Хабаровск, встретил меня запахом увядающей листвы деревьев и расплавленного асфальта.
Особенно радовала зелень кустарников и деревьев, от которой я на Чукотке отвык. Было приятно любоваться огромными тополями, тянувшимися к небу, прислушиваться к шуршанию листьев, которые трогал ветерок с реки.
Наш красавец Амур, грозно шумел, разбивая свои струи об утес, на котором стоял молодой человек и вглядывался в свое будущее.
После возвращения из Конергино, я стал работать в управление внутренних дел края, в исправительно - трудовой колонии усиленного режима Љ 3, инженером по организации труда осужденных.
Колония располагалась на втором Хабаровске и дважды в день, служебные автобусы, доставляли нас на работу и с работы.
В колонии в то время содержалось полторы тысячи осужденных. Такое огромное количество людей, встречали каждое утро сотрудников чаще всего, с настороженностью, что накладывало особый отпечаток на взаимоотношения.
Здесь отбывали наказание убийцы, насильники, воры. Были и простые люди, работяги, совершившие преступление в отношении своих близких и от этого страдавшие больше, чем потерпевшие от их деяния.
Здесь, расслоение общества, было заметнее, чем на свободе.
Воры, оберегающие свои неписанные законы, обслуживающие их "шестерки", безвольные, но не до конца опустившиеся элементы.
Лица, осужденные за изнасилование, стояли отдельно, всеми презираемые.
"Мужики", которые работали на совесть, часто за воров и их шестерок.
Отдельно, была значительная группа осужденных, как их называли - "обиженные, опущенные". Самое низшее сословие, подвергавшееся постоянному унижению и обеспечивающее удовлетворение самых низкой похоти части осужденных.
От кого узнали осужденные, что я приехал с Колымы, не знаю, но относились ко мне с уважением и некоторой осторожностью.
Первым, с кем я столкнулся по работе, был "нарядчик", осужденный, осуществляющий документирование лиц, направляемых на объекты. Осужден он был за убийство, отбыл восемь лет.
Каждое утро, он стоял у ворот колонии, и, не заглядывая в списки, называл фамилии осужденных, которых вывозили на ЖБИ-1, ЖБИ-3, другие объекты работы.
Память у него, была феноменальная.
Он знал в лицо и помнил все данные на каждого осужденного. Было чему у него поучиться.
Контроль на рабочих местах, выполнение нормативов, исполнение заданий.
Рабочие дни проносились чередой.
К концу месяца, в хозоргане, проверял правильность закрытия нарядов и начисления зарплаты осужденным, зачисление денег на их карточки. А потом опять по объектам, опять колючие глаза преступников, их словно прощупывающие, разговоры о жизни и трудностях за проволокой. Осторожные предложения, нет, даже не предложения, а намеки, на возможность заработать деньги, большие деньги.
Но, все это я знал по рассказам старых "зеков" на Колыме.
Все эти "подходы", чтобы я вынес "маляву", принес чай, или что покруче, меня больше смешили. Но я не подавал виду.
Очень скоро, ко мне перестали обращаться с такими намеками.
Заместитель начальника колонии подполковник Стрельченко, был другом моего отца, который работал здесь же, в колонии, начальником пожарной команды. Долгие годы, отца избирали секретарем партийной организации.
Стрельников предложил мне перейти на более интересную работу, как он выражался, перековывать осужденных.
Меня назначили начальником отряда, а через шесть месяцев, Приказом Министра внутренних дел СССР, мне было присвоено звание - младший лейтенант.
Начальник пятого отряда Виноградов, то есть я, быстро ознакомился с категорией осужденных, которые теперь были в полной моей власти.
В отряде отбывали наказание и пожилые люди, но в основном, была молодежь, которая на заводе ЖБИ-3, работала шоферами, плотниками и бетонщиками. По видам преступлений, за которые эти граждане отбывали наказание, можно было перечислять большее количество статей особенной части уголовного кодекса: убийства, кражи, разбои, изнасилования.
Виды работ, на которых работали осужденные, мне были знакомы по моей строительной профессии, так что проблем по организации трудовой деятельности осужденных отряда, у меня не возникало.
Были другие.
Все эти граждане, как бы разделены были в отдельные касты: воры, мужики, и самая низшая - опущенные /которых воры называли петухами/.
Мне пришлось проявить максимум осторожности и терпения, чтобы разобраться в хитросплетениях взаимоотношений между данными категориями. Ведь существовали еще "шерстяные", "шестерки", "бессрочники", "общественники".
Я не хотел принимать больших, если не безграничных, возможностей и хорошего материального состояния "воров". Меня особенно задевало то, что эта категория, чаще пассивно относилось к работе, в свое свободное время, закусывали копченой колбасой, консервированной черешней и прочими, не известными мне по вкусу, продуктами.
Однако я не подавал вида.
Во мне все больше накапливалась уверенность, что "этих", что живут и существуют, за счет народа, который сами же и обворовывают, нужно не просто содержать в колониях
Им нужно создавать такие условия, чтобы они своим трудом возмещали причиненный ущерб, чувствовали свою ничтожность, и после проведенных здесь лет, поняли, что на свободе, им не остается места.
Какой же я был идеалист.
Было у меня в отряде два человека, которых помню до сих пор.
Один, отбыл двадцать восемь лет лишения свободы, не выходя на свободу.
Капитан Бакин, прошел войну с первого до последнего дня.
Все его близкие, погибли в немецкой оккупации. В июне 1945 года, он встретил девушку, они женились и ожидали рождения ребенка.
Поздним вечером, возвращаясь со службы, у своего дома Бакин услышал в кустах стон, потом сдавленный крик. Он сразу узнал голос жены. Раздвинув кусты, он увидел четверых.
Двое держали руки, третий ноги, четвертый насиловал.
Бакин достал пистолет, четыре выстрела, четыре трупа.
Осудили на двадцать пять лет. В зоне, друзья убитых, пытались с ним расправиться, новые трупы. Бакину добавляли срок снова, до двадцати пяти.
Прошли годы, жена писала постоянно, сначала одна, потом с дочерью.
Второй, по фамилии Веселый, бывший военный летчик, работал шофером в гараже Правительства. Его с напарником, направляли работать в посольство одной из африканских стран.
До вылета оставалось сутки, решили отпраздновать в ресторане.
За их столик подсела девушка, которая предложила свои услуги.
Первым, с ней отправился в гостиницу Веселый.
Уходя, Веселый оставил деньги своему напарнику, который должен был расплатиться за доставленное девушкой удовольствие.
Наутро, Веселого задержали вместе с напарником.
Деньги напарник девушке не дал, пожадничал, а она, эта девушка, оказалась несовершеннолетней.
Ее заявление об изнасиловании, подтвердила экспертиза, да и Веселый не отрицал. Получили по 10 лет.
Мои неоднократные обращения в Москву принесли результат, обоих помиловали.
Когда я объявил Бакину решение о помиловании, он заплакал и ушел в спальное помещение отряда.
Часа через два, ко мне в кабинет забежал дневальный.
Сказать он ничего не мог, только мычал, глаза широко раскрыты и блестящие от слез.
Подойдя к кровати Бакина, я увидел не старого еще, совсем седого и беззубого человека. Лицо умиротворенное, губы тронула едва заметная улыбка. Глаза, светло-голубые и словно бездонные, открыты. Он смотрел на меня, словно желая сказать что-то хорошее.
Бакин скончался во сне, уже свободным человеком.
Работал в колонии инженер Павлов, мастер спорта по стрельбе. Были мы почти одного возраста, поэтому проблем в общении не возникало.
Много времени он тратил на тренировки, привлек к тренировкам и меня. Много раз мы ездили в тир УВД, где я "перевел" не мало патронов, пока не появился небольшой, а потом и значительный успех.
Уважение к оружию и умение с ним обращаться, осталось со мной на всю жизнь.
Павлов пригласил меня в качестве свидетеля на свадьбу. Это был мой первый подобный опыт. Свадьбу играли в общежитии, расположенном в двухэтажном здании, стоявшем рядом с колонией.
Было много шуток танцев с девушками, сотрудниками колонии и подружками жены Павлова. Были поцелуи на улице, предложение продолжить близкое знакомство.
Обнимая тонкие девичьи плечи, я невольно подумал, а то ли я делаю?
Я вывел для себя закон, не встречаться с девушками там, где работаю и не переходить грань, за которой не только невинные поцелуи.
Около часа ночи я, не привлекая внимание гостей, тихонько вышел из комнаты и пешком, полтора часа добирался до дома.
Обид со стороны девушек я не заметил, хотя ловил порой их косые взгляды.
К Новому году, мы подготовили концерт художественной самодеятельности. Пригодилось мне умение играть на баяне и читать стихи. Здесь, не называя автора, впервые со сцены, я прочитал стихи, написанные мной во время службы в армии.
Аплодисментов я никак не ожидал, но это было очень приятно.
Колония наша в крае была на хорошем счету, постоянно занимала призовые места в социалистическом соревновании.
Как-то утром, меня пригласили к начальнику колонии, полковнику Терещенко.
В кабинете находился мой отец, капитан Виноградов и незнакомый мне, высокий, немного сутулый и белый, словно лунь, мужчина.
Рядом со стулом, на котором он сидел, стоял небольшой ящик.
Полковник, обращаясь к нему, сказал:
- Это и есть начальник лучшего в колонии отряда, младший лейтенант Виноградов.
Мужчина раскрыл ящик, в нем лежали фотоаппараты.
- У меня задание редакции, сфотографировать тебя с отцом на обложку журнала. Отец и сын, семейная династия в Хабаровском УВД.
Через два месяца, на обложке журнала Главного управления исправительно-трудовых учреждений МВД СССР "К новой жизни", я увидел фотографию, на которой были я и отец.
В самом журнале, была статья о нашей колонии, сотрудниках, династии Виноградовых.
Впервые, моя фотография попала на страницы центрального издания.
Этот журнал, я храню до сих пор в память об отце.
В феврале 1974 года, меня направили в город Барнаул на курсы повышения квалификации.
Город встретил сильными морозами. Не успел я выйти из аэропорта, как продрог до костей.
Сильный ветер проникал к самому телу, будто не было на мне шинели. Хорошо в сумке, лежала нижняя теплая рубашка с начесом.
В то время офицерам выдавалось теплое нижнее белье.
Прямо в такси, снял шинель, китель, форменную рубаху и одел теплое китайское белье "дружба".
Таксист отнесся к моим манипуляциям с пониманием.
Месяц занятий пролетел быстро.
Исправительно-трудовое право, криминалистика, уголовное право. Все было очень интересно, но явно не достаточно. Я постоянно чувствовал необходимость углубления знаний, читал и перечитывал кодексы, монографии ученых мужей.
Вечером, ходили в кино. Как-то на вечере отдыха в нашей школе МВД, познакомился с девушкой, звали ее Тамара.
Высокая и худенькая, с темными глазами, и обесцвеченным волосом, она привлекала внимание и в то же время, в ней чего-то не хватало.
Я долго пытался понять, чего?
Только в аэропорту Барнаула, когда вылетал в Хабаровск, я понял, ей не хватало кудрявых черных волос, зеленых глаз и серебристого голоса.
Именно такая девушка мне однажды приснилась и только ее я хочу встретить.
Весна пролетела быстро. Сугробы снега, только недавно пугавшие своей высотой, быстро съежились и пропали. Зеленая листва победно завладела деревьями и кустами, девушки все меньше оставляли на себе одежды. Вошедшие в моду мини юбки, невольно привлекали мое внимание.
При встрече с девушками, которые не подпадали под придуманный мной эталон, я отворачивался.
Мое сердце молчало.
Только один раз, когда на работе увидел дочь одной из сотрудниц, я решил с ней познакомиться. Ее звали Томара, она оканчивала Хабаровский медицинский институт.
Она была высокая, черноволосая, кудрявая, с пронзительно черными глазами.
Мы, встретившись несколько раз, нашли темы для разговора, общих знакомых.
Вот только интересов общих было мало. А если сказать совсем точно, я встречал у нее понимания в выбранной мной работе и будущих планах.
И еще.
Она мало улыбалась, и улыбка ее была будто искусственная, какая-то натянутая.