Скандалы в этом заведении были не часты, но случались - приятно расцвечивая однообразную жизнь здешних обитателей, которые, кажется, только из-за возможности подобных происшествий здесь и собирались. Меня, по крайней мере, сюда привлекала точно не наша каждодневная бурда - а ведь её одну тут и подавали.
На сей раз буянил поэт из империи Тан. Высокий для китайца парень в нарядном халате и с длинным мечом на поясе вдруг вскочил из-за столика, швырнул о стену чашу с эликсиром, которую до того долго и молча созерцал, и истошно заорал:
- Я Ли Бо, постигший истину и ставший вечным, как небо! Я не подчиняюсь законам пяти элементов! Стихи мои до сих пор читают и в Поднебесной, и на всех варварских окраинах! И ради чего?!
Орал он, надо думать, на каком-нибудь древнекитайском, но все его прекрасно понимали - языковые различия тут значения не имеют. Как и многое другое.
Поэт обвёл помещение яростным взглядом узких зелёных глаз, его усы возмущенно топорщилась. Зрелище было довольно внушительным - будь я сейчас где-то в другом месте, наверное, испугался бы.
- Неужели на всём этом проклятом небом острове не найдётся ни глотка настоящего 'горящего вина'?! - с новыми силами продолжил блажить дебошир. - Или хоть бы рисового, да хоть простецкого просяного!.. Моё горло першит от этого пота демонов!
Он со злостью ткнул в громоздящиеся за барной стойкой сосуды, в которых хранилась самая важная в наших краях жидкость - 'тинктура', 'киноварь', 'красный лев', 'магистериум', 'панацея жизни'. Короче, эликсир бессмертия, из-за которого мы все тут торчим.
Гермафродит за стойкой невозмутимо игнорировал эти выпады - он тут ещё не такое видел. Его повёрнутая к залу мужская половина усердно протирала чашки и стаканы, а женская позади не менее усердно наводила марафет при помощи зеркальца и губной помады. Поговаривали - а слушать и распространять сплетни в здешнем обществе было одним из немногих развлечений, которому предавались с подлинной страстью - что части Гермафродита состоят в сексуальных отношениях. Поверить в это было трудно - они же даже не могли видеть друг друга иначе, как в двойном зеркале. Ну или на фото, только вот сделать фотографию невозможно - тут никакие механизмы не работают. И вообще - в этих местах таковых отношений просто не бывает.
Вообще-то, если вдуматься, нет ничего удивительного в том, что двойное существо, которое в мире людей было лишь символом Великого делания, в этом месте обрело плоть и кровь - уж такое оно, это место...
Поэт между тем, уяснив, что бармена развести на скандал не получится, переключил своё внимание на троицу сидящих в углу мрачных мужиков. Я знал, что на Земле они были могущественными правителями и смогли посредством денег или силы добыть эликсир. Рано или поздно им приходилось инсценировать свою смерть и похороны - кому по своей воле, а кому и принудительно. Как и все мы в своё время, они пытались раствориться в человечестве, но неизбежно оказывались здесь. А поскольку сами они ВэДэ не совершали, не прошли все этапы трансмутации и не пережили всего, что к этому прикладывается, местные относились к ним слегка презрительно, а по большей части попросту игнорировали. Оттого они кучковались своей компанией. На Пэнлае их десятка два, из присутствующих я не знал никого.
- Бородач с выпученными глазами - император Рудольф II, - раздался у меня за спиной звучный голос. - Тот, что с большим ртом - Фридрих Август, курфюрст Саксонский и король Польский.
Я резко обернулся и увидел невысокого брюнета с гибкой фигурой.
- Прошу прощения, что навязываюсь, - он улыбнулся, обнажив ряд безупречно-жемчужных зубов в обрамлении шелковистой бородки. - Я не хотел вам мешать, но вы явно скучали, а теперь на вашем лице написано любопытство, что весьма отрадно. Позвольте представиться: я - граф Сен-Жермен.
Он сделал изящный приветственный жест по-женски маленькой рукой.
Удивляться на Пэнлае не принято, но всё же я мимолётом испытал сейчас это чувство - всё-таки ко мне подошёл один из самых известных бессмертных.
- Очень приятно, - слегка растеряно отвечал я. - Меня зовут Кирилл...
- ...Нечадов, - продолжил за меня граф. - Последний на этот час человек, совершивший ВэДэ. Да ещё и русский. А я очень люблю Россию, я ведь и сам отчасти ваш соотечественник.
Он снова одарил меня лучезарной улыбкой.
- Позвольте закончить, - произнёс он. - Китаец в чуднОй тиаре - это сам великий...
Но граф не успел поименовать 'великого' - за него это сделал Ли Бо, нашедший, наконец, к кому докопаться.
- Цинь Шихуан! - дико заорал он, тыкая пальцем в соплеменника. - Скажи, неужели стоило громоздить горы злодейств и проливать моря крови, годами искать эликсир, тратить на него кучи золота, казнить учёных, не добившихся результата?! И всё ради того, чтобы оказаться тут и лакать это непотребное пойло!
Китаец в расшитых драконами жёлтых шёлковых одеждах резво вскочил с места, и стало видно, что он куда плюгавее поэта. Маленькое лицо было перекошено гневом, чёрные щелки глаз метали молнии, а жидкая бородёнка мелко тряслась.
- Ты - сын шелудивого шакала и развратной черепахи! - он в свою очередь уставил на поэта корявый палец с длиннейшим ногтем, убранным в золотой футляр. - Невежда, возомнивший себя учёным. Я - твой почтенный предок, обустроивший Поднебесную, чтобы непросвещённые варвары, вроде тебя, могли наслаждаться небесным покоем! На колени, ничтожный, и поклоняйся первому императору!
- Нет тут никаких императоров, одни дураки! - возопил Ли Бо, и в его руках блеснул неуловимым движением обнажённый меч.
Ходили слухи, что на Земле он был задирой и отменным фехтовальщиком, так что публика приготовилась к интересному зрелищу. Надо сказать, что этот трактир - место странное и чудесное, даже если учесть, где оно располагается. На первый взгляд он казался совсем небольшим, но на самом деле мог вместить в себя всё многотысячное население Пэнлая - причём помещение всё равно будет казаться полупустым. И сейчас здесь было немало людей. Я видел лениво перебрасывающихся словами Парацельса и Гебера аль-Софи. А вот Раймонд Луллий в компании каких-то индийских брахманов, напротив, внимательно следил за развитием конфликта. С ехидной улыбочкой поглядывал на потасовку и сидевший в одиночестве монах с опалённым лицом - Бертольд Шварц.
Цинь Шихуан тоже обнажил меч - покороче и не такой сверкающий, как у поэта - и сделал в его сторону яростный выпад. Однако Ли Бо изящно увернулся и так сильно врезал императору в лоб эфесом, что несчастный монарх мешком рухнул на пол. Но тут не выдержали его собеседники, которым явно тоже не терпелось размяться.
- Оскорбление величия! - заревел Рудольф, обнажая длинную шпагу. - Ты за это заплатишь, подлый предатель.
- Пёсья кровь! - подхватил польский король и вместе с германским коллегой насел на скандального писаку. К ним присоединился и очухавшийся Цинь Шихуан. Поэт резво отскочил, перехватил меч иньским хватом, во вторую руку взял ножны и искренне рассмеялся.
- Бой! Бой! - с детской радостью закричал он, атакуя коронованных противников. Он скользил между ними, совершая виртуозные па, да ещё декламировал стихи, так что всё это напоминало театрализованное представление. В таверне уже не осталось равнодушных, даже женская половина Гермафродита пыталась развернуться к залу, но мужская её не пускала, сама желая смотреть, и они тихо переругивались.
- Ступени из яшмы/Давно от росы холодны... - возглашал поэт, отбивая удар немецкого императора и одновременно ножнами блокируя клинок Цинь Шихуана.
- Как влажен чулок мой!/Как осени ночи длинны! - выпад ногой в сторону Августа задержал его, одновременно Ли Бо уклонился от нового выпада Рудольфа.
- Вернувшись домой,/Опускаю я полог хрустальный... - сокрушительный удар ножнами в челюсть вновь опрокинул и так уже пострадавшего Циня.
- И вижу сквозь полог/Сияние бледной луны*, - клинок поэта насквозь пронзил императора Рудольфа, в то время как Август своей шпагой то же самое проделал с Ли Бо. Оба упали, заливаясь пурпурной, мерцающей от большого количество эликсира, кровью.
- Лишь в крайности/Оружье надо брать,/Так мудрецы/Нам говорят опять, - сообщил поэт, снова поднимаясь. Убить местных жителей нелегко. Практически, невозможно.
- Не желают ли высокие ваны, - Ли Бо вежливо поклонился Августу и тоже поднявшемуся Рудольфу, - продолжить нашу приятную беседу? А также и лучезарный Сын Неба, - в его обращении ко всё ещё разъярённому Циню сквозила явная ирония.
- Отчего же не продолжить, - усмехнулся в бороду Рудольф, вставая в позицию. Август кивнул и последовал его примеру.
Однако представление пришлось прервать: по залу вдруг разнёсся отчётливый аромат цветущих персиков, ниоткуда раздалась медитативная мелодия гуциня. Зрители и участники скандала разочарованно замолкли.
- Восемь бессмертных не дремлют, - заметил Сен-Жермен - почему-то в его тоне проскользнуло ехидство.
Словно в ответ на его слова по воздуху пошла какая-то рябь, которая всё усиливалась, становилась более плотной и, наконец, в зале возникло красочное видение группы китайцев весьма причудливого вида. Были тут опирающийся на железную клюку хромой бомж в лохмотьях, совсем дряхлый дед с чайником и почему-то большим мечом за спиной, мажорского вида юнец с флейтой в руках, тощий тип с висячими усами, выставляющий перед собой покрытую иероглифами табличку, другой дед - с барабаном и верхом на ишаке, парочка дам (одна, впрочем, скорее, 'транс') - обе с корзинами цветов... Все они выглядели очень ярко и как-то неестественно, как будто только что сошли с лубочной картинки.
За время моего пребывания на Пэнлае я всего пару раз мельком сталкивался с этой компанией сяней - даосских патриархов, так что теперь глядел на них с умеренным любопытством.
- Приказ Нефритового императора! - высоким голосом закричал их главарь - толстый бородатый детина в распахнутой курточке и с голым татуированным пузом. Он размахивал опахалом и явно пытался произвести внушительное впечатление. - Следует немедленно прекратить безобразие и склониться перед Небесным владыкой.
Склоняться, однако, никто не собирался, впрочем, и фразы эти имели больше ритуальный характер. Видно было, что и сяни не придают происходящему особого значения: юнец стал наигрывать на флейте, бомж - ковыряться в носу, а дамочки непрестанно шушукались. Ясно было, что наши командиры решили, что в данной бузе виноват представитель даосской традиции, значит, судить его будет восьмерка, а не Гермес Трисмегист, как алхимиков западной школы.
- Расследование установило, что стихотворец Ли Бо, прозванный Тайбо, виновен в разбойничьем нападении на Сына Неба Цинь Шихуанди и его друзей - ванов из западных стран, - надрывался, между тем, пузач, которого звали Чжунли Цюань. - Это преступление подлежит неуклонному наказанию, которое определит сам Нефритовый владыка.
Кажется, Рудольф II хотел что-то возразить, но осёкся - спорить было бессмысленно, китайцы апелляций не принимали. Да и как могли наказать обитателя Пэнлая? Лишь усилить на какое-то время его и так безмерную скуку...
А вот Цинь, спрятав руки в широкие рукава халата, часто кланялся сяням, и его бородёнка вновь подрагивала - теперь от радостного смешка.
Вокруг поэта, стоявшего спокойно и расслабленно, явно сознавая тщетность любого сопротивления, опять задрожал воздух. Вскоре он превратился в полупрозрачное силовое поле, контуры фигуры Ли Бо размылись, было лишь видно, что его оторвало от пола и потащило к выходу. Восьмёрка бессмертных между тем стала потихоньку рассасываться, а мелодии гуциня затихать. Вскоре все они исчезли, лишь раздавались далёкие, как звёзды, напевы флейты, под которые влекомый к своей судьбе поэт меланхолически декламировал:
Над полем боя
Солнца диск взошёл,
Опять на смертный бой
Идут солдаты.
Здесь воздух
Неподвижен и тяжёл,
И травы здесь
От крови лиловаты...
***
Я вновь одиноко торчал в трактире - Сен-Жермен исчез так же неожиданно, как появился. В принципе, я мог бы тут и поселиться - никто не то чтобы не стал возражать, но и просто этого не заметил бы. Такая уж тут жизнь - на нашем блаженном Пэнлае. Кое-кто из стариков западной традиции называл его Элезиум, арабы - Счастливый остров, кто-то предпочитал просто Остров. А по мне так и Пэнлай годился.
Рано или поздно тут оказывались все, совершившие ВэДэ, и теперь я очень хорошо понимаю, как это происходит - не так уж давно прошёл это сам. Впрочем, 'давно - недавно' слова абстрактные, время тут не имело никакого значения. Вернись я сейчас на Землю, снова встроился бы в свою человеческую хронологию и жил бы... когда же?.. да, в первой трети XXI века. Но тут время стояло.
Я с тоской посмотрел на так и протирающего посуду Гермафродита - его дамская половина болтала с сидящей у стойки Марией Профетиссой - и отпил глоток эликсира. Он и правда был терпок. Когда пьёшь его впервые, этот вкус кажется изысканным и божественно-завлекательным. Но когда вливаешь его в себя столетиями, да хоть бы и десятки лет, очарование исчезает и появляется тошнота.
Впервые я испробовал его в 1980-м... нет, 81-м году, в Москве. До сих пор думаю, что мне просто тупо повезло - если это можно так назвать. Но здешние авторитеты утверждают, что к ВэДэ люди предназначены изначально, от рождения, а если предназначения нет, можно хоть треснуть, перегоняя вещества в реторте - Красный лев не почтит тебя твоим присутствием.
Меня почтил - после тридцати лет тяжёлой и опасной работы. Со школы увлекающийся химией, но в соответствующий вуз не прошедший, прочитав чудом вышедшую в СССР книгу по алхимии, я страстно увлёкся этим делом и в ближайшие десять лет изучил всё, что мог достать по этой теме. Правдами и неправдами проникал в спецхраны библиотек, копался в букинистических магазинах, знакомился с библиофилами, даже изучил латынь.
На первые годы хватило наследства от непростых родителей, но дальше было тяжело. ВэДэ отнимало всё время и силы, я формально числился в одной советской конторе, но получал там копейки. У меня была хорошо оборудованная лаба в гараже, но никакого дохода она не приносила. Тогда я связался с тусовкой продвинутых московских неформалов и стал потихоньку синтезировать и барыжить ЛСД. Дело было жутко стрёмным, но давало мне возможность продолжать ВэДэ, которым я уже был одержим.
Через несколько лет я достиг стадии альбедо и, сам себе не веря, смог претворить свинец в серебро. Познакомившись с одним мастером-пропойцей, который мог виртуозно вырезать из серебряной болванки любую старинную монету, я организовал поставку коллекционерам очень качественных фальшаков и больше нужды не ощущал. Но тем же самым я привлёк к своей персоне внимание органов.
Настал миг, когда моя белая королева Альбедо породила из себя красного короля Рубедо, и когда они слились в сотворённом мною огне любви и стали единым гермафродитом, моё ВэДэ свершилось. Я ошеломлённо стоял, созерцая полученную в пробирке кровавую мерцающую тинктуру, когда ко мне ворвались оперативники гэбухи. Услышав, как рухнула входная дверь, я сразу всё понял и тут же выпил всё, что было в пробирке, впервые ощутив этот безумный вкус.
Первые часы после ареста я не помню - когда принимаешь эликсир впервые, сознание надолго затемняется. Кажется, я выложил следователям всё, как на духу - и зря. Естественно, они мне не верили и продолжали выпытывать, где я воровал серебро. Возможно, надо было скормить им какую-нибудь ахинею, получить и отсидеть свою 'пятнашку' и жить дальше. Но я упёрся. На их глазах я провёл следственный эксперимент, претворив свинец уже в золото. Но поскольку никто их привлечённых химиков не смог это повторить (что невозможно, если человек самостоятельно не прошёл все этапы ВэДэ), из меня продолжали пытаться вытянуть секрет моих 'фокусов'.
В конце концов от меня решили избавиться - как я слышал, на самом верху - приговорив за 'хищение в особо крупном размере' к исключительной мере наказания. И расстреляли. Должен сказать, неприятнейшее ощущение - когда в обитой резиной камере хмурый мужик стреляет тебе в затылок из нагана.
Тинктура во мне уж вовсю действовала, так что, пока меня везли на безымянное кладбище, голова срослась, и когда похоронщики открыли фургон, где был гроб (к счастью, не заколоченный) с моим телом, я явился им лично - весь в собственной крови и мозгах и со счастливой улыбкой. Один из вохровцев упал замертво, а второй с воплями побежал в лес. Я же исчез в другую сторону.
Всё дальнейшее было делом техники и не очень отличалось от историй прочих пэнлайцев. У меня была вечная жизнь и немало припрятанных в нескольких местах серебряных новоделов имперских монет. А ещё статус умершего - естественно, никто не поверил, что парень с простреленной башкой воскрес, тем более, что один свидетель этого, как я позже узнал, умер от разрыва сердца, а второй безнадёжно сошёл с ума. Так что дело моё было закрыто и все ориентировки на меня отозваны.
Я мотался по миру, потихоньку - чтобы не привлекать лишнего внимания - бодяжил золотишко, и пытался наслаждаться жизнью, но очень скоро понял, что с этим проблемы. Меня перестало радовать то, что люди считают атрибутами хорошей жизни - роскошь, изысканная пища, самый изощрённый секс. Когда ты изначально знаешь, что можешь получить это без малейшего труда, теряется всё наслаждение от обладания. Можно было построить для себя десятки дворцов, набить их дорогущими вещами, уникальными предметами искусства и самыми прекрасными женщинами, но ведь это было всё, что я мог для себя сделать. И этого было так мало...
С другой стороны, мне были недоступны радости, которыми может обладать любой смертный. Я мог бы жениться, но обречён был с ужасом наблюдать, как любимая женщина неуклонно увядает, потом умирает и растворяется во времени. А я остаюсь неизменным. Кроме того, принимающие эликсир лишаются способности произвести потомство, что, если вдуматься, совершенно справедливо.
Можно было бы прекратить его принимать, но, во-первых, это всё равно не сделает меня снова смертным, а во-вторых, синдром отмены был ужасен.
В отличие от моих совершивших ВэДэ предшественников, я понял всё это очень быстро, буквально за десятилетие. Может быть, оттого, что меня убили в самом начале моего бессмертия и я, хоть физически прекрасно функционировал, сразу стал ощущать себя мертвецом среди живых. Поэтому, когда со мной случилось то, что рано или поздно происходит со всеми моими собратьями - ко мне явился Гермес Трисмегист и предложил сделать выбор: остаться на Земле или переселиться на Пэнлай, я не раздумывал.
- И вы полагаете, всё, с вами произошедшее, было чистой случайностью?
Манера Сен-Жермена возникать без всякого предупреждения должна бы была меня выбешивать, однако его обаятельная улыбка сразу же утихомиривала злобу. Он снова сидел рядом, слегка покачивая в руке бокал с рубиновым эликсиром.
- Что вы имеете в виду? - спросил я, даже не задаваясь вопросом, как он ухитрился узнать, о чём я размышляю.
- Ваша жизнь на Земле... Вам не показалось, что вы всего достигли как-то очень вовремя? Получали нужную информацию там, где это было весьма затруднительно. Удачно скрылись после казни. Достаточно легко создали себе новую личность.
- Вы хотите сказать...
- Именно. Пэнлай всегда направляет своих адептов - с самого их рождения. Через других адептов...
- Вас в данном случае, - произнёс я, прокручивая в памяти события своей земной жизни и убеждаясь, что граф, скорее всего, прав.
Он слегка поклонился в знак согласия.
- Как я уже говорил, я люблю Россию и русских. И у меня на Земле до сих пор достаточно поклонников - сейчас их, кажется, называют 'фанаты'. В общем, некоторую связь с тем миром я сохранил - духовную, разумеется.
Конечно же, духовную - когда ты выбираешь Пэнлай, физическое возвращение на Землю для тебя уже невозможно. Да в первое время пребывания тут об этом и думать противно - кажется, что ты очутился в раю и вечно будешь купаться в радости. Леса и сады, расцвеченные красками невиданной на Земле яркости, наполненные восхитительной музыкой птичьих трелей, где живут добродушные пушистые звери. Невероятная архитектура города из золота и драгоценных камней. А главное - фантастическая лёгкость бытия: ты перемещаешься в любое место, которое в состоянии вообразить, и, если тебе надоели одни невероятные пейзажи, в мгновение ока можешь сменить их на другие.
Однако скоро понимаешь, что тебе больше не хочется созерцать всё это великолепие, потому что оно напоминает декорации какого-то дешёвого спектакля или глупый сон. И замечаешь, что у тебя, в общем, больше нет никаких желаний - даже тех, что были, когда жил бессмертным на Земле: ни голода, ни жажды, ни сексуального влечения. Остаётся лишь лакать опостылевший эликсир. Тогда приходит неизбывная тоска и ты всё больше времени проводишь в этой таверне, потому что она всегда неизменна, а главное - это единственное тут место, в котором хоть что-то происходит.
- Так это вам я обязан?.. - я не ощущал ни малейшей благодарности.
- Ну да, - граф слегка пожал плечами, - я довольно часто приглядываю за нашими собратьями там, - он ткнул большим пальцем в сторону. - И помогаю. Не думаю, что вам следует испытывать ко мне за это недобрые чувства - согласитесь, вы бы и сами всё нашли и всё сделали. Только гораздо позже и с гораздо большим трудом.
С этим я могу согласиться. Да и, в общем, открытие, что меня изначально направляли 'старшие товарищи', ничего не прибавляет и не убавляет в моём нынешнем положении. Пару секунд я, правда, раздумывал, не съездить ли мне кулаком по аристократическому лицу графа - судя по всему, Ли Бо такие вещи развлекают, почему бы и мне не попробовать... Но лёгкий порыв учинить скандал тут же канул в привычную тоску и погас.
Граф понимающе улыбнулся и, наконец, пригубил свой бокал. А мне вдруг резко приспичило узнать, что стало со скандальным китайцем.
Как я и говорил, так устроен благословенный Пэнлай: пожелав, я тут же перенёсся туда, куда хотел - к месту наказания Ли Бо. Тот, похоже, почувствовал, что больше не один, и прервал свои поэтические экзерциции.
- Кто посетил место скорби, где злые духи казнят несчастного поэта? - глухой голос доносился из небольшой дыры в камне - в неё невозможно было даже просунуть руку.
- Меня зовут Кирилл Нечадов, - сказал я слегка растерянно, поскольку понятия не имел, о чём буду говорить со стреноженным буяном.
- О Великие Небеса, - с тяжёлым вздохом ответила чёрная дыра, - подумать только: здесь так много людей Срединной империи, но первый человек, который пришёл меня проведать за пятьсот лет, что я провёл под этой скалой - какой-то белый дьявол с Запада...
Реплику про пятьсот лет я пропустил мимо ушей - поскольку время тут отсутствовало, каждый ощущал его по-своему. Для меня с драки в таверне прошло не больше часа, а для Ли Бо, стало быть - полтысячелетия...
- Вам долго ещё здесь сидеть? - спросил я единственное, что пришло в голову.
- Пока высшее начальство Пэнлая не решит, что я уже понёс достаточное наказание за своё преступление, - в голосе опального поэта ощущался явный сарказм.
- В смысле, Восемь бессмертных? Или Трисмегист?..
Из дыры донёсся издевательский смех.
- Господин Кирилл Нечадов, - произнёс Ли Бо, - неужели вы всё ещё верите в эти побасёнки? Впрочем, как я знаю, вы тут совсем недавно, так что вам простительно.
- Почему же побасёнки? Я своими глазами видел и Гермеса, и ваших сяней...
- Иллюзия, зловредная майя, - пренебрежительно бросил поэт. - Если вы хотите увидеть наше начальство в их подлинных телесах, я вас скажу, где их искать... Но то, что вы видели в трактире - это наваждение.
Поднявшаяся откуда-то снизу живота кислотная волна тревоги в клочья разорвала мою привычную равнодушную апатию. Я всегда подозревал что-то такое, хотя не признавался в этом сам себе!
- Но... - холодея, произнёс я, - кто же тогда?.. И зачем?
- Да кто же знает, - отвечал Ли из-под земли. - Может, сам этот остров Пэнлай - большой демон, восставший против установлений Неба. Может, из нас готовят его верных солдат к моменту, когда настанет пора воевать против Нефритового владыки. А может, это, как сейчас принято думать на Земле, злобные инопланетяне решили оставить в дураках и покорить всех людей, начав с наиболее глупых - то есть, нас. Или вообще во всём этом нет никакой цели и никакого смысла... Я знаю одно, господин Нечадов: в конце всех нас не ждёт ничего хорошего.
Я не находил слов для ответа. Впрочем, через минуту поэт продолжил свою речь.
- На Земле я мог бы быть кем угодно: военачальником в царстве тюрок - потому что по матери я тюрк, или высоким чиновником в стране ханьцев. Но я выбрал жизнь бродяги и поэта. Сын Неба предлагал мне стать губернатором провинции, но я попросил у него лишь бумагу с императорской печатью, чтобы мне во всех харчевнях Поднебесной бесплатно наливали вина. О, как давно я не ощущал его вкуса!.. Я дрался с разбойниками на дорогах, воевал, пил и - писал. Как я писал!.. Потом демоны внушили мне желание обрести бессмертие, и я учился у многих мастеров вай дань шу. Я сумел составить эликсир, принял его и ушел из этого мира, сотворив из своей мнимой смерти спектакль - теперь на Земле рассказывают, что я, плывя по реке в лодке, пьяный, влюбился в отражение луны и бросился к нему в воду. Ещё около двух сотен лет я жил на Земле, пока Пэнлай не позвал меня. Но ци больше не наполняла меня, и моё дао исказилось. Меня покинуло пламя жизни, мой дракон издох. Теперь я бы отдал своё бессмертие без раздумий за одну чашу вина, одну схватку с противником, который может меня убить, один час с женщиной и - одну лишь строфу стихотворения! С тех пор, как я стал бессмертным, я не написал ни строчки, лишь читаю свои старые стихи...
Из-под земли донеслись глухие рыдания. Я потрясённо молчал.
- Прошу простить меня, господин Кирилл, - проговорил он наконец, - мне слишком горько сейчас вести беседу. Если вы хотите увидеть наших патриархов, просто попросите остров перенести вас к ним - это легко, только мало кому приходит в голову. А кому пришло, тот не рассказывает. Прощайте.
Прежде, чем Пэнлай унёс меня от скалы, я услышал, что Ли Бо вновь принялся за меланхолическую декламацию:
В горах Востока
Не был я давно,
Там розовых цветов
Полным-полно.
Луна вдали
Плывет над облаками,
А в чьё она
Опустится окно?
***
Больше всего это напоминало картину Бёклина 'Остров мёртвых', только не с точки зрения зрителя, а изнутри её. Отвесные голые скалы переходили в каменистый пляж, на котором то тут, то там торчали серые валуны, дальше была непроглядная гладь неподвижного моря без малейшей ряби. А по всему пляжу лежали тела. Часть из них обросла густым мхом, другие, ближе к воде, почти скрывались в зарослях чёрных водорослей, а у скал - в толстом одеяле вековой пыли. Я понимал, что люди эти в глубоком анабиозе, но, может быть, где-то в них ещё теплится сознание и даже прячется застарелая боль.
Я потерянно бродил между ними, не сомневаясь, что тут все древние сяни, все патриархи - те, кто раньше всех совершили ВэДэ и, оказавшись в тупике бессмертия, дальше уже двигаться не мог. Болос из Мендеса, и Лао-цзы, и Гермес Трисмегист, и древнеегипетские цари и жрецы, и, может быть, ещё более древние владыки и маги ушедшей на дно океана Атлантиды. Все они закончили свой путь тут, на мёртвом пляже благословенного Пэнлая.
Который уже явно почуял моё присутствие здесь и проявился, больше не прячась за иллюзорными картинками. Набрякшее грузными тёмными тучами небо вдруг окрасилось багряным, по нему пошли жуткие всполохи, задул бешеный холодный ветер, словно тысячью ножей резавший тело. Скалы вдруг выросли так, что, казалось, слились с багровыми тучами, и стали сдвигаться вокруг меня.
Я попытался вырваться из этих смертельных объятий, представив себя в таверне Гермафродита. Но это больше не работало. Мрачный пляж с телами исчез, осталось лишь бушующее тёмное пламя со всех сторон и невыносимая боль. Я прекратил борьбу, и остров Пэнлай вытолкнул меня в бездну.
***
Я стоял на знакомой набережной, с некоторым удивлением оглядывая окрестности. Справа - красные кирпичные стены с раздвоенным зубцами, зелёные островерхие башенки, слева - река. Но я не помню, чтобы раньше здесь было столько света - как и нарядных, футуристического вида машин, буквально забивших проезжую часть, так что все они еле ползли. А что это за огромный сияющий белый храм с золотым куполом вдали?.. Раньше его точно не было. Да уж, за время моего отсутствия Москва изрядно похорошела.
Всё было не так уж плохо: Пэнлай выбросил меня не в безвидное небытие, как я в панике опасался, а обратно на Землю. Уж по крайней мере бедствовать я тут не буду: у меня осталось немало припрятанных по банковским ячейкам и прочим надёжным местам золота, драгоценностей, ликвидных акций и валюты. Я легко снова обживусь здесь, налажу производство эликсира и продолжу вести свою полупризрачную жизнь - до конца времён. Не то чтобы меня это радовало, но - какой ещё оставался выбор?..
- Господин Нечадов?
Знакомые типажи: двое верзил в чёрных костюмах и, несмотря на сумерки, тёмных очках. Один угрожающе навис надо мной, второй приглашающе распахнул заднюю дверцу остановившегося рядом со мной фантастически роскошного лимузина.
- Прошу вас в машину.
Почему бы и нет - что они мне могут сделать?..
На отделённом от водителя стеклом заднем сидении сидел господин, одного взгляда на которого хватало, чтобы уяснить его статус. Неброский костюм ценою в годовой доход среднего гражданина и простые на вид часы - на порядок дороже. Неуловимый запах драгоценного парфюма. Слегка брюзгливое выражение чисто выбритого лица с крупными резкими чертами.
- Добрый вечер, Кирилл Павлович, - раздался слегка сиплый голос. - Моя фамилия Брюс. Яков Вильямович.
Неожиданно. И странно.
- Тот самый? - поинтересовался я.
Он лишь кивнул.
- Вам привет от ваших друзей на Пэнлае, - продолжал он
- У меня там есть друзья? - изобразил я удивление.
- Разумеется. Граф Сен-Жермен, поэт Ли Тайбо...
- Его уже освободили из-под скалы?
- Несомненно.
- А вы... тоже оттуда?
Он покачал головой.
- Я всегда оставался на Земле. Пока вы не появились, я долгое время был тут единственным из наших.
- Это говорит о вашей мудрости, - пожал я плечами. - Но что теперь?
- Думаю, Кирилл Павлович, вы уж догадались, что произошедшее с вами - не совсем случайность...
Я вопросительно воззрился на него, хотя, да, и правда уже догадался.
- Я должен попросить у вас прощения, - продолжал колдун Петра Великого. - Мы втроём давно уже составили этот проект, но всё ждали походящего человека - достаточно посвященного, чтобы воспринять его, и достаточно современного, чтобы уметь взяться за его реализацию. Вы - идеальная кандидатура, однако граф был не вполне уверен, что вас возможно убедить словами. Так что они с Ли Бо разыграли маленький спектакль, чтобы подтолкнуть вас пойти против Пэнлая и оказаться в изгнании - здесь.
Примерно то же самое я уже успел надедуцировать, причём никакой злобы к коварной троице почему-то не ощущал, - напротив, был им даже благодарен. Так что просто спросил Брюса:
- Какой проект?
- Обратная трансмутация, конечно, - с нажимом ответил тот. - Великое делание наоборот. Алхимические изыскания способа нейтрализации эликсира. Думаю, при достаточном размахе исследований в настоящее время сделать это будет не так уж трудно. Вы не представляете, как далеко сейчас ушла человеческая наука - ядерная физика, генетика, нанотехнологии... Вы - идеальная фигура, чтобы возглавить такие исследования - под каким-нибудь благовидным предлогом. С теми же средствами, которыми я тут обладаю, мы будем иметь возможность привлекать самых компетентных специалистов, которые будут работать на самом передовом оборудовании. И при этом понятия не имея, чем на самом деле занимаются.
Перспектива была захватывающая, что и говорить. Избавиться от эликсирной зависимости, вновь жить полной жизнью - любить, страдать, заводить детей и в своё время достойно сойти со сцены. Но...
- А вы сами почему этим до сих пор не занялись?
- Кирилл Павлович, я бессмертный, живущий среди людей уже почти триста лет. Досье на меня есть у всех мировых разведок, все мои бизнес-структуры под колпаком, я полностью на виду. Как только я начну заниматься чем-то необычным, об этом сразу узнает несколько могущественных группировок, и они станут копать. Зачем нам это надо? А вы - джокер, вас никто не знает, вы можете скрыться в дебрях крайне запутанной современной экономики - и никто никогда не догадается о том, что мы с вами связаны.
Я молчал, глядя сквозь тонированное стекло на проплывающие пейзажи вечерней Москвы - древней и новой, и они мне нравились.
- Итак? - спустя пару минут спросил Брюс.
- Я в деле, - ответил я, поворачиваясь.
- Отлично! - кажется, в его голосе промелькнуло облегчение, неужели он не был уверен в моём согласии?..
- А теперь, - он извлёк откуда-то два хрустальных бокала и серебряное ведёрко со льдом и маленькой бутылкой Dom Pérignon, - нам следует отметить начало славных дел.
Впервые за вечность глоток вина доставил мне такое наслаждение.
***
Когда красавица здесь жила -
Цветами был полон зал.
Теперь красавицы больше нет -
Это Ли Бо сказал.
На ложе, расшитые шёлком цветным,
Одежды её лежат.
Три года лежат без хозяйки они,
Но жив её аромат...
У стойки Ли Бо, куртуазно улыбаясь, с великой приятностью читал стихи женской половине Гермафродита, с нескрываемым удовольствием слушавшей его, полузакрыв глаза. Мужская половина раздраженно протирала чашки, пытаясь ревниво коситься на увлечённую поэзией парочку.
В таверне, как обычно, было людно, но тихо. В углу тройка владык без особого увлечения играла в карты. Роджер Бэкон просматривал пожелтевшие листы с какими-то расчётами - тоже без всякого энтузиазма. Альберт Великий что-то тихо объяснял рассеянно кивавшему Василию Валентину.
Сидящий в одиночестве граф Сен-Жермен со своей всегдашней доброжелательной улыбкой наблюдал за происходящим, поигрывая цепочкой с золотым брелоком, подозрительно смахивающим на какой-то дорогой мерч. Впрочем, всё равно мало кто обладал столь острым зрением, чтобы прочесть изящно выгравированную на нём надпись: 'ВД-2: перезагрузка. Проект компании 'Трансмутация Inc''.