Тоска, с которой сладить не могу. Как тогда, в конце апреля. Хочется жаловаться бесконечной патетическо-надрывной нотой. Больше шанса начать новую жизнь может и не быть, скоро тебя за горло схватят, и вырвешься и выживешь ли? Извините, что несвязно. Схвачен и пронизан смертельной болью сижу, и в муке говорю, ослепленный и несчастный. Странно всё-таки, что вот он - последний шанс. Сколько я времени свел, всё откладывал и вот - словно не со мной. А начинать опять нечего. Т.е. чистого ничего не выйдет. Но что-то может и выйдет; но только никогда я не буду творящим реки живые. Хотя, может, и чистое выйдет - сначала что-то, потом ещё что-то, и, наконец, там, в сияющей дали - всё; и из камня потечет вода, всё закричит и заблистает.
Что душа моя? Тоже пустота и материи мертвой громады - и комочек живой среди. Отложить "начало" опять, чтобы в экстазе думать, думать: "как?! как?!" А если вслух думать? "Начать" значит?! Нет, тоска - конь, не объезженный мной и она соглядатаев не терпит.
Холодно, очень холодно мне было сегодня, когда к вечеру я бежал вон из дома от пустоты - ветерок, ладошка - листик белый, тонкий, гибкий - и мурашки.
Верь, что Бог - богат. /А люди, скорее, наоборот, от "богатства" "Бога" произвели./
Да, во мне не мысль, а хаос и мысль, хаос, из которого иногда удается извлечь мысль.
__
О поездке в Зеленодольск на лыжах:
Ничего не изменилось за год, всё в точности повторилось, кажется, что и слова говорились те же самые. И я тот же. И неужели целый год прошел - недавно вот так же всё было! С тоской: зачем эти повторы: сначала поезд, потом дорога к ним через город, потом дядя Л....
Всматривался во всё с болезненной пристальностью и искал слова, чтобы передать и эти картины. Ведь виды отличные. Верхушки сосен в одном месте ходуном ходили немо. Видел просеки с молодыми елями, нарядно обрамленными снегом. Вечер. Этот сумрак, набирающие силу серый и синий. Эти валера всех других цветов на снегу. В конце совсем стемнело, а папа разошелся и мы, доехав, возвращаясь, до уже светящихся окнами домов, поехали дальше, теперь в другую сторону. Лыжни уже не было видно. Дошли до какой-то, тоже заснеженной дороги. Невдалеке с обеих сторон - от огней города и с темной стороны - шли, смеясь и разговаривая, люди и парочки. Подумали и пересекли дорогу, чтобы узнать, что будет на местности дальше. Там сразу начался спуск, пологий широкий овражек, завершающийся такой же широкой полянкой - классическая конечная остановка. Тут папа раз упал. Я кричал: "тут - осторожно, есть небольшой трамплинчик", но папа упал раньше, а сам я чуть не упал на трамплинчике. Еще мерзли руки, а потом и ноги - все-таки был мороз. Я жаловался и останавливался.... Но и это было как всегда. Потому что нервен я был как всегда - ещё когда дома собирали шмотки. И ел я до всеобщего удивления мало; опять же, натурально не чувствуя аппетита, но на всякий случай все же уминая побольше хлеба, за которым никто не следит, чтобы и потом не почувствовать его, а сейчас поддержать репутацию, раз уж она вдруг возникла.
Да, ехали мы с той поляны меж холмов. Темно, деревья стоят чуть более темными полосами с разводами. Говорили, чтоб скрасить темноту. На обратном пути папа упал второй раз. Я утешил, мол, немудрено, когда устал и темно. В конце пожаловался папа на горло - "жалко, шарфа не одел". Болезни - вот что действительно неприятно и холодно.
Но ничего не случилось.
Во второй раз - на следующее утро - время прошло быстро, я еле плелся, и было пусто. Потом в голом и холодном зале вокзала увидел девушку. Не очень разглядел, потому что было полутемно, а она укутана - огромная рыжая шапка - но, похоже, что девушка красивая. Глаза в глаза смотрели - её вовсю блестят. Я с удовольствием вспоминал потом свой вид, но в целом чувствовал я себя тогда отвратно и глядел с мрачной отрешенностью из под своей ушанки над тулупом и шарфом, сидя на деревянном гнутом желтом ложе, на котором с горя даже ноги бесцеремонно вытянул. На перрон вышел, проявив выдержку, поздно, но всё равно минут 10 пришлось электричку ждать и я всё смотрел в дальний конец, где, как показалось, мелькнула та рыжая шапка. Пройти же туда почему-то не решился. К тому же опять замерз, окоченел. А здесь были только две неказистые девчонки-подружки - тоже, впрочем, стреляльщицы глазами. Женщины, девушки.... Опять я не пропускаю ни одной, а рыжую шапку - как и других без счета /и в вагоне наискосок тоже одна совсем ничего была, но я уже так устал, что не реагировал/ - причисляю к сонму своих любовниц, чтобы заснуть посреди знакомства или ухаживания за ними...
__
Что ж, это просто тоска. Она пройдет. Но ведь и за тоской - пустота. Я согласен на тоску и боль, но чтобы при этом у меня было ясное Дело. В деле можно укрыться, оно бодрость и стойкость дает и даже тоску и боль убирает. А я не могу делать дело, и тоска убивает меня, погружая во мрак.
Зачем-то же родился я? зачем каждый рождался, родился, родится? Такой вопрос не нелеп, когда ты в глубокой тоске ничком в казенной комнате лежишь, испытывая мрак и боль прямо физически, так что и глаза напряжены, темны и неподвижны...
Человек - Адам и Ева - не для греховной жизни создавался. Кстати, чем там они должны были заниматься, только фрукты кушать? Но земная среда оказалась слишком тяжелой - портится в ней розовый человек, и очень быстро. Такое здесь даже с вещами бывает, с мертвой материей...
И так дьявол человека неотступно мучит, а тут еще и Бог в гневе климат ухудшил. Мороз у нас для нежностей непомерный. Навьючит человек на себя столько, что и на человека не похож, и мерзко становится на себе столько тряпья ощущать.
Вот и портятся - плесень, ржавчина и гниль человек. Они просто стремятся приспособиться к жизни, сжиться с ней и угол себе теплый устроить, а всё Божественное из них выветривается - и беда, если не выветрится, если останется живая жилка и естественно голый на жизнь взгляд - он будет, как вещь порченная, в которой всё цело, но есть такой изъян, что вся она идет на слом...
Но иметь друзей и профессии - "пригодится про запас" - это же всё богатство - то самое.
__
Лег, и навалились усталость и сонность. Мысль, как коконом меня обволокла - тоненькая, но длинная и живая ниточка.
Чаще бьется она по всей душе, но на ту усталость уже навалилась, так что если и надорвется мысль, все равно невнятно, мутно и сумрачно будет душе.
...Лежу, чуть успокоился, а теперь еще натянул телогрейку на голову - сразу стало темно, тепло и уютно.
Помаячило папино веселое и свежее с мороза лицо, что-то сказало.
Не забыть бы написать про ветер и ладошку-листик.
Нет, бурду не надо.
Зеленодольск: оглушил он меня и вымел всё мелькавшее и зревшее усталостью и холодной свежестью.
Что будет, если поменять понятие "пустоты" на понятие "материя"?
...Серый человек с исхудалым лицом. Лицо с красными пятнами. Воспаленные веки. Блеск глаз запавших. Синяя жилка под одним глазом.
Что передается? Вот сейчас вопрос вопросов. Как передавать?
Днем были Г. с Т. из Афгана - пережил. Взялся за упорядочение записей. Не смог. Пережил.
Может, рождается что-то. Мне нужна образность. Пока не могу ни остановить, ни передать.
Неделю буду думать и писать об этом. О своем искусстве и о назревших проблемах в устройстве своей жизни.
И постоянно: Христос, воссоздание Его жизни, видение ее, как своей. Я и Христос. Моё понимание.
Описания нужны. И детали записывать нужно. Всё нужно. И бурда нужна тоже.
__
Господи, мне без женщины нельзя. Я создан для того, чтобы спать с женщиной. Иногда воочию вижу голую девушку, прекрасную и нежную, и себя на ней наверху блаженства, задыхающегося как там, так и здесь.
Лежу ничком и где-то там внизу, в черных глубинах разыгрывается действо по моему сценарию. А иногда действительно словно она под тобой - на мгновение так ярко представишь, что почти увидишь.
Часто в этих представлениях нет ничего скотского. Тростником колышется одна только нежность. Чтобы заснуть, часто вызываю в память прекрасный ранее виденный лик - думаю о нем с нежностью, представляя знакомство, и тогда только и засыпаю, избавляясь, наконец, от сухого трения мыслей. Часто перескакиваю с мыслей о девушке на что-то другое - забываю ее, и сам не замечаю этого...
Да, я понимаю, прежде, чем жениться, надо утвердиться...
__
Ещё про поездку в Зеленодольск: опять таскал там еду с кухни, когда накрывали на стол и опять суетилась и семенила тетя Г. Папа опять вел себя "по-простецки", т. е. очень вольготно. Ночью спал плохо. Посреди ночи тетя встала и стала звать Л-у, жалуясь на ноги. Боязнь была в её голосе. Наверное, все же думает о смерти. Главная её забота - здоровье; всё время прислушивается к себе, блюдет режим, чуть что - беспокоится и нюхает какие-то флакончики...
__
Меня всё время тянет предварительно понять и уяснить, что и как нужно делать. Не случайно, видимо, тянет и доставляет удовольствие - именно это, наверное, и надо делать. Причем есть движение: сначала постигал только общие вопросы жизни своей и людей, а теперь вплотную и к искусству подобрался. Всё это без всяких директив, по внутреннему побуждению. Просто раньше думалось о том, а теперь об этом.
"В поте лица будете добывать хлеб свой" - так и я всякое знание буду добывать. И правильно, потому что иначе неизбежна неблагодарность.
...А чтобы рассказать о Христе, например, надо рассказать и о себе, потому что это же именно моё понимание Христа, актуальное, прежде всего, для моей жизни и моих обстоятельств.
"Земля была безвидна и пуста..." - да, земля есть основа основ, от неё всё и без нее ничего.... Но нужны и другие стихии - и вот появляется вода. Но нужны и украшения черной земле - поэтому Богом творится всякая зелень.... Так нужно творить и в искусстве.
...Не только речная вода была предусмотрена, но и дождь, и не только огонь, но и искры - бесконечность разновидностей и нюансов, чтобы не было пустот.... Так должно быть и в искусстве.
__
Пустой старенький автобус с желтым темноватым светом. Я сижу на сиденье, поставленном вдоль боковой стены. Я один; и двери открыты, но в них никого, кроме темени. Свежесть. Никого кроме меня нет. Автобус так несется, что страшно кренится и трясется. И такой ветер влетает в раскрытые двери, что кажется, что и обивка сидений трепещет. Волосы мои стали змеями, вставшими дыбом; похожее творится и с желтой занавесью там, где кабина водителя. Но когда она взвивалась, водителя я не видел - в его темной кабине мерцают только зеленые и желтые лампочки всяких панелей...
Вообще, внутренняя жизнь человека подобна внутренней жизни дома, и чем больше дом, тем труднее привести его население к единому знаменателю...
__
Вова сидит за столом, положив на него локти и, так сказать, возвышаясь. Стол тесно уставлен цветными склянками-тарелками-банками. Голова его опущена по направлению к своей тарелке, а ноги под столом скрещены широким крестом.
Пишу это, а он уже поел и стучится, шепелявя: "Дим, пусти", мнется, топчется, рыгает. Чтобы дописать, пишу быстрее, уже совсем без остановки, залпом, одновременно шевеля губами...
__
Сначала надо всё - и описания и мысли - записывать подряд - получая что-то типа дневника /а если нет возможности писать, то предварительно надо кратко метить то, что хочешь записать на листочке - и только потом уже переносить и развивать до кондиции этот "дневник"/.
Затем готовое, цельное и краткое выделяешь-вычленяешь в соответствующий раздел, а остальное пускаешь на перегонку.
Но вряд ли сразу все перегонишь, ведь перегонять, т.е. распластывать и обрабатывать, всё надо уже на других листках. Скорее всего, будет лежать и ждать этот мой непомерно сырой материал...
...Смотрю, озираюсь и думаю: "ну, как это опишешь. В наличии и цвета и формы, и звуки и движения. И соотношения, и последовательности цветов и форм, звуков и движений. И ни у чего, кроме примитивного, нет еще названий...
...Приучу себя к записыванию и бумаге и это уже не будет мешать мне думать и искажать мой душевный настрой.
Вообще, я хотел бы быть самым незаметным, невзрачным и маленьким /впрочем, самые маленькие тоже заметны!/. Мол, Бог его знает, какой он - приходит, уходит, молчалив, словно робот. Я почти такой и есть - если не считать 2-х метрового роста и лица, на котором слишком серьезно блестят глаза.
Когда зимой идешь в тулупе, то черты лица становятся резче, а кожа грубее - и похож становишься на делового и надежного мужика! А на занятиях выгляжу легкомысленно, бодро и умно. А на чужих людях и в гостях я - это комнатный мягкотелый домосед, ни то, ни сё. Правда, присмотревшись, можно заметить или хотя бы почувствовать, что есть во мне еще нечто...
Вообще, жизнь бесконечно широка и разнообразна. Она не только потогонная система: детсад, школа, учебное заведение, работа и пенсия, не только позавтракал, ушел, пришел, поужинал, лег на диван, взялся за телевизор и чтиво, а также предвкушение выходных, вкушение выходных - невинные развлечения, необходимые хлопоты, любовное благоустройство, детишки, жена, дрязги, проблемы, газеты, собрания, новый начальник, новая твоя должность.... Система, коей придерживаются 99,9% людей мне неинтересна, потому как она бессмысленна.
А то, что я не сразу начал, так это потому, что не сразу разобрался, какова жизнь человечья, и как надо жить человеку.
__
...Проснулся, 11 часов утра. Открыл дверь - в столовой светлая полоса. А в зале солнце - низкое, на уровне окна. Сел у окна и закрыл глаза, всё ещё чувствуя слабость. Цвета в закрытых глазах то лимонный, то апельсиновый. Мешала мамина болтовня, поэтому ушёл под желтый свет. Нет, голова ещё плоха - выключил свет и снова забрался под одеяло, где крутил мысли и дышал...
Вспомнил, как за вечерним - или утренним? - разговором в Зеленодольске говорил о том, что если бы глухонемые и слепые не были бы ущемлены душевно и недоразвиты вследствие ограниченности своих возможностей, то из них могли бы получаться великие писатели, художники и музыканты, потому что им легко сосредоточиться на своем внутреннем мире. Это как преимущество евнухов в пении.
...Нельзя не выражать, если есть что выражать. Всё, что можно выразить, говорится и выражается. Если не можешь сказать, то теряешь способность и думать. А знаки и жесты - это простейшие сообщения. Т. е. слепой - это не человек и не труп. Почитать бы о них...
Но, вероятно, они более полно используют оставшиеся у них органы чувств.
В определенном смысле я тоже немой - потому и пишу. Говорить то нельзя, то не в силах.
А вот тот, кто уже взрослым потерял зрение или слух - как Бетховен - тот действительно может стать более сильным художником, чем был. Жизнь, которая распылялась и рассосредотачивалась снаружи, тогда была бы просто вынуждена сконцентрироваться внутри самого человека.
Да, так усилиться легче, а вот перемениться, напротив, труднее! - что и случилось с Бетховеном.
__
Снова шел на работу и там, где был яркий свет, по собственной тени на стене снова увидел, что таз при ходьбе у меня так опущен, что получается малый полуприсед и нога выносится вперед под таким углом, что шаг начинается не с каблука, а чуть ли не со всей ступни. Подтянул зад и удовлетворенно заметил, что и тень его подтянула, ноги выпрямив - красавицей стала! Следил за собой и под каждым фонарем косил глаза...
Скованность и стеснительность - это болезнь самолюбия. Вовсе не извинительный недостаток.
Малодушный самолюбец.
Впрочем, непомерная откровенность, в которую иногда моментально перекидываются такие самолюбцы, тоже не самый лучший фонтан. Вдруг начинают повествовать о себе и своем, вставляя всюду "честно говоря".
Впрочем, я же всякое отклонение от идеала считаю ущербностью, излишеством, болезненностью, уродством, проявлением ничтожества, душевной несуразности, нескладности, запущенности, вульгарности и прочее и прочее...
Теперь читаю Библию и - почти сухо. Впрочем, днем у меня всегда сухо, надо бы что-то найти для дня.
...Сначала человеку хотел среди зверей и птиц помощника найти?!
Ещё /старое/: "и сказал, и было" - так и со словом: сказал "человек с красным лицом" и существовать начал он.
Зачем сразу гадов творил?! Зачем оставил тьму и прочее...
Почему "и был вечер, и было утро" а не наоборот?
Бог тоже обдумывал это дело, а когда к Нему приходила идея, то Он воплощал её и смотрел, хорошо ли всё вышло на практике. Когда приходили новые идеи, что-то добавлял и менял. Видимо, бывало и "не хорошо"?!
Свет, видимо, сначала создавался не солнцем, эта идея пришла позднее.
Зачем-то Ему было нужно заселение всех сред...
__
Иногда поднимается зверская похоть и хочется соблазнять грубо или, скажем лучше, активно. Так бы и обглодал и съел бы! Тем паче, что при известной умелости, кажется, не одна крепость падет, а может и все. Жизнь пресна, а они все сытые, нагулянные и порядком развращенные. Мечтают, наверное, об острых ощущениях и полноте жизни.
Вся беда, что я-то не кавалер. И потом об этом и речи быть не может! / Спохватился!/
__
"Спасибо" - "спас, ибо" или "Спаси Бог"?
"Беседа" - "бе-е-е" - сед. А в "да" положительность!
__
Маме /жаль, уже не помню, по какому поводу/: "первая реакция немного стоит. Это просто демонстрация уровня. А твой уровень известен".
Когда я демонстрирую свой уровень в таких быстрых репликах, то, кажется, получается достаточно впечатляюще, но когда иду к пограничным проблемам и общечеловечности, то часто наивность появляется - не справляюсь.
Общие места, патетика.
Ладно, теперь о главном. Два основных вопроса, которые надо решить в эти шесть дней: 1. о видах записей; 2. о видах занятий.
Шутка Вове: "изыди, как нечистый дух".
Мне явно больше нравится современная классическая музыка, чем романтики прошлого века - Пендерецкий выше Шопена и компании.
Не могу сосредоточиться. Надо приучаться неподвижно и безвылазно сидеть за столом. Когда цепенеешь, тогда и погружаешься. Да и не только за столом.
Всю ночь можно просидеть, когда нет помех, оцепенев. Тишина, желтый свет за столом.
Замечено: хождение по комнатам мне не помогает успокоиться, лишь выматываешь свою нервозность.
Золотистый свет, белая бумага и четкие штрихи букв - нездешний мир. Особенно этот свет настольный лампы. Он мне сниться будет, если я его лишусь.
Книга - раздражитель.
Книга - фон.
Книга - отражение...
Итак, ночь.
Вот бы ночь напролет писать, утром дворничать, затем спать, а к вечеру делать дела необходимые. Ночью и дежурить.
Если честно: не чувствую себя способным на отречение от соблазнов и условностей. Не слепой; а с другой стороны, и, казалось бы, пустяковые недоумения малознакомых людей, даже вовсе и не высказанные, всего меня задевают. Самолюбие. Ах, ты, скромный, но приличный...
__
Никто не занимался словом и фразой так, как хочу это делать я. Они писали, по сути, по наитию, "набив руку" и разработав некоторые приемы, позволяющие добиться известной гибкости, свежести и красоты фразы. Так сказать "сочинители милостью Божией". Учителя же в этой области: Библия, Достоевский и Фолкнер; хотя, может, и у других, что-то все-таки найдется!
__
...Сижу, вновь придя в отчаянье от безуспешности попыток - где вы, озаренья?! Слезы выступают и безнадежная усталость. С тоской созерцаю безмятежную обстановку мягкого домашнего уюта: последний месяц пошёл, последний, Боже, и что-то будет потом...- а я такой слабак, что всё застыло; и я обреченно толкусь, и вновь застываю, и вновь начинаю толкаться.
Тихо и любяще горят светильники по стенам, кругом все читают, иногда кто-то что-то говорит...
__
...Фраза, по которой не различишь оригинальности и свежести; вообще немного непонятная. Но ниже идет ещё одна фраза и она ту, которая выше, освещает. Мол, как же ты ее не заметил?..
__
...Во мне опять всё тоже прет - наивные жалобы и планы. Сцепив зубы, молчу, не пишу и даже не обращаю внимания.
Искренность наивна. Особенно, когда она не разъясняет путаницу данного момента и серость чьих то мнений, например, а вновь и вновь провозглашает, что мечтает о каких-то далях.
Читаю себя и усмехаюсь горько.
Удивительно все же: раз за разом пытаюсь выразиться - и писать начинаю только с таким намерением - выразить, запечатлеть и только - но раз за разом сразу же вижу, что получается что-то не то. С трудом удается мириться с такой ситуацией...
Меняться надо. Представляю, вернее, предчувствую, как надо.... Прошла пора провозглашений.
__
Ноги никогда ничего не дают - дают руки. Ноги только шествуют и несут столбик тела. Безликие служаки.
Нет, они еще возносят!
...Может и мне, как Ван Гогу, не начать по-настоящему лет до 27.
Человек - образ и подобие Божие, но настолько, насколько Его мысли и чувства смогли воплотиться в земном прахе.
Человек не каленый, не битый и не вработанный в Дело, например, ни в чем себе отказать не сможет. Понимать будет, что плохо, а не устоит.
Я похож на человека, который жалуется, стонет и беспрерывно падает духом - мол, непосильно и страшно - но все же не отступает, вновь и вновь напрягая свои по детски тонкие жилы и мускульцы...
...Да, я не расту так - не буду больше писать лужи. Только новое качество. Пусть почти ничего не буду писать. Но и на бумаге не надо претендовать на завершенность. Решено.
Впрочем, в эти листы тоже кое-что можно вписывать.
Я имею целью не свою жизнь описать - да ещё крохоборствуя.
...Вставать лучше где-то в 2-5 дня, потому что тогда, проведя до позднего вечера время с людьми и в делах житейских, можно на всю ночь садиться за стол. Это идеально, но возможно лишь после перелома. С дворником и сторожем стыкуется прекрасно, даже спать после работы буду на свежем воздухе, да и дежурить по честному.
__
9 января, час дня.
Торопливость, разорванность и разбросанность мыслей и ощущений - вот главное, к чему приводит оглушающее влияние каждой повседневной минуты действительности. Ты словно слегка "не в себе", легко перестаешь быть полным хозяином себя и не владеешь ситуацией...
Надо собрать отдельные прутики, которые по отдельности и пальцем перешибить можно.
Да и было у меня такое ощущение собранности один день, и это было новое важное ощущение. Оно воплотилось во мне, и я был с ним новым человеком. Такое "собирание в собранность" только Целью организуется - если она такова, что требует всего и каждому из всего находит свое место...
Вчера в страшной муке умирал от своей тоски. Она звенела пронзительно нежно, и хотелось чуть спустить высоту её ноты...