Аннотация: Перенесла одну из очень старых работ сюда. Решайте сами, совершенно не правдоподобно. А вот строчки курсивом - Тэм Гринхилл.
Смелое сердце.
Его серо-зеленый глаз уперся с ненавистью в высокий белоснежный потолок. Плюнув на все запреты, он закурил. В больнице нельзя курить. Сизый дым тонкой струйкой потек вверх. Холод хирургического стола явственно ощущался кожей сквозь серую рубашку из шелка. Другой глаз, укрытый челкой, он закрыл, чтобы только одним воспринимать окружающий мир. Надоело ему все. Работа хирурга.
Спасать сотнями людские жизни, зная, что когда придет время, тебя никто не спасет. Мой бой окончен. Близиться конец. Когда никто не сможет тебя спасти. А ты... а ты своими руками и убиваешь порой. Иначе нельзя - кто-то должен жить, а кто-то умереть. Это данность, это надо принять. Из рук Судьбы я принимаю чашу. А есть ли смысл в твоих мольбах? Бессмысленная, глупая жизнь. Холодная и глупая душа. И ты делаешь все, чтобы только жить. Услышь меня, Всевидящий Творец. Внутри у него что-то сжалось. Ему вдруг показалось, что он может умереть. Прямо сейчас, прямо здесь - на этом столе. А всего-то: пара секунд и твоя кончена. Один ты, Боже, знаешь, как мне страшно.
Он глубоко вдохнул сигаретный дым. Он пробрался в легкие, что-то разрушив, но оставив успокаивающую пелену, закрывающую, казалось, глаза. Кипящий гнев взбесившейся толпы. Ведь никто не станет его понимать, никто его не послушает. Безликое бушующее море. Как он стоял тогда рядом с тем парнем? Просто опустив руки ждал, пока линия пульса на мониторе станет ровной полосой. Бессмертие не терпит суеты в обряде очищения позором. Боялся ли он тогда? Нет. Ни капли.
Он ждал. А ждать он может долго. Почему он ничего не сделал? Земля чужая примет мою кровь. Он мог сделать. Мог его спасти. Не спас. Те, кто остался - поднимите знамя. Знал, что не сможет? Да нет, не знал. Почему тогда? За что он дал тому мальчишке умереть? Не оставляй меня, моя любовь. Боялся, что потом стыдно будет. Он ни разу не проигрывал, когда за что-то брался. Когда стоял и ничего не делал - бывало, случались неудачи. Боялся поражения? Не властен больше суд людей над нами. Никто его не осудил. Никто не сказал ему, что все могло быть по-другому. Никто.
Сигарета догорела. Он с ненавистью затушил ее о капельницу. Когда не будет больше сил терпеть. Зажег еще одну, зная, что сейчас в операционную ворвется синим ураганом начальница и станет читать лекцию на тему, что нельзя курить в больнице, а тем более, в таких местах. Плевать. И холодом дохнет седая вечность. Уволит она его? Скорее всего нет. Такие руки потерять не каждый может. То есть нет, может, конечно, каждый, только вот вряд ли это потом хорошо на ее репутации скажется. Его ведь без звука возьмет любая клиника этого города, даже еще рада будет. Ты тенью вдруг появишься в толпе. Только он сам больше никогда - никогда - не будет хирургом. Никогда не станет брать на себя ответственность за чью-то еще, чужую и непонятную ему жизнь. И, улыбнувшись, мне пойдешь навстречу. Даже не важно, что будет с ним дальше.
Это когда-то должно было произойти. Он когда-то должен был понять. Я знал, что ты придешь, я ждал тебя. Сейчас он выкурит еще одну сигарету, встанет, его серо-зеленый глаз загорится дьявольским огоньком - как бывало раньше, когда он спасал еще чью-то жизнь, и он пойдет вперед. В неизвестность. Когда из тела жизнь рванется криком. Чтобы потом не жалеть об утраченном времени. Чтобы потом, вновь не взявшись в нужный момент за скальпель, не жалеть. И жизни нить жестокая судьба обрежет на клинке застывшим бликом. Чтобы потом гордо сказать - я сам сделал такой выбор и я сам так решил. И я буду неуклонно следовать своему решению - чтобы не случилось. Чтобы не произошло.
Когда лоскут священного холста отпустят вдруг разжавшиеся пальцы. Он уже упустил свой шанс все исправить. Упустил тогда, когда впервые спас человека. Или когда дал умереть этому подростку. Ведь он знает, что жизнь - всего лишь прыжок. И, как бы это саркастически не звучало, из роддома в гроб. Все так прагматично и тривиально. Как и должно быть у хирурга. Моя душа к тебе сойдет с креста и мы уйдем, чтоб больше не расстаться. Говорят, что врачи - очень верующие люди. Это неправда. Почти все из них - убежденные атеисты, особенно хирурги. Чтобы не думать, что будет потом, там.
Он встал со стола, потянувшись. Теперь уже действительно нечего терять. Сигарета так и осталась лежать на столе и догорать. Сизый дым так и шел тонкой струйкой в потолок. Кровь так и осталась не смытой на хирургическом столе. Кровь осталась и на его руках - хотя и была отмыта мылом и обеззараживающим раствором. Но это неправда. Он навсегда запомнит эти пятна на своих руках.