Аннотация: Последняя часть очерков о блокадном Ленинграде к юбилею снятия блокады. "Невское время", 23,01,2014. Текст опять сильно порезан, так что здесь помещаю полный.
Лишь конце 1980-х - 1990-е годы были рассекречены документы о церковной жизни блокадного Ленинграда, о всплеске веры среди горожан и о том, как много сделала РПЦ для обороны города.
Служение
В течение всей блокады в городе действовало десять православных храмов, из самых крупных - Александро-Невская Лавра, Князь-Владимирский, Спасо-Преображенский, тогда кафедральный Николо-Богоявленский соборы. Шли службы и в кладбищенских храмах. Штатных православных священников в Ленинграде было 25 человек, кроме того, было около 30 приписных, заштатных и катакомбных (тайных) священников. Многие молодые священники и дьяконы были призваны в армию.
Тем не менее церковная жизнь все 900 дней блокады не прекращалась ни на минуту. Причём была гораздо интенсивней, чем до войны. Это было характерно для всей страны - в лихолетье народ естественным образом обратился к религии предков. Но в Ленинграде этот процесс шёл особенно бурно. Кажется, горожане чувствовали мистический смысл бедствия, разразившегося над их любимым городом, которое известный петербургский богослов и церковный историк протоиерей Георгий Митрофанов считает Божиим наказанием "колыбели революции", породившей богоборческий режим.
Прав он или нет, но взрывное возрождение веры в городе было очевидным. Свидетели вспоминают, что, передвигаясь по городу, люди часто накладывали на себя крестное знамение. У многих замерзших в сугробах людей пальцы правой руки были сложены в троеперстие! Один из прихожан Князь-Владимирского собора вспоминал о декабре 1941 года: "Посещаемость собора в блокаду нисколько не упала, а возросла. Служба у нас шла без сокращений и поспешности, много было причастников и исповедников, целые горы записок о здравии и за упокой, нескончаемые общие молебны и панихиды". На нескольких богослужениях в кафедральном соборе присутствовало командование Ленинградского фронта во главе с генералом армии Леонидом Говоровым.
Вечером 22 июня 1941 года ленинградский митрополит Алексий (Симанский) - будущий Патриарх Алексий I - провёл службу в Никольском соборе. В проповеди он говорил, что переживает глубокую скорбь за любимый город. 26 июля митрополит обратился к верующим епархии с посланием, в котором, в частности, писал: "Война - священное дело для тех, кто предпринимает её по необходимости, в защиту правды. Потому-то Церковь и благословляет эти подвиги и всё, что творит каждый русский человек для защиты своего Отечества".
Владыка
Петербургское духовенство в полной мере разделило бедствия со своей паствой. И прежде всего это касается правящего архиерея. В самое трудное время, когда казалось, что наше поражение близко, митрополит Алексий утешал своих прихожан надеждой на скорую победу, уверяя, что небесная защита Божией Матери и заступничество покровителя города святого князя Александра Невского сохранят северную столицу.
Как и все заметные здания в городе, золотые купола храмов красились самими прихожанами в защитный цвет - для маскировки. И не зря - храмы тоже служили мишенью для вражеской авиации. Особенно часто обстреливался именно кафедральный собор, словно враг понимал - здесь центр духовного сопротивления горожан. Однажды в храм попали три снаряда, причем осколки врезались в стену кабинета митрополита. Владыка вошел в алтарь, показал причту осколок и, улыбаясь, сказал: "Видите, и близ меня пролетела смерть. Только, пожалуйста, не надо этот факт распространять". Этот осколок сейчас находится в Троице-Сергиевой лавре.
Одна певчая вспоминала, что во время внезапного налета германской авиации она побежала к Никольскому собору, чтобы укрыться. "И вдруг из ворот вышли люди. Они двинулись вокруг храма, держась в темноте друг за друга. Впереди шёл митрополит Алексий, подняв к небу икону "Знамение". Каждый вечер после литургии он обходил с нею собор. Даже налет не остановил его".
Личная жизнь владыки во время блокады мало чем отличалась от жизни простого клира и прихожан. Он провёл в городе всю блокаду, лишь 11 июля 1943 года ненадолго поехал в Ульяновск, где в то время проживал Патриарший местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский). Многим ульяновским верующим тогда запомнилось, как владыка Алексий с удивлением говорил: "Боже, как вы все здесь много едите"... В Ленинграде митрополит жил в небольшой квартире на хорах третьего этажа собора, который, как и все храмы во время войны, практически не отапливался. Владыка не имел личного транспорта, но старался служить во всех действовавших в городе храмах. Как и все, голодал... Как вспоминал протоиерей Николай Ломакин:
- Очень многим владыка из личных средств оказывал материальную помощь, немалым лишая себя, по-христиански делился пищей... Нередко сам отпевал усопших от истощения мирян, невзирая при этом на лица, и обставлял эти погребения особенно торжественно.
Уже в первые дни войны в чин Божественной Литургии были введены специальные молитвы о даровании победы нашему воинству и об избавлении томящихся во вражеской неволе. Сложился тогда и особый молебен "в нашествие супостатов, певаемый в Отечественную войну".
Помощь фронту
Согласно предложению митрополита Алексия все десять православных приходов Ленинграда начали сбор пожертвований в Фонд обороны страны и советского Красного Креста, а так же подписывались на военные займы (жертвовать непосредственно от имени Церкви власти запрещали). К 1944 году сумма этих пожертвований достигла 390 тысяч рублей. Приходской совет Князь-Владимирского собора предложил на свои средства открыть лазарет для раненых и больных воинов и передал на его обустройство 710 тысяч рублей. Более четверти денежных средств на танковую колонну имени Димитрия Донского собрали голодающие православные христиане Ленинградской епархии.
Наравне со всеми жителями священники участвовали и в защите города, например, многие входили в группы местной противовоздушной обороны. Во многих церквах были оборудованы бомбоубежища, где укрывались жители соседних домов, там же они получали кипяток и материалы для ремонта разрушенных квартир.
Хотя репрессии духовенства продолжались и в период блокады (во второй половине 1941-1942 годах были арестованы как минимум пять священнослужителей), политика в отношении РПЦ стала меняться у ленинградских властей даже раньше, чем у центральных. Например, 29 декабря 1941 года городские власти выделили православным приходам (не бесплатно, конечно, а по государственным расценкам) 85 кг муки для выпечки просфор и 75 литров кагора для совершения Божественной Литургии. Их этой муки пекли просфорки величиной с пятикопеечную монету. До того в некоторых храмах, в нарушение канонов, использовали ржаную муку, а вместо вина - свекольный сок...
Весной 1942 года власти разрешили ночной пасхальный крестный ход. В первый день Пасхи верующие вместо куличей приносили освящать маленькие кусочки хлеба. В праздничном послании митрополита Алексия подчеркивалось, что в этот день, 5 апреля 1942 года, исполняется 700 лет со дня разгрома немецких рыцарей в Ледовом побоище святым князем Александром Невским. И именно к Пасхе гитлеровцы приурочили особенно яростный налет на Ленинград. Богослужение пришлось перенести на 6 часов утра, что позволило избежать больших жертв.
Протоиерей Николай Ломакин вспоминал: "Я был свидетелем, прослужив в Николо-Богоявленском храме до конца войны с июля 1942 года, неоднократных артиллерийских обстрелов этого храма. Просто удивляться приходилось, какой же военный объект искали горе-вояки в нашем святом храме. Как только великий праздник или просто воскресенье - сейчас же артиллерийский обстрел. Да и какой обстрел".
Смертию смерть поправ
Из 55 ленинградских священнослужителей от голода умер каждый третий - 18 человек, кроме того, погибли сотни церковнослужителей, певчих и членов приходских советов. Только в Князь-Владимирском соборе в конце 1941 - начале 1942 года умерло девять служащих и членов клира. В Никольском соборе прямо за богослужением умер регент, скончался звонарь, келейник митрополита Алексия монах Евлогий. Из 34 певчих к февралю 1942 года в хоре Никольского кафедрального собора осталось три человека. В конце 1941 года умер настоятель Серафимовской кладбищенской церкви протоиерей Гавриил Васильев. В Спасо-Преображенском соборе умерли трое из пяти штатных священнослужителя. 19 декабря 1941 года скончался его настоятель протопресвитер Алексий Абакумов. В начале 1942 года скончались протоиереи Пётр Георгиевский и Иоанн Громов. Зиму 1941-1942 годов из 100 соборных певчих пережили лишь 20. Этот скорбный список можно продолжить...
Священники не щадили себя, даже тогда, когда исполнение их обычных обязанностей превратилось в смертельный труд. Например, старейший протоиерей Иоанн Горемыкин на восьмом десятке лет каждый день пешком добирался с Петроградской стороны в Коломяги. Балерина Кировского театра И. Дубровицкая писала о своем отце, протоиерее Никольского собора Владимире Дубровицком: "Всю войну не было дня, чтобы отец не пошёл в храм. Бывало, качается от голода, я плачу, умоляю его остаться дома, боюсь, упадет, замёрзнет где-нибудь в сугробе, а он в ответ: "Не имею я права слабеть, доченька. Надо идти, дух в людях поднимать, утешать в горе, укрепить, ободрить". Оба оставшихся в живых члена клира Спасо-Преображенском собора - протоиерей Павел Фруктовский и протодиакон Лев Егоровский - жили очень далеко от храма. Но даже в самую тяжелую пору они ежедневно служили в соборе. В ходатайстве прихожан осенью 1943 года о награждении отца Павла Фруктовского медалью "За оборону Ленинграда" говорилось: "В зиму 1941-42 года, когда отсутствовало трамвайное сообщение, а живет отец Павел от собора в 15 км, он, опухший от недоедания, в возрасте 65 лет, ежедневно посещал собор".
Вот отрывок из показаний свидетеля обвинения от СССР на Нюрнбергском процессе протоиерея Николая Ломакина: "В 1941 году и в начале 1942 года я был настоятелем кладбищенской Никольской церкви... Спустя несколько дней после вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз я был свидетелем огромного увеличения числа отпеваний умерших. Это были дети, женщины и престарелые люди, погибшие в результате налетов немецкой авиации на город, - мирные жители нашего города. Если до войны количество умерших колебалось от 30 до 50 человек в день, то во время войны цифра эта быстро увеличилась до нескольких сот в день... Вокруг храма образовалась громадная очередь ящиков и гробов, наполненных кусками человеческого мяса, изуродованными трупами мирных жителей Ленинграда, погибших в результате варварских налетов немецкой авиации... 7 февраля, в день Родительской субботы, перед началом Великого поста, я впервые после болезни пришёл в храм, и открывшаяся моим глазам картина ошеломила меня - храм был окружён грудами тел, частично даже заслонившими вход в храм... Я был свидетелем, как люди, обессиленные голодом, желая доставить умерших к кладбищу для погребения, не могли этого сделать и сами обессиленные падали у праха почивших и тут же умирали".
В тылу врага
В 1943 году митрополит Алексий обратился к партизанам и жителям оккупированных районов с призывом: "Продолжайте же, братия, подвизаться за веру, за свободу, за честь Родины; всеми мерами, и мужчины, и женщины, помогайте партизанам бороться против врагов, сами вступайте в ряды партизан, проявляйте себя как подлинно Божий, преданный своей Родине и своей вере народ..." Обращение в листовках было переправлено за линию фронта и распространено среди партизан и населения. О силе воздействия этого призыва свидетельствует письмо партизана, православного христианина, митрополиту: "Этот листок среди населения - как Божье письмо, и за него немецкие коменданты в своих приказах грозили смертной казнью, у кого он будет обнаружен".
В некоторых публикациях начала 90-х бытовало мнение, что фашисты всячески поддерживали Православную Церковь на оккупированной территории, а Церковь приветствовала их, как освободителей. Это ложь. Большинство священников понимало сатанинскую природу нацизма, и лишь небольшое их число поминало на службах Гитлера. Большая часть священников под оккупацией оставались в молитвенном общении с РПЦ, поминая Патриаршьего местоблюстителя Сергия и митрополита Алексия, молилось за воинство своей страны. Несколько священников в Ленинградской области были расстреляны за связь с партизанами.
Вот выдержка из доклада митрополиту Алексию священника Гатчинского благочиния отца Михаила Смирнова в апреле 1944 года: "Немцы не только холодно равнодушны в отношении к Православию, но даже враждебно настроены. В храм входили, не сняв головных уборов, несмотря на указания на недопустимость этого. Курящие входили с дымящей сигарой или папиросой. За каждым немцем нужно было следить, чтобы он в церкви что-либо не украл. В Гатчинском соборе с царских врат были сняты однажды все иконы и с жертвенника - проскомидийные копии... "
Особым рвением в молитве об изгнании оккупантов отличался недавно канонизированный Серафим Вырицкий. О молитве преподобного рассказывали родные святого: "В 1941 году дедушке шёл уже 76-й год. К тому времени... он практически не мог передвигаться без посторонней помощи. В саду, за домом, метрах в 50, выступал из земли гранитный валун, рядом с которым росла небольшая яблонька. Вот на этом-то камне и возносил ко Господу свои прошения отец Серафим. К месту моления его вели под руки, а иногда просто несли. На яблоньке укреплялась икона, и дедушка вставал своими больными коленями на камень и простирал руки к небу... Зимой 1942 года монахине Серафиме приснился удивительный сон: отец Серафим в валенках и в белом халате гонит по заснеженному полю множество вооружённых немецких солдат, которые в ужасе бегут от него. Утром, когда мать Серафима подошла под благословение, старец спросил: "Видела? Пойди, посуши валенки и халат". Действительно, ночью он ходил в зимний сад и молился на камне в валенках, набросив на себя белый халат, чтобы соседи не увидели его ночью на снегу".
Помощь небесная
Поздней осенью 1941 года, когда положение города было наиболее угрожающим, из Князь-Владимирского собора вынесли Казанскую икону Божией Матери и обошли с нею крестным ходом вокруг Ленинграда. Власти этому не препятствовали, хоть событие и засекретили.
В 1947 году Сталин пригласил митрополита Гор Ливанских Илию в Россию. В Ленинграде тот возложил драгоценный венец на Казанскую икону Божией Матери и сказал: "Я молился за ваш прекрасный город и так благодарен Господу, что Он удостоил меня побывать здесь, молиться вместе с вами! Я увидел, что Матерь Божия не оставила чад своих".
27 января - день полного освобождения нашего города от фашистской блокады в 1944 году - совпадает с памятью равноапостольной Нины, просветительницы Грузии. Митрополит Зиновий (Мажуга) так говорил о значении этого совпадения: "Однажды мне под утро предвиделось, как святая равноапостольная Нина предстоит пред престолом Божиим на коленях и молит Господа пожалеть и помочь страдающим людям осажденного города одолеть супостата... Я это растолковал так, что Божия Матерь дала послушание святой Нине быть споручницей этому осажденному городу".
Рассказывают и такую историю о помощи святого осаждённому Питеру. В конце 1941 года участники заседания штаба обороны города внезапно услышали голос: "Молитесь Феодосию Черниговскому. Он поможет вам". Доложили о происшествии высшему начальству, после чего обратились к митрополиту Алексию, который сказал, что святитель Феодосий - великий святой и заступник нашей земли, и что необходимо вернуть в церковь его мощи, которые в то время находились в Музее истории религии и атеизма, в бывшем Казанском соборе. Было получено разрешение и мощи святителя перенесли в кафедральный собор. После этого наши войска отстояли выход к берегу Ладожского озера, что позволило установить с ним железнодорожное сообщение. Так началась "Дорога жизни", сначала водная, а потом ледяная. Многие верующие называли её "Дорогой святителя Феодосия". Ледяная "Дорога жизни была" открыта 22 ноября - в день празднования иконы Божией Матери "Невская скоропослушница". Интересно, что Церковь участвовала в открытии дороги и вполне "материалистически": многовековые записи наблюдений за озером валаамских монахов позволили в 1942 году гидрографу Евгению Чурову сделать прогноз поведения льда.
Известны и иные примеры помощи и заступничества блокадникам Пресвятой Богородицы, святителя Николая Чудотворца, Ксении Блаженной, праведного Иоанна Кронштадского и других святых.
Вот как описывалось в "Журнале Московской Патриархии" народное ликование, охватившее Ленинград после прорыва блокады: "Целые толпы ликующего народа наполняли проспекты великого города, и до поздней ночи народ не расходился, кликами радости выражая свой восторг и ликование. В ближайший воскресный день, 23 января, в храмах Ленинграда было особенно многолюдно. В Никольском соборе служил митрополит, который перед торжественным молебствием обратился к молящимся с приветственным словом, призывая всех благодарить Бога за дарованную ленинградцам великую радость избавления от постоянного страха за свою жизнь, за жизнь своих близких... Митрополит говорил о том, что не напрасны были молитвы Церкви о победе над врагом, и эта победа нам теперь дарована".
Богослужение в кафедральном Николо-Богоявленском храме во время блокады
![Никола Морской в блокаду [архив]](/img/w/winogradow_p_w/blokada_rpc/blokada_nikola.jpg)