- Сосни чуток, - сказала мать, накрывая его лоснившимся от старости лысым тулупом.
Мальчик потянулся, выглянул из-под пропахшей потом и табаком шубы, глянул по сторонам.
По краям узкой таежной дороги, высились стройные вековые сосны, воздух пропитан древесной смолой и сыростью. Старая лошадь медленно тащила телегу, грустно отмахиваясь от надоедливого гнуса.
Впереди было еще много дней пути, и Володька знал, что съестные запасы у них подошли к концу, но ему вдруг так захотелось есть, что он откинул шубу, толкнул за плечо мать, правившую лошадью.
- Мам, а мам! Я есть хочу!
Но та отмахнулась:
- Терпи, скоро вечерять будем.
Рядом с телегой шел дядя Яша и отец, оба среднего роста, кряжистые мужики.
Виноградовы шли к неведомому Амуру с самой зимы. Там, сказывали, простому люду жилось вольготно, земли всякому предостаточно, только руки приложи.
- Нет, ты не говори, брат, - доказывал младшему Яков.
- Ты семейный, тебе и начинать надо с дома. А я подработаю где недалече. А как обустроишься, хозяйство заведешь, тады вернусь.
Овдовевший год назад Яков, запил было с тоски и безысходной бедности, да не захотел отпускать в дальний путь младшего брата. Одни у него остались родные и душевно близкие люди от много численной родни, сгинувшей от чумы.
Отец шел молча, поглядывая на крутившего головой Володю. Как тут не согласится с братом? Не подняться им на ноги без помощи.
"Лишь бы лошадь не пала", - подумал он.
Старая кобыла шла с трудом, передвигая полупустую телегу, голова низко опущена, слюна повисла на нижней губе.
Яков обеспокоено оглядел старую труженицу, глянул по сторонам:
- Стой! - скомандовал он. - Здесь ночевать будем.
Отец распряг лошадь, бережно обтер ее надерганной тут же мягкой травой, росшей у края дороги, стреножил и пустил пастись.
Володя, которому наконец представили относительную свободу, взбрыкивая, словно жеребенок, бегал по поляне, примыкавшей к зарослям шиповника.
- Откуда? - удивился отец, подтащивший к костру очередную порцию валежника.
Он подошел к сыну, присел у маленькой грядки.
- Верно, теперь будет чем вечерять. А ты, сынок, возьми заступ, да вскопай рядом, хучь гороха засеем чуток.
Издавна шли к далеким Амурским берегам люди.
Шли годами, хоронили в пути своих близких - не дождались, сердешные, лучшей жизни - поминали добрым словом тех, кто раньше мыкался по этой дороге.
Знали первопроходцы: поедут следом за ними, вот и сеяли по краям дороги кто репы чуток, кто горсть овса. Какая-никакая, а помощь в трудный час. Хоть и богата здешняя земля, да боязно пришлым на первых порах шагнуть прямо в тайгу.
Для жительства Виноградовы облюбовали широкий луг, расстилавшийся меж сопок у реки Биры. Пала кобыла в нескольких сутках пути от Амура.
Поставили большой, пятистенный дом, в материале нужды не было, лиственницу валили рядом, далеко таскать не приходилось.
Скоро Яков пошел на строительство железной дороги, верстах в двадцати, недалече.
К зиме, ниже дома Виноградовых, спускаясь по склону сопки к берегу реки, поднялось еще несколько домов.
Жили переселенцы дружно. Всем селом заготавливали на зиму кету, ходили промышлять кабана, приучали детей к труду.
Стала тайга и маленькое село Ивановка, с голубичными полями за околицей, родной стороной людям, искавшим лучшей доли.
Яков приезжал не часто, но крепко помогал деньгами.
Отстроил и себе избу рядом с братовой, женился вскоре, но тянуло его посмотреть иные места. Узнал, что строится железная дорога в Китае, сговорился с подрядчиком, простился с родичами, женой, молчаливой, худенькой бабой и уехал.
Писал редко, был не шибко силен в грамоте, однако новостей сообщал много. О людях работных, строгих порядках на строительстве. О душевной широте корейца - переводчика, о десятнике, молчаливом великане из староверов.
На реке Уссури, давно селились люди. Были здесь и служивые какие и переселенцы из центра России и эмигрировавшие из Кореи крестьяне.
Измученные непомерным угнетением и бесправием, они надеялись получить здесь желанный кусок земли, но не всякий смог найти свое счастье.
Многие корейцы попадали в кабалу к местным богатеям, кто-то, искал иной доли, нанимаясь рабочими на приморские предприятия.
Позднее, появились здесь политические эмигранты, участники борьбы с японскими захватчиками. Тысячи корейских семей, приняли русское подданство.
В селе Синельниково, где русские власти селили корейцев, в семье Петра Кима, человека образованного, широкого мировоззрения, родилась дочь. Назвали ее на русский лад, Александрой.
Росла девочка ласковой и внимательной к старшим. Всегда старалась помочь матери, защищала младших. Только не долго длилось семейное счастье. Умерла мать.
Ким, свободно владеющим русским и китайским языком, был принят на работу в управление строительством КВЖД переводчиком и переехал в Харбин.
В этом городе рядом трудились и жили, если можно назвать жизнью полуголодное существование и тяжкий, почти каторжный труд, люди разных национальностей, русские, китайцы, корейцы. Рваная одежда, изможденный вид, делал их неотличимыми друг от друга.
Заходил, бывало, к Петру русский рабочий, Виноградов, опытный землекоп, откуда-то с Биры. Тянуло Якова Виноградова к яркому, мужественному человеку, Петру Киму, который бесстрашно вступал в споры с администрацией стройки, защищая интересы рабочих от самоуправства десятников, надзирателей и чиновников. Удивило и другое, мог Ким изъясняться и на английской, японском, немецком.
Малограмотный Яков, чувствовал большую силу воли и опыт Петра, человека честного, отзывчивого. Замечал Яков, что Ким не из-за корысти старается помочь, но ему не понятно было, а почему?
Зачем служивому человеку портить отношения с начальством, которое его поит, кормит и одевает? Ну, воруют какие, так это ли новость? На то они и хозяева! Странно было Якову, посоветоваться не с кем, а в голове туман. Решил переговорить со своим старым знакомым, подрядчиком - Смертным.
Посмотрел Якову в глаза Смертный, вздохнул:
- Благодари бога, што меня спросил, а то...- Пошевелил грозно бровями, нависшими над глазами, постоял немного, да пошел прочь.
Через день Веденей Смертный отозвал Якова в сторону и попросил его свести к Киму, растерялся Виноградов, не было бы беды, очень грозен с виду Смертный. Хотя наживался подрядчик не больше других, но огромным ростом, густым басом отпугивал от себя людей. Медвежей силы мужик. На строительстве ходили о нем разные слухи.
Будто сам он из старообрядцев, не пьет, не курит - большая редкость по этим местам. Широкая черная борода, закрывала красную шелковую жилетку. Бросались в глаза, поросшие диким волосом, большущие кулаки.
Потому, на участке Смертного, работали в полную силу, а, ну как озлится подрядчик, добра не жди!
Понесла как-то лошадь, а в телеге шпал полно, покалечило бы народу порядком. Смертный недалече стоял, шагнул раз, другой, двинул кулачищем по башке кобыле, из нее и дух вон. У такого не поспоришь.
Звали подрядчика красиво и печально: Веденеем Бурановичем Смертным. Водил он дружбу с людьми значительными и властными. Вхож был к начальнику охраны, полковнику Зенринову. Люди говорили, что полковник, загребал деньги двумя руками, у тех и этих.
Норовил взять и чужое, у кого послабее. Но делился тем, что не сумел сам взять, пусть подбирают другие, хоть и Смертный тот же.
При этом полковник смеялся:
- Что не может смертный - могу я!
Но, видать, не был Веденей наследником отцовской веры. Не мог он брать у людей последнее. Теплилось в душе этого великана доброе чувство к людям, да не видели того люди.
Отсчитывали рельсы очередные километры, обсчитывали десятники своих рабочих.
В один из обычных дней, Саша Ким долго ждала к ужину отца. Тот пришел поздно и не один. Следом вошли в дом Яков, добрый приятель Саши, а за ним, низко согнувшись, ввалился огромный человек.
Петр торжественно усадил дочь напротив себя и показал ей подарок - шелковый зонт, с многочисленными свисающими с него лентами, на которых были сотни иероглифов.
Рабочие вручили его Киму, своему заступнику, в знак особого уважения и признательности. Какой хороший обычай у восточных народов.
Затронуло это Смертного до глубины души, вспомнил он слезы на глазах рабочих, вручавших этот зонт.
Задумчивый сидел Веденей, все поглядывая на зонт, оглаживая бороду.
- Запомни дочка, главное богатство, уважение людей! Не зря живет тот, кто борется за освобождение своей страны от захватчиков, защищает слабых. Кто живет по правде. - Петр говорил, а сам поглядывал на Веденея.
- А в чем же самое большое несчастье? Когда умирают близкие? - спросила Саша.
Петр задумался, посмотрел на Якова, Веденея, наклонился к дочери и, заглядывая ей в глаза, ответил:
- Самое большое несчастье - это алчность, желание обогатиться за счет других. Начинается это с малого, но приводит к обману, насилию, жестокости.
Ким погладил Сашу по голове, он все чаще называл ее Шурой, протянул ей зонт:
- Пусть этот драгоценный зонт всегда напоминает тебе об отце и его друзьях.