Аннотация: откопала среди старых бумаг отрывок из чего-то ненаписанного, решила выложить вот сюда...да, когда-то я писала что-то вроде фэнтэзи..))
Лил дождь. Слепой старик Ясень чувствовал, как холодная вода стекает по его волосам и лицу, он слышал запах этого дождя, запах травы, прибитой дождем к земле, ощущал на губах холодное дыхание сумрака, нависшего над застывшим полем. Они ехали целую вечность, вечность этого дождя. Скрипучие повозки тащились одна за другой. Люди в них - в одежде купцов и с мыслями торговцев - больше молчали, угнетенные холодом. Ясень хорошо знал подобное настроение людей, разрывающихся между мыслями о вырученных деньгах и о теплом домашнем очаге, ждущем их через много дней пути. Люди ехали издалека. Они были усталы и голодны. Мальчик, сидящий рядом со стариком, тоже устал и хотел есть. Он не умел, как Ясень, который за долгую жизнь успел привыкнуть ко всему, мириться с тяготами пути. Но Савва был слишком горд, чтобы показывать это.
Савва сидел, сжавшись в комок. Он уже не вздрагивал, когда холодная ткань капюшона касалась лица, или резкий порыв ветра бросал ему в рот холодные оплеухи воздуха. Сейчас он больше, чем когда либо раньше, был похож на ребенка.
- Сколько тебе лет, малец? - спросил его несколько дней назад Старший Предводитель Купцов, согласившийся взять его за умеренную плате с собой.
- Почти двенадцать, господин, - ответил тогда Савва, старательно изображая смирение и слегка коверкая свое безупречное лионское произношение.
- Выглядишь ты старше, - сказал Глава Купцов и одобрительно потрепал мальчика по коротко стриженной голове. - Только уж очень худой.
Савва с трудом сдержал дрожь отвращения. Все еще не привык к тому, что простые люди касались его так, просто. Когда-нибудь это пройдет. Да и Кларс казался неплохим человеком. Вот только голубые глаза купца смотрели слишком уж цепко. Как бы он не догадался обо всем! Больше всего Савва боялся того, что этот законопослушный иностранец передаст его в руки стражников. Тогда ему придется вернуться к дяде.
Сейчас Кларс, ехавший в той же повозке, что и они, против обыкновения молчал, нахмурившись под своим капюшоном. Савва почти не шевелился, боясь привлечь к себе ненужное внимание.
- Ты что, совсем ослеп, малец! - раздался вдруг грозный голос Хозяина. - У старого Ясеня слетел капюшон, он совсем промок! Ну-ка, быстро!
Савва вздрогнул, змеей взвился к старику и хорошенько его укутал. Совесть ужалила его изнутри. Со всех сторон послышались осуждающие возгласы.
- Бездельник!
- Тунеядец!
- Чтоб тебя!
Кто-то ворчал добродушно, кто-то со злостью, радуясь возможности вылить на кого-то накопившееся недовольство этим дождем и холодом. Да и любили они все этого знаменитого старика с самым прекрасным голосом, который им только приходилось слышать. Его песни согревали души их отцов, а теперь и их самих.
Мальчик затравленно слушал их слова. Все внутри него кипело, ему хотелось схлестнуться с купцами, ужалить их больно-пребольно хотя бы словами. Многовековая гордость, накопленная благородными предками, была сейчас уязвлена и отравляла ему язык противным привкусом горечи, которая так и просилась наружу. Но он смолчал, потому что привык за свою недолгую жизнь во дворце сдерживать эмоции.
- Тихо, - сказал Ясень. - Не трогайте моего мальчика!
И они послушались из любви к нему, все эти бородатые корыстолюбивые мужики, которые скорее вырвали бы свой глаз, лишь бы не остаться в накладе. Голос Ясеня творил чудеса.
У Саввы от напряжения предательски задрожали губы.
- Прости их, малец! - произнес наконец грозный Глава Купцов. Савва кивнул. "Что это? - с ужасом думал он. - Я плачу? Нет, это дождь. Или я все-таки?"
Внутри него все таяло, становилось маленьким, как будто раньше он был изо льда и лишь теперь становился человеком. Мальчик прислушивался к новым ощущениям. Нет, все как прежде. Савва закусил губу и гордо вскинул голову. "Я, - подумал он. - Я... Кто же я? Не король уж точно. Не простой мальчишка, потерявший отца. Не..."
Кларс с любопытством смотрел на него холодными льдинками глаз.
"Слишком гордый мальчишка, - думал он, - для простого оборвыша. Дворянчик? Что? Дворянчик - вряд ли... Чей-то воспитанник в бегах. Сирота... И Ясень зачем-то ему помогает". Глава Купцов неожиданно заинтересовавшийся загадкой мальчишки, смотрел теперь на него во все глаза. Его взгляд, опытный от общения в силу профессии с самыми разными людьми, отмечал чистый овал лица мальчишки, яркие, четко очерченные черной линией ресниц глаза, прямой нос, уже обещающий стать волевым подбородок, упрямые, хорошей формы губы. Купец выхватывал теперь все в нем - и прямые плечи, и тонкие, не привыкшие к работе пальцы мальчишки, и немного странный для простого горожанина говор.
- Как тебя зовут, малец? - впервые поинтересовался он.
- Петер, - сказал Савва быстро и равнодушно. Он не ощущал боли, отрекаясь от своего имени. Так же легко он отрекся от своего дома.
- Петер? Гм, - проговорил купец, словно пробуя имя на вкус. Савва быстро взглянул на него и опустил глаза, но этого оказалось достаточно, чтобы Кларс ощутил себя на миг распахнутой книгой, в которой беззастенчивый мальчишка читает все, что ему вздумается. Савва сгорбился и укутался в дешевую черную накидку.
"Читает? Чушь! - думал купец. - Он и книги-то читает, верно, с грехом пополам!"
Так он убеждал сам себя, однако, разбуженная тревога теперь не оставляла его. Она сидела в нем, словно заноза в большом пальце. Именно эта благословенная заноза, тревожа его иногда, позволяла почтенному Кларсу избегать нечистых сделок и опасных дорог - в общем, неприятностей.
- Холодно, - проворчал сосед Кларса справа, его главный партнер, даже живший с Кларсом на одной улице. - Проклятый дождь.
- Да, Никола, - машинально ответил Глава Купцов.
- Хоть бы спел кто-нибудь! Спой, Ясень! - просительно протянул Никола. Савве показалось, что внешне Никола очень похож на его дядю Болислава.
- В своем ли ты уме, Никола! - проворчал темноволосый купец. - Холодно петь.
Старый Ясень, спавший очень чутко, проснулся от их спора.
- Голос надо беречь! - кричал кто-то.
- Песня любого согреет, - бубнил в оправдание Никола.
- Ты же не будешь алмазом гвозди заколачивать? - кипятился кто-то.
- Я спою, - сказал Ясень примирительно, хотя ему совсем не хотелось петь. Он переживал, как свое, напряжение своего любимца. Мальчик сидел рядом, он был холодный, голодный и злой.
"Зачем я согласился? - думал Ясень. - Зачем мы отправились в эти безнадежные поиски? Его отец мертв". Однако Ясень до сих пор не верил в это, хотя все говорило о том, что король Януш погиб.
Ясень стал перебирать в памяти песни, подходящие к случаю. На ум, впрочем, впрочем, ничего не приходило. Старик уже приготовился сочинять новую, как вдруг тишину дождя взорвал звонкий мальчишеский голос:
Кларс уставился на мальчишку. Тот, не смотря ни на кого, пел, по привычке шевеля пальцами, как будто сопровождая свое пение игрой на каком-то непонятном инструменте.
Солнце с улыбкой сказало из туч:
"Простите, но нужно и мне отдохнуть".
Лукаво за тучи скользнула Луна,
Прекрасная дева и Солнцу жена.
И тут же на землю спустилася тьма.
Завистливо смотрит на небо она.
Влюбленная в Солнце, ничто перед ним,
Все шепчет и шепчет: "Явись, Господин!
Развей меня в клочья, сожги меня в мглу,
Все вынесу, Солнце, что хочешь, стерплю.
Сожги мою душу и тело сожги,
Все вынесу, Господи, только приди!
Оставь эту Деву! Она так кругла,
Слаба и желта - и она ль хороша?
Что небо? Пусты, голубы его дни,
Спустись же на землю и все здесь сожги!"
И Солнце вскричало, явившись из туч:
"Ты знаешь, ничтожная, как я могуч!
Оставь же мне день, подели с женой ночь.
Явлюсь ведь, и сгинешь ты, Дьявола Дочь!
В тебе все неверно, все зыбко и страшно,
И Людям с тобою встречаться опасно!"
И Солнце исчезло. С ним - Солнца жена.
Всю ночь над землею проплакала Тьма!"
- Хорошо, - сказал сдержанно Кларс. Мальчишка равнодушно кивнул похвале, находясь во власти музыки. Он думал о ней с сожалением: "Она ведь уйдет, забудется. И я не вспомню ее никогда. Даже если и вспомню, то другой!"
"Король взрослеет!" - думал Ясень про себя.
- Молодец, мальчишка! Молодец, Петер! - жесткие мужские руки, уже не замечавшие дождя, тянулись к Савве со всех сторон, трепали его по голове. Он весь сжался от их прикосновений. "Неужели они не чувствуют, как они мне омерзительны?" - с испугом Савва смотрел на них, - ведь это же бросается в глаза. Мне-то это ясно. Плохо, наверное, что я никак не могу с собой справиться. Они люди, такие же, как и я, и они сейчас ничуть не чище и не грязнее меня, и одеты лучше. Я и не образованнее их, в том смысле, что они видели мир, а я нет. Да и добра (действенного добра) они внесли в мир больше, не то, что я!"
- Слишком грустная песня, - воскликнул Бейн.
- Да, грустная и непонятная, - изрек кто-то.
- Ну, малец, намудрил!
Савва вздрогнул и замкнулся. У него возникло чувство, будто кто-то грубый коснулся его сердца.
- Тише, слушайте еще одну песню! - Ясень, чувствовавший все струны души мальчика, слепо вытянул вперед руку. С первым же звуком песни, слетевшей с губ Мастера, все замерли и Савва тоже. Он знал, что старик сейчас поет для него, ради него, и ощущал покой, умиротворение ребенка в животе матери, защищенного от невзгод.
Дождь. Слякоть. Нам всем по пути
С дождем и с холодом, и мраком.
Нам столько ехать и идти
Вдвоем, втроем, в обнимку с страхом.
Мы вчетвером. И впятером.
И вшестером - как будто много...
Но одинок без нас наш дом,
Всесильна дальняя дорога.
Плечом к плечу поближе сядь
К другому, он тебя согреет.
Разбойника спугнет отряд,
Костер спугнет еще и зверя.
Мы не друзья, но как друзья
Мы соберемся на привале,
Хлебнем целебного питья,
И, может, костерок запалим.
И за едой, плечом к плечу
За песней дружеской и элем
Мы все соседскому мечу,
Как своему, с тобой поверим.
Дружок, пусть путь еше далек,
Пусть ноги сбиты, кашель гложет,
Нас доведет до цели Бог,
И он воскреснуть нам поможет.
Слепые глаза старика отражали внутренний свет. "Держись, малыш!" - говорили они Савве. Мальчик вытер глаза ладонью - и чуть не заплакал, потому что она оказалась грязной.
"Вот это и есть дар, - подумал Савва о Ясене с восхищением, смешанным с отчаянием. - Учитель говорит на их языке, они его понимают. Их глаза внимают ему, как новому пророку. Но от того, что этот язык так понятен им, он не становится обыденным. Нет, он озарен светом. Это дар. У меня никогда... Учитель говорит, что у меня есть Дар. Но не этот. Так обидно. Почему я не могу обладать несколькими Дарами? Ведь есть те, кто превосходно владеют мечом и пишут прекрасные стихи. Кто же я тогда? Если правитель, то не поэт, если правитель, то не друг и не отец. Януш никогда не был мне отцом по-настоящему. Но я ищу его. Он нужен мне. Кто же я? Может, я бог? Какое кощунство! - Савва осторожно посмотрел на попутчиков, как будто они могли услышать его мысли. - Полно, что за глупости! Могу ли я быть богом? Может быть, я нечто ниже бога. Или выше? - он опять испугался. Дальше начинала область столь запретная, что он не смел коснуться ее.
"Нет, я не бог! - с облегчением думал Савва. - Пусть я и вижу то, что не дано никому, слышу то, что никто не слышит. Я просто ясновидец. Как Ясень, но по-другому".
Мальчика вдруг придавили чужие мысли, лениво кружащиеся вокруг него. НА него в упор смотрел Глава Купцов. Смотрел с жадным нетерпением, впрочем, умело скрытым.
"Он гадает, кто я, - догадался Савва, - Кларс знает, что я не простой мальчишка. Что мне делать? Их много, я ничего не могу против них".
Он боялся этих людей и в то же время тянулся к ним с любопытсвом. Как бы он хотел быть с ними... Любить их. Но не мог. Они были торговцами, он - сыном великого, хотя и сложившего с себя власть, короля. И этого не изменить. Они были по разные стороны жизни.
"Дождь, дождь, дождь! - Савва до боли сжимал кулаки. - Он сведет меня с ума, этот дождь. Зачем его так много? Зачем он идет на меня так нагло! Он как будто живой, - Савве представился огромный темный мохнатый зверь, - и он мучает меня. Капля за каплей, капля за каплей, и так до бесконечности. Я напился этим дождем, нахлебался им вволю. Я больше никогда не захочу пить, - размышлял он, по привычке многих людей замахиваясь на вечность. - Я его ненавижу!
Савва сжался в комок, пытаясь уснуть. Он с завистью смотрел на убаюканного похвалами старика. Ясень спал. Его тело, исчерченное дорогами и невзгодами, не тревожила эта святая вода, так печально льющаяся с неба.
"Не могу больше! Не могу больше! Не-могу-больше! Немогубольше! Немогубольше!" - Савву колотило от холода. Он чувствовал, что еще немного, и его голова взорвется.
- Не могу больше! - пробормотал он.
- Ты что-то сказал? - спросил Глава Купцов. Савва притворился спящим.
Началась плохая дорога. Повозку трясло из стороны в сторону. Зубы Саввы стучали так, что Ясень проснулся.
- Бедный малыш! - Ясень обнял мальчика. Его дрожащие руки гладили горячую голову. Руки Саввы, напротив, были ледяными.
- Вечером будем в деревне. Там переночуем. А пока укутаем его хорошенько.
Савва полулежал на коленях у Ясеня и Кларса. Его глаза были закрыты, однако, он не дремал, а напряженно думал. Его мысли крутились вокруг чего-то неуловимого, но очень важного. Они жужжали в голове, и было так жарко от них, так нестерпимо, хоть головой о деревянное дно повозки колотись.
- В этом дожде есть начало, значит, есть и конец, - проговорил он отчетливо. - надо только потянуть за веревку и развязать этот узел.
Его руки шевелились, пытаясь ухватить этот воображаемый конец дождя. Ясень отчетливо вздохнул. Он гладил лицо своего мальчика: лоб, виски, веки, нос, щеки, от его прикосновения становилось легче.
Савва шептал что-то еще, на чистейшем лионском языке и на нескольких других языках тоже. Купцы дремали, не слушая его бормотание. Кларс не мог уснуть. Он вглядывался в белевший в темноте профиль мальчишки, вслушивался в его бессвязные слова. И вдруг смутная догадка осенила его. Глава Купцов, кряхтя, приподнялся и вытащил из кожаного мешочка лионскую монету достоинством в пять. На нем был отчеканен профиль Великого Короля Януша, Упокой-боже-его-душу. И Кларс все понял, это было как озарение, вознаграждение за часы терзаний по поводу мальчишки. Перед ним лежал в бреду единственный сын мифически исчезнувшего короля, наследник огромного государства.
- Что же мне делать? - думал Кларс, отец двух детей. - В чем может мне здесь может быть выгода? Или опасность? Обязан ли я вернуть сбежавшего короля домой? Вместо него правит Болислав до достижения им пятнадцатилетия, странно, что он не объявил тревогу, малец-то убежал довольно давно. Да я и говорить теперь с Петером, ну и имечко себе выдумал, не смею. Помочь ему в его королевской блажи? На что делать ставку? На фактического правителя Болислава (его дядю, кажется) или на настоящего, хотя ему всего одиннадцать? Куда он направился? Не погибнет ли он в пути? А когда вернется, сумеет ли быть благодарным?
Кларс напряженно думал. Он не знал, на что решиться. Его рука машинально поднялась, защищая лицо Саввы от дождя.