В 1850 году на совете преподавателей лицея было оглашено новое требование, - предоставить всем учителям полные и подробные программы своих курсов, расписанные по дням и часам. Предписывалось даже указывать из какого конкретно сочинения и что намерены цитировать преподаватели.
Это вызвало новые столкновения Ушинского с руководством. Он с жаром доказывал, что каждый педагог, прежде всего, должен считаться со своими слушателями и что раздробление курса по часам "убьет живое дело преподавания".
Однако его призвали не рассуждать, а беспрекословно исполнять. Верный своим принципам, со словами "на такое не отважится ни один добропорядочный преподаватель", Ушинский подал прошение об отставке. Его примеру также последовали некоторые учителя.
Потеряв работу, Константин Дмитриевич какое-то время перебивался литературной поденщиной - писал переводы, рецензии и обзоры в мелкие провинциальные журналы. Попытка устроиться в какое-либо уездное училище сразу вызывала подозрения, ибо было непонятно, почему молодой профессор решил поменять престижную, высокооплачиваемую должность в Демидовском лицее на нищенское место в захолустье. Полтора года промучившись в провинции, он перебрался в Петербург. Связей и знакомств у него не было, обойдя множество школ, училищ и гимназий, бывшему профессору с огромным трудом удалось устроиться на место чиновника департамента иностранных вероисповеданий.
Департаментская служба не могла обеспечить педагога, в то время уже женатого на Надежде Семеновне Дорошенко, происходившей из древнего казацкого рода. Зато необременительная работа не препятствовала к поиску других занятий.
По-прежнему увлекаясь изучением иностранных языков и философией, Ушинский получил доступ к журнальной работе в самых различных ее видах - в качестве переводчика, компилятора, критика.
Довольно скоро за ним упрочилась репутация образованного и талантливого писателя. Однако подобная деятельность оплачивалась весьма скудно, забирая при этом много времени и сил. Его здоровье, никогда не отличавшееся особенной крепостью, пошатнулось. Прекрасно понимая опасность продолжения подобных занятий, Ушинский начал активно искать выход.
Все изменила случайная встреча под конец 1853 года с бывшим коллегой по Демидовскому лицею П.В. Голохвастовым. Этот человек знал и ценил дарования Константина и помог найти ему новое место.
Уже 1 января 1854 Ушинский уволился из департамента иноземных исповеданий и отправился в Гатчинский сиротский институт в качестве преподавателя русской словесности. В стенах этого заведения воспитывалось более шестисот мальчиков-сирот.
Институт был известен своими суровыми порядками, регулярной муштрой и строжайшей дисциплиной. За малейшую провинность сирот лишали еды, сажали в карцер. По идее подобные порядки должны были сделать из них людей, преданных "Царю и Отечеству".
Ушинский же так охарактеризовал новое место работы: "Наверху экономия и канцелярия, в середине администрация, под ногами учение, а за дверьми - воспитание".
Пять лет он пробыл в Гатчине и сумел за это время многое изменить. За основу новой системы воспитания Ушинский положил развитие чувства искреннего товарищества. Ему удалось искоренить фискальство, каждый, кто совершал вредный проступок, согласно неписаному закону должен был найти в себе мужество признаться в нем.
Также педагогу удалось полностью изжить воровство. В институте стало считаться доблестью защищать и поддерживать слабых. Некоторые заложенные Константином Дмитриевичем традиции прочно привились сиротам и передавались из одного поколения в другое вплоть до 1917 года.
Через год Ушинского повысили в должности, назначив инспектором классов. В ходе одной из проверок он обратил внимание на два опечатанных шкафа. Сорвав замки, он обнаружил в них то, что дало ему последний толчок в поисках как самого себя, так и своего места в мире.
В них находились бумаги бывшего инспектора Егора Осиповича Гугеля. О нем помнили лишь то, что он был "чудаком-мечтателем, человеком не в своем уме", кончившим в сумасшедшем доме.
Ушинский писал о нем: "Это была необыкновенная личность. Едва ли не первый педагог, серьезно взглянувший на дело воспитания и увлекшийся им. Горько же он поплатился за это увлечение...".
Пролежавшие более двадцати лет уникальные, лучшие по тем временам и никому не нужные труды по педагогике Гугеля, которые не уничтожили только из-за лени, попали в руки Ушинского. Изучив бумаги умершего инспектора, Константин Дмитриевич, наконец, четко осознал свой путь.
В 1857-1858 годах в России возникли первые печатные издания для преподавателей. Известный русский педагог Александр Чумиков пригласил Константина Дмитриевича работать в основанном им "Журнале для воспитания".
Одной из первых работ Ушинского была статья "О пользе педагогической литературы", в которой он облек в четкие формулировки продуманные им за долгие годы мысли и идеи. Статья имела колоссальный успех. После этого Константин Дмитриевич стал постоянным автором журнала Чумикова.
Каждая его работа развивала новые взгляды на методы воспитания в стране, обличала чиновников от просвещения, видевших проявление вольнодумства в каждой новаторской затее. Его статьи зачитывались до дыр, в один миг педагог стал известным, а его мнение авторитетным.
Современники говорили о нем: "Вся внешность Ушинского содействовала тому, чтобы слова его глубоко западали в душу. Крайне нервный, худощавый, выше среднего ростом. Из-под густых, черных бровей лихорадочно сверкают темно-карие глаза. Выразительное лицо с тонкими чертами, высокий прекрасно очерченный лоб, свидетельствующий о недюжинном уме, черные, как смоль, волосы и черные бакены кругом щек и подбородка, напоминающие густую, короткую бороду. Бескровные и тонкие губы, проницательный взор, видящий, казалось, человека насквозь.... Все красноречиво говорило о присутствии упорной воли и сильного характера.... Тот, кто видел Ушинского хотя бы раз, навсегда запоминал этого человека, разительно выделявшегося из толпы своею внешностью".
В 1859 году Ушинского пригласили на должность инспектора в Смольный институт. Перейдя в "институт благородных девиц", он первым делом способствовал приглашению туда новых талантливых учителей - Семевского, Модзолевского, Водовозова.
Процессу преподавания, проводившемуся прежде формально, вскоре был придан систематический и серьезный характер. Затем, основываясь на принципах демократизации народного образования, Константин Дмитриевич уничтожил существовавшее в институте разделение на благородных и неблагородных (мещанских) девиц, введя для всех совместное обучение.
Кроме того воспитанницам было позволено проводить праздники и каникулы у родителей. Развитие получили направления естествознания, географии, русской истории и риторики. Воспитанницы познакомились с произведениями Лермонтова, Гоголя и многих других авторов, о которых ранее ничего не слышали.
Унылое преподавание математики, признававшейся по традиции предметом, непостижимым для женских умов, было впервые поставлено как одно из лучших средств для развития логического мышления.
Появился специальный педагогический класс, в котором ученицы получали специальную подготовку для работы воспитательницами. Ушинский ратовал и за обучение самих преподавателей, введя для этого новую форму - семинары.
После его двухлетней работы "институт благородных девиц", прежде не интересовавший столичное общество по причине своей рутины и замкнутости, вдруг сделался предметом внимания со стороны всего Петербурга.
О происходящих там реформах говорила печать, представители разных ведомств, родители учениц и обычные преподаватели стремились попасть туда и послушать лекции. То, что они видели и слышали в институте, вызывало у них изумление. Ученицы всех классов обоих отделений более не тяготились учением, напротив, были явно захвачены занятиями, обнаруживая при этом большие способности. Из кукол и кисейных барышень они превратились в разумных, развитых девушек со здравыми понятиями и суждениями.
Между преподавателями Ушинского и ученицами были простые и естественные отношения, основанные на взаимном доверии, уважении и доброжелательстве. При этом авторитет учителей в глазах учащихся был очень велик.
К сожалению, в Смольном институте повторилась та же история, что и в Ярославле. Свежая струя воздуха, ворвавшаяся в затхлую атмосферу классных дам, понравилась далеко не всем. Настойчивый и энергичный в достижении целей, никогда не поступающийся своими принципами, не умеющими ладить с самолюбцами и лицемерами, Ушинский нажил себе к 1862 году целую массу врагов.
Основной конфликт разгорелся между ним и начальницей института - Леонтьевой, обвинившей педагога в безбожничестве, вольнодумстве, аморальности и непочтительном отношении к начальству.
Однако просто так уволить Ушинского уже было невозможно. Его имя приобрело слишком большую популярность в России. И тогда был использован "благовидный" предлог - самочувствие Константина Дмитриевича.
Для лечения и одновременно изучения школьного дела талантивый педагог был командирован за границу. Фактически же это было изгнанием, растянувшимся на пять лет.
Полный планов, под наплывом новых идей научного характера Ушинский побывал в Швейцарии, Италии, Бельгии, Франции, Германии. Праздное развлечение и отдых были ему чужды, везде он посещал учебные заведения - детские сады, приюты, школы. В Ницце знаменитый педагог неоднократно беседовал с императрицей Марией Александровной о проблемах воспитания. Известно, что она даже поручила Ушинскому разработать систему воспитания наследника русского престола.
За границей Константин Дмитриевич сумел написать уникальные труды - учебные книги "Детский Мир" и "Родное Слово". Их успех после издания в России был ошеломительным. И это не поразительно, скорее - закономерно.
Во-первых, книги Ушинского являлись первыми в стране учебниками для начального обучения.
Во-вторых, они распространялись по общедоступной цене.
В-третьих, учебники были понятны детскому сознанию.
До этого не существовало книг для детей, доступных детям. Впервые ребятишкам из глухой провинции предлагали не зубрежку маловразумительных слов, а понятные и интересные рассказы о хорошо известном им мире - о природе и о животных.
Этот мир был родным домом для простого народа, и народ знал о нем все - его нравы, его повадки и его язык. Еще в юности Ушинский писал: "Называйте меня варваром в педагогике, однако я глубоко убежден, что прекрасный ландшафт обладает огромным воспитательным влиянием на развитие юной души... День, проведенный посреди рощ и полей, стоит недель, проведенных на учебной скамье...". Однако Ушинский не стал останавливаться на достигнутом. Вслед за двумя книгами он выпустил "Книжку для учащих" - особое руководство для родителей и учителей к своему "Родному Слову". Данное пособие по преподаванию родного языка до 1917 года выдержало более 140 изданий.
Интересный факт - в бытность министром народного просвещения А.В. Головнина, "Детский Мир" Ушинского заслужил похвалу за прагматичность, разнообразие и богатство статей по естествознанию, помогающих наглядному ознакомлению ребятишек с предметами природы.
В 1866 году, спустя всего пять лет, Константин Дмитриевич был поражен известием, что его книга была не допущена комитетом министерства народного просвещения, возглавляемого уже графом Д.А. Толстым.
Тот же самый ученый комитет, который давал первую рецензию о "Детском Мире", на этот раз истолковал статьи, как развивающие у детей материализм и нигилизм. Лишь в начале восьмидесятых годов девятнадцатого века "Детский Мир" вновь рекомендовали во всех учебных заведениях, хотя, разумеется, никаких изменений в книге не произошло.
Живя за границей, Ушинский задался целью написать общедоступную антропологическую книгу, заключающую в себе упорядоченное собрание всех сведений о природе человека. Для этого ему пришлось перечитать массу сочинений знаменитых естествоиспытателей и мыслителей от Аристотеля до Дарвина, Канта и Шопенгауэра и сделать из них надлежащие выписки, чтобы затем связать их общей идеей, получив единое представление о том, что уже было известно науке о человеческой природе. Только на подготовительные работы у него ушло пять лет.
С целым багажом сырого материала, Ушинский вновь возвратился в Северную столицу в 1867 году. В конце этого же года он выпустил в свет первый том своего основного жизненного труда, названного им "Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии".
В 1869 году появился второй и последний том. Данное сочинение является единственной в мировой педагогической литературе антропологической энциклопедией. В ней представлена важная информация для любого, кто интересуется свойствами физической и духовной природы человека. Константин Дмитриевич планировал написать и третий том, однако этот труд остался незаконченным.
Какой бы разнообразной ни была педагогическая деятельность Ушинского - журнальная, кабинетная, в личных и письменных общениях с другими педагогами - она не поглощала всех его сил. В нем еще не умерла жилка ученого, и он очень любил бывать на университетских диспутах.
Константина Дмитриевича живо интересовала история, философия, гистология, анатомия и физиология человека, юридические науки и политическая экономия. В 1867 году он опубликовал в "Голосе" прекрасный очерк "О голоде в России", в котором предстал недюжинным экономистом, хорошо понимающим основы экономического благосостояния страны. К тому же Ушинский был блестящим полемистом. Находчивый и остроумный, логичный и точный в положениях и выводах, он полностью оправдывал название "ученого бойца". Присутствуя на университетских диспутах, Ушинский, высоко ценящий науку, никогда не стеснялся называть вещи своими именами и прямо говорить горькую правду. Из-за этого у него часто случались яростные споры с патентованными учеными, многие из которых косо смотрели на вмешательство Ушинского в их ученую область.
Положение Константина Дмитриевича в эти годы можно было назвать завидным. Хотя ни о какой преподавательской работе речи не шло (министр народного просвещения даже не принял его прошения), материальное положение знаменитого педагога находилось в самом цветущем состоянии в связи с необычайным спросом на все его печатные труды. Не занимая какого-либо официального поста, он был слышим по всей России, - разумеется, для лиц, интересующихся педагогическими проблемами. Самостоятельный в распоряжении своим временем и в выборе занятий, ни от кого не зависимый, Ушинский мог по праву считать себя счастливым, однако для этого, к сожалению, ему не хватало самого главного - здоровья.
Охваченный жаждой деятельности гениальный педагог совершил ошибку, оставшись в Петербурге до весны 1870 года. Его больная грудь с трудом выносила сырые петербургские весны и осени. Окончательно разболевшись, Ушинский был вынужден отправиться за границу, в Италию. Однако в Вене он слег и провалялся в больнице две недели. Местные медицинские светила рекомендовали ему вернуться в Россию и отправиться в Крым. Константин Дмитриевич так и сделал, поселившись неподалеку от Бахчисарая. За месяц он настолько окреп, что предпринял путешествие по южному берегу Крыма и посетил город Симферополь, в котором принял участие в съезде народных учителей. Эти места Ушинский покинул в середине лета 1870 года. Бодрый духом и телом, полный самых лучших надежд он уехал в свое имение в Черниговской губернии в расчете вернуться сюда вместе со всем семейством.
Существовало и еще одно обстоятельство, торопившее Ушинского. Его старший сын, Павел, окончил курс военной гимназии и был направлен в одно из высших военных заведений страны. Летние каникулы он решил провести вместе с семьей. Юноша был великолепно развит, как физически, так и умственно и подавал большие надежды. Константин Дмитриевич не чаял в нем души. Однако в свое имение педагог вернулся как раз к похоронам сына, по случайности смертельно ранившего себя на охоте....
Это был страшный удар, окончательно надломивший душевные и физические силы Ушинского. Оставаясь внешне спокойным, он замкнулся, избегал разговоров даже с родными. Осенью этого же года Константин Дмитриевич вместе со всей семьей переехал в Киев, где устроил двух дочерей в институт.
Однако жизнь здесь страшно тяготила его: "Душит глушь, ничего близкого сердцу. Но полагаю, для семьи будет лучше, чем в другом месте. О себе не думаю - кажется, моя песня спета уже окончательно". В это же время доктора пытались уговорить его вернуться в Крым на лечение, однако сам педагог рвался в Петербург. Он писал: "Плох ли, хорош ли Петербург, но я сжился с ним сердцем... там я бродил без куска хлеба, там сделал состояние; там безуспешно искал должность уездного учителя и разговаривал с Царями; там был неизвестен ни одной душе и там заслужил себе имя".
В Крым Ушинский отправился крайне неохотно. Вместе с ним поехали двое младших сыновей. По дороге педагог простудился, а по приезду в Одессу у него выявили воспаление легких. Сознавая, что близится его конец, он без промедления вызвал из Киева остальных членов семьи. В ночь со 2 на 3 января 1871 года Константин Дмитриевич скончался. Ему было всего 46 лет. После смерти педагога его дочь Вера открыла в Киеве на собственные средства мужское училище. Другая дочь, Надежда, в селе Богданка, где было имение Ушинских, на деньги, полученные от продажи рукописей отца, основала начальную школу.
Ушинский любил повторять, что для правильного воспитания мало одной лишь любви и терпения к детям, еще необходимо изучать и знать их природу. Процесс воспитания он считал величайшим, святым делом, требуя, чтобы к нему относились со всей серьезностью. Он говорил: "Неправильное воспитание тяжко отзывается на всей жизни человека, это основная причина зла в народе. Ответственность за это падает на воспитателей... Преступник, тот, кто занимается воспитанием, не зная его". Несмотря на запреты сочинения великого Учителя продолжали печатать, тысячи преподавателей во всех концах России пользовались ими. В общей сложности книги Ушинского разошлись в разных слоях и классах русского населения десятками миллионов экземпляров.
Спустя почти два века с момента рождения Константина Ушинского многие из его фраз до сих пор не теряют актуальности. Он говорил: "Разве в быстром передвижении на пароходах и паровозах, в мгновенной передаче новостей о цене товаров или о погоде через электрические телеграфы, в износке как можно большего количества толстейших трико и тончайших бархатов, в истреблении смердящих сыров и благовонных сигар человек откроет, наконец, предназначение своей земной жизни? Конечно же, нет. Окружите нас этими благами, и увидите, что мы не только не сделаемся лучше, но даже не будем счастливее. Мы или будем тяготиться самой жизнью или начнем понижаться до уровня животного. Это есть нравственная аксиома, из которой человеку не вывернуться".