как обычные рядовые хезрет. Но если тела тех уродливы, то фезы - нет. Только рожи страшные.
Из толпы хезрет, клубящейся вперемежку с ишхо, ковыляя, идёт демон - хезрет. Подходит к фезы, опускается на колени. Наиважнейший. Один из фезы, будто проверяя, приподнимает подбородок склонившего голову демона, покровительственно хлопает его по лбу и наиважнейший встаёт и, пробравшись к ним за спины, оказывается в центре треугольника тел фезы, стоящих к нему спиной и продолжающих ощупывать багровыми нитями толпу демонов. Из толпы выходят наиважнейшие. Ещё и ещё. Пять-восемь демонов, способных к размножению с кем угодно из их племени, собираются за спинами фезы. Ценный ресурс. Если их сейчас всех уничтожить (как?), то армия демонов на Эльтерре передерётся между собой и станет неспособной ни к нападению, ни к осмысленной обороне.
Багровая рука с длинными чёрными когтями вытянулась в сторону портала, тело мотануло от взмаха крыльев. Серые тела фезы с уродливыми, страшными рожами стремительно приближаются. Когти обеих рук, ходя ходуном как поршни, пронзают осыпающиеся прахом демонические тела. Вот один из фезы, истекая жёлтой кислотной кровью, наотмашь бьёт такой же когтистой рукой куда-то позади меня и за спиной крылья пронзает острой болью. Я чуть отвлёкся и один из наиважнейших бросается на меня всем телом, валит на землю...
Я судорожно выдыхаю, отнимаю руку от лица и Максимилиан, издав удивлённый вздох, роняет на пол чашку с чаем.
Зрачки моих рисованных глаз расширились до границ радужки, а она у меня занимает практически весь глаз - белка практически нет, и становится видно светящееся родопсином глазное дно. Полностью чёрные глаза, отсвечивающие багровым - есть от чего уронить чашку на пол!
- У меня бывает... Я называю это видением Силы... Великая Сила, по каким-то своими резонам, иногда показывает, открывает мне будущее...
- О! теперь мне становятся понятны, оме, ваши мысли по поводу обучения... Ваше взаимодействие с Великой Силой... Она ведёт вас, оме!
- И зачем? Чтобы я сдох в войне с демонами?
- Не говорите так, оме! Я уже пожилой человек и можете мне поверить - очень многое из того, что происходит с нами, искусниками, не случайно... Я имел возможность в этом убедиться... А то, что вы говорите... Во многом это так, искусники, особенно стихийного направления, догматичны, нелюбопытны, склонны к авторитаризму. Давно, уже очень давно не появлялось новых способов взаимодействия с Великой Силой... Что-такое мы утратили, что было известно древним... Да...
Всё-таки придётся сдохнуть...
Как там у самураев? Смерть легче перышка, долг тяжёл как гора...
Отвернувшись, я смотрел в окно. За частым переплётом рамы, за гранёными стеклышками, буйно цвели кусты, мозолистые стволы глицинии пробирались по стене, под лёгким ветерком качались сиреневые цветы, натужно, деловито гудели пчёлы... На газоне, чуть дальше от окна, три мальчика-омеги с факультета целителей, наверное, из самых младших школяров, повизгивая от восторга, перебрасывали друг другу мячик, раскрашенный в красный и синий цвет, играя в выбивалы. Вот один из них, по-девчачьи подгибая руки, из-за головы сильно бросил нехитрую игрушку и мяч, звеня и подскакивая, закатился в кусты, рядом с окном кабинета Максимилиана.
- Лорка! Куда ты бросаешь? Так нечестно! - крикнул неудачливый ловец и полез за мячом. Отыскал, бросил его в хитрого Лорку и, повернувшись к окну, пристально посмотрел на меня...
Снова проявившаяся экстрасенсорика однозначно показывает - выбора нет...
Ну, что ж... есть у меня пока ещё здесь дела, Великая Сила, есть... Дай завершить... А потом...
- Господин Максимилиан, помните, вы говорили о детях? - я отпил подостывший чай и поставил чашку на блюдце, звякнув ложечкой.
- Да, конечно, оме...
- Давайте мы с вами посмотрим кандидатов.
- Хорошо, оме... У вас есть какие-то особые требования?
- Не знаю... как и назвать... Сам я инициировался в весьма специфичных обстоятельствах - срывал печать подавления...
- О! Да разве это возможно? Насколько мне известно, печать подавления снять нельзя... Для запечатанного.
- Было так, господин Максимилиан. Я это к чему? Полагаю, что ставить на детей печать подавления... это перебор. Поэтому. Нам нужны неблагополучные дети. Пережившие всякое... такое...
- Да где же их взять-то, оме? - удивился менталист, - приютов у нас нет, сирот сразу по семьям разбирают...
- Ну, или тогда просто будем смотреть детей по крейсовым школам...
- Хорошо, я попробую поговорить с ректором. Он выйдет на Главу Совета, тот даст указание главам крейсовых ратов...
- Те вызовут директоров школ... Бабка за дедку, дедка за репку, - закончил я по-русски.
- Простите, что?
- Нет-нет, господин Максимилиан, ничего... ничего..., - я снова смотрел в окно.
Дети, наигравшись, все трое, неторопливо шли куда-то в глубину сада. Один из мальчиков, тараща глаза, что-то рассказывал другим, оглядываясь на окно кабинета, за которым я сидел. Не трудно догадаться, что ловец мяча, лазивший за ним в кусты, видел мои глаза, к тому времени ещё не пришедшие в относительно нормальное состояние. Ну, теперь рассказов будет! Чёрная-чёрная рука... и обязательно гроб на колёсиках...
А мне пора...
- Господин Максимилиан, я вынужден откланяться..., - встал я из-за стола.
- Ну, что вы, оме Ульрих, что вы... Я всегда рад вас видеть у себя... Вы, в некотором смысле стали отдушиной для меня... Мы с вами понимаем друг друга с полуслова...Единомышленники в наше время - это такая редкость.
- Да-да, господин Максимилиан. Несомненно. Это так... это так...
- Да что с вами, оме? Вы бледны, как смерть! Посидите ещё! Вам нехорошо? Может быть вина? Красного?
Давай вина. Выпить надо! И в бордель, к Вивиану сходить! Обещал же...