Виноградов Z Павел : другие произведения.

Жажда

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Я смотрю на это существо, пришедшее в наш мир неведомо откуда, но теперь ясно понимаю, что оно... она всегда была его частью. Во всяком случае, дольше, гораздо дольше, чем я сам. Финал конкурса "Городская сказка". Третье место в номинации "Новелла" на конкурсе "Южанин-2023"
   Я смотрю на это существо, пришедшее в наш мир неведомо откуда, но теперь ясно понимаю, что оно... она всегда была его частью. Во всяком случае, дольше, гораздо дольше, чем я сам... Как она появилась здесь и кто она вообще такая, я не знаю, да и знать не хочу - сейчас, на развалинах того, что я всю свою жизнь миром и называл. Я не верю, что она поможет мне на сей раз, хотя раньше помогала, и лишь ей я обязан тем, что стою сейчас здесь - живой. Лучше бы она этого не делала...
  
   ***
  
   Источник вошёл в мою жизнь очень рано - ещё когда я был ребенком пяти-шести лет. Однако я начисто забыл о первом приходе к нему, и вспомнил лишь лет через семь - когда он явился мне во второй раз. Видимо, в первый я испытал такой ужас, что детская психика отторгла все воспоминания.
   История, как я узнал много позже, случилась, конечно, страшная, но банальная: некий мужчина выманил меня из песочницы, когда бабушка на минуту отвернулась, и увёл в лесополосу, которой заканчивалась наша улица на окраине огромного города. Но там мне каким-то образом удалось сбежать, и много часов спустя я вновь оказался в нашем дворе - усталый и грязный, но невредимый.
   Моего похитителя поймали пару дней спустя, он оказался серийным насильником-педофилом. Его я не помню совершенно - просто какая-то мрачная тень надо мной, источающая смутное ощущение опасности.
   Зато я помню то, что назвал тогда "водичка из земли" и "та тётя". Большего от меня, впрочем, взрослые добиться не смогли. А я, хоть и понимал, что скрывается за моими простыми словами, передать всего этого не мог.
   Но помнил, что в какой-то момент я уже шёл один, а тревожность, которая всё усиливалась в тёмном лесу, куда меня уводил некто, пойти с которым сначала казалось очень правильным поступком, вдруг сменилась полным спокойствием и радостью.
   Помнил я и впечатление от женского образа, естественным путём сливавшегося с аурой матери. Ещё - восхитительный вкус свежей холодной воды, сразу же утолившей мучавшую меня во время всего этого жуткого приключения томительную жажду.
   И слова:
   - Иди по той тропинке, только никуда не сворачивай. И придёшь.
   Я шёл очень долго и трудно, но в конце концов и правда пришёл домой.
   В одиннадцать лет всё было куда яснее и определённее. Тогда меня попросту загнали - шайка лоботрясов, терроризировавшая весь район, пока, впрочем, лишь детскую часть его населения. По-настоящему они развернутся лет через пятнадцать, но тогда меня это уже не будет касаться. Я наткнулся на них в лесу, где любил гулять в одиночестве, предаваясь отроческим мечтаниям. Четверо рослых парней, рыскавших по округе в поисках приключений - уже такие же жестокие, как их родители. При виде меня они с улюлюканьем пустились в погоню.
   Помню отвратительное подташнивание, когда я, задыхаясь, на подкашивающихся ногах пытался скрыться поглубже в чаще. В общем-то, рисковал я лишь получасом унижений и побоев - времена были ещё довольно мягкие, и сделать с жертвой нечто серьёзнее они вряд ли бы решились. Хотя, конечно, всякое бывало.
   За спиной уже слышалось радостное уханье одного из гопников, перемежаемое однообразными матюгами, как вдруг обстановка резко изменилась.
   Я оставался в лесу - вокруг старые деревья, густо оплетённый вьюном непролазный кустарник, заросли лопуха и папоротников. Но всё это стало каким-то... иным. Лес преобразился, перестав источать мутную угрозу, стал уютным и безопасным. Хотя он по-прежнему немного пугал, но это был другой, хороший страх - не обессиливающий, а побуждающий увлечённо идти вглубь.
   А вот крики и ругательства малолетних упырей за спиной совсем стихли. Да я о них уже и не думал, с энтузиазмом пробираясь дальше.
   Пока не достиг Источника.
  
   ***
  
   - Почему именно тогда? - спрашиваю я её. - Я потом десятки раз ходил здесь, искал... И в тоске, и в одиночестве, и в опасности, и в горе, и в полной безнадёге. Но так тебя и не нашёл - до тех пор, пока...
   Она отвечает не сразу, не оборачиваясь и внимательно рассматривая воду в своей чашке. Я знаю, что она слышала всё и ответит, если захочет, потому молчу, пока не дожидаюсь:
   - У всего есть моменты... Очень важные моменты, без которых нет жизни. Они есть у звёзд, времени, духов, деревьев. И у всего мира. И у людей, конечно. Тогда настал один из твоих.
   Она оборачивается и меня обволакивает непостижимое волшебство её улыбки.
   Да она, конечно, права. Как всегда.
  
   ***
  
   Маленькая полянка в окружении древесных стен - зелёная с яркими каплями полевых цветов - играла с бликами клонящегося к закату солнца. Родник был на краю, у самых корней деревьев - я и не знал, что здесь росли такие огромные и старые дубы.
   Женщина сидела спиной ко мне на корточках у источника, внимательно рассматривая что-то в руках.
   - Подойди, - сказала она, не оборачиваясь.
   Голос был высокий и сильный, но угрозы я в нём не ощутил. Хотя и подойти особого желания он не вызвал.
   - Не бойся, - добавила она.
   Её я не боялся, я боялся, что сейчас из леса выскочат весёлые гопники и станут глумиться надо мной в её присутствии. А может, и над ней тоже...
   - Они потеряли тебя, - сказала она, и я совсем не удивился, что она может читать мои мысли.
   Не удивился, но сходная с ужасом леденящая волна омыла меня изнутри - восторг от прикосновения к неведомому. А потом охватило всеобъемлющее чувство тишины и покоя, какого я не испытывал за всю свою короткую жизнь. Мне мучительно захотелось навсегда остаться в этом замкнутом на самом себя пространстве, где - я точно знал это - ни с кем и никогда не случится ничего плохого.
   Я хотел сказать об этом женщине, открыл рот, но обнаружил, что он настолько пересох, что язык просто не ворочается.
   Женщина обернулась и поднялась на ноги. Она показалась мне высокой, хотя, конечно, это было вовсе не так - примерно моего роста на самом деле. Но, будь я и выше её, наверное, всё равно смотрел бы снизу вверх - из-за неуловимого ощущения неколебимого достоинства. Немного ассиметричное лицо с прямым ртом и резко очерченными бровями. Толстая коса лежала на плече отдыхающей змеёй, в зависимости от освещения, она казалась то чёрной, то золотистой.
   Что на ней было надето, я не рассмотрел - что-то длинное, с разноцветной вышивкой, бусы на стройной шее, браслеты на обнажённых тонких руках.
   - Попей, - сказала она мне, протягивая простую деревянную чашу, наполненную водой из родника.
   Взгляд её был... даже сейчас, когда она вновь смотрит прямо на меня, я не в силах достоверно описать его. Что-то пронзительно-лучистое, одновременно близкое и далёкое, словно бы включающее в себя всё - поляну, родник, лес и небо. Но не безразлично-отстранённое, а исполненное истинного понимания.
   Я принял из её рук чашу так, словно та хранила мою жизнь, и с жадностью выпил ледяную кровь земли. Мир на миг взорвался во мне, но тут же застыл, стал светлым и упорядоченным. Жажда исчезла, будто её никогда не было.
   - Ты можешь остаться, - сказал женщина, по-прежнему купая меня в чудесном своём взоре. - Но только - ВЕСЬ. Здесь не изменится ничего - никогда, пока есть мир. Но не изменишься и ты.
   От первой её фразы - что я могу остаться - во мне вспыхнул восторг. Я уже готов был закричать: "Да! Да! Да!" Но она заговорила снова.
   - Сначала подумай, - тон стал заметно строже. - Ты НИКОГДА не сможешь уйти отсюда. НИКОГДА не увидишь больше никого, кроме меня и тех, кто сюда приходит. Ты будешь здесь ВСЕГДА.
   Я вдруг зримо ощутил всю безысходную тяжесть подчёркнутых ею слов: "Весь. Никогда. Всегда", и на меня накатил холодный ужас, сменивший чувство великого покоя. Это было не осознание, что я стану, как букашка, застывшая в куске янтаря. Нет, о таком я даже не подумал - просто ощутил великую тоску и отчаянно замотал головой.
   - Вот и правильно, - кивнула она, глядя на меня с пониманием. - Сейчас ты уйдешь.
   Я сразу же вспомнил отвратительную тошноту от приближающейся погони.
   - Не хочу, - проговорил я.
   Это были мои первые произнесённые тут слова, но, казалось, мы разговаривали с ней уже много часов.
   - Ты спасла меня... - продолжал я, торопясь и боясь, что она меня выставит из этого чудесного места. - Когда я был маленьким. Спаси сейчас. Отгони их!
   - Я тебя не спасала, - проговорила она. - Я никого не спасаю. Вас не надо спасать - вы и так уже спасены. Я же даю не спасение, а силу принять его.
   Я не понял, что именно она хотела сказать, но правоту её осознал до глубины души.
   - Что же мне делать? - спросил я растерянно.
   - Просто выйди, - ровно ответила она. - Теперь ты сумеешь.
   И я вышел. Сам не понимаю, когда и поляна, и женщина на ней исчезли из поля моего зрения, я по-прежнему был в чаще, но это была уже моя замусоренная и загаженная лесополоса с помятой травой и чахлыми деревьями.
   И рядом слышались голоса преследователей.
   Адреналин вновь хлынул в мою кровь мощным потоком, во рту опять стало сухо, но больше меня не тошнило, и колени не подкашивались от страха. Я даже удивился, что совсем не боюсь. Оглядевшись вокруг, я увидел словно специально подложенный сухой сук с толстым комлем на конце и схватил его. В этот момент кусты затрещали и передо мной появился первый из гопников, при виде меня расплывшийся в щербатой улыбке на плоском нечистом лице. Но глумливая улыбка тут же исчезла, когда моя дубина с силой в это лицо впечаталась. Раздался хруст зубов и вопль парня, который свалился обратно в кусты, а я развернулся к другим появившимся врагам, мимолётно, но с удовольствием отметив исказивший их лица при виде меня страх.
   Дальнейшие события я помню плохо, но свидетели утверждали потом, что мелкий пацанёнок - то есть, я - с дикими воплями размахивая огромной дубиной, гнал четырёх хулиганов, наводивших ужас на весь микрорайон. Может, и так. Во всяком случае, потом никаких проблем с местной гопотой у меня никогда не было.
  
   ***
  
   - Пей, - говорит она, протягивая знакомую чашку с водой, свежей, как первый вздох младенца.
   Жажда терзала меня много дней, а сейчас достигла апогея. Я знаю, что вода эта отравлена - не может не быть после того, что случилось. Но мне всё равно. Пальцы мои оставляют на дереве клочки кожи и кровавые отпечатки. Край чашки ударяется о зубы, и я осушаю её одним глотком - несмотря на боль в покрытом кровоточащими язвами рту.
  
   ***
  
   Конечно же, я никогда не забывал источник и его Хозяйку, хотя никому про них не рассказывал - даже самым близким людям. Лишь дочке один раз - как волшебную сказку. Она потом требовала повторить, но я делал вид, что забыл эту историю и рассказывал другие.
   Это было слишком моё, слишком сокровенное, не предназначенное никому более.
   И, конечно, я множество раз приходил в этот лес в поисках моей полянки, и, конечно, никогда не находил её. Но эти поиски стали для меня чем-то вроде обязательного ритуала, который я исполнял, даже и переехав из этого района. И уезжая на жительство в другие города, периодически возвращался и всегда приходил в лес.
   Год от года он становился всё более убогим, скукоживаясь, словно высыхающий клок кожи. От него откусывали куски новостройки, и всё чаще, вылезая из кустов, я вдруг попадал на отвратительную стройплощадку, напоминающую язву, словно кровавым гноем, сочащуюся месивом цемента и глины.
   Приходил я не всегда ради ритуала: иногда бежал сюда посреди очередной беды, всей душой надеясь оказаться наконец у источника. Залезая в самую чащу, громко кричал, звал Хозяйку, закрывал глаза и резко открывал их, чтобы увидеть чудесную поляну. Но это произошло лишь один раз - и тогда, когда я её не искал.
   Потеряв всё - любимое дело, дом и всю семью, на краю разверзшейся пропасти я решил, что с меня хватит. Позади за поясом тело ощущало нелегальный "ствол" - купленный в годы процветания на всякий случай Глок. Процветание закончилось и случай настал. Сейчас, когда я уже, практически, мёртв, мне это кажется дикостью, но тогда представлялось очень логичным исходом. Просто забраться в самую чащу, сесть на травку, прислониться спиной к стволу, уткнуть ствол в подбородок и нажать спуск...
   Я так и сделал - кроме последнего пункта. Устроившись и послушав несколько минут густую тишину, я нащупал ребристую рукоять пистолета. А когда поднял глаза, увидел свою поляну, купающуюся в мягком сиянии наступающего вечера - вместо непроглядной ночи, которую я оставил позади.
   Но ведь на сей раз я не собирался приходить сюда, даже не хотел этого!
   - Зачем я здесь? - бросил я ей, вставая с земли.
   Как обычно, она сидела у источника, внимательно рассматривая воду в деревянной чашке. Что видела она там?..
   - Ты хотел быть здесь, - ответила она.
   Как давно я не слышал этот нездешний голос!.. Но сейчас я не хотел его слышать, потом что он не мог мне помочь - мне никто не смог бы помочь сейчас.
   - Нет! - выкрикнул я. - Я просто хочу умереть!
   Она поднялась и обернулась.
   Впервые я посмотрел на неё глазами взрослого. Не знаю, можно ли назвать её красивой - да я и не думал об этом. Я видел женщину - статную, несмотря на небольшой рост, даже величавую. С неправильными, но очень выразительными чертами лица, гладкими волосами, толстой косой - теперь определённо тёмной. Красота - немного не то слово. Лучше всего тут подошло бы... гармония. Вся её фигура, поза, лицо - вместе с архаичной, но абсолютно подходящей ей одеждой, да и самой этой поляной, родником и небесами над ними - выглядели естественно, единым целым, словно вот именно так, а не иначе задумал создавший их творец.
   Но всё это пришло ко мне гораздо позже, а тогда я отшатнулся от её взгляда. Я впервые видел в нём гнев, и это было страшно, так страшно, что я на мгновение позабыл о поглотившей меня боли.
   Хотя в словах её послышался не гнев, а печаль.
   - Ты пришёл за силой. Но тебе страшно взять её. Тебе кажется, что смерть легче силы. Это не так. Но ты свободен. Можешь уйти отсюда и прекратить себя. Ты этого хочешь?
   Я не знал, что ответить. Мелькнула мысль просить её оставить меня здесь, но я тут же понял, что и в этом волшебном месте боль меня не покинет - теперь она стала моей неотъемлемой частью. Значит, выход лишь один... Явственно ощутил ладонью ребристую рукоять. Хотя... я уже сомневался, что боль оставит меня, когда...
   - Ты прав - не оставит, - сказала она, глядя мне прямо в лицо.
   Мне показалось, что я выслушал приговор, вынесенный мне вселенной.
   - Избавь меня от боли! - жалобно попросил я.
   - Я не избавляю от боли, - печально ответила она. - Она останется с тобой всегда. Но я даю силу вынести её.
   Она протянула мне чашу. Только сейчас я понял, как всё это время хотел пить.
   ...Я вновь стоял в запущенном умирающем лесопарке, и душу мою снова раздирала неодолимая боль. Но что-то изменилось.
   Я достал пистолет и снял с предохранителя. Оружие выглядело красиво и категорично, как точка в конце рассказа. Подумал о человеке, разрушившем мою жизнь - негодяе, приказавшем заминировать автомобиль, куда прежде меня сели жена и дочка. Скрипнул зубами, поставил предохранитель обратно, сунул Глок за пояс и решительно зашагал из леса.
  
   ***
  
   Кажется, вода отдаёт горечью - может быть, от попавшей туда сукровицы из моих язв. Или же она и правда отравлена... Но жажда исчезла, сумрак в глазах начинает рассеиваться, а мрак в душе отступает. Во мне нет больше разъедающей злости, с которой я появился тут.
   - Спасибо, что приняла меня, - произношу я, болезненно ворочая языком в кровоточащем рту. - Напоследок. Ведь это конец?
   - Почему?
   - Ты говорила, что будешь здесь, пока будет мир. А мира больше нет.
   Она улыбается - кажется, слегка устало, и меня поражает мысль, что я впервые вижу её улыбку.
  
   ***
  
   На склоне дней, вновь естественным образом оставшись в одиночестве, я вернулся в родной город и поселился в старой квартире своих родителей, из окна которой ещё можно было разглядеть вдали кроны деревьев лесопарка, ставшего маленькой рощицей, зажатой серыми массивами новых кварталов.
   Мне не о чем было жалеть: я построил не один дом, посадил не одно дерево и вырастил не одного сына. Мои дети и внуки жили по всему миру. Меня любили прекрасные, добрые, умные женщины, и я любил их. Я добился многого, хоть много и потерял. А теперь мне хотелось лишь в покое ожидать окончания своего времени. Однако покой, как оказалось, положен мне не был.
   Я понял это, когда по всему городу завыли сирены, а на телефон пошли сообщения, что это не учебная тревога. Пришло то, чего в последние годы ожидали все, втайне надеясь, что этого не случится.
   Но оно случилось.
   Вопреки своему твёрдому и давнему намерению никуда в этом случае не бежать и смиренно ожидать своей участи, я сам не заметил, как спустился в подвал, в котором жильцы дома недавно вскладчину оборудовали убежище. Я тоже принимал в этом участие, хотя думал, что не стану им пользоваться.
   Ирония судьбы заключалась в том, что воспользоваться им успел только я - возможно, потому что жил к нему ближе всех, в угловой квартире на первом этаже. Прилетело, видимо, когда я спускался, и тогда меня охватил невыносимый жар. А когда я уже был в подвале, пришла ударная волна. Землю вместе со мной и с домом встряхнуло так, словно мир рассыпался на части. Вероятно, так оно и было.
   Как ни странно, кустарное наше убежище оказалось эффективным. Во всяком случае, когда я очнулся, то всё ещё был жив - конечно, ненадолго, но другие и этим не могли похвастаться. Дверь из свинца и стали завалило с той стороны, и я долго - не знаю сколько, сидел в тесном бункере. Думаю, впрочем, не больше двух-трёх дней - иначе просто умер бы от голода и жажды. Убежище-то мы оборудовали, а вот снабдить его припасами забыли, и всё это время меня поддерживала лишь бутыль с водой и пачка печенья, положенные в ящик для припасов какой-то доброй душой, Царствие ей Небесное.
   Как я выбирался оттуда, помнят лишь мои превратившиеся в кровавое месиво руки и надорванные мышцы. Очевидно, слишком уж я не хотел медленно умирать погребённым в расширенном гробу, а потому всё-таки оказался на поверхности.
   Хотя сразу пожалел об этом, ибо там меня встретила сама смерть. Я переместился в другой мир, где не было ни моего дома, ни всего знакомого до слёз города, ни земли и неба в их привычном смысле.
   Словно зомби, я шёл среди местами оплавленных груд кирпича и бетона, прогоревших до скелетов тел, и не видел ни одной живой души - лишь иногда мелькали кормящиеся крысы.
   Вдобавок меня настигла лучёвка - волосы опадали прядями, тело покрылось зудящими язвами, всё время сотрясали приступы кровавой рвоты.
   Оставалось явно недолго, да и слава Богу: жить в этом мире мне совсем не хотелось. Может быть, конечно, с ним ещё и не вполне покончено, но вот со мной - точно.
   Конечно же, я пошёл умирать в свой лесопарк - вернее, то, чем он теперь стал: обгоревшие чёрные стволы, похожие на поле виселиц. Я шёл среди них, кровью пятная свой путь, ожидая, что вот-вот упаду и больше не встану.
   И едва не рассмеялся глумливо, когда вместо мёртвых деревьев под сумрачным небом увидел купающуюся в вечернем солнце зелёную поляну с родником и женщиной рядом с ним.
   - Что ты там всегда рассматриваешь в чашке? - хрипло бросил я ей в спину. - Любуешься своим отражением?
   - Это единственное, чего я там никогда не увижу, - спокойно отвечает она. - Я вижу там мир. И всех вас. И тебя.
   Я промолчал - мне было всё равно.
   - Пей, - сказал она.
   ...Выпив, я протянул ей обратно липкую чашу с остатками розоватой жидкости. Она приняла её, повернулась к источнику, ополоснула, вновь наполнила и протянула мне.
   - Посмотри.
   Отражения моего там не было, но я увидел многое другое и многих других - начиная от молодого охотника, в незапамятные времена спасшегося на высокой горе от вдруг хлынувших неведомо откуда огромных вод. Он думал, что остался один в погибшем мире - пока перед ним не предстала солнечная поляна с женщиной у родника... А потом их было много, очень много - приходивших сюда, думая также.
   - Я давала им силу, - произнесла Хозяйка. - И мир всегда возрождался.
   - Разве я справлюсь?
   - Не знаю. Но раньше ведь справлялся...
  
   ***
  
   Я стою среди деревьев своей убитой рощи, язвы всё ещё покрывают моё тело, но тошнота больше не терзает, жажда исчезла и разум ясен. Я должен идти дальше. И кто знает, что мне ещё откроется...
  
  жажда [нейросеть]
  
  
  Южанин-23 [конк]
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"