Дело было в Азии, шли года двадцатые,
Петька взять не мог на мушку, суку-басмача.
Тот, зараза, прятался, за кусты мохнатые,
Очень крепко прижимая свёрток у плеча.
-Мать твою, архимандрит, ты сейчас доскачешься,
Каратаусский козёл, - Петька процедил.
-За кордон пытаетесь? От меня не спрячешься,
Аккурат, меж глаз, собаке, пулю положил.
В этот раз, естественно, победили красные,
Соблюли обыденный, строгий ритуал.
Пристрелили раненых, сняв трофеи рясные,
Петька свёрток басмача, в сумку захавал.
Ночью Пётр вывернул, внутренность трофейную,
Не увидев ценностей, как-то погрустнел.
Керасинка, старая, с лампой запылённою,
И с досады, не подумав, выбросить хотел.
Покрутив извилины, что-то подозрительно,
Почему басмач-собака, ею дорожил.
Вдруг она из золота и потёр решительно,
Выясняется, однако, Джинн в сосуде жил.
Джинн из лампы выбрался, выслушать желания,
Всё, за раз, исполниться, чё бы не просил.
У Петра случилось, в жопе недержание,
Он в ломпасные штаны, сходу наложил.
Из оцепенения, Петька быстро выбрался,
Ощущая, дискомфорт, у себя в штанах.
-Ты для профилактики, чуть бы поднатужился,
И порядок замутил, у меня в портках.
Чудо в жизни Петькиной, только раз случалоСЯ,
Активистка, как-то раз, в роте прижилась.
Па кусочку гонореи, всем бойцам досталоСЯ,
А у Петьки эта хворь, так не завелась.
-Ты в сосуде посиди, отдохни немного,
Петька начал размышлять, чё бы совершить.
Комиссара превратить, в ишака хромого,
Или хрен, для интереса, стоит удлинить.
Петьку мысль мучает, не даёт покоя,
Вот, Чапая бы найти и похоронить.
Все б одобрили, в момент, действие такое,
И решил факиру стрелку, на полночь, набить.
Джинн, конечно, выкружил, косточки Чапая,
-А зачем, - подумал Петька, - надо хоронить.
-Ты, давай умение, всё своё включая,
Помоги теперь комдива, разом оживить.
-Петя, обижаете, только прикажите,
Я лихой реаниматор, было бы чаво.
Вы мне для сравнения, фото покажите,
И размеры, все какие, были у него.
Как часы работает, ум аналитический,
По частям комдива лепит, хитроумный Дух.
Соблюдает в тонкостях, лик анатомический,
-Если, Петя, пожелаешь, можно сделать двух.
У Василь Иваныча, веки подымаются,
-Петька, мать твою етит, здравствуй дорогой.
Там у нашей Аннушки, роды намечаются,
-Родила уже давно, парень неплохой.
-А откуда ведаешь, про её беременность?
-Петька, вроде я отец, я же командир.
-Брось, Василь Иванович, ты свою назойливость,
Лучше вспомни, как слинял, в речку, дезертир.
-Ничего подобного, нет вины Чапаевой,
Я как помню зацепил, хреном бредешок.
Так меня поволокло, и на дне причалил я,
Видно, Петька, не судьба, Бог не уберёг.
-Все подумали тебя, беляки сразили,
-Обижаешь, им слабо, погубить меня.
-А мы памятник тебе, в миг соорудили,
Как положено, пасли, твоего коня.
-Это воскрешение, надо бы отпраздновать,
Петька в жопе почесал, - Никаких проблем.
-Нам не стоит никого, попусту обязывать,
Джинну водки заказать и девиц гарем.
Полчаса без устали, Петя драил лампочку,
Все портянки перевёл, матерно кричал.
Наконец, над горлышком, появилось облачко,
Дух сказал, что 3 желанья только исполнял.
Взял Чапай изделие и почистил кометом,
-Я готов тебе служить, новый господин.
-Ты накрой под знаменем, что с серпом и молотом,
Стол Чапаю, на двоих, - дескать посидим.
Досыта поквасили, утром Джину брякнули,
-Поработай ка для нас, не сочти за бред.
Сделай всё возможное, чтобы мы не крякнули,
Чтоб бессмертными остались, хоть на 200 лет.
Утром Петьку пьяного, в камеру отправили,
Вместе с матерящимся, голым мужиком.
Трибунала строгого, долго ждать заставили,
Все смотрели, мужичонка, вроде бы знаком.
За вина распитие и штанов хищение,
За сокрытие шпиона, голого врага.
За амурные дела, то бишь - извращения,
Расстрелять и не поможет, длинная рука.
Комиссар скомандовал, приговор исполнили,
Только хохотом залились, Петька и Чапай.
Джинна быстро крикнули, стаканы наполнили,
-Слышь! Последнее желанье, быстро исполняй.
-Унеси нас с Петькою, из страны взбесившейся,
Но обратно привези, сотню лет спустя.
Коммунизм построенный, увидать нам хочется,
Поглядим, пощупаем, чипсами хрустя.