Несмотря на все природные данные, само собой у меня теперь ничего не пойдет.
Лишь у стоящего нет ощущения препятствий.
Здесь чистилище и проверка.
Поэтому опять сочиняю планы: "1этап - писать, как пишется"...
__
Собственно, даже у многих классиков очень уж мало от искусства. И в самой ткани предложений и в композиции. Единственное, что есть - это интонация и сюжет. Цепляют сюжетом, завораживают интонацией и уж человек никогда не упустит возможности заглянуть далее момента текущего, какой в жизни никогда не имеет, а - предрасположен, собака...
А когда литературоведческое читаю, то почему-то неизменно получаю какое-то сухое и мертвое впечатление - там везде искусственное разложение на первоэлементы, которое в моих глазах не компенсирует выхолащивания впечатлений.
Теккерей: не смущаясь, вставляет собственные полубарские и довольно плоские суждения; отношение к персонажам снисходительно-насмешливое, как к глупым куклам. Чем бы, как говорится, писатель не тешился...
__
Иногда я веду себя, как деревья, что равнодушны к людям и волнуются лишь при встрече с ветром...
Стоглазый трамвай. Кажется, что их возят в трамвае для изучения прохожих.
__
Все же, основное, изначальное назначение писателя в том, чтобы быть интересным рассказчиком, а у меня это совсем в стороне, складно рассказывать я не умею, интересно придумывать - тоже. Занимателен ли показ только своего видения жизни...
Интервал; тональность; гармония. Возьму интервал, чтобы потом уже в иной тональности поставить все эти вопросы...
...Литература, понимаемая как синтез искусств и всех методов, как синтезом, универсалом является и сама жизнь. Такое видение имеет шанс оказаться занимательным.
Хотя жизнь теперь так суетлива и пестра, и настолько не склонна к углубленному размышлению и к остановке взгляда, что трудно вырваться из правильных повторов и обрести индивидуальность...
Но ночью мне всё еще снятся детские сны - сплошь с напряжением и захватывающим сюжетом - самолеты или шпионы, погони или беспокойное ожидание.
А днем на первом плане опять навязчивые "проблемы" учебы.
Вариации и рондо, "мажор" и "минор" - все термины о многом говорят. Это принципы жизни и принципы искусства. У литературы, как ни странно, почти и нет своих категорий.
Если слово не ново, то зачем оно? О чем бы и кто бы ни говорил, все ж ощущение, что они об одном и они одно; рассказывая свои истории, вторят друг другу. Слишком похожие люди. Мне хочется настоящей самобытности и тайны.
__
Все же, я убежден, что каждый должен нести свое бремя, зарабатывая на хлеб трудом прозаическим - тут папа прав - потому что писатели, зарабатывающие писанием превращаются в ремесленников. Но труд надо выбирать, исходя из жизни души. Восприятие, не несущее бремени, сильно проигрывает, последний пример - Теккерей. Я плохо терплю бремя, хнычу, но если я научусь терпеть - это поможет мне; человек должен терпеть и страдать, он слишком плох по природе, чтобы без этого его чувства и восприимчивость не заплыли жиром. Когда мне ничего не надо делать, я чувствую себя не в своей тарелке, как какой-то дезертир.
...Сознательно интересоваться людьми и желать помочь им - собственно, самоуверенность и самомнение. Вот побьют, тогда и в этом отношении тоже станешь лучше!
__
Все никак не зацеплюсь за литературу.
Кажется, надо буквально жевать книги; и писать, писать, пробовать без конца. Впрочем, надо слишком многое, а получается же обычно ничего; если же что и получается, то не то, что надо. Впрочем, это ведь еще вопрос, что надо...
Собственно, достаточно подобрать музыку и любая ситуация, даже самая обыденная и застойная, станет сценой спектакля. Чем пассивней материал, тем вольготней себя может чувствовать автор - и только!
__
Опереться могу лишь на черты, которые осознал как свои, т.е. на сочетание спокойной вдумчивости и страстного стремления к истинной чистоте и цельности.
Главные враги тоже известны - это малодушие и спешка.
__
У человека есть потребность в любви и...он любит: дом и все, что с ним связано, включая родителей, родственников, собаку, купанье в реке, многие даже уверяют, что любят "Родину" - родную улицу, милые картины природы, запавшие в душу и т.д. Несомненно, все эти чувства можно назвать любовью. Но дело в том, что и любовь качественно разной бывает: это любовь комфортная, от приятных ощущений /все ведь мы любим приятное/, потребительская и, заметьте - в ней нет людей. Вот любовь к людям, когда не получаешь подчас ничего взамен, любовь к человеческой сути и индивидуальности данного человека - вот это уже высшая, духовная любовь; о ней, и только о ней говорит апостол Павел. И такая любовь всегда жертва, страдание, отдание себя безрассудное. И в то же время, как и все духовное, такая любовь таится и уже не требует себе похвалы и вознаграждения.
Встречал ли я нечто подобное? Не знаю.... И тем более, неспособен сам в теперешней жизни достать до человеческой сути.
И еще: в любви к сильному есть поклонение, в любви к равному - соперничество, в любви к слабому - покровительство.
Сделай недоступной мужчине женщину, которую он любит, и его любовь будет чистой, он и весь станет чище; однако, как только он начинает что-то получать, его любовь уже теряет свою идеальность, а затем и переходит в чувство другое.... Оттого столько написано о разлуке и невзаимной любви.
...Сколько расписал, а все о несуществующем! Это же как аленький цветочек! Ну, ты даешь, брат! Просто как тетерев! Живет в тебе непонятная тоска!..
Джин - вот сила, разъединяющая стремящихся друг к другу.
Жизнь вообще трагедия. Трагедия - то, что стареем и то, что размениваемся... да мало ли.
Трагедия - смерть близких. Трагедия - что мечты не сбываются, что жизнь "обещала большее".
__
Очень, очень важно для меня учиться воображать, представлять и фантазировать.
Нет, это не учеба, не сочетаемы фантазия и учеба, просто есть темнота и постель, в которой ты отпускаешь вожжи, а не стережешь, как обычно, каждое движение мысли.
__
Быть умнее непрактично, выделяться - опасно. Людям надо сделать всего один шаг, чтобы любого счесть сумасшедшим. И не важно глупее или умнее ты, тем паче, что они себя без сомнений считают высшим авторитетом. Будешь как Чацкий и Чаадаев. Раз слаб и болезнен, таиться пока надо. Таиться, но не бояться. В себе держать, чтоб не было вызова.
А если не понимаешь человека и ситуацию, то полагайся на запах!
__
Нечестивое горе?
Такие мысли возникают, потому что чувствую, что веду себя очень дурно. Евангелие для меня слишком яркий свет.
Но я все же верю, что вот начну новую жизнь, в которой будет горение и не будет тягучего. Прорвется пламя, несмотря на удушье и ливень, несмотря на этот кусок льда в груди, убивающий всякое чувство и всякую жизнь...
Раньше как-то не так было, а сейчас ведь я часто просто в восхищении - так мир прекрасен. Прекрасно все, что вне стен, но и в стенах немало художественного. Вот только слов для выражения пока не нахожу и поэтому интересуюсь идеей гиперболы.
Я вообще лучше становлюсь, когда вечер; вижу сумерки, горящие капли светильников, отсветы, желтый свет окон, безлюдье, потусторонних прохожих - нереальные от света и тишины, доносятся детские голоса откуда-то сбоку, тоже словно из другого мира, словно эхо умершего дня. Ночь - идеалистка, зачем-то ей нужно, чтоб исчезал мир суеты и практических дел...
Но в комнатах все-таки скучно и чувствуешь вакуум.
__
У людей нет чувства вины. Чувство вины... Постоянным оно может быть только перед Богом.
Показывали парня - так хорош и благообразен, такая в нем сдержанность и вдумчивость, нерезкость и негромкость. А как я выгляжу со стороны? Когда я с людьми, то почти всегда недоволен собой, потому что чувствую, что веду себя очень дурно. Да и дома мне далеко до него. Вот оно - чувство вины.
А как я расцветаю, когда замечаю, что кто-то доволен мной! Один взгляд - и я готов вилять хвостом! Сволочь ничтожная, нравишься людям - не нравишься Богу.
__
Ведь это настоящее "быть или не быть" - моя, т.е., ситуация...
Написал, но, поевши и ТВ посмотревши - и просидев на ученической лавке весь день - все же как-то не очень проникся, лишь в ум пришло, а сердце глухо.
Искушаю терпение Бога своим пренебрежением и малодушием?
Не знаю, не знаю, смогу ли я сделать что-то, что нужно людям, что они были бы способны оценить. Я просто робею, но что-то ведь есть во мне и это жизнь моя настолько, что всего себя хотел бы отдать именно этому.
То верю, то уныние. Все же, сегодня уныние. Оно вообще чаще...
__
Мама пришла взвинченная; сразу накинулась на Вовку, кипела долго, прежде чем речь ее пошла ровней; наконец, исчерпала закрутку винта и "у вас то книжечки, то ТВ" и прочие жалобы уже говорила жуя. Папа лишь в одном месте встрял - энергично руками махал - одобрял - но молчал. Молчание. Потом - это характерно - мама, с заботой сказала доброе папе: "не заботишься о печени".
Я тоже молчал, наблюдая наши плохие тени на стенах.
Вовка сначала по-идиотски оправдывался, но я так упорно молчал, что он тоже закрылся.
В чем-то она права, и все же...
Здорово мы молчанием ее победили! А если бы я не молчал, то получилась бы катавасия, потому что не молчали бы и Вовка, и папа.
__
Я - затворник. Вечер, молодые встречаются с друзьями и подругами, "проводят время", а я хожу по темным комнатам...
Ум, талант - это, в некотором смысле, проклятье, проклятье одиночества. Нет, я не презираю никого, но мы из разных миров.
Днем иначе себя чувствовал - тоскливо и равнодушно - но чуть только оказался наедине с собой, как все вернулось. Проклятье работает лишь на людях.
__
Тяжелая дрема на лекции - голова лежала на руке и та зудела, придавленная. Поглядел на нее - черная! Фу, ты, нет, это парта, а рука красная. Опять сплю...
Потом стертый навсегда мир улиц. Просто нечего писать и не на что смотреть.
Но все время есть ощущение, что мне не хватает только какого-то штриха, чтобы все ожило в душе и заиграла кровь.
Занятия, хлопоты, дела - весь этот мир умер для меня и потерял смысл. Это однообразие легко представить, да и настроение одно: вот сижу на лекции, вот делаю лабораторные или сдаю экзамен.... Это непонятный, темный и бредовый сон - мелькают лица, кто-то настойчиво, назойливо хлопочет, а кругом хохот общающихся, причем все прокручивается снова и снова. Снова встает свет на улицах, снова вокруг крашеные стены комнат и коридоров, где снова все повторяется. Такой калейдоскоп, что можно поверить, что ничего другого и быть не может...
Но вот дата "начала" и - все, убит скованностью.
__
Странно: вроде один ходишь, вроде молчишь - и в это же время рассуждаешь про себя столь же отчетливыми фразами, какими говоришь вслух. Про себя, правда, часто не кончаешь предложений.
__
У каждого человека есть несколько наиболее характерных положений, повадок, слов и жестов. Своеобразные опорные точки.
Но: не верю в их восхищение хорошим, верю - в зависть - и это важнее всех своеобразий.
И во мне много черной злобы - и как легко, волной она захлестывает меня всего. Чего стоит после этого.... /Ударил пса; реакция всех: "злодей"./
__
Снова: можно ли быть и там и там, и в скуке, и в творчестве? В ожиданье под ливнем не остынет ли сердце?
Людям не хватает ощущения жизни как тайны и чуда; всему-то они знают объяснение. Надо показать всю поверхностность и бессмысленность последнего перед высшим началом, заключенном и в смене дня и ночи, и в дожде, и в улыбке - и эта задача забирает меня целиком, без дележки.
__
Мы ведь живем по солнцу. Восходит солнце и мы встаем.... И настроения и мир видимый, все подчиняется солнцу.
Причем бездумное созерцание не для меня - оно слишком стереотипно, равнодушно и холодно. Я должен рваться навстречу и распахнуть душу, чтобы широкой, трепещущей волной хлынула в глубину мою полнота каждого мгновения...
__
...Вот когда понятие греха теряет расплывчатость - грех против себя, он же и грех против Бога...
...Притягательная сила запретов - и тех, которые сам поставил себе. Уже первый человек не вытерпел и оправдал себя. Таких гонят из рая. Я каждый день кусаю от запретного яблока.
Вся надежда на захватывающее чувство - вот настоящая жизнь и переворот. Никогда у нас чувство не в чистоте, всегда в душе не чисто и не полно...
__
Это прекрасно - равнина и человек. Без прошлого и будущего. Мир, небо и человек внимательно и строго смотрят друг на друга, заполняя собой всё пространство и время...
__
Записывать, до конца развертывать надо сразу - потом вспоминаешь лишь тени.
Плохо себя чувствуешь, хорошо ли, слаб ли, болен ли, осквернен ли - сжиться надо с бумагой и карандашом, это и утоление жажды, и прибежище, и способ отстраниться от кого бы то ни было.
__
В фойе спортзала по ТВ показывали мультики; ожидая занятий, их смотрит длинный ряд наших студентов и местных детей; все еще со сна, все в куртках, одетые; также присутствует местный мужик бородатый в служебном халате.
У всех по две точки в глазах и все глаза устремлены на ТВ. Выражения лиц разные; все же многие улыбаются одновременно, но некоторые невесело смотрят из своих не очень сентиментальных душ, смотрят оценивающе, не расслабленно, причем - и дети.
Многое и ускользнуло, но эта вереница блестящих точек как звезды.
Кричат, живут, переливаются глаза, но вокруг только мультики, спортзалы и куртки...
__
Днем во мне тени, как призраки, тени еще столь недавно жившего чувства.... Спит душа, тени стоят у дверей. Подлетят снежинки к окну, покружатся, посмотрят на тени и - вниз. Между нами - стекло...
__
"Художник" - благое, хорошее слово, а вот в "искусстве" есть "искус" и нехорошее слово "искусственный"...
__
Кругом уткнувшиеся люди, их привязь и пряник. Гладят тех, кто вдохновится прославить труд. Чем меньше в тебе живого человека, тем легче становится.
"Работник - это вещь" - вот, тоже прославил...
Мне кажется, что все люди одиноки, даже и те, кто без передыху вечно на людях, в разговорах, делах.
В людях с возрастом появляется что-то отчуждающее, не допускающее, некое ожесточение против людей и некая ретивость в служении миру.
Блаженное детство, ты позади...
__
Разговор с папой. Уже не первый. Я пришел вымотанный, чужой трепкой и своим малодушием опустошенный. Ходил по комнатам в острой тоске, болезненно щурясь. Стонал, вызывал на разговор.
Все о том же, наверное, 2 часа. О моем будущем, о добре и зле и прочее. Почти все время говорили одновременно и каждый о своем. Темная зала. Ходил все время, болезненно чувствовал себя, мучительно искал слова и даже запинался. Говорил лишь бы что - откликом, несвязно. Просто выживал. Ведь о таком я могу говорить лишь с мамой и папой; хотя они и не понимают, но на них я могу положиться, не выдадут. Больше не с кем говорить - никогда и не пытался. Люди общаются только на уровне реплик или когда им надо для себя что-нибудь.
В общем-то, я был самонадеян; была какая-то вымотанная готовность на все, но была и самодовольная улыбка от удачных слов; многое выговорил из своего.
У меня постоянно ощущение собственной слабости и телесной, и духовной; меня постоянно тянет уйти и забиться.
Мир и люди кажутся ужасными своей бездушностью и мелочностью - они ни на что духовное не способны. Ужасен машинный мир, которому они закладывают душу.
Я знаю, что я мог бы сказать новое слово - и, наверное, были другие, которые могли - но дело в том, что система душит не своих, а люди не ищут никакой истины, истина для них - система, а все, что не с ней, ломается и убивается.
Мне остается быть в себе и терпеть боль, которая убивает все неистинное; боль живой души - это настоящая молитва к Богу. Людям все это ни к чему, они на службе у смерти, кормятся смертью.
Боль обесценила все, чем живут люди; кажется, что все душнее, все чернее в мире; эти машинные, железные клешни - что против них человек? Никто не понимает: вопрос "устал?", "плохое настроение?" - максимум сочувствия. Всегда работает оправдание: "а что ты мне хорошего сделал, чтоб я тебе сочувствовал, ты не заслужил его, ты сам никогда никому не поможешь. И ты сам виноват".
Дни идут, повторяются: вот я снова встаю, вот снова ем и иду на занятия, вот снова пишу непонятно что и иду обратно и от какой-то обиды мне снова хочется плакать.
Вот вроде бы прочитана книга, но на деле от корешка до корешка пролистана небрежным движеньем - не стоило и читать, все в ней наперед известно.
Холод смерти - и живым умирать трудно; видишь - ты в гробу - и с ужасом смотришь на самого себя, кричишь; гроб - упаковка; и сколько уже вбито гвоздей; подземное царство много обширней; мертвецы слышат смех и топот, рычанье железных чудищ тут, наверху.
Мириады снежинок летят к земле, и некоторые хотят полетать, посмотреть мир, и заглядывают в окна, но невидимая сила ни одну не отпустит, ни одной не позволит подняться, всех увлечет вниз, на землю, на кладбище снега.
Мне остается плач Давида.
Все кричат: "не уйдешь", "куда ты денешься". Никто не сочувствует, даже пугают и громко ужасаются сами.
А я слаб и часто дрянной равнодушием, опусканием рук, малодушием; во мне нет силы - и все против меня? Что спасет меня? Кто поможет мне?
А люди вокруг преспокойно смеются, хлопочут, живут...
__
Буду свободен, как в детстве. Возврат. К черту, дела сотрутся, они исчезают, словно и не были...
По ТВ буду смотреть только 1матч в неделю. За каждой едой - от чего-то отказ.
__
Кажется, даже занимаясь каждый день до измота, все равно не разделаешься с учебой, сплошная серая череда - а я этого не делаю, живу другим. Поэтому чувствую себя благоденствующим незаконно, шепчу себе "ты должен быть пришиблен".
__
Человек нуждается и в словесной пище - и она также исчезает во внутренностях, а человек остается тем же.
Да, потребность в слове была и есть, но оно обесценено, употребляется, в основном, по производственной, практической необходимости и все более теряет свой истинный смысл; по Библии "и языки умолкнут". Более им нечего сказать.
Мириады слов выговаривается ежеминутно; написанные и напечатанные, они всюду, даже в туалетной сетке.
Всюду служебная роль слова и стереотип восприятия словесной мысли.
В такой ситуации я не должен говорить о том, что есть моя суть. Это ведь тайна и для меня самого - и этому хорошо быть тайной, я буду лелеять ее...
__
Издалека, со стороны все голубое смотрит, как выглядит земля и чуть забавны и смешны, наверно, люди с высоты.
Не издалека, а лишь со стороны мир очень странен; стоит отречься от фабулы и практического содержания, как становится слышна фантастическая музыка...
__
Неужели нет пищи духовной и тепла духовного и надо заботиться лишь о физическом? "Поешь хорошо, и будет все хорошо". Ничего не видят. В мире внешнем нечего видеть, смотренье и есть виденье, и лишь в мире духовном - не так.
Но все же и у меня усталость и вечер...
А в придачу, я вовсе не луч света в темном царстве; почти всегда с людьми мелочен, раздражителен, недоброжелателен, а также малодушен перед представительством.
Я заурядный, чахлый цветок, что-то вымирающее.
Что-то сделаю и уже жду благодарности, оглядываюсь - заметил ли кто. Часто кажется, что другие делают не то - о чем говорю со злобой, пусть и сдерживаясь. Точит нехорошее, и, в итоге, кончается терпение и я не могу удержаться.
Плюс такие детские привязанности, как спорт... - так плох, что мне каждый бьет пенальти.
А вот каков я в день, когда хочу быть лучше: стараюсь всё делать с достоинством и о себе говорю, как "деревня" П. З-нов, одногруппник из техникума!
__
Субъективность: уходит свет и лица становятся темны.
__
И каждый-то раз, читая Евангелие, папа на меня намекает - мол, нет простоты и любви. Потом во время молитвы упоминал превозношение и гордость.
Еще до молитвы мама это ему объясняла и мне захотелось сказать: "простак". Даже и в том, как намекает, видно - простак.
...А ведь я сегодня действительно гордый...
Человек ничем не связанный и никому не обязанный, с одной стороны и бессовестный, с другой вел бы жизнь кота. Без совести люди становятся полными эгоистами и у них исчезает всякая критическая оценка себя, но они связаны, а я готов освободиться, но не от совести...
Темень в душе их, закрыты глаза их - и почти полный мрак в моих.
Да, глаза у меня притемненные, угрюмо и строго смотрящие со дна ямы, колодца.
__
Некуда деться из комнат. Свет в них сер или желт, воздух сперт с ночи. На улице же холодно....С утра голова ватная и голос глухой и невнятный; таковы и мысли, и настроения. Чем лучше хочешь, тем хуже получается. И никакой ясности, никакого успокоения. Где ты, приятность жизни!? Вечное, глухое бормотанье про себя. Весь какой-то погасший и чадящий.
Хочется быть хорошим - ведь это самолюбящее чувство, присущее наивным простакам...
Они блаженны, их переполняют благие намерения. Они похожи на луч света в темном царстве, но не греют и не светят, т.е. они лишь самих себя обогревают, слепцы и просто не видят тьмы. Мир их так правилен, что это уже мораль и нравственность...
__
Не говорю про последнее, но раньше я все же много хорошего написал. Там я лучше самого себя! Значит, в написанном - мое будущее...
__
Во время турниров хоккей забивает мое...
По утрам у меня дрема, в которой обитает кто-то очень говорливый и возбужденный. Любимая тема - хоккей. Хорошо быть говорливым на эту тему. Еще и литературными ужимками обзавелся, комментатор хренов. Причем собеседников совсем не видно, кругом гнусавая гулкая темнота небытия и слова то тихо гаснут в ней, то пропадают, как вдруг заглоченные.
__
Диван и ТВ во многом сформировали В. Вот он, ссутуленный и плотоядный... Неподвижность губит в нем добрые задатки и рождает вялость и глупое упрямство не желающего идти осла. Делание всего не до конца и "спустя рукава" является проверкой на прочность и искушением для других. Хотя ничего и не скажешь, а почувствуешь, как поднимается в тебе нехорошее!
И папа Вове, а не мне сейчас говорит: "глотаешь, глотаешь. Как можно тортом объесться, так можно и этой книжной пищей вызвать нехорошие вещи".