Занудливый мелкий дождь, летит и летит с неба, такого низкого и темного. Сколько же можно? Зачем столько воды?
Мелкие капли влаги были со всех сторон. Плюнуть тому в глаза, кто назовет этот дождь божьим творением. Богу и ангелам там, в небесной благодати хорошо отсиживаться, когда тысячи и тысячи людей, голодных и оборванных, толпятся на мокрой, грязной земле. На земле, которую еще предстоит очистить от грязных наносов истории.
Многие из тех, кто толпился на станции, давно не имели своего дома, да, что дома! Граждане новой России, давно уже не ели досыта, конечно, не все. Были сыты некоторые Јклопы", сосущие последнюю кровь у обездоленных.
Капли дождя, стекали в бесчисленные дыры латаной, одежки. По небу низко, так, что, казалось, дотянешься рукой, текли темные, тяжелые тучи. Они освобождали из своего чрева влагу, словно старались смыть всех и вся.
Внизу, на земле, поеживаясь от холодного ветра и бесконечного дождя, на привокзальной площади, в приросших к ржавым рельсам вагонах, сидели и неизвестно чего ждали граждане, заброшенные сюда с разных мест земли Российской бурей революции. Были здесь люди разные, хорошие и не очень. Им тоже хотелось есть.
А на дальнем тупике, стоял эшелон с зерном. О нем, о зерне этом, знали немногие, но, среди них были и те, кому знать об этом никак не полагалось. Эшелон большой, а охранять хлеб не кому.
Большую часть своего отряда, Зуева проводила на фронт этим утром, а в ЈЛетучем отряде", здесь, кроме нее, никого не было. Как выйти из этого положения, не сообразить. Голова болит от постоянного недосыпания, ни одной стоящей мысли. Но, как не прикидывай, а оставлять эшелон на ночь без охраны никак нельзя. Хлеб этот, один выигранный бой в битве с голодом. Один бой, один день, и какой ценой? Ценой жизни сотен и тысяч бойцов революции!
Питер умирал без хлеба, топлива, без людей, покидающих родные места, кто на фронт, а кто и в небытие...
Но, если Питер потеряет главное, руки труженика, вот тогда, все, конец!
А вокруг людей, людей! Солдаты, снявшиеся с фронта, расставшиеся с постылыми офицерами, кто по мирному, а кто пулей.
Текли, словно ручейки, домой фронтовики. Рядом с ними, искатели лучшей доли, просто мешочники и спекулянты, много всякого народа.
И среди этой, безликой внешне массы, были те, кто встретил революцию с радостью, не отделял себя революции.
Зуева стояла среди людской толчеи, не зная, с чего начать. Ее толкали, вольно, или невольно, а она стояла и от своего бессилия злилась на всех.
ЈСкорей бы Тимофеев прибыл", - думала она.
К вокзалу подтягивался состав, сцепленный из теплушек, платформ, классных вагонов, набитый озлобленными, грязными солдатами, вшами и потом.
Мужика-солдата, тянуло в родные места, что тут поделаешь? Не понял еще солдат, что фронт сейчас повсюду. Солдат хотел быстрее попасть к дому, потрогать своими руками, сытость и тяжесть своей, родной земли.
Трудно было сказать, за кого пойдет завтра этот солдат, но...
В руках каждого винтовка, с ней надежно и привычно. Походный сидор распирали необходимые вещи: пара трофейных сапог, кусок бязи на портянки, большой, медный, чайник, да мало ли, что?
Но в каждом, находилось место для небольшого запаса патронов и, может быть, наган, снятый с, царство ему..., офицера.
Из толпы выбрался высокий, стройный унтер-офицер, в чистой шинели, со свежими порезами на гладко выбритых щеках, здорово качало вагон. На ногах, смазанные дегтем, трофейные, ношеные сапоги. Был он налегке, без вещей, в руках немецкая винтовка, на поясе, широкий ножевой штык.
Унтер смотрел на толчею спокойно и, внешне казалось, без интереса. А что творилось у него в душе? Что видел он до войны?
Маленькое таежное село на окраине Российской империи, одноэтажный деревянный Хабаровск, утонувший в грязи меж двух речек, Плюснинки и Чердымовки.
Хорошо помнил солдат длинную дорогу к фронту, потерю друзей и горечь поражений. А потом, вонючие, залитые водой, наполненные вшами, окопы, и смерть многих, и многих.
А тут, Петроград!
ЈЛюдей то, людей! И дома все каменные - красота! А лица у многих сытые, да в мешках еще что-то прут. Только солдат много усталых, да грязных.
Тоже мне, снялись. Поехали, фронт открыли. Теперь тевтоны станут терзать Россию. Пропала армия, нет свободной страны!
И я хорош, не смог удержать однополчан своих. А еще депутат, большевикам сочувствующий. И гада этого, Зенринова, упустил, вот зараза. Между пальцев ушел. И как он на станцию проскочил? Вот и поезд прозевал и ребята уехали.
Осталось от полка две сотни измученных окопной вшой солдат, а била та вошь, порой больнее немецкой разрывной пули Јдум-дум". Но эти солдаты остались, хотя заранее знали, что перекрыть участок фронта не смогут. Как на это смотрит новая власть?
Будут топать по нашей земле чужие солдаты в рогатых касках. Помощь нужна. Вот и пришлось добираться сюда, в штаб, ладно, не попал в руки немчуре, а мог бы..."
Проходил он мимо хутора одного, решил хоть воды испить, вошел в избу, а там, хозяйничало три завоевателя. Усадили, старуху щипать кур, а сами блаженствуют у печи.
Губы старой женщины дрожали, глаза полны слез. Рядом с ней, лежит прикрытая рядном, закинув в беспамятстве голову, красавица невестка, раздавленная чужим, тяжелым телом. Склоняясь над матерью, стоят и хлюпают носами два мальчугана, погодки, лет пяти - шести.
Старая, время от времени всхлипывает, некому их защитить, ощипывает очередного куренка, потом посмотрит на голые ноги невестки, на внучат, вспомнит убиенного на войне сына своего Егория, опять всхлипнет.
Увидев вошедшего русского солдата, насильники схватились, было, за винтовки, уверены в своем численном превосходстве перед ним.
Виноградов сразу оценил положение и, только несколько секунд было отпущено трем иностранным солдатам, которые оценить силу и ловкость солдата не успели.
Вместе с молодухой, очнулась таки баба, схоронили трупы в ближайшей балке. Взамен своей винтовки, раскололся приклад о крепкую голову завоевателя - пришлось Виноградову взять оружие поверженного врага, две оставил хозяевам, может пригодится.
Потом он поклонился старой женщине, пожалел душевно молодую, похожа она на их Натаху, да пошел на станцию.
И вот Петроград, огромный, злой к пришлым, город...
В это самое время, в Питере, словно на дрожжах, распухла спекуляция предметами первой необходимости.
Спекулянтов, мародеров, объявляли врагами народа. Виновных в таких преступлениях арестовывали по специальным ордерам Военно-революционного комитета и отправляли в Кронштатские тюрьмы, где они содержались до предания военно-полевому суду.
Хотя для борьбы со спекуляцией и выделялись небольшие отряды, но иногда давали поручения и отдельным красногвардейцам.
Для борьбы с усиливающийся подрывной деятельностью спекулянтов, заговорщиков, шпионов, необходимо было создать специальный аппарат по охране государственной безопасности.
Бойкот, объявленный банковскими служащими, чрезвычайно затруднил работу советских органов. Момент ими был выбран правильно.
Но, можно ли было терпеть это?
После предупреждения новой власти о личной ответственности банкиров и членов правления банков, банки начали обслуживать трудящихся.
Сто шесть миллионов рублей, имеющихся в хранилищах, помогли на первый порах удовлетворить насущные потребности.
5 /18/ декабря 1917 года, ВРК принял решение, передать часть функций, в основном борьбу с контрреволюцией и саботажем, отделу, при исполнительном комитете, и ликвидировать отделы, работающие при ВРК.
7 /20/ декабря 1917 года, Совнарком принял постановление о создании Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем.
Много вокруг разных людей. Одни спешат куда-то, другие, неизвестно чего ожидают.
Лица, лица... молодые и старые, усталые и злые. Родные, русские люди. И всем так знаком стал человек с оружием. Этот ясно, при деле.
Вот девушка, на ремне наган, черная кожаная куртка подчеркивает стройную фигуру.
Виноградов внимательно посмотрел на девушку.
Да, это же Лада! Вот где встретил.
Сердце Виноградова, подкатило к горлу.
Володя стал вглядываться, и, словно узнавал, приснившиеся ему избушке Веденея, лицо девушки. Глаза, зеленовато-желтые, вот они, совсем рядом.
Вспомнил парень шелест листвы, шум ветра в ветках кедра-великана, в тайге. Среди ковра голубики, узкая тропа к домику Веденея Смертного, долгие разговоры о жизни.
Крепкие сны, где была она, - Лада!
Виноградов направился к ней, но натолкнулся на широкого, словно шкаф, моряка, обладателя огромного носа. Моряк легко отодвинул в сторону Володю, по-хозяйски огляделся.
Девушка, убрав с глаз непослушный завиток своих черных волос, что-то ему сказала. Моряк двинул носом, словно стволом пулемета в сторону толпы и крикнул густым басом:
- Большевики и сочувствующие, ходи ко мне!
- Силен мужик, весь в корень пошел! - со вздохом, скрывающим восхищение крепким мужиком, высказалась разбитная баба, вынырнувшая из толпы, - Такого за производителя держать!
- Да, куды ему производителем? Ить он на всю мировую буржазию замахнулся. Я хучь меньше блоха, а кусну больнее! - подкатил к бабе молодец. На голом лице его, словно в воронке от снаряда, прятался нос, изо рта торчали остатки гнилых зубов.
Баба посмотрела на него, поморщилась:
- Ты куснешь, придется потом фелшара искать.
- Ха-ха-ха!
14 января 1918 года, постановлением Совнаркома, были созданы войска ВЧК. В марте, вооруженные отряды ВЧК, были объединены, им было присвоено наименование ЈБоевой отряд ВЧК.
Володю безудержно влекло к девушке в кожанке. Долго мучить себя не стал, подошел.
- С фронта? - спросила Зуева.
- С фронта.
- Грамотный?
- Грамоте обучен.
- Откуда будешь?
- Из Хабаровска, тайга там, слыхала?
- Не приходилось, а где это?
- За Уралом, к самому океану.
- Далеко...
- Не близко...
Лида посмотрела в его глаза, тихо и душевно сказала:
- Ну, держись рядом, таежник.
Эта Питерская девушка, похожа на придуманную им Ладу, рядом. Из-под платка, выглядывают чудные, в мелких завитках, черные волосы.
Не понравился Володе только цвет лица, серый, и глаза красные, не досыпает видно. Высокий лоб пересекли ранние морщинки.
Моряк, стаявший рядом с Виноградовым, громко зевнул, откашлялся, возвращая Володю от своих мыслей, к происходящим событиям.