Аннотация: сказка про мальчика, который очень любил плакать
Елена и Константин Виноградовы
Сиропка в стране Нюнии.
Жил-был на свете мальчик. Звали его Кирюшка. Только редко кто так его называл, в основном все Сиропка, да Сиропка. Это старшая сестра Валька так его прозвала. Так и прилипло к нему прозвище противное. Сам-то Кирюшка считал, что он мальчик хороший, только еще маленький совсем. Ну, посудите сами - может же человек, которому всего шесть лет, поваляться утром в постельке подольше, понежиться под теплым солнечным лучиком, зарывшись поглубже в мягкую пуховую подушечку.
Так нет же! Эта вредная Валька подбегает, сдергивает одеяло и командует еще, будто взрослая:
- А ну, Сиропка, вставай! Застилай кровать и марш умываться!
Кирюшка нехотя отодвигает одеяло, такое мягкое, теплое. Потягивается, не торопясь. Делает вид, что вставать собирается. А только Валька за порог, шмыг обратно, накроется одеялом с головой и лежит, сопит тихонечко.
Но тут Ольга, вторая сестра, ябеда несчастная, гнусавым голосом из-под кровати, где она свою одежду ищет, зовет Вальку:
- А Сиропка обратно улегся, и вставать не собирается.
Тут уж Валька влетает в комнату, хватает бедолагу в охапку и в ванную умываться! А вода такая холодная, мокрая!
- Не хочу в ванную! - кричит Кирюшка,- Не хочу умываться! А-а-а!!! - и слезы в три ручья. Прибегает бабушка из кухни, берет Кирюшку на руки, к себе прижимает.
- Ну, что ты, Кирюшенька? Что случилось, маленький?
- А-а-а! - голосит, не унимаясь Кирюшка,- А-а-а!!!
- Бабушка,- сердито выговаривает Валька,- Что ты за него заступаешься? Он опять умываться не хочет, а ты...
Кирюшка притих, с любопытством ожидая, что же будет дальше.
- Валечка, - ласково отвечает бабушка, - Нельзя же так! Он у нас еще маленький!
- А-а-а!!! - с новой силой голосит мальчишка, ободренный бабушкиной поддержкой.
- Я вечером маме-то расскажу! - грозит Валька и уходит собираться в школу.
А бабушка несет малыша умываться на руках, что-то нежно приговаривая.
И так каждый день!
Вот и в этот раз повторилась привычная уже картина. Бабушка умыла внука, принесла его на кухню, усадила и позвала девочек завтракать.
Вальку два раза звать не нужно, а вот Оля - "копуша" - как ее называет папа, никогда вовремя не успевает. Приходится бабушке помогать ей одеваться, собирать портфель. Наконец все собрались за столом.
- Бабушка, - спросила Валька, - а хлеб-то где?
- Ой,- всплеснула руками старушка, - про хлеб я и забыла. Она поискала в столе, в шкафчиках и нашла всего один кусочек. Валька с Ольгой разделили его пополам. А Кирюшка молча опустил голову, и привычные слезы покатились по розовым щечкам. Капля за каплей они стекали на стол, образовывая маленькую лужицу.
- Кирюшенька, - испугалась бабушка, заметив, что внучок плачет, - ты чего?
- Они весь хлеб забрали, а мне ничего не оставили,- горько всхлипывая, прошептал малыш.
- Ну и что?!- бабушка погладила его по голове, - им ведь в школу, а мы с тобой дома. Я пока кашку сварю, манную, твою любимую, а ты за хлебушком сбегай. Я ее на тарелочку положу, чтобы остывала.
- Ага, - недовольно протянул Кирюшка, - пока я за хлебом хожу, она остынет, будет невку-у-усна-а-ая.
- Тогда не буду накладывать,- вздохнула бабушка.
- А-а-а! Она будет горячая!
- Ох, Сиропка, - не выдержала Валька, - тебе никак не угодишь!
Бабушка проводила Кирюшку до двери. Обула ему сандалики. В одну руку сунула авоську, в другую - деньги. Еще раз повторила, какого хлеба нужно купить. Напомнила, чтобы был осторожнее, никуда не заглядывал, а шел прямо в магазин. Чтобы деньги не потерял. Чмокнула его в мокрую щечку и мягко вытолкнула за дверь.
Кирюшка постоял у дверей, поколупал краску на стене. Несколько раз шмыгнул носом, видимо дожидаясь, что бабушка передумает и вернет его домой. А за хлебом отправит кого-нибудь из сестер. Потом вздохнул и начал неторопливо спускаться вниз по лестнице.
Выйдя из темного подъезда, он вначале прищурился от яркого солнечного света, постоял на крыльце, спустился и медленно побрел, еле передвигая ноги.
Магазин был недалеко, всего лишь за угол завернуть. Да и за хлебом он ходил уже не раз. Но ему было обидно, что его, такого маленького, отправили одного.
- Эй, Сиропка! - окликнул его Димка, соседский мальчишка, забияка и хулиган, как считал Кирюшка, - куда ты так торопишься? Смотри, ноги не переломай по дороге!
Вся ребятня, что была во дворе, дружно рассмеялась. "Ну вот, - вздохнул Кирюшка, - опять все надо мной смеются. Вот бы мне уехать куда-нибудь в другую страну, где все было бы так, как я захочу. Никто бы ко мне не приставал, не смеялся, не обзывался. По утрам с кровати бы не стаскивал, и в магазин бы не посылали".
Горькие слезы выступили на глазах у малыша, и он поскорей завернул за угол, чтобы никто не увидел, как он плачет, а то опять начнут смеяться. А за углом...
Вместо шумной улицы с магазинами, машинами и трамваями, раскинулся огромный запущенный сад, поросший бурьяном, крапивой и колючками. Раньше этого сада здесь не было! Повернул Кирюшка назад, а там ворота железные заперты на большой ржавый замок.
Кирюшка подскочил к воротам, стал стучать и кричать:
- Выпустите меня! Я к маме хочу! Мама-а-а! Бабушка-а-а! - ревел малыш.
- И что ты, милок, в запер-р-ртые вор-р-рота бар-р-рабанишь? - раздался наверху скрипучий голос.
Поднял Сиропка голову, а на воротах ворона сидит, черная, лохматая, круглые глаза выпучила.
- Ты, что, дрессированная? - спросил Сиропка, всхлипывая.
- Сам ты др-р-рессир-р-рованный! - ответила ворона, - Я самая вр-р-редная вор-р-рона из стр-р-раны Вр-р-реднятины!
- Значит, я попал в страну Вреднятину? - спросил Кирюшка и его голос предательски задрожал.
- Обр-р-радовался! Р-р-размечтался! Так тебя туда и пустили! - ответила ворона, - Вр-р-реднятина там! - она показала крылом вправо, за забор, - А здесь стр-р-рана Нюния.
- Таких стран не бывает, - капризно топнул Кирюшка.
- Не вер-р-ришь? И не надо!
- Выпусти меня отсюда! - завопил Сиропка, и пнул ворота ногой.
- Я бы р-р-рада, - запела вдруг ворона, - Я бы р-р-рада! Да не могу-у, ключи от вор-р-рот у Нытика Семнадцатого, кор-р-роля Нюнии.
- А ты попроси у него.
- Я тебе не пр-р-рислуга! - обиделась ворона и отвернулась, - Сам пр-р-роси!
- Где я его найду? - захныкал Сиропка.
- Ступай по этой тр-р-ропинке, она тебя ко двор-р-рцу пр-р-риведет! - ворона каркнула на прощание, взмахнула крыльями и скрылась за воротами.
- Эй, ворона, - окликнул ее Сиропка, - погоди!
Но она уже улетела. Сиропка вновь расплакался. Все его покинули, оставили одного в незнакомой стране. Кто теперь будет о нем заботиться? Кто будет его одевать, кормить? Тут он вспомнил, что ко всему прочему он еще и не завтракал, и слезы с новой силой хлынули из глаз.
- Бабушка-а-а, - ревел он, - я кушать хочу, а-а-а!
Но никто на его плач не откликнулся, никто не отозвался, никто не пришел пожалеть маленького мальчика, попавшего в беду. Никто не накормил бедного голодного ребенка.
Сиропке стало так себя жалко, что он упал на землю, поплакал, как следует, потом свернулся клубочком и уснул, надеясь, что проснется он и все будет, как раньше.
Проснулся он от громких безутешных рыданий над самым ухом. Открыв глаза, он увидел самого настоящего крокодила. Большого и зеленого. Крокодил лежал рядом, смотрел на него и уливался слезами.
- Ой, - сказал Сиропка, - Крокодил, а почему вы плачете?
- Очень уж тебя жалко, - пробормотал он тоненьким голосом.
- Меня?
- Ну да! Ведь я тебя сейчас съем. - Грустно сказал крокодил и всхлипнул.
- Ой! - мальчик поднялся на ноги и попятился.
- Ты только не вздумай плакать, - насторожился крокодил, - а то у меня живот уже болит от этих плакс. Кислые они все и противные! А ты новенький, сладенький. Давай, полезай сюда, - крокодил зажмурил глазки и распахнул огромную пасть, полную белых острых зубов.
Сиропка повернулся и помчался со всех ног подальше от этого чудовища. Он продирался сквозь заросли крапивы, колючек, ветки хлестали его по лицу, но, не смотря на ушибы и царапины, Сиропке сейчас почему-то совсем не хотелось плакать.
Выскочив из зарослей на просторную поляну, он очутился прямо перед дворцом. Правда, дворцом его назвать было трудно - покосившаяся, поросшая мхом избенка, окруженная лопухами, полынью и бурьяном. От нее исходил сильный запах сырости и плесени. На прогнившем крыльце стоял стражник, прислонившись спиной к стене, и горько плакал.
Сиропка почувствовал, что у него тоже привычно защекотало в носу, глаза стали наливаться влагой, но он тут же мотнул головой, прогоняя непрошенные слезы. "Сейчас некогда плакать, - подумал он, - вот вернусь домой, тогда уж наплачусь"
Мальчик смело подошел ко дворцу, стражник не обратил на него никакого внимания. Тогда Сиропка вошел внутрь. Во дворце царило уныние и запустение. Повсюду грязь, сырость, паутина. Изнутри дворец оказался еще ужаснее, чем снаружи.
"Скорей бы найти этого Нытика и взять у него ключи" - подумал Кирюшка.
- Эй, - крикнул он, - есть тут кто-нибудь?
- Ш-ш-ш! - из сырой темной щели выполз худой длинный придворный, отчаянно прижимая палец к губам и изо всех сил сдерживающий рыдания. - Здесь, - начал он свистящим шепотом, - во дворце Нытика Восемнадцатого, нельзя шуметь, нельзя кричать, нельзя громко разговаривать. Но еще сильнее нельзя улыбаться, нельзя хохотать! Нельзя...
- А что тогда можно? - перебил его Кирюшка.
- Можно плакать, - прошептал придворный и безутешно зарыдал, спрятав свое морщинистое личико в носовом платке.
- Но я не хочу плакать, - возразил Кирюшка,- Я хочу домой, к маме.
- О, бедное несчастное дитя, - еще сильнее запричитал придворный, отчего его узкие плечи затряслись мелкой дрожью, - Он хочет домой, к маме, о-о-о! Какое горе!
Сиропке было противно глядеть, как большой взрослый дядька ревет будто девчонка. Нос у придворного покраснел, губы расплылись, а бесцветные водянистые глаза извергали фонтаны слез.
- Дяденька! - нетерпеливо дернул его за рукав Сиропка.
- Я не дяденька! Я Главный Нюня, Церемониймейстер короля Нюнии, Нытика Восемнадцатого!
- Как Восемнадцатого?! - испугался Сиропка, - А мне нужен Нытик Семнадцатый! Вы не знаете, где его найти?
Тут дяденька расплакался еще сильнее. Носовой платок так и порхал по его маленькому, сморщенному личику, словно большая клетчатая бабочка.
- Дяденька Цере... мони...мистер, вы не сказали, где мне найти Нытика Семнадцатого.
- Нытика Семнадцатого больше нет, мой мальчик, - пробормотал Нюня и высморкался, - сегодня утром нашего наиплаксивейшего короля Нытика Семнадцатого нечаянно проглотил придворный крокодил.
После этих слов со всех сторон раздались громкие всхлипывания. Мальчик огляделся и увидел, что во всех углах стоят придворные и хлюпают носами.
- Да хватит вам плакать, - крикнул им Сиропка, - Меня ваш крокодил сегодня тоже чуть не слопал.
- О-о-о, бедняжка.
- Такой маленький мальчик.
- Такой хорошенький.
- Такой славненький.
- А его крокодил чуть не съел.
- О-о-о!
Горе придворных было безутешным. Казалось, что ничто на всем белом свете не в силах их успокоить.
- Я уже не маленький! - Сиропка гордо поднял голову, - Мне уже шесть лет! Я скоро в школу пойду!
- Нет, мой плаксивенький, - сказал Нюня и шмыгнул носом, - Ни в какую школу ты не пойдешь. Таким мальчикам, как ты, там делать нечего. Ты останешься у нас во дворце. Будешь пажом у нашего наинуднейшего короля Нытика Восемнадцатого.
- Он станет пажом.
- Какая прелесть, аж плакать хочется.
- Какой хорошенький маленький плаксик. - раздались голоса из углов.
- Кто знает, - мечтательно, сквозь слезы, сказал Нюня, - Может, ты когда-нибудь станешь Стражником Рыдальником, потом Церемониймейстером Нюней, а там, глядишь, и королем Нюнии. Ну, идем со мной, я тебя представлю нашему королю, - он обнял мальчика за плечи и повел его в глубь дворца. Остальные придворные, еле слышно шурша нарядами и шаркая подошвами, побрели следом, словно тени.
Они вошли в сумрачную комнату с единственным маленьким оконцем под самым потолком, где возле дальней стены на хромой табуретке сидел тощий скрюченный человек с опухшим от слез лицом.
- Ох, бедный я, несчастный, - причитал он, - и дворец-то у меня самый угрюмый, ох! И придворные мои самые плаксивые и бестолковые, о-ох! И трон-то подо мной разваливается, вот-вот на пол упаду, о-оох! А упаду, так и насмерть могу разбиться, о-хо-хох! - и он горько заплакал. - А вот и Сиропку привели. Бедный, бедный мальчик, - вновь запричитал Нытик,- никто его дома не понимал, не жалел. Ольга, ябеда, изводила! Валька, извергиня, вообще все время над малышом изгалялась! Мать с отцом все на работе, да на работе, совсем ребенка забросили. Ладно, хоть бабушка есть, упросила родителей в детский сад ребенка не отдавать, а то совсем бы пропал ребятеночек...
Нюня тоже захлюпал носом, жалостно глядя на Сиропку.
- А уж теперь-то и вовсе горе. Все тебя, Сиропка, потеряли. - Продолжал канючить Нытик,- с ног сбились, ищут по всему городу с милицией, с собаками. А мама-то твоя, о-о-ох! - всплеснул руками король, - Вот бедняжечка плачет, поди, убивается. Ох, бедная, бедная мама!
И нюня, и остальные придворные заревели, заголосили, вытирая слезы серыми и влажными платками. При воспоминании о маме лицо у Сиропки привычно сморщилось в плаксивую гримасу.
- Ты поплачь, Сиропушка, поплачь, - участливо прошептал Нюня, - тебе сразу хорошо, грустно станет. Себя пожалей, как следует, мамочку свою, вот все вместе и поплачем.
- Не буду я плакать! - сжал кулаки Кирюшка, - Я не такой плакса, как вы!
- Если бы ты не был плаксой, ты бы никогда к нам не попал, - Нюня заботливо погладил мальчика по плечу.
Кирюшка смахнул его руку:
- Я..., растерялся он,- я...Я никогда больше не буду плакать! Пусть лучше меня съест ваш крокодил, чем я превращусь в такого Нюню или Нытика!
- Но, Сиропка...,- всхлипнув, возразил Нюня.
- Ты, Нюня противный, не смей меня называть Сиропкой, меня зовут Кирилл!
- Нет уж, Сиропка, - сказал Нытик, слезая со своего "трона", - назад дороги нету! Коли уж ты к нам попал, теперь навсегда останешься здесь! Все тебя будут звать Сиропкой, и ты будешь плакать вместе с нами, как миленький.
- А если сам не захочешь, - нежно добавил Нюня, - то мы тебя заставим.
- Как же вы меня заставите плакать, если я сам не захочу? - рассмеялся Кирюшка.
- Не смей смеяться в моем дворце! - рассвирепел Нытик.
- Ну вот, - заплакал опять Нюня, - ты рассердил нашего короля. Ой, что теперь будет?!
- Ничего страшного не будет,- сказал Нытик, усаживаясь обратно на разваливающийся "трон". - Если он не хочет плакать по-хорошему, мы отдадим его нашему наислейзливейшему, наигрустнейшему крокодилу!
- О-о-о, бедный мальчик! - всхлипнул кто-то из придворных, остальные его подхватили,- Несчастное дитя будет съедено! О-о-о, какая жестокая судьба.
- Да-а-а, - поддержал его король, - Мне тоже его очень жалко. Ты, Сиропка, даже не представляешь, как долго мы будем плакать, вспоминая тебя! Сколько слез мы выплачем, целое озеро, нет, целый океан слез! Нюня, прикажи, чтобы привезли новую тележку носовых платков, а то у меня все уже мокрые насквозь.
Со всех сторон зашептали:
- Ох, как его жалко!
- Бедняжка!
- Давайте поплачем!
Нюня громко высморкался и дрожащим голосом сказал:
- Я прикажу, чтобы на всех моих носовых платках вышили твое имя, Сиропка.
- Кошмар-р-р! Кошмар-р-р! - раздалось сверху, из окна,- Сир-р-ропку скор-р-рмить кр-р-рокодилу?! Какой кошмар-р-р! Дер-р-ржись, Сир-р-ропка, я тебя выр-р-ручу! - ворона, сидевшая на окне и все слышавшая, взмахнула крыльями и улетела.
- Какая противная ворона,- захныкал Нытик, - аж плакать хочется.
- А вы поплачьте, Ваше Наинуднейшее Величество! - угодливо сказал Нюня, и первый захныкал, подавая пример.
- Надо позвать придворного крокодила, - сквозь слезы сказал Нытик.
- Стражник Рыдальник уже ищет его, - подобострастно сказал Нюня и ласково погладил мальчика по голове.
Откуда-то издалека донесся непонятный шепот, который становился все ближе. Сиропка слегка испугался. Он подумал, что уже ведут крокодила, и стал оглядываться в поисках какого-нибудь укромного места, где он мог бы спрятаться.
- Обед Его Величества, - донеслось издалека, - Обед Его Величества!
- Ну, наконец-то вспомнили, что их бедный король голоден, - всхлипнул Нытик, - Ты, Сиропка, даже не представляешь, как я проголодался.
- Да, вы, Ваше Величество, самый несчастный из всех королей на земле, - поддакнул Нюня.
Внесли несколько больших блюд, наполненных фруктами и ягодами, а по краям лежали тонко нарезанные ломтики сырого лука. Луковый аромат быстро распространился по комнате, разъедая глаза и вызывая непрошенные слезы. Кирюшка почувствовал жжение в носу и слезы сами, помимо его воли, побежали по щекам.
Нытик Восемнадцатый жадно понюхал лук и, когда слезы обильно оросили его жалкую физиономию, довольно крякнул и сказал:
- Ну вот, всплакнули хорошенько, теперь можно и к обеду приступить.
Придворные самозабвенно плакали, соблюдая этикет, и на Кирюшку никто не обращал внимания. Казалось, все о нем позабыли. И Кирюшка тут же этим воспользовался. Он бочком, бочком добрался до выхода из комнаты, юркнул в коридор и бросился бежать. Но далеко уйти не успел.
- Сбежал, сбежал! - раздались позади тоненькие, гнусавые голоски придворных. Весь дворец тут же наполнился шепотом, жужжаньем и гудением.
Кирюшка даже не представлял, что у короля Нюнии столько слуг. Со всех сторон к нему из темноты тянулись руки и пытались схватить его. Но он ловко уворачивался, с каждым шагом приближаясь к выходу из дворца. Вот и двери. Кирюшка распахнул их и выскочил на крыльцо, но тут его уже поджидал Стражник Рыдальник. Мальчик совсем позабыл про него и угодил ему прямо в руки.
Стражник цепко держал беглеца до тех пор, пока все обитатели дворца не выползли наружу.
- Поймали, поймали, - пролетела весть по дворцу.
Последним, горестно вздыхая и охая, вышел король Нытик, поддерживаемый своим верным Церемониймейстером Нюней.
- Несносный Мальчишка! - возмущенно сказал Нытик, обращаясь к Сиропке, - Никакого уважения к королю. Вот из-за тебя Наше Величество не успело пообедать и осталось голодным.
- Неблагодарный, - вторил ему Нюня, - Его хотят скормить самому слезливому, самому королевскому крокодилу, а он убегать вздумал.
- Бедняжка,- всхлипнул толстый рыхлый Стражник Рыдальник,- так жить хочется, ведь маленький еще, а убежать не удалось, и-и-и! - тоненько заплакал он.
В это время зашевелились заросли бурьяна, и из них выбрался тот самый крокодил, который уже собирался сегодня съесть мальчика. Крокодил облизнулся и, не спеша, с достоинством, направился прямо к своей жертве. Придворные, всхлипывая, расступались, пропуская его. Огромные слезы катились по зеленым щекам крокодила.
- Ну, что, Сиропка, - проскрипел крокодил, - Я же тебе сразу сказал - полезай ко мне в пасть!
Стражник отпустил Сиропку и отступил назад, боясь, как бы его самого не проглотили ненароком. А крокодил все ближе и ближе. Кирюшка не в силах был отвести взгляд от острых белых зубов. Он хотел отступить, но придворные, сгрудившиеся позади, вытолкнули его вперед. Он оглянулся и, увидев противные, жалостно-любопытные рожи, отчаянно сжал кулаки, смело взглянул крокодилу в глаза и закричал изо всех сил:
- Ну, иди сюда, несчастный крокодилишка, мы еще посмотрим, кто кого проглотит!
Крокодил остановился и закрыл пасть. Он перестал плакать и удивленно посмотрел на мальчика. Король, Нюня и все остальные перестали хныкать и притихли.
- Что это значит? - спросил крокодил у Нытика, - Ваше Величество, он сам грозится меня съесть. Вы же слышали!
- Да! Да! - продолжал кричать Кирюшка, - Я на прошлой неделе трех крокодилов проглотил и даже живот не заболел!
- Но ведь так не бывает...- растерялся крокодил. Было заметно, что он явно струсил.
- А я сейчас покажу, что бывает, а что не бывает! А потом и вас всех проглочу, - повернулся маленький храбрец к придворным.
- Ох! - только и сказали они все разом и задрожали.
Король Нытик Восемнадцатый не выдержал первым и с криком: "Измена!" бросился наутек. Придворные с оглушительным визгом помчались за ним следом. Они догнали своего короля и, даже не заметив, уронили, пробежав по нему всей безумной толпой. Только Нытик пытался подняться на ноги, как подбегал следующий придворный, толкал, не глядя, кто перед ним, и король опять утыкался лицом в землю. Только когда все промчались мимо, он поднялся кое-как и захромал за ними, громко взывая о помощи.
Последним бежал крокодил, спасаясь от страшного и беспощадного пожирателя крокодилов. Он и не заметил, как на бегу проглотил хромого, путающегося под ногами Нытика Восемнадцатого, его Церемониймейстера Нюню и еще парочку нерасторопных придворных.
Только во дворце, заперев двери на засов, придворные спохватились, что с ними нет ни короля, ни главного Нюни. Выглянув в окно, они обнаружили, что поляна перед дворцом пуста!
- О, беспощадный Сиропка, он съел нашего короля,- зарыдал Стражник Рыдальник, - и нашего Церемониймейстера Нюню, и-и-и,- тоненько запищал он. - Ничего не поделаешь, - обратился он к другим придворным, вытирая слезы, - Я взваливаю на себя тяжкое бремя и назначаюсь королем Нюнии, наислезливейшим Нытиком Девятнадцатым.
Придворные, опечаленные столь ужасной кончиной предыдущего короля, дружно заревели на все голоса! А новый король назначил вместо себя нового Стражника Рыдальника и приказал отыскать придворного крокодила, чтобы тот отомстил Сиропке. Новый Стражник осторожно выглянул за дверь и тут же юркнул обратно.
- Ваше Величество,- слезливо пробасил он, - Крокодила нигде не видно, а идти его искать я боюсь. Вдруг Сиропка еще никуда не ушел, а спрятался и ждет, когда кто-нибудь выйдет из дворца.
Новый король, Нытик Девятнадцатый, вытер набежавшую слезу и отправился в свои королевские покои, оплакивать погибшего предшественника.
Крокодил же, воспользовавшись зеленым цветом своей кожи, притаился за дворцом в зарослях лопуха и настороженно прислушивался, не идет ли пожиратель крокодилов.
А Кирюшка в это время со всех ног мчался следом за вороной.
- Скор-р-рей! - кричала она, - Скор-р-рей, там дыр-р-рка в забор-р-ре!
Кое-как продравшись сквозь колючие заросли, почесывая обожженные крапивой руки и ноги, мальчик вышел к самому забору, в котором и вправду одна доска была оторвана и висела на одном гвозде. Кирюшка оглянулся, как бы прощаясь со страной Нюнией, со всеми Нытиками и их придворными, со своей прошлой слезливой жизнью и с обидным прозвищем. Он твердо решил, что никогда, никогда больше не будет плакать, чтобы снова не попасть сюда!
Выбравшись из сада, мальчик вновь очутился на улице своего родного города, рядом с булочной. В одной руке у него была бабушкина авоська, в другой - крепко зажатые деньги на хлеб. Улица жила своей прежней шумной суетой: сновали машины, автобусы, по тротуару спешили пешеходы.
Кирюшка оглянулся, позади не было ни забора, ни страны Нюнии, ни вороны. "Неужели мне все привиделось?" - подумал он. Но порванная о колючки одежда и обожженные крапивой руки и ноги напоминали о только что пережитом приключении.
Он вприпрыжку помчался в магазин, быстренько купил все, о чем его просила бабушка, и поспешил домой.
Во дворе его окликнул Димка:
- Эй, Сиропка, ты от кого удираешь? Кто тебя так испугал? Опять сейчас плакать будешь?
Кирюшка подошел к нему.
- На, подержи,- протянул он авоську с хлебом Катьке, соседской девчонке. Потом схватил обеими руками обидчика за грудки, тряхнул его как следует, не смотря на то, что Димка был на целый год старше его и сильнее, и пригрозил:
- Если ты еще хоть раз назовешь меня Сиропкой, я тебе нос расквашу! - потом повернулся к остальным и добавил, - Меня зовут Кирилл! Запомните все! - он забрал авоську и, распрямив плечи, гордо пошел домой.