Дорога петляла мимо стройных рядов когда-то белоснежных, а ныне серо-унылых от грязи стволов молодых берёзок и, казалось, что им не будет конца. Солнце сильно припекало, отчего в машине, как в любой жестяной коробке без кондиционера, сидеть было просто невыносимо. К тому же, редкие встречные машины, поднимая плотные облака пыли, превращали деревья и кусты, растущие по обочинам, в смутные очертания. Это вынуждало вести машину почти вслепую.
И всё же, несмотря на эти мелкие житейские пакости, уехавший ещё затемно в город, а теперь возвращавшийся к своей бригаде Василий Петрович пребывал в наипрекраснейшем состоянии духа. Он с удовольствием предвкушал тот чудный миг, когда подойдёт к своему молодому напарнику - лесорубу Генке, и скажет при всех, нарочито громко, привлекая общее внимание:
- Ну что, салага, давай "пузырь" гони! Заречёшься, как со мной базарить!
И Генка, виновато улыбаясь, молча вытащит из кармана старого пиджака бутылку палёной водки, поскольку ничего другого он в их лавчонке всё равно купить не сможет. И все заржут, вспоминая, как ловко он, тёртый калач Василий, подловил этого здорового, но ещё неопытного новичка.
- Да, есть что вспомнить! - улыбнулся он, припоминая прошедшее воскресенье. Тогда, вволю "нагудевшись" в "кабаке", они скопом возвращались через лес домой. И там случайно наткнулись на небольшую солнечную поляну, где в одиночестве рос могучий, в три обхвата, дуб.
Пьяный Генка примерился к дереву и заорал на весь лес:
- Я уже "профи"! И могу за двадцатку его завалить! Одним топором!
Мужики промолчали, зная, что он скоро успокоится, переключившись на что-то другое. Так было не раз.
- А вот и нет! - выкрикнул тогда Василий. - Куда тебе, молокосос безрукий! Ты и за час его не свалишь! Кишка тонка!
- Давай..., давай..., заливай! - со смехом подначивал Василий, чем довёл напарника до полного исступления.
- Засекай время, зараза...! - с горящими от ненависти глазами тот выхватил из-за пояса туристический топорик и стал остервенело рубить столетний дуб.
Спохватившиеся мужики пытались было его остановить, но и тут Василий на правах старшего, не дал этого сделать, крича:
- Что, обделался, салага! Погодите...погодите... пусть покажет выучку...слюнтяй!
Генка проиграл спор.
Дуб рухнул всего на пять минут позже оговорённого срока. Даже ему, Василию, стало жаль этого упавшего красавца, который простоял бы в лесу ещё не меньше полсотни лет... Но он быстро успокоил себя: " Мало ли в лесу деревьев рубят!"
К тому же, по большому счёту, ему всегда было глубоко наплевать как на этот дуб, так и на другую растущую в лесу живность. Он всегда хорошо делал свою работу, за неё ему платили хорошие деньги, - всё остальное было несущественно...
Пыльная дорога закончилась, колею затянуло травой, стало видно далеко вперёд. Встречные машины давно перестали попадаться, и только потемневшее синее небо сливалось с нежной зеленью листьев. Было тихо и спокойно. Скоро он будет дома.
Полупризрачный Дуб вырос на пустой дороге внезапно. Ещё секундой назад его не было, и дорога была пустынна. Но сейчас дерево стояло перед ним, полностью перегородив путь. Раздался визг тормозов, удар, скрежет, машину перевернуло и отбросило в сторону. Больше Василий ничего не помнил...
Очнулся он от ласкового тёплого ветерка, шевелившего волосы-листья. Ноги не слушались - они корнями вросли в землю. Василий подвигал руками, - рядом закачались ветки. Вокруг стояли белые берёзки, а внизу валялась искорёженная и смятая в "гармошку" машина.
Догадка, которую он не желал признавать и подсознательно гнал от себя, подтверждалась. Его охватил смертельный ужас, голова закружилась, ноги подогнулись. Но не рухнул - только ветки бессильно опустились до самой земли, усыпанной прелыми дубовыми листьями и старыми полусгнившими желудями. - Всё! - думал он, - я прикован к дубу..., я сам стал дубом...
Шло время.... Горькие мысли, истощавшие его ранее богатырское здоровье, понемногу притупились, яркие образы жены и дочки расплылись в сознании в смутные пятна, а ужас положения уже не так сильно леденил мозг.
Понемногу он стал находить в своём положении даже приятные моменты: берёзки ласково шептали ему о своих девичьих секретах, кусты внизу заискивали и просили пропускать к ним больше света, солнце дарило расслабление, радость и покой....
Василий почти забыл, кем он был раньше. Рядом ржавела его машина, но теперь он воспринимал её как нечто чуждое, не имеющее к нему никакого отношения....
И вот однажды вечером к нему подошла группа людей в явном подпитии. Один из них, самый молодой, яростно размахивал топориком. Другой - чем-то похожий на того Василия, каким когда-то давным-давно был он сам, что-то громко выкрикивал и зло смеялся.... Дуб не понимал чужой речи пришельцев, да впрочем, ему и дела не было до этих копошившихся внизу пигмеев.
Неожиданно молодой резко ударил топориком по его ногам. Все тело пронзила острая режущая боль, нарастая волнами с каждым новым ударом. Ноги сочились соком - кровью. Василий внутри дуба вопил, извиваясь от импульсной боли, но люди снизу видели лишь подрагивающий под ударами топора ствол огромного, в три обхвата, дуба... слышали шум трепещущих листьев и треск ломающихся ветвей.
Никто не смог бы выдержать этой пытки, и он не смог. Его тело наклонилось, - дуб с грохотом рухнул на прелую листву.
- А-а-а-а...! - внезапно раздался вопль молодого..., - Ноги...! Он переломал мне ноги...! Быстрее...! Вытащите меня отсюда...! Все бросились к нему.
- Михась, глянь сюда...! - запричитал один из мужиков, вглядываясь сквозь листву, - а под дубом-то... голый человек валяется..., да худющий какой... кожа да кости...
- Обожди, не тараторь...! - присмотревшись, сурово остановил его другой. - Это, кажись бригадир наш бывший, Василий... Его уж два года как ищут.... И откуда он здесь взялся...? - задумался лесоруб, склоняясь над мёртвым телом.