Самое удивительное, что, перечитав свои черновики, я установил, он хорошо знал описанного в Вашем рассказе разведчика Акимыча".
...Начало июля 1970 года было дождливым. Река Колыма наполнилась водой, и, словно дрожжевое тесто, стала подниматься на глазах.
Берега будто отступали под напором воды.
На барже, стоявшей у причала Нижнего Сеймчана, нагруженной до бортов красным кирпичом, находилось двое.
Дублер мастера-строителя Виноградов, молодой, высокий парень, который разглядывал диковинную курительную трубку, только подаренную ему шкипером баржи.
Да шкипер Акимыч, ещё не старый, жилистый, невысокого роста, рыжеволосый, всегда чисто выбритый, неразговорчивый моряк.
Несколько раз приходилось подтягивать баржу ближе к берегу, а вода все напирала на борта старенькой, видавшей виды баржи.
Наконец привезли бригаду строителей из пяти человек, подошёл БМК, малый буксирный катер, который, словно муравей соломинку, потянул за собой длинную баржу.
А по сторонам, красота! Вода заполнила все протоки Колымы, никаких бакенов или обозначенных створов не было и в помине.
Моторист не торопясь вёл небольшой караван по одному ему известному маршруту.
Бревна, ранее лежавшие на пологих отмелях огромными бесформенными завалами, смытые с берегов большой водой, угрожали маленькому катеру и барже, но внимание моториста и шкипера давали возможность подниматься вверх против течения реки.
Все члены бригады собрались в маленькой каюте катера, было видно, что они распечатали первую на сегодня бутылку питьевого спирта.
На барже в рубке у штурвала стоял Акимыч, он постоянно, то влево, то вправо, резко крутил огромное, отполированное за многие годы медное колесо, немного похожее на велосипедное, которое по-морскому, Акимыч именовал - штурвалом.
Баржа плавно, в кильватер, следовала за БМК.
Виноградов стоял рядом и следил за действиями шкипера, удивляясь его долгому молчанию.
Вот Акимыч посмотрел на помощника мастера:
- Хочешь попробовать? - Спросил он. - Становись!
Минут двадцать Акимыч наблюдал за действиями Виноградова, потом заметив, что тот справляется успешно, улыбнулся и достал из нагрудного кармана кителя речника свою старую, прокуренную трубку, набил табаком, закурил.
-Ты, наверно, слышал об убийстве беглых зеков несколько лет назад? - Обратился он к Виноградову.
Виноградов знал, что в Сеймчане расположено две больших исправительно-трудовых колонии. Из одной, когда-то бежала группа осужденных.
Много они наделали беды. Ночами нападали на жителей поселков, грабили автомашины с продуктами, направляющиеся по Иультинской трассе в поселки.
За ними охотились и местные жители, и милиция, и ВОХР.
Часть из них бесследно пропала в тайге, часть постреляли.
Задержали только одного.
-Так вот, продолжил Акимыч, он бригадир сейчас. Вон, он, - шкипер показал пальцем на широкого в плечах, коротко стриженого здоровяка, который разливал на катере по кружкам спирт. - Ведь это я привел его в колонию. И он узнал меня, но вида не подаёт.
Акимыч помолчал, попыхивая трубкой, потом продолжил:
-После войны я поселился с женой Анечкой во Владивостоке. Аккурат тогда стали перевозить большое количество осужденных в лагеря на Колыму.
Предложили мне возглавить в Сеймчане речной порт, я и согласился. Народу тогда здесь было мало, друг друга знали хорошо, хотя...
Виноградов знал, что в Сеймчане и в настоящее время, в 1970 году проживает много бывших полицаев, ссыльных, ранее судимых за тяжкие преступления.
Жили здесь и бывшие "политические", не захотевшие возвращаться на материк.
Акимыч продолжил:
-На фронте я был во взводе разведки. Приходилось ходить за линию фронта много раз. Был у нас умелец один, чеченец по национальности. Так он...
Акимыч принялся чистить мундштук своей трубки, помолчал, продолжил:
-Своим кинжалом он выделывал такие номера, тебе и не снилось. И меня кое-чему научил. С тех пор я постоянно ношу в сапоге нож.
Акимыч нагнулся, вынул из голенища правого сапога нож.
Лезвие от многолетней заточки заметно стало уже, было видно, оно очень острое. Ручка из непонятного Виноградову материала темная, с заметными вырезами под пальцы.
Акимыч не выпуская из своей руки нож, показывал его Виноградову.
Потом, непонятно каким образом, нож будто обернулся вокруг его руки и пропал в рукаве.
Затем Акимыч махнул рукой и нож воткнулся с двух метрах от них в деревянную дверь рубки.
Виноградов пригляделся, как раз в то место, где записано число, месяц, год.
-Это когда все произошло, - пояснил шкипер.
Акимыч подошел к двери, вытащил из двери нож, вытер лезвие о рукав и спрятал свой "рабочий инструмент", как он назвал его раньше, в голенище сапога.
-Как-то вернулся я из Буюнды, там причал делали, поздно ночью иду. Захожу в дом, а там трое шарят по углам. А какие у меня запасы? - То ли спросил Виноградова, то ли подчеркнул Акимыч. - Смотрю, а жена моя на полу с перерезанным горлом. - Акимыч, судорожно вздохнул. - Моя ласточка...
Этот, - он махнул головой в сторону буксира, - в сторонке, бледный стоит, не копается в вещах, только повторяет все: "Зачем вы её"?
Смелая у меня была женка, фронтовая медицинская сестра, ничего и никого не боялась...
Акимыч, словно поперхнулся дымом, закашлялся, из его глаз, выкатились слезы. Смахнув их со щек, шкипер продолжил:
-Как меня увидели, двое бросились ко мне. Один с ножом, я то увернулся от него, достал свой нож из сапога, да по шее ему и провел, он мне под ноги.
Тут смотрю этот, - он опять кивнул в сторону буксира, - отталкивает от меня второго, с топором. Тот спиной об стену, топор свой хочет в меня бросить. Я опередил, нож попал ему прямо в сердце.
-Этого отвел в колонию. Добавили ему за побег. А я, - рубку опять заполнил дым, - не вернулся на материк. Да и куда было ехать? Ушел в шкиперы, вот и живу на барже и летом, и зимой...
Акимыч смотрел на молодого мастера. Он молчал, ещё и ещё раз прочищая мундштук трубки, потом очень долго набивал её табаком.
-А за тех двоих с меня так и не спросили. Я до сих пор помню их лица, молодые ещё. Может зря я их тогда? Так бы справился, - уверенно сказал он. - Да всё получилось как-то само собой, как на фронте, я и не успел сообразить особо, руки сами...
5
Через тридцать пять лет, федеральный судья Виноградов, выйдя из кинотеатра после просмотра кинофильма "Ворошиловский стрелок", вспомнил Акимыча, пожелтевшую фотографию его жены, в аккуратной рамке, висевшей в каюте баржи.
Вспомнил, как Акимыч, много видевший на фронте смертей, пожалел по истечению лет убийц своей жены.
Виноградов за многие годы своей работы убедился, что безнаказанность, которую чувствуют в последние годы отдельные представители "бизнеса", некоторые чиновники и военные, отдельные жители больших и малых городов, объединенные в преступные группы, может довести население страны до крайности.
Когда ежедневно нарушают Право, человеческую мораль, то честный человек потеряв терпение может "сорваться", может начать мстить, как этот "Ворошиловский стрелок".
Вот только кому? Зло, может породить только зло!
Если Власть не поймет этого, спокойной жизни в нашем государстве не будет!
Это понимал ветеран войны, разведчик, рядовой Акимыч...
Виноградов до самого утра, читал материалы, собранные Юденко.
"Вот Вы мне говорили, что переехавшая из Эгвекинота судья Никандрова давала вам просмотреть видеокассеты, которые она снимала. Вы говорили, как она собирала с семьёй грибы, как они ловили в море гольца и уёк. Как чукчи охотились на моржа и кита.
Вы мне писали, что в 1970 году мужчины и женщины, оставившие семьи на материке, сходились на два-три года, так легче было прожить, экономия на питании.
Когда они возвращались на материк, прощались без слёз.
И я помню всё, будто это было год назад. Однако меня беспокоит вот что.
Сейчас всё больше мужчины и женщины не регистрируют брак, сожительствуют. Да и перед совместными детьми некоторые супруги не исполняют свои родительские обязанности. При живых родителях, дети становятся сиротами.
Бродяг и бездомный сейчас больше, чем после войны! Дальний Восток теряет своё население.
Нас осталось здесь не больше четырёх миллионов человек, а со стороны Китая проживает более ста миллионов! Не захотят ли они все переселиться на наши исконные, но пустующие земли?
Где-то читал, что у них уже есть карты, где граница Китая проходит по Уралу.
Пишут, что добыча золота на Колыме снижается, несмотря на рост цен на золото. Население Магаданской области и Чукотки, за последние двадцать лет значительно уменьшилось.
Что будет в будущем с этими освоенными, но обезлюдевшими территориями?
Ведь численность населения Магаданской области уже меньше ста пятидесяти тысяч человек!
Вы мне рассказывали, что в семидесятом году проехали по Иультинской трассе и видели брошенные бараки лагпунктов, которые были по окна в вечной мерзлоте, а из окон, словно языки огромных животных, высовываются лёд.
Я читал Ваше стихотворение о том периоде:
Посетив места глухие,
Я задал себе вопрос.
И спросил себя впервые,
Или ветер всё принес?
Про опустевшие посёлки,
За колючкою бараки.
Вышки по углам, дорожки,
Там, где бегали собаки.
Здесь, в долине Колымы
Головы сложили
Весьма светлые умы,
Те, о ком забыли.
Многое могли создать
Доброго в России,
Сколько книжек написать
И советов добрых дать.
И теперь ещё беда,
Жить в поселке Буюнда.
Что для космоса года!
Так, песчинка, ерунда!
И проехав лишь по трассе,
Оценить немного можно,
Если не застынешь в трансе,
Что, поверьте мне возможно.
Иультинская дорога...
Этим сказано так много.
Здесь погибли без вины
Миллионы. Мы должны
Твердо помнить, как всё было
И стараться каждый день,
Молодёжь чтоб не забыла
Тех могил печальных тень!
Мне больно было читать книгу Янковского Валерия Юрьевича: "Воспоминания о Гулаге, правда о "Золотой" Колыме". И я помню маленькие домики в Пивеке.
Да и Вы в Верхнем Сеймчане жили в крохотном домике втроём.
Снежная зима, пологие сопки и снег, снег, снег.
Кстати, в Пивеке я видел тот самый лагерь и длинные ряды белых пирамид, терриконов, поднятой на-гора руды.