Виталий Морозов

Житейские истории

Петрозаводск • Verso • 2013

УДК 821.161.1-3

ББК 84(2=411.2)6-44

М 80

М 80

Морозов, Виталий Васильевич.

Житейские истории: [рассказы и повести] / Виталий Моро- зов. - Петрозаводск: Verso, 2013. - 397, [3] с. - ISBN 978-5-91997-

098-9.

В сборник вошли рассказы и повести разных лет. Это невыдуманные исто- рии, свидетелем которых и даже участником был автор. Их отличает неподдель- ная искренность и неравнодушие к людям, их судьбам, нелёгким, изломанным, подчас трагическим, но написанным с таким душевным трепетом и теплотой, которые вызывают у читателя сочувствие и сострадание. Адресовано широкой аудитории.

ББК 84(2=411.2)6-44

ISBN 978-5-91997-098-9 љ Морозов В. В., 2013

От автора

настоящий сборник вошли рассказы разных лет - и давние, и "свежие", написанные только что. Они отличаются друг от дру-

га по сюжетам, по интонации и даже по стилю. Время, волей-неволей, накладывает свой отпечаток. Имеет значение даже тот факт, что дав- ние истории написаны шариковой ручкой, потом они печатались на машинке. Последние же рассказы набирались непосредственно на компьютере. Однако, надеюсь, во всех случаях сохранилось то, что на- зывается авторским почерком.

В последовательности рассказов соблюдён традиционный для ав- тора хронологический порядок. Отдельные из них вошли составной частью в ранее изданные книги. Некоторые - печатались в перио- дических изданиях либо в предыдущих сборниках. Большая же часть выходит отдельным изданием впервые.

Все рассказы, как говорится,- невыдуманные истории, свидете- лем которых и даже участником был автор.

В то же время созданные картины, при всей их подлинности, яв- ляются в чистом виде плодом творческого воображения, а отнюдь не слепком с натуры. Рисунки разной "живописности", с разной степе- нью проработки деталей. Но я надеюсь, что каждая из зарисовок най- дёт отклик в сердце неравнодушного читателя. Потому что эти со- бытия заново пережиты автором. Пережиты с душевным трепетом, с болью в сердце.

Все рассказы сборника условно разделены на три цикла:

Отголоски войны.

Костры экспедиций.

Начала и концы.

Я выражаю глубокую благодарность Растатуриной Элине Георги- евне - редактору издания - за неоценимую помощь в подготовке ру- кописи к печати.

Благодарю своего сына Владимира Морозова - за важные для меня уроки в области компьютерных технологий.

ОТГОЛОСК И ВОЙНЫ

Снайпер поневоле

Повесть

Бей раз, попадай в глаз и шкуру не порти.

Охотничья поговорка

ашка Копылов сидел на тюремных нарах, тупо уставившись в ма- ленькое зарешеченное окошко под потолком. Большой, казав- шийся нескладным, он напоминал Гулливера в царстве лилипутов. Двухъярусные нары и узкие проходы между ними казались игрушеч- ными по сравнению с богатырской фигурой новоиспечённого "зека". И сам он выглядел нелепо в этой нарочитой тесноте. Первое, что при- шло ему в голову,- тут и лечь-то негде: стоит вытянуть ноги, как они перегородят проход. Поэтому Пашка сидел. Почти не шевелясь. Но си- дел на том самом месте, которое определил надзиратель. Ещё недав- но вернувшись с фронта, Пашка не думал, что и место в тюремной ка-

мере придётся тоже отвоёвывать. Однако пришлось...

Ну ты, дылда, освободи топчан уважаемому человеку. Ишь, при- соседился к тёплой батарее. Твоё место около двери, на сквознячке. Чтобы не вспотел,- грубо выпалил подошедший низкорослый тол- стый мужичонка, нагло осклабившись.

А ты кто такой, чтобы тут командовать? Я сам командовать умею,- спокойно ответил Пашка.

Кто тут командует, ты ещё узнаешь. А пока собирай свои шмот- ки и освободи место,- хрипло пробасил скелет в тюремной робе, вне- запно возникший из-за спины толстого "командира".

Ещё один нашёлся... И много вас таких шустрых? Со мной так нельзя. Со мной надо по-доброму, вежливо. Сейчас я вам это объяс- няю на словах. Если понадобится, объясню по-другому. Только не со- ветую меня сердить. Плохо вам будет, мужики. Ой, как плохо,- пы- тался по-мирному урезонивать Пашка своих явных недругов.

Ах, ты ещё угрожать вздумал,- прошипел толстый и с кулака- ми набросился на оторопевшего поначалу Пашку.

Не тут-то было. Пашка мгновенно ударил левой толстому точно поддых, и тот неожиданно обмяк. Быстро поднявшись с нар, Копылов хотел добавить правой в челюсть, вспомнив приём, который не раз приходилось применять в схватках со сверстниками во времена свое- го деревенского детства. Но тут он увидел, как в узком проходе стол- пилось чуть ли не всё население тюремного барака. Со злобным рыча- нием, словно волчья стая, толпа ринулась к нему, намереваясь тут же растерзать непокорного новичка. Пашка протиснулся в проход, встал во весь свой богатырский рост, поднял руку. Толпа неожиданно при- тихла. Видно, могучая фигура Копылова, нависшего над всем этим мелковатым худосочным людом, возымела магическое действие. Ги- гант одним своим видом заворожил пигмеев, суетливо копошивших- ся где-то внизу вдоль прохода. Они будто онемели под этим взглядом и выразительным жестом руки.

Вы что, хотите затеять драку со мной? Не советую. У нас, как говорят спортсмены, разные весовые категории. Да к тому же я сей- час тут пока ещё полон сил. И опыт рукопашных боёв у меня хороший. Всю войну прошёл. Немало откормленных фашистов передушил вот этими руками. А уж с любым из вас я разделаюсь мигом.

С одним, может, и разделаешься. Навалимся гуртом, так тебе несдобровать,- это толстый, тычась своей широкой физиономией в пупок Пашке, попытался ответить за всех.

Ты бы хоть назвался, сказал, как тебя кликать. Моё имя, к при- меру, Пашка, а тебя как зовут?

Ты Пашка, а я Папашка,- в прибауточном тоне ответил тол- стый, а потом добавил: - Кликуха такая.

Ну вот и познакомились. А теперь слушай меня. За четыре года я навоевался досыта. Больше не хочу. Вам тоже нет смысла задираться. Могу изувечить десяток-другой вашего брата. Мне срок добавят. А кто под кулак попадётся, останется калекой. Зачем это вам?

Тебя проучить надо, чтоб не задавался. И законы наши не на- рушал.

Не знаю я никаких ваших законов. Вот освоюсь тут, тогда по- смотрю.

Тут смотреть нечего. Надо делать всё, как я скажу,- возвысил опять голос Папашка,- иначе ночью чик-чик и прощай жена, прощай подруга, прощай твоя родная мать.

Я ведь прирождённый охотник. Сплю в одно ухо. За сажень лю- бой шорох чую. Всех, кто вздумает ночью потревожить, передавлю, как клопов. И не надо меня понуждать к таким делам. Всем будет хуже. Лучше в мире будем жить. Если согласны, то я вам весь свой срок бай- ки буду рассказывать. Пусть это будет моя плата за соблюдение угово- ра. А уговор такой: вы меня не трогаете, я вас не трогаю. И все вечера байками развлекаю.

Братцы! Он нам ро?ман сказывать будет. Может, и правда, инте- рес поимеем? Послушаем разок-другой для пробы. Если понравится, пусть заливает. Только чтобы позаковыристей,- это провозгласила, глядя снизу вверх, высунувшаяся из толпы седая голова с аккуратной интеллигентской бородкой.

Потом Пашка узнает, что аккуратная бородка - привилегия ста- рожила здешних мест, проведшего на нарах всю войну и не очень опе- чаленного по этому поводу.

Пашка, услышав незнакомое слово ро?ман, тут же ответил.

Я вам не какой-то там ро?ман, а настоящий роман расскажу. Да не выдуманный, как это бывает у писателей, а самый что ни есть жизнен- ный. И такой заковыристый, что ахните. Если не успею за свою семи- летку, будете просить, чтобы остался на сверхсрочную. Договорились?

Ладно. Послушаем, а там видно будет,- снисходительно согла- сился Папашка.

Рассказывать буду подробно, в лицах. Поднаторел в этом деле, повторяя разные охотничьи байки. Мужики говорили, что иной раз получается, как в кино. Уверяю всех, не заскучаете. Но предупреждаю: рассказ будет долгий. Хотя, наверное, и сроки у большинства не ко- роткие. Так что времени хватит. И ещё должен предупредить: рассказ будет про Пашку Копылова. Но говорить о нём придётся как бы со сто- роны. Получится, вроде и не обо мне речь, а ком-то другом, хорошо знакомым. К тому же заметно похожим на меня.

На том и договорились. Сокамерники разошлись по своим топча- нам. Пашка тоже сел на отвоёванное, как он считал, место. Отвоёван- ное не силой, а хитростью. И потому бескровно. Копылов считал это первой победой на новом, пока неведомом поприще.

Ему предстояло пересказать всю свою жизнь. Не думал, что это такое трудное и в то же время интересное занятие.

* * *

Пашка Копылов считал себя обделённым судьбой. И всё потому, что природа на нём явно перестаралась, создав слишком уж большой экземпляр рода человеческого. Именно большой. Кроме двухметро- вого роста, он обладал ещё недюжинной, прямо-таки нечеловече- ской силой. Косая сажень в плечах, гора играющих мускулов на груди и спине, могучие бицепсы - всё это должно было свидетельствовать о его превосходстве над остальным людом. А вышло наоборот.

Ещё в школе Пашка отличался тем, что был на голову выше своих сверстников. В начальных классах некоторые одногодки первое вре- мя всерьёз побаивались этого рослого парня.

Односельчане знали Пашку сызмальства. Они скоро привыкли к тому, что парень вымахал, как жердь. Хвалили, что дома рано ста- ли приваживать его к разным крестьянским работам. Отец научил косить. И даже дозволял пользоваться своей какой-то особой косой, которую почему-то называл "литовкой". У отца же Пашка научил- ся ходить за плугом. А пилить и колоть дрова, смотреть за домаш- ней скотиной, управляться с лошадьми - он научился сам. Научился и множеству других домашних дел. И все эти дела - от самых мелких, до требующих немалой физической силы - все такие домашние дела и заботы лежали на Пашке. Изредка его видели играющим с ребятами в лапту. Но уже никто не обращал внимания, как сильно он отличался от остальных ребят по росту. Зато посторонний человек подумал бы, что в ребячью игру затесался кто-то взрослый. А деревенские мужи- ки и бабы давно привыкли к большому мальчугану, играющему среди мелких сверстников.

Конфуз вышел, когда он после окончания школы-семилетки по- шёл учиться в восьмой класс. Было это уже в райцентре. Там он ока- зался выше всех уже чуть ли не на две головы и был почти вдвое шире любого одноклассника. Пашку пришлось посадить на отдельную пар- ту в заднем ряду. Чтобы своей широкой спиной не заслонял других.

Учительница долго и старательно объясняла ребятам, что новень- кий ученик их одногодок. Он только непривычно большой.

- Вы на это не обращайте внимания. Павел Копылов хороший ученик и добрый человек. А к его большой, нескладной фигуре вы скоро привыкните,- объясняла учительница.

Привыкли не сразу. Первое время кто-нибудь всерьёз называл Пашку дядей. Потом начали так дразниться, обзывая "дядькой". Не- которым назойливым дразнильщикам Копылов шлёпал под зад или легонько давал подзатыльника. Скоро все угомонились и Пашка чув- ствовал себя в классе своим человеком. Учился он вполне прилично, никого не обижал, и его оставили в покое.

Особенно отличался Пашка на уроках военной подготовки, ко- торой тогда уделялось большое внимание. "Шагистики" он не любил, а вот стрелял отлично. Хоть из мелкокалиберной винтовки, хоть из боевой "трёхлинейки". Военрук именно Пашке поручал пристрелку каждого экземпляра из вновь поступающего в школу оружия. И уж если Пашка сам пристрелял винтовку, то потом бил по мишени, что называется, пуля в пулю.

Копылов закончил десятый класс, когда ему не исполнилось и во- семнадцати лет. А до войны оставался ещё год. Но в то время никто не знал, что она грянет. Хотя все чувствовали предгрозовую обстановку. Это чувство усилилось после финской "зимней" кампании.

Пашка наравне с другими мужиками работал в колхозе. Он не раз слышал, как во время сенокоса, на привале, у односельчан все раз- говоры сводились к тому, что войны не миновать. Копылов не гну- шался никаких крестьянских работ. Однако поджидал, когда призовут на действительную службу и будет возможность ещё лучше научиться стрельбе.

Ближе к осени всё свободное от работы время Пашка отдавал охо- те. У его отца, тоже охотника-любителя, была тульская одностволка двадцатого калибра. Хорошая одностволка. С красивым рисунком на замковой части, но, главное, с хромированным стволом, который если почистить после стрельбы, блестел изнутри, как зеркало.

С приближением зимы, по первой пороше, Пашка без всяких там гончих любил охотиться на зайцев. У него это здорово получалось. Снабжал семью вкусным мясом и при этом умело снимал шкурки, ко- торые почти всегда принимали в заготконторе первым сортом да ещё платили за них какие-то, пусть небольшие, деньги.

Иногда, правда, выходила промашка. Особенно если заяц вы- скакивал неожиданно из-за ближних кустов. Пашка всегда успевал выстрелить. Но с близкого расстояния случались лишние пробоины, и шкурки теряли в цене.

Тут как-то невзначай Пашке пришла в голову мысль стрелять пулей. Сначала тренировался по мишеням. Первое время пули ло- жились вразброс и часто в "молоко". Требовалось что-то придумать. И он придумал. Стал отливать пули сам. Выпросил в школьном каби- нете химии точные весы и малюсенькие гирьки, позволяющие взве- шивать с точностью до десятых долей грамма. Он теперь тщательно взвешивал пули и порох. Добивался абсолютно одинакового веса за- ряда в любом патроне. Одновременно увеличил заряд пороха. Против той мерки, какая была у отца. А пули, после отливки, обтачивал и по- лировал напильником, добиваясь одинакового веса и идеально круг- лой формы.

На расстоянии в пятьдесят метров теперь пули ложились кучно, и Пашка при первом же случае попробовал стрелять по мишеням на сто метров. На таком расстоянии пуля в пулю не получилось, но в ми- шень попадал всегда. И убойная сила сохранилась даже на таком пре- дельном для гладкоствольного ружья расстоянии.

Как-то встретив военрука, Пашка похвастал:

- У меня теперь ружьё бьёт не хуже винтовки.

Военрук не поверил. А когда увидел, что это так, стал допыты- ваться, в чём секрет. Копылов рассказал про своё изобретение.

А пока Пашка целыми днями пропадал в лесу. Благо, зимой в кол- хозе не было срочных работ. Копылов, воспользовавшись этим, по- настоящему увлёкся охотой. Не зря говорят, что охота хуже неволи. Только на охоте он понял: одно дело попасть пулей в мишень и со- всем другое подстрелить бегущего зайца. От охотника требовалась не только быстрота реакции, но и абсолютная точность стрельбы. Первое время не получалось. Сколько раз юный охотник с досадой говорил себе: "От дробового заряда этот русак никогда бы не ушёл, попасть в него пулей - дело хитрое. Тут без тренировки не обойдёшься".

Тренировался Пашка прилежно, однако заметил, что не в этом загвоздка. Он понял: чтобы всегда попасть в мелкую движущую- ся цель, надо стрелять дробью. Или выждать момент, когда любой зверь остановится хоть на мгновение. И, точно прицелясь, стрелять именно в этот миг. Не сразу, но и этого удалось достичь заядлому охотнику.

Будущему снайперу Копылову очень пригодятся эти навыки на фронте.

А пока Пашка сетовал, что нет у него настоящего нарезного оружия. Он даже горевал по этому поводу, когда видел, как за полторы-две сот- ни метров уходил матёрый лось или неожиданно поднятый в лесу волк.

Горевать пришлось недолго.

Копылова вместе с другими сверстниками-односельчанами при- звали в армию не на действительную службу, как он ожидал, а сразу на войну.

Большинство людей восприняло войну как беду. Особенно мно- го страданий выпало на долю необученных новобранцев, которым пришлось резко и не по своей воле поменять мирный уклад жизни на фронтовую обстановку. Не обошли эти беды-печали и Копылова. Но к тому, что досталось всем, у Копылова прибавилось множество толь- ко ему присущих проблем.

Они начались сразу на сборном пункте в райцентре. Для непо- мерно большого новобранца не нашлось обмундирования соответ- ствующего размера. Ни гимнастёрки, ни штанов, ни ботинок, ни ши- нели. Всё, что предлагали примерить, невозможно было даже надеть.

Старшина роты Юрченко, которому было приказано в один час одеть и обуть новобранцев, только разводил руками.

Что я буду делать с тобой, таким детинушкой. Одни широкие штаны нашёл, так они тебе по колено. Как трусы получились. В самой большой гимнастёрке рукава по локоть. То же с шинелью. А про са- поги и говорить нечего. У тебя ступня, пожалуй, с аршин будет. Обувь таких размеров, наверное, не выпускает ни одна фабрика в мире. Сго- рел бы ты лучше, Копылов, на ясном огне. С тобой одним мне хлопот больше, чем с остальным личным составом роты. Придётся отправ- лять тебя на фронт в том, что дома сшили.

А я чем виноват? Это батьку с маткой спрашивай, отчего меня такого большого родили да вырастили не того размера, как тебе надо,- вяло оправдывался Пашка.

Попал Пашка на Северо-Западный фронт. Начинать войну тут ему пришлось в своих деревенских одеждах, что первое время вызывало иронические подковырки соседей по окопам.

Ты в щелях да ходах сообщения не прячься. Всё равно что- нибудь да останется торчать наружу. Лучше, как увидишь немецкие

танки, поднимайся во весь рост и дуй супротив них со своим ружьиш- ком. Немцы испугаются такого громилу, повёрнут обратно. А тебе ор- ден дадут за храбрость.

Пашка легко сносил такие шуточки. Но он не любил, когда нор- мальную винтовку в его руках называли игрушечной. Она и вправду такой казалась на фоне его могучей фигуры.

Однако подначки закончились после первого боя. Все увиде- ли, как с толком он тратит патроны. Сколько пуль выпустит, столько и мёртвых фрицев валится. А Пашка жалел, что не дают им автоматов. Вот тогда бы он показал, как умеет стрелять.

Тот же старшина, услышав сетования Копылова, похвалил его за отвагу в первом бою и обещал похлопотать перед командованием полка, чтобы выдали Пашке хорошее современное оружие.

Скоро Копылов получил ручной пулемёт с двумя запасными дис- ками, похожими на сковороды, в которых мать пекла блины на Мас- леницу.

Это ружьё как раз по тебе. Пристреляешь на досуге, а потом бей, как и раньше, без промаха. Командир обещал представить тебя к на- граде. Так что действуй,- сказал старшина.

Раз приказано, буду действовать,- буднично и совсем не по- военному ответил Пашка.

И действовал. Да ещё как!

Немцы шли короткими цепями, прячась за танки. Пашка отходил на сотню метров, подыскивал удобное место с укрытием, а дальше, как он говорил, только не зевай. Как какой-нибудь из фрицев высу- нется из-за танка, сразу попадает на мушку. Пашка их бил без про- маха, как бывало зайцев на зеленях. Только там из дробовика, а тут короткими очередями из пулемёта.

На фрицев охотиться проще, чем на дичь. Фрицев больше, они крупнее и сами идут на выстрел,- привычно, в духе охотничьих баек, рассказывал Пашка, спрятавшись где-нибудь у перелеска в минуты затишья.

Пашке везло. Много полегло рядом товарищей. А он оставался не- вредим. До поры, до времени.

Воспользовавшись затишьем, он установил сошки своего пулемёта за толстым пнём, сменил диск (на место пустого, поставил заполнен-

ный патронами), очистил от веток ольхи сектор обзора и стал ждать очередной атаки немцев. Командир взвода лейтенант Борисов прика- зал любой ценой продержаться до сумерек, пока не подойдёт подкре- пление. Пашка был уверен, что его взвод продержится, не дрогнет.

С такими мыслями он продолжал обустраивать свою огневую точ- ку. Наломал лапника и большим ворохом сложил возле пулемёта. По- лучилась сухая и почти мягкая постель. Теперь осталось набраться терпения и ждать столько, сколько понадобится. Бывалому охотнику такое ожидание не в тягость. И тут услышал он нехороший, но знако- мый свист. Потом сильно рвануло где-то недалеко сзади. Острая боль пронзила правую ногу. Пашка даже взвыл от этой боли. А когда уви- дел располосованный, залитый кровью домашний сапог, чуть не по- терял сознание.

В полевом лазарете Пашку пришёл навестить старшина Юрчен- ко. От него израненный бедолага узнал сразу две хорошие новости. Командование представило Копылова к награде медалью "За отвагу", и пронырливому старшине удалось наконец-то найти обмундирова- ние непотребно большого размера.

Я для тебя приглядел такое, что и на вырост сгодится. Пришлось тёмными задворками пробираться в почти целиком окружённый немцами областной центр. Там на складах всё было. Любого фасона и размера,- с улыбкой сообщил Юрченко.- Да вот беда, боюсь это добро фашистам достанется. Но тебя я теперь обую и одену с головы до самых пяток. Так что быстрей поправляйся и в строй.

Это прозвучало как приказ. Пашка ответил коротко:

Постараюсь... Спасибо за заботу.

Однако не получилось у Пашки скоро вернуться в строй. Раздро- бленный осколками голеностопный сустав никак не приходил в нор- му. Ковылявшего на костылях Пашку отправили из полевого лазарета в тыловой госпиталь, где он провалялся больше месяца. Когда пришла пора выписываться, предложили отпуск домой.

Там под материнским присмотром да на коровьем молочке ты быстро придёшь в норму и скоро вернёшься в свою часть,- сказал на прощанье начальник госпиталя.

Но Пашка вынужден был объяснить, что его деревня сейчас под немцами и ехать ему на отдых некуда.

Как же мне теперь долечивать тебя? - озабоченно спросил врач.- Курортов у меня нет, и на фронт такого хромоногого не от- правишь.

А вы отправьте меня обратно в часть. Там я быстрее поправ- люсь, чем на курорте. Ведь руки целы и глаз у меня меткий, охотни- чий. Так что не стану нахлебником.

Свою часть Пашка нашёл в предместье областного города. Сильно опечалился, когда узнал, что многие товарищи погибли. Зато осталь- ные встретили его как родного. Правда, всех смутило, что на передо- вой, можно сказать в окопах, Пашка появился с костылём. Ходил он плохо, сильно хромая. Нога почти не сгибалась в суставе у стопы. Ещё болели наскоро залеченные раны.

В тот же день в окопы к Пашке пришёл старшина Юрченко. При- шёл навестить. Ещё раз поздравил с наградой.

Про тебя даже во фронтовой многотиражке писали. Настоящим героем изобразил бойкий на язык корреспондент. А ты вот тут на трёх ногах появился. Не видывал я такого на передовой,- сетовал старшина.

Ничего, погоди малость, стану на две ноги. А пока надо мне тут найти посильную, но боевую работу. Чтобы не зачахнуть с тоски. Мо- жет, поговоришь с комвзвода? Я же прирождённый охотник. Дай хо- рошее оружие, так фрицев буду бить не хуже, чем, бывало, зайцев по чернотропу.

Ладно. Поговорю. Что-нибудь придумаем,- ответил старшина, задымил самокруткой и, низко нагибаясь, двинулся короткими про- бежками к командирской землянке.

Думал старшина. "Шевелил мозгой" и сам Пашка. Он хорошо по- нимал, что колченогому, с костылём, в атаку ему не ходить. Хочешь не хочешь, придётся искать другое дело. Не есть же задарма фронтовую пайку.

Назавтра Пашку нашёл командир взвода лейтенант Борисов.

Всё, что касается тебя и что я тебе сейчас сообщу, согласовано с начальством. Парень ты смелый да умелый. Решено оставить тебя на передовой. Говоря по-твоему, по-деревенски, снайпером будешь работать.

Я сам так же думал. Да и как иначе, коли фриц ногу покалечил. Иной раз к походной кухне еле доковыляю. Болит, зараза. А снайпер-

ское дело можно и без ходьбы исполнять. Хоть лёжа. Может, я из за- сады фрицев изничтожу не меньше, чем, бывало, косил пулемётными очередями. Только есть у меня две просьбы: во-первых, надо выбрать хорошее оружие с кучным боем и пристрелять его; во-вторых, пона- добится мне помощник, чтобы побыстрее готовить надёжные огне- вые точки.

Винтовку с оптическим прицелом уже доставили со склада пол- ка. А пристреливать придётся самому. Да и кто лучше тебя это сможет сделать?

Когда можно приступить? - нетерпеливо спросил Пашка.

Прямо сейчас. Вон там за сопкой в укромном месте стоит "вил- лис". На заднем сиденье винтовка в брезентовом чехле. Водитель обо всём предупреждён. Он отвезёт тебя подальше от вражеских окопов и поможет найти площадку, пригодную для импровизированного тира. Когда винтовка будет готова, вместе с тобой определим места для огневых гнёзд, обустроим их, продумаем маскировку. А пока го- товь оружие. Как говорят, патронов не жалеть.

Винтовка оказалась хоть не новая, но, видно, специально подо- бранная для такого случая. И, судя по зарубкам на прикладе, хорошо

"повоевавшая". Первым делом Пашка потуже затянул болты крепле- ния оптического прицела. Теперь оставалось пристрелять винтовку так, чтобы были досягаемы цели на немецкой линии обороны. Поэто- му пристреливал винтовку будущий снайпер не торопясь и постепенно. Сначала помощник поставил мишени на расстояние полкиломе-

тра. Пули ложились без промаха и достаточно кучно. Потом щит с си- луэтом немецкой каски помощник отнёс на расстояние в километр. И на этот раз в щит попадал, но не "в висок", куда старался целить- ся. Стрелял лёжа. С упора. Целился каждый раз одинаково тщательно, а пули попадали вразброс. Пашка долго не мог понять, в чём дело. По- том сообразил: дело в патронах. Надо бы отобрать патроны одинако- вые по весу. Да на чём их тут взвесишь? Остаётся одно: строить огне- вые гнёзда как можно ближе к окопам противника, которые хорошо были видны на краю деревни по другую сторону реки. Вдоль неё про- ходила дорога. По ней изредка шли крытые грузовики, а иногда лег- ковушки - главный предмет охоты для снайпера.

Первую огневую точку для снайпера соорудили на опушке со- снового бора. Сосну-тройчатку нашли не на самом краю леса, а чуть

поодаль от него. Как раз то, что надо. Со стороны противника место совсем неприметное. А от выбранной сосны, даже с земли, открывал- ся хороший обзор. Вся деревня за рекой была на виду.

Пашка с помощником взялись за дело.

Ствол сосны на высоте примерно в две сажени расходился на три части. Помощник с обезьяньей ловкостью забрался туда по массивно- му стволу, обрубил топором лишние сучья, мешающие обзору, при- кинул, как надо будет делать настил, и осторожно спустился обратно вниз.

Хорошее место. Видно всё, как на ладони. И оптика не нужна.

Теперь надо раздобыть досок, чтобы сделать настил.

Видно, парень ты деревенский. Топориком орудуешь, что за- правский плотник. А зовут-то тебя как? - спросил Пашка.

Конечно, я из деревни. Можно сказать, тутошний. А зовут Васи- лием. Батька с мамкой Васькой кликали.

А я Павел. Ребята деревенские Пашкой звали. Ты тоже так мо- жешь называть, попросту, без церемониев. Будем считать, что позна- комились. А окончательно узнаем друг друга в деле.

Первым делом надо где-то раздобыть досок для настила. Я тут недалеко видел остатки байдака. Для укрепления стенок окопа они не сгодились. Пошли доски, которые потоньше. А эти, тяжёлые, в полбревна, остались лежать небольшим штабельком у бруствера. Пойду перетаскаю их сюда. Думаю, нам они в самый аккурат по- дойдут.

Ну давай. А я пока лестницу сварганю. Мне, колченогому, так как ты наверх не залезть. Пойду вырублю пару жердей.

Жерди хотел вырубить еловые - прочные и гладкие. Но таких по- близости не оказалось. Пришлось довольствоваться берёзовыми, ко- торые обнаружил далековато, на краю болотца.

Выбрав ровное место, Пашка взялся за лестницу. Он не стал вдал- бливать каждую перекладину. Не было ни инструментов, ни времени. Чуть подтесав сами жерди и концы каждой ступени, будущий снайпер обушком топора аккуратно и прочно приколачивал гвоздями одну ступеньку за другой. Благо, гвоздями старшина обеспечил вдосталь. И так приятна была эта работа, что даже вспомнилась своя деревня, родители. Как там они под немцами? Живы ли?

От таких мыслей взгрустнулось. Но работа спорилась.

Пока Пашка делал лестницу, помощник Василий не только со- брал в округе подручный материал, но успел соорудить помост. По- том притащил на двух связанных ремнях целое беремя хоть и почер- невшего, но сухого сена.

Нашёл тут недалеко остатки старого стоговища. Вот насобирал сухого сена. Сейчас подниму наверх. Не на голых же досках тебе бока мять. Так будет удобней. И поперечное брёвнышко приладил. Стре- лять будешь, как в тире: лёжа с упора,- весело сообщил Василий.

Спасибо тебе. Одному бы мне с моей косолапостью тут не спра- виться.

Когда Пашка залез наверх и огляделся вокруг, с радостью прокри- чал своему помощнику Ваське:

Ещё раз спасибо. Всё сделано, как надо. В деревне, бывало, с батькой делали такой лабаз для охоты на медведя. Точно так же, на опушке леса. Только рядом с неширокой полоской овса, посеянного для приманки. Медведи сильно любили недоспелые метёлки овса. Вот и приходили полакомиться. А мы их на мушку. Одного и мне удалось зашибить. Правда, со второго выстрела.

Тут тебе будут на мушку попадать звери пострашнее и гораздо ценнее, чем медведи,- по-деревенски рассудительно заявил Васька и удалился.

Скоро он вернулся ещё с одной охапкой сухого сена.

Чтобы помягче было лежать. Да может, и мне найдётся на краю место. Вдруг понадоблюсь невзначай.

Лишняя охапка не повредит. Поднимай. Да с винтовкой там осторожно. Оптику не повреди. А я поковыляю к взводному. В сумер- ках не так опасно. Они ведь нас видят так же хорошо, как и мы их. Зазеваешься, мигом прихлопнут. Ну ладно. Я пошёл. Взводный при- казал сперва выслушать его наставления, а потом действовать по об- становке. Пойду, послушаю, что он скажет бывалому охотнику,- с не- которой бравадой продекламировал Пашка.

Лейтенанта Борисова Пашка нашёл у входа в землянку. Он как раз докурил папироску.

Ну, заходи. К вечеру похолодало. Видно, скоро осень. Листья на деревьях стали местами желтеть.

Лишь бы не осыпались внезапно. Тогда пропадёт вся моя ма- скировка.

Маскировкой пусть занимается твой помощник. А тебе я вот что скажу. Первые день-два ты только наблюдай. Смотри в бинокль, там, где бинокль слабоват, чтобы рассмотреть какую-то деталь, гляди через оптику прицела. Старайся приметить, какие машины и в какое время проходят по дороге на той стороне реки. Наблюдай, у какой избы чаще всего останавливаются. Отдельно примечай, к какой избе чаще всего подъезжают легковые. Кто из них выходит и долго ли стоят. Учись от- личать рядовых от офицеров. У рядовых пилотки на голове, а офице- ры все в фуражках с высокими кокардами. И, конечно, главная твоя цель - офицер. Особенно тот, который выйдет из большого легкового автомобиля. Если повезёт, добудешь зверя в генеральском мундире,- улыбнувшись, заметил лейтенант,- а потом добавил: - Старайся каж- дый раз обходиться одним выстрелом, чтобы не обнаружить себя. Пер- вый выстрел, как правило, обходится незамеченным. Особенно, если сделать его, как говорится, под шумок. А второй немцы засекают свои- ми приборами. Так что понаблюдаешь, поймёшь, что к чему у них там, а потом за дело. И, главное, не торопись. Выцеливай тщательно. Ещё раз говорю: бить надо наповал и с первого раза.

Постараюсь,- ответил Пашка и вышел из землянки.

На улице совсем стемнело. Звёзды появились в чёрном небе. Но Пашка всё-таки пошёл к своему логову. Думал понаблюдать: ходят ли машины в тёмное время суток. А потом, с рассветом, порешил "гля- деть в оба", как велел командир взвода.

В первые дни охотник был вполне доволен собой. Что ни выстрел, то новая зарубка на прикладе. И всё офицеры, которые в фуражках с кокардами. Но так продолжалось недолго. Немцы, почуяв неладное, начали осторожничать. Выходили из машин только на свою сторону, прячась за кузовами, и быстро скрывались в домах.

Пашка целыми днями рассматривал каждый дом деревни, заня- той немцами. Старшина раздобыл ему мощный морской бинокль. Но и это не помогло. Немцы, как говорится, старались не высовываться. А машины подходили. То к одному дому, то к другому. Были среди них и легковые. Из каждой выходили по несколько немцев. Но поймать на мушку никого не удавалось. Они, мелькнув на мгновение в опти- ке прицела, исчезали за воротами. Самое пристальное наблюдение не давало результата. Дичь не попадалась на мушку охотника.

После очередного неудачного дня Пашка спустился вниз со сво- его "лабаза" и, сильно хромая, побрёл вдоль ходов сообщения, что- бы разыскать старшину. Он шёл хоть и с пустыми руками, но в голове держал, как ему казалось, верную мысль. Он думал, что теперь знает, как перехитрить немцев. Своё предложение он собирался обсудить с начальством, без помощи которого тут не обойтись.

Старшину нашёл в командирском блиндаже. Там же был и лейте- нант Борисов. На такую удачу - найти командиров вместе - Пашка не рассчитывал и потому очень обрадовался.

Доложив о результатах своих наблюдений и о проведённых впу- стую последних днях, Пашка сообщил, что у него есть конкретное предложение, но нужна помощь командования.

Что за предложение? А ну выкладывай всё начистоту. Мне уже комбат сделал выволочку за то, что охотник проворонил всю дичь.

Дичь никуда не делась. Она вся на месте. Но из винтовки Моси- на её не взять. Бить из неё по машинам, может, бронированным, всё равно, что стрелять бекасиной дробью по медведю. Надобно добыть другое, более мощное оружие,- сказал охотник своему начальству.

Не противотанковую же пушку тебе туда на помост тащить? - недоуменно, с ехидцей, спросил комвзвода.

Зачем пушку? Достаточно противотанковое ружьё добыть. И найти к нему более мощный оптический прицел. За день я бы ру- жьё пристрелял на разных дистанциях, а потом щёлкал бы фрицев, как орешки. Не глядя на их хвалёные машины. Я уже прикинул, как это можно будет делать. Если грузовик, надо целить в боковое стекло, чтобы одним выстрелом укокошить шофёра и сидящего рядом офи- цера. А если на мушку попадёт легковая машина, надо стрелять по заднему сиденью. Там ездят их самые важные офицеры. Из винтовки таких с одного выстрела не возьмёшь. Другое дело ПТР. Бронебойная пуля калибра вдвое большего, чем у винтовки, прошьёт любую кабину. И у меня опять пойдут одна за другой зарубки на прикладе,- закон- чил свои пояснения Пашка.

Через пару дней в огневом гнезде Пашки рядом с винтовкой лежа- ло противотанковое ружьё. Таких ружей в деревне не видывали. Оно оказалось увесистей, чем ручной пулемёт. Но, главное, Пашка сумел приладить к нему мощный оптический прицел, на корпусе которого

готической клинописью было выгравировано: "Карл Цейс". Уже во время пристрелки было заметно, что в этот прицел за версту видно так же хорошо, как в наш, которым снабжена винтовка, на пару сотен метров. Посмотрев через прицел на линию обороны немцев, снайпер с удивлением крикнул своему подручному Ваське:

Глянь-ка, тут всё видно, как на ладони. Можно стрелять поч- ти в упор. Так мы с тобой, Васька, порешим без промаха всех немцев. Правда, лейтенант Борисов приказал в первую очередь охотиться на офицеров, которые в фуражках с кокардой. Надеюсь, они тоже будут попадаться на мушку.

В это время к Пашкиному лабазу подошёл старшина Юрченко.

Тоже забрался наверх.

Ты осторожно ворочайся. А то все Васькины труды пропадут. На такую нагрузку тут не рассчитано. Но коль залез, на, погляди. Красота- то какая. Вся деревня на виду. Ни кошка, ни мышка не прошмыгнут незамеченными,- горделиво заявил Пашка.

Видно хорошо,- согласился старшина,- только учти: тебя с этой пушкой тоже могут заметить. У них разведка хорошо работает. Раз выстрелишь, а на другой - их наблюдатели засекут. Тогда бере- гись. Заметишь неладное, сматывай удочки и уходи. И надень каску. На вот, возьми. Комвзвода без каски не велел пускать тебя к ружью Приказал мне приглядеть и проверить.

Снайпер облачился в каску, а старшина спустился вниз и ушёл по своим делам.

Оставшись один, Пашка взял бинокль и стал внимательно рассма- тривать передний край немцев. На линии окопов ничего приметного не увидел. И в деревенских избах как будто все вымерли. Опустела де- ревенская улица. Изредка появятся один либо два немецких солдата и сразу куда-то исчезают. Будто проваливаются в преисподнюю. Ма- шины тоже давно не появлялись. Тишина, как в родной деревне, ког- да все уходят на луга в сенокосную пору. Было такое ощущение, что и войны нет либо она где-то очень далеко. Ничего не оставалось, как ждать и наблюдать неустанно. Так велел командир взвода.

Пашка Копылов, несмотря на свою молодость, был не по-юно- шески терпелив и обладал должной выдержкой. Эти качества стали чертами характера, воспитанными охотой. Не раз приходилось часа-

ми сидеть на токах в ожидании прилёта птиц. И на охотничьем лаба- зе не единожды томился ожиданием, пока не появится хозяин лесов медведь. Вот и теперь, на фронте, пригодилась воспитанная охотой выдержка. Хотя возникало желание "пристрелять" ружьё по живым целям. Но лейтенант Борисов строго приказал охотиться за крупной дичью, стрелять только по офицерам. А они, как назло, не появлялись. Ни пешим ходом, ни на машинах.

Погода стояла по-летнему тёплая. Полуденное солнце приятно припекало, и снайпер чуть не задремал. "Этого ещё не хватало. Так можно и под трибунал залететь", - с досадой подумал Пашка.

В это время его снизу негромко кликнул помощник Васька. Он принёс хлеба, консервов и целый котелок воды.

На, подкрепись. Небось проголодался? - спросил Васька, под- нявшись на помост.

А воды принёс? Горло пересохло.

Принёс и воды. Пей, вот. Потом и аппетит появится.

Аппетит у меня всегда волчий. Потому что груз большой во мне. Недаром повара дают двойную пайку. Иначе не хватит горючего, что- бы таскать почти центнер собственных телес.

Пообедав, Пашка снова приник к биноклю. В который раз он уже осматривал деревню на том берегу. Сперва бегло, потом наблюдая за каждым домом. Поначалу казалось, что в деревне совсем нет мест- ных селян. Однажды утром он заметил, как из крайнего дома вышла молодая полноватая женщина с вёдрами на коромысле и по крутой тропинке спустилась к реке. Там с небольшого помоста она ловко за- черпнула полные вёдра воды, надела каждое ведро на крючок коро- мысла, подняла коромысло на правое плечо и, чуть покачивая бёдра- ми, вышла по тропинке на дорогу, а затем скрылась в проёме калитки. И опять возникло ощущение мирной деревенской жизни.

Но вот из соседнего дома появились немцы с большим алюми- ниевым баком, который тащили вдвоём за ручки. Они направились по той же тропинке к реке. Принесли посуду. Вывалили всю на помост и стали мыть. Хорошо было видно, как они драят песочком каждую алюминиевую тарелку либо кружку, а потом ополаскивают их в бы- стрых речных струях. Наводят чистоту после обеда.

Закончив работу посудомоек, фрицы разулись, сели и опусти- ли ноги в воду. Пашка обратил внимание, как они полощут свои

натружённые ступни в ещё не студёной, но прохладной воде и испы- тывают от этого, судя по физиономиям, большое удовольствие. Было несколько мгновений, когда их туловища и даже головы оказыва- лись на линии прицеливания. Одним выстрелом можно уложить сра- зу двоих. Искушение было очень велико. Но снайпер не посмел на- жать на спусковой крючок. Он помнил приказ лейтенанта Борисова и вынужден был ждать крупной дичи. А ещё он боялся выдать себя. Лейтенант предупреждал, что выстрел из противотанкового ружья не останется незамеченным. Обязательно засекут немецкие разведчики- наблюдатели. И тогда пойдут насмарку долгие часы ожидания, а мо- жет, придётся оставить и уже обжитый лабаз. О худшем не хотелось думать. Но Павел Копылов знал, что на фронте всё может быть. И по- тому, набравшись терпения, ждал.

Он вспомнил, как до войны охотился на медведя. Лежал на таком же лабазе в перелеске у края лядины, засеянной овсом. Ждал две ночи, а медведь не приходил. Хотя метёлки овса молочной спелости - луч- шее лакомство для медведя. На третью ночь к овсяному полю вышел матёрый лось-рогач. Но он кормился на противоположной стороне поля в сотне с лишним метров. На расстояние выстрела так и не подо- шёл. Покормился на овсяном поле и снова исчез в лесу.

А медведь внезапно появился совсем с другой стороны. Он вы- шел чуть не на лабаз. Всего в каких-нибудь тридцати шагах. Но сра- зу взять зверя на мушку не получилось. Он был всё время в каком- то непредсказуемом движении. Пашка даже залюбовался, наблюдая, как косолапый гребёт в охапку целые "снопы" овса, ловко отправ- ляет сочные верхушки с ветвистыми метёлками прямо в пасть, а по- том смачно пережёвывает ещё не успевшие затвердеть зёрна. Иной раз даже было слышно, как медведь чавкает, наслаждаясь вкусом лакомства. Так продолжалось довольно долго. Охотник уже поду- мывал: не стрелять ли по движущейся цели. Вдруг медведь замер. Стал на все четыре лапы и, казалось, прислушивается или принюхи- вается, почуяв опасность. Этих секунд хватило, чтобы Пашка успел прицелиться и нажать на спуск. Медведь рухнул. Однако некоторое время продолжал кувыркаться, сминая овёс. Охотник перезарядил ружьё, а с лабаза не слез. Думал, понадобится ещё выстрел. Но зверь затих.

Теперь, поджидая легковушку с крупной дичью, Пашка хорошо понимал разницу между той и этой охотой. Тогда, в деревне, ему не угрожала никакая опасность. Лабаз не только позволял озирать овся- ное поле и опушку ближайшего леса, но и предохранял от неожидан- ной выходки раненого зверя. На фронте лабаз не защитит ни от пули, ни, тем более, от снаряда. Тут надо стрелять точно в цель. Да ещё так, чтобы не обнаружить себя.

* * *

Дичь, хоть и долгожданная, появилась как-то внезапно. Да какая дичь! Огромный чёрный лимузин, сияющий на солнце своими лаки- рованными боками. При виде такого роскошного автомобиля Пашка весь сжался в комок. Он подумал, что там внутри, на заднем сиденье, прячется за тёмными занавесками не иначе, как генерал. Машина замедляла ход. Снайпер, не выпуская с перекрестия прицела задне- го левого окна автомобиля, выжидал нужный момент. Он выстрелил в ту же секунду, когда машина остановилась. И сразу заметил в свою просветлённую оптику, что стекло разлетелось вдребезги от мощно- го удара бронебойной пули калибра 14,5 мм. Минуту либо две спу- стя стало видно, как вокруг забегали люди. Как в одну и другую двери вытаскивали сразу двух убитых либо раненых им важных (наверное, очень важных!) фрицев.

Пашка лежал не шелохнувшись. Вот так бы и дальше выдержать. Выждать бы, пока всё успокоится на том берегу. Но инстинкт охот- ника, увидевшего, что на выстрел выходит следующая дичь, оказался сильнее главной заповеди снайпера: "Бей без промаха, но не выдавай себя!". Глаз-то у снайпера был зоркий и точный, а вот азарт- подвёл.

Когда через несколько минут подкатил ещё один автомобиль, фургон, Пашка выстрелил сбоку по переднему водительскому стеклу. Опять точно. Однако этого нельзя было делать. Ни в коем случае. Не- мецкие разведчики-наблюдатели засекли второй выстрел. Роковой выстрел...

Не прошло и пяти минут, как началось. Мины одна за другой рвались вокруг Пашкиного лабаза. Он не слышал их свиста. Толь- ко взрывы. Некоторые совсем близко. При первом же залпе Пашка по крутой шаткой лестнице почти скатился вниз и, придерживая

тяжёлое ружьё, ринулся к прорытому недалеко ходу сообщения. Тут его накрыл следующий залп. Взрывы гремели вокруг. Потом Пашка почуял сильный удар в бок. Как будто его кто-то хлестанул колом по рёбрам. Хлестанул так, что помутился рассудок. Пашка попытался спрятаться в небольшом окопчике. Однако туда никак не помеща- лось его гигантское обессиленное тело. Раздался взрыв где-то сзади. Острая боль пронзила ногу. Всё ту же искалеченную ранее ногу. По- том ещё взрыв. Совсем рядом. Пашка успел опустить в узкую щель окопа только голову и грудь. Снова громыхнуло. И он провалился в бездну.

Очнулся в полевом лазарете. Израненный бедняга не знал, сколь- ко времени прошло с тех пор. Не знал, как всё случилось. Потом при- шёл старшина Юрченко. Он и рассказал. Подробно, с картинками.

Мы же с комвзвода всё видели, как ты долбанул одну за другой две штабные машины немцев. Судя по всему, там внутри были очень важные фигуры. Важные и отважные,- скороговоркой выпалил стар- шина.- Не побоялись на передовой появиться. Воспользовались за- тишьем. А ты их тут и подкараулил. Откуда им было знать, что у нас на передовой появился потомственный охотник. Рискнули... Но ты оплошал. За первую машину тебя комбат к награде представил, а за вторую велел лейтенанту Борисову нещадно наказать. Чтобы в буду- щем не выделывал таких фокусов.

Я и сам сразу понял, что дал промашку. Спасибо ребятам: не оставили на растерзание под градом мин.

Это я собрал бойцов, которые были рядом. Мы с первыми раз- рывами ринулись тебя спасать. Думали, ты со своей хромой ногой так и остался наверху. Там бы осколками изрубило тебя, как котлету. Ког- да по ходу сообщения подползли к окопу, нашли там тебя, истекаю- щего кровью. Ружьё спасло тебя от явной погибели. Большим оскол- ком перебило шейку приклада и задело хвостовую часть с затвором. Ослабевшей железякой пересчитало несколько твоих рёбер, но, сла- ва Богу, внутренности задело не сильно. А с ногой дело дрянь. Врачи хотели уже отрезать чуть ли не по колено. Да главный хирург пожа- лел. Говорит, молодой, может, выдюжит. Сказал, что ногу надо спасать. Что есть шанс.

Спасибо тебе, старшина. После войны, как убью первого медве- дя, шкура твоя.

Давай-давай! Дели шкуру неубитого медведя. Фантазёр ты, Пашка. Войны конца не видно, а ты про шкуру. Сейчас надо сил наби- раться. Чтобы можно было отправить тебя в тыловой госпиталь и там по-настоящему вылечить.

Видно, долго мне по госпиталям валяться,- с грустью просто- нал Пашка.

Да, тут скоро не получится. Главное, чтобы дело на поправку пошло. Чтобы хоть с места сдвинулось.

Сдвинется. Я двужильный. Всё перенесу-перетерплю. Всё вы- дюжу.

Надеюсь, выдюжишь. Но, кажется, ты своё уже отвоевал,- ска- зал тихо старшина Юрченко.

Ну, это мы ещё посмотрим!

* * *

Война пошла на убыль. Наши войска уже перешли бывшую госу- дарственную границу и продвигались дальше с боями по чужой тер- ритории. А Пашка так и не мог стать на ноги. Побитые рёбра посте- пенно срослись, раны на груди зажили, а дважды искалеченная нога никак не поддавалась лечению. Разрушенный осколком мины голе- ностопный сустав и раздробленные в мелкую щебёнку кости очень долго не срастались. Пашка по-прежнему ходил на ежедневную пере- вязку с помощью костылей.

Тыловой госпиталь, ставший для многих тяжелораненых красно- армейцев пристанищем на долгие месяцы, находился где-то под Мо- сквой. Хоть там кормили сносно и лечили, как могли, Пашке всё во- круг давно надоело и он с нетерпением ждал выписки. Ждал, когда можно будет попасть снова в свою часть. Он боялся опоздать. С дет- ской бравадой нахально заявлял соседям по койке, что без него Бер- лин не возьмут. Соседи понимали этот вполне окопный юмор, но ча- стенько возражали на полном серьёзе.

Не торопись. Бои под Берлином будут насмерть. Попадёшь в это пекло, мигом сгинешь. А тебе, такому молодому, сгинуть в конце вой- ны - особенно обидно. Так что лечись. Может, к тому времени и вой- на закончится,- советовал пожилой усатый солдат с культёй вместо правой ноги.

Это не по мне,- уже серьёзно возражал Пашка.- Я должен на своих ногах сам дойти до Берлина и там ещё, напоследок, поколотить немцев.

Из чёрной тарелки радио, висевшей над входом в палату, не еди- ножды передавали, что немцы будут насмерть стоять за свою столи- цу. Наши танковые части потеснили оборону противника и местами вторглись на городские окраины. Но возникла неожиданная напасть. Один из соседей сообщил:

Пока ты ходил на перевязку, по радио передали, что у немцев появилось новое ручное противотанковое оружие - фаустпатроны. Якобы безусые юнцы с балконов, выходящих на улицу, подбивают наши "тридцатьчетверки" с первого же выстрела. Стрельнут и скро- ются. Никакого спасу от них нет.

Эх! Меня там нет. Я бы подбил любого "патронщика" раньше, чем он успеет навести своё оружие на наш танк. Это как раз для меня работа,- с тоской в голосе заявил Пашка.

Он давно скучал по своим однополчанам. Не знал, жив ли стар- шина Юрченко и комвзвода Борисов. Вспоминал своего подручного Ваську и других ребят. Не знал, что с ними стало, где они сейчас во- юют? Оставалось самому поднапрячься. "Мобилизовать внутренние резервы",- как говорил лечащий врач. И тогда молодой могучий ор- ганизм "расставит все косточки по своим местам, а потом сцементи- рует их, как щебёнку в бетоне". Такие слова врача обнадёжили Пашку. Да и сам он надеялся, что скоро будет снова в своей части.

Пашка торопился. Ему надо было успеть.

* * *

В свою часть Павел Копылов попал только ранней весной сорок пятого года. Нашёл он часть как раз под Берлином. С радостью узнал, что жив и невредим старшина Юрченко. Жив и Борисов. Но был тя- жело ранен. И лишь недавно вернулся в строй. Уже в звании капитана и при должности командира роты.

Пашка сильно хромал. Он понимал, что колченогому ходить в атаку либо штурмовать рейхстаг как-то несподручно. А война шла на завершку. В этот важный момент Пашка тоже хотел быть полезным. Да не знал, как наилучшим образом вернуться в строй.

Тут его вызвал на командный пункт капитан Борисов. И приказал вернуться к военной профессии снайпера.

Понимаешь, какое дело. Наши танкисты просили подмоги. Одо- левают их юнцы фаустпатронами. Недавние активисты фашистской организации "Гитлерюгенд". С балконов и окон вторых-третьих эта- жей бьют без промаха по нашим "тридцатьчетвёркам". И зачастую подбивают. Тебе, Павел, ответственное задание. И приказ: смотреть за стенами всех зданий, какие окажутся в поле зрения. Засекать лю- бое движение в проёмах окон и на балконах, которые выходят к ули- цам, где пойдут наши бронетанковые войска. Чуть что - бей навер- няка. Надеюсь, стрелять пока ещё не разучился. Главное, ты должен выстрелить раньше, чем будет выпущен смертоносный снаряд. Это будет почти охотничье занятие. К тому же стрелять иногда придётся по движущимся целям.

Мне нужен хороший бинокль и винтовка.

У старшины припасён для тебя цейсовский бинокль и мощная трофейная винтовка тоже с цейсовским прицелом. Винтовка калибра 9 мм и уже наготово пристрелянная. Удобную огневую точку выбере- те со старшиной вот тут, на изгибе улицы (капитан показал место на карте). Обустройте её, а потом, первым делом, внимательно обшарь глазами стены, окна и балконы всех домов. И наблюдай, наблюдай не- престанно. Надеюсь, изучив повадки юнцов с фаустпатронами, ты пе- рехитришь многих из них.

Постараюсь, товарищ капитан. Не подводил раньше и теперь не подведу.

Огневую позицию оборудовали в том месте, на которое указал ка- питан Борисов. На небольшом изгибе одной из "штрассе" оказался по- луразрушенный старинный дом. Павел Копылов и старшина Юрченко по уцелевшей лестнице поднялись на третий этаж. Там как раз нашлась комната с проломленной снарядом стеной. Пролом в стене "смотрел" на широкую улицу, которая отныне должна стать предметом особого внимания Пашки. Из пролома открывался хороший вид на одну и дру- гую стороны улицы в обоих направлениях от изгиба. В соседней комна- те старшина обнаружил широкую полужёсткую кушетку, обитую, вид- но, дорогой тканью с узорчатым рисунком. Вдвоём они притащили кушетку к пролому. Пашка приладил к ней валик от стоявшего рядом дивана. Получилось удобное место для стрельбы лёжа с упора.

Ты только не засни на таком барском ложе,- ехидно предупре- дил старшина.

Я в госпиталях выспался на всю оставшуюся жизнь,- серьёзно ответил снайпер.

На ночь ты тут останешься или переждёшь в нашем подвале вместе со всеми.

Останусь тут. Может быть с вечера, когда стемнеет, по недолгим огонькам в некоторых окнах удастся обнаружить нужные цели лучше, чем днём.

Тогда я пошлю твоего Ваську, чтобы принёс тебе сухой паёк и воды.

Неужто Васька жив! - обрадовано воскликнул Пашка.- А я у кого не спрошу - не знают. Новые люди...

Жив. Куда ему деться. Был ранен. Теперь опять в строю. Капи- тан сказал, если понадобится, пусть при тебе и остаётся. А то ты со своей покорёженной ногой не сумеешь при надобности быстро сме- нить позицию и вообще далеко не уйдёшь. А Васька шустёр. Что надо быстро поднесёт и в беде (не дай Бог, конечно) не оставит.

Следующее утро порадовало ясной, солнечной погодой. И на удивление было тихо вокруг. Только изредка слышались раскаты от- далённой канонады.

Пользуясь ярким дневным светом, Пашка удобно уселся на диван в глубине комнаты и очень постепенно, даже, может, излишне мед- ленно стал осматривать дома вдоль пустынной широкой улицы. На первый взгляд не было никаких признаков жизни. Серые стены, пу- стые глазницы окон, пустые балконы. Прошёлся взглядом ещё раз. Опять не приметил ничего, стоящего внимания. Тогда он сменил так- тику. Благо, широкое поле зрения бинокля позволило это сделать. На- вёл цейсовскую оптику на ближайший дом и стал пристально вгля- дываться не только в каждое окно или балкон, внимательно осмотрел всю стену от крыши до фундамента. Не пропустил ни одной щели, ни одного движения. А движения скоро проявили себя. Вот мелькнул блик приоткрытой двери на балкон, и туда, осторожно оглядываясь, вышла женщина. Она была видна как будто рядом - фрау средних лет. Даже настороженно-пугливое выражение лица не осталось незамеченным. Осмотрелась по сторонам и снова скрылась в проёме двери. Потом

снова приоткрыла дверь и, казалось, осматривала улицу. Пустынную улицу, по которой, может, завтра на рассвете пойдут наши танки.

В соседнем доме Пашка, терпеливо выждав почти полчаса, увидел, как выходит на балкон мастер в фирменном комбинезоне. Делает вид, что латает разбитое стекло, а сам так и зыркает глазами по улице, по домам напротив. И всё время настороженно оглядывается, высматри- вает что-то. Это показалось подозрительным. "Явно, гад, прикидыва- ет, как лучше занять позицию",- подумал Пашка.

Продолжая наблюдать, он старался запомнить каждый балкон, каждое окно, где хоть на мгновение мелькало что-то подозритель- ное. Повторял приметы нужных мест по много раз подряд, словно за- учивал таблицу умножения. Он ждал сумерек. Надеялся, что с насту- плением темноты в подозрительных местах хоть ненадолго зажгутся огни. Рассчитывал, что обнаружатся новые такие места. Их тоже надо будет накрепко запомнить.

Скоро появился Васька, присланный старшиной. Какая это была встреча! Как будто самые близкие родственники наконец-то свиде- лись после долгой разлуки.

А я, как узнал, что мало наших осталось в строю, подумал: и тебя постигла та же участь,- дрожащим от волнения голосом по- ведал Пашка.

И я был выбит из строя, но на короткий срок. Подлечили в по- левом лазарете, а потом догнал своих. Хотя нашёл не сразу. Фронт бы- стро двигался. Ну, это ладно. Я тебе тут еду принёс. И воды в достатке. Продукты свои, а вода трофейная. Тут недалеко продуктовый мага- зин был. Съестное наша братия успела подобрать подчистую. А вода в больших бутылках осталась. Наш повар-грамотей говорит, что вода минеральная. Но годится. Не отравлена. Сам пробовал. А минераль- ная, по словам повара, даже лучше простой. Она, говорит наш каше- вар, не только жажду утоляет, но и пользительна для здоровья. Вроде бы у нас только на курортах такую дают. Так что пей и фрицев бей,- скороговоркой закончил балагур Васька.

Следом за Васькой на огневой позиции появился старшина Юр- ченко. Он пришёл с важным сообщением:

По этой самой штрассе, что перед нами, с рассветом пой- дут в наступление "тридцатьчетвёрки". Пойдут не парадным стро- ем, а скорее всего, будут с боями прорываться к центру города.

И, конечно, в тот же миг начнут орудовать юнцы с фаустпатронами. Те самые, которые прикидываются малолетками, маскируются под мирных жителей. Тут, Павел, ты должен не оплошать. Как заметишь любое малейшее движение в оконном проёме или на балконе - сразу бери на мушку. Ты должен в каждом случае выстрелить раньше, чем противник пустит свой смертоносный снаряд. Раньше и без промаха. Как увидишь, что юнец обезврежен, ищи следующего. Их, зверёны- шей, тут много, а ты, охотник, один. Всех не уничтожишь. Но каждый подбитый юный фриц - это спасённый наш танк. Спасённые люди - бойцы танкисты.

Я всё это понимаю,- вяло ответил Пашка,- но у меня не пуле- мёт. Придётся действовать по обстановке. Начну с ближайшего, а по- том возьмусь за следующего по ходу продвижения нашей бронетех- ники. И так до тех пор, пока цели будут в пределах выстрела.

Оставшись один, Пашка перекусил принесённым Васькой сухим пайком и запил трофейной минеральной водой из бутылки. Предва- рительно он понюхал воду. Даже его "собачий нюх" ничего дурного не почуял. А на вкус вода оказалась и вправду солоноватой. "На то она и минеральная",- подумал Пашка, допивая остатки из бутылки.

Теперь предстояло ждать. Ждать и, как говорится, смотреть в оба. Скоро начало смеркаться. Снайпер-охотник удобно устроился на дорогой кушетке. Тут благодать. Не то, что на жёстком настиле лес- ного лабаза. Он перевернулся на спину, чтобы распрямить косточки, закрыл глаза и, наверное, сразу уснул. Слава Богу, всего на какие-то пять-десять минут. Он понял это потому, что сумерки ещё не успели

сгуститься; ещё не успела наступить темнота.

Прильнув к биноклю, сразу обнаружил, что на потемневших сте- нах кое-где появились точечки тусклых огоньков. В бинокль было видно, что на вторых и третьих этажах есть явно жилые квартиры. Но заглянуть в их мрачное нутро никак не получалось. Тогда он отло- жил бинокль и припал к прицелу винтовки. Тотчас обнаружил много интересного. Первым делом обратил внимание, что светятся только окна, выходящие на балкон. Там-то как раз и таилась угроза для на- ших танков. Это особенно стало ясно, когда в поле зрения прицела на одном из балконов появилась женщина. Огляделась... и снова исчез- ла. Некоторое время спустя дверь снова отворилась. На балкон снова

вышла та же женщина и мужчина или подросток. Они вдвоём что-то упрятали за парапетом, а потом вернулись в квартиру.

В других местах вдоль всей улицы, насколько было видно, кое-где тоже светились окна и наблюдались всевозможные шевеления. Пашка не только приметил все такие места, он запомнил их напрочно. Вы- учил наизусть, как, бывало, стишки из довоенной детской книжки.

Очень пригодились наутро ему плоды этих умственных упражне- ний.

* * *

Битва за Берлин показалась Пашке такой долгой и тяжёлой, как будто он тут пережил ещё одну войну. Умелый снайпер тоже внёс свою лепту в это дело, уничтожая гранатомётчиков с фаустпатрона- ми. Но немцы так яростно защищались, что Павел Копылов времена- ми не надеялся дожить до победы. Его огневые точки не единожды рушились от взрывов снарядов и мин. Сам снайпер не раз оказывал- ся погребённым под обломками стен и перекрытиями домов, где они с Васькой наскоро обустраивали свои "лабазы". Пришлось как-то ле- жать, придавленным бетонной балкой. Если бы не Васька, самому не выбраться. Помощник оказался не только шустёр, но и жилист. Сумел отодвинуть балку и помог выбраться из-под завала. Видно, Бог помо- гал Пашке, не глядя на то, что в школе ему внушали заповеди атеиз- ма. Под Берлином, говорят, полегло больше миллиона наших солдат, а Пашка остался невредимым. К самому центру германской столи- цы - рейхстагу - доковылял, отделавшись синяками да шишками. И даже острым концом складного ножа сумел выцарапать своё имя на одной из колонн рейхстага. Выцарапал крупно, не торопясь. И выше всех других надписей. Благо, рост позволил.

Мир тесен - выражение точное. Там же у рейхстага их с Вась- кой окликнул старшина Юрченко. Эта встреча оказалась очень кста- ти. Пашка знал, что не сегодня-завтра объявят конец войне. Видел много раз, как большими баулами тащат наши воины-победители заграничное добро, которое называли трофеями. Но Пашку загра- ничное барахло не интересовало. Однако последние предпобедные дни его часто тревожила мечта об особом трофее. Слышал однажды

он от соседа по госпитальной койке, что у немцев есть трёхстволь- ные ружья. Два нижних ствола, как у наших тулок, а ещё сверху при- строен нарезной ствол. Пашке позарез нужен был такой трофей. И он точно знал, что, кроме проныры Юрченко, никто ему в этом не поможет. А старшина с первых минут неожиданной встречи сразу завёл разговор о трофеях:

Понимаете, мужики, получил важное задание - погрузить в вагон командира части автомобиль BMW. Легковой. Весь блестит чёрным лаком. Такой, как ты, Пашка, один раз подстрелил из свое- го противотанкового ружья. Вот теперь мечусь по снабженцам высо- кого ранга, чтобы организовать кран или добыть доски для пологого настила. Надеюсь, себе тоже сумею кое-что прихватить,- нахально улыбнувшись, полушёпотом сообщил Юрченко.

Слушай, старшина, не в службу, а в дружбу - не смог бы ты и мне найти ценный охотничий трофей - трёхствольное ружьё. С верхним нарезным стволом. Я же после возвращения домой опять собираюсь заняться охотой. А хорошего ружья нет.

Где-то я видел оружейный магазин. Тогда он был цел, а теперь, боюсь, наши хлопцы всё распотрошили. Но я постараюсь. Для тебя, Пашка, хоть противотанковое ружьё добуду, хоть пушку.

Пушки мне не надо, а то ружьё, про которое сказал, постарайся найти. Век благодарить буду. И, пожалуйста, не забудь про патроны. Особенно для нарезного ствола.

Старшина выполнил своё обещание. Привёз такое ружьё, каких Пашка не видывал, а тем более, в руках не держал. Да к ружью ещё тя- желенный мешок патронов. Разных патронов.

Но сначала о ружье. Оно оказалось не просто трёхствольным, а, можно сказать, четырёхствольным. В правый гладкий ствол двенад- цатого калибра вкладывался ещё нарезной стволик под мелкока- либерные патроны. Точно такие, как в предвоенное время выдавал военрук, обучая стрельбе из мелкокалиберной винтовки. Ещё тогда Пашка сообразил, что лучшего оружия для охоты на белку придумать трудно. Теперь у него было и такое оружие. Однако само ружьё стоит того, чтобы рассказать о нем подробно.

Первое, что бросилось в глаза,- оно красиво. Приклад орехового дерева с чётким рисунком слоёв полированной древесины, покрытой

прозрачным лаком. Воронёные стволы - чёрные и блестящие с кру- жевным рисунком-гравировкой на замковой части. Но особенно по- разительным было то, что, несмотря на три ствола, ружьё казалось легче отцовской двустволки. Потом в инструкции на немецком языке Пашка всё же разобрал, что оно весит 2,8 кг.

И тем не менее ружьё оказалось не совсем таким, как думалось, как представлялось оно заказчику. Нарезной ствол у этого ружья был не сверху, а внизу. И калибр не наш, "винтовочный", а гораздо круп- нее - 8,8 мм. Патроны для нарезного ствола оказались не только толще, но и длиннее наших винтовочных. Так что их придётся эко- номить. Использовать только при охоте на медведя и другую круп- ную дичь. На замковой части ружья стояло клеймо в виде двуглавого орла и надпись по-немецки: SAUER & SOHN. Пашка слышал от отца, что у кого-то из наших охотников было гладкоствольное ружьё фир- мы "Зауер", но самому видеть его не пришлось. И вот теперь он стал обладателем оружия знаменитой фирмы. Радовался подарку-трофею, как ребёнок. Только посетовал, что не знает, как упаковать этот тро- фей, чтобы, не привлекая внимания, довезти до дома. Юрченко и тут оказался на редкость догадливым, сообразительным. Из своего угла в подвале притащил немного потёртый, но вполне пригодный кожа- ный чемодан с исправным замком.

Я прикидывал. Стволы как раз поместятся по диагонали, а при- клад и так вдоль влезет.

Спасибо тебе, старшина. Золотой ты человек.

Конечно, золотой. А вот начальство всё бранится. И то не так сделал, и это. Не учитывают паразиты, что их много, а я один.

В это время к ним подошёл неизвестно откуда появившийся ка- питан Борисов.

Вот что, Павел Копылов. Из тебя с такой ногой больше в войсках толку не будет. Отвоевал ты своё. Хорошо отвоевал. Награды получил и ещё получишь. А пока, для демобилизации, требуется оформить на тебя все нужные документы. Самому тебе тут не управиться. Я дого- ворюсь с начальником полевого госпиталя, чтобы дал медицинское заключение, а остальное в штабе батальона: похлопочу, чтобы сдела- ли побыстрее. Как будет всё готово, доставит тебе документы старши- на. Он же обеспечит машиной, пайком и денежным довольствием на дорогу. А мы ещё увидимся.

Спасибо вам большое,- дрожащим голосом поблагодарил Пашка комбата.

Ему оставалось только ждать того часа, когда наконец-то начнёт- ся долгая дорога домой.

Через пару дней старшина пришёл без документов.

Тебе, Павел, приказано немедленно явиться в штаб полка. Обя- зательно в парадной форме. Быстро переодевайся и поехали. Машина ждёт.

Не ожидал Пашка таких проводов. Начальник штаба полка, под- полковник Прохоров, вручил доблестному воину орден Красной Звёз- ды за удачную охоту на юнцов-гранатомётчиков и ещё одну, припозд- нившуюся, медаль "За отвагу". Пожелал быстрого выздоровления и дальнейших успехов "на трудовом фронте".

Потом была основательная беседа с комбатом. Точнее, капитан Борисов давал указания-наставления, а теперь уже окончательно де- мобилизованный Павел Копылов внимательно слушал.

По прибытию домой первым делом поезжай в райцентр и до- ложи райвоенкому о демобилизации по инвалидности. И не просто доложи, а представь все документы от начальника полевого госпита- ля. На основе этих документов тебе должны будут дать направление в военный госпиталь. Для дальнейшего лечения. Если нет такого го- спиталя в районе, отправят в областной. И будут там лечить до восста- новления трудоспособности. А потом, для окончательной поправки здоровья и долечивания, направят в военный санаторий. На тот срок, какой потребуется для полной реабилитации. Ты молодой и физиче- ски здоровый парень. Думаю, врачи должны и смогут поставить тебя на ноги. Чтобы отличный охотник снова мог мерить своими метровы- ми шагами окрестные поля и леса, добывая для страны и для личных нужд ценную дичь. Так что лечись и будь здоров! И поздравляю с вы- сокими наградами.

* * *

Родная деревня выжила рядом с линией фронта и пережила поч- ти годовую оккупацию. Выжили и родители. Но сильно обезлюде- ли родные места. Пашка с печалью осознал, что в деревне остались одни старики, бабы, девки да ребятишки. Из ушедших на фронт пока

только он один успел вернуться домой. После радушного застолья на вольном воздухе, где собрались люди со всей округи, многие женщи- ны громко заголосили и стали рассказывать про похоронки, пришед- шие чуть ли не в каждый дом. В большинстве скорбных извещений значилось одно и то же: "Пропал без вести". Пашка, как мог, утешал несчастных женщин. Говорил, что война кончилась совсем недавно и, даст Бог, может, кто-то ещё придёт.

Некоторые по госпиталям мотаются после ранения. Ещё боль- ше тех, кто в первые дни войны попал в плен. Теперь пленных осво- бодили. Так что не всё потеряно,- пытался приободрить женщин Пашка.

Но многие из них уже свыклись с мыслью, что мужья не вернутся. Сам Павел, после бурной встречи с односельчанами, собрался, на- конец, поехать в район. Надо было отметиться в военкомате и опре- делиться с дальнейшим лечением. По такому поводу надел он парад- ный мундир из диагонали со всеми приколотыми и привинченными к нему наградами, начищенные до блеска дегтярной мазью яловые сапоги, фуражку и, собрав нужные документы, уехал на первой же по-

путной подводе.

Около полугода лечили Павла сперва в областном госпитале, а по- том ещё на месяц отправили в санаторий. Куда-то далеко, в Азербайд- жан. Там, на берегу Каспийского моря, его искалеченную ногу пыта- лись поправить, купая в горячих нефтяных ваннах. Однако до конца не поправили. Доктор на прощанье сказал, что врачи сделали всё, что нужно. Но раздробленные в щебёнку кости нижней части голе- ни и разрушенный голеностопный сустав полностью восстановить не удалось. Не в силах это современной медицине.

Так что придётся тебе теперь хромать до конца своих дней. Но ходить будешь вполне прилично. Не то, что на протезе. Постепенно хоть немного разработаешь сустав и будешь опять мерить бесконеч- ные километры своими длинными шагами. Даже со временем утих- нут понемногу болевые ощущения. Хотя, если перетрудишь, нога бу- дет побаливать. Но тебе не привыкать,- утешил доктор.

Ходить мне придётся много, охотника и волка ноги кормят. А я, можно сказать, прирождённый охотник. Потому и тужил сильно из- за покалеченной ноги. Но теперь чувствую, что стоять стал твёрже.

И ходьба уже стала не в тягость. Не то, что было прежде. Спасибо вам, доктор,- как бы успокаивал себя Пашка.

Домой Павел вернулся уже после ноябрьских праздников. Стояла солнечная погода с лёгким морозцем. А снега не было. Лошадь рит- мично цокала подковами об уже успевшую подмёрзнуть землю. Уют- но согревшись в пышной сенной перине, седок наслаждался спорой рысью гнедого коня и любовался снопами брызг льда из-под копыт на замёрзших лужах. Правил лошадью угрюмый неразговорчивый дедок из соседней деревни. И у Пашки не было желания заводить беседу. Он любовался всем вокруг. Жадно озирал окрестные поля, вспаханные под пар, придорожные кусты, седые от инея, дальний лес на горизон- те. Он полной грудью вдыхал удивительно вкусный воздух и слушал музыку абсолютной тишины. Было так хорошо на душе, что хотелось петь. Но боялся разрушить чарующую тишину и покой. И Павел пре- дался мечтаниям. Он живо представил, как отправится в лес со своим новым заграничным ружьём. Сейчас самое время по чернотропу охо- титься на зайцев-русаков. Они уже в обновлённых после линьки бе- лых зимних шубках хорошо видны на фоне пожухлой травы и жёлтых опавших листьев.

Так, за раздумьями и мечтами, Павел незаметно подъехал к своей деревне. Попросил остановиться возле родительского дома. Позвал угрюмого своего кучера отужинать да выпить по рюмочке, но тот от- казался.

Дома хозяйка ждёт. И так припозднились.

Ну, коли так, буду премного благодарен. Если что понадобится, заходи. Рады будем встретить.

Теперь Павлу предстояло обжиться дома. Привыкнуть к де- ревенскому укладу. Ногу свою размять-расходить. Присмотреть- ся к деревенским красоткам-молодкам. Он уже в первый день после возвращения домой заметил, что довоенные школьницы- подростки превратились в цветущих невест. "Небось, батя скоро заведёт разговор про женитьбу. Надо на такой случай быть гото- вым. Уборочная страда закончилась. До войны это было самое вре- мя для свадеб. Да только женихов нет для неожиданно подросших невест. Надо походить на деревенские посиделки и гулянки. По-

смотреть внимательно тех, из которых придётся выбирать",- раз- мышлял Пашка, тяжело поднимаясь по ступенькам крыльца в сени родительского дома.

Отвыкший за годы войны от мирной деревенской жизни Павел медленно входил в некогда привычную колею. Отец в первый же день сказал:

- Отдохни пару недель, а потом надо за дело браться. И дома ра- боты поднакопилось, и колхозу придётся подсобить. Мужиков война выбила, а на бабах далеко не уедешь. Им и так досталось выше всякой меры. Летом в поле надрывались, сейчас по уши в навозе на ферме жилятся. И, как на грех, снегу нет до сих пор. Всегда к Покрову уже санный путь устанавливается. А нынче, видно, до Рождества на теле- гах будем громыхать по мёрзлой земле.

Пашка первым делом вспомнил о своём дорогом трофее. Решил приладить к ружью оптический прицел, а потом пристрелять нарез- ной ствол. Оказалось, что крепить прицел к верхним стволам ружья не так-то просто. Помог умелец из соседней деревни. Старик кузнец сделал такие удобные и не громоздкие хомуты, что оптика плотно и прочно прилегла сверху промеж стволов. В то же время крепёж не портил внешнего вида дорогого ружья. Оставалось его пристрелять. Тут тоже всё оказалось не так просто. Больше десятка патронов извёл, прежде чем добился точного боя. По школьной мишени, подаренной военруком, наловчился бить в самое "яблочко". Даже на расстоянии в триста метров. Оставалось попробовать выйти в лес и проверить, как поведёт себя прицел на охоте.

Ещё до войны Пашка по чернотропу охотился на зайцев. Но тог- да была собака. Бесценный пёс по кличке Тобик. Настоящая русская гончая. Теперь собаки нет. И хоть побелевший русак хорошо виден на пока ещё чёрной земле, однако его надо найти. Надо поднять с днев- ной лёжки где-нибудь в перелеске и выгнать на светлое место, на поляну. А это без собаки трудная задача. Следов не видно. Да и хро- моногому охотнику вряд ли под силу обшарить лесные кущи. Но по- пробовать можно. Не сидеть же дома в ожидании пороши.

И Пашка собрался в лес. Взял с собой кусок хлеба, шмат сала, луко- вицу, пристегнул отцовский патронташ, снарядив его заграничными патронами, бережно взял в руки ружьё и с рассветом вышел из дому.

Из-за леса на востоке только-только поднималось багровое солн- це. Подёрнутое лёгким маревом, оно казалось заиндевелым. Приятно ударило в нос морозным воздухом. Подумалось, наверное, это и есть запах приближающейся зимы. После жарко натопленной избы холод- ком обдало лицо, слегка щипнуло за нос и уши. Он даже пробежал по спине, забравшись под обветшалую отцовскую фуфайку. Хорошо, по- слушался мать и надел на руки старенькие шерстяные перчатки до- военной вязки. Они плотно облегли пальцы и не будут мешать плав- ному нажатию на спусковой крючок. Охотник по пологой тропинке спустился к речке и с радостью обнаружил, что она покрыта льдом, прозрачным, как оконное стекло. И, казалось, таким же тонким. Ещё неизвестно - выдержит ли лёд грузную фигуру охотника со всем сна- ряжением. А очень хотелось перейти на тот берег и поискать какую- нибудь дичину в ближайших перелесках и перемежающихся с ними узких полянах. Охотник хорошо их помнил ещё с довоенных времён. И сейчас шёл туда с нежным трепетом в сердце.

Лёд выдержал, хотя и потрескивал у того берега. Пашка вспомнил отцовскую прибаутку про осенний лёд: "Трещу, трещу да не пущу". Прежде чем подняться на крутой бережок, он прошёл немного вдоль реки. Любовался да не мог налюбоваться стайками уклеек у неболь- шого омута и выстроившимися в колонну по одному забавными пе- скарями на отмелях.

Недалёкий лес был седым от инея. Высокие разлапистые ели, со- всем побелевшие, казались будто в зимнем наряде. Чёрные пятна земли попадались только в густой чаще, а на светлых местах промёрз- шая земля тоже белела в ожидании снега. Подумалось, что на такой земле могут отпечататься следы хоть зверя, хоть птицы. Но следов не видно. Охотник обернулся назад и почти не заметил отпечатков по- дошв даже своих огромных сапог. Значит, и звериных следов не уви- дишь до тех пор, пока не выпадет снег. "Ну и ладно,- подумал он,- зато хорошо погулял в колдовском серебряном лесу".

Впереди показался просвет. Он, расслабившись, двинулся в ту сторону, где должна быть поляна. В этот миг из под ног выскочил заяц и ринулся в сторону поляны. Пашка, не глядя на свою больную ногу, рванул следом. Однако скорости у них были разные. Хромоногому охотнику разве угнаться за шустрым зайцем. На ходу вскинув ружьё, Пашка выскочил к поляне, когда заяц уже приближался к следующе-

му перелеску. Но тренированный охотник успел выстрелить. И успел заметить, как белый пушистый зверёк кувырком полетел в ближай- ший кустарник. "Неужто задел. Тут расстояние больше полусотни ме- тров. А дробь - третий номер. Отцовская "Тулка" на такое расстояние не годится.- И сразу осёкся.- Что это я уже праздную успех. Может, ушёл мой подранок..."

Зайчишка лежал под кустом можжевельника и еле заметно пере- бирал вздрагивающими задними лапками. Скоро он затих. "С пер- вым охотничьем трофеем тебя, Павел Копылов",- высокопарно по- здравил себя удачливый охотник. Перед этим он посчитал шаги до цели. Получилось 60. И столько же метров. Оказалось, ружьё славно не только нарезным стволом, но и гладкими тоже. "Тут, видимо, важ- ную роль играют фирменные патроны, они обеспечивают высокую резкость и дальность боя",- сообразил охотник.

Ну, поздравляю тебя с удачным почином,- радостно встретил отец.- Как ружьё заграничное? Стоит того, чтобы за ним пробиваться с боями до Берлина?

Конечно, стоит! А до Берлина бились не за трофеи. За победу бились,- серьёзно ответил Павел.

И всё-таки - как ружьё?

Вот из левого гладкого ствола с одного выстрела взял зайчиш- ку. И это с расстояния в 60 шагов. С твоего бы так далеко не достал. Но и заметил один дефект. Не в ружье он. Оптический прицел мешает стрельбе навскидку. Придётся либо так приноровиться, либо ставить прицел когда на крупную дичь пойду.

Ты, пока дело дойдёт до крупной дичи, освежуй-ка сейчас свое- го зайца. Шкуру распяль, как положено, да поставь для просушки на вольный воздух. Когда наберётся десяток-другой, сдашь в заготкон- тору. Там, глядишь, отоварят чем-нибудь съедобным. А тушку отдай матери. Скажи, чтобы к ужину приготовила. Когда-то у неё это хоро- шо получалось. Ну а мы с тобой выпьем по стопке-другой под свежа- тину.

Но известно: лиха беда начало. Перед Новым годом выпал снег. По каждой свежей пороше Пашка спешил в лес. И почти всегда ему сопутствовала удача. Приносил сразу по два, а то и по три-четыре зай- ца. В Рождественский пост мяса не ели. Замороженные тушки лежали

небольшим штабельком в амбаре. Батя готовился к Рождеству. Гнал самогонку, старался хорошенько подкормить боровка перед забоем. И всё говорил, предвкушая праздник:

Разговеемся на славу. Наголодались за войну. Хоть теперь да- дим брюху волю. Пока есть на то возможность. До нового урожая хле- ба, конечно, не хватит, но как-нибудь перебьёмся на картошке. А там, глядишь, зелень разная пойдёт. С голодухи не помрём.

А Павел всё охотился. Воистину, охота пуще неволи. Целыми дня- ми пропадал в лесу. Приходил иной раз промёрзший, но довольный. С каждым днём пополнялись запасы заячьих тушек в амбаре. Отец не мог нарадоваться.

Теперь много хлеба не понадобится. Зайчатиной будем питать- ся. Отменная еда. На огороде такую не вырастишь. Молодец, сын!

А сын и вправду оказался удачливым охотником. Без собаки, да с покалеченной ногой, которая ныла по ночам и доводила иной раз до бессонницы, он почти никогда не приходил без добычи. А однажды возвратился раньше обычного и весь сиял от удовольствия.

Смотри-ка, батя, чего я добыл,- и он вытряхнул из заплечного мешка двух крупных русаков да ещё рыжую плутовку-лисицу.- По- нимаешь, какое дело. Иду по редколесью. Посвистываю. До той поры порядочно отмахал, а в лесу даже звериные следы ни разу не попа- лись.Солнце уже перевалило зенит, к закату начало клониться. Вижу, впереди поляна. Снег неглубокий. Шагается легко. Не успел выйти на светлое место, как с другой стороны поляны навстречу прут сразу два зайца. Вскинул ружьё и остолбенел. Показалось, что их гонит соба- ка. Выстрелил с левого ствола по одному, потом с правого по другому и тут вижу, что не собака, а лисица гналась за зайцами. Она, не гля- дя на выстрелы, ринулась к первому же подбитому зверьку и, прежде чем вцепиться в него, замерла на какие-то секунды. Мне этого хвати- ло, чтобы хорошо прицелиться и выстрелить пулей из нарезного. Не промахнулся. Промахнулась лисица. Она не знала, что коль за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь. А у меня, вот, почти це- лый мешок трофеев,- похвастал сын отцу, бывалому охотнику.

Ты особенно не задавайся. Удача, она баба переменчивая. Се- годня подфартит тебе, завтра - мне или ещё кому-нибудь. Вот когда медведя или лося завалишь либо волчье логово изничтожишь начи- сто - тогда, я понимаю, будет чем гордиться.

Всё впереди, батя. Я ещё только начинаю.

Однако Пашке везло. Весь Рождественский пост он не вылезал из леса и почти ни разу не возвращался без добычи. Даже куницу под- стрелил. Хотя это редкий и осторожный зверёк. А белок приносил без счёта. Попадались и зайцы. В амбаре споро росли запасы вкусного ди- етического мяса. Это незнакомое слово Пашка впервые услышал в са- натории. Когда спросил на раздаче в столовой, что оно означает, то румяная пышнотелая повариха ему объяснила коротко и понятно:

Это такая полезная еда, которая заместо лекарства все больные потроха правит. Но тебе это ни к чему. Ты и так здоров, как бык.

Спасибо, коли всё так хорошо.

Один раз Павел принёс даже барсука. Шкуру снял, а мясо мать ве- лела не выбрасывать. Она натопила с одной тушки целую небольшую мисочку барсучьего сала.

Это ценный целебный продукт. Говорят, даже от чахотки помо- гает - не дай Господи такую хворобу.

Всякой дичи добывал охотник, но ни медведя, ни лося поймать на мушку долго не удавалось. Всё попадалась разная мелочь. Зато о нём уже знали в районе. Несколько раз на попутных подводах ездил сда- вать шкурки. И дома их уже полно накопилось. Они все казались ему отличного качества. Добротно сняты, хорошо высушены и в каждой не больше, чем по одной пробоине.

В заготконторе приёмщица очередной раз хвалила охотника.

Ты, Павел, переплюнул своего отца. Всю пушнину приму выс- шим и первым сортом. А про количество и говорить нечего. Если так и дальше пойдёт дело, то один вытянешь план за весь район.

Буду стараться. Но на охоте многое зависит от случая, от уда- чи. Пока, будем считать, мне везло. Видно, ещё и потому, что в наших краях долго никто не охотился. За войну разной дичи немерено рас- плодилось. Только не ленись. Сама пушнина идёт на выстрел. Я, ведь, без собаки охочусь. Надо будет где-то хорошего гончака раздобыть. Тогда толку будет ещё больше.

Будет у тебя толк. Я скажу директору, чтобы помог тебе во всём, в чём нужда есть. Тебе, хромоногому, мерить вёрсты по лесам да по- лям, думаю, ох как нелегко. Может, Прутков найдёт способ, как под- держать лучшего охотника района. А я пока выдам деньги за пушнину и хорошо их отоварю.

Дореформенные деньги сразу после войны почти ничего не сто- или. Но под сданную пушнину выдавались ценные продукты. Паш- ка получил непочатый мешок ржаной муки, около полумешка сахару в крупных кусках - снежно-белых с синеватым оттенком, понемногу разных круп - гречневой, перловой, пшёнки и даже четвертную бу- тыль постного масла. "Вот мать обрадуется,- подумал он. - Теперь спокойно доживём до нового урожая. И с хлебом, и с мясом - полный порядок".

Рождественский пост закончился. Тихо, скромно, не так, как, бы- вало, до войны, отметили Рождество Христово. А потом начались Святки. Время деревенских гулянок, чудачеств ряженых - некогда самое весёлое время в зимнюю пору. И этой зимой, не глядя на лихой мороз, с деревенской улицы слышались переборы тальянки и деви- чьи голоса. Но главные события вершились в одной из самых боль- ших деревенских изб. Там собиралась молодёжь из многих деревень. В основном девки и парни-подростки. Собираться начали ещё в бе- лые сумерки. Некоторые из пацанов пришли явно навеселе. Это всё увидел Павел Копылов, тоже зашедший на огонёк. Изба оказалась за- полненной, как говорится, под завязку. На самом видном месте вос- седал юный гармонист - рыжеволосый, с крапинками веснушек на лице. Он разухабисто наигрывал знаменитый танец под названием

"Залётка". А в центре избы по кругу вертелся девичий хоровод, изред- ка прерываемый припевками.

При появлении Павла хоровод остановился и даже гармонь пе- рестала играть. Неожиданному посетителю, чтобы пройти в дверной проём, понадобилось пригнуться почти до пола, а когда он выпря- мился во весь богатырский рост, то сразу обратил внимание всего со- бравшегося многолюдья. Баба Марья, дородная хозяйка дома, неторо- пливо спустилась с лежанки на пол, поклонилась вошедшему в пояс и манерно пригласила проходить.

Рады видеть дорогого гостя! Раздевайся, давай я повешу твой полушубок. А тебя прошу пожаловать в передний угол. На почётное место. Девки, освободите редкому гостю - герою нашему - место на лавке под образами. Давай я помогу раздеться.

Разденусь я сам. И место найду. А ты не хлопочи, баба Маша. Я ж не начальство районное,- с еле заметной ухмылкой ответил Пашка.

Ты больше, чем начальство. Ты герой наш.

В ответ на такие слова Пашка засмущался и даже покраснел. Точ- нее, почувствовал, что в этот миг лицо обдало жаром. И в избе было жарко натоплено. Павел снял полушубок. Только тут он вспомнил, что батя велел надеть парадный мундир со всем "иконостасом" наград.

Не на гулянку пойдёшь - на смотрины. Надо за святки невесту подыскать, а потом, после Крещенья, глядишь, и свадьбу сыграем,- напутствовал отец сына.

Пашке ещё никогда не приходилось появляться на людях при полном параде. И потому он чувствовал себя неловко. Однако ещё большую неловкость ощутил в окружении девчат. Казалось, давно знакомых и в то же время таких неведомых. Кое-как освоившись, раз- говорились. Они готовы были пройтись по всем наградам, подробно расспрашивая про каждую: где, когда, за что.

Если я вам про всё буду рассказывать, то и до утра времени не хватит. Так что лучше пляшите до упаду, а я посмотрю. Ведь целую войну одни мужики были вокруг. А тут настоящий цветник.

И вправду, девушки мельтешили перед изумлёнными глазами не- давнего воина всеми красками своих разноцветных платьев да сара- фанов. Мельтешили настолько, что он не разглядел толком ни одно- го лица. Так что задание бати выбрать невесту оказалось непростым.

"Придётся каждый вечер тут появляться. Может, со временем и раз- берусь, что почём. Но торопиться не буду. И бате скажу, чтобы не то- ропил",- так размышлял Павел, надевая полушубок и собираясь до- мой. Впрочем, время было позднее и весь загулявший, было, народ постепенно расходился. На выходе за ворота Павла догнала соседка, молодая бездетная вдова Анька, которую почему-то многие в дерев- не звали Нюшкой.

Что не заходишь, сосед? Живёшь, как бобыль. А сам, небось, и не нюхал ни одной бабы. Когда будет желание - дверь для тебя не заперта. Как говорят, добро пожаловать.

Будет желание - зайду... - коротко и многозначительно отве- тил Пашка.

Анька работала библиотекарем в сельском клубе, а когда при- езжала кинопередвижка, продавала билеты на детские и взрослые киносеансы. Одна из немногих в деревне, она сумела перед войной закончить школу-семилетку и совсем в юном возрасте успела "выско- чить" замуж. Как и все деревенские женщины, получила сразу после

войны "похоронку", но сильно не опечалилась. Выделяясь красивой, броской внешностью, она привлекала внимание не только наших во- енных, но и сытых холёных оккупантов. Так, по крайней мере, суда- чили местные "кумушки". И до Павла дошли такие разговоры. Одна- ко он особенно не прислушивался к сплетням. Мало ли чего болтают бабы на досуге.

На гулянках Пашка появлялся каждый вечер. Плясать-танцевать он не мог из-за покалеченной ноги. Поэтому садился на своё уже при- вычное место в переднем углу и наблюдал за круговертью хороводов да слушал песни с залихватскими припевками. Он не забыл отцов- ский наказ - приглядеть невесту. Но, как потом он оправдывался пе- ред родителями, ни одна из девиц не задела за живое.

А вот Анька - задела. Она ближе к завершению вечеринки сади- лась рядом с ним и весело щебетала о разных пустяках. Но Павлу при- ятно было слушать её весёлую болтовню. А когда она выходила в круг и отплясывала разудалую "цыганочку", Пашка не стесняясь "пялил зенки" на её полногрудую и широкую в бёдрах фигуру с узкой, поч- ти осиной талией. В такие моменты недавнему воину так хотелось прикоснуться к её разгорячённому телу, которое, как ему показалось, призывно вопило: "Не робей, будь смелее, солдат!"

В тот раз, после очередной вечеринки, они, как обычно, вышли вместе. Было холодно. И темно, хоть глаз выколи. На небе не видно ни звёзд, ни месяца. Трескучие морозы пришли, не дожидаясь Кре- щенья. Анька поёживалась в своей короткой шубейке, красиво отде- ланной белым мерлушковым мехом. Увидев такое, Павел распахнул полу своего просторного полушубка, прикрыл ею спину Аньки и так естественно обнял за талию. Крепко обнял. До того крепко, что Ань- ка слегка взвизгнула - то ли от боли, то ли от удовольствия. И у Паш- ки в этот миг голова пошла кругом. Он ведь первый раз в жизни так крепко прикоснулся к женщине. Остановились. Она обернулась, поч- ти повисла на нём, и скороспелые любовники слились в жарком по- целуе.

По безлюдной ночной улице молча дошли до калитки дома, где жила Анька.

- Пойдём ко мне. Я тебя хорошо угощу, согрею.

Павел ничего не ответил. Открыл калитку и, входя во двор Аньки, подумал, что сейчас решается его судьба. Он, могучий мужик, кото-

рый, не опасаясь немцев, храбро ходил в атаку, теперь весь дрожал от волнения.

В избе у Аньки было тепло и остро пахло скоромным. Ещё впоть- мах они торопливо скинули на пол свои полушубки и опять приль- нули друг к другу. Потом милая ласковая хозяйка зажгла десятили- нейную керосиновую лампу под стеклом, подобрала с пола одёжки и торопливо сказала:

Сейчас я соберу на стол. Для тебя старалась. Знала, что придёшь.

Не надо никакого стола. Мне нужна только ты. Одна ты. Пашка говорил тихо, глотая слова от сильного волнения.

Она одним движением скинула покрывало, разложила на широ- кой кровати пышные подушки, сняла платье и, оставшись в одной нижней сорочке, стала быстро раздевать и разувать гостя. А он, боль- шой, неуклюжий, никак не мог снять галифе и, запутавшись в брюках, чуть не растянулся во весь свой богатырский рост.

Когда они оказались в кровати и Павел почуял, что наступает са- мый решающий, можно сказать, критический момент, он, весь дрожа от нетерпения, еле слышно прошептал:

У меня это впервые в жизни. Я ведь ничего не умею.

Дурачок! Тут не велика хитрость. А там, где понадобится, я на- учу.

Пашка оказался хорошим учеником. Домой он вернулся поздним утром. Слегка помятый, уставший, но счастливый. Для себя он зара- нее решил, что никаких невест ему больше искать не надо. Однако предстоял ещё разговор с отцом. Он заранее знал, что разговор будет тяжёлым. Но всё-таки надеялся на родительское благословление. Ду- мал, что они смилостивятся, хоть и не сразу. Он собрался не отклады- вать разговор в долгий ящик и был готов на любой оборот событий, на любую крайность. И был уверен, что не упустит своё долгожданное счастье, явившееся прошлой ночью в обличье молодой вдовушки- соседки.

В свою избу вошёл почти бесшумно. Увидел хмуро насупившегося отца и сразу понял, что разговор будет нелёгким.

Мать поставила на стол жбан с молоком, с десяток варёных яиц в глубокой тарелке и нарезанный тонкими ломтями хлеб с редкими картофельными "глазками". Он вспомнил, как мать сетовала, что не ели чистого хлеба с довоенных времён.

Пашка уплетал одно за другим крутые яйца, запивая их густым холодным молоком. Все молчали, как на поминках. Когда трапеза была закончена, угрюмый отец глухо крякнул и, слегка гнусавя про- стуженным носом, громко, с оттенком досады, заявил:

Всё-таки окрутила, опутала тебя эта ведьма. Как чуяло моё сердце, так и вышло.

Что, сарафанное радио разнесло по деревне очередную сплет- ню?

А ты думал, спрячешься среди чёрной ночи. От людей не ута- ишься.

Чего мне таиться. Мы обо всём договорились. Жить будем у неё.

Не таясь, в открытую.

Ты хоть немного представляешь себе, что это за штучка. Не штучка, а подлинная сучка, прости меня Господи.

Зря ты так, батя. Я же не маленький. Войну прошёл. Сам пони- маю, что почём. А ты бабским сплетням веришь.

Какие сплетни?! Она сперва с большим белобрысым немцем путалась, сам видел, как перед ним выламывалась. Когда наши при- шли, сразу привадила и взяла на постой лейтенанта не нашей наруж- ности. Похожего на грузина. Так с тем без стыда в обнимку ходила. Когда тот на фронт уехал, у неё стали пастись рядовые солдаты. Никем не брезговала. Лишь бы в штанах был. А теперь и ты туда по проторён- ной дорожке. Коль сам с усами, делай, как знаешь. Но учти, до добра тебя эта стерва не доведёт. Одна беда от неё будет.

После такого разговора Пашка призадумался. Но больно уж сла- док был запретный плод. На охоту Павел не ходил. Лютовали моро- зы. Занимался разной домашней работой. Как-то батя посетовал, что кончается сено.

На следующей неделе надо договориться с бригадиром насчёт лошади и съездить на дальнюю лядину. Там большой стог сена. Тра- ва скошена молодая. Хорошая погода стояла. Сено вовремя высушено и ладно сметано. Корова к отёлу подкормится, а потом такое сено го- дится для овец и подросшего телёнка. Как договоришься, скажи мне. Съездим вместе.

Пашка рад был, что отец вроде бы немного отошёл после сильно- го расстройства. Даже сам подбивал сына на разговоры по разным хо- зяйственным делам. Это вселяло надежду, что сменит гнев на милость.

А Павел, тем временем, каждый вечер, как только начнёт смеркать- ся, быстро одевался и уходил из дому. Как будто на гулянку. Но сам пря- мёхонько к соседке. Молодые с большим удовольствием и азартом про- водили свой медовый месяц. Любовные утехи приостанавливали лишь тогда, когда слышали, что звонкоголосая молодёжь расходится по домам. И Павел возвращался именно в этот час. На радость своим старикам.

Коня бригадир обещал дать в первый же воскресный день. Как раз спали морозы. Выпал снежок, припорошив поля. Павел решил, что за- хватит в поездку ружьё, и надеялся, что по свежей пороше удастся подстрелить зайца. А если и не удастся, всё равно поездку ждал, пред- вкушая удовольствие. Про себя он мысленно отметил, что успел со- скучиться по охоте, прерванной на Святки из-за морозов.

Лошадь, запряжённую в сани-розвальни, отец подогнал к своим воротам, когда начинало рассветать. Дал коню сена, а сам пошёл за водой, чтобы напоить вороного перед дорогой. В этот момент вышел во двор Паша с ружьём и в фуфайке вместо полушубка. Чтобы легче было грузить сено и не вспотеть на ходу.

Они тронулись по ещё не проторённому пути. Выпавший в по- следние сутки снег заново выбелил всю округу и засыпал дорогу. Он доходил лошади до самой щиколотки. Однако не мешал неторопли- вой езде трусцой.

Едва выехали за околицу, как Павел обнаружил на обочине доро- ги заячьи следы.

Смотри-ка, косые тут целую тропу вытоптали. Это всё прошлой ночью. И направились они в ту же сторону, куда мы едем. Неужели по той же нужде. А вдруг они к нашему стогу торопились. Спешили опе- редить. Теперь приедем, а там полстога нет. И от зайцев след простыл. Так шутил Пашка, всё больше зажигаясь охотничьим азартом. Он зачарованно смотрел на еловый лес по обе стороны дороги - весь в белом зимнем уборе. Прислушивался к каждому шороху. Даже уло- вил дробный стук дятла где-то в глубине лесной чащи. А лошадка спо- рой трусцой катила лёгкие розвальни с седоками, как будто торопи-

лась застать хоть часть сена, не съеденного зайцами.

Павел вспомнил, как ещё до войны на этой лядине он сделал свой первый прокос. Как отец похвалил его, вроде бы ещё неумелого косца, за чистую работу. Как потом учил метать стога.

Кидать наверх вилами сено и дурак умеет. А ты полезай сам туда, пока ещё высота небольшая, и сумей граблями так уложить каждую охапку, чтобы стог получился ровным, чтобы середина была плотно утрамбована. И тогда никакой ливень внутрь не проникнет, сено хоть год будет стоять в хорошем виде.

Отец рассказывал, как он эту лядину ещё в молодые годы осво- бождал от кустов и сорного леса. Как потом ровнял все колдобины, корчевал пни, чтобы коса свистела, не зная препятствий. Зато потом, когда всех в колхоз загнали, а землю и сенокосные угодья обобще- ствили, это место так и продолжали называть "Ванькина ляда" - по имени отца.

Так за воспоминаньями и раздумьями стали подъезжать к той са- мой лядине. Она обнаружилась широким белым полем в конце узкого коридора дороги. Павел потянул вожжи, и лошадь пошла шагом. На краю поляны они остановились, чтобы осмотреться. А скорее, потому что возле показавшегося в дорожном просвете стога что-то мелькну- ло. Солнца не было видно, а мелькнула вроде как тень. Павел спешил- ся, взял ружьё и, дав знак отцу, чтобы тот оставался на месте, свернул с дороги, чтобы лесом выйти на опушку. Он решил, что кто-то взду- мал воровать их сено. На своих деревенских не мог грешить, а вот из соседней деревни... И вдруг увидел, как рядом со стогом возник силу- эт лося. В глаза бросилась его крупная голова, увенчанная ветвисты- ми рогами. Лось, казалось, что-то почуял и смотрел прямо в сторону охотника. Он явно насторожился. Павел замер недвижимо. Лось, ви- димо, успокоился и, уткнувшись мордой в стог, продолжил трапезу.

"Этого вора под суд не отдашь. С ним надо сейчас самому разобрать- ся. C отцом шутил насчёт зайцев, а тут оказался зверь другого, более крупного калибра",- подумал Пашка и стал тихонько пробираться вдоль опушки, чтобы найти удобное место для упора. Он прикинул расстояние. Метров триста, не меньше. Теперь выдался шанс прове- рить и оптику и бой из нарезного ствола.

Когда попалась наклонная валежина почти без сучьев, он решил, что отсюда можно стрелять. Стал в нужную позу, широко раздвинув ноги и тут заметил подругу лося, безрогую самку. Она как раз стоя- ла боком, и можно было стрелять. Но охотнику нужен был рогач, а он скрылся за стогом. Пришлось ждать. Возникла тревога, что, потеряв терпение, выйдет на поляну отец и всё испортит. Надо стрелять при

первом же удобным случае. Даже если это будет одно мгновение. Как на фронте, Павел весь сжался, словно пружина. Прильнул к прицелу и увидел, как будто рядом, и стог, и самочку, а рогач не появлялся. Он уже хотел отвести глаз от холодного прицела, как высунулась рога- тая голова и замерла на секунду. Павел, прицелившись промеж глаз, плавно нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел. Он показался оглушительным. И отдача в плечо была гораздо сильнее, чем при вы- стреле из гладкого ствола. Продолжая наблюдать в оптику прицела, Павел увидел, как убегала в сторону недалёкого леса лосиха, а рогача в поле зрения не было. В это время подошёл отец.

Кого это ты так гулко стрельнул?

Лося. Огромный рогач. Пойдём, посмотрим. Вдруг уложил с первого выстрела. Их было двое. Самка убежала, а где главный тро- фей, не знаю. Может, тоже удрал. Хотя промахнуться не мог. Не дай Бог подранка сделал.

Павел дослал в патронник нарезного ствола очередной патрон, взял ружьё наизготовку и они пошли к стогу.

Не далековато будет. Тут и с трёхлинейки не достанешь.

У меня мощнее трёхлинейки и прицел с десятикратным при- ближением,- объяснил на ходу Павел,- из такого не только лося, слона уложить можно.

Ещё на подходе увидели лося. Он лежал, привалившись левым бо- ком к стогу и как-то странно подвернув под себя ноги. Как будто рух- нул, споткнувшись на бегу.

Не шевелится. Ты будь начеку, а я подойду сзади, пну его ногой. Если что - стреляй. Но, думаю, он готов,- сказал полушёпотом отец, подходя к зверю.

Лось лежал недвижим. Повернув за рога громадную его голову, они увидели, что пуля попала в лоб возле правого глаза. Видно, срази- ла мгновенно и наповал.

Я пойду за подводой, а ты посмотри что тут с сеном; как и сколь- ко грузить будем,- попросил Павел.

Теперь много не погрузишь. Зверь, небось, пудов на двенадцать потянет. Так что за сеном придётся ещё раз ездить.

Почти так и вышло. С трудом погрузили лося. Все розвальни за- нял громадный охотничий трофей. А сена поверху накидали не боль- ше копны. На всякий случай.

Хорошо нам подфартило. Мяса и за зиму не съесть. А шкуру, на- верное, в заготконтору отвезёшь? - спросил отец.

Всё отвезу. И шкуру и мясо. Себе, конечно, пару пудов оставим, а остальное сдадим государству. Так положено. Иначе это называется браконьерством. К тому же трофей там хорошо отоварят. А у нас ещё зайчатина есть в амбаре. Хватит нам и так.

Пока сняли шкуру и разделали тушу лося, время приблизилось к позднему обеду. Подошедший отец как будто угадал его мысли и с досадой заявил:

Вот незадача. Опять остались без сена. Хорошо, хоть немного захватили. На неделю хватит, а там придётся опять колхозному на- чальству кланяться. В моё время лошади свои были. Коли надо, тягло всегда под рукой. А сейчас своего ничего нет, кругом одно только ка- зённое. Я поеду поставлю коня в хлев да зайду к бригадиру. Расска- жу про наши дела и попробую договориться, чтобы всё это повторить ещё раз на следующей неделе.

А вдруг опять лось попадётся. Так и уморим корову с голоду,- пошутил Пашка.

На следующей неделе пришлось ехать не за сеном, а в район. Надо было сдать мясо, шкуру и накопившуюся за последнее время пушнину. Павел, как чуть спали морозы, опять каждое утро уходил в лес. Изред- ка добывал зайцев, но особенно понравилась охота на белок. В лесу водилась их разновидность, которую называли белка-летяга. Павел первое время не мог понять, откуда такое название. А потом как-то раз идёт с ружьём наизготовку и вдруг видит: из снежного вихря на вершине ели взметнулась рыжая молния. Он вскинул ружьё и успел выстрелить влёт. Хоть расстояние было не так уж и близкое, но потом обнаружились в пушистой шкурке три пробоины от дробин. Первым сортом это уже не пройдёт. Тогда Павел вспомнил старую охотничью пословицу, велевшую бить в глаз, чтобы шкуру не портить. И вспом- нил про лежащий дома без дела вкладыш мелкокалиберного ствола. Тут-то и пошли первосортные шкурки. Оптика позволяла недавнему снайперу бить белку без промаха с любого расстояния, на какое можно увидеть маленького зверька в густом хвойном лесу. Иной день добы- вал по пять и больше белок. За годы войны в лесу расплодилось мно- го дичи. Теперь, без урона для приплода, допустимо её бить столько, сколько попадёт на мушку.

В район поехали вдвоём. У отца там были свои дела. Однако ока- зался он там очень кстати. Произошло невиданное. Директор загот- конторы передал в пользование лучшему охотнику, герою войны, вполне резвую лошадь с зимней повозкой, а к лету обещал подгото- вить и двухколёсную бричку. Туда ехали на одной подводе, вернулись на двух.

Ну, сын, ты действительно герой. На весь район прославился. И выгода от этого великая. Не только на хлеб зарабатываешь, но те- перь мы и со своим тяглом.

А Пашка в это время думал: может, сменит батя гнев на милость и благословит молодых. Анька давно ждёт. Размечтался Пашка, рас- слабился. А зря...

После завершения весеннего охотничьего сезона Павел вместе со своим тяглом работал в колхозе. Наступило самое горячее время - посевная кампания. Тут грешно было не подсобить колхозу. И Паш- ка с утра до вечера пропадал в поле. Даже к Аньке заглядывал редко. Один раз под вечер она сама "выловила" суженого после работы.

Что, дорогу забыл? Или какая молоденькая подвернулась?

Какая молоденькая... Приду домой весь измочаленный, поужи- наю и на боковую. Тут не до девок.

И не до меня?

Ты - особая статья. К тебе я всегда рад.

Коли рад, так заходи. Гостем будешь.

Пашка зашёл. Анька умыла его до пояса, дала чистую мужнину рубашку и усадила за стол. По острым кухонным ароматам, возбужда- ющим аппетит, было понятно, что впереди ждёт праздничный ужин. На столе уже стояла сковорода поджаренных со шпиком яиц, сияю- щих ярко оранжевыми глазками. И рядом мелькала Анька, такая же сияющая, в лёгком ситцевом платьице с открытым воротом. Она при- несла штоф чуть мутноватой самогонки, налила по чарочке, подсела к своему возлюбленному, прижалась обнажённой коленкой к его ноге и прошептала тихо-тихо:

За тебя. Чтоб не забывал сюда дорогу. А ещё лучше, чтобы при- шёл и остался тут хозяином.

Она прошептала эти слова с лёгкой дрожью в теле. С каким-то по- казавшимся Павлу незнакомым и очень сильным волнением. Выпила

залпом до дна. К еде не притронулась. Пашка выпил молча, закусил

"глазком" со сковороды и остался сидеть недвижимо, как истукан.

Они, не сговариваясь, разом вышли из-за стола. Павел, чуть при- храмывая, догнал Аньку уже в сенях.

Там жарко,- прошептала она,- и, дрожа от волнения и страсти, так прижалась всей своей плотью к сильному мужскому телу, что ка- залось, теперь их не разъединит никакая сила.

Пойдём в избу. Истосковался я по тебе.

Он первый раз в жизни взял её на руки, принёс в дом и бережно положил на кровать, не снимая покрывала.

Погоди, не торопись. Я сейчас постелю, как надо, а ты разде- вайся.

Притомившись от долгих любовных утех, они сели снова за стол. Там появилось главное блюдо праздничного ужина - тушёная бара- нина с картошечкой и луком. Казалось, что аромат этого блюда разо- шёлся по всей деревне. Павел даже иронически заметил:

Теперь кумушки разнесут на всю округу, что Анька пировала всю ночь.

А мы и будем пировать. Я теперь тебя не отпущу.

Она налила снова по полной и со словами "За нашу любовь!" опрокинула чарку.

Не зря волновалась Анька. Не только взбунтовавшаяся плоть при- вела её в дрожь. Она заранее готовилась к решительному разговору. И этот непростой разговор продолжался почти до утра.

Я согласен с тобой. Теперь надо постараться сделать так, чтобы всем было хорошо.

Так не бывает, Паша, чтобы всем было одинаково. Главное, что- бы мы с тобой не упустили своё счастье.

Потом были снова объятья, поцелуи, нежные ласки. Заснули они незаметно уже под утро и проспали до обеда. Это была их первая це- лая ночь вместе, в одной постели. Проснулись от стука в дверь. При- шёл отец. Он разыскивал блудного сына.

Павел был рад, что удалось избежать громкого скандала. Рад он был и тому, что решение принято. Принято окончательно. Батя в от- вет негромко, но длинно матюгнулся и на этом притих. До поры...

Мать встретила решение Павла перебраться к Аньке горестными причитаниями. А когда немного успокоилась, назидательно сказала:

- Попомни моё слово, не к добру всё это. Ох, не к добру! На по- гибель идёшь. Заколдовала тебя ведьма. Батька тебе много рассказал про неё. Но не всё. Я не буду добавлять. Не могу. Горько у меня на душе. На прощанье только скажу, чтобы знал. Ведь ты наша единственная радость, наша кровинушка. Так вот знай, сынок,- будет худо, возвра- щайся домой. Двери родительского дома для тебя всегда открыты.

Через несколько дней Павел сложил в мешок свои вещицы, в узел собрал изрядно застиранное бельё, взял ружьё со всеми принадлеж- ностями к нему и отнёс это на заранее подогнанную бричку. Ехать было недалеко, и уже через полчаса он начал обживаться на новом месте.

Дом Аньки был построен незадолго перед войной. Однако во всём чувствовалось, что тут давно ни к чему не прикасались мужские руки. Павел решил начать со двора. Первым делом поправил кое-где рух- нувший забор, который опоясывал усадьбу. Потом выровнял и укре- пил покосившиеся ворота. Обнаружил, что крыши некоторых надвор- ных построек заметно прохудились. Решил при первой возможности поговорить с председателем колхоза, чтобы тот выделил нужное ко- личество дранки для ремонта кровли.

Ему нравилась работа на вольном воздухе. До уборочной думал закончить ремонт снаружи, а потом, когда начнётся сезон охоты, в промежутках заняться внутренностью дома.

Поправив ворота, он, разгорячённый, зашёл в избу, чтобы испить холодной водицы. Уже на пороге в нос ударил сильный запах щёлока. Это Анька бучила его солдатское бельё.

- Золы не пожалела да ещё штук пять раскалённых камней туда бросила,- сказала она, показывая на кадку возле чела русской печи,- теперь, когда немного остынет, пройдусь мылом и будет бельё, как будто только из магазина. Хорошо, что мыла тебе дают под пушнину. Как поедешь в район, попроси опять хоть пару кусков. Работаешь до пота. Рубашки и исподнее без мыла не отстирать.

Очередной медовый месяц пролетел у них незаметно. Первые угарные дни и ночи напролёт остались позади. Но Анька продолжа- ла почти каждую ночь приставать со своими жаркими ласками. Павел отвечал, добросовестно справляя свои мужнины обязанности. Однако его всё время тянуло в лес, к охоте. Перебирая патроны для нарезного

ствола, он заметил, что их запас заметно поубавился. А главный охот- ничий трофей, медведь, так и оставался недосягаемым. Вспомнилось обещание, которое он, шутя, дал на прощанье старшине Юрченко: подарить "шкуру неубитого медведя". К тому же недавно ездил по- смотреть, выросла ли трава на лесной лядине. Заодно заглянул к овся- ной полоске, которую по весне процарапал плугом и засеял овсом. На удивление овёс порадовал не только дружными всходами, но поднял- ся вверх и даже вышел в трубку. Теперь, подумал Павел, через пару не- дель он выколосится и достигнет молочно-восковой спелости. Такой овёс для медведя лучшее лакомство. Надо срочно строить лабаз.

Он даже присмотрел место в густом ельнике. Там ни зверь, ни чу- жой человек не заметит охотника. Зато оттуда хороший вид на про- секу и на полоску овса.

Работу начал со следующего дня. И сразу посетовал мысленно, что нет рядом верного помощника Васьки. Одному несподручно. Осо- бенно на высоте.

Через неделю лабаз был готов. Хорошо, что лошадь своя. Подвёз нужных досок и, говоря словами Васьки, сварганил высокий помост в лучшем виде.

В ожидании медвежьей охоты решил Павел для отдыха и развле- чения сходить на речку. Собрал оставшиеся с довоенных времён удоч- ки, накопал жирных червей возле навозной кучи и на ходу крикнул Аньке, копошившейся в огороде:

- Я на речку. Может, поймаю на жареву пескарей либо плотичек. Рыба в речке плескалась, но клевала плохо. Продвигаясь вверх против течения, рыбак дошёл до небольшого водопадика. Мелкая вода переливалась тут через несколько скальных ступенек, а чуть ниже, как раз у берега, медленно кружил маленький омуток. Вот тут должна быть рыба, почему-то решил Павел. Он нанизал толстого чер- вя на крючок и закинул снасть в самую середину плёса. И сразу по- чуял поклёвку. Но от неожиданности растерялся и не вовремя подсёк. Удочка тяжело дрогнула, а вытащил рыбак голый крючок. Ну, ничего, я тебя перехитрю, подумал Пашка. Надел на крючок червя покороче, плюнул на него трижды и снова забросил в воду. На этот раз не зря.

Попался вполне приличный голавлик.

Когда солнце стало клониться к закату, у Павла в сумке было рыбы на хорошую сковороду. "Вот Аньке радость будет. Давно рыбой её ни-

кто не баловал", - подумал удачливый рыбак, поднимаясь по тропин- ке в гору. На склоне горки, спускающейся к реке, и потом на равнине у деревни он увидел, что вся земля изрыта кротами. "И как я раньше этого не замечал. Редкостная пушнина сама в руки идёт. Надо только кротоловок побольше попросить в заготконторе",- подумал Пашка. И при первой же поездке в район запасся ловушками.

Ты что, выгреб все запасы? А, вдруг кому ещё понадобятся? - озабоченно спросила заведующая базой.

Не понадобятся. Сама же говорила, что я делаю план за весь район. То зимой было. А сейчас, в межсезонье, тоже надо план выпол- нять. Его, небось, никто не отменял?

Ладно. Дьявол с тобой. Только чтобы шкурки были высшего со- рта. По кротам стрелять не придётся. Пробоин не будет. Но надо уме- ло свежевать зверьков и знать, как сушить шкурки. У батьки своего спроси. До войны он сдавал всё высшем сортом,- наставляла заве- дующая.

У Павла нечаянно начался охотничий сезон в разгар лета.

Под вечер, после работы в собственном дворе, он поставил кро- толовки. Много кротоловок. На своей усадьбе и возле неё, вокруг со- седних построек, на спуске к реке,- везде, где земля была вся изры- та кротовыми ходами. Перед этим из соснового чурбана он наколол тычки-вешки. И каждой из них пометил, где в норке стоит ловуш- ка. Иначе и не найдёшь потом, подумал Пашка. Заранее подготовил маленький молоточек, Но мелких гвоздиков для распяливания шку- рок,- не нашёл. Пришлось нарубить их из немецкой колючей прово- локи. Она была потоньше нашей и не покрывалась ржавчиной. По- том выпросил у отца обрезок широкой, во всю спину, сосновой доски, с одной стороны хорошо выстругал доску рубанком, а к другой при- крепил ремни-лямки, чтобы такое приспособление можно было наде- вать за спину, как рюкзак. Оставалось наточить до бритвенной остро- ты нож. Нашёл его Павел неожиданно для себя в мешке с патронами. Сюрприз от старшины Юрченко.

Охотник за кротами заранее разработал для себя технологию лов- ли этих ценных зверьков, а главное, технологию первичной обработ- ки шкурок. Прямо в поле.

Нельзя сказать, что он сам всё выдумал. Кое-что перенял от отца. Что кротоловки надо проверять каждый день, кротов вовремя

вынимать из ловушек, сразу же снимать и распяливать шкурки, пра- вильно сушить. Тут требовался острый нож. И Павел сумел корот- кое, но широкое лезвие из крупповской стали довести до бритвенной остроты.

Уже в первый раз он в каждой второй-третьей ловушке нашёл по кроту. Вроде не хитрое дело - снять шкурку, а поначалу это отнима- ло много времени и не всегда получалось на "высший сорт". Но, как выяснилось, всё поддаётся тренировке. Скоро Пашка снимал с кротов шкурки так же легко и быстро, как его проворная Анька снимала ше- луху с варёных картофелин. Поначалу потрошил и распяливал каж- дого зверька тут же, где поймал. Потом навострился собирать по пять штук, разом их свежевать и распяливать на доске. Так выходило бы- стрее.

К концу третьего квартала, когда Павел привёз в район два меш- ка кротовых шкурок, приёмщица удивлённо-радостно воскликнула:

Ну, Пашка, выручил! Думала, не вытянуть план. Теперь всё в по- рядке. И пушнина отличная. Не хуже, чем, бывало, у батьки твоего. Остаётся медведя завалить. И тогда, как говорится, будет полный ас- сортимент.

Ты ещё тигра либо слона потребуешь добыть. Но у нас они не водятся,- беззлобно огрызнулся Павел.

Домой он, как всегда, приехал хорошо отоваренный. Привезён- ное поделил поровну между родительским домом и своим. Хотя по- прежнему Анькин дом не считал собственным. Были на этот счёт в мыслях большие сомнения. Но такими сомнениями Пашка ни с кем не делился.

Овёс на лесной полянке созрел; лабаз построен. Даже сена ната- скал туда Пашка со старого стоговища. Как-то, наведываясь к только что выколосившемуся овсу, Павел заметил, что его приманкой уже кто-то пользовался. И, скорее всего, не раз. "Значит, есть в лесу зве- рьё",- подумал он. Пора собираться на охоту. На медвежью охоту.

Тут он вспомнил, что до осени понадобится добыть двух медве- дей. Одного для заготконторы, чтобы больше не досаждала приёмщи- ца; другого - Юрченко, которому шкура обещана давным-давно.

Павел думал, что история с медвежьими шкурами затянется на- долго. Но оказалось, что тут, как и во многом другом, всё решил случай.

Подъехав вечером к стогу на отцовской лядине, он там привязал лошадь, а сам пошёл до своего лабаза. Он знал, что у медведей отлич- ное обоняние, и боялся, что запах лошадиного пота отпугнёт зверей. Но, как скоро стало понятно, бояться следовало совсем другого.

Предзакатное солнце последними лучиками осветило верхуш- ки деревьев и скрылось за стеной елового леса. Погода стояла тёплая. Слабым ветерком тянуло с лядины, до которой, как говорится, рукой подать. Поднявшись наверх, Павел вытянулся во весь свой богатыр- ский рост на удобной мягкой подстилке из рыхлого сена и сразу по- чувствовал благодать во всём теле. Он смотрел на верхушки деревьев, еле шевелящиеся под дуновением слабого ветерка, на медленно тем- неющее небо с редкими чуть золочёными облаками. Сладко зевнул и, кажется, даже задремал. Опасаясь заснуть, Павел взял ружьё и спу- стился вниз, чтобы немного размяться. Патронташ остался наверху. Но он вряд ли понадобится, решил охотник. К тому же в стволах три патрона, заряжённых пулями: дальнобойный нарезной и два гладких с жаканами. На всякий случай хватит.

Чтобы не топтаться попусту, он захотел посмотреть, как там ло- шадь, и медленно пошагал в сторону лядины. В этот момент послы- шалось громкое тревожное ржание лошади. Сообразив, тут что-то не так, он ринулся на призывный клич коня.

Выбежав на поляну, увидел невообразимое. Сорвавшись с при- вязи, конь галопом мчался как раз в его сторону и пронзительным ржанием, как будто просил защиты у хозяина. А следом наседали сра- зу два медведя. Один здоровенный, матёрый, как будто норовил за- прыгнуть в бричку. Другой поменьше. Видно, папаша вывел своего отпрыска, чтобы научить охотиться за крупной добычей.

Павел остановился, вскинул ружьё и словно окаменел. В оптику прицела было видно, как звери вот-вот одолеют его коня. Но стрелять было нельзя. Медведи как будто нарочно прятались за широким кру- пом лошади. "Хоть бы на одно мгновение свернул Рыжий в сторону",- подумал хозяин, и верный конь, как будто поняв всё, метнулся влево. Грохнул выстрел. Из нарезного. Крупный зверь рухнул, кувырнувшись через голову. Другой как будто не обратил на это внимания. Погоня продолжалась. Зверёныш опередил лошадь. Казалось, он готов вце- питься ей в хребет. И хоть расстояние ещё было больше полусотни ме- тров, Павел выстрелил. Медведь вроде как споткнулся, но продолжал

настигать коня. Прозвучал второй выстрел. Он-то и поставил точку в этом диком состязании охотника-человека и охотника-зверя.

А конь без остановки, в том же темпе, летел в сторону дороги, го- товый в щепки разнести бричку на каждой колдобине. Павел пытался остановить лошадь голосом. До хрипоты кричал: "Рыжий, Рыжий...". Не тут-то было. Напуганная лошадь неслась в сторону деревни.

Опасаясь, что кто-то из зверей мог остаться недобитым, Павел вернулся на лабаз, перезарядил ружьё очередными тремя патронами и только тогда осмотрел свои трофеи. Тот и другой звери не подавали признаков жизни. Наповал уложил их опытный снайпер.

Уже в сумерках он с ружьём на плече поковылял в сторону дерев- ни. Сначала торопился, а потом сильно захромал. Искалеченная нога давала о себе знать. Пришлось сбавить темп.

Бригадира поднял уже с постели. Выпросил лошадь и уговорил помочь погрузить добычу.

Мы вдвоём не осилим,- сказал бригадир.- Либо придётся там впотьмах свежевать и расчленять туши.

Впотьмах не годится. Найди ещё пару мужиков или ребят, какие поздоровее. Попроси от моего имени, чтоб подсобили. А я потом, как отоварю пушнину, хорошо рассчитаюсь натурой. Или сейчас прямо - мясом, свежатиной.

Кого-нибудь найду. Не пропадать же такой добыче. И как это тебя угораздило сразу двух уложить? Видно, снайперский опыт при- годился охотнику.

Может, и пригодился. Но тут не я, а они нападали. Опоздай на минуту, сожрали бы моего коня. Кстати, не видел, где он? Напуганный до смерти, галопом промчался мимо меня в сторону деревни. Я звал, но бесполезно.

Видел. Со всего маху во двор к тебе влетел. Батя твой уже поду- мал, что с тобой беда приключилась. Но кто-то из наших деревенских грибников успокоил. Сказал, что выстрелы твои слышал.

Лабаз у Павла не пустовал без дела. Он частенько туда наведы- вался и не без толка. Бил медведей. Лосей. Один раз, ещё до захода солнца, услышав треск сломанного сучка на сосне в левом углу поля- ны, глянул туда в бинокль и долго не мог оторваться. Барсук гонял- ся за белкой. А та очень умело ускользала от хищника в самые, ка- залось, безнадёжные минуты. Отложив бинокль, Павел взял ружьё

и стал наблюдать за разворачивающимся трагическим действом че- рез оптику прицела. Он хотел подстрелить барсука раньше, чем тот разделается с рыжей красавицей. Но они устроили такую круговерть, что не только прицельно выстрелить, даже уследить за круговертью было трудно. Охотник старался держать хищника в перекрестии при- цела и ждал, когда он остановится хоть на мгновение. Но темп круго- верти задавала белка. Вдруг она молнией метнулась вверх по стволу, а затем по длинному суку и с разгона сиганула на ближайшее дерево. Барсук, чуть не успевший схватить рыжую бестию за хвост, от неожи- данности остановился на миг. Павел выстрелил. Тушка зверя рухнула на землю, шумно ломая сучья. Цейсовская оптика и точность боя из нарезного ствола не подвели и в этот раз. Вот только трофейных па- тронов с каждым днём оставалось всё меньше...

Медвежья охота пошла на пользу не только Павлу. Ему, конечно, в первую очередь. Потому, как удалось выполнить все обещания ка- сательно шкур и как следует отовариться в заготконторе. К тому же и вся деревня в ответственную уборочную кампанию была с мясом: каждый день скоромилась медвежатиной.

- Теперь и сила у всех должна быть медвежья,- говорил брига- дир, назначая каждое утро колхозников на работу.- Значит, убороч- ную одолеем. Рожь совсем скоро поспеет. Да и пора. Спас на носу.

Павел работал в поле наравне со всеми сельчанами. Косил ранни- ми росными утрами, метал сено в стога. А когда настало время жатвы, он целыми днями на своём Рыжем вывозил тугие снопы ржи к гумну, где потом он же складывал их в скирды. Чтобы до самой осени, до мо- лотьбы, они оставались сухими и невредимыми.

Очередную зиму охотник встретил, как обычно. Добывал зайцев по чернотропу, стрелял белок, используя мелкокалиберный ствол- вкладыш, охотился на куниц. И не всегда безуспешно. Изредка уда- валось подстрелить и этого осторожного редкого зверька, обладателя драгоценной шкурки. Но приходилось стрелять издалека, с нарезного ствола, пользуясь оптическим прицелом. А заводские патроны фирмы

"Зауер" - таяли на глазах. Как ни экономил Пашка эти патроны, в са- мый разгар зимы они кончились. Осталось несколько десятков стре- ляных гильз. И Павел решил попробовать сам их заряжать. Всё, что

требовалось для этого, он мог осилить. Кроме одного - не было ника- кой возможности сделать пулю с латунной оболочкой. И он решил ис- пытать пули без оболочки: просто отлитые из свинца. Сделал для про- бы штук пять таких патронов, снаряжённых "голыми" свинцовыми пулями. Дома с расстояния в сто метров дважды выстрелил в мишень и, как ни странно, попал. Разброс, правда, был великоват, но появи- лась уверенность, что проблема патронов вполне решаема. Остава- лось испытать их на охоте. Но белок и зайцев он стрелял либо из мел- кокалиберного ствола свинцовой пулькой, либо из гладкого - дробью. Кстати, именно мелкокалиберные патроны натолкнули охотника на мысль использовать безоболочные пули и для нарезного ствола круп- ного калибра. Одного, видимо, не учёл умелец-охотник: мелкокали- берные патроны - заводского изготовления. И по этой причине они все были одинаковы, как братья-близнецы. Павел должен бы пони- мать, что сделать так самому вряд ли удастся. Однако два выстрела по мишени оказались удачными, и, наверное, именно это притупило вы- работанную годами осторожность охотника.

В один из декабрьских дней перед Рождеством Павел запряг сво- его Рыжего в розвальни и поехал в поля да перелески за соседнюю деревню, чтобы проверить поставленные несколько дней назад вол- чьи капканы. Каждый раз, когда проезжал мимо этой деревни, жен- щины выходили на дорогу и жаловались на совсем обнаглевших вол- ков. У одной собаку из будки стащили. У другой прямо в хлеву задрали овцу. А в доме на околице чуть не лишились нетели. Хозяйка услыша- ла громкий рёв среди ночи, выскочила с вилами, еле отбилась. Гово- рит, их там сразу два либо три ломились в хлев.

Вот и расставил Пашка капканы на подходе к деревне. Думал пере- ловить повадившихся волков и тем самым избавить бедных женщин от напасти. Да и сам надеялся подзаработать на хороших премиях, ко- торые платили в районе за каждую волчью шкуру. Но волки - звери хитрые. Ловушки обошли мимо; даже приманка не помогла.

На подъезде к своей деревне его остановила стайка ребят, катав- шихся с горы на санках.

Дядя Павел, смотри, там на старом стоговище лисица мышку- ет,- перебивая друг друга, кричали ребята.- Она там такое вытво- ряет...

Сейчас посмотрим,- сказал Павел, остановил лошадь и прило- жил к глазам бинокль.- Действительно вытворяет. Заигралась, рыжая бестия. Сейчас я ей подпорчу игру.

С этими словами Павел взял ружьё, снял нарезной ствол с пре- дохранителя, вытянулся на розвальнях и, как на стрельбище, прице- лился лёжа с упора. Немецкая оптика позволяла разглядеть рыжую плутовку во всей красе. Ею даже залюбовался охотник. И возникли сомнения - стоит ли стрелять. Может, насладиться художествен- ной гимнастикой лисицы? Ему даже стало жаль губить такую кра- соту. Но вряд ли найдётся охотник, который, прильнув к прицелу, посмотрит на дичь, полюбуется первозданным творением и этим будет доволен. Пашка долго наблюдал, был весь в сомнениях и всё же выстрелил.

Ружьё бабахнуло так, что ребятня с испугу упала наземь рядом с санями. А стрелявший так и остался лежать. Потом он глухо застонал. Когда старший из ребят, Валька Понизовский, подбежал к Павлу, тот еле слышно попросил:

Расстегни у меня тут, разорви рубаху и замотай раны.

В это время парень увидел разнесённый в клочья рукав полушуб- ка и окровавленную руку. От такого зрелища он сам чуть не упал в об- морок. А рубаха никак не рвалась. Еле разорвали вдвоём. Перевязыва- ли, почти не глядя. От кисти и до локтя осталась одна окровавленная кость. Валька, поняв, что дело плохо, закрутил по-взрослому на ладо- ни ремённые вожжи, взмахнул кнутом и галопом погнал в ближай- шую сельскую больницу.

Что-то не так я сделал. Видно, пуля оказалась не по калибру ствола. Вот и разорвало моё ружьё. Рука, может, заживёт. А такого ру- жья у меня больше никогда не будет,- печальным шёпотом сообщил раненый.

Только тут Валька заметил искорёженную взрывом замковую часть нижнего ствола. И сразу подумал: "Чудной человек - этот охот- ник. Изуродованную руку не жалеет, а печалится о разорванном ру- жье. Видно, и вправду оно дорогое, больших денег стоит".

Пашка опять оказался в областном военном госпитале. Ни в сель- ской, ни в районной больнице не смогли поправить искалеченную руку. Оставалась надежда на того самого хирурга, который долго воз- ился с израненной ступней и всё-таки поставил Пашку на ноги. Те- перь он с волнением ждал встречи с хорошо знакомым врачом.

Ну что, солдат, продолжаешь воевать? Тут у меня в госпитале большинство лечится от старых военных ран. А ты умудрился в мирное время появиться со свежей раной. Да с такой, вижу я, что и на фронте- то встретишь не часто. Рана, скажу тебе, очень серьёзная. И нам с тобой, Павел Копылов, предстоит много работы, чтобы спасти руку. Попал бы ты ко мне сразу - было бы легче. А теперь надо набраться терпения и настроиться на долгое лечение. Но мужик ты молодой. Здоровый. На- деюсь, выдюжишь. А теперь расскажи, как же тебя угораздило?

Тут, доктор, как говорится, несчастный случай. А, может, тро- фейное немецкое ружьё так решило со мной поквитаться? Но я не верю в мистику. И знаю, что сам виноват. Вздумал отливать пули и за- ряжать патроны для нарезного ствола. Видно, вышла ошибочка. Рва- нуло так, что даже сознание потерял на какие-то секунды. Хорошо, что ребята на горке подвернулись. Мигом домчали меня до ближайшей больницы. Мой Рыжий весь в мыле был. Зато первую помощь сразу оказали. Кровь остановили. Иначе бы конец... А теперь вот руку по- калечил и редкостного ружья лишился. Два дома оно кормило. План по пушнине "делал" один за весь район. Теперь не знаю, когда снова соберусь в лес...

А ты надейся, и всё будет в порядке. Мы будем лечить, и ты сам помогай медицине.

Я согласен на всё, лишь бы руку сохранить,- ответил Пашка.

Вот и хорошо. Будем работать вместе.

Пашка не знал, какой долгой и трудной будет эта работа. Не знал, сколько понадобится для этого терпения, сил и времени.

Домой в деревню Павел вернулся к началу лета, как раз к сенокос- ной страде.

Руку удалось сохранить. Даже остались целыми два пальца - боль- шой и указательный. Как будто для того, чтобы можно было держать

косовье. И Павел Копылов, хоть считался инвалидом войны, гнал свой прокос наравне с остальными мужиками. Потому что доктор не толь- ко сумел сохранить два пальца, но ещё умудрился нарастить мяса на почти голые кости предплечья. И теперь косьба стала лучшим сред- ством укрепления мышц, лучшим способом их тренировки.

Во время коротких перекуров Павел узнал главную деревенскую новость. На их речке, в том месте, где меж крутых высоких берегов шумел небольшой водопад, начали строить плотину будущей гидро- электростанции.

В деревне появилось много новых людей - строителей ГЭС. Па- вел заметил, как щебетала Анька с каждым из новеньких, продавая билеты на очередной киносеанс. Вспомнил, как она прихорашива- лась, собираясь в клуб. Как чистила пёрышки дома, а потом распуска- ла их при каждой встрече с новым мужиком. Она уже знала их всех наперечёт.

Может, это не стоило тревог и волнений. Ну, любит покрасоваться баба перед приезжими. Пусть потешается. Однако перед самым на- чалом сеанса к Аньке подошёл статный мужчина в тёмно-синем ко- стюме и при галстуке. Потом Павел узнал, что это инженер, началь- ник стройки. А теперь он увидел, как его зазноба вся встрепенулась, засияла румянцем. Именно в этот миг Павел всей кожей ощутил: тут что-то не так. Стало ясно, что последние полгода, пока доктора спаса- ли ему искалеченную руку, Анька явно не тосковала. Теперь он понял, почему так необычно прохладен был приём, оказанный ему после долгой разлуки; почему жена ни разу не навестила раненого в госпи- тале и даже не ответила ни на одно из его многочисленных писем. Стало понятно, почему всегда ненасытная Анька теперь не беснова- лась в любовном угаре.

Грязные мысли, замешанные на дикой ревности, сверлили мозг простодушно-доверчивого Пашки.

Состоялся ночной разговор, который мог закончиться большим скандалом с рукоприкладством. Но опытная в таких делах хитрю- щая Анька изобразила былую страсть, а потом так утомила грозно- го "Отелло", что у него не осталось сил и на продолжение разговора. Думы о скорой расправе ушли сами собой, и Пашка уснул с мыслью, что всё постепенно рассосётся.

Приближалась осень, а с ней и очередной сезон охоты. Надо было думать о ружье. Собрав в мешок накопленные за лето кротовые шкур- ки, Павел поехал в район, чтобы сдать их, а заодно попытаться решить проблему охотничьего оружия.

В райцентре Павла знали не только как заслуженного воина, но и как лучшего охотника. Сдав пушнину и получив за неё всё, что по- ложено, Павел пошёл в милицию. Он решил показать искорёженное взрывом ружьё, снять его с регистрации и попытаться заполучить бо- евой карабин с патронами. Он надеялся на давние хорошие отноше- ния с начальником милиции.

Здравствуй, здравствуй, охотник-рекордсмен. Про тебя сперва в районной, а потом в областной газете писали. Говорят, один дела- ешь план всего района. Хвалю! Молодец! - радушно встретил Павла майор Евсеев.- С чем к нам пожаловал?

Да вот... Остался я без оружия. Как говорится, без главного ору- дия производства. Теперь не только за район, за себя план не выпол- нить.

Пашка вынул из чехла трофейное ружьё с разорванным нарез- ным стволом и передал его Евсееву.

Всё по глупости. А может, из-за лишней самоуверенности. Ду- мал - сработаю не хуже, чем на заводе. Да не получилось. Чуть руки не лишился... А ружья лишился... Драгоценного ружья.

От меня-то чего ты хочешь, какой помощи ждёшь? - спросил майор.

Сперва надо снять с регистрации мой нарезной ствол. Но не это главное. Я-то приехал с надеждой найти у вас тут какую-нибудь зава- лящую трёхлинейку или карабин. Оформить всё, как положено. Чтобы к началу охотничьего сезона не оказался я обезоруженным.

Для такого стрелка, как ты, и оружие должно быть не завалящее, а высшего сорта. Считай, повезло тебе. Есть у меня подходящее ору- жие. Отличный карабин. Недавно у одного "любителя" конфисковали. С войны незаконно владел. Пришлось оштрафовать, чтоб неповадно было. Только вот тут какая закавыка. Не знаю, как всё это оформить, чтобы комар носа не подточил. Сделаем мы так. Возьмёшь у дирек- тора райзаготконторы бумагу с печатью, что, мол, требуется нарез-

ной ствол для лучшего охотника района. Тогда я тебе выдам карабин и прикажу сделать все документы к нему на полном законном осно- вании. Только сперва нужную бумагу принеси.

Я мигом,- сказал Пашка и спешно поковылял к своей бричке, стоявшей у крыльца.

Павел получил карабин, патроны по потребности и даже успел сделать в милицейском тире несколько выстрелов. Прав был майор Евсеев. Карабин оказался почти новый, пристрелянный и хорошо ухоженный. Видно, прежний владелец был неравнодушен к оружию и знал в нём толк.

Ну, теперь заготконтора с лихвой выполнит план по пушнине. Из этого карабина, да ещё с цейсовской оптикой, будешь без промаха бить хоть лося с медведем, хоть белку в глаз. Дерзай, охотник! Удачи тебе,- сказал на прощанье начальник районной милиции.

Павел сел в свою бричку, присвистнул молодецки, легонько взмах- нул кнутом, приободрив Рыжего, и бодрой трусцой поехал домой. Он, зная раскисшую после дождей дорогу, торопился успеть засветло.

Аньки в своей избе не было. Пошёл в клуб. Сеанс ещё не начался. Киномеханик поджидал, пока бабы закончат с вечерней дойкой коров и целиком заполнят зал.

В полутёмном помещении народу собралось мало. Окинув взгля- дом полупустые ряды, Пашка поначалу не обнаружил Аньки. Потом, присмотревшись, увидел её с краю на втором ряду. Она не просто си- дела, поджидая зрителей, а полушёпотом увлечённо разговаривала с инженером. Руководителем стройки. "Опять этот хлюст", - раздра- жённо подумал Пашка. Ему показалось, что они сидят, плотно при- жавшись друг к другу, и держатся за руки. Это было слишком. Осо- бенно возмущало то, что Анька не стеснялась людей. "Врезать в эту сытую нахальную рожу", - подумал Пашка, но тут же отогнал эту мысль. Он знал вес своего кулака и понимал гибельные последствия

...К тому же вспомнил старую русскую пословицу: "Если сучка не за- хочет, то кобелёк не вскочит". Поэтому сдержался. На этот раз. Только скрипнул зубами.

Когда подошёл к ворковавшим голубкам, его суженая чуть не вспрыгнула от неожиданности. Она оправила платье, смущённо улыб- нулась и сказала довольно громко:

- Я думала, ты заночуешь в районе. Небось, голодный. Пойдём, соберу чего-нибудь на ужин. Да мне бегом надо обратно. Чтобы про- дать билеты. Бабоньки наши, наверное, с делами управились и сейчас подойдут.

Павел постепенно привык к тому, что ещё недавно пылкая его возлюбленная теперь заметно охладела. Анька всё реже звала мужа в постель, всё сдержаннее проявляла свою некогда необузданную страсть. А Пашка считал, что таков и должен быть естественный ход событий. "Всему своё время... Не до старости же гореть-пылать... Вид- но, Анька постепенно угомонилась. Вот и отношения стали ровнее, спокойнее", - думал Пашка. Ему и в голову не приходило, что Анька утоляет свою страсть где-то на стороне.

Жизнь шла своим чередом. Павел работал в колхозе, а в свобод- ные вечера готовился к сезону осенней, а потом и зимней охоты. Бла- го, теперь имелось полноценное оружие. Павел приладил к карабину цейсовский прицел и скоро убедился, что его ствол не хуже загранич- ного. Метров на 300 попал в бутылку с первого выстрела. Оставалось испытать карабин на охоте.

Съездил посмотреть свой лабаз. Всё в порядке. И полоска пере- спелого осыпающегося овса на своём месте. И лосиные следы обна- ружил.

Дождавшись погожего дня, Павел поехал к своему лабазу. Подняв- шись по лесенке, залёг там на мягкой подстилке из сена и стал ждать. Сверху в бинокль хорошо было видно, что овёс изрядно вытоптан. Овсяное поле исполосовано вдоль и поперёк звериными тропами. Видно, частенько тут бывали гости. Даже возникло сомнение, появит- ся ли кто ещё. Может быть, тут уже не осталось ничего съедобного?

Лось-рогач появился с дальнего края поля. В оптику прицела хо- рошо было видно, как он ловко состригает ещё не до конца осыпав- шиеся метёлки овса, как, подняв голову, неторопливо пережёвывает уже совсем твёрдые зёрна. Временами чудилось, что слышен хруст и чавканье неустанно работающих челюстей крупного красивого животного. Пашка залюбовался. Однако не выпускал зверя из пере- крестия прицела. Вдруг лось стал тревожно озираться по сторонам; замирал и прислушивался. Дальше медлить было нельзя. Охотник вы- стрелил - зверь рухнул.

Передёрнув затвор, Павел прильнул к прицелу и увидел, что зверь жив. Он перебирал задними ногами и рогом рыл землю. Выстрелил ещё раз. Всё. Лось затих.

Передёрнув затвор, Павел спустился с лабаза и пошёл к добыче. Надо было успеть до сумерек освежевать и расчленить тушу, уложить мясо в бричку, а затем как-то до темноты добраться домой в деревню.

* * *

Осень в тот год оказалась короткой. Сразу после Михайлова дня выпал снег да так и не сошёл. Ещё в ноябре установилась по- настоящему зимняя морозная погода со снегопадами и метелями.

По первому санному пути Павел собрался в райцентр, чтобы сдать накопившуюся за осень пушнину и пополнить за счёт этого домаш- ние съестные припасы. Ведь едой ему надо было снабжать сразу два дома.

Ещё затемно Пашка запряг своего Рыжего в сани-розвальни, бро- сил туда охапку сена и пошёл в дом, чтобы взять карабин да узелок с едой.

В доме Анька хлопотала у жарко топившейся русской печи. Павел коротко сказал ей:

Собери мне что-нибудь поесть на дорогу. Лошадь запряжена. Поеду в район. Надо сдать пушнину и зайти в военкомат. Давно по- вестка лежит. Не знаю, что им от меня надо. Вроде по чистой освобож- дён от воинской повинности, а повестки всё шлют.

Сейчас всё приготовлю,- оживлённо и даже, как показалось, обрадованно ответила Анька.- А ты надолго?

Вернусь к вечеру. Дорога неблизкая, могу припоздниться.

Светало. Павел уехал. Он не заметил, с какой довольной улыбкой провожает его Анька, каким нетерпением горят её глаза и что она явно куда-то торопится. Едва дождавшись, когда муж уедет, она наки- нула шубейку, оставила печку с пылающими в её чреве дровами и вы- бежала на улицу. Морозец мигом подрумянил её щёки. А внутри и так всё пылало греховным огнём предвкушения.

Перебежав через дорогу по ещё нетоптаной снежной пороше, Анька открыто ринулась в соседний дом, где квартировал инженер,

руководитель стройки. Она бесстыже прошла мимо хозяйки, которая всё-таки успела сказать: "Чего припёрлась в такую рань?" - и без сту- ка ворвалась в давно знакомую комнату постояльца. Он только про- снулся и всё ещё нежился в тёплой постели.

Ну, иди ко мне, дорогая. Тут так хорошо - тепло, уютно. И ждать больше невмоготу.

Потерпи немножко. Мой уехал в район. Вернуться обещал позд- но вечером. Так что времени у нас хватит. Я сейчас дотоплю печку, приготовлю что надо к обеду, и будем мы с тобой гулять-пировать до- сыта.

Ладно. Я как раз схожу посмотрю, что там делается на плотине. Как там мои архаровцы. На улице мороз. Боюсь, как бы не запили. За ними нужен глаз да глаз. А потом сразу к тебе. Жди!

Он пришёл как раз к обеду. На столе, покрытом белой скатертью, громоздились разные закуски, а в самом центре возвышалась бутыль с самогоном. Увидев, что гость обратил внимание на объёмистую по- судину, Анька особо отметила:

Собственного изготовления. Два раза перегоняла. Винцо долж- но быть не хуже казённой водки. Пить можно без опаски.

Коли можно, значит, выпьем. Мужики у меня работают. И твой не скоро явится. Мы устроим сегодня праздник. И можем не торо- питься.

Праздник устроили. А вот насчёт того, что можно не торопиться...

Тут вышла промашка.

Павел в это время ехал по хорошо накатанной зимней дороге. Ло- шадь легко бежала спорой рысцой. По сторонам проплывали недавно побелевшие поля, седые перелески. Вдалеке извилистой лентой мель- кала свободная река, ещё не скованная зимними холодами.

На подъезде к одной из деревень, там, где лесок вплотную под- ходил к дороге, острый глаз охотника обнаружил свежие волчьи сле- ды. Остановился. Привязал лошадь вожжами к старой ольхе, росшей в придорожной канаве, и стал рассматривать следы. Небольшая стая прошла из деревни в сторону леса. Скорее всего, на рассвете.

Тут Павел сообразил, что где-то в этом месте он с неделю назад поставил волчьи капканы. Тогда как раз только выпал первый сне- жок. И тоже были видны следы примерно в этом месте. Он разглядел

целую тропу. На ней и поставил свои ловушки. А проверить до сих пор не удосужился. Конец-то не близкий. Решил это сделать позже. Попутно. Теперь увидел такие же следы, но более чёткие. Звери шли гуськом.

Охотник взял карабин, передёрнул затвор и, осторожно ступая, пошёл вглубь леса по волчьей тропе. На смену возвышенной придо- рожной местности с редкими соснами пришла низина густо заросшая ельником. Украшенный мохнатыми снежными шапками лес стеной перегородил дорогу охотнику. А волчьи следы нырнули в чащобу. Они петляли возле деревьев и уводили охотника всё дальше вглубь леса. Снег щекотал его лицо, попадал за мерлушковый воротник, приятно охлаждая успевшего вспотеть косолапого ходока.

Неожиданно послышался странный звук. Он напоминал то поро- сячий визг, то щенячье скуление. Павел остановился, взял наизготов- ку карабин и, осторожно ступая, пошёл на звук. Впереди показалась светлая, почти лишённая леса, полоска. Выйдя на край этой прогали- ны, на другом её конце заметил какое-то движение. Вскинул карабин и в оптику прицела увидел матёрого волка. Из оскаленной пасти хищ- ника послышался грозный рык. Павел выстрелил в эту пасть, передёр- нул затвор и осторожно стал подходить, готовый к следующему вы- стрелу. Однако он не понадобился. Зверь сник и замолк недвижимо.

С трудом разжав капкан, охотник освободил волчью ногу и сно- ва насторожил ловушку. А волка взвалил себе на загривок и пошёл к повозке. "Пуда на три потянет зверюга. И шкура в полном порядке". Кто-то из районных начальников просил сделать чучело. "Лучшего экземпляра не найдёшь", - подумал охотник. Он решил возвращать- ся домой, освежевать ещё тёплого зверя, правильно снять и распялить шкуру, чтобы сгодилась для чучела. Надо же угодить начальству и са- мому показать, на что способен.

К дому подъехал сразу после полудня. Хмурое солнце лишь из- редка проглядывало сквозь пелену облаков. Павел заехал к себе во двор и отнёс увесистую ещё тёплую тушу волка в сарай. Прежде чем заняться трофеем, он взял карабин и пошёл в избу. Надо было сооб- щить Аньке, что он вынужденно вернулся, но зато с хорошей добычей. Настроение было отличное. Ничего не предвещало событий, которые перевёрнут вверх тормашками всю его жизнь. Ничего не предвещало беды.

Дверь в сени была, как обычно, открыта настежь. Мягко ступая в валенках по прочному, сделанному из байдака полу, Павел почти бесшумно открыл и тихо затворил за собой дверь в избу.

* * *

Дом у Аньки был большой. Но, как у многих в деревне, внутрен- нее его пространство не делилось перегородками. Одна просторная комната с широкими лавками вдоль стен. В переднем углу этой ком- наты, как раз напротив двери, стояла широкая кровать - их с Анькой супружеское ложе.

То, что Павел увидел, войдя в избу, мгновенно помутило его со- знание. Дальше он действовал, как автомат. Не отдавая себе отчёта, не понимая, что делает, - почти в обморочном состоянии. Учёные меди- ки называют это состоянием аффекта. Когда человек может натворить невесть что, вплоть до смертоубийства. Потому что разум человече- ский в такие минуты бывает начисто отключён.

То, что увидел Павел, потрясло его больше, чем самые ужасные кровавые сцены на фронте. Хотя само по себе зрелище было впол- не обыденным. Но убийственно неожиданным оказалось оно для наивно-доверчивого Павла. Он увидел на кровати широко раскину- тые, такие знакомые, толстые Анькины ляжки, а наверху между ними два белых полушария мясистого мужского зада. Пашка выстрелил. Мгновенно, навскидку. Раньше, чем любовники почуяли опасность. Они даже не успели отпрянуть друг от друга.

Павел начал приходить в себя, когда услышал стоны. Сперва думал, что убил наповал обоих. Теперь осознал - живы. И с ужасом обнару- жил, что простыни, кровать - всё было залито алой кровью. Он собрал- ся в комок и стал действовать чётко, как машина. Обернул простынями раненых, по очереди отнёс в сани-розвальни, прикрыл сверху тулупом и шубами, какие нашлись в доме. Бросил в сани карабин и молча по- гнал сперва к фельдшерскому пункту в соседней деревне. Там извели все какие были бинты, йод, но даже по-настоящему не сумели остано- вить кровотечение. Пожилой усатый фельдшер сказал, что у раненых разнесены все промежности и они потеряли много крови. Что их надо срочно в больницу. А ещё, прищурив ехидно глаз, он заметил на про- щанье: "Может, и выживут, но любовных утех им больше не видать".

Только теперь Павел осознал, что, видимо, инстинктивно целил промеж мужских "полушарий", а, как оказалось, разворотил пулей и всю промежность у женщины. Оно и понятно. Ведь пули у него были особенные - со сточенными остриями. Били, как разрывные. Пред- назначались для зверя либо птицы. Чтобы не было подранков. А тут пришлось стрелять по совсем другой дичи. "Что ж это я натворил..." - подумал Пашка и погнал галопом своего Рыжего, чтобы быстрее до- ставить раненых в районную больницу.

После больницы Павел поехал в милицию. Майор Евсеев сидел в своём кабинете, уткнувшись в ворох бумаг. Увидев вошедшего, он в ответ на приветствие буркнул "здравствуй" и велел подождать.

После долгого, как показалось Павлу, ожидания майор поднял го- лову и весело спросил:

Ну что, охотник! Опять завалил райзаготконтору пушниной? Слышал от директора, что там боготворят тебя, как икону. И портрет твой вывесили на Доску почёта. Знаменитым стал ты, Павел Копылов. А теперь с чем пожаловал?

С бедой. Страшной бедой. И вот карабин привёз, чтобы сдать. Павел рассказал всё, что произошло в последние часы этого ро-

кового дня.

Да, парень. Плохи наши дела. Себе жизнь испортил и мне хло- пот прибавил не на один месяц. Я даже так сразу и не соображу, что с тобой делать. Ладно. Пока сиди тут, а я позвоню в больницу. Потом будем думать.

Майор вышел в приёмную и долго по телефону разговаривал с главврачом.

Натворил ты бед Пашка, ох, натворил. Думаю, это был твой по- следний снайперский выстрел. Но выстрел воистину снайперский. Это надо уметь! Одной пулей кастрировал сразу мужика и бабу. Те- перь молись всем богам, какие есть на небесах. Молись за то, чтобы они остались живы. И Анька твоя и её хахаль. Иначе тебе грозит "выш- ка". Сейчас я оформлю по акту явку с повинной. Может, будет какая-то поблажка. Боюсь, небольшая. А пока я решил так. Ты поедешь домой. Закроешь дом своей зазнобы и переберёшься к родителям. Живи там тише воды, ниже травы. В ближайшие дни приедут мои архаровцы, чтобы забрать тебя. Поэтому заблаговременно подготовься. Матери

скажи, чтобы еду тебе собрала. Сам подыщи тёплую одежду. Попробуй настроить своих на неминуемую долгую разлуку.

Дома, узнав про случившееся, мать завыла в голос.

Отец долго молчал, а потом непривычно тихо и беззлобно сказал печальным голосом:

Я предупреждал, что эта сучка доведёт тебя до беды. Не послу- шался. Теперь сам расхлёбывай.

Трудно и долго пришлось расхлёбывать Пашке. Суд приговорил его к семи годам лишения свободы. "За причинённые двум лицам тяжкие телесные повреждения. С учётом смягчающих обстоятельств". Районные власти и заготконтора хлопотали перед судом. Проси-

ли смягчить приговор. Ограничиться условным наказанием. Просили за героя войны и знатного, известного на всю область, охотника. При- сланный из области адвокат составил кассационную жалобу. Ничего не помогло. Приговор остался прежним.

Вот и конец истории, - завершил свой "долгоиграющий" рас- сказ Пашка.

Только до конца срока оставалось ещё далеко...

"Просмотрено военной цензурой"

Рассказ

ержант Богдан Тарасов возвращался из разведки. Вечерело. Серые сумерки незаметно сменились чёрной мглой ночи. Было холодно.

Под ногами хлюпало снежно-ледяное крошево, а кое-где промокшие сапоги чавкали по ещё талым болотинам.

Перед этим Богдан долго полз по мокрому снегу под самым но- сом у фрицев, готовящихся к вечерней трапезе. На линии фронта не было слышно ни голоса человеческого, ни выстрела. Только изредка вспыхивали осветительные ракеты, выхватывая из промозглой тьмы улицы и переулки занятого немцами полуразрушенного города.

От наших ходов сообщения до линии немецких окопов - чуть больше сотни шагов. Всю эту местность - низкую лощину между пологими взгорками - Богдан знал, как свой огород. Но командир взвода разведки, его тёзка наоборот - Тарас Богданов - приказал найти то, может, единственное место среди минных полей и рядов колючей проволоки, где завтра до рассвета надо будет прополз- ти группе за "языком". И нашёл-таки это место Богдан: по самому берегу ручья, разрезающего пригорок, мин не было, а проход в ко- лючей проволоке он заблаговременно проделал у мочажины, где го- лые прутья ивняка, ровные, как пики, отодвинулись к самой воде и не закрывали путь.

Так вот, Богдан всё высмотрел, всё проверил и теперь спускался по обледенелым ступенькам в землянку, чтобы перекурить и, как по- ложено, отрапортовать своему комвзвода.

В землянке было жарко натоплено. Гудела раскалённая печка- буржуйка, тускло освещая красными боками земляной пол вокруг и груду сухих смолистых дров. В тусклом свете коптилки Богдан уви- дел на дощатых нарах своих бойцов, но к ним не подошёл, а прива- лился на дрова рядом с печкой, чтобы чуть подсушиться и разогреть окоченелые руки. Однако первым делом он вынул свой тощий заско- рузлый кисет, оторвал от плотно сложенной газеты лист для само- крутки, насыпал туда крупного табаку и, обильно наслюнявив, начал мастерить цигарку. Толстые окоченелые пальцы никак не слушались, и цигарка получилась не такая фасонистая, с горбинкой, какую умел

делать только он во взводе. Прикурив от небольшой головешки, он сделал несколько глубоких затяжек, потом уселся поудобнее возле печки и даже чуть было не задремал.

Но, неизвестно откуда, в душу закрались тревожные мысли о доме. Он слышал по сводкам Совинформбюро, что их район освободили от оккупантов, и уже месяц назад послал письмо жене Ефросинье. От- вета не было, и, по правде говоря, не очень-то надеялся его получить. Война есть война. И с семьёй всякое могло случиться, и почта невесть как ходит. Потому так часто томился душой Богдан в редкие мину- ты затишья. Чего только не передумал про деток своих малых и про жену. Ведь в газетах, изредка попадавших на фронт, только и писали о зверствах фашистов на оккупированной территории.

Богдан не рад был тяжким своим раздумьям, пытался гнать их из головы, когда в землянку, шурша обледенелой плащ-палаткой, ввалился почтальон. Сразу очнулись от полудрёмы несколько при- корнувших солдат, и даже лейтенант неспешно вылез из своего за- кутка. Начался обычный в таких случаях галдёж. Писем оказалось не- много, и Богдан Тарасов не очень рассчитывал получить весточку из родного дома. Однако в это время на всю землянку раздались гром- кие слова почтальона, назвавшего его фамилию. Богдан вздрогнул, словно предчувствуя что-то неладное; он так не вздрагивал даже от неподалёку взорвавшегося снаряда. Потом привстал, неловко потя- нулся к почтальону, окружённому бойцами, взял своей огромной ру- чищей маленький серый треугольник письма и, не глядя, сунул за па- зуху.

Скоро почтальон ушёл и в землянке стало тихо. Богдан снова сел на своё место к печке, нащупал в кармане кисет и закурил. Жаркое зарево догорающих углей освещало полоску земляного пола, сапоги в комьях засохшей глины и грязноватую шинель, от которой шёл пар.

Богдан опасливо вынул из-за пазухи письмо и стал рассматривать его в свете лиловых углей, исходящих язычками голубоватого пламе- ни. Бывалый солдат, всегда находивший выход в трудной боевой об- становке, тут неожиданно растерялся. Весь мир как бы перестал су- ществовать для него. Не стало ни свистящего ветра за палаточным полотном, прикрывающим вход в землянку, ни отдаленных взрывов, ни похрапывающих рядом бойцов. Он начисто забыл даже предстоя- щую под утро вылазку за "языком". Один маленький треугольничек

письма заслонил всё. Сержант Тарасов смотрел на этот треугольни- чек благоговейно, как на икону, и в то же время с неведомым доселе страхом.

Богдан закрыл глаза и долго сидел так, ощущая на лице жаркий дух, исходивший от печки. Потом снова тупо уставился на серый тре- угольничек - такой знакомый и в то же время неведомый.

Но чем дольше он смотрел на письмо, чем больше различал дав- но невиданные каракули своей жены, едва окончившей церковно- приходскую школу, тем теплее становилось на душе. Поглаживая кон- верт шершавыми пальцами, Богдан как бы рельефно ощущал следы химического карандаша и даже воочию представил позу жены, стара- тельно подписывающей адрес с номером его полевой почты.

В тлеющем свете почти догоревших угольков увидел он на тре- угольнике письма ещё один треугольник: синенький блёклый штамп с еле заметной надписью "Просмотрено военной цензурой". И опять - то ли от такой казённой надписи, то ли от холодка, тянувшего со сто- роны плохо завешанного входа, сержант снова всем телом почуял озноб.

Послышался шум откинутой плащ-палатки, и в землянку быстро вошёл лейтенант Богданов, только что проверивший караул.

Пора отдыхать,- то ли буркнул про себя, то ли приказал он Бог- дану,- под утро предстоит тяжёлая работа.

Богдан встал и совсем по-граждански вяло ответил:

Я счас, вот только письмо...

Ну, давай живо... и спать,- выпалил комвзвода, возвращаясь в свой закуток. Тарасов, оставшись один возле печки, сперва под- бросил пару сухих поленьев, потом добавил ещё обломок смолистой доски, который сразу вспыхнул как порох, и только после этого раз- гладил на коленях несколько сыроватых листков и стал читать.

"Здравствуй, дорогой мой муженёк Богдан Тарасыч. Кланяются тебе твоя жена Ефросинья и твои детки Ваня да Настасья. Не думали, не гадали получить от тебя весточку. В деревне, как только наши пришли и почту носить стали, так носят всё больше похоронки. Род- ственников и соседей наших либо поубивали, либо пишут, что пропа- ли без вести. И мы, видно, тоже тут скоро пропадем. При немце жили, а теперь нет никакого житья. Зима на носу, а ни поесть-попить, ни обуть-одеть нечего. Немцы нас не трогали. Да и видели мы их всего

неделю летом 41 года. А потом ушли они куда-то дальше. Зато в де- ревне оставили старостой деда Максима. Крепкий мужик был, цар- ство ему небесное. Всех старых и малых в поле выгнал урожай соби- рать. А рожь в тот год уродилась невиданная. До колоска всё собрали. Дед и приблудных коней по домам отдал. И рожь всю намолоченную по справедливости разделил, на каждого едока зерно получили. Я це- лый амбар мешков с рожью наворотила. И картошки да другого овоща подполье верхом заготовила. А главное, землю дали, из той, какая от колхоза осталась. Каждому надел определили. У нас было две десяти- ны. И лошадь была, и корова, и овцы. Даже поросёнка в зиму остави- ли. А потом наши пришли. Голодные все. Что отобрали, что сама им скормила. Жалко бедных. Думала, может, и тебя кто добрый человек накормит. Богу молилась и молюсь за тебя. Но теперь и Бог не бере- жёт. Вот старосту нашего повесили в районе. Сказали, за службу на германцев. А он своим деревенским служил, помогал детям-сиротам. На это не поглядели. Приехали на полуторке, схватили и увезли. Как люди ни старались заступиться, не вышло. Самих пригрозили туда же. Сказали, что дед Максим - враг народа и предатель. А мы его заступ- ником считали. Деревенские бабы сказывали, что казнён дед прилюд- но. И мужиков по лесам ловят. Дезертиры называются. Так их при по- имке норовят прикончить. Один цыган в длинной шинели особенно лютует. Вот и живём мы теперь в большом страхе. Не знаешь, от чего раньше помрёшь - от их или от голодухи. Слава Богу, корову спасли и сено на зиму есть. Только на корову-кормилицу и надежда. Может, выживем с Божьей помощью. И тебе того желаем. Низко кланяемся Ефросинья и дети твои".

Дочитав письмо, Богдан словно оцепенел, сжался в комок и тут же почуял, что дрожит, как в лихорадке. Он придвинулся ближе к печке, чтобы жаром её как-то снять или хотя бы приглушить озноб. "Уж не заболел ли,- первое, что пришло ему в голову.- Не дай Бог". До на- чала вылазки за "языком" оставались считанные часы, а проход через линию фронта знает он один. И тут не должно быть никаких сбоев. Надо успокоиться и взять себя в руки.

В краткое мгновение он сообразил, что не в простуде дело, а в письме. В том жутком волнении, которое вызвала в его душе вес- точка от родных. А ещё дело в том, что он просто испугался. Испугался не за себя. Его и так в любой момент могут убить. "И родные не узна-

ют, где могилка моя". Испугался Богдан за свою семью. И сейчас же прошептал, как молитву: "Слава тебе, великий Боже, что письмо по- пало в руки нерадивого особиста, который не глядя шлёпнул штамп, а разбираться в каракулях поленился".

Что произошло бы в противном случае - было даже страшно и подумать...

Чисто по-житейски Богдан понимал сетования жены и не осуждал её. Потому что и сам хорошо помнил ещё не очень давние времена в двадцатые годы, когда начинали жить самостоятельно отдельным домом, своей семьёй. Достаток давался трудно, но была у Богдана одна великая радость, радость хозяина, не вытравленная властями. Он ча- сто повторял с гордостью: это мой дом, моя земля, мои лошади - всё моё. Думалось, что так будет всегда... Но счастливая жизнь и благопо- лучие кончились очень скоро. В тридцать втором всё прахом пошло. Нажитое добро мигом обобществили, а попросту говоря, отняли. Да и самого, как подкулачника, чуть в Соловки не сослали. После такого форменного грабежа Богдан выл-плакал ночь целую. Зато под утро твёрдо решил, что уж себя-то "обобществить" он никому не позволит. И ушёл с артелью строителей. Потом несколько лет подряд мытарился по разным деревням да посёлкам, а дома бывал редко. Только перед самой войной к семье и вернулся.

Сейчас, как бы заново переживая эти проклятые годы, Богдан хо- рошо понимал свою жену Ефросинью. Наверняка она думала, что вер- нулась старая власть и теперь опять у людей будет всё своё: и земля, и хлеб от этой земли, и скотина разная; опять настоящие крестьяне, которые не лодыри, смогут зажить по-человечески. Лишь бы власть им не мешала. А откуда эта власть, Ефросинье было всё равно. Как называется эта власть, она не знала и знать не желала. Для неё важ- но было, что власть вернула крестьянам землю, что можно держать сколько хочешь коров и лошадей.

Для Богдана тут всё было ясно и понятно. Не мог он понять одно- го: как надоумилась баба-дура написать такое в письме, когда от одной такой мысли и то страшно. Но ещё больше он боялся другого: а вдруг Ефросинья ляпнет кому-либо чужому про то самое наболев- шее, что излила в письме. Тогда конец. Ей конец, детям конец и само- му Богдану тоже. СМЕРШ умеет читать не только письма, но и мысли. От него пощады не жди.

Тут почуял Богдан, что его опять затрясло мелкой дрожью. Насту- пил момент полной растерянности, когда он не знал, что и делать...

"Письмо, где это письмо?" - резануло под черепом и вроде бы сразу стало легче. Показалось, что достаточно избавиться от письма, как всё станет на свои места. Но куда же оно подевалось? Уж не выро- нил ли ненароком?

Богдан осмотрел всё пространство у печки, но не увидел там ни единого клочка бумаги. И только потом обратил внимание на свои руки, машинально разминающие какие-то листки, будто надо было в ближайший лесок по большой нужде. Да, это было письмо, скомкан- ное до такой степени, что теперь его уже не прочесть. Хотя очень надо было взглянуть ещё раз, чтобы было о чем вспоминать, если это пись- мо окажется первым и последним.

Разгладил листки на колене, воровато оглянувшись, перечитал, а потом бросил в печку на едва тлеющие угли. И не сводил глаз с комка бумаги, который почему-то никак не загорался, а только дымил. Ему показались очень долгими тягучие минуты, пока письмо не вспыхну- ло и не превратилось в хлопья серого пепла, сразу унесённые в трубу сильной тягой. Теперь никакой цензуре не дано вернуть рассеянный пепел и обратить снова в зримые строчки - такие дорогие и в то же время опасные, как война.

Суковатой палкой Богдан поворошил угли, быстро поднялся и, бросив шинель на топчан, лёг отдохнуть. Скоро выходить, а он и часок не соснул. Хотя теперь было не до сна. Дурные мысли лезли в голову. Сержант Тарасов пытался гнать их прочь, прикидывая в уме, как мож- но лучше пройти мимо минных полей и проволочных заграждений, как и на этот раз перехитрить немцев.

И Богдан уснул, твёрдо уверовав, что уж с "языком"-то он спра- вится. Это не СМЕРШ.

Последняя перед сном мыслишка даже приободрила его: "Значит, есть Бог на небесах, коль военная цензура проворонила такое пись- мо".

Посылка с фронта

Рассказ

очта к нам приходила редко. Если кому и случались письма, то они накапливались в районе. Потом с оказией их привозили все разом в деревню, где почтальонша разносила по домам. В редких слу- чаях, когда срочно требовалось доставить председателю сельсовета важную казённую бумагу, из района посылали нарочного. С ним, по- путно, тоже отправляли письма, если кто-нибудь сподобился их напи- сать. Однако писать стало некому. Наши деревенские старались нику-

да не уезжать. И с фронта до нас давно не доходили вести.

Фронт далеко ушёл, потому и не слышно ничего оттуда,- объ- яснял я бабушке.

Может, оно и так. Но я думаю иначе. Нет нам вестей и не будет. Некому писать нам. Перебили всех наших мужиков. Война осиротила деревню. Если бы кто был жив, давно прислал бы весточку,- с горе- чью сказала бабушка.

Бабушка оказалась не права. Перед Пасхой в деревню пришло не письмо, а сразу посылка. Посылка, надолго взбудоражившая деревен- ский люд, пришла на имя Анютки Зайчиковой.

На почте в райцентре эту посылку заметили и выделили среди других. То ли по номеру полевой почты, то ли по какому-то особенно- му, не нашему, ящику да разным печатям и ярким наклейкам, опреде- лили, что посылка из Германии. Значит, подумали на почте, с самого, что ни на есть главного фронта. "Солдат воюет, жизнью своей не до- рожит ради отечества, а вот, видишь, и про семью не забывает, видно, гостинцы детишкам шлёт. Посылку немедленно надо доставить семье солдата-фронтовика",- распорядился начальник районной почты.

Ему долго объясняли, что в деревню Понизовье, кроме этой за- граничной посылки, больше ничего нет. Ни единого письма, ни одной казённой бумаги для сельсовета. Ему говорили, что гонять подводу из-за одного ящика - настоящее сумасбродство. А ещё говорили, что в Понизовье сейчас не доехать. Зимняя дорога рухнула, а летняя ещё не успела отстояться да подсохнуть. Объясняли, что туда теперь не проехать ни на санях, ни на телеге. Говорили, что началось половодье, река вышла из берегов, а после Волока нигде до самого устья нет ни

одного моста. Кое-где были временные переправы, так их снесло по- лой водой.

Начальник ничего не хотел слушать. Он приказал доставить по- сылку "адресату" в тот же день. И посылку доставили. Правда, на- завтра. Снарядили телегу, нашли сбрую, какая покрепче, и, утопая в грязи по ступицы, загнав почтового коня, к вечеру иноземный ящик от Егора Зайчикова вручили под расписку его малограмотной жене Анютке.

До войны Анютка Зайчикова - так звали её все в деревне - жила при своём Егоре не лучше и не хуже других. Правда, в их избе никогда не было порядка. Трое ребятишек - мал мала меньше - ходили вечно чумазыми, а иногда и в лохмотьях. Но была в хозяйстве корова, а зна- чит, в доме водилась кое-какая еда.

В войну всё рухнуло. Мужика забрали на фронт, а сама Анютка не сумела накосить сена и в первую же военную зиму лишилась коровы. На огороде тоже, кроме картошки да некоторых овощей,- ничего не вырастила. Она с ребятишками осталась на зиму не только без молока, но и без хлеба. Пришлось жить впроголодь, даже просить милостыню. Просила она не просто, а по-особенному. Придёт в любую избу, вроде по делу. Приноровит обязательно к обеду. Станет у порога, спросит о каком-нибудь пустяке и стоит молча. А сама глаз не сводит с обедающих. С каждой ложки супа, с каждого куска хлеба. Предложат и ей супу. Сперва отказывается: "Сыта я. А если и не сыта, то потер- плю. Не первый раз и не последний". После второго-третьего пригла- шения сядет за крайчик стола, осторожно пододвинет к себе миску, зачерпнёт оттуда неполную ложку, аккуратно прихлебнет и долго жуёт, как бы оценивая качество давно известного деревенского ва- рева. И дальше ест медленно, неторопливо. То ли стараясь так скорее

утолить свой голод, то ли боясь выставить его напоказ.

Закончив еду, она крестилась на иконы и благодарила Бога за по- сланные хлеб-соль. Потом низко кланялась хозяевам, хвалила их ми- лосердие и доброту, обещала молиться за чад и домочадцев этого дома.

Прежде чем уйти, она просила кусочек хлеба для своих "деток ма- лых, которые дома плачут голодные".

Так и перебивалась Анютка Зайчикова. Как говорила наша бабуш- ка, с куска до корки, с корки до куска.

Ребята её выжили. Хотя выглядели худосочными и сильно страда- ли рахитом. Про старшего, Ваську, почти ровесника моего, в деревне говорили, что у него ноги колесом. Особенно смешно было смотреть, как он бегал. Кто-то из ребят съязвил: "Во, чешет! Как на велосипеде едет..."

К той поре, когда Анютка получила посылку, от довоенного под- ворья осталась одна изба с покосившимся крыльцом. Хлев, сарай и другие постройки она с ребятами за войну успела разобрать, посте- пенно распилить на дрова и сжечь.

В избе у них, кроме русской печки, были только высокие нары из горбыля, а на них давно почерневшая солома с запахами скотно- го двора. Голые неструганые стены с торчащими из пазов лохмотья- ми пакли; голые маленькие окна, заделанные множеством грязных осколков стекла; закопчённый чёрно-коричневый потолок; да вот эти нары, застеленные разным тряпьём,- в такую избу нежданно- негаданно пришла посылка из Германии.

За всю войну никто в деревне не получал никаких вестей от му- жиков, ушедших на фронт. А тут сразу посылка.

Про неё многие узнали раньше Анютки. И все решили, что там обязательно еда.

Кумушки в деревне судачили:

Видно, не всех мужиков перебили. Раз прислал посылку, значит, живой Егор Зайчиков. Повезло Анютке.

Не просто живой, а где-нибудь на хлебном месте либо при на- чальстве устроился. Егор, что дома, бывало, что там,- нигде своего не упустит. Прохиндей, мужик.

Такой и есть. Иначе где бы он взял еды на этот большущий ящик. Когда Васька взял ящик, чтобы поставить его на стол и там от-

крыть, то даже крякнул от натуги.

Тяжёлый какой! Будто не еда там, а железо,- удивился Васька.

Чего гадать. Открывай скорей! Посмотрим, что прислал ваш батька.

Васька принёс из сеней тупой, весь в зазубринах топор, который еле держался на изношенном топорище, и стал открывать посыл- ку. Заграничный ящик не поддавался. Окантованную металлической лентой крышку удалось снять после того, как Васька превратил её

в щепки. Под крышкой оказался мешок из прочной толстой непро- мокаемой бумаги. Васька с трудом разорвал бумагу и охнул от неожи- данности.

Мам, тут какое-то тряпьё,- взвопил он.

Может, сверху только. Посылка увесистая. Разбирай дальше.

Васька стал выкладывать "тряпьё" на замусоленный стол. Анютка глянула туда, раскрыла рот от удивления, да так и застыла, остолбенев.

Она и до войны носила исподнее из холстины. За войну и того не стало. Последнее время ходила в лохмотьях.

А тут Анютка увидела, как Васька выкладывает на стол прозрач- ные женские нижние рубашки, все в кружевах; такие же тонкие с зо- лотой ниткой и ажурным рисунком кофточки разных фасонов; не- мыслимой формы и красоты женские панталоны; тонкие прозрачные чулки разных оттенков телесного цвета; сияющие глянцем душистые коробочки и тюбики.

Вот дурак! Зачем это нам надо. Лучше б прислал буханку хлеба либо муки. Видно, спятил он там, в неметчине,- бранилась Анютка.

Васька продолжал выкладывать всё из ящика и опять внезапно вздрогнул от увиденного.

Мам, глянь-ка! Тут часы. Всякие. Их много. Чуть не целый ящик.

Потому он и неподъёмный.

Весь ящик действительно был заполнен часами. А "тряпки" слу- жили тут для упаковки. Как выразился Васька, чтоб часы не бренчали в дороге.

Лежали часы слоями. Один слой часов от другого отделялся чем- нибудь мягким. И всё это были невиданные у нас вещи. О предна- значении многих из них потом никак не могли догадаться наши се- ляне.

Когда Васька открыл первый слой с часами, у него замельтеши- ло в глазах. Показалось, что изнутри ящика брызнул яркий мерцаю- щий свет. Если бы Ваське когда-нибудь приходилось видеть шкатул- ку с драгоценностями, то невольно он сравнил бы с такой шкатулкой огромный посылочный ящик, прочно сколоченный в Германии и те- перь неведомыми путями оказавшийся в убогой деревенской избе. Более нелепого предмета тут никогда не было и не будет.

Часы Васька осторожно выкладывал на стол, рядом со стопкой за- граничного белья. Они воистину сияли, как драгоценности. Тут были

и карманные на толстых витых цепочках с двумя узорчатыми крыш- ками; и наручные с мягкими ремешками из чёрной и жёлтой кожи; были часы с тонкими, но прочными ажурными решётками, защища- ющими стекло. Потом они напомнили мне те швейцарские, какие до войны я видел у нашего дяди Андрея.

В самом низу ящика, в последнем "слое", лежали какие-то осо- бенные часы. Каждые отдельно, они были обернуты в папиросную бу- магу, но и сквозь неё просвечивали золотым блеском.

Пока Васька потрошил посылку, его мать безмолвно стояла рядом. Она не могла даже шелохнуться. Если можно представить человека, внезапно окаменевшего стоя, то как раз в таком виде, почти в полу- обмороке, находилась Зайчикова Анна, увидевшая всё, что прислал ей муж Егор из Германии.

Еды в посылке не было.

Не знал Егор Зайчиков, что все эти заграничные одёжки и даже груды драгоценных, самых распрозолотых часов его жена Анютка сейчас с радостью отдала бы за каравай хорошего хлеба. Почему-то не мог догадаться Егор, что его жене и детям не нужно сейчас ниче- го, кроме еды. Не знал ушлый мужик Егор Зайчиков самого главного: всё это присланное богатство жена не сумеет сберечь-сохранить. Не сумеет по одной-единственной причине - не понимает она в этих ве- щах ничего, не знает истинной им цены, даже на хлеб не сообразит обменять с толком. Потом, уже после войны, вернувшись домой, про- говорится Егор, что с посылкой у него "вышла промашка".

Первыми содержимое посылки увидели мы - деревенские ребя- тишки. Когда Анютка Зайчикова по своим делам вышла из дома, Вась- ка решил похвастаться своим богатством, свалившимся как с небес. Он по очереди приводил нас в свою избу и показывал разложенное по столу то, что было в ящике. Нам, конечно, больше всего хотелось посмотреть часы. Смотреть Васька дозволял, и то не долго. Но в руки не давал. Он даже снимал обёртки, показывал серебристые крышки с разными рисунками, расстилал по столу цепочки, чтобы хорошо рассмотреть, а притронуться руками не разрешал.

Мамка не велела никому показывать. Сказала, что могут украсть. Она потом на это,- Васька кивнул рукой в сторону стола с загранич- ным добром,- будет выменивать хлеб и картошку.

Богато заживёте,- съязвил я.

Обмен начался уже на следующий день. Молва о несметном богат- стве, неожиданно появившемся в пустой избе Анютки, скоро обошла нашу и многие окрестные деревни. Говорили не столько о дорогих за- граничных вещах, которые прислал Егор из Германии, сколько о том, что их можно получить чуть не задарма. Вот и ринулся народ на дармовщи- ну, словно мухи на мед. И не зря. Ведь за ведро худой картошки, которой едва хватало на одно варево, тут выменивали часы. Люди приходили из соседних деревень, а иногда и за пять-семь вёрст. Все алчущие собрались тут, надеясь легко поживиться чужим добром. В один день опустошили бы они заграничный ящик. Помешал дядя Васька Шавырин.

Узнав, что творится в избе Анютки, он побежал туда, как на по- жар. Пустой правый рукав гимнастёрки полыхал, словно флаг на ве- тру. И не зря торопился. "Тряпьё" уже успели расхватать, дело дошло до часов.

Стой, Анютка! А ну, расступись, мародёры! - заорал Василий Никитич, расталкивая баб, подростков, стариков, заполнивших избу.- Все на улицу! Живо!

Ты чего, Никитич, сдурел или пьяный? Мой мужик прислал это всё. Что, мне на нём сидеть и с голоду пухнуть? Аль, не видишь, у нас хоть шаром прокати. Ребятишкам куска хлеба нет. Последние карто- фелины доедаем. Даже мелочи не осталось.

Дура ты, Анютка! Безмозглая дура! Мужик твой на фронте, мо- жет, жизни не жалея, добыл этот трофей. А ты готова хапугам отдать все за ведро гнилой картошки. На это добро можно купить всю еду, ка- кая есть в нашей деревне, да ещё корову с нетелью в придачу. А ты за- дарма... Они ж, паразиты, потом смеются над тобой, хвастаются, как обдурили тёмную бабу.

Коли так, за совет спасибо. Только ребят я этим заграничным добром не накормлю. А они просят хоть корочку хлеба погрызть. Где я им хлеба возьму?

Изба очистилась быстро, а на улице, у крыльца, всё ещё толпился народ. Никитич вышел на улицу, поднял единственной левой рукой валявшийся поблизости толстый кол и скомандовал, как на фронте:

А ну, разойдись! Все марш по домам! И чтобы духу вашего боль- ше тут не было!

Увидев кол в руке Никитича и поняв, что он не шутит, народ стал расходиться.

В избе его встретила плачущая Анютка.

Что же мне теперь делать? - спросила она, размазывая гряз- ным платком слёзы по лицу.

Всё, что осталось, собери обратно в ящик и спрячь подальше. В газетах пишут, что скоро Гитлеру капут. Значит, война скоро кон- чится. Мужики, какие живы остались, по домам вернутся. Твой Егор вернётся точно, раз к такому выгодному делу приставлен. Придёт до- мой и сам добром распорядится.

Когда он ещё вернётся... А ребят чем я кормить буду? - ныла Анютка.

Зайди к нам. Я скажу, чтобы хозяйка дала хоть мелкой картош- ки да немного зерна. Ребятам хлеба испечёшь. Завтра схожу к пред- седателю. Попрошу, чтобы выделил вам ржи, сколько сможет, из колхозных запасов. А там, глядишь, травка зазеленеет. Как-нибудь перебьётесь.

Никитич ушёл. Анютка осталась обливаться слезами над ящиком с остатками заграничного добра.

Капитан Батурлинов

Рассказ

коро после Пасхи, когда снег уже сошёл, а трава ещё не успела за- зеленеть, возле нашей калитки, резко затормозив, остановился забрызганный грязью военный "виллис". Из него лихо выпрыгнул коренастый человек в длиннополой командирской шинели и новых хромовых сапогах, ещё сохранивших следы недавнего блеска. На го- лове у него была заломленная набок фуражка с красным околышем.

Из-под костяного козырька выглядывал кудрявый смоляно-чёрный чуб, свисающий до бровей.

Я в это время как раз подходил к калитке, возвращаясь из школы.

Ты, пацан, отсюда? - спросил военный, кивнув в сторону на- шего дома.

Отсюда,- ответил я одним словом.

А бабушка Лукерья тут живёт?

Тут. А зачем она вам?

Дело есть. А какое, военная тайна. Ну, пойдём в дом, знакомить- ся будем,- весело сказал военный.

Перемахнув через несколько ступенек, военный вбежал на крыль- цо и громко постучал в дверь.

Заходи, не заперто,- ответила на стук бабушка,- заходи, мил человек, - повторила она и предложила неожиданному гостю сесть на лавку.

Да я совсем уже зашёл,- ответил военный, широко улыбнув- шись,- будем знакомиться, я капитан Батурлинов, дома Николаем звали, а батька Колькой кликал да нагайкой тыкал,- скороговоркой выпалил вошедший, быстро снял шинель, фуражку и сел на лавку к столу.

Мы всегда рады новому человеку. Вот только угощать нечем. Не сумели до свежей травы дотянуть. Не одни мы такие. Война всех под- равняла в горе да бедах.

Бабушка в это время пекла на раскалённой чугунке дерибанники, чтобы покормить меня после школы.

У нас каждый день одна и та же еда - из мороженой прошло- годней картошки. Что соберём на бывших колхозных полях, то и едим. Ты, добрый человек, к такой еде непривычный. Угощать не буду.

Что ты, бабушка! Разве за угощением я пришёл? Сыт я и нос в табаке,- так обратил в шутку этот тяжёлый разговор капитан.

Он и вправду казался сытым и совсем не походил на тех измож- дённых красноармейцев, которые ещё недавно квартировали в на- шем доме. Даже командиры, бывавшие у нас, отличались усталым ви- дом и унылыми лицами. Они прибывали к нам с фронта.

Капитан Батурлинов появился откуда-то с другой стороны. Оде- тый во всё новенькое, с сияющими красной эмалью шпалами на пет- лицах, гладко выбритый, приятно пахнущий незнакомым одеко- лоном, он казался человеком из довоенного времени, ехавшим на праздник, но случайно попавшим в наши унылые будни.

Глядя на статную фигуру капитана, его иссиня-чёрные волосы, кудрявой шапкой аккуратно уложенные на голове, на чёрные мохна- тые брови, бабушка не выдержала и спросила:

Никак, цыган будешь?

Цыган!

Настоящий?

А какой же ещё? Из самых, что ни на есть, таборных!

И в командирах ходишь?

В командирах. Цыган всё может! - залихватски выпалил капитан.

А плясать умеешь? - допытывалась бабушка.

Как же цыгану не уметь плясать! - и он тут же сотворил ногами такую дробь, что у бабушки отпали все сомнения.

Я, грешница, думала, что цыгане умеют только плясать да ко- ней воровать,- прямодушно заявила бабушка.

Цыгане, как и русские, всякие бывают,- серьёзно закончил раз- говор капитан, подошёл к окну и постучал по стеклу, сигналя кому-то.

Почти сразу в избу вбежал красноармеец с чистеньким вещевым мешком.

Товарищ капитан...- хотел что-то доложить вошедший, но Ба- турлинов жестом остановил его и просто сказал:

Ты свободен. Жди.

Когда красноармеец ушёл, капитан, обернувшись к бабушке, спросил:

А по отчеству как зовут?

Была помоложе, Лукерьей Павловной звали. Теперь его прияте- ли (бабушка кивнула в мою сторону) бабушкой Лушей зовут, а осталь- ные бабой Лушкой.

Самовар у вас есть, Лукерья Павловна?

Самовар есть. Да чаю-сахару с довоенных пор не видывали. И самовар с тех же пор не ставили. Наверное, зазеленел весь. Пойду в сени погляжу.

Самовар не позеленел, но покрылся толстым слоем пыли.

Сейчас я чуть почищу его и поставлю, пока в чугунке ещё есть жаркие угли,- торопилась бабушка.

Я прикажу водителю, он всё сделает,- возразил капитан.

Но бабушка уже орудовала тряпкой, ворча себе под нос, что не му- жичьё это дело с самоваром возиться.

Пока грелся самовар, капитан колдовал над столом. Первым де- лом он расстелил большое вафельное полотенце, такое белое, что даже в избе посветлело. Потом стал вынимать из мешка еду. Выложил

на полотенце буханку хлеба, похожую на кирпич, и начал быстро ре- зать его своим длинным складным ножом. Хлеб показался мне почти белым, как булка. Но больше всего удивила его форма.

У нас раньше, когда была мука, пекли большие круглые кара- ваи. А такого хлеба в деревне никто не видывал,- осмелев, сообщил я капитану.

Это я сегодня утром в Торопце прямо из пекарни взял. Све- женький, был ещё тёплый. Сейчас отведаем, как он на вкус.

Известно как. "Чистый" да белый на вид - он всегда хороший. Такие хлебы бабушка до войны да при немцах пекла. А теперь печь не из чего... - по-взрослому, словами бабушки, ответил я капитану.

А он продолжал потрошить свой мешок. Вынул блестящую жестя- ную банку, похожую на те, что находили мы на немецкой свалке. Ког- да он открыл её тем же ножом, по избе пошёл такой мясной дух, что у меня даже слюнки потекли. Есть захотелось так сильно, что появи- лась ноющая боль в животе.

Капитан, как будто нарочно, дразнил своими яствами. Он уже резал тонкими колёсиками небольшой кусок колбасы. До войны один раз приносила такую мама из магазина "для пробы". Колба- са очень понравилась. Но мама сказала, что она стоит дорого и если часто брать, то "зарплаты не хватит". И вот я снова вижу эту колбасу. Капитан режет её тонко-тонко, "колёсиков" получилось много, всем хватит.

Рядом с колбасой наш гость насыпал горку мелких румяных суха- риков, положил кубик сливочного масла в пергаментной бумаге, ко- робку пилёного сахару и пачку настоящего китайского чая.

Бабушка аж охнула, увидев такое богатство.

А мне, мил человек Микола, тебя угощать нечем. Хлеб у нас со- всем худой, мякинный; картошка кончилась, еле на семена сберегли немного; разве молока отведаешь свеженького.

Давай молока, а главное, самовар. Все разговоры на Руси за са- моваром велись. У меня тоже к тебе, Лукерья Павловна, есть разговор. Долгий разговор,- необычно серьёзным голосом закончил капитан.

Самовар готов. Вон, гляди, как распыхтелся. Только мне на стол его не поднять.

Это я мигом! - и Батурлинов одним махом поставил кипящий ведёрный самовар на стол.

Бабушка, где-то отыскав фарфоровый чайник со щербатым но- сиком, уже заваривала чай, а капитан, как хозяин, позвал нас к столу.

Я уже не помню, когда ел досыта. В этот раз не просто насытился, а полакомился праздничным обедом, какого у нас не бывало и до вой- ны. Всё, чем угощал капитан, показалось мне необыкновенно вкус- ным. И не потому, что сильно проголодался. Наверное, это была дей- ствительно хорошая еда. Потом бабушка говорила: "Микола, видно, не просто военный, не просто большой начальник; он, должно быть, начальник и над начальниками, коли такой харч имеет. Вокруг мно- гие с голоду пухнут и даже красноармейцев, даже раненых держат впроголодь, а он, вишь, сытый да гладкий - заслужил, значит".

Пообедав, я собрался на улицу.

- Иди, побегай... К Афоничевым сходи. А нам с Миколой побесе- довать надо,- сказала бабушка, дав понять, что я свободен до вечера. У нас в деревне не говорили "пойду на улицу погуляю", все ре- бята говорили "пойду побегаю". Словом гулять обозначалось совсем другое. Гуляли парни с девками. Деревенская молва сильно осужда- ла того, кто гулял-гулял с одной, а потом к другой переметнулся. Про такого говорили - несамостоятельный. В том смысле, что ненадёж- ный, несерьёзный. Парням с такой дурной славой потом девки дава-

ли "отбой".

Ещё у нас говорили: "Пойду на гулянку". Гулянками называ- лись деревенские праздничные сборища с песнями и плясками под гармонь. Хоть на улице они проходили в летнюю пору, хоть зимой в избе - всё равно это были гулянки.

А мы бегали.

Я выскочил на улицу, глянул на военный "виллис" с дремавшим шофёром и пошёл в другой конец деревни к братьям Афоничевым, которые в тот день собирались ставить норот на щук.

Уходя, я слышал, как бабушка выговаривала капитану:

Ты, как там его зовут... кучера своего покличь в избу; пусть пе- рекусит, чайку попьёт да погреется.

Сейчас позову. Он быстро, по-солдатски. А потом нам с тобой ещё побеседовать надо,- услышал я последние слова капитана и за- хлопнул за собой дверь.

Вечером, вернувшись домой, я спросил, давно ли уехал капитан.

Бабушка ответила, что недавно.

Что же он у нас так долго делал? - спросил я.

Разговаривали мы по делу. Потом я ему на картах гадала. Судь- бу предсказывала.

Лишь после войны, незадолго до своей смерти, рассказала мне бабуш- ка про тот давний затянувшийся разговор с капитаном Батурлиновым.

Часто она его потом вспоминала добрым словом.

А тогда, не прошло и недели, Батурлинов снова заехал к нам, уже как старый знакомый. Опять привёз гостинцев. И опять был у них с бабушкой долгий разговор "по делам". Опять один на один.

Когда я, мокрый и замёрзший, вернулся с улицы и залез на печку, чтобы отогреться, капитан рассказывал бабушке про свою жизнь. Мо- жет, и не стал бы рассказывать, да бабушка очень уж допытывалась: как же так, цыган и в большие командиры выбился.

Бабушка и все мы знали таборных цыган. Они частенько разби- вали свои шатры на красивом месте по над речкой. Женщины с ребя- тишками ходили по деревне просили милостыню и гадали, расспро- сив перед этим всё у соседей. Цыгане-мужики, если дело было зимой, просили сена "на кнут", воровали, что плохо лежит.

И не знали у нас ни одного цыгана, который хоть мало-мальски учился грамоте.

А тут цыган и сразу важный командир Красной Армии.

Но, оказалось, не сразу и не вдруг стал командиром Николай Ба- турлинов.

* * *

В начале двадцатых годов, когда ещё чувствовались отголоски Гражданской войны, случилась большая беда: чуть не всех соплемен- ников Николая скосил тиф. Умерли его родители, сёстры и младший братишка. Николай выжил. Табор в это время кочевал где-то в бело- русском Полесье. Четырёхгодовалого цыганёнка поместили в бли- жайший детдом. Там он отъелся на казённых харчах, окреп и в поло- женный срок пошёл учиться.

Скоро белобрысые детдомовцы узнали, что их чернявый одно- классник - цыган. Стали задираться, а иной раз больно били. Просто так, ни за что. Сперва Николай терпел и ночами плакал, спрятавшись где-нибудь в детдомовском чулане. Не от боли плакал, а от обиды.

Как-то раз, когда на него набросились толпой, Николай стал отма- хиваться своими маленькими кулачонками и ненароком попал обид- чику в нос, окровянив его. Ребята сразу утихомирились, а подраста- ющий цыганёнок смекнул, что, оказывается, можно защитить себя. И с тех пор он всегда давал сдачи. Даже если нападали "кучей". Сам нередко ходил с синяками, но и другим не давал спуску. Тогда заува- жали его даже драчуны из старших классов.

Но Николай, слава Богу, сообразил, что на одних кулаках много- го не добьёшься в жизни. Стал он подолгу засиживаться над уроками, много читал.

К десятому классу Николай Батурлинов, хорошо подросший, крепкий красивый парень, оказался в числе первых по учёбе. Его дав- но заметили в школе.

Однажды, в учительской, Николай случайно подслушал разговор директора школы: "Этого парня грех отдавать в ФЗУ, будем рекомен- довать в военное училище".

Такое было время. В Германии уже вовсю маршировали фашисты. Европа жила тревожным ожиданием войны. Не дремали и в Совет- ском Союзе. Готовились "отразить любого врага".

Поедешь учиться. На военного. Командиром будешь. Очень ценная профессия. Парень ты грамотный, со способностями. Такие нужны в армии. К тому же там на всём готовом будешь. Оденут, обуют, хорошее питание дадут и крышу над головой. Только учись, не ленись. Да ты не из ленивых. И там, надеюсь, на отлично выучишься,- напут- ствовал Николая директор школы.

Постараюсь,- коротко ответил Николай.

Военное училище Батурлинов окончил за год до войны. Командо- вал взводом, потом ротой НКВД.

"В разгар войны подбросили мне грязную работу - поручили ло- вить дезертиров и всякую другую контру",- объяснял бабушке ка- питан.

* * *

Дезертиры - это мужики-примаки. Попав в окружение, они не пошли к немцам, а спрятались в нашей глухой деревне. Пристроились, в основном, к бездетным вдовушкам. Женщины рады, что появились

мужики в доме. И мужикам хорошо. Их приголубили, почистили. Оде- ли в мужнино бельё. Вдовушки теперь стали вроде бы при мужьях. И этих мужей все в деревне называли примаками. По старинной рос- сийской традиции. Коль не взял жену, а пришёл к ней жить, значит, примак.

Говорили примаки на помеси украинского языка с русским и по- этому их называли хохлами.

Когда деревню заняли наши войска, многие заметили, что мужики-примаки куда-то пропали. Никто не думал, что они сгинули все разом. Считали, что эти хитрые хохлы куда-то хорошо и надолго спрятались.

С появлением капитана Батурлинова прежних окруженцев- примаков стали называть незнакомым словом "дезертиры". Я дога- дался, что не зря зачастил к нам капитан, не зря он так подолгу раз- говаривал с бабушкой.

Даже соседка насторожилась. Она сама пришла к нам во двор и прямо спросила у тёти Дуни:

Что это повадился к вам какой-то военный?

А Бог его знает. Говорит, к бабе Лушке. Погадать просил на кар- тах. Сам цыган и гадать просит. Чудной какой-то он.

Чудной-то чудной. Да как бы беду какую не учудил. Боюсь я его,- призналась соседка.

Она ушла, а я вспомнил, как проговорился дома: про избушку в лесу, про хохлов-примаков, которые её строили. И всё это слышала бабушка.

"Неужто бабушка на манер цыганок взялась гадать: сперва раз- узнает всё, про кого надо, а потом берётся за карты", - подумалось мне. Подтвердилась моя догадка уже на следующий день, когда опять к нам приехал капитан Батурлинов.

Ну-ка, погадай мне, Лукерья Павловна; расскажи, что было, что будет, а главное, чем сердце успокоится.

Погадать-то можно, только карты у меня совсем растрепались.

Что поделаешь, какие есть. Я постараюсь тебе новенькие, атлас- ные раздобыть. А пока придётся обойтись старенькими.

Долго обходилась и теперь обойдусь.

А карты от старости не соврут? - ехидно улыбнувшись, спросил капитан.

Карты, может, и соврут, а я всю правду расскажу,- серьёзно от- ветила бабушка.

Всё, что потом я услышал, подтвердило догадку: не только у меня, но и у соседок, которые иногда заходили к нам по делам, бабушка, как бы ненароком, выпытывала о примаках. Будучи открытым бесхи- тростным человеком, она так ловко задавала, казалось, самые незна- чимые вопросы, а потом незаметно переводила разговор на что-то другое, житейское, что ни у одной из её собеседниц не возникло ни- каких подозрений. Видно, капитан не зря долго беседовал с ней, хо- рошо втолковал и важность дела, и преподал уроки "конспирации". Говоря попросту, капитан научил бабушку вызывать на откровенный разговор других, а самой делать вид, что это её не очень-то и интере- сует - так, детское любопытство. Хоть старая, но очень умная бабуш- ка хорошо постигла эту науку. Вот и играли они теперь с капитаном

"в гадалку". Серьёзно играли. Несмотря на озорные словесные шутки, которыми сыпал капитан.

Ну, давай, бабуля, гадай цыгану на короля треф.

Погадаю и на короля треф, и на червонную даму. Может, на даму верней будет. От неё и до короля недалёк путь,- с ухмылкой на- мекнула бабушка, раскладывая карты.

Я пошёл на крыльцо доделывать свой лук. Вернее, можжевёловый лук с тугой верёвочной тетивой был готов уже вчера. Оставалось сде- лать стрелы. Но у меня не нашлось сухой сосновой доски без сучков, которая годилась бы для такого случая. Обрезок доски мне дал Миш- ка Афоничев. Подточив нож о кирпич, я занялся стрелами. Вспомнил, как учил меня этому Алька Серебряков. Вся хитрость тут была в том, чтобы сделать стрелу одинаково тонкой по всей длине, кроме концов. Передний конец должен быть утолщённым. Его мы называли голов- кой. Венчал головку либо жестяной наконечник, либо короткий тон- кий гвоздик. Другой конец стрелы - хвост - выстругивался в виде не- широкой тонкой лопаточки. Получалось что-то похожее на оперение. Если сделать всё правильно, такие стрелы летели далеко и в умелых руках без промаха попадали в цель.

Я сидел на крыльце и осколком бутылочного стекла обтачивал го- ловку стрелы. Подошёл капитан Батурлинов и сел рядом.

Ну что, Витёк, оружие готовишь? С кем сражаться собрался? - улыбаясь спросил он. После первого нашего знакомства капитан

называл меня безымянно - "пацан". Потом, когда узнал имя, стал кликать "Витёк". Хотя ни дома, ни в деревне никто меня так не на- зывал.

Я не сражаться, а в цель стрелять буду. Многие ребята хорошо попадают, метко. И я так хочу научиться.

Это похвально. Хороший стрелок - хороший воин. Я бы с тобой в охотку тоже пострелял из лука. Но нет времени. Тороплюсь. Сейчас я уеду. Дел полно. Хлопотных дел, парень. Но ты мне вот что скажи: помнишь ли место, где вы с ребятами избушку в лесу видели?

А вы откуда про неё знаете?

Я много чего знаю. Работа такая. Но и я знаю не всё. Потому и пришёл у тебя спросить - помнишь ли дорогу к избушке.

Помню. Только тогда зима была и натоптанная тропинка по снегу. Сейчас всё растаяло. Сразу и не найдёшь дорогу.

Хотя бы примерно на карте можешь показать, где это место?

А разве есть такая карта, где это место?..

Все места есть на какой-нибудь карте. Нам бы хоть это найти.

Капитан открыл кожаную сумку, вынул оттуда большую зелёную карту на толстой лощёной бумаге и стал показывать мне.

Вот, смотри, тут ваша деревня. Видишь, написано: Понизовье.

Вижу,- ответил я с удивлением.

По-ни-зовье,- прочитал я почти по слогам название своей де- ревни, написанное красивыми чёрными буквами по зелёному. Ни- когда раньше не думал, что бывают такие карты, где есть даже наша деревня. Раньше я любовался картой во всю стену на нашем хуторе Алешня. В школе нам показывали карту СССР. На той карте даже наш учитель не смог бы найти деревню Понизовье. А тут я увидел и нашу и соседние деревни, и райцентр - посёлок Плоскошь, и дорогу от де- ревни к райцентру, помеченную точечками.

Батурлинов объяснил, что карта называется "двухверстка". Каж- дый сантиметр на карте соответствует двум вёрстам.

Покажи, как и куда вы шли?

Вот туда,- и я показал через окно в сторону школы.

Понятно. Значит, на восток. По карте это примерно сюда.

Но мы не мерили, далеко ли шли. И по карте теперь я не знаю, как определить то место.

Сейчас померим вместе,- капитан достал из сумки прозрач-

ную линейку с дырочками в виде кружочков, квадратиков и разных других фигурок. Не успел он приложить линейку к карте, как я почти вскрикнул:

Ой, глядите! Алешня написано. Это речка такая. Там до войны наш хутор стоял. Но в тот раз мы так далеко не ходили. Избушка бли- же. Хотя по той же дороге. Но мы потом свернули.

Куда свернули и где, вот карандаш, покажи хоть приблизительно.

Где-то тут, на полпути к Алешне, свернули мы налево.

Значит, в двух с небольшим вёрстах от деревни.

Вроде бы так, - неуверенно подтвердил я.

Понятно. Хотя и не очень... - сказал капитан, дал мне кусочек сахару и уехал. А я остался стругать-точить свои стрелы.

Назавтра Батурлинов зашёл к нам в избу "всего на минутку". Он выглядел измотанным и сердитым. Даже не шутил, как обычно. Ба- бушке сказал, что сейчас уезжает.

Много работы. Кончать её надо сегодня засветло. Иначе поздно будет.

Ну, благослови тебя Господь,- напутствовала бабушка.

Бог-то Бог, да, говорят, сам не будь плох. Избушку в лесу нашли, но пустую. И свежих следов там не видно. Придётся искать в другом месте. Да лес велик. Весь не обшаришь.

По всему лесу незачем шарить. Неужто забыл, как я тебе на чер- вонную даму гадала? - многозначительно намекнула бабушка.

Не забыл. Права ты, Лукерья Павловна. Придётся браться за червонную даму. Не хотел я... Больно хорошая баба: молодая, краси- вая. И вины за ней большой нет. Разве поставишь в вину молодость да красоту, на которую мужики сразу липнут. Я давно за ней присматри- ваю. Теперь придётся брать за бока. Хотя и жалко.

Вот и пожалей, коли нет за ней большой вины. У неё дитя малое. Мужик-хохол, говорят, не обижал мальчонку. На санках катал, разные игрушки ладил. Привязалась к нему баба. Мужик, знать, добрый сте- пенный, работящий.

Не могу я никого жалеть. Потому что виноватые они. А кто - сколько, суд разберётся. Только сперва переловить всех надо.

Наверное, по твоей части они и провинились, но в деревне ни про одного никто худого слова не скажет.

Провинились они, Лукерья Павловна, сильно провинились. Твой

сын с зятем на фронте, может, погибли давно (не дай Бог), а эти за ба- бьи подолы прячутся. Отвечать им придётся по всей строгости зако- нов военного времени.

Капитан уехал и долго не появлялся у нас. Бабушка грустила, ча- сто раскладывая свои старенькие карты. Она гадала на друга Миколу, ставшего почти членом нашей семьи. И всё выходило, что его "трефо- вый интерес" крутится где-то рядом с дамой червей.

Пропал как в воду канул,- сетовала бабушка.

Найдётся. На сей раз он уехал с красноармейцами. Их целая ма- шина и все с автоматами. Такие не дадут в обиду,- утешал я бабушку.

Может, его на фронт отправили. Сколько у нас всяких военных перебывало. Подлечатся, отдохнут и опять воевать гонят. В сторо- не Холма вон как сильно грохочет. Фронт всё ближе к нам движется. Вдруг, и Миколу туда отправили.

Нет, бабушка. Помнишь, капитан говорил, что у него фронт ря- дом, везде. Только его не видно. "Даже на картах не угадаешь, где этот фронт", - шутил капитан. А ещё он говорил, что поставлен выполнять

"особое задание". Вот и выполняет, - объяснял я бабушке словами Ба- турлинова.

Война идёт, сынок,- ласково и печально сказала бабушка,- на войне ведь могут убить. Сам говорил, что эти мужики, как их там зо- вут... которых ловит Микола, короткие ружья прятали под пальтуш- ками.

Капитан Батурлинов появился у нас через несколько дней. Он без стука влетел в избу и прямо от порога выпалил:

Ну, бабушка, кричи "ура!" Война кончилась, все по домам! Бабушка опешила. Даже слова не могла вымолвить. Потом гово-

рила, будто язык онемел в один миг. Когда пришла в себя, то спросила:

Как это кончилась, когда я глухая и то слышу: с севера иной раз так громыхнёт - вся земля ходуном ходит.

Это далеко. А я про свою войну. Переловили мои хлопцы всех дезертиров, живьём взяли. Чисто теперь в лесу.

Долго пришлось ловить. Я боялась, живой ли ты. Карты всё ху- дое показывали. Видно, тяжко пришлось?

А ты как думала? Почти неделю сторожили "червонную даму". Спугнул её кто-то. Либо сама почуяла. На всех тропинках лесных по- ставил я своих ребят. Строго наказал стеречь ходы и выходы. Слушать

и смотреть приказал, а самим онеметь и сидеть без движения. Много дней сидели, бесшумно меняя один другого. Сидели до посинения от холода и сырости. Слушали каждый треск сучка, не пропускали шорох мышки. И глядели во все глаза. А она, эта чёртова дама, всё не шла. Но я помнил, Лукерья Павловна, твои слова, что голод не тётка. Знал - придёт, принесёт еду. Сам ждал и приказал всем своим ребятам ждать. Просил каждого набраться терпения и обещал отблагодарить.

И что? Высмотрели, выследили, дождались?

А как же! Пришла всё-таки красавица. Осторожно шла. Совсем неслышно. Около двоих беззвучно прошмыгнула, а следующий за- метил. Почти рядом с тропинкой стоял. Кивнул головой напарнику, а сам, чуть приотстав, пошёл следом. И остальные пошли за ними. Вдруг подмога понадобится.

Выходит, она сама и привела твоих ребят?

Вот именно, сама. Далеко привела. Чуть ли не к Алешне. У них там, на высоком берегу, в крутом косогоре, такая землянка сделана, что с пушки не прошибёшь. Как настоящий ДЗОТ.

Они противились, палили с ружей,- допытывалась бабушка.

Нет. Их сразу предупредили, что живыми можно выйти только с поднятыми вверх руками. Так они и вышли. Вместе с твоей соседкой.

А теперь что с ними будут делать?

Судить будут. Военный трибунал будет судить.

И баб наших, которые своим хахалям еду носили, тоже накажут?

Их тоже будут судить за сокрытие дезертиров.

Небось, бабам тоже тюрьма грозит?

Бабам тюрьма, а мужикам - хуже.

Расстреляют их?

Если не расстреляют, то пошлют в штрафной батальон или, как у нас говорят, штрафбат. Это, иной раз, не лучше расстрела. Приго- ворённых к штрафбату на фронт гонят в самое пекло. Прямо под пу- лемётные очереди немцев. Если кто остановится, свои расстреляют в спину. Их ведь, как изменников Родины, будут судить. А за такое высшая мера положена,- объяснил капитан.

Выходит, хоть так, хоть этак мужиков жизни лишат?

В штрафных батальонах некоторые выживают. Даже ордена по- лучают и прощение. Если, конечно, как говорится, кровью искупили свою вину.

Хоть и провинились они, но жалко мужиков. Всю зиму прожили тут бок о бок тихо-смирно. Не воровали, не убивали никого.

Ладно, не будем больше об этом. Уезжаю я, Лукерья Павловна. Прямо сейчас уезжаю вместе со своей командой. Приказано в другие места отправляться. Спасибо тебе за приют и ласку.

Да что ты, мил человек Микола! Не за что! Ты за это время стал мне как сын родной. Он, может, сгинул уже где-то, а тебе дай Бог здо- ровья.

Ещё раз спасибо тебе, бабушка Лукерья. Это вам, чтобы подкор- миться немного,- кивнул капитан в сторону вещмешка, лежавшего на лавке у стола.

Что ты! Не пропадём мы. Пока корова есть, с голоду не помрём.

Бери свой мешок. Самому пригодится. Небось, дорога дальняя.

Я на службе и на всем готовом. А ты хоть немного ребятишек подкормишь.

Ну, спасибо, мил человек. Случится сюда дорога, заходи хоть днём, хоть ночью. А я молиться буду. Спаси-сохрани тебя, Господи,- и бабушка трижды размашисто перекрестила капитана.

Это тебе обещанные карты, новенькие, атласные. Будешь гадать, меня вспомнишь,- ответил Батурлинов на благословение бабушки.

Я и так не забуду. А за карты отдельное спасибо.

И тебе есть подарок,- сказал капитан, обернувшись в мою сто- рону; он вынул из кармана маленький складной ножик с жёлтой ко- стяной ручкой и подал мне: пригодится строгать твои стрелы.

Я от неожиданности даже не успел поблагодарить капитана. Он низко поклонился бабушке, пожал мне, как большому, руку и сказал второпях: "Ну, я пошёл. Заждались там меня мои хлопцы. Всего вам доброго. До встречи...".

Он хлопнул дверью и вышел на улицу. Сразу зафырчал автомо- биль, и капитан Батурлинов уехал. Больше мы ничего не слышали о нем. Время от времени бабушка гадала на картах. Выходило по- разному. Если худо, мы с ней считали, что карты врут.

Вспоминали мы с бабушкой капитана до самого конца войны. Ду- мали, вдруг, ненароком, заедет по каким-нибудь своим делам. Но не было про него ни слуху ни духу.

И после войны вспоминали. До самой бабушкиной кончины. Но капитан так и не дал о себе знать. Он сам не раз говорил, что война

есть война и на ней всякое может случиться. А нам с бабушкой всё ка- залось, что живёт где-нибудь этот разудалый цыган, добрый человек, может быть, уже большой начальник. Не до нас ему.

Под конец, уставши ждать, бабушка всё чаще повторяла мне:

"Видно, судьба у Миколы-цыгана такая же, как у твоего батьки с дя- дей, как у всех деревенских мужиков. Война!"

Похоронка

Рассказ

Потом село наплакалось досыта -

- И днём навзрыд, и тихо по ночам. На сто домов - сто пятьдесят убитых, Родных и близких коренных сельчан...

ы с Колькой Ивановым ровесники. Только у него есть велосипед, а у меня нет. Потому что у Кольки есть батька. Хоть хромоногий,

но с войны вернулся. Повезло Кольке. Одному на всю деревню повезло. А о моём отце ни слуху ни духу. Так говорила бабушка. Но вообще-

то была казённая бумага сразу после войны. Там всего три слова:

"Пропал без вести". Это даже и похоронкой не назовёшь. Вот сосед- ке нашей, тётке Марье, пришла настоящая похоронка. Там так пря- мо и написано, что её муж убит под Ельней. И число поставлено, ког- да беда случилась. Теперь тётка Марья каждый год в тот самый день с утра зажигает лампадку перед иконой и молится долго-долго "за упокой души убиенного".

У нас дома нет такого дня. Как не знали, так и не знаем ничего про отца. Куда только не обращались! Либо совсем ответа не получали, либо всё тот же - пропал без вести. А мы никак не могли понять про такую пропажу. Ведь человек не вещь какая-нибудь. Даже мёртвый

и тот пропасть не должен. И всё ждали, надеялись, что получим хоть какую-то весточку.

Ждать пришлось долго. Шёл пятый год после войны. Стояло жаркое лето. Мы - толпа ребятишек - возвращались с реки, где провели целый день, почти не вылезая из воды. На подходе к своему дому я ещё издали заметил повозку у самой калитки. Потом разглядел вороного жеребца, запряжённого в красивую незнакомую бричку. Мокрая шерсть жеребца вся блестела, а над холкой у хомута поднимался еле заметный парок. Та- кой же парок выфыркивался из ритмично раздувающихся ноздрей ло- шади, должно быть, прошедшей хорошей рысцой не одну версту.

Я вбежал в избу и увидел незнакомого человека, который разгова- ривал с бабушкой. Потом она мне сказала, что это лесник-объездчик из района. Он уже собирался уходить, но в последний момент, обра- щаясь ко мне, заметил:

Мы тут про папашу твоего говорили.

А откуда вы про него знаете? - спросил я.

Федька Гаврилин рассказал. Он только что из заключения вер- нулся.

Где этот Федька?

В Волоке он сейчас. Плох до крайности. Еле ходит. Долго не про- тянет. Тебя повидать хотел. Они с твоим отцом в плену были вместе. Он тебе собирается рассказать, что знает. Так что торопись, малец.

Лесник уехал, а я остался стоять в растерянности и изумлении от такой неожиданной вести. Как будто во сне всё...

Ты что голову повесил? - спросила бабушка бодрым голосом.

Думаю, как быстрее попасть в Волок.

Коли хочешь успеть, то надо завтра. А то подходит очередь в поле гоняться. На целую неделю от коров шагу не ступишь. Мне те- перь и дома невмоготу, не то что со стадом. Я своё отгонялась,- крях- тя, подытожила бабушка.

Пешком за день не справиться,- возразил я,- а машин или подвод в ту сторону что-то давно не было.

На машину надейся, сам не плошай,- в прибауточном тоне за- метила бабушка, а потом добавила: - Неужто Федька и в самом деле так плох? Молодой ещё мужик был до войны и здоровенный такой, что, кажись, быка одним махом свалит... Спешить надо. А то, не дай Бог, не застанешь живого.

Придётся идти к Кольке Иванову - велосипед просить.

Иди, проси. Если батька его, Матвей Иванович, дома - кланяй- ся ему от меня. Скажи, Христом Богом молю. А может, ты и сам дого- воришься с Колькой.

До войны Ивановы жили, как и все в деревне. Колькин батька, дядя Матвей, работал в колхозе бригадиром. Каждое утро он седлал большого серого коня по кличке Кобчик, неспешной трусцой подъез- жал к очередному дому, стучал рукояткой хлыста по стеклу и кричал начальственным голосом: "Марья, на покос!". Около другого дома:

"Дарья, на прополку!". Около третьего: "Ванька, на навоз, коровы по пузо заросли..." И так по всей деревне. Это называлось: давать наря- ды. А потом мотался Матвей Иванович целыми днями то к косарям, то на ржаные либо картофельные поля приглядеть хозяйским глазом, то в правление - напомнить председателю про сытный обед для ко- сарей и молоко в бидонах.

Вроде в начальстве ходил дядя Матвей, а жили они, как все,- в простой избе-пятистенке с почерневшей драночной крышей; дер- жали корову, овец, поросёнка и прочую живность. Разве что огород был получше многих. На своём, как теперь бы сказали, персональном коне Матвей Иванович каждую весну по последнему снегу вывозил на огород весь навоз из своего хлева да, если надо, из общественного прихватывал. Поэтому на его пятидесяти сотках всё росло лучше, чем у других. Но на трудодень он получал те же двести граммов зерна, что и все остальные колхозники. И тоже на колхозные хлеба не рассчиты- вал. Они все шли в "закрома Родины". Для себя рожь и ячмень каждый выращивал сам. Именно из своего зерна пекли отменные караваи, ко- торые во время оккупации были главным предметом домогательства со стороны немцев. Поэтому большинство из них быстро усвоили по- русски: "Мамка, клеба!"

Особой пышностью и вкусом отличались хлебные каравай в доме у Ивановых. Если Колька выходил на улицу с большой краюхой хлеба, посыпанного крупной солью, то вокруг мигом собиралась толпа ребя- тишек с криками: "Дай куснуть!" Ведь в большинстве домов не пекли

"чистого" хлеба. В тесто почти всегда добавлялась картошка, а в войну ещё и мякина. Наша бабушка тоже пекла хлеб с картошкой, и на срезе можно было видеть овальные светлые "глазки" размером с горошину.

А в хлебе у Кольки таких глазков не было. Наверное, батя его, брига- дир, всё-таки имел от колхоза немножко больше, чем остальные в де- ревне.

И в войну Матвей Иванович выжил не случайно. Первую, самую страшную её пору пересидел в интендантах. Работал по снабжен- ческой части - так потом он сам говорил про эту службу. Работал до тех пор, пока не получил сквозное ранение в плечо от осколка шаль- ного снаряда, разорвавшегося рядом с его полуторкой. В госпиталь попал поздно, когда "разнесло" все плечо и руку. Потребовалась слож- ная операция, после которой его ещё долго лечили. Выписался уже в сорок четвёртом и сразу на передовую, куда-то в Восточную Прус- сию. Вот тут-то его покалечило всерьёз. Опять госпиталь, ампута- ция ноги до колена, долго не заживающая культя, подгонка протеза... Пока лечился, и кончилась война.

Домой дядя Матвей вернулся "на трёх ногах", как он сам потом любил повторять. Скоро соседи привыкли к его стремительной под- прыгивающей походке. Он как-то удивил округу тем, что насадил ли- пок вдоль изгороди. Потом завёл под окнами яблони и вишенки. В де- ревне ничего похожего раньше не видывали, и многие считали такое занятие баловством. Не понимали, что красноармеец Иванов дошёл аж до самой Германии и многого там насмотрелся. Не ради балов- ства выхаживал саженцы, как деток малых. Была у Матвея Ивановича большая задумка: пасеку завести. Ещё до войны начал мастерить в са- рае первый в своей жизни пчелиный домик. И насчёт роя договорился со стариком-пасечником из соседней деревни. Не вышло. Помешала война. Однако и на фронте одолевали его думы про пасеку, хотя по- нимал, что выжить и домой вернуться мало кому придётся.

Уже начинало вечереть. Жара спала. Слабый ветерок шелестел ветвями кудрявых лип, где ещё жужжали запоздалые пчёлы. Только ступив за калитку у дома Ивановых, я увидел пчелиные ульи, про- сторно расставленные на зелёной лужайке в саду. Весь двор, освещён- ный предзакатными лучами солнца, был хорошо прибран, а дорожка от калитки до крыльца даже выметена. Я зашёл в дом.

С Колькой мы обычно встречались на улице, а в доме у них по- следнее время бывать не приходилось. Поэтому меня сразу поразила недеревенская чистота и богатство обстановки. В большой передней

комнате у стены стоял широкий мягкий диван - предмет небывалый в наших местах. У окна - высокий комод вишнёвого цвета, сияющий лакированными боками. На окнах - кисейные занавески. Пахло мё- дом и воском. Видно, не зря говорили в деревне, что Матвей не просто оклемался, но разбогател в последние годы. Многие до сих пор вспо- минают, как он сразу, вернувшись из госпиталя после войны, заявил кому надо: "Больше по казённой части я не работник, на меня не рас- считывайте, инвалид - и всё тут!"

На себя же работал Матвей не покладая рук. Мёд всегда в цене, и постепенно, от домика к домику, расширял Матвей пчелиное хо- зяйство. Купил медогонку, инструменты разные, книжками по пчело- водству обзавёлся. Во всё вникал. Дело у него было налажено - луч- ше не придумаешь. По всему району шла молва о знатном пчеловоде. Раз даже в газете заметка про него появилась. Похвальная заметка. Что Матвей Иванович не куркуль-частник, не спекулянт презренный, а трудяга, хоть и инвалид. Работает по договору с заготконторой, туда весь медок и сдаёт.

На самом деле Матвей был мужик с хитрецой. Медок-то не весь он казённым приёмщикам отдавал. Придерживал порядочно до зимы. Иной год целые бочки дубовые с мёдом в амбаре стояли, своего часа дожидались. А потом, зимой, на базаре мёд шёл за двойную-тройную цену. Так что городская обстановка в доме, ухоженная усадьба, Коль- кин велосипед - это всё с мёду. Но Матвей не любил распространять- ся про свои дела и успехи. Видно, сглазу боялся или чёрной зависти. Прибеднялся на людях. Как кто заведёт с ним разговор про пасеку, так он сразу про плохую погоду, про падающие медосборы, про дорогой сахар, который хочешь не хочешь приходится покупать у спекулянтов, чтобы иметь пчёлам корм на зиму.

Я знал, что Колька будет канючить в том же духе.

Колька сидел за кухонным столом на высокой табуретке и вращал за длинную ручку барабан какой-то машины, ловко вставляя тонко раскатанные восковые лепёшки между валиками и вынимая с другой стороны узорчатые пластины - липкие и пахучие.

Вощины катаю,- объяснил он, не отрываясь от дела.

Коль, остановись маленько, поговорить надо,- попросил я по возможности ровным голосом.

Чего тебе? - буркнул Колька, продолжая крутить свою машину.

Дело важное, говорю тебе, остановись.

Ну ладно, выкладывай,- снисходительно согласился Колька и предложил выйти на крыльцо.

Мы сели на верхнюю ступеньку, и я сразу выложил, зачем пришёл.

Понимаешь, велосипед мне надо. Всего на один день, чтобы в Волок съездить. Мужик один наказывал. Он папку нашего в плену видел. Плох, говорят, этот мужик. Умереть может. А мне его надо за- стать живого. Дай велосипед, Христа ради прошу, дай! Я быстро сго- няю. В один день управлюсь.

Ты же знаешь, велосипед совсем новый. Вдруг сломаешь... Мне батька голову свернёт.

Не сломаю. Я даже лужи стороной объезжать буду или пешком обойду.

Вот и топай пешком в Волок.

Туда скоро не дотопаешь. Опоздать боюсь. Вдруг умрёт мужик, так и не узнаю ничего.

А что узнавать-то. Сам же говорил, что батька твой пропал без вести. Раз пропал, так чего тут ещё узнавать.

Тебе легко говорить, твой-то дома...

Ну и что? Велосипед ведь он покупал. Как отдам без спроса - живо по шее схлопочу.

Велосипед же не батькин, а твой, значит, ты ему и хозяин,- гру- бо польстил я Кольке, думая, что хоть это сработает.

Колька поюлил малость, посетовал, что батьке теперь невмоготу ездить в город мёд продавать - все чуть ли не задарма заготконторе сдаёт; что с деньгами теперь туго и на новый велосипед не собрать - на него больше тысячи надо; что вообще жизнь тяжелая... и дальше в том же духе.

Мы разом встали и потихоньку пошли к калитке. Я понял, что дальше разговаривать бесполезно, и уже готов был заявить Коль- ке, какой он жмот, если свой велосипед ценит дороже былой нашей дружбы. А уж, имея батьку под боком, не помочь мне хоть что-нибудь про своего узнать - это надо креста на шее не иметь.

Но не успел я всё это выплеснуть на Кольку, как тот с некоторой ноткой сомнения сказал:

- Ладно, бери. Вернёшь завтра к вечеру. Только чтоб ни цара- пинки нигде, ни грязинки!

В старинном селе Волок я бывал не единожды, а наслышан о нем и того больше. И в первую очередь от бабушки.

Деревня наша была приписана к Волокскому приходу. По прес- тольным праздникам там шли богослужения в Волоко-Троицкой церкви. Народу с окрестных и дальних деревень собиралось тьма- тьмущая. Хаживала туда и бабушка со своей семьёй. Особенно в день пресвятой иконы Одигитрии. У нас этот праздник называли - Еги- трия. Молилась бабушка истово - за всех чад и домочадцев своих.

К походу в церковь готовились заблаговременно. Из сундуков вы- нимали самую лучшую праздничную одежду. А у кого не было хоро- шей пары или приличного платья, не считалось зазорным взять на время у соседей. Мужики лучшие свои сапоги мазали дёгтем. Жен- ские полусапожки с длинной шнуровкой тоже чистились до блеска. Но всё это только для того, чтобы отстоять в церкви. А шли туда дальнюю дорогу всегда босиком. Так привычнее.

Перед самым Волоком отдыхали у журчащего ручейка-родничка, неспешно перекусывали, запивая живой водицей. Потом тут же осве- жались ею, омывая лицо. А чуть пониже, где поперёк ручья лежало гладкое брёвнышко, основательно мыли запылённые ноги. И толь- ко потом обувались, чтобы последнюю версту пройти, как говорится, при полном параде.

"Молитва душу правит",- любила повторять бабушка, но тут же добавляла, что отстоять заутреню или обедню - не каждый выдержит. Ноги потом неделю гудят. Зато и радости много: от молитвы очищаю- щей, от праздника души, от встреч с людьми, которых только в этом святом месте и можно увидеть хоть изредка.

Когда заходила речь о Волоке, бабушка первым делом вспоминала большое процветающее имение помещика Кушелева. Самого родона- чальника - Луку Ивановича Кушелева - она не застала. Но ещё жило множество рассказов и легенд о крутом нраве барина и о жестоком обращении с крестьянами.

Отставной майор Лука Иванович Кушелев происходил из старин- ного дворянского рода. В Волоке он поселился с середины пятидеся- тых годов девятнадцатого века. Будучи человеком весьма образован- ным, он ещё в молодые годы изъездил всю Европу и свободно говорил на французском, немецком, английском, итальянском языках. Бар- ский дом в Волоке был знаменит громадной своей библиотекой.

Прославился он ещё и тем, что здесь родилась и провела молодые годы внебрачная дочь барина Кушелева Елизавета. Та самая Елизаве- та Дмитриева-Томановская - знаменитая революционерка, участни- ца Парижской коммуны, получившая ранение при взятии Бастилии. Елизавета Лукинична хорошо знала Карла Маркса и дружила с его до- черьми.

В их доме, в Волоке, подолгу гостил тогда уже известный компо- зитор Модест Петрович Мусоргский. Он часто музицировал со своей ученицей Елизаветой, которой исполнилось тринадцать лет, а самому композитору уже перевалило за двадцать. В Волоке он прожил боль- ше года. Это был один из плодотворнейших периодов в творческой биографии композитора.

Тогда же или немного позднее частым гостем в доме Кушелевых был Алексей Николаевич Куропаткин, сделавший потом блестящую военную карьеру, дослужившийся до звания генерала и получивший с начала царствования Николая II должность военного министра. Бу- дучи почти ровесником Елизаветы Лукиничны Кушелевой, молодой офицер восхищался её красотой, образом мыслей, умением говорить пылко и убедительно. Она же, в свою очередь, начитавшись Черны- шевского, уговаривала Куропаткина бросить военную службу и "идти в народ". Сама она многие годы провела за границей, в Россию верну- лась под именем Томановской, вышла замуж и с семьёй уехала в Си- бирь. Поближе к Волоку она сумела перебраться только перед самой революцией, а потом погибла где-то во время Гражданской войны. Ни места захоронения, ни даты её смерти так никто и не знает.

Ненадолго пережил её и барский дом. Сразу после революции там поселились какие-то пришлые люди и организовали коммуну. Мама рассказывала, как по праздникам коммунары устраивали в большой зале танцы. Потомки крепостные помещика Кушелева шаркали по драгоценным паркетам грубыми подошвами своих сапог и весели- лись не в меру. Одно из веселий в 1924 году закончилось пожаром. Дом сгорел дотла, но кое-что из утвари удалось спасти местным жи- телям. Теперь эти предметы хранятся в комнате-музее Елизаветы Лу- киничны Дмитриевой-Томановской, урождённой Кушелевой.

К Волоку я подъехал перед обедом. Дальняя дорога, жара и тучи слепней уморили до полусмерти. Остановился у того ручейка, где моя

бабушка, а потом и мама омывали натружённые ноги. Весёлый клю- чик всё так же бил из-под земли, а вода осталась первозданно ледя- ной и необыкновенно вкусной. Вдоволь напившись, съел кусочек хле- ба с крутым яйцом, ещё раз напился и, перебравшись через ручеёк по двум почерневшим скользким дощечкам, вошёл в главную аллею не- когда роскошного парка.

Необыкновенный этот парк - единственное, что ещё частично сохранилось от когда-то процветавшего барского имения, но и он уже умирал. Всё необозримое его пространство заросло березняком и оль- хой. Лишь кое-где среди молодой зелени чернели древние валежины- выворотки - свидетели былого великолепия.

Я свернул с аллеи и, придерживая прыгающий на кочках вело- сипед двумя руками, пошёл напрямик в сторону пруда. Хотелось по- смотреть, жив ли он. Оказалось, жив. Только берега местами оползли, а вода на большей части подёрнута ряской, словно покрыта зелёным почти прозрачным ковром. На сухом бережку у самой воды сидел мальчонка лет десяти с удочкой и сосредоточенно смотрел на еле за- метный поплавок из гусиного пера.

Ну как, клюёт? - тихо спросил я, чтобы не помешать рыбалке.

Не шибко,- как бы спросонья ответил рыбак и кивнул в сто- рону широкого ивового куста, склонившегося над водой. Там в те- нечке лежал горбатый прутик, с нанизанными на нём карасиками, по- хожими на медные пятаки.

Слушай, ты не знаешь, где тут живёт Федька Гаврилин? Недавно из тюрьмы вернулся. Чахоточный вроде бы.

Что-то мамка говорила про него, но где живёт - не знаю. Толь- ко это не у нас тут, а за рекой, в леспромхозовском посёлке.

Ладно, и на том спасибо. - Пожелав, чтобы ловилась рыбка большая да маленькая, я стал выбираться на дорогу.

Тележная колея вывела меня к тому месту, где когда-то сто- ял барский дом. Теперь здесь был большой пустырь, заросший в че- ловеческий рост бурьяном. С грустью оглядев некогда знаменитое ме- сто, я двинулся дальше по дороге к мосту через речку Серёжа. Вода в речке стояла тихая, неподвижная, как стекло. Под кустом ивняка, на краю небольшой заводи, гуляла стайка голавлей. Над самой водой па- рили кружевные стрекозы, изредка опускаясь на широкие, словно на- вощённые листья кувшинок. И ни звука кругом...

Дом Фёдора Гаврилина я нашёл на самом краю леспромхозовско- го посёлка, построенного перед войной. И не дом это был вовсе, а руб- леный барак с комнатами, выходившими в длинный коридор. Рядом с бараком стояло множество сараев-дровяников, курятников и каких- то покосившихся будок, похожих на голубятни.

Мне предстоял важный и тяжкий разговор, которого я очень бо- ялся. Разве можно, думалось мне, приставать со своими расспросами к больному человеку? Конечно, он сам позвал меня, сам наказал при- ехать. Но я не знал, как повести разговор, чтобы не причинить ему боль.

Во дворе, заросшем крапивой, невысокая худенькая женщина в цветастом ситцевом халате кормила кур и негромко разговарива- ла с ними, как с людьми, урезонивая особенно нахальных и хватких. Я спросил, здесь ли живёт Фёдор Гаврилыч.

Тут... Пока живёт. Да ненадолго, видать, жизни ему отпущено...

Мне к нему бы надо...

А ты кто и откуда будешь, мил человек?

Я объяснил. Жена Фёдора Гавриловича, а это была именно она, провела меня по тусклому коридору с единственным окном в торце в свою комнату. После коридорного полумрака комната показалась ярко освещённой, потому что двумя небольшими оконцами выхо- дила прямо на солнечную сторону. Слева в углу топилась небольшая чугунная печка, упирающаяся в потолок ржавой жестяной трубой. На противоположной стороне, тоже в углу, стояла кровать, отгороженная от комнаты полосатыми домоткаными занавесками. Я сразу понял, что именно там лежал больной. Он заворочался и неожиданно зашёл- ся в жестоком кашле.

Аксюш, питьё подай...- почти простонал Фёдор Гаврилович.

Сейчас, сейчас,- засуетилась жена. Она сняла с печки закоп- чённую кастрюлю и оттуда налила в алюминиевую кружку горячего молока.- С барсучьим жиром кипячу, думала, полегчает, да только не видно поворота к лучшему,- это уже для меня полушёпотом сказала Аксинья, а сама пошла с кружкой за занавеску.

Фёдор Гаврилович почуял, что в комнате есть посторонний.

Кто это там у тебя? - спросил он, прихлёбывая из кружки горя- чее молоко.

Да вот малец к тебе приехал, Васьки Морозова сын. Сам ты нака- зывал, чтобы про батьку ему сообщить. Сумеешь ли поговорить с ним?

Погоди маленько, допить молоко надо. А потом поможешь мне до стола доползти. Посижу хоть чуть, там и поговорим.

В передней части комнаты, под окнами, вдоль всей стены стояла лавка, вытесанная из полубревна. А к ней приставлен большой некра- шеный стол с вымытой до белизны столешницей. Правее, в углу, ма- ленький столик. На нём старая швейная машинка с полустертой над- писью "Зингер". Над столиком почерневшая икона в медном окладе.

Я сидел на лавке у стола и ждал. Опять закрались сомнения: стои- ло ли вообще ехать. Не верилось, что такой больной измученный че- ловек способен на разговор. А вдруг ему станет ещё хуже? Я не мог взять этот грех на душу.

Однако Фёдор Гаврилович всё же поднялся, медленными шаж- ками с помощью жены дошёл до стола и сел на массивную табуретку. Аксинья сразу накинула ему на плечи большой шерстяной платок, почти целиком закрывший белую нижнюю рубашку с тесёмками на вороте.

Вы тут беседуйте, а я чайку поставлю. Парень, небось, с дальней дороги давно проголодался,- сказала она и ушла.

Я растерянно стоял перед Фёдором Гавриловичем будто про- винившийся школьник.

Ну, здравствуй, сынок,- сказал он ласково, а потом, покряхтев, добавил: - Да ты садись, небось притомился.

Здравствуйте,- робко ответил я,- наверно, вам тяжело, может, не надо?

Дальше ещё тяжелее будет. К тому идёт... к концу. Вот и просил тебя поспешить. Мне самому этот разговор надобен.

В горле у него опять засвистело, и начался очередной приступ кашля. Я ждал, когда кашель утихнет, чтобы первому начать нашу трудную беседу.

Если можете, расскажите, пожалуйста, как вы встретились с моим отцом?

В окружении я его встретил. Вместе по лесам мотались, голо- дали. Уже тогда он сильно сдал. Еле волочил ноги. Потом попали в один и тот же лагерь к немцам, где-то в Белоруссии. Аэродром стро- или. Работа тяжёлая, земляная. Фрицы, конечно, хоть неважно, но кормили. Чтобы какая-никакая, а сила была для работы. Они уважали силу. А если кто слабел, таких не жалели. Сразу в расход. Я, к примеру,

даже на тощих лагерных хлебах мог работать. А батька твой доходя- гой стал, один шкилет да и только. Потому что закалки у него не было. В начальничках дома ходил, бумажки писал. Такие редко там выжи- вали.

А когда вы последний раз виделись?

Кажись, весной сорок третьего. Снег только сошёл. Работу на аэродроме закончили, и всех нас собирались куда-то увозить. Батьку твоего я увидел в конце большой колонны. Мы ещё не успели постро- иться, и я подошёл к земляку. "Ну, как?" - спрашиваю. А он в ответ:

"Видишь, опять увозят куда-то. Да мне всё равно. Хоть так, хоть сяк - один конец".

Ну, а дальше что? - нетерпеливо перебил я.

А ничего. Помолчали минутку, потом он сказал: "Выживешь, моих увидишь - привет передавай. Я, видно, долго не протяну. Сил нет. Прощай". Они стали грузиться, а я побрёл к своему бараку.

Когда-нибудь позже приходилось что-либо слышать о нём?

Не видел и не слышал. Я сам ждал погрузки в вагон и тоже не рассчитывал ни на что хорошее. Но судьба распорядилась по-другому. Тут опять мой собеседник начал задыхаться, покрываясь испа- риной. Подошла жена с полотенцем и стала вытирать ему лицо, голову, морщинистую шею - тоненькую, как у худосочного ребёнка. Только теперь я по-настоящему рассмотрел Фёдора Гавриловича. Особенно ужасным было его костистое лицо, обтянутое серой, как у покойника, кожей. Лишь два бледно-румяных пятна на щёках да ярко очерченные розовые губы выдавали ещё живого человека. Меня поразила голова Фёдора Гавриловича - от прежней довоенной русой шевелюры оста-

лись лишь редкие, стоящие торчком щетинки.

В это время Аксинья принесла чай - настоящий грузинский да ещё с черничными свежими пирогами. Мы пили его из толстых гра- нёных стаканов, а хозяйка то и дело подливала из фарфорового чай- ника с отбитым носиком.

Гостеприимством Гаврилины славились всегда. До войны они жили в нашей деревне. Детей у них не было, а дом всегда был полон людей. Открыто жили, вот к ним и тянулись.

Отчаевничали, Аксинья собрала посуду, вытерла стол и ушла по своим делам. Мы остались вдвоём, и Фёдор Гаврилович поведал мне свою историю, рассказал всё то, ради чего, по сути, он меня и звал.

Мобилизовали Фёдора вместе с моим отцом 22 июня 1941 года. В тот день почти все были на сенокосе. Травы навалили много и вы- сушили почти всё, а метать стога не справлялись. Уже с утра солнце палило невыносимо и не было ни ветринки. Ребята-подростки на ло- шадях волоком обвозили копны, а мужики метали несколько стогов сразу. Торопились все и работали без отдыха, несмотря на жару.

К полудню от речки потянуло ветерком. Потом появились первые облака, а за ними у горизонта стала заметна сплошная синь и послы- шались отдалённые раскаты грома.

Приближалось время обеда. Дразнящий запах уже готового бара- ньего супа разлился по всей пойме. Проголодавшиеся усталые люди ждали сигнала к столу. Но тут раздался другой сигнал: "Обед потом, пока не хлынуло - будем метать!" Так распорядился бригадир Мат- вей Иванов.

Однако не дождь помешал в этот раз косарям. На взмыленном рыжем жеребце прискакал председатель колхоза и объявил громко:

"Кончай, мужики, все сюда, да быстрее!"

С ворчанием, а то и с матюгами, кивая на приближающуюся грозу, мужики и бабы окружили председателя: "Ну, что там стряслось, скорей говори, а то из-за тебя столько сена вымочим",- больше всех распа- ляясь, орал бригадир. "Ты потише, Матвей. Бабы, прекратите галдёж! Беда стряслась - война. Мужикам велено сейчас же быть в сельсовете. Мобилизация. Берите коней, какие тут есть, и живо за мной".

Началась суматоха. Мужики громко бранились, проклиная пред- седателя и жуткую весть, которую он привёз. Разноголосо шумели бабы. Но все понимали, что теперь не до сена, и стали спешно соби- раться домой.

Дождь начался не сразу, а сперва пробарабанил по листьям ред- кими тяжёлыми каплями да ещё с градинами. Потом полило со всех сторон сразу. Поднялся ветер, и его вой, слившись с раскатами грома, напугал и встревожил женщин. Многие крестились, повторяя: "Спаси нас, Господи". Лошади неслись вскачь, как будто пытаясь уйти от не- погоды.

Постепенно дождь начал утихать, а когда подъехали к дерев- не, опять вовсю светило солнце. У сельсовета, вокруг стоявшей полу- торки, собралась большая толпа. Из неё выделялись двое рослых муж- чин в краснозвёздных фуражках. Среди гвалта и громких рыданий

всё чаще повторялось незнакомое слово - мобилизация. Мужикам, которые помоложе, давалось на сборы два часа. Потом их увезли на полуторке. Остальным приказано с пожитками грузиться на подводы, чтобы к утру следующего дня быть в райцентре.

Мой отец и дядя Фёдор попали на подводы. Предстояло быстро со- браться и уезжать. Но люди ринулись в магазин и сразу разобрали дочи- ста стограммовые шкалики с "Московской особой", оставшиеся после

"финской" войны. Пили все: и те, которых увозили, и остающиеся дома. Выли тоже все разом, как будто чувствовали, что расстаются навеки.

Подводу с рекрутами провожали всей деревней. На телегах, ря- дом с нехитрой поклажей, сидели дети. Хмельные мужики и рыдаю- щие женщины шли следом. Кто-то пытался запеть "Как родная меня мать провожала". Но больше тут было не песен, а тихих, почти без- звучных слёз. И сами эти телеги с толпами людей за ними скорее на- поминали похоронную процессию, чем проводы в армию.

Однако на передней телеге заиграла хромка, и на всю округу рас- катились звуки залихватской частушки: Рекрута-рекрутики, ломали в поле прутики. Они ломали-ставили, себя ждать заставили.

Это соловьём заливался Федька Гаврилин - самый могучий му- жик из всех деревенских.

Выехали за деревню на поле, где неоглядно до горизонта ходи- ли волны высокой колосящейся ржи. Дорога здесь поделилась на две колеи, накатанные тележными колёсами, с мелкой ржаной порослью между ними и бордюром жизнерадостных васильков по краям. Ча- стушка кончилась, и наступила тягостная тишина. Слышался только глуховатый тележный скрип да трескотня кузнечиков.

Тогда от толпы отошёл мой отец, обернулся назад, низко покло- нился в пояс и дрожащим голосом произнёс: "Прощай, деревня, мо- жет, больше тебя не видать. Прощайте, поля, все прощайте". Потом он подошёл к нам, поцеловал по очереди, а маме сказал: "Идите домой, ребят береги..." Затем развернулся круто и впробежку стал догонять подводы. Мы остались стоять. Мама плакала, что-то причитала. А му- жики уходили дальше и дальше. Уходили все. На войну... Отец снова оглянулся, помахал нам шапкой, а потом исчез из виду. Исчезли все... Навсегда.

Весной 1943 года, после того, как очередную партию военно- пленных увезли куда-то на новое место, в лагерь зачастили немецкие

фермеры, чтобы набрать к посевной даровую рабсилу. Брали не под- ряд, а только тех, кто телом покрепче да ещё и крестьянскую работу знает. Фёдор Гаврилович рассказывал:

- Выстроили нас в линейку по одному. На весь плац растянулись. Смотрины устроили, шастают туда-сюда вдоль шеренги, выбирают. Как лошадей на торгах, только в зубы не заглядывают. Ко мне подошёл один пожилой в очках. С ним переводчик. Откуда родом, спрашивают, обучен ли пахать-сеять и другому крестьянскому делу. Я ответил, что с детства только в крестьянстве и тружусь. Потом поинтересовались, знаю ли я лошадей и обучен ли уходу за ними. С детства, говорю, при- вычный к лошадям и другой скотине, ещё своих помню, а потом на колхозных работал.

Дальше переводчик спросил, как зовут меня. Отвечаю - как по- ложено. А он мне следом сообщает, что теперь буду работать у это- го крестьянина, по-ихнему "бауер" называется. Что я должен у него много и хорошо работать, а за это буду получать хорошую еду. Что это теперь мой хозяин, которого я должен во всём слушаться и делать так, как он скажет. По-русски хозяин, естественно, ни бельмеса не по- нимает, значит, мне придётся учить немецкий. Если, мол, окажешь- ся непонятливым, хозяин научит плёткой. Переводчик ухмыльнулся и поиграл перед моим носом красивым хлыстиком. Но я ответил, что от природы всегда был понятлив. Потом добавил: работа на любом языке есть работа и коли умеешь её делать, то переводчик не пона- добится. Хозяин, услышав такие мои слова в переводе на немецкий, как мне показалось, по-доброму улыбнулся, и мы пошли к воротам. Тут я заметил, что из-за откинувшейся полы широкого плаща хозяи- на высунулась большая кожаная кобура - точно такая, как у эсэсовцев в лагере. Стало понятно: очкастый хозяин мой не так прост, как мог- ло показаться вначале, и что с этим "бауером", как говорится, шутки плохи.

За воротами стояла огромная, как вагон, крытая фура на дутых колёсах, запряжённая парой битюгов. И мы поехали.

Не знал я тогда, что это спасёт мне жизнь в немецком плену.

Не знал и того, как потом горько пожалею, что остался живой.

Фёдор Гаврилович опять стал кашлять, содрогаясь всем те- лом. Жена принесла очередную порцию горячего молока. Он долго дул, остужая молоко, а потом принялся пить его мелкими частыми

глотками. Пил, пока молоко не кончилось. Потом посидел немного, как бы собираясь с силами, а когда его дыхание выровнялось, про- должил свой рассказ.

- Фрица, хозяина моего, звали Ян Клаус. Ванька по-нашему. Он из немцев-прибалтов. Грузноватый, но ещё не старый мужик. И кре- пок - дай Бог каждому. Хозяйка - тоже ему под стать - дородная, но шустрая. Дом у них низкий, большой, как наши две-три избы вместе. Надворных построек всяких много. И стоит это все на отшибе. Вроде как наш хутор.

Потом, когда я стал малость понимать по-ихнему, узнал, что двое сыновей на фронте супротив нас воюют. Хозяйством заниматься не- кому. Вот и взвалил он все на меня. Вставал до свету и ложился по- сле всех. Кормили тем же, что сами ели. У них еда на каждый день как наша праздничная. Но понемногу всего. Только раздразнят, а на- сытиться не дадут. Пришлось на пальцах объяснять хозяину, что мне хрикадельки ихние ни к чему. Лучше бы миску щей наваристых да каши вволю. Работа тяжёлая, на таком харче не выдюжишь. Втолковал я всё это хозяину, а он сказал только: "Гут-гут". Мол, коль работаешь

"гут", значит, и корм будет "гут". И правда, еда хоть осталась тамош- няя, но прибавили заметно. Сразу легче стало.

Если про работу сказать, то всякая была. До свету со скотиной, по- том на поле весь день или в город с хозяином, после сумерек опять скотину ублажать. Так каждый божий день. К работе любой я с детства привычный. Потому и ловок был в любом деле. Хозяин это видел и за- уважал меня. Кормил сытно, а на Пасху и Рождество ихнее даже чарку шнапсу подавал к ужину. Это как самогонка наша: вонючая, но в голо- ву сильно шибает с устатку. Хозяйка к празднику кушаньев много раз- ных готовила. Я таких сроду не видывал. И все приговаривала: будешь много "арбайтен" - работать, значит, тогда и "ессен" - есть - дадут сколько надо. А бывало, что бранилась громко по-своему. Особенно, если где насорю не к месту или не поспею скоро команду исполнить. Зато с хозяином лады были. В лагере то и дело пинали да злобно ора- ли: "Руссише швайн", - а тут иной раз, когда доволен работой, улыб- нётся и даже "данке" скажет. Меня тут не только сам, коровы и лошади хозяйские полюбили. Как в хлев зайду - узнают. Потому что с каждой разговаривал в отдельности. Они по-русски меня хорошо понимали, не то что хозяева. Да и корму не жалел я, валил, сколько съедят.

Одно было плохо - вестей ниоткуда... Радио лопотало в доме по- немецки, а я из десятка слов только одно-два понимал и никак не мог вразуметь, про что они целый день долдонят. Где война? Что там у нас в России? Один Бог ведает. Иногда хозяин, выпив рюмку шнапсу, го- ворил: "Москва капут",- но я не верил. А самого тоска ела. Про дом свой вспоминал часто...

Так прожил я у фрица-"бауера" почти два года. К концу срока по- чуял, что у немцев дела пошли хуже. Хозяева нервничали, часто бра- нились. Кормить стали хуже. Иной раз и скотине корму не было. По- том стало слышно, что громыхает где-то на востоке. Стали появляться в небе наши самолёты с красными звёздами. Я сообразил, что при- ближается фронт.

Скоро, действительно, подошёл фронт, да не тот. Тот, наш, восточ- ный, где-то застопорился. Вместо наших пришли англичане, и я опять попал в лагерь, только английский. Получше немецкого, но всё-таки не на воле. Народ собрался чуть не со всего света. Жили в тепле. Кор- мили прилично. Там и победу встретили. Радовались без меры. По- шли слухи, что скоро по домам распустят.

Однако домой нас не пустили, а передали советским военным властям. Хоть мы и не знали, что ждёт каждого, но на душе сразу ста- ло тревожно. После обходительных англичан наши встретили бра- нью, пинками и поместили за колючую проволоку. Да ещё и кормить позабыли. Хорошо, англичане по кулёчку еды с собой дали. Иначе бы плохо пришлось. В итоге и вышло плохо. Хуже некуда. Под конвоем привели на станцию, погрузили в вагоны товарняка, как скот, битком, и повезли куда-то. Так далеко повезли, что на дорогу месяц понадо- бился. И привезли нас всех на Дальний Восток. Всех без суда и без разбору. Только там, в магаданском лагере, сказали, сколько кому причитается. На мою долю вышло десять лет. За то, что на немца ра- ботал.

Что было дальше, сынок, мне рассказывать тяжело и страшно...

Фёдор Гаврилович умолк, долго молчал. Слышны были только его глубокие вдохи, перешедшие потом в кашель. Аксинья принесла ещё одну кружку молока, в которой плавали большие плюхи барсучьего жира.

Может, не надо дальше,- предложил я,- вот уже и солнце на закат повернуло, мне пора домой собираться.

Может, и не надо,- тихо ответил мой собеседник, допивая го- рячее молоко,- для меня этот разговор - мука. Такое не только пере- жить - вспомнить жутко. Но я тебе должен всё как на духу выложить. Только ты - молчок! Никому ни-ни... А то сам туда угодишь. Они не поглядят, что недоросток. Говорю я тебе всё для того, чтобы понял са- мое главное: слава Богу, что твой батька сгинул в плену у немцев и не испытал надругательств от своих. Худо у немцев было, но это ничто по сравнению с Колымой. Там и железные люди не смогли б выдер- жать. Там с самого начала всё замышлено для погибели людей. А сро- ка разные для близиру давали. Приговор-то у большинства один и тот же получался - вышка! Только ты - молчок!

И дядя Фёдор рассказал мне всё.

Сперва вспомнил, как пытались учить его уму-разуму такие же зэки. Навалились всей камерой, чтобы одёжки-обутки отнять. При- шлось пустить в ход пудовые кулаки. Нескольких, самых рьяных, из- увечил, остальные сразу зауважали, еду отнимать уже не смели. И не было там еды настоящей. Только кусок хлеба на первых порах как-то поддерживал силы. Но недолго. Каторжной работой извели на нет. На ногах стоять не мог, а тачки с промёрзшей рудой таскать заставляли. Да ещё каждое утро перед строем доходяг вместо "Отче наш" чита- ли совсем другую молитву: "Шаг вправо, шаг влево - считается побег, конвой стреляет без предупреждения". Какой побег, если шагу сту- пить сил не было. Спотыкался и падал на ходу. А его били приклада- ми и травили собаками. Уже харкающего кровью не пускали к врачам и каждое утро пинками гнали на работу.

В лагере у англичан Фёдор Гаврилович слышал разговоры: надо пробираться не домой, а на Запад и там затеряться где-нибудь. От бывалых мужиков он знал, что к своим как попадёшь, сразу грузят в вагоны и по этапу в Сибирь. Все такие разговоры он как-то не при- нимал близко к сердцу. Вины за собой не чуял и не верил байкам про сталинские лагеря, которые страшнее немецких. Лишь теперь он осознавал, что жизнь в плену и работа на немецкого "бауера" - тяжёлая жизнь и нелёгкая работа - могут показаться раем. Обидно и горько становилось на душе от таких мыслей. И возникало много вопросов...

Длинными бессонными ночами, в промежутках, когда чуть отсту- пал удушающий кашель, Фёдор пытался искать ответы и не находил их. Почему, к примеру, думал он, бывший хозяин-немец нормально кормил и по-человечески относился, а свои морили голодом и били нещадно? Не верилось, что немец мог испытывать особую любовь к русскому мужику - своему батраку. Скорее всего, немцу надо было, чтобы этот мужик много и хорошо работал. И понимал немец, что на голодный желудок не может быть хорошей работы. А ещё немец знал, что, кроме этого русского, больше работать некому. Вот и кор- мил, чтоб работал хорошенько. Значит, немцу была выгода хорошо кормить работящего русского мужика. И не истязать побоями - тоже было выгодно...

А что же наши? Привезли за тридевять земель тысячи людей и не сообразили, что их надо кормить? Привезли для работы. И это в Рос- сии, где каждый малограмотный мужик понимал, что даже скотина потянет ровно на столько, на сколько получит корму.

Долго не мог разгадать Фёдор такие загадки. Иногда приходило в голову - уж не спятили ли они все? Не видывал раньше он такой чи- сто житейской бессмыслицы. Потом умные люди объяснили, что та- ких, как он, пруд пруди. Жалеть их нет никакого резона. Сдохнут по- ловина - привезут ещё столько или больше того. А у немца он один был работник. Без замены. Коль работа требовалась, то и кормить, хо- чешь не хочешь, приходилось.

Про немца, хозяина своего бывшего, я худого сказать не могу,- продолжал дядя Фёдор.- Работать заставлял много, но относился уважительно. Потому что богател на моих трудах. Даже в войну бога- тел. Вот в чем тут фокус. Еду свою я каждый день десять раз отраба- тывал. Немец это понимал, потому что хозяин был настоящий. Он что меня, что скотину кормил для своей же выгоды. А нашим казённым надсмотрщикам - какая выгода? Они тоже люди подневольные: что начальники скажут, то и творят.

За скотов нас считали, как к скотам и относились.

Фёдор Гаврилович примолк, как будто собираясь с мыслями, а по- том внезапно оживился. Вроде какое-то озарение на него нашло. Мне показалось, вспомнил он что-то очень важное.

Нет, парень. Не вся тут правда. Были и у нас башковитые на- чальники. Если бы выгода им требовалась от заключённых, нашли бы,

как её поиметь. И что кормить людей рабочих надо - тоже каждый сообразит. В другом причина. Ты хорошенько слушай меня дальше, запоминай всё. Только никому ни слова! Молчок! Понял?

Так вот, всё тут по-другому было, не как у немцев. Там мы, плен- ные, даровая рабсила. А тут мы - предатели, враги народа. Все подряд. И было, видно, такое указание властей, чтобы нас уничтожать не жа- лея: и голодом, и холодом, и работой каторжной, и прикладом в бок, и собаками злющими... Кого и за что - на это не глядели. Им глав- ное - наповал.

Были и другие причины. Про одну из них рассказал мне капитан - сосед по камере. Тоже из бывших пленных. Его перед этим чуть на- смерть не забили на допросе. Весь в крови пришёл. Потом долго при- ходил в себя. Я напоил его и спросил, за что же так разуделали. А он, еле шевеля губами, тихо ответил: "За то, что живой остался". Они, гово- рит, обязательно уничтожат всех, кто любым путём за границей побы- вал. Им нельзя оставить живых свидетелей, которые потом возьмут да кому-нибудь расскажут о жизни тамошней. Пусть лучше наши проста- ки, живущие по-скотски, думают, что везде так. Вот такие дела, парень. Но я крепок был. Держался дольше многих. И тачку таскал, и мерз- лоту ломиком крушил. Пока голодуха силы не подорвала. Цинга заму- чила. На ходу стал падать. Совсем оплошал. А помереть не сподобился.

Начальству ничего не оставалось - положили в тюремную больницу. Вот там я и получил ответ на давнюю жалобу прокурору. Напи-

сал её я сразу, как позволили. Сам бы не мог, один грамотный человек подсобил. Он много таких бумаг за десять лет переписал. И всё без толку. Мне тоже сказал: "Никаких гарантий". А потом добавил, что, мол, чем чёрт не шутит... Написал он складно, как бы от меня. Я перед тем ему всё как на исповеди выложил. Что вины за собой не чую, что на немца работал по принуждению. А что про еду хорошую у немца обмолвился следователю, так это сущая правда. И не в убыток себе немец тратился на еду, а чтобы эксплуатировать меня на всю катушку. Ответа не было. Мне давно ещё опытные люди говорили, что на такие письма никто не отвечает. Я и ждать перестал. И тут принес- ли казённую бумагу. Правда, поздно. Когда я зачах совсем. А в бумаге было написано, что срок скостили, домой можно собираться, на воль- ную жизнь переходить. Я усмехнулся сквозь слёзы, хорошо понимая, что не на вольную жизнь, а помирать меня отпускают домой. Раз от-

пускают, значит, не жилец. Да-да, парень, не жилец. Всё они у меня отняли, всё отбили. Не дай Бог такого никому. Только ты молчок! Ни слова! А по батьке своему, что в плену сгинул, не тужи. Может, так лучше. Мучался меньше. И не так обидно. Когда фашисты уморят, это одно дело. На то они и фашисты. А когда свои... Ты только молчок!

Дядя Фёдор глубоко вздохнул и совсем слабым свистящим голо- сом сказал:

Прости, сынок, притомился я.

Подошла Аксинья, спросила, не надо ли чего. Мне стало ясно, что разговор окончен. Поблагодарив хозяев, я пожелал больному поправ- ляться. На что он ответил тихо и грустно:

Мне теперь не поправляться, а отправляться пора... На вечный покой. Укатали сивку крутые горки.

На прощанье Фёдор Гаврилович, как бы собравшись с послед- ними силами, добавил:

Своим привет передавай, мамку береги и батьку поминать не забывай. Хороший мужик был. Царствие ему небесное.

Живых воспоминаний об отце осталось у меня немного, но одно из них тут же вспыхнуло ярким светом.

Как-то перед войной, когда ещё соблюдались христианские тра- диции, в начале августа был у нас престольный праздник в честь ико- ны Пресвятой Божьей Матери Одигитрии. Вечерело. Гости разъеха- лись. В нашей избе на столе - остатки пиршества. И никого, только мой отец с балалайкой в руках да я. Серый полумрак. Тишина. И вдруг отец ударил по струнам, запел:

Ах, зачем эта ночь Так была хороша. Не болела бы грудь, Не страдала б душа.

Песня лилась негромко, протяжно. И чувствовалась в ней боль- шая тоска-печаль, которую не могли сгладить красивые балалаечные наигрыши.

Когда балалайка умолкла, отец подошёл ко мне, взял на руки и прижался колючей щекой к моему лицу. Он долго целовал меня,

размазывая по моему холодному лбу свои крупные жаркие слезинки. Он был чем-то сильно встревожен. Может, предчувствовал неладное и всё это выплакал в песне.

Потом была война.

Расстались мы с Фёдором Гавриловичем тяжело. Под конец раз- говора он поминутно откашливался и всё повторял, как заклинанье:

"Только ты молчок! Никому ни-ни..."

Домой я возвратился уже в сумерках. Сразу почистил и отдал Кольке Иванову его велосипед.

Ну что, привёз похоронку? - с некоторой ехидцей спросил Колька.

Я не за похоронкой ездил, а разузнать всё хотел.

Ну и как, узнал?

Узнал... Дядя Фёдор сказал, что так лучше. Пусть считается: пропал без вести. А если пронюхают насчёт плена - хана всем. И нас с мамой посадить могут. Так что ты молчок! Никому ни-ни...- преду- предил я Кольку словами бывшего зека Федьки Гаврилина.

А как же похоронка?

Похоронки нет и не будет. И слава Богу, как мне говорил дядя Фёдор, может, хоть нас не тронут.

Но похоронка всё-таки была. Она пришла спустя пятьдесят лет с кончины отца. Вот такая она, эта похоронка.

Морозову Виталию Васильевичу Уважаемый Виталий Васильевич!

В алфавитной книге регистрации извещений погибших на фронтах Великой Отечественной войны за 1943-1945 гг. по Торопецкому району значатся все перечисленные вами родственники, все они будут внесены во Всесоюзную книгу памяти.

Одновременно сообщаю, что красноармеец МОРОЗОВ Василий Се- мёнович, уроженец д. Понизовье Жидулинского с/с, умер в германском плену 24.3.44 г.

Врио Торопецкого райвоенкома: майор Волков

Сашка Шеляпин

Рассказ

деревне Юренки пропал человек. Как в воду канул. Да не кто- нибудь, а Сашка Шеляпин. Весной сорок пятого года он вернулся

с фронта из-под Берлина, а под осень бесследно исчез.

Молодой, красивый, вся грудь в наградах, Сашка не успел ещё на- гуляться вдоволь и вдруг пропал.

Жил Сашка последнее время не дома, а у продавщицы деревенс- кого магазина, задорной и разбитной бабёнки, которую в деревне все звали Анькой. Та с первых дней привадила Сашку не столько своей зрелой красотой да лаской, сколько даровой выпивкой, которая води- лась у неё в магазине.

Мать Сашки, тётка Анфиса, обнаружив пропажу сына, первым де- лом пошла к его сожительнице. А та только руками разводит.

- Не знаю я ничего. Не мужняя я жена ему, чтобы каждодневно присматривать да оберегать от пьяных проделок. Мало ли чего взбре- дёт ему в голову, когда нальёт зенки. Он и раньше исчезал, не сказав никому ни слова. Тут удивляться нечему. Такой он и есть, Сашка. Бес, а не человек.

Пригорюнившаяся мать Сашки ждала его неделю, а потом от- правила с почтальоном письмо в районную милицию.

Однако и это не помогло. Приехавшие через несколько дней на

"виллисе" трое милицейских чинов прошлись вдоль деревни, недолго поговорили с матерью Сашки, расспросили соседей, а потом чуть не на полдня задержались в магазине у Аньки, которую, якобы, допра- шивали с пристрастием. Но злые языки в деревне потом судачили, что из магазина милиционеры вышли "шибко навеселе". Анька хоро- шо умела принимать гостей. А милиция уехала в тот же день, так ни в чём не разобравшись.

* * *

До конца войны оставался ещё год. Сашка учился в восьмом клас- се средней школы. Каждую субботу, закончив уроки, он из райцен- тра, где была школа, возвращался домой в деревню, чтобы пополнить

съестные припасы. Возвращался только к полуночи, отмахав впоть- мах около тридцати вёрст. А в понедельник, поднявшись с первыми петухами, уходил обратно. И каждый раз, одевая заплечный мешок с продуктами, говорил матери на прощанье, что всё это ему сильно надоело.

Ничего не поделаешь, сынок, надо учиться. Иначе мигом упе- кут в ФЗУ. А там, говорят, не лучше, чем в заключении. Так что при- дётся терпеть,- наставляла его мать.

Такая жизнь, как у меня, ещё хуже,- говорил в ответ Сашка и торопливо уходил в черноту ночи.

Сашка заметно отличался от своих одноклассников. Пропустив два года учёбы из-за оккупации и будучи переростком, он выглядел почти взрослым парнем, был выше всех и шире в плечах. А ещё он об- ладал, на зависть многим, роскошными кудрявыми волосами русого цвета, кокетливый чуб которых всегда красивыми волнами ниспадал на лоб.

Из школьных предметов Сашка обожал только военную подго- товку. И то не всю, а одни лишь стрельбы. Тут он был первым. А "ша- гистику" считал пустой тратой времени.

Какая разница,- говорил он,- подойду я к врагу строевым ша- гом или подползу незаметно по грязи. Лишь бы первым выстрелить и точно, без промаха, попасть в цель.

По мишеням он бил в "десятку" или где-то совсем рядом. Военрук хвалил Сашку и всегда ставил в пример другим ребятам.

На Рождество, которое совпадало с зимними каникулами, и на Пасху, иногда приходившуюся на каникулы весенние, Сашка при- ходил домой. Там он был завсегдатаем праздничных гулянок и поси- делок - в будни; считался лучшим гармонистом и слыл, хоть недо- зрелым, но первым парнем на деревне. Впрочем, все другие парни воевали где-то далеко, так что девки в округе обожали Сашку вдвойне. В сорок четвёртом году, после весенних каникул, Сашка Шеляпин,

как всегда, собрал свой мешок с продуктами и отправился в школу. Только в этот раз он сказал матери, чтобы та положила побольше еды.

Начинается распутица. Дорога вот-вот рухнет. Может, в сле- дующее воскресенье не удастся прийти домой. Так что дай еды с за- пасом,- попросил Сашка.

Попрощались они как обычно. Только мать с некоторой тревогой сказала:

В случае чего, дай знать с почтальоном.

Сашка не появился дома ни через неделю, ни через две.

В школе думали, что он по неизвестной причине так долго задер- жался на каникулах. Дома мать все глаза проглядела, поджидая сына, а он всё не возвращался.

Пропал Сашка.

Когда по просьбе матери почтальон зашёл в школу и узнал, что Сашки там тоже нет, тётка Анфиса испугалась и опечалилась не на шутку. В деревне её утешали тем, что, может, взяли Сашку в ФЗУ. Учился-то он неважно, вот, мол, и результат. Все советовали ждать. И мать долго ждала письмо от сына. Но пришло другое письмо. Ка- зённое. От командира воинской части, где служил Сашка. Пришло письмо-благодарность матери за то, что она воспитала сына-героя, отличившегося в боях на вражеской территории, особенно при штур- ме Берлина. В письме командира сообщалось, что Сашка жив-здоров, а его подвиги отмечены множеством боевых наград.

Нетрудно представить, как обрадовалась этой вести тётка Анфиса, мать Сашки. А письмо командира носили по деревне из одной избы в другую и везде читали вслух. Односельчане искренно радовались, что Сашка жив, поздравляли наконец-то воспрянувшую от горя мать, благодарили судьбу, которая на сей раз оказалась благосклонна к их земляку. И все говорили Анфисе, что война круто идёт на убыль, что даст Бог она скоро закончится и Сашка невредимый вернётся домой.

Про конец войны в деревне Юренки узнали на третий день после Победы. Сообщил эту добрую весть почтальон, в очередной раз при- шедший из райцентра. Он и рассказал, что 9 мая 1945 года Германия пала под ударами наших войск и что теперь все мужики, какие оста- лись живы, постепенно будут возвращаться домой.

Анфиса надеялась скоро увидеть своего сына. Надеялась и ждала.

* * *

В первых числах июня сорок пятого года, когда в колхозе уже успели отсеяться и собирались начать сенокос, вернулся домой Саш- ка. В жаркую послеполуденную пору он приехал на попутной подводе.

Остановилась подвода у калитки родного дома. Сашка легко спрыг- нул с высокой телеги, сделал несколько неуклюжих шагов, жалуясь на отсиженные ноги, снял, судя по всему, тяжёлый чемодан из жёлтой кожи. Отдельно и очень осторожно поднял с телеги новенький немец- кий аккордеон в коричневом футляре.

Сашка давно слыл лучшим гармонистом в округе. Но играл он на

"хромке". Теперь привёз дорогой заграничный инструмент, взял его за ремень на плечо, во вторую руку чемодан и, поблагодарив возницу, по знакомой натоптанной тропке пошёл к крыльцу. В этот момент из дома выбежала простоволосая мать, обняла неожиданно оторопелого Сашку и поначалу не могла произнести ни слова. Она плакала. Но это были хорошие слёзы, слёзы радости.

Немного придя в себя, мать наконец-то заметила, как её сын воз- мужал, раздался в плечах, даже стал ещё выше ростом. Но особенно поразилась мать, увидев на Сашке новенький "диагоналевый" мун- дир, погоны с лычками и всю грудь в сияющих на солнце наградах.

Какой ты стал! И не признаешь сразу. Пойдём скорей домой.

Небось, утомился в дороге?

Ничего. Только жара донимала. Пить хочется. Да вот ноги отси- дел с непривычки.

Сейчас я самовар поставлю. Отдохнёшь, выспишься и всё будет хорошо,- бодро сказала мать.

Недолгими были празднества по поводу возвращения Сашки. Но мать уже в первый день с тревогой заметила, что сын с удовольствием пьёт вино. Сначала это было что-то трофейное в бутылках причуд- ливой формы из тёмного стекла, сплошь оклеенных очень красочны- ми разноцветными этикетками. Выпивал Сашка понемножку, а по- том выходил на улицу с аккордеоном, садился на лавочку возле дома и долго наигрывал какие-то незнакомые, очень грустные, берущие за душу, мелодии. Анфиса Ивановна, мать Сашки, слушая сына из дома, через открытое окно, в такие моменты роняла слезинки, растроган- ная игрой сына. Тогда она первый раз и подумала, что неспроста так надрывно стонет аккордеон в его умелых руках. Мать поняла, что какие-то недобрые чувства лежат тяжким бременем на душе у Саш- ки и он, чуть подвыпив, старается выразить наболевшее в грустных и одновременно чарующих звуках.

Про "трофейную музыку" скоро узнали в деревне. На лужайке возле дома Анфисы стали собираться люди. Сперва ребятишки да ста- рики. А вечерами и остальной деревенский народ шёл послушать, как

"по-иноземному" играет недавний воин, только что вернувшийся из- под Берлина. Шли не только послушать, но и посмотреть на "загра- ничную гармонь", каких не бывало в этих краях. Посмотреть было на что. Большой, весь перламутровый с зеленоватым отливом аккордеон не только издавал не слышанные доселе звуки, но и сам сиял на солн- це всеми цветами радуги, удивляя людей. Они привыкли видеть в ру- ках Сашки изрядно потёртую серенькую гармонь с белыми пуговками клавиш, а тут такое разноцветье да ещё и какая-то совсем другая, не- нашенская музыка.

Не долго Сашка услаждал слух своих односельчан красивыми ак- кордами. От трофейного вина остались одни только бутылки с непо- нятными надписями на этикетках. Анфиса Ивановна прибрала подаль- ше эти редкостные посудины, не подозревая, что очень скоро её Сашка будет приносить домой мутное дурманящее зелье в грязноватых соро- ковках с бумажными затычками из старых довоенных газет.

В один из вечеров Сашка нетвёрдыми шагами двигался к дому, прихлёбывая на ходу из такой бутылки. Тут-то и повстречалась ему Анька - молодая вертлявая продавщица деревенского магазина.

Ну, здравствуй! Что не заходишь? И пьёшь-то какую гадость!

А говорили, что ты употребляешь теперь только заграничное?

Заграничное кончилось. Всё употребил. Перешёл на самогонку.

Как ты можешь? Это же отрава! Зашёл бы ко мне, я налила б тебе настоящей "монопольки",- игриво улыбаясь, предложила Анька.

Зайду, коль ты такая добрая,- ответил Сашка, глотнул из бу- тылки той самой "отравы" и нетвёрдым шагом пошёл к дому.

После той роковой встречи Сашка зачастил в лавку сельпо. Про- давщица Анька встречала его приветливо, даже ласково, но всегда с двусмысленными шуточками.

Проходи, проходи. Для доблестного воина - всё самое лучшее, что есть в магазине. И в любом количестве.

Самое лучшее, что есть не только тут, но и во всей деревне, это ты,- в тон гостеприимной продавщице ответил Сашка.

Она аж засияла, прямо-таки засветилась от такой похвалы. Впро- чем, Анька действительно была хороша собой. Симпатичное овальное

личико, с большими ярко-синими глазами; чуть вьющиеся русые воло- сы, распущенные по плечам; стройная фигура с хорошо выраженными округлыми формами, подчёркнутыми умело подобранным крепдеши- новым платьем бежевого цвета,- всё это вместе делало Аньку неот- разимой. Она была настолько обольстительна, что любого приезжего мужчину тянуло в магазин, как магнитом. Не столько за покупками, сколько потому, что очень уж привлекательной была сама продавщица. Теперь в "магнитное поле" Аньки попал Сашка Шеляпин. При- тянула она его к себе накрепко. Хотя сам Сашка не догадывался о мо-

гучей силе и гибельности этого притяжения.

Теперь Сашка приходил каждое утро в магазин, как на работу. Приходил, можно сказать, к открытию. Едва успев проснуться, спе- шил к Аньке - ещё и потому, что у него возникла потребность опо- хмелиться. Каждодневная потребность.

Первое время Анька принимала его радушно.

Голова трещит, гляди того, расколется. Видно, перебрал вчера,- жаловался Сашка.

Значит, надо убавить мерку. Иначе сопьёшься. Небось слышал присказку: "Не за то батька сына бил, что пил, а за то, что опохме- лялся". Так что мотай на ус,- предостерегала Анька.

Потом намотаю. А пока дай хоть самую малость, для поправки здоровья,- клянчил Сашка.

Анька находила чистую четвертинку и через зелёную воронку на- полняла её по горлышко почти прозрачной жидкостью из огромной стеклянной бутыли, оплетённой прутьями и закрытой стеклянной пробкой.

Это у меня только для благородных да героев-солдат. Осталь- ные пьют из бочки. Чтобы хватило на всех, туда я добавляю студеной воды из колодца. Пользительно для здоровья и мне не в убыток,- от- кровенничала Анька.

За "Московскую разливную" Сашка сполна расплачивался, но уходить из магазина не спешил. Он просил "стопарик", наливал туда один глоток, выпивал не поморщившись, закусывал конфетой- подушечкой, услужливо и вовремя приготовленной Анькой, и заво- дил с ней долгие разговоры.

Стояла жаркая сухая погода. Разгар сенокосной поры. Народу в магазине не было и "молодым голубкам" никто не мешал ворковать.

Иногда Анька разрешала своему обожаемому покупателю зайти за прилавок либо сама выходила к нему. Тогда Сашка, сгораемый от нахлынувшей страсти, готов был наброситься на кокетливо улыбаю- щуюся молодую женщину, но та строго и сразу умела охладить его пыл и дозволяла только обнять себя за плечи да поцеловать в торо- пливо подставленную щёчку.

Анька была всего на три-четыре года старше Сашки, но уже име- ла дочь - "дитя войны", как судачили местные кумушки. Но Анька не обращала внимания на язвительные разговоры и "подковырки". Мо- лодая, красивая, она жила и наслаждалась жизнью. Теперь она увлек- лась Сашкой. "Увлеклась не на шутку", - как признавалась она под- ружкам. И тут же уверенно добавляла, что Сашка сам уже в первую их встречу потерял голову.

- Я могла сразу оставить его у себя, но считала, что надо повре- менить. Думала, так будет лучше,- делилась она с соседкой, воз- вращаясь как-то с гулянки.

Анька, считавшаяся великим стратегом в любовных делах, хо- рошо умела "набить себе цену". Распахнутые настежь ворота она умела выдать за неприступную крепость. И недавний солдат - моло- денький и нетерпеливый - штурмовал эту крепость, как говорят, на полном серьёзе.

Появляясь очередной раз в магазине, Сашка не столько ждал пор- ции для опохмелки, сколько любовался продавщицей, от которой по- рой не мог отвести глаз. Его зазноба была мастером во всех делах. Она моментально обслуживала каждого редкого покупателя и одно- временно успевала вести свою хитрую игру с солдатиком, доводя его до бешенства. По-девичьи стройная её фигурка, обтянутая шёлком, пышная, еле прикрытая кружевными складками грудь и обнажённые колени производили на Сашку такое же дурманящее действие, как и зелье, которое продавалось здесь же.

Эта опасная игра в "кошки-мышки" не могла продолжаться долго. Во-первых, потому, что Аньке стала надоедать роль пресвятой девы, а, во-вторых, терпение Сашки могло лопнуть в любую минуту.

Однажды, в конце июля, когда в деревне готовились праздновать Ильин день, в магазин ворвался сильно подвыпивший Сашка. Как на грех, там оказалась одна Анька. Юный влюблённый взвыл от ярости, выхватил из кармана трофейный пистолет "вальтер" и, потрясая им

у носа Аньки, требовал немедленного ответа: "Да или нет!" В случае отказа грозился пристрелить её и себя.

Анька сильно испугалась. Она сообразила, что действительно пора кончать игру. Тайные цели достигнуты. Сашка в её руках. При- шло время, когда надо уступить.

По-женски просто, ласково улыбнувшись, она отвела от своего носа опасную игрушку, обхватила своими сильными руками Сашку за талию, на секунду прижалась к нему, сказала полушёпотом "дурачок", и разъярённый лев тут же превратился в котёнка.

В конце того же дня редкие прохожие видели Сашку с большой котомкой, когда он торопливо, как бы опасаясь "дурного глаза", пере- бирался из материнского дома к Аньке.

Бабка Феодосия, на попечение которой была отдана трёхлетняя Алёнка, дочь Аньки, восприняла нового зятя нельзя сказать, чтобы

"в штыки", но без восторга. Она не хотела мешать молодым в их ме- довый месяц, а потому уже на следующий день собралась уехать вме- сте с внучкой в райцентр к другой дочери. Перед отъездом намекнула, что если это не очередное баламутство, то надо делать всё по закону, через сельсовет. Бабка не знала, что Сашке ещё только зимой "стук- нет" восемнадцать и об официальной регистрации брака сейчас не может быть речи.

Однако Сашку, как, впрочем, и его суженую, такие детали мало тревожили. Они остались вдвоём в просторном чистеньком доме и упивались любовью. А на двери деревенской лавки больше недели висел увесистый амбарный замок. Кое-кто из деревенских жителей пытался стучать в дом к молодым, чтобы узнать, когда откроется ма- газин. Но на стук всякий раз выбегал озверелый Сашка. Он громко бранился, угрожая пристрелить каждого, "кто сунет сюда свой нос".

Когда десяток дней спустя Анька всё-таки появилась в магазине, редкие покупатели обратили внимание на её помятый вид, а самые внимательные заметили небольшой синяк под левым глазом. Видно, уже в первые дни совместной жизни не одними только розами был усыпан путь молодых.

Сашка не появлялся на деревенской улице ещё несколько дней.

Давно не было слышно и его аккордеона.

Потом не пришёл, а прямо-таки ворвался в магазин.

Дай опохмелиться,- буркнул он теперь уже, будем считать, своей жене.

Лучше попей воды из колодца да иди проспись хорошенько,- не очень ласково возразила Анька.

Водки! - заорал новоиспечённый муж, не глядя на изумлённых покупателей.

Анька удалились ненадолго за дощатую перегородку, где был склад товаров, а вышла потом оттуда с бутылкой, на треть заполнен- ной мутноватой жидкостью и заткнутой лохматой бумажной пробкой. Сашка вырвал у неё из рук спасительное зелье и, не сказав ни слова, побрёл домой.

По деревне пошли слухи, что Сашка беспробудно пьёт и буянит. Дошли эти слухи до его матери. Анфиса Ивановна собралась навес- тить сына, чтобы урезонить его. Хотела она это сделать без свиде- телей и выбрала такое время, когда невестка на работе.

Анфиса Ивановна надела какой получше сарафан, повязала го- лову чистеньким цветастым платком и пошла, чтобы серьёзно пого- ворить с сыном.

Она без стука открыла дверь и ужаснулась. В нос ударил удуш- ливый запах стойла в смеси со смрадным дымом плохого табака- самосада. От былой чистоты и порядка, царившего здесь всегда, ни- чего не осталось.

Сашка лежал поверх одеяла на высокой деревянной кровати и спал каким-то тяжёлым сном, поминутно вздрагивая и выдавливая из своего нутра звуки, похожие на стон. На нём была давно не стиран- ная светлая рубашка, мятые брюки и грязные носки. Все вокруг у кро- вати завалено окурками. Матери невольно пришла в голову страшная мысль: как ещё дом не спалил?

Впечатление распада и тлена дополнял заваленный грязной посу- дой стол, по которому ползали большие мухи - чёрные с фиолетовым отливом.

Анфиса Ивановна поняла, что тут не просто запой. Любовный угар прошёл, и теперь под одной крышей живут не просто чужие, но чуждые друг другу люди. Мать пыталась растормошить Сашку, но ей это не удалось. Так и ушла с болью в груди и тревогой за судьбу своего непутёвого сына.

Больше месяца Сашка находился в глубоком пьяном бреду. Вод- ку ему всегда приходилось выколачивать с помощью тумаков. Ань- ка ходила пришибленной в прямом и переносном смысле этого сло- ва. К постоянным её синякам на видных местах все привыкли, и уже не было необходимости маскировать кровоподтёки. Ничего не оста- лось от прежней Аньки - разбитной легкомысленной хохотушки. Де- ревенские женщины всё чаще теперь отмечали на её лице печать от- чаяния и решимости.

Ты чего такая, будто пришибленная,- спросила как-то подру- га-соседка, встретив Аньку на улице.

Пришибленная и есть. Извёл меня паразит. Всё тело и душу изу- родовал. И нет от него никакого спасения,- жаловалась Анька.

Гони ты его в шею, не было мужика и этот не мужик. Одни толь- ко беды от него. Вот сегодня же выкинь все его шмотки и самого за дверь под зад коленкой,- лихо советовала соседка.

Выгонишь его. Он сам кого угодно выгонит, а то и укокошить может. Не человек, а дьявол. Как клещ впился в меня и не отпускает. Да и самой иной раз его жалко. Есть что-то бесовское у него в натуре. Приворожил намертво. Когда проспится, ласкает, говорит, что безу- мно любит меня и будет любить до гроба. А пьяный так буянит, что убить его, гада, мало. Сил моих нет так больше жить,- призналась Анька подруге и понуро двинулась в сторону магазина.

В редкие часы просветления, когда дома не находилось ни глотка спиртного, а идти в магазин и снова колотить Аньку не было жела- ния, Сашка открывал заветный чемодан, чтобы в очередной раз по- любоваться своими сокровищами. Он любил это делать и мог проси- живать часами, в который раз перебирая дорогие игрушки. Чемодан лежал в укромном месте на чердаке. Сашка по приставной лестнице забирался туда после полудня, когда предзакатное солнце ещё ярко светило в большое окно западного фронтона. И чемодан, и всё его со- держимое - из Германии. Трофеи.

Там было чем полюбоваться. Пистолеты разных систем и ма- рок: от тяжёлого длинноствольного "парабеллума" до миниатюрного бельгийского "браунинга", похожего на изящную игрушку. Кинжалы в дорогих ножнах с золочёными или инкрустированными костью ру- коятками. Морские кортики, бинокли, компасы и великое множество часов: карманных с толстыми цепями фигурной вязки; дамских -

в виде кулонов на тоненьких золотых цепочках; немецких, швейцар- ских и ещё Бог знает каких.

Никому не доверял Сашка тайну своих сокровищ. Он подолгу про- сиживал у тяжёлого чемодана со множеством ярких драгоценных ве- щичек. Перебирал их всё руками, гладил, фланелевой тряпочкой сметал пылинки. Это была, наверное, чисто детская страсть к оружию и доро- гим блестящим игрушкам. Страсть скорее пагубная, чем благородная. Но она возвращала Сашку к жизни, позволяла очнуться от хмельного угара и хоть на короткое время реально ощущать окружающий мир.

В один из таких моментов просветления Сашка вышел на ули- цу и нечаянно встретил мать. Она как-то сперва застеснялась, а по- том заплакала. То ли её так сильно расстроил ужасный вид сына, то ли почуяла Анфиса Ивановна за собой вину, что не так воспитала своё чадо; что единственный теперь её мужчина получился не таким, ка- ким видела его в мечтах и долгих муках ожидания.

Хорошего разговора опять не получилось. Когда мать сказала, что пора за дело браться, Сашку сразу передёрнуло, он резко развернулся и, понурив голову, молча пошёл обратно в грязную свою избу. Тогда мать подумала, что алкогольный яд отравил не только его тело, но и душу.

Это была последняя встреча матери с сыном.

* * *

Исчезнувшего Сашку искали недолго. Одна только мать сильно тревожилась, почуяв беду. А в деревне говорили, что, мол, не первый раз такое случается, что и раньше Сашка куда-то пропадал, а потом появлялся живой и невредимый. Все утешали Анфису Ивановну, вну- шая ей, что и на этот раз Сашка появится рано или поздно.

Приближалась осень. Подходила пора копать картошку. И погода как раз подстатила: стояли тёплые солнечные дни. Вернулась домой бабка Феодосия с Алёнкой.

Не зря торопились. Картошка вся давно поспела. Будем копать с тобой, пока погода балует,- говорила бабушка своей внучке.

Феодосия Никитична нашла свой дом запущенным и неуютным. Хотя Анька в последние дни пыталась там навести порядок, но делала всё походя, второпях.

Придётся самой всё перетряхивать, пыль вытирать да грязь вы- гребать со всех углов,- ворчала бабка Феодосия. Но сперва они с Ань- кой решили выкопать картошку, а уж потом по-настоящему наводить чистоту в доме.

На картошку кликнули управившихся раньше соседей и выко- пали её за пару дней. Анька сама носила корзинами отборные клубни и ссыпала по отсекам. Один раз бабка Феодосия заметила, что дочь полезла в подполье с лопатой.

Ты чего там копать собралась?

Дырку заметила под нижним венцом. Небось крысы прогрызли. Забью камнями да зарою хорошенько. Чтобы эти твари не наброси- лись на новый урожай. Иначе потом от них не избавишься,- объяс- нила Анька.

После уборки урожая, как и было задумано, в доме всё вычистили, перемыли. Уже успел выветриться затхлый воздух вместе с запахом табачного дыма, и опять просторная хоромина наполнилась свеже- стью, стало легко дышать. Вся внутренность избы приобрела свой первозданный вид.

Про Сашку долго не заводили никаких разговоров. Как будто его и не было. Но однажды мать не выдержала и спросила у своей непу- тёвой дочери:

Что-то хахаля твоего не видно. Неужто образумился и теперь дома живёт?

Нет его дома. Нигде нет. Опять пропал Сашка.

Как это пропал? Куда же он мог деться?

Не знаю я. Уже две с лишним недели прошло, как поскандалил, что выпивки не дала, хлопнул дверью и смылся. Извёл меня всю, кро- вопийца! Не человек, а сущий дьявол! Бес настоящий! И не спраши- вай больше про него! Надоело! - раздражённо заявила Анька.

Сразу после уборки в доме Анька принесла из магазина две боль- шие банки коричнево-красной охры и выкрасила полы. Её мать, с утра занятая в огороде, как только увидела, что натворила Анька, прямо- таки вздрогнула от удивления.

Что это ты тут наделала? С ума сойдёшь! У всех людей как у лю- дей. А тебе всё надо шиворот-навыворот. Ни у кого в деревне нет та- кого чуда, а ты вот отличилась. Как же я буду полы мыть? Их же теперь голиком с песком не продраишь?

Я затем и покрасила, чтобы тебе не мучиться с голиком. Чуть влажной тряпкой протрёшь, и всё чисто. Работы меньше, и чисто всег- да будет,- пояснила Анька.

А ты не подумала, что люди скажут. Ни у кого в деревне нет, одна ты такая нашлась умная да разумная. Небось, краска больших денег стоит. Будут болтать, что казённое украла. Коль в магазин торговать приставлена, так надо блюсти людское доверие,- наставляла мать.

Ничего я не украла. На свою же зарплату взяла. А люди пусть болтают. Наплевать мне на такие разговоры,- резко ответила Анька.

Прошла зима. Сашка Шеляпин так и не нашёлся. В деревне о нём уже перестали судачить и вспоминали редко. Одна только мать про- должала смотреть на дорогу, поджидая сына. Она надеялась, что Саш- ка вернётся домой.

Весной Анфиса Ивановна получила письмо от своего брата. Его тоже долго считали пропавшим без вести. Даже бумага такая была прислана. А он, еле выживший после тяжёлого ранения, почти год ва- лялся по госпиталям, но всё-таки стал на ноги и, судя по письму, те- перь обосновался в Ленинграде.

Анфиса Ивановна сразу написала брату и поделилась с ним своим горем. На майские праздники пришёл ответ. Брат возмущался беза- лаберностью милиции и сообщал, что будет хлопотать в высоких ин- станциях о новом розыске.

* * *

В июне сорок шестого года, перед полуднем, деревню Юренки огласил рёв мотора. На большой скорости, не разбирая глубоких луж и топкой грязи, к магазину подкатил незнакомый автомобиль. Как по- том выяснилось, на крытом брезентом зелёном "виллисе" прибыла оперативная группа из областного управления НКВД. Кроме офице- ров уголовного розыска, приехал эксперт-криминалист с походной ла- бораторией. В деревне долго ломали языки, но так многие и не научи- лись произносить должность этого невиданного раньше специалиста.

Анька думала, что приезжее начальство попросится, как обыч- но, у неё на постой. Но её только предупредили, чтобы в ближай- шую неделю никуда не отлучалась из деревни. Даже от предложенной

бутылки "только для избранных", отказались. Это насторожило и не- много даже растревожило Аньку. Она успокоилась, когда узнала, что областное начальство остановилось у бабки Анфисы, матери Сашки. Решила, что первым делом будут выспрашивать у матери про её не- путёвого сына. Раз так, подумала Анька, то им удобнее там жить.

Мать, конечно, расспросили, но ничего нового Анфиса Ивановна не могла сообщить следователям.

Раньше, бывало, заходил изредка ко мне. А в последнюю неде- лю, перед тем, как хватилась и поняла, что его нигде нет, в последнюю неделю я его не видела. За день до этого как-то встретились на улице, обмолвились несколькими словами и разошлись каждый в свою сто- рону. С тех пор нет Сашки в деревне. Я, можно сказать, всех по оче- реди обошла, везде узнавала, но никто из наших ничего не слышал про моего сына. Одна я теперь горюю, одна обливаюсь слезами по но- чам,- делилась Анфиса Ивановна своим горем.

Следователи начали свою работу с обыска в доме Аньки, где по- следнее время жил Сашка. Осмотрев избу и, как недовольно сказала Анька, перевернув всё вверх дном, милиционеры полезли на чердак. Там среди ворохов разного хлама скоро увидели необычный чемодан, плохо спрятанный в дальнем углу за одной из стропил. Чемодан ока- зался довольно тяжёлым и имел необычную овальную форму. Когда его выволокли ближе к низкому окну, освещавшему чердак, капитан милиции строго спросил у стоявшей рядом Аньки:

Это что?

Вы же видите, чемодан.

Чей и откуда?

Наверное, Сашкин. Был у него такой привезён из Германии.

Что в чемодане?

Откуда я знаю?

Как же так? Вы не знаете про вещи, которые хранятся в вашем доме?

Это не мои вещи. Не мой это чемодан и не моя забота знать, что там внутри. Да к тому же он закрыт на замок, а ключ неизвестно где. Надо знать, что в чемодане, ломайте замок и глядите. Всё равно пере- рыли столетнее барахло и наделали столько грязи, что на неделю хва- тит убирать,- тоном крайнего раздражения заявила Анька.

Чемодан спустили вниз и отнесли в большую светлую горницу.

Фотографа и понятых,- приказал капитан.

Маленький толстячок фотограф сделал несколько снимков чемо- дана с разных сторон, а потом стал ждать, когда его откроют. Застыли в ожидании и трое понятых - две женщины-соседки и щуплый дедок с седой бородкой, порыжевшей от беспрестанного курения.

Чемодан не открывался. Пробовали гвоздём, тонким, чуть гнутым сапожным шилом и даже маленьким ключиком, оказавшимся у кого- то в кармане. Всё бесполезно.

Будем ломать замок! - приказал капитан и попросил принести толстый нож с прочной рукояткой.

Когда чемодан открыли, его содержимое поразило не только по- нятых, чуть не охнувших от удивления, но и видавшего виды капитана. Понятым был предъявлен в открытом виде кожаный трофейный чемодан, служивший Сашке одновременно сокровищницей и арсе- налом. Тот самый чемодан, над которым любил просиживать Сашка

в редкие часы просветления.

Фотограф сделал несколько снимков, а потом следователь сел к столу и с помощью понятых стал делать подробную опись оружия, часов и прочих драгоценных предметов из чемодана.

Анька сразу заявила, что о существовании этих вещей ничего не знала, однако тут же добавила: Сашка никогда не расставался с ору- жием и в руках у него она не раз видела большой чёрный пистолет, а о таких маленьких и блестящих, какие лежат в чемодане, она даже не подозревала.

Капитан Воронцов, возглавлявший группу следователей, был очень рад находке. Он считал, что чемодан со множеством дорогих вещей послужит важным штрихом на пути розыска самого Сашки. Капитан рассуждал примерно так: если Сашка очередной раз в бе- гах, то он не ушёл бы с пустыми руками. Без денег далеко не уйдёшь и не уедешь. Но в чемодане Сашки оказалось так много очень дорогих и негромоздких вещей, на которые можно объехать весь свет. И все они тут, на месте. Значит, Сашка никуда не уезжал. "Его надо искать здесь! Живого или мёртвого!" - твёрдо решил капитан.

Он дал команду своим сотрудникам обойти всю деревню, осмот- реть каждый дом, каждый хлев, сарай, амбар. Но, главное, опросить людей, выяснить всё, что знают они либо знали про загадочно исчез- нувшего Сашку.

Сам капитан возвратился к Аньке и долго беседовал с ней, выяс- няя, чуть ли не поминутно, все подробности жизни Сашки в послед- ние недели и дни перед своим исчезновением.

Плохо, значит, вы жили? - допытывался капитан.

Это всё он виноватый. Каждый божий день уже с утра требовал выпивки. Дрался, если я отказывала. А где мне набраться. И так всю зарплату мою пропивал. У самого ведь гроша за душой не было. Всё с меня тянул,- жаловалась Анька.

Зачем же его держала при себе? Гнала бы в три шеи. Ведь не жена законная. Могла сказать, пошёл вон, и дело с концом.

Выгонишь его? Он, как пиявка, присосался. Оружием пугал. Пристрелить грозился. Всю душу мою извёл. Не человек, а сущий дья- вол,- твердила Анька одно и то же, словно хорошо выученный урок.

Осмотрев все деревенские подворья и поговорив с большинством людей, группа следователей опять собралась в доме Аньки, чтобы за- дать ей, как думалось, несколько последних уточняющих вопросов.

Тут-то один из оперативных работников обратил внимание на выкрашенный пол. Потом все они вместе подтвердили, что ни в одном деревенском доме крашеных полов нет. И сразу с помощью Аньки выяснили, что покрашен пол был примерно в то же время, ког- да исчез Сашка.

Почему покрасила пол? Вроде бы в деревне нет такой моды. У всех полы белые, а когда загрязнятся, их драят веником-голиком с дресвой. Зачем ты решила выделиться таким способом? - спросил капитан.

Мой дом! Захотела и покрасила. Чтобы чисто было. По-город- скому. Да ещё, чтобы матери моей, бабке Феодосии, как её все зовут, было легче убираться. Теперь ничего драить не надо, протрёт влаж- ной тряпкой, и чисто.

Понятно. Да не всё. Ну, что ж, будем разбираться.

Капитан пригласил экспертов-криминалистов и поручил им об- следовать каждый квадратный метр, а местами и сантиметр, полов. Ведь недаром же они покрашены. Не для одной только чистоты, как утверждает молодая хозяйка. Скорее всего надо было скрыть, зама- зать какие-то следы.

Так думал капитан и надеялся, что не ошибся.

Работали криминалисты два дня подряд и ничего подозри- тельного не нашли. К исходу второго дня обратили внимание на не- большой люк, ведущий в подполье. Очень странным показалось то, что люк находится под кроватью. Ещё раз осмотрели комнату и сразу пришли к мнению, что кровать явно стоит "не на месте".

Любая хозяйка поставила бы её вон в тот угол, к стене. Навер- ное, она там и стояла. А передвинули к окну с единственной целью прикрыть люк. Значит, там есть некий предмет, который пытались спрятать,- размышлял вслух капитан.

Позвали Аньку. Капитан задал ей всего один вопрос:

Скажите, где у вас раньше стояла эта кровать?

Вон в том углу,- после секундной растерянности ровным голо- сом ответила Анька.

А передвинули с какой целью?

Делали последний раз уборку, передвинули, чтоб не мешала, а потом, замешкавшись, на своё место так и не вернули.

Капитан попросил разрешения поставить кровать туда, где она всегда стояла. Теперь стал видным и хорошо доступным люк, кото- рый так неумело пыталась скрыть Анька.

За дело сразу взялись криминалисты. Они сперва обследовали люк снаружи и вокруг него полоску пола шириной в ладонь. Местами смотрели даже под лупой, подсвечивая ярким электрическим фона- рём. Ничего подозрительного не нашли. Тогда сняли крышку и осмо- трели другую её сторону. Опять ничего. Потом аккуратно кисточками очистили от песка и пыли бортик вокруг люка - тот самый, на кото- ром держалась крышка, который не давал ей провалиться в подполье. На бортике и были обнаружены пятна красно-бурого цвета - раз- ные по величине и форме. По цвету они походили на половую краску, и сперва подумалось, не её ли это капли. Но тут возникло сомнение. Пол наверняка красили при закрытом люке, и капли густой липкой краски вряд ли могли проникнуть в узкую щель, не запачкав её всю, да ещё оказаться на самом краю бортика.

Наиболее яркие пятна срезали и отдали на экспертизу. Получен- ное к утру заключение экспертов было категоричным: человеческая кровь.

В тот же день Аньку арестовали, подозревая в убийстве своего со- жителя, и сразу увезли на милицейском "виллисе".

Уже рассеялось последнее облако пыли, поднятое машиной, а рас- трёпанная бабка Феодосия с маленькой Алёнкой на руках ещё голо- сила на всю деревню. В безысходном горе своём она была похожа на помешанную. Не знала, куда идти, что делать, как жить.

Соседки, и среди них Анфиса Ивановна, мать Сашки, осторожно под руки отвели её в дом, дали напиться воды и старались успокоить. Но как успокоишь, чем утешишь старую женщину, оставшуюся с ма- лым ребёнком своей дочери в полном неведении перед будущим.

* * *

Осень в том году была на редкость солнечная, тёплая. Бабье лето вместо недели растянулось на целый месяц. Деревья стояли в золотом наряде и, казалось, не думали сбрасывать листву.

Деревенский люд неторопливо заканчивал уборку урожая: среза- ли капусту; копали брюкву, свёклу, редьку; дёргали морковку.

В один из таких тихих тёплых дней на том же милицейском "вил- лисе" привезли Аньку. Худая, с серым лицом, она изменилась до не- узнаваемости. Ничего не осталось от былой очень броской красоты. Она походила на человека, недавно перенёсшего тяжёлую болезнь.

По деревне сразу разнесли неизвестно откуда возникшую весть:

"Призналась!"

После каждодневных изнурительных допросов, измученная ду- шой и телом, Анька в конце концов согласилась со всеми "пунктами обвинения" и не глядя подписывала протоколы. Теперь её привезли на место преступления, чтобы восстановить картину недавней траге- дии и убедиться в истинности признания, подкрепив доводы обвине- ния новыми фактами и доказательствами.

И вот Анька снова в своём доме. Бабка Феодосия встретила дочь громкими рыданиями, а маленькая Алёнка, испугавшись многолюдья, смотрела на вошедших дикими настороженными глазами и в един- ственной вошедшей женщине никак не могла признать свою так сильно изменившуюся маму.

У крыльца стали собираться зеваки. Некоторые, самые любо- пытные, по одному-по два, проникли в дом. Капитану Воронцову, вновь прибывшему в деревню для завершения следствия, пришлось

немало потрудиться, прежде чем восстановилась необходимая для работы обстановка. Все посторонние, в том числе бабушка со своей внучкой, были удалены из дома. Остались только следователи НКВД да понятые. Арестованную в последний раз попросили рассказать по порядку, что привело её к преступлению и как это преступление было совершено.

Анька долго не могла собраться с мыслями, а потом ровным, но слабым голосом начала свой печальный рассказ.

- Мы всю жизнь прожили в этой деревне, но почти не обращали внимания друг на друга. Я и взрослые девчонки, мои ровесницы, Саш- ку и его одногодок считали мальчишками. Потом началась война. На- ших парней забрали на фронт. Остались старики да такие ребята, как Сашка. Скоро мы оказались под немцами. Первые годы войны, голод- ные да холодные, оказались так тяжелы, что было не до парней. Все думали тогда только об одном: где бы раздобыть кусок хлеба.

После освобождения из-под оккупации деревню заполнили наши войска. Появилось много молодых красноармейцев. И какими бы трудными ни были эти времена, молодость брала своё.

Потом у меня родилась дочка. Материнские заботы-хлопоты за- слонили всё остальное.

Когда война кончилась и Алёнка немного подросла, я пошла рабо- тать в магазин. Ведь жить-то надо.

Вот тут, на мою беду, приехал Сашка. Большой, красивый, воз- мужалый; вся грудь в наградах. Вокруг него сразу стали толпиться деревенские девки. Выбирай любую! Но он пришёл ко мне в магазин. Пришёл за водкой. А потом готов был не уходить. Конечно, он при- глянулся мне. И сама я с первого дня почувствовала, что сильно ему нравлюсь. Рассказала про дочку. Но он заявил, что любит меня и ни- какие препятствия тут ему не помеха. Я тоже дала понять, что нерав- нодушна к нему. А ещё мне хотелось утереть нос своим деревенским подружкам, показать, что я лучше их всех, что, несмотря на пригулян- ную дочку, первый парень на деревне выбрал именно меня. Но ника- ких вольностей и глупостей не позволяла.

Война и заграничные похождения приучили Сашку к лёгким по- бедам. Несмотря на свои молодые годы он уже знал немало женщин и не мог, не умел ждать. Привычка к вину только подогревала нетер- пение. Напившись, он стал уже нахально приставать; даже в магазине,

при людях. Пришлось уступить. Скоро Сашка перебрался ко мне. Ду- мала, со временем он образумится, возьму в свои руки и будет у меня мужик. Разница в возрасте тогда не особенно чувствовалась. Дочку я тоже не считала помехой. Надеялась, что всё у нас будет по-людски. Анька внезапно замолкла, захлюпала носом, потом по-настоя- щему расплакалась. Конвоир принёс стакан воды. Арестованная сде-

лала несколько глотков, а затем плеснула на руку и смочила лоб.

Что было дальше? Продолжайте,- негромким голосом попро- сил капитан, который по мере рассказа что-то записывал в свою те- традь.

Первое время мы жили хорошо. Трезвый Сашка казался доб- рым, ласковым, заботился об Алёнке, дома всё делал. Но с каждой не- делей, с каждым днём он всё реже бывал в нормальном человечьем обличье. Когда любовный дурман прошёл, он всё чаще стал требовать водки. Ему надо было один дурман заменить другим. Каждый день напивался до безобразного состояния, хулиганил, иногда пускал в ход кулаки. Чтобы избежать лишних скандалов, я стала приносить понем- ногу водку домой. Потому что по утрам ему надо было опохмелиться,

"поправить голову". А к вечеру напивался, извините, пожалуйста, до блевотины. Так изо дня в день. Сколько бы ни пил, всё ему мало. Вре- менами не было водки в магазине. Тогда он гнал меня искать в дерев- не самогонку. Если не находила, бил, не жалея. И всё норовил в лицо, приговаривая: "Я сделаю из тебя писаную красавицу". Если вырыва- лась и убегала, грозился пристрелить. И стрелял не раз. Вон, погляди- те. Дверь, как решето. И в потолке есть следы от пуль. Можно сказать, чудом я живая осталась. У меня вся зарплата уходила на его пьянку. Скоро поняла, что не смогу добывать ему спиртное. Последнее время стал заливать в глотку чуть не вёдрами. А если водки не было, он каж- дый раз истязал меня до полусмерти.

Иногда наутро, в редкие минуты протрезвления, я просила его остановиться. Он обещал, но уже к вечеру всё начиналось заново. Жить с ним стало невыносимо.

А что мешало расстаться? Ведь вы же не были соединены узами брака,- напомнил капитан.

Не раз я просила его уйти. Христом Богом умоляла вернуться к матери. Надеялась, что, может, та на него подействует, спасёт от по- гибели. Он и слушать не хотел. Однажды, немного протрезвев и осо-

знав, куда катится, ползал передо мной на коленях, просил прощения, говорил, что без меня он и дня не проживёт. А потом выяснялось, что он дня не может прожить без этого проклятого зелья.

И тогда возникла преступная мысль избавиться от своего мучи- теля другим способом? - спросил капитан.

Никаких дурных мыслей у меня заранее не возникало. В тот страшный день он буянил особенно долго. Требовал водки. Потом вроде бы утих, стал ныть, чуть не плакал. В магазине спиртного ни- чего не было, а ходить в очередной раз по деревне искать самогонку я не хотела и не могла. Тут вспомнила, что в подполье была припря- тана четвертинка. Но я боялась туда лезть. Я всего боялась. А сказать, чтобы лез сам, не успела. Он набросился на меня, стал душить. Еле вырвавшись, я ринулась к двери. Вдогонку раздались выстрелы. Вы видели следы пуль. Поняв, что живая, обернулась, увидела его иско- рёженную дьявольской улыбкой страшную рожу, звериное рычание, пистолет, нацеленный в меня, и услышала грозные слова: "Теперь не промахнусь! Водки, или стреляю!" Тут я и сказала, что в подполье была четвертинка. Он как будто сразу протрезвел. Спокойно открыл люк и спустился вниз. Я надеялась, что, выпив остатки, он успокоит- ся и уснёт. Так бывало раньше. Но вдруг услышала снизу страшную брань. Эту четвертинку он, оказывается, вылакал раньше и теперь, обнаружив пустую посудину, рассвирепел, как никогда. Я не знала, что делать, и вдруг увидела высунувшееся из подполья длинное дуло пистолета, а потом его голову.

Анька стала задыхаться. Откуда-то из груди вместо слов вырвался глухой стон. Лицо её побледнело и застыло, искажённое гримасой ужаса. Казалось, она вот-вот упадёт в обморок. Поданный стакан с во- дой взяла дрожащими руками, отпила наполовину и надолго умолкла. В этот миг она подумала, что не сумеет довести свой рассказ до конца.

Успокойтесь! И продолжайте. Попытайтесь подробнее вспом- нить, что было дальше,- твёрдым голосом спросил капитан.

Дальше было, как в тумане. Машинально схватила оказав- шийся рядом топор и ударила по высунувшийся из подполья голове раньше, чем он успел выстрелить. Потом в состоянии полного оту- пения разрубила труп на части, ночами вынесла в лес и там захо- ронила. Чтобы не было видно брызнувший во все стороны крови, пол пришлось покрасить, а это место в подполье засыпать принесённой

с огорода землёй. Тогда же я передвинула кровать к окну и прикры- ла ею люк со следами крови. Чтобы мать не заметила. Хорошо, что они с Алёнкой в это время были в соседней деревне. Помогали род- ственникам убирать урожай. Иначе все бы с ума сошли. Они и так за короткую нашу жизнь с Сашкой насмотрелись много непотребного. Мать не раз бранила меня, пыталась выпроводить Сашку. Не вышло. Кончилось всё вот так. Его порешила и свою жизнь загубила. Но мне так и надо, дуре. Не послушала мать. Сделала по-своему. Себя мне не жалко, что заслужила, то получу. А вот как они тут останутся, горькие сиротинушки.

Анька тихо заплакала. Капитан, поняв, что закончен рассказ, успел подготовить текст признания арестованной, который она под- писала не глядя.

На следующий день вездесущие деревенские мальчишки услы- шали незнакомое слово "эксгумация". Хоть милиция старалась ни- кого не подпускать к могиле Сашки, но самые любопытные и осто- рожные из деревенской ребятни, укрывшись в кустах, видели, как понятые выбрасывали из неглубокой ямы человеческие кости, пере- мешанные с песком и обрывками полусгнившей одежды. Потом вы- тащили и отложили в сторону почти целый сапог. Понятые признали, что это Сашкины сохранившиеся остатки одежды. Особенно сапог не вызывал никаких сомнений.

Анфиса Ивановна, мать Сашки, не могла ничего этого не только видеть, но страшилась даже услышать разговоры о чудовищной гибе- ли сына. Она заблаговременно уехала в город к другому сыну и воз- вратилась только к следующему лету.

А весной в райцентре состоялось заседание выездной сессии об- ластного суда. Говорили, что суд показательный. Аньку, как страш- ную преступницу, доставили под конвоем двух автоматчиков в фор- ме НКВД. Ни страха, ни раскаяния не было на её лице. Только тупое равнодушие и тоска.

Суд продолжался три дня. Вокруг районного дома культуры, где он проходил, постоянно толпился народ. А в самом зале не находи- лось ни одного свободного места. Такое бывало лишь в том редком случае, когда приезжали и давали представление известные артисты.

В последнем слове подсудимая заявила, что у неё не было другого выхода, что она ни о чём не жалеет. А закончила Анька свою короткую речь словами, которые потом во всей округе стали крылатой фразой:

- Хоть десять лет, зато чёрта нет.

Эти слова прозвучали глухо, угрюмо, страшно.

Решение областного суда оказалось суровее, чем предрекала Ань- ка. Её приговорили к пятнадцати годам лишения свободы.

Чёрный терьер

Рассказ

апитан в отставке Кузнецов Виктор Петрович прогуливался по парку. Это был грузный на вид пожилой мужчина. Он шёл чуть прихрамывая, опираясь на толстую суковатую палку. Бывшего во- енного можно было признать в нём не только по широким брюкам- галифе, заправленным в хромовые сапоги, но и по всему облику,

походке - тому, что называется особая офицерская стать.

Рядом с Виктором Петровичем, строго у левой ноги, важно вы- шагивал огромный пёс - чёрный терьер по кличке Чипс. Его мед- вежья вразвалку походка и неторопливые движения хвоста говорили вроде бы о неповоротливости и незлобивости собаки. Но широкая массивная грудь и мощные лапы выдавали зверя сильного, умеющего постоять за себя и за хозяина.

Чипс ровно тянул поводок и, казалось, ни на что вокруг не обра- щал внимания. Было понятно, что ему совсем неинтересны бродячие шавки и редкие прохожие. Даже взглянуть в их сторону считалось не- достойным делом.

А Виктор Петрович, наоборот, любовался свежей зеленью, ощущал и впитывал всей кожей тепло яркого предвечернего солнца. Изредка он останавливался послушать щебетание птиц, а то и просто наслаждал- ся тишиной почти безлюдного парка. Тишина эта нарушалась только

шелестом ветра да приглушённым гулом автомобилей, доносившим- ся с городских улиц. Легко и радостно было на душе. Чистый воздух отдавал сыростью да терпким запахом недавно распустившихся топо- лей. Как будто и не было рядом большого города с его нескончаемой суетой. Вспомнилось беззаботное довоенное детство в глухой деревне; покой и благодать, которые там царили. "Вот, наверное, это и есть на- стоящий отдых..." - подумал Кузнецов. А потом улыбнулся этой, по- казавшейся ему нелепой, мысли. От чего отдыхать-то? И так он, как говорят, уже давно на заслуженном. Впрочем, и у пенсионеров хватает каждодневных забот да хлопот. Одно домашнее хозяйство чего стоит.

Эти думы прервал Чипс, запросившийся в кустики по своим соба- чьим делам. Капитан отстегнул поводок, и пёс, почуяв свободу, резко перемахнул через канаву, а затем скрылся за деревьями. "Пусть по- резвится,- решил Виктор Петрович и взглянул на часы. Было начало пятого, скоро надо в садик за внучкой Оленькой - и домой.- Доволь- но, нагулялись вдоволь".

И тут слева затрещали кусты сирени, приготовившейся к цве- ту. Виктор Петрович решил, что это Чипс лезет к нему напролом. Он хотел уже свистнуть собаке, но на дорожку парка прямо-таки выва- лились один за другим два парня. Первый - худой, низкорослый, в синей нейлоновой куртке нараспашку и спортивных брюках. Вто- рой - толстяк, в свитере из грубой серой шерсти и джинсах, туго об- тягивающих телеса. На ногах у того и другого разношенные кеды со следами сырой глины.

Дядь, дай закурить! - выпалил тощий.

Эта вроде бы просьба прозвучала как угроза.

Я тебе вот сейчас дам палкой по загривку, если не сумели это сделать вовремя родители! - ответил капитан, пытаясь разглядеть неизвестно откуда взявшихся ребят.

Ну, ты... Не очень! - это уже толстяк всей своей тяжёлой фигу- рой двинулся на Виктора Петровича.

Кузнецов сильной своей рукой взял толстяка за подбородок и, глядя ему в глаза, спросил:

Кто же учил тебя так разговаривать?.. Ведь ты мне во внуки го- дишься.

Дай рупь и кончим разговор. Двенадцать копеек у нас есть, а как раз рубля не хватает,- с нахальной ухмылкой уточнил тощий.

Я вам, ребята, советую идти своей дорогой, а не то быть беде,- еле сдерживая гнев, предупредил капитан.

Ты ещё пугать! - взвизгнул тощий и в тот же миг, изловчившись, сильно ударил капитана сзади ногой под коленку.

Виктор Петрович взвыл от острой боли, пронзившей не только израненную ногу, но, казалось, всё тело. Он схватился за ветку какого- то куста, пытаясь сохранить равновесие, но в это время удар по го- лове затуманил сознание. Сразу всё поплыло вокруг, ринулось куда- то в сторону, скрутилось штопором и вонзилось в прогалок голубого неба. Мелькнула дурацкая мысль: "Как в кино". Тут капитан понял, что падает. В тот же миг на него, уже лежачего, обрушились страшные пинки ногами в грудь, в живот, в голову. Били явно сразу двое, и кто- то из них всё норовил по лицу, которое Виктор Петрович старался за- крыть руками.

"Эти подонки ведь могут забить до смерти. Прошёл всю войну, фашистский плен и остался живой. Неужели здесь настанет конец? Неужели мне, вынесшему в жизни столько передряг, суждено сгинуть от этих гадов?" - мелькнуло в мозгу у терявшего сознание капитана.

Такие страшные мысли на мгновение вернули капитана к жизни, и он, превозмогая боль, сперва прошипел, а потом то ли прокричал, то ли простонал:

- Нет! Не-поз-во-лю! Чи-и-и-п.

* * *

Прежде чем пелена небытия заволокла сознание, в затуманенном мозгу капитана Кузнецова возникли жуткие картины далёкого про- шлого. Молнией промелькнули события сорок третьего года.

Восточная Пруссия. Еле передвигая ноги, брёл тогда капитан с ко- лонной советских военнопленных. Стоял тихий солнечный день в на- чале августа. Пленных гнали по шоссе среди бескрайних полей до- зревающей кукурузы. Совсем рядом у асфальта попадались на глаза упавшие початки с выпуклыми золотисто-жёлтыми, словно наво- щёнными, зёрнами. От такого зрелища ощущение голода станови- лось невыносимым. Тупая боль в желудке сменилась мучительными спазмами. Капитан, сохранявший выдержку даже под ударами остро жалящих плетей конвоиров, теперь почти выл от дразнящей близости

кукурузы. Постоянная горечь во рту стала переходить в ощущение вкуса сочных зёрен. "Это галлюцинации",- подумал капитан. Вспом- нилась довоенная Одесса с ароматом жареной, пареной и какой захо- чешь кукурузы, которая с лотков продавалась на каждом углу и даже тогда считалась лакомством. Безграничное поле кукурузы тут же представилось капитану гигантским подносом, доверху заполнен- ным большими румяными "шишками". Они стояли плотно, торчком на воображаемом блюде и, не уместившись, падали, валялись прямо под ногами. Думалось, что небрежный гарсон, сделав неловкое дви- жение, уронил на землю несколько самых спелых, самых поджари- стых початков. И как же велик был соблазн нагнуться, чтобы поднять хоть один из них, который у самых ног. Это ведь вроде бы ничего не стоит. Всё вот тут, совсем рядом. Один только шаг, нет, полшага...

Но тут же слышалось прерывистое дыхание чёрных овчарок на длинных поводках, а если скосить глаз налево, можно было увидеть дуло автомата и руку конвоира с указательным пальцем на спусковом крючке. Все мечты о еде сразу меркли. Капитан знал, что на любое не в такт движение, на любую заминку или даже шаг не в том темпе - от- вет будет один: короткая автоматная очередь. Он помнил нескольких своих товарищей вот так, как говорят, ни за что погибших, допустив какую-нибудь самую малую оплошность.

Эти грустные мысли прервал сосед по колонне Петька-сибиряк - здоровенный детина, который всё время твердил, что от пули его Бог бережёт, а самому надо уберечься только от зверюг-овчарок. Со- сед немного наклонился и прошептал прямо в ухо: "Смотри, впереди на повороте длинные стебли повалены прямо на дорогу. Через пол- тора десятка шагов початки будут как раз у твоих ног. Ты нагнёшься и схватишь хотя бы один на двоих. Попробуй, а я прикрою, подмогу. Всё должно получиться".

Теперь кукурузный початок стал для капитана Кузнецова не толь- ко бредовой мечтой; теперь это ещё и просьба товарища, тоже изну- рённого голодом и каторжной работой. Такую просьбу нельзя оста- вить без ответа. Даже если всё плохо кончится. Виктор Петрович видел немало случаев, как расправлялись с оплошавшим их братом лютые овчарки, а потом добивали конвоиры.

Но сильнейшее ощущение голода и просьба такого же голодного товарища превозмогли страх.

Капитан решился. Он начал мысленно репетировать свои дейст- вия, и сразу стало легче на душе. Задача показалась на удивление про- стой: нагнуться и взять то, что лежит под ногами. Даже чувство осто- рожности отступило. Вот осталось ещё два-три шага... Только бы не упасть. Во всём теле такая слабость. Но надо. Непременно надо!

И тут он увидел очень сочный, почти спелый початок, лежащий у самого асфальта. "Такого случая больше не будет,- решил капитан.- Или этот, или..."

Виктор Петрович с трудом неуклюже нагнулся. Но он был очень слаб. Ватные ноги, которые и до того еле переставлял по раз- мягченному от жары асфальту, теперь подкосились, и он упал. Это случилось раньше, чем сумел поддержать сосед-сибиряк. Зато как раз успел конвоир, который не медля, стал пинать несчастного ногами, что-то громко выкрикивая на своём лающем языке. Следом подско- чил второй немец с огромной овчаркой. Собака рвала поводок, гото- вая растерзать упавшего. Но Петька-сибиряк ринулся под кованые сапоги конвоира, вырвал из-под них своего несчастного товарища, одним махом поставил его на ноги, а немцу, внушительно улыбнув- шись, сказал чурез силу: "Всё будет зер гут".

Но хорошего было мало. Капитан с трудом приходил в себя и какое-то время его пришлось тащить чуть не волоком. Сибиряк сильно встряхнул свою ношу и негромким, но твёрдым голосом ска- зал: "Давай, становись крепче на ноги и как-нибудь шагай, Петрович, иначе погибель".

* * *

Все эти видения промелькнули в какую-то секунду, а потом Вик- тор Петрович провалился в немую черноту. Исчезла жуткая явь, и сра- зу пропали кошмарные, как бред, воспоминания. Последние, самые последние крупицы сознания, самая последняя мысль была о том главном сейчас, от чего зависела жизнь: успеет ли Чипс на выручку.

Очнулся Виктор Петрович оттого, что услышал слабое рыча- ние. С трудом приоткрыв заплывшие глаза, он увидел рядом мохна- тую морду Чипса и тихо заплакал. Это были слёзы радости и благо- дарности. Захотелось погладить и приласкать верную, преданную

собаку. Но при первом же движении острая боль пронзила всё тело. А пёс тотчас же рыкнул и ринулся в сторону. "Не идёт ли кто?" - по- думал Виктор Петрович. И тут же, с трудом повернув голову, увидел странную картину: на траве у дорожки, свернувшись калачами, не- подвижно лежали те самые парни, голова к голове, а над ними оска- ленная пасть Чипса, который время от времени издавал глухое, но грозное рычание.

Полузабытье постепенно сменилось ощущением реальности. И вместе с ним в душу закрался испуг. Да-да, мужественный человек, бывалый воин ужаснулся от мысли, что Чипс перестарался, а стран- ные неподвижные позы ребят ещё больше усилили тревогу. Подума- лось: хоть бы появился кто-нибудь из прохожих, ведь им, этим подон- кам, нужна, наверно, срочная помощь. Но людей не было. Зато Виктор Петрович обнаружил совсем другое: ало-красные пятна на жёлтом песке. Кровь... Это была его кровь. Наверное, много крови.

И опять - война, опять это наваждение. Показалось, что обста- новка хуже фронтовой. Тут не подползёт санитарка, не перевяжет и не утешит словами "Потерпи, милый". И самому отсюда не выбраться. Нет сил даже пошевелиться.

"Вот, паразиты, что наделали", - беззлобно прошептал капитан.

Изувечили ни за?што, ни про?што.

И уже другие мысли заметались у него в голове. Он пытался по- нять случившееся. Понять и объяснить хотя бы себе самому. Кто же эти ребята? Откуда они взялись в наше спокойное мирное время? Что за семьи, где могли появиться на свет божий такие выродки? Может, в пьянке дело? В том самом "пристрастии", о котором так много гово- рят и пишут. Вспомнилось, что от ребят, когда они просили закурить, несло винным перегаром. Может, в этом суть?

На фронте да и в плену всё было ясно. Там рядом были свои то- варищи и тут же, напротив, враг. Фашисты. Их лютые зверства никого не удивляли. Добрых врагов не бывает. А здесь свои вроде бы парни. И столько злобы. Неужели ребятам, выросшим на наших глазах, ни- кто не говорил никогда о добре, совести, милосердии? Почему сама жизнь не научила их тому главному, что отличает человека от скоти- ны? Знать, неправедная это жизнь.

Такие печальные мысли ещё больше обременяли душу, которая, казалось, уже готова покинуть холодеющее тело. Виктор Петрович

сразу вдруг осознал, что надо действовать. Иначе тут и вправду мож- но погибнуть.

Попробовал кричать, звать кого-нибудь. Но кричать не было сил. Голоса не было. Тогда он прошептал подошедшему Чипсу: "Сходи-ка, друг, позови кого-нибудь. Не помирать же тут". Сказал и притих. Те- перь оставалось надеяться на Чипса или на добрый случай.

А Чипс действительно что-то забеспокоился. Сначала тихо зары- чал, потом громко гавкнул несколько раз. Капитан подумал, что за- шевелились его невольные пленники. Уж не пытаются ли бежать? Он чуть повернул голову и почти рядом увидел пожилую женщину с большой продуктовой сумкой в руке.

По-мо-ги-те! - со стоном выдавил из себя Виктор Петрович.

Как же я помогу, когда пёс, гляди того, набросится,- ответила женщина тревожным голосом.

Подойдите... Он не тронет... Я...

Женщина осторожно протиснулась возле кустов и, с опаской ози- раясь на большую собаку, подошла к окровавленному человеку, кото- рый в явно неудобной позе лежал на земле.

Господи, да кто же вас так разуделал? - испуганно спросила она.

Вон те герои. "Скорую" надо. Плохо мне. Крови много потерял.

Я сейчас сбегаю к автомату и позвоню. Это недалеко. Сумка пусть тут побудет.

Виктору Петровичу показалось, что минула вечность, а женщина всё не приходила. Разные нехорошие мысли лезли в голову. Но тут подошёл Чипс и сел рядом, как бы успокаивая раненого, внушая, что надо набраться терпения и ждать.

Отлегло на душе, когда послышался шум мотора, а затем из-за по- ворота аллеи парка на дорожку выехала машина. Развернувшись, она показала широкий бок с красным крестом и крупной цифрой 03. Из машины вышли двое мужчин в белых халатах и та, казалось, давно исчезнувшая куда-то женщина. Она сразу взяла свою сумку и отошла, давая понять, что здесь больше нет в ней нужды.

Ну, где тут пострадавший? - спросил высокий мужчина в белом халате, видимо, врач.

Все они пострадавшие, кроме собаки,- чуть ворчливо ответила женщина, а потом продолжила: - Но вот этот особенно плох, весь в крови.

Врач склонился над капитаном, а второй мужчина в белом халате, видно помощник, уже спешил с носилками.

"Теперь можно надеяться, что врачи всё сделают, как надо",- по- думал капитан. Много раз на войне он, израненный, полагался на врачей, и те никогда не подводили. "Помогут и в этот раз, не дадут помереть",- с надеждой подумал Виктор Петрович.

От таких дум да прикосновений тёплых рук врача к самым боль- ным местам он успокоился. Захотелось скорее добраться домой. Там уже, наверное, заждались.

И тут уже другая мысль больно резанула его. Что это я всё о себе. Выдюжу как-нибудь. Не впервой суровая жизнь утюжит бока. А вот как там эти молокососы? Хоть и пропащие, но всё же люди. "Постра- давшие" - это и про них сказала добрая женщина, вызвавшая врачей. Может, Чипс ненароком повредил их. Проучить, мерзавцев, конечно надо, но этим пусть милиция занимается.

Скоро подкатила и милицейская машина с фиолетовой мигалкой. Двое милиционеров хотели сразу взять хулиганов, но верный страж Чипс встретил их гулким лаем, давая знать, что у него только один хо- зяин, а другим тут не место. Виктор Петрович сразу понял, в чем дело и, кивнув в сторону собаки, еле слышно сказал:

Он не подпустит. Меня туда надо. Поводок где-то тут.

Когда пленники Чипса были определены в милицейскую машину, в "скорую" задвинули носилки с уже перебинтованным капитаном. Рядом своё законное место занял Чипс.

Медики уже готовы были захлопнуть дверь, когда к "скорой" под- бежал милицейский сержант.

Кто тут у вас свидетель, рассказывайте!

Вон, пёс свидетель да эти герои. Ишь, притихли теперь. А то глянь- ка, чего наделали. Человека чуть не порешили,- это с тяжелым вздохом сказала ещё не успевшая уйти женщина, которая вызвала "скорую".

А вы, что, здесь не были? Ничего не видели?

Нет! Когда я подошла, уже всё случилось. Мужчина в крови весь, эти (она кивнула в сторону парней) на земле лежат.

Что же теперь делать без свидетелей?

Спасать человека надо. И вот их проучить хорошенько, чтобы в другой раз было неповадно. Что натворили, подлецы. А всё водка.

Только ли?..

Лёнька Зуб

Рассказ

ело было в городе Торопце. Тогда я учился на первом курсе фельд- шерской школы. Хоть невелик город, но я его не знал. Поэтому один никуда не ходил. Только от дома, где снимал комнату, до шко- лы и обратно. Единственным моим знакомым тут был Сашка Рослов.

Если вздумается сходить в кино, шёл вместе с ним.

Тогда как раз вышла заграничная картина про Тарзана. Одна из первых серий. Шла она в единственном кинотеатре - "Звёздочка". Ко мне как раз недавно приезжала мама и привезла денег на месяц вперёд. Чтобы хватило до новогодних каникул. Вот и захотелось мне устроить культпоход в кино. После занятий сразу зашёл к Сашке. А он, как оказалось, болеет. Лежит весь в жару. Сказал, что сходим, когда он поправится. Но мне было невтерпёж.

У кассы кинотеатра, как всегда, толпилась очередь. Когда окошеч- ко оказалось перед моим носом, я неторопливо вынул из бумажника тридцатирублевку и, получая сдачу вместе с билетом, почуял силь- ный толчок под локоть. Еле удержав бумажник, я сунул его за пазуху и вместе с толпой, показав билет контролёру, протиснулся в зал. В это время как раз погас свет. И опять меня кто-то толкнул, сделав под- ножку. Тут-то я понял, что это не случайно, и сильно встревожился.

Еле найдя впотьмах свободное место, сел поудобнее и уставил- ся в уже вспыхнувший экран. Но на следующем ряду услышал гвалт и брань полушёпотом. Там кто-то лез напролом, а затем уселся за моей спиной. И я весь сеанс слышал, как он сопит мне в затылок. Ста- ло не на шутку боязно. Вспомнились слова Сашки Рослова про всякую шпану, которая постоянно толчётся возле кинотеатра. Немного успо- каивало только то, что кругом люди. Я думал, что в людном месте ни- кто не осмелится хулиганить.

Фильм показался очень длинным. И вообще мне было не до кино. Хотелось, чтобы скорее всё кончилось, чтобы зажёгся свет и можно было уйти домой. Я надеялся, что уйду подобру-поздорову.

Оказавшись на улице, при ярком свете и среди множества людей, я почти успокоился и побежал по направлению к дому.

Поравнявшись с большой дырой в заборе, я на одно мгновение увидел высунувшуюся оттуда длинную костлявую руку, которая цеп- ко ухватила меня за шиворот и одним рывком бросила в темноту про- лома. Даже не успев по-настоящему испугаться, я в то же мгновение услышал мощное сопение и сказанные сиплым голосом слова: "Тихо, тихо! Вякнешь - прикончу!" И тут же почуял холодное лезвие ножа, приложенное плашмя к щеке.

Где мне "вякать", если костлявые пальцы так сдавили горло, что перехватило дыхание.

По шумному сопению прямо в лицо я узнал того, кто толкался у кассы, а потом в зале хрипло дышал мне в затылок. Лица его я впоть- мах не видел, а по фигуре и резким движениям грабитель напоминал большую обезьяну. То, что это грабёж, сомнений не вызывало. Граби- тель торопился.

- Деньги! Быстро! - прохрипел он мне в ухо.

А я от неожиданности и страха даже не мог пошевелиться. Тогда он одним точным движением сунул мне за пазуху свою левую руку, выхва- тил из внутреннего кармана пиджака бумажник и, резко толкнув в грудь правой рукой, скрылся за чёрными кустами. Я упал в неглубокую яму, больно ударившись о мёрзлую землю. Падая, успел крикнуть вдогонку:

"Там хлебные карточки... Отдай!" Но в ответ ни звука. Только слышался свист ледяного ветра в ушах и шум толпы по ту сторону забора.

Я чуть не плакал от бессилия и досады. Деньги-то ладно. А как же без хлебных карточек?.. Мне надо было сегодня их передать тёте Паше, хозяйке. Что я ей скажу теперь? И как жить целый месяц без хлеба? Теперь и мама не поможет. Она нескоро узнает про мою беду. Потому что не собиралась приезжать до Нового года.

С такими грустными мыслями я пришёл домой и, перекусив чаем с хлебом, лёг спать. Сказать сразу хозяевам про грабёж у меня не хва- тило духу. Решил отложить разговор на завтра. Но прежде я думал рассказать обо всём Сашке Рослову и с ним посоветоваться, как быть дальше.

До того дня Сашка болел. Теперь немного стал поправляться. Он весело сообщил, что температуры уже нет, но замучил кашель. Ле- жал Сашка в кровати, укрытый полушубком, и читал толстую книжку. Я подсел к нему на табуретку и рассказал про вчерашнее происшествие.

Во, прохвосты,- возмутился Сашка,- до чего дошли! На ма- лолетних стали нападать! Это наверняка какой-нибудь мерзавец из банды Лёньки.

Кто такой Лёнька? - спросил я.

Есть тут такой - Лёнька Зуб. Главарь шайки разбойников. Поднимусь с постели - поговорю с ним по душам. А тебя, дурачка, я предупреждал: не суйся туда. Но ты, дурья башка, ещё тридцатками вздумал шелестеть у всех на виду. Вот и получил. Хорошо ещё, не при- резали. У них и такое бывало. Даже из-за пустяков либо с испугу. Но я доберусь до Лёньки, скажу ему пару ласковых.

Хоть бы хлебные карточки вернули,- скулил я.

Все вернут,- твёрдо заявил Сашка,- только ты больше сам не нарывайся на такие приключения.

Я, конечно, не очень верил таким словам Сашки и шёл домой в большом унынии. Потом, немного успокоившись, рассудил так: без денег обойдусь, просто в школе не буду обедать; а про хлебные кар- точки скажу тёте Паше, что их обещали выдать на следующей неделе. У меня всё-таки оставалась какая-то надежда на Сашку. Думал,

что он поможет вернуть хотя бы хлебные карточки, которые вряд ли нужны Лёньке Зубу и его подручным.

Вспомнились слова Сашки, сказанные на прощанье: "Как поправ- люсь и что-нибудь разузнаю, сам найду тебя".

Через несколько дней Сашка встретил меня у выхода из школы. Хмурый осенний день кончался. При полном безветрии с неба, кру- жась, падали лёгкие пушистые снежинки. Они приятно щекотали лицо, сбивая навеянную скучными уроками дрёму. На улице быстро темнело, но фонари ещё не успели зажечь. Даже в сумерках было вид- но, что Сашка выглядит бодрым и здоровым.

Ну, как, поправился? - спросил я.

Вполне! И даже успел уладить твои дела,- оживлённо ответил он.

И что, мне вернут хлебные карточки?

Все вернут, как я и обещал.

Не верю...- нечаянно сорвалось у меня с языка.

Это даже обидело Сашку. Он весь взъерошился, как воробей в дра- ке, закричал на меня, а потом, поутихнув, сказал спокойно: "Сейчас увидишь".

А куда мы идём? - полюбопытствовал я.

В хорошее место идём. Ты, небось, проголодался?

Да... Есть немного. Последние дни я не обедал. В нашей столо- вой без талонов да без денег не кормят.

Сегодня тебя накормят до отвала. Потому что идём мы в столо- вую. В "Красную" столовую.

Про это знаменитое заведение я слышал давно. Мама рассказыва- ла, что там даже в войну, без всяких карточек и талонов, можно было хорошо поесть. Правда, стоило всё очень дорого. Но зато там готови- ли множество разных вкусных блюд, особенно мясных.

Столовая занимала весь нижний этаж большого старинного дома в самом центре Торопца, где сходились несколько большаков. "Крас- ной", скорее всего, она называлась потому, что занимала красивое здание, облицованное красным кирпичом. Широкие арочные окна и замысловатая фигурная кладка по главному фасаду, привлекали вни- мание приезжих к этому известному в городе, и без того бойкому месту. Около столовой толпился народ. Напротив, вдоль большой ко- новязи, стояли подводы. Лошади хрумкали овёс в ожидании седоков. Под окнами, вдоль тротуара, вытянулась вереница машин: в основ- ном видавшие виды грузовики и среди них армейский "виллис" с по-

трёпанным матерчатым верхом.

У ярко освещённого входа в столовую, прямо на стёклах широких окон, я прочитал написанные столбиком слова:

"Чай, кофе, какао. Пиво, водка, вина.

Горячие обеды и холодные закуски".

Тогда у нас многие не знали даже такого слова "реклама", но здесь, как видно, всё-таки ею пользовались.

Однако привлекала сюда людей не только реклама. "Красная" столовая была единственным местом в городе, где и кормили хоро- шими обедами, но без всяких карточек, и продавали пирожки с мя- сом либо с капустой, а иногда и хлеб буханками. Это всё мне сообщил Сашка Рослов, пока шли впробежку по тёмным улочкам, боясь опо- здать к назначенному часу.

Один раз мы проезжали с мамой мимо "Красной" столовой, и я при- близительно знал, где это место. Но внутрь заведения зашёл впервые.

Обеденный зал поразил меня своими размерами. Столы стоя- ли в несколько рядов, а ряды эти уходили куда-то далеко и там тая-

ли в сизом мареве ароматных испарений. За каждым столом сидели люди и все разом громко говорили, стараясь перекричать друг друга. Мне показалось, что тут собрался весь город и нам с Сашкой не только присесть, а даже стоять не найдётся места.

Откуда-то с левого угла доносилась музыка. Ловко лавируя между столами, Сашка вёл меня как раз в том направлении. Выглянув из-за его спины, я увидел невысокий треугольный помост и там музыкан- та, играющего на аккордеоне. Чуть ниже, на обшарпанном дощатом полу, танцевали несколько пар, извиваясь в ритме негромких краси- вых звуков танго.

Почти рядом с помостом для аккордеониста стоял, наверное, единственный в зале стол, где были свободные места. Там в одиноче- стве скучал крупный мужчина средних лет, одетый почти по-военному, только без погон и портупеи. Он встал навстречу нам, пожал каждому руку и, радушно улыбаясь, пригласил за стол. Ярко блеснувший у него золотой зуб дал понять мне, что это за человек.

Сашка познакомил нас, и хозяин стола сразу поинтересовался, чего бы мы хотели отведать. Я, смутившись, не мог вымолвить ни сло- ва, а Сашка сказал просто: "Мы голодны и готовы хоть волка съесть".

Угощавший нас Лёнька Зуб вышел из-за стола и направился в сто- рону кухни, откуда шёл дымный чад и доносились скоромные запахи, ещё больше разжигающие аппетит.

Скоро Лёнька вернулся. Я заметил, что его новенькая гимнастёр- ка из тонкого "офицерского" сукна была перехвачена по поясу ши- роким кожаным ремнём. Брюки галифе, заправленные в узкие го- ленища хромовых сапог, короткая причёска "ёжик" и по-военному чёткий шаг делали Лёньку похожим на недавно уволенного из армии офицера. Гораздо позже я узнал, что Лёнька никогда не служил в ар- мии, а "такой стиль" в мужской одежде считался модным в первые послевоенные годы и мог даже защитить в случае какой-нибудь за- варухи.

К столу подошёл молодой официант в белом халате и таком же бе- лом колпаке на голове. Он принёс и поставил перед каждым из нас по тарелке с какой-то едой, а на середину стола несколько бутылок.

Сейчас мы, ребята, хорошо пообедаем. Я попросил на кухне знакомых поваров, чтобы накормили моих гостей не только досыта, но и впрок на неделю,- весело объявил Лёнька.

На неделю не надо, а на денёк вперёд не помешает,- в тон ему ответил Сашка.

Ну а ты что приуныл, юноша? - обратился Лёнька ко мне.

Голодный он, давно голодный,- вместо меня ответил Сашка.

Это мы вмиг исправим. А водочки рюмку выпьешь? Говорят, помогает пищеварению.

Нет, я не пью.

Ну, тогда пивка попробуй. Сейчас я скажу, чтобы принесли.

Он сделал лёгкое движение рукой в сторону кухни, и тот же офи- циант принёс нам три кружки пива. Я дотронулся губами до шапки пены, а пива не достал.

Ты круче наклоняй. Пей, не бойся! Как будто в первый раз? - спросил Лёнька.

Такое в первый раз. Раньше в деревне пил домашнее из солода с хмелем.

Теперь этого попробуй, чтобы елось лучше. Да смелее! От него не захмелеешь, не то, что от твоего деревенского с хмелем,- пошутил Лёнька.

Пиво мне показалось горьким и невкусным. Но я сделал несколь- ко глотков. А когда поставил кружку, Лёнька сразу сказал: "Теперь ешь. Пока вот эту холодную закуску".

А что это,- настороженно спросил я, увидев бугристый слой гу- стой сметаны поверх какой-то еды.

Это салат. Там всякой всячины намешано: картошка, капуста, морковка, огурцы, лук и даже мясо. Но мяса немного. Много мяса бу- дет отдельно,- успокоил нас Лёнька.

Салат мне понравился, и я, с голодухи, съел его быстро, подобрав корочкой хлеба остатки сметаны по краям тарелки.

В это время принесли незнакомый суп. В жирном бульоне плава- ли наверху какие-то крупные ягоды чёрного цвета. Я с опаской по- глядел в тарелку, из которой несло жаром и в нос бил острый мясной дух.

Теперь кушайте солянку,- предложил наш щедрый благоде- тель.

Это суп такой? - спросил я.

Суп-то суп, да не простой.

А что это там за ягоды? - осмелев, полюбопытствовал я.

Это не ягоды. Плоды эти называются маслины. Растут они в юж- ных краях. Очень пользительны для организма. Только там внутри ко- сточки. Не подавись невзначай.

Солянка оказалась очень вкусной. С особенным аппетитом я про- глотил кусок сочного, хорошо разваренного мяса, обнаруженный на дне тарелки.

Потом дошла очередь до маслин. Съел я только одну. И то, можно сказать, через силу. Вроде бы ягода, а какая-то солёная. Никак не вя- зался в моем представлении солёный привкус с видом плода, напо- минающего ягоду.

Первое время за столом говорили только про еду. Потом Лёнька стал расспрашивать о моем житье-бытье. Когда узнал, что я из даль- ней глухой деревни, разорённой войной, вроде бы искренно посочув- ствовал.

А ты, значит, дальше решил пойти по медицинской части,- спросил Ленька.

Мама так посоветовала. А я не мог ей перечить. Не хотел оби- жать.

Это зря. Не матери твоей, а тебе самому придётся потом всю жизнь разные людские болячки лечить.

Снаружи лечить, это ещё ничего. А вот когда в анатомичке по- казывали на резаных трупах больные внутренности, я чуть в обморок не упал.

Вот, видишь. Может, ты ошибся, не туда пошёл учиться.

Может, и ошибся, но теперь ничего не переменишь. Все говорят, что к этому привыкают. Надеюсь и я привыкнуть.

Привыкнуть можно, а постылым делом заниматься из года в год,- вряд ли,- заключил Лёнька Зуб.

В это время подали обещанное жаркое. На подносе у официанта оказался большой глиняный горшок под плотной крышкой. От горш- ка несло жаром, как от раскалённой печки. Когда официант открыл крышку, я почуял вкусный запах тушёного мяса, смешанный с аро- матом специй. Подумалось, что в горшке обычное наше деревенское блюдо: тушёное мясо с картошкой. Его до войны готовили у нас по праздникам, а в сенокосную пору, за счёт колхоза, и по будням.

Теперь же официант вывалил на широкое фаянсовое блюдо чуть не целую баранью лопатку. Острым ножом он ловко разрезал мясо на

части и каждому в отдельную тарелку положил по толстой пластине размером с дюжую ладонь. Но мне показалось, что от принесённого мяса почти не убыло и возникло сомнение: сумеем ли мы всё это одо- леть.

Вот только картошки пока не было. Потом появилась. Дырявой поварёшкой официант вылавливал её из остатков бульона в горшке и аккуратно выкладывал по краям на наши тарелки. Не успев отечь от жирного бульона, картофелины рассыпались на глазах, приобретая белоснежно-сахарный вид.

К этому бы теперь солёных огурчиков,- попросил Сашка Рослов.

Сейчас будут,- сказал официант и удалился.

Командовавший за столом Лёнька Зуб налил из бутылки с надпи- сью "Московская особая" гранёную стопку себе, плеснул на дно такой же стопки Сашке, а мне пододвинул очередную непочатую кружку пива с ещё не успевшей осесть пеной.

Ну, молодцы-удальцы, давайте-ка теперь выпьем за дружбу. За то, чтобы никто никогда не обижал вас. Впрочем, об этом я уже поза- ботился.

А обидчики знают про такую заботу,- прямо, без обиняков спросил я.

Знают. Ещё как знают!

Мы принялись за еду. Я сделал несколько глотков холодного пива, которое уже не показалось горьким, и стал есть рассыпчатую картош- ку, пропитанную крепким бульоном.

Ты что на картошку насел? Ешь мясо. Оно для вас заказано. Сашка мне наговорил разных страстей про вашу голодуху. Меня ви- новатым выставил. Сейчас мне надо искупить вину. Поэтому ешьте, сколько влезет.

А если не влезет? - спросил я.

Тогда сухим пайком возьмёшь,- улыбнувшись, ответил Лёнька.

Мясо оказалось не только необыкновенно вкусным, но сочным и мягким. Оно само во рту таяло. И всё-таки я долго смаковал каждый кусочек, наслаждаясь давно невиданной едой. Особенно хорошо шло мясо с хрустящим огурчиком.

Когда обед подходил к концу и мы были готовы уже распрощаться, я с тоской подумал о своём бумажнике с деньгами и хлебными кар- точками. В голове мельтешила одна и та же мысль: неужели обедом

всё и закончится. Хотя Сашка обещал, что первым делом вернут мой бумажник. А я начал уже сомневаться. Обед, конечно, это здорово. Но на сегодня. А карточки с деньгами у меня были припасены на месяц. Особенно тревожили карточки. Если сейчас не получу их, что я скажу тёте Паше, своей квартирной хозяйке?

Как будто прочитав мои мысли, из-за стола поднялся Лёнька Зуб, вынул из нагрудного кармана знакомый бумажник и протянул его мне.

- Возвращаю твоё имущество. Там всё в целости-сохранности. Только вместо тридцаток, которые успел потратить Васька-Мазурик, там сторублёвки. Он получил хорошую взбучку и теперь запомнит до конца дней. И тебя больше не тронет. Ни он, ни его шпана.

Я поблагодарил, взял бумажник и поглубже засунул его во вну- тренний карман пиджака.

Теперь у меня хоть одна гора свалилась с плеч. Появились хлеб- ные карточки, которые надо сегодня же отдать хозяйке. А то она уже несколько дней смотрит косо, отрезая на завтрак и ужин по тонкому ломтику хлеба.

Перед тем как выйти из столовой, официант поделил пополам оставшееся мясо и дал нам с Сашкой по куску, предварительно за- вернув его в пергаментную бумагу. Мы поблагодарили официанта и Лёньку.

На улице Лёнька Зуб распрощался с нами, крепко пожав каждому руку, и пожелал дальше жить без происшествий.

- Если где припрёт-заколодит, сигнальте. Сашка знает, как меня найти. Чем могу, всегда помогу,- сказал Лёнька, полуобернувшись к нам на ходу.

КОСТРЫ ЭКСПЕДИЦИЙ

Света

Рассказ старого геолога

ы сидели у костра. На сухом брёвнышке между костром и ска- лой. Костёр согревал с одной стороны, а с другой обдавало те- плом, которое отражалось от высокой каменной стены, защищавшей нас с севера. Невдалеке плескалось озеро, шурша набегавшими вол-

нами о гальку пляжа.

Накрапывал дождик. Но залезать в стоявшую рядом лёгкую па- латку не хотелось.

Начинало смеркаться.

В закопчённом дочерна котле закипала вода для ухи. Тихо бесе- дуя, мы готовились к ужину.

Алексей Семёнович, старый опытный таёжник, почистив толстых жирных сигов, долго и тщательно мыл их, чтобы потом положить в кипящую воду.

Алексей уговорил меня приехать на рыбалку. Я же ещё рассчиты- вал найти именно здесь время для большого разговора. Алексей обе- щал рассказать о Свете.

Мы уже успели поймать сигов для вечерней ухи, сетки стояли в озере, что сулило завтрашний улов, горел костёр, и впереди была целая ночь, которой должно хватить для самой основательной беседы.

Эти мои планы-мысли прервал его голос от костра:

Ты почисти побольше луку. Это первейшая приправа для ухи. Вот только забыл прихватить перчика да "лаврушки", которые тоже не помешали бы. Но, ничего, обойдёмся. Зато у нас будет уха с дымком.

Лук резать или лучше целым положить? - спросил я.

Лучше целым. Так он дольше сохраняет свой дух.

Алексей из тех людей, про которых говорят: прошёл все огни и воды.

В войну служил на Северном флоте. Его эсминец был торпедиро- ван немецкой подводной лодкой. Чудом выжил, пробыв около полу- часа в ледяной воде. Подобрали англичане с очередного конвоя, шед- шего в Архангельск.

- Пока валялся по госпиталям, война кончилась. Но впереди ещё

"маячили" семь лет срочной службы,- сообщил мне Алексей.

Демобилизовавшись, сразу женился. Ничему не обученный, не знающий, как заработать хлеб насущный, он с первых же дней жизни

"на гражданке" вынужден был заботиться о семье. О том самом хлебе для пропитания домочадцев.

И всё-таки не оставил мыслей об учёбе. Закончил десятый класс вечерней школы и успешно поступил в университет на геологоразве- дочный факультет.

После университета работал геологом в Забайкалье, в сибирской тайге, на севере европейской части России. И везде после него оста- вались важные результаты в исследовании земных недр; оставались тома научных трудов и геологических отчётов.

Алексей пришёл в стан геологов зрелым, многое повидавшим че- ловеком. Но не только по возрасту, а главное, по неутомимому труду, по быстро набираемому опыту, знаниям в геологии и многих смеж- ных науках он скоро стал непререкаемым авторитетом, примером и центром притяжения для молодёжи.

Как говорят, пролетели годы и даже десятилетия. Теперь старый геолог отошёл от дел. Но он по-прежнему бодр. Вот и сейчас хлопочет у костра.

Уха поспела. Я котёл придвинул тут сбоку поближе к огню, чтобы не остыл, а сам пойду наберу воды для чая. Но заварки мало. Оставим её на утро. Сейчас будем пить настой чаги. Я тут ещё днём нашёл на тол- стой берёзе чёрный гриб. Ты его почисти и помельче накроши ножом.

А чагу будем класть сразу в холодную воду или лучше подо- ждать, пока закипит? - спросил я.

Сразу в холодную, тогда она лучше и быстрее настоится. Так что поторапливайся.

Совсем стемнело. Прежде чем сесть за вечернюю трапезу, мы приволокли присмотренный недалеко сосновый пень, остаток выво-

ротка. Дерево кто-то до нас успел употребить на дрова, а пень, видно, не понадобился. Хотя Алексей считал, что именно тут особо ценное топливо.

Чуешь, какой тяжёлый. Это оттого, что весь смолой пропитан.

Она-то и будет нас греть целую ночь.

Загорится ли эта громадина? - засомневался я.- Ты погляди, какой он весь мокрый от дождя, местами даже полугнилой, трухля- вый. Чуть животы не надорвали, а будет ли толк?

Толк будет. Да ещё какой! Сверху пень быстро обсохнет в костре и загорится. А внутри - смольё. Когда до него огонь доберётся, станет у нас тут жарко, как в бане.

Пока костёр набирал силу, мы нарубили лапника с нижних веток соседних елей и пышной толстой постелью сложили у подножия скалы.

Пусть немножко пообветрится, пообсохнет наша постель. По- том сядем ужинать. Завтра надо встать с рассветом, чтобы похожать сетки да ещё успеть на утренней зорьке половить окушков на удочку. Для развлечения.

Алексей снял свой брезентовый плащ, расстелил его по лапнику, и мы уселись, как на перине. Пламя костра осветило худое морщи- нистое лицо Алексея и его натружённые руки все в прожилках вен на тыльных сторонах ладоней. Эти выпуклые вены напомнили мне ри- сунок на карте. Рисунок дельты большой реки, которая множеством рукавов и проток впадает в море.

Алексей, оставшись в одном свитере, снял свои тяжёлые сапоги- заколенники, вытянул ноги в шерстяных носках поближе к костру, крякнул от удовольствия и сказал:

Ну, давай, друг-коллега, выпьем по глоточку для сугрева и бу- дем есть уху. Она, наверное, давно уже настоялась. Да и проголода- лись мы изрядно.

Он вынул плоскую блестящую фляжку из "нержавейки", плеснул в кружки действительно по глотку, а потом сказал:

Тут спирт. Медицинский. Жена у меня работает по этой части.

Вот раздобыла для такого случая.

Я спирт никогда в чистом виде не пил. Надо бы разбавить, но не знаю, чем.

Там в чайнике кипяток. Он, наверное, уже остыл. Вот и разбавь немного. А я привычный. Глотну так.

Даже разведённый спирт огнём обдал рот, глотку и приятным жа- ром разошёлся внутри.

Уха оказалась на редкость вкусной и в меру горячей. Мы хлебали её деревянными ложками прямо из котла, вылавливая время от вре- мени тушки сигов, сдобренные разварившимся луком.

Алексей Семёнович налил ещё по глотку, а я, прежде чем прило- житься к кружке, напомнил ему о давнишнем обещании:

Слушай, Алексей, ты хотел рассказать мне про Свету. Думаю, сейчас самый подходящий случай.

Имей в виду,- пригубив из кружки, предупредил Алексей,- что разговор этот будет долгим. Боюсь, дров не хватит и во фляжке ничего не останется для поднятия тонуса.

Можно, как сериал, с продолжением.

Нет! Тут надо если начать, то уж все до конца доводить. Даже если на это понадобится вся ночь.

Начинай! Одну бессонную ночь как-нибудь переживём,- со- гласился я и приготовился слушать.

Давай сначала дров приготовим для костра. Я тут недалеко при- метил валежину и ворох сушняка. Пойдём, хоть впотьмах порублю су- чьев да небольших чурок, а ты потаскаешь. Впереди целая ночь. Как бы не закоченеть.

Подбросили в костёр побольше хвороста и удобно устроились на мягкой подстилке. Алексей опять достал флягу, булькнул из неё в кружку, а я налил себе из чайника хорошо подогретого настоя чаги. И лишь сейчас оценил, какой это вкусный напиток. Не только целеб- ный, как считают многие, но и вкусный.

Постепенно разгоравшийся костёр согревал снаружи, а горячий напиток изнутри. Моросящий дождь прекратился. Даже ветер стих. Только волны большого озера по-прежнему шелестели, бесконечно перемывая гальку неширокого пляжа. Было тихо и спокойно на душе.

Ну, так слушай, коли выдалась у нас впереди длинная ночь. Му- жики обычно у такого костра, хорошо подвыпив, рассказывают весё- лые рыбацкие байки. А я тебе поведаю историю печальную, можно сказать, трагическую. И начну её с конца.

С конца, так с конца. Тебе видней. Надеюсь, хоть к утру и до на- чала доберёмся,- с некоторой иронией в голосе заметил я.

Доберёмся. Если хватит дров. Надо понемножку подкидывать,

чтобы растянуть до утра. Потому как на подогрев изнутри горючего явно мало,- с некоторой грустью сказал Алексей, глотнул из кружки, сморщился и, переведя дух, начал свой рассказ.

Начал как-то вяло, вроде бы с трудом. Позже я понял, что для него этот рассказ нелёгок сам по себе да ещё и события, о которых пошёл разговор, совсем недавно закончились страшной бедой и до сих пор бередят душу.

Случилось это прошлой осенью, во второй половине сентября. Мы с женой на своём стареньком "Запорожце" возвращались с даль- них вырубок, где собирали бруснику. Около полудня перекусили всу- хомятку, а по-настоящему пообедать да попить чайку решили на обратном пути у Светы. С тех пор как она стала отшельничать, мы никогда не проезжали мимо её "личного полуострова", где последние годы не прекращалась стройка. Но об этом расскажу позже. А тогда, подъехав к их домику, никого не обнаружили. В сенях лежала груда ещё не обсохшей, видно, только-только выкопанной картошки. Реши- ли, что Света на огороде, и пошли мимо грядок к тому месту, где вид- нелись картофельные борозды. Издали там тоже никого не увидели. А когда подошли... Об этом даже сейчас рассказывать страшно. Света лежала на сырой земле прямо в борозде. Жена ринулась к ней, стала тормошить, а потом, не заметив признаков жизни, взвыла, заплака- ла навзрыд, не зная что делать. Тут из горла Светы вырвался слабый стон. Она вся вздрогнула, как под электрическим током. Я побежал к машине, чтобы взять оттуда аптечку, где, кроме других лекарств, был нашатырный спирт.

Алексей опять вынул фляжку, сделал прямо из горлышка несколь- ко глотков, а потом, насупившись, долго молчал. Я тоже сидел молча, не шелохнувшись. Потому что понимал: для Алексея рассказать всё, как было, это значит мысленно пережить то страшное событие заново.

Света была ещё жива, но никакой нашатырь на неё не действо- вал. Попытаться её спасти можно было одним способом - быстрее доставить в больницу.

Потом Алексей сообщил, как с трудом дотащили почти безжизнен- ную Свету к машине, как положили на заднее сиденье и туда же села жена Алексея, чтобы поддерживать всю дорогу на своих коленях голову и грудь несчастной; как долго везли больную почти полсотни киломе- тров по грязной ухабистой дороге до посёлка, где была больница.

Врачи пытались ей ставить капельницы, делали уколы, но всё бес- полезно. Света скончалась на третьи сутки. Как сказала медицинская сестра, умерла, не приходя в сознание. Умерла от инсульта.

Смерть изменила, изуродовала её лицо,- продолжал Алек- сей.- А ещё за неделю до этих трагических событий мы с ней ожив- лённо беседовали "про жизнь". Она по-прежнему мне казалась такой же стройной и если не молодой, то моложавой, как в далёкие преж- ние годы, когда после университета пришла ко мне устраиваться на работу. И вот теперь её нет с нами. А ей ведь не было ещё и шестиде- сяти лет.

Алексей замолчал. Потом надел свои тяжёлые сапоги и пошёл к озеру. Я тоже поднялся, чтобы подкинуть хвороста в костёр и заод- но размять затёкшие ноги. Сперва подобрал наполовину сгоревшие сучья и бросил их в недра костра, а затем положил наверх несколько широких тяжёлых еловых лап, которые показались будто сейчас вы- нутыми из воды. Даже возникло сомнение - не потухнет ли костёр от таких сырых дров. Но костёр разгорелся. Подсохшая еловая хвоя гул- ко затрещала, озаряя небо и всё пространство вокруг ворохами ярко вспыхнувших искр.

Скоро появился Алексей и, недовольно кряхтя, объявил, что ветер усиливается, да ещё северик.

Вряд ли удастся нам порыбачить на удочки. Будем рассчиты- вать, что сколько-нибудь попадёт в сетки. Хотя погода не из лучших и для такой рыбалки.

Мы опять уселись на свои ещё тёплые места, и Алексей продол- жил рассказ.

Трагический конец я тебе сообщил. Теперь надо сказать, с чего начиналось.

Давай, я внимательно слушаю.

Алексей опять сделал глоток из фляжки, потом налил в кружку на- стоя чаги и медленно цедил его сквозь зубы, явно наслаждаясь густым горячим напитком.

Началось давно. Даже я тогда, можно сказать, был молодым. А Светка приехала ко мне в полевую партию совсем девчонкой. Сра- зу после окончания геологического факультета Томского универси- тета.

Как это, из Сибири и прямо сюда, в Европу? Ведь там для гео- логов работы - непочатый край. Зачем же молодых специалистов по- сылать из одного конца России в другой? - с недоумением спросил я.

Тогда это было обычное явление. Из Центра и Северо-Запада страны выпускников университетов слали в Сибирь, а оттуда к нам.

Алексей говорил медленно, неторопливо. Я уже подумал, что не задремалось ли мужику. Время позднее. Но потом, оказалось, что рас- сказчик, постепенно оживляясь, вроде бы брал разгон. Скоро он за- говорил живо, даже в лицах. Говорил так, что вся полная драматизма жизнь Светы как будто прошла у меня перед глазами.

Такая вот одна-единственная жизнь, не похожая ни на какую другую.

* * *

В тот день Алексей Семёнович собрался с утра поехать на стан- цию по своей служебной надобности. И тут принесли радиограмму, где сообщалось о прибытии в его геологическую партию молодого специалиста. Он решил, что успеет завершить дела, а потом встретит девушку, свою будущую сотрудницу. То, что приедет девушка, забла- говременно предупредили радиограммой. И это предупреждение не вызвало восторга. Он на своём опыте, ещё в Сибири, не раз убеждался, как ненадёжны бывают "геологи прекрасного пола". Хлопот с ними полно, а толку мало. В тяжёлый дальний маршрут не пошлёшь, сто- рожа, который оберегал бы от излишнего внимания мужиков, не по- ставишь. Не говоря уже о том, что возникнет проблема жилья, а у него одно только мужское общежитие.

Алексей сам сел за руль служебного "газика" с потрёпанным бре- зентовым верхом и поехал на станцию. Грустные мысли о том, какую ему "подкинули кадру", не проходили всю дорогу. Потом, занявшись делами, он решил выбросить всё из головы и даже забыл посматри- вать на часы. Сделав всё, что требовалось по казённой части, он ещё заехал в магазин за продуктами. И тут обнаружил, что наступило вре- мя прибытия пассажирского поезда.

Но поезд опаздывал. Алексей Семёнович вышел из машины. Се- рые тучи, с утра застилавшие всё небо, теперь разошлись. На юго-

западе над лесом сияло солнце. Блестели рельсы одноколейного же- лезнодорожного пути, скрываясь из глаз вдали за поворотом. За тем самым поворотом, из-за которого должен появиться поезд. И он ско- ро появился, огласив округу пронзительным свистом.

Стройная девушка первой легко выпорхнула с высокого тамбура на приземистую платформу. Народу вышло мало. Алексей Семёнович каким-то "нутряным чутьём" определил, что это она и есть, та самая,

"молодой специалист". Было даже такое ощущение, что им раньше когда-то приходилось встречаться.

Тоненькая, даже "плоская", модно одетая, с чемоданчиком в одной руке и полотняным плащом, перекинутым через другую, она тоже прямо подошла к нему, как к давнему знакомому.

Здравствуйте! Меня зовут Светлана Николаевна. Направлена к вам на работу. А вы, как я понимаю, начальник партии?

Здравствуйте, Светлана Николаевна,- Алексей Семёнович про- тянул ей свою ладонь с пятнами мазута.- Я не начальник, а главный геолог. Приехал на станцию по делам и заодно чтобы встретить вас. Надеюсь, что мы, как говорится, хорошо сработаемся.

У Алексея с первой встречи почему-то сразу отпали все сомнения в этом "молодом специалисте". Он мысленно надеялся в недалёком будущем увидеть в прибывшей совсем молоденькой девчонке своего помощника и опору во всех самых важных и сложных делах. К тому же приятное лицо, большие голубые глаза, прямые волосы цвета спелой соломы, свисавшие до плеч, делали её привлекательной чисто внеш- не. Понравилась она Алексею. Вся и сразу.

Я с первых дней совместной работы стал её называть просто Света. Да и все в посёлке кликали симпатичную девушку этим ла- сковым именем. Скоро убедился, что она, к тому же, хороший спе- циалист, геолог от Бога,- рассказывал Алексей.- В ней сочетались два неоценимых профессиональных качества, которые редко совме- щаются в одном лице. Она умела видеть, наблюдать "геологические объекты", документировать увиденное, строго и кропотливо отделяя главное от второстепенного. А с другой стороны, Света получила хо- рошее университетское образование. В ней скоро проявилась склон- ность к обобщению, способность к глубокому анализу "геологических материалов". Говоря современным языком, она быстро освоила слож- ную науку построения моделей земных недр. Это всё воплощалось

в составленных ею геологических картах, разрезах, диаграммах, ко- торые могли стать инструментом для поисков полезных ископаемых. К сожалению, большую часть времени занимала рутинная работа до- кументатора. Но и здесь она сумела проявить себя. Особенно ког- да в геологической партии появился поляризационный микроскоп. Появилась возможность изучать породы и минералы в прозрачных шлифах при многократном увеличении. Она не только сама, можно сказать, прилипла к микроскопу, но успешно учила своих помощ- ников - техников-геологов. Не ошибся я при нашей первой встрече, увидев, точнее, почувствовав, что буду работать со специалистом вы- сочайшего класса. А что Светка за человек, первое время оставалось для меня загадкой.

Как рассказал Алексей, она до поры до времени была загадкой для всех обитателей геологического посёлка. Первое, на что обратили внимание: молодая симпатичная девушка ни разу не появилась ни в клубе на танцах, ни в кино. Не было у неё и телевизора. Кто-то пы- тался, между прочим, выяснять, в чём дело. Она отвечала всегда оди- наково: мне это неинтересно.

Удивляло в ней и полное пренебрежение к "мужскому полу". Все активные попытки кавалеров уделять Свете знаки повышенного вни- мания столь же активно и категорически отвергались. Местные ку- мушки судачили: уж не из монашек ли она?

Кое-что стало проясняться, когда по весне появился молодой че- ловек в форме капитана пограничных войск. Остановился он в ком- нате для приезжающих. Но на следующий день уже все говорили: "Это к Свете!"

Парень - загляденье,- рассказывал Алексей Семёнович.- Вы- сокий, стройный, темноволосый, он сразу привлёк к себе внимание. А Света его представила сотрудникам как давнего друга, друга дет- ства. Этот "друг детства" просидел у рабочего стола Светы целый день. С перерывом на обед, когда они сходили в столовую. И всё время мо- лодые люди негромко, но не таясь, беседовали о самом сокровенном. Странная это была беседа. Парень, насупившись, очень серьёзно про- сил Свету выйти за него замуж и предлагал хоть сегодня же уехать на Дальний Восток, куда он получил направление после окончания в Москве академии погранвойск и назначение начальником одного из погранотрядов. А Светка, вроде бы новоиспечённая невеста, глядя

одним глазом в микроскоп и что-то записывая на листках бумаги, от- вечала в неизменно ироническом тоне, давая понять, что никуда от- сюда уезжать не собирается. Ни сейчас, ни потом.

Алексей рассказал, как уже к концу рабочего дня Света крайне раздражённо заявила своему "другу детства", что не думает инте- ресную работу менять на "затхлую жизнь в каком-нибудь дальнем гарнизоне". Но Алексей подумал, что истинная причина отказа вый- ти замуж за такого завидного жениха кроется где-то глубже. Однако в чем, понять не мог.

Почему же всё-таки Света не приняла такое вроде бы заманчи- вое предложение,- спросил я.

Она не просто отказала ему, но сделала это с вызовом, как будто насмехаясь. Правда, перед этим парень несколько разгорячённо зая- вил: значит, ты решила променять своё женское счастье вот на эту тру- бу (кивнул в сторону микроскопа). Как будто из неё являются какие- то откровения. Тут Светка ему сразу выпалила в ответ: мол, в трубу смотреть надо умеючи, а у кого это хорошо получается, тому интерес- но. Но насчёт женского счастья ответила так, что смутила даже меня, видавшего виды. Она сказала: "Женское счастье не разменная монета. Либо это счастье есть, либо его нет. У меня пока нет. Но всё поправи- мо. Рабочий день кончается. Впереди два выходных. Сейчас пойдём ко мне. Поживёшь у меня несколько дней, одаришь меня женским счастьем в полную меру и с чувством выполненного долга уедешь на свою дальнюю заставу. А я останусь тут со своей интересной работой. Буду и дальше, как ты выразился, "глядеть в трубу"".

Алексей обратил моё внимание на то, как издевательски декла- мировала Света эти беспощадные свои слова. Только последние фра- зы о том, что она остаётся, произнесла тихо и печально.

Как же на всё это среагировал её друг детства? - спросил я.

Он резко поднялся, схватил чемодан, сказал "прощайте" и уехал в тот же день вечерним автобусом. Тогда я ещё по-настоящему не знал Светку, не думал, что она может отчебучить такое. Но потом произо- шло одно событие, которое ещё больше удручило меня. Именно с это- го события началось твориться то, что потом рабочие-буровики обо- значили одной короткой фразой: "Светка пошла вразнос!"

Костёр догорал. Даже от большого пня остались лишь несколько крупных головешек, которые слабо дымили. Мы не сговариваясь под-

нялись со своих тёплых насиженных мест. Алексей посмотрел на часы и сказал:

Время детское. Только чуть перевалило за полночь. Придётся хоть впотьмах заготовить ещё дров для костра. Заодно разомнёмся. А то уже начали ныть отсиженные ноги.

Куча хвороста всё росла, костёр снова запылал от подброшенно- го сушняка, и можно было продолжить интересный рассказ. Заблаго- временно придвинутый к огню чайник, постепенно нагреваясь, стал тоненько попискивать, и Алексей вновь разлил в кружки горячий на- стой чаги: чёрный и густой, как дёготь.

Ещё бы сахарку к этому напитку,- предложил я.

Возьми в рюкзаке. Там где-то есть полотняный мешочек с ку- сковым сахаром. Подсластим наш затянувшийся разговор.

Так что же натворила Света? - нетерпеливо спросил я, когда мы снова уселись на свои места.

Сама она тут ничего не натворила. Всё оказалось хуже, чем можно было подумать. В один из хмурых осенних дней к нам утрен- ним автобусом прибыл мужчина средних лет. Синий габардиновый плащ и велюровая шляпа того же цвета выдавали в нём важное на- чальство. Появившись у меня в кабинете, приезжий сразу предупре- дил, что ко мне, как к парторгу, есть серьёзный и, наверное, не очень приятный разговор. Потом мой гость показал удостоверение майора КГБ - красную книжечку с чёткой фотокарточкой внутри. А дальше я был обескуражен тем, что майор сразу стал вести себя, как хозяин. Он внимательно осмотрел окна с двойными рамами, некоторое вре- мя изучал вид на улицу, попросил предупредить, чтобы нас никто не беспокоил, пока не закончится разговор, сам закрыл изнутри дверь на ключ, сел за стол на моё рабочее место и, не мешкая, начал разговор. Он продолжался не меньше, чем теперь у нас с тобой. И всё о Свете.

Оказывается, Света ещё в студенческие годы отличалась "вольно- думством" и была на примете в "органах".

Много интересного рассказал мне майор про Свету. По его сло- вам, началось всё со стенной газеты, которую она редактировала. Сперва были вроде бы шуточки: газета призывала студентов есть чес- нок, потому что он пахнет колбасой. "Уже сквозь эти шуточки про- свечивала антисоветчина. Потом появились вещи куда серьёзнее. Большая статья о событиях в Новочеркасске, когда войскам пришлось

применить оружие, чтобы утихомирить взбунтовавшихся рабочих, которых явно подстрекали такие же гнилые интеллигенты",- тоном пастора-проповедника сообщил мне майор. А дальше - больше. Май- ор сообщил, что на семинаре по научному коммунизму она резко вы- ступила с критикой "братской помощи", которую оказали наши вой- ска, якобы залив кровью улицы Праги, когда усмиряли там людские волнения. Майор признался, что уже тогда надо было её "обезвре- дить", но пожалели юную несмышлёную девчонку. А мне,- говорил Алексей,- стало понятно, почему она из Сибири попросила направ- ление на работу сюда, за тридевять земель. Думала затеряться, заме- сти следы. Хотя догадывалась, что у КГБ длинные руки - достанут где угодно, и вот теперь мне было приказано установить за Светой не- гласный надзор. "Чуть что, сразу звони мне",- сказал на прощанье майор и тоном приказа велел глаз не сводить "с этой контры".

Алексея сильно удручил его долгий разговор с майором из госбе- зопасности. Он не знал, что делать. И посоветоваться ни с кем не мог: майор строго предупредил, что об этой их беседе не должна знать "ни единая живая душа". Одно только твёрдо решил Алексей Семёнович - человек уже немолодой и опытный в житейских делах,- что надо предпринять всё возможное, чтобы больше никогда тут не появлялся майор; чтобы не было повода у него сюда приезжать. Алексей наде- ялся, что при условии тихой незаметной жизни в этом забытом Богом дальнем глухом месте Свету постепенно забудут и оставят в покое.

Размышляя о трудной жизни этой взбалмошной девчонки, Алек- сей тогда многое понял в её поведении и, главное, догадался, почему она "отшила" своего давнего друга - красивого молодого человека, который, судя по всему, её очень любил.

- Впрочем это, наверное, было глубокое взаимное чувство. Но Света не хотела, не могла испортить блестящую карьеру капитану- пограничнику, поэтому пожертвовала своим женским счастьем. Она точно знала, что за связь с "контрой" не поздоровится любимому че- ловеку, и пощадила его,- уверенно сообщил мне Алексей.

Первый вопрос, который возник у него после отъезда майора-

"кэгэбиста": как сообщить обо всём этом Свете? То, что она должна знать о визите незваного гостя, Алексей не сомневался. Но как по- строить опасный разговор, чтобы не повредить ни ей, ни себе? Вспом- нив грозное предупреждение майора о том, что надзор должен быть

негласным, Алексей понял и в деталях осознал, чем он рискует. Одна- ко он сообразил и другое: не скажи, так она и тут вздумает заниматься политиканством. Но теперь ей не сделают скидку на "м?лодо-з?лено", выдадут полной мерой.

Разговор у них состоялся. Алексей коротко, без деталей, сообщил Свете о приезде майора КГБ, о негласном надзоре, о том, что он со- вершает наказуемый проступок, если не преступление, сообщая ей обо всём этом. Света не удивилась. Даже заявила, что она давно при- шла к мысли: "От них нигде не спрячешься". И тут же чуть не клятвен- но пообещала, что в политику больше "не полезет".

Закончив трудный разговор, Алексей собрался уходить, но услы- шал от своей собеседницы слова, которые его насторожили и настоя- щий смысл которых стал ему ясен только какое-то время спустя. Сло- ва такие: "Они не оставят меня в покое нигде и никогда. Значит, надо торопиться жить".

Если бы ты знал, во что мне обошлась эта её торопливость,- с досадой заявил Алексей.

Что, после чуть ли не монашеской жизни она, наверное, пошла в разгул? - спросил я.

Да ещё в какой! Её теперь, развесёлую, частенько видели на танцах. Мне самому приходилось не раз по "сигналу" соседей выдво- рять пьяненькую из общежития буровиков либо разгонять компанию шофёров, которые так и липли к ней.

Сама она, человек с чистой душой, разве не понимала, что не к лицу ей вся эта грязь?

Наверное, понимала. Но она же знала другое: поднадзорная жизнь в любой момент может плохо кончиться и, как недавно грози- лась, стала "торопиться жить".

Печально всё это. А работе такая её непутёвая жизнь не ме- шала?

Нет, не мешала. Работала она, как вол. В урочное время в кер- нохранилище, а вечерами за микроскопом. К ноябрьским праздни- кам я предложил наградить Свету почётной грамотой. Наградили. Но грамоту она приняла молча. Кивнула головой в знак благодарности, а на лице было такое язвительно-ироническое выражение, что мне стало не по себе.

Дальше она жила всё той же развесёлой жизнью?

Нет. Весной она срочно уехала в райцентр. Сказала, что ляжет в больницу и будет лечиться. Но прошло много времени, а Света не возвращалась. Потом почтальон принёс письмо на имя начальника партии с просьбой дать ей очередной отпуск. Через месяц ещё одно письмо с заявлением на отпуск без содержания. Вернулась она уже под осень. Местные кумушки судачили, что у неё была беременность и аборт в такой срок, когда делать его опасно для жизни. Но сделали. И Света, наверное, год, если не больше, приходила в себя.

Долгое отсутствие Светы не прошло гладко и безоблачно для Алексея Семёновича, который последнее время считал себя кем-то вроде её опекуна. Ему бы воспользоваться случаем и перевести дух, отдохнуть немного от опекунства. Но не получилось. В одном из ящи- ков письменного стола Светы, где ему, как главному геологу, понадо- бились к очередному отчёту листки с описаниями шлифов, на глаза попалась толстая чёрного цвета тетрадь. Тетрадь в клеточку. И в каж- дой полоске шириной с клеточку строчки аккуратного текста, напи- санного мелким почерком. Алексей подумал, что это её универси- тетские лекции по петрографии, которыми пользовалась Света как учебным пособием. Но, прочитав первые строчки, он вздохнул озада- ченно, а потом не мог оторваться, пока не прочитал записи до конца. Тетрадь содержала целую программу преобразования жизни в нашей стране.

Там было много разного, даже мистического,- рассказывал Алексей.- В частности, предлагалось возродить церкви и монасты- ри, а вместе с ними души людские; вернуть людей к православной вере как основе духовной жизни общества. Многие страницы в тетра- ди посвящены доказательству главного её постулата: без религии нет нравственности, а без нравственности неминуемо сгинет и телесная жизнь людей. Были там и целые трактаты о возрождении экономики страны. Она считала, что землю надо безвозмездно отдать тем лю- дям, которые её обрабатывают, а ещё монастырям. Потому что имен- но монастырская система земледелия и животноводства считалась во все времена самой совершенной. Она считала, что если удастся воз- родить в стране православие, то и правителями такого государства должны быть глубоко верующие православные люди, которые бы по природе своей, по зову души, думали не о личном обогащении, а ис- ключительно о благе ближнего, о благе своего народа. Она считала это

главным средством защиты от революций, от "русского бунта, бес- смысленного и беспощадного".

Как же она с такими мыслями, с такой, можно сказать, рели- гиозно-философской позицией могла сама пуститься, как говорят, во все тяжкие,- не выдержав спросил я.

Предполагаю, что такие мысли занимали и тревожили её ещё в студенческие годы, задолго до того, как появилась здесь. Жить она, судя по всему, собиралась по строгим нравственным законам и пра- вилам. Потом всё пошло через пень-колоду. Выпроводив своего суже- ного и осознав, что сама безнадёжно попала на крючок КГБ, она, на- верное, пережила страшный душевный кризис, отреклась от всего, во что верила, и, вероятно, поставила на себе крест. Её страшные слова, что надо торопиться жить, были наверняка сказаны после того, как пережила душевный надрыв. После того, как она сочла себя за чело- века с разрушенной душой, и знала, что теперь на очереди погибель телесная.

И что же ты сделал с этой тетрадью?

Сперва размышлял о прочитанном. Там, конечно, много было из области утопий. Но были и здравые мысли. По теперешним меркам там много можно было найти рационального. Да многое из того, что она предлагала в своей "Программе", теперь уже давно стало былью. А тог- да всё сочли бы страшной крамолой. Попадись тогда эта тетрадь в "ор- ганы", видеть бы Свете долгие годы небо в крупную клетку. Поэтому я решил тетрадь уничтожить. Решил сам. Один. Так как советоваться ни с кем не мог. И всё-таки решился на такое дело я после тяжких сомне- ний. Жаль было огромного труда, вложенного в строчки скорописи. Но я сжёг эту тетрадь. Кинул в печку и плотно закрыл дверцу. Будто опа- саясь, что крамольные мысли вместе с пеплом просочатся сквозь щели и заденут кого-нибудь. Мне тетрадь показалась миной замедленного действия. Рванёт неизвестно когда и ещё искалечит людские жизни.

Свете сказал?

Конечно! Она не горевала. Заявила, что иллюзии, которые кружи- ли ей голову, давно рассеялись, что теперь надо строить реальную жизнь. Алексей резко поднялся и стал энергично подбрасывать в костёр веером лежащие вокруг головешки, а потом хворост. Мне вставать не хотелось. Но недавно начавшаяся изморось подмочила одежду, и я по-

думал, что не мешает подсушиться у весело затрещавшего костра.

Первое, что сообщил мне Алексей, когда мы снова уселись, для меня было неожиданно: после передряг Света тихо вышла замуж. На- шла она хорошего деревенского мужика-лесовика, мастера на все руки с простым русским именем Иван.

Вскоре они поняли, что своих детей не будет. Взяли из детского дома. Сразу двоих. Да не просто детей, а цыганят, брата и сестру в воз- расте трёх и пяти лет. Вот тут-то и началась катавасия,- продолжал свой рассказ Алексей.- Ребята, впитавшие пороки своей матери, ко- торая их бросила, да ещё испорченные улицей, где проходила боль- шая часть их жизни, доставили много хлопот приёмным родителям. Так много, что Света один раз призналась в запальчивости: "Извелась я вся с ними, хоть обратно возвращай". Потом они постепенно при- выкли, как говорил Иван, притёрлись друг к другу. Родители работа- ли, дети росли. В своё время пошли в школу. Хоть плохо, но учились грамоте. А дома приёмные родители пытались приучать их к большо- му своему хозяйству, к разнообразным домашним делам. Приучали не только ради воспитания трудом, но и по нужде: ребята ухажива- ли за кроликами, помогали заготавливать веники на корм козам. Так и жили, пока дети не выросли.

Тут Алексей вспомнил старую пословицу: "Маленькие детки - маленькие бедки, большие детки - большие бедки",- и рассказал, как трудно пришлось уживаться приёмным родителям с уже повзрос- левшими детьми. Казалось бы, всё должно быть наоборот. В россий- ских деревнях пожилые родители надеялись на детей как на главную опору. А тут родители ещё сравнительно молодые. Но в большом доме почему-то стало тесно. Вокруг всё рушилось. Иван и Света потеряли работу. И взрослые дети, привыкшие к опеке родителей, тоже не пы- тались зарабатывать себе на хлеб. Да и заработать тогда было негде. Все жили на то, что давало своё хозяйство да на пенсию Светы. Жили, страдая не только от нужды, от безденежья, но и от "шалостей" сына, которым уже не раз интересовалась милиция.

Светка как-то призналась мне,- рассказывал Алексей,- что чуть не сошла с ума от такой жизни. Выход нашла в литературном творчестве. Не зря ещё в университете редактировала стенную газе- ту. Тяга к этому делу появилась вновь. Она стала писать в "районку" маленькие заметки, которые потом назовёт этюдами. По договорён- ности с редакцией каждую неделю отправляла в субботний номер га-

зеты по одной литературной миниатюре. Их печатали и даже присы- лали небольшой гонорар.

Про эту часть жизни Светы я знал лучше Алексея. Уже прочитав первую из её литературных миниатюр, сразу обратил внимание на изящество, даже изысканность стиля. А ещё на живой, исконно рус- ский язык, необыкновенный лиризм и филигранность повествования. Когда прочитал всё, собранное вместе, вспомнилась строчка из сти- хов Владимира Высоцкого: "И как капельки пота из пор, через кожу струилась душа". Тонкая, нежная, возвышенная душа Светы дышала в каждой литературной миниатюре. Все они казались мне полноцен- ными стихотворениями в прозе. Большинство из её миниатюр под на- званием "Этюды" было опубликовано по моей просьбе в толстом ли- тературном журнале. Много раз перечитывая публикацию, хотелось каждый из этюдов сравнить с ювелирным изделием. Но не из метал- ла, который сколько бы ни был драгоценен, остаётся непрозрачным. А из кристалла чистой воды: алмаза, изумруда, рубина. Из кристалла, который удивляет яркими разнообразными цветами и сияет всеми своими гранями. Из кристалла, который, кажется, испускает свет даже впотьмах, отражая пыл яркой и чистой души его создателя, ювелира. Я сразу понял, что суть её "душевной конструкции" отражают именно литературные этюды. Не взбалмошные отчаянные поступки, не по- литика и даже не увлечённость своей интересной работой геолога- исследователя составляют её главную жизненную суть. Один только высокий дух, выраженный в литературных миниатюрах, как в молит- ве, заполнял всё её существо, озаряя теплом и светом людей вокруг.

Когда я поделился этими мыслями с Алексеем, он добавил:

Светка всю жизнь чувствовала себя белой вороной и не тяготи- лась этим. Она справедливо считала себя не похожей ни на кого и не хотела этой схожести с остальным людом. Последний её поступок, мо- жет быть, самый решительный и самый отчаянный с житейской сто- роны,- тому подтверждение.

* * *

Приближался рассвет. Алексей, не дожидаясь утра, сходил на озе- ро за водой, поставил чайник на костёр, а когда он вскипел, засыпал туда всю заварку.

Надо взбодриться. Теперь уж точно нам не до сна. Ещё предсто- ит рассказать тебе про последний в этой жизни поступок Светы, ко- торый вряд ли мог совершить кто-либо другой. Но для неё это очень характерный поступок.

Рассказывай, я буду слушать сколько угодно. Только давай спер- ва попьём чайку.

После чая Алексей рассказал мне историю, которая могла бы стать отдельной повестью.

Как-то по весне, года три-четыре тому назад, Света с Иваном объ- явили детям, что покидают их, а сами уходят в лес. Берут туда только козу, а всё остальное хозяйство оставляют на попечение своим вы- росшим чадам.

Прежде чем принять решение, Светка целый вечер провела у меня,- рассказывал Алексей.- Она размышляла вслух, просила со- вета; выложила начистоту все сомнения, все "за" и "против". Я тог- да хорошо понимал, что для неё это очень трудный выбор. И детей оставлять одних боязно, и с ними вместе жить больше невмоготу. Была у неё ещё одна причина уйти в лес, подальше от людей и люд- ских соблазнов. Дело в том, что её Иван стал попивать. Да так, что иногда терял голову. Его надо было увезти в такое место, где можно переломить пагубную страсть. К тому же Света в ту пору увлекалась траволечением и надеялась спасти Ивана от алкогольной заразы сво- ими средствами, без всяких врачей.

Алексей советовал Свете хорошо подумать, прежде чем ре- шиться на такой резкий поворот в жизни. В ответ она выдвинула довод, который ввёл атеиста-парторга в большое смятение. Заяви- ла: нуждается в уединении, ещё и для того, чтобы там, в лесу, мож- но жить размеренной жизнью и спокойно молиться Богу. Сказала, что у неё присмотрен небольшой полуостров на дальнем лесном озере, что на этом полуострове до войны была маленькая дере- венька, от которой теперь не осталось и следов. Поведала о своей заветной мечте восстановить деревеньку и образовать там что-то вроде монастыря или места, где можно спокойно служить право- славной вере, справлять религиозные обряды и жить по заповедям Иисуса Христа. Оказалось, что она давно привезла старинные ико- ны из родительского дома и тайком молилась, читала Библию, дру- гие священные книги.

Выходит, не зря её, ещё молоденькую, подозревали в тяге к ре- лигии, к монашеству? - спросил я.

В ту пору, думаю, это было другое, поверхностное. А теперь я понял, что все её планы глубоко продуманы, выстраданы и очень серьёзны. Она, как на исповеди, мне сказала, что такие дети были ниспосланы ей Всевышним за грехи тяжкие; для испытания терпе- ния и твёрдости веры. А теперь, мол, она усердной молитвой и покая- нием должна очистить душу от скверны современного бытия. И осу- ществить этот Божественный замысел, по её мнению, можно только уединившись в лесной глуши. Против таких доводов я не мог ничего возразить,- признался Алексей.

Света с Иваном уже в первую весну после принятия жизненно важного для них решения начали постепенно обживать "свой полу- островок".

Надо заметить, что полуостровок совсем маленький: полоска суши шириной метров двести - триста, заходящая в озеро не больше, чем на полверсты. Но не зря тут в давние времена приютилась кро- хотная деревенька. Полуостровок был ровный и плоский, как стол; весь сухой без мочажин и болотин, он зеленел разнотравьем и по- ходил на заливной луг где-нибудь в серединной России. Будущих новосёлов-отшельников привлекло здесь ещё то, что рядом на "ма- терике" красовался, отливая золотом, великолепный сосновый бор. Иван сразу определил, что строевого леса тут хватит не на одну де- ревню.

Алексей сообщил, что уже в первое лето они поставили палатку и готовили лес для будущей стройки. По лагам да помостам таскали брёвна к бухточке, где облюбовали место для первой своей избушки. Под осень там уже стоял новый сруб.

У Ивана был мощный мотоцикл "Урал" с коляской,- продол- жил Алексей рассказ.- Так он вместо коляски поставил сварной кар- кас и соорудил нечто вроде кузова. На этом мотоцикле он за лето по- степенно навозил два десятка листов шифера, оконное стекло и даже кирпич для печки. Печку сложил хоть небольшую, но "русскую", чтобы Света могла в ней готовить не только каждодневную еду, но и печь хле- бы. Руки, как говорят, у Ивана были на месте. Он не только выполнил плотницкие работы, но и сам сделал всю "столярку". Прикупив кое- каких скобяных изделий, оборудовал окна, двери и с наступлением

холодов они со Светой переселились из палатки в свою новую, хоть маленькую, но уютную и тёплую избу.

А на что же они жить собрались? Ведь надвигалась зима с холо- дами, снегом, когда и до посёлка не всякий раз доберёшься. Как суме- ли прокормиться они в первую, видимо, самую трудную зиму своего отшельничества? - спросил я.

Конечно, лиха хватили. Но я забыл сказать, что весной, как только сошёл снег и немного прогрелась земля, они вскопали неболь- шой участок под картошку. Заодно Света сделала пару грядок, где по- садила лук, посеяла свёклу, морковку и разную зелень. Видимо, они удачно выбрали место под огород, попали на бывшую пашню. От- дохнувшая за многие годы земля вознаградила за труды отменным урожаем. А чаю, сахару, муки, разных круп понемножку прикупали с каждой пенсии Светы, запасались на зиму. К тому же не зря в по- сёлке звали Ивана мужиком-лесовиком. Он считался хорошим охот- ником и удачливым рыбаком. С первыми заморозками, когда стали появляться забереги, Иван на своей резиновой лодке, рискуя проды- рявить её об острые льдины, успел и сумел поставить мелкоячеистые ряпушковые сети. Рыбы попалось много. Пришлось ехать в посёлок за бочкой и запасаться солью. Зато икряной ряпушки заготовили столь- ко, что хватило на всю зиму. Иван ещё грозился "завалить" лося. Но что-то не получилось. Однако перезимовали: трудно, непривычно, порой недоедая. Но всё преодолели. Потом Света рассказывала, что она сразу, как построили избу, в переднем углу развесила свои ста- ринные иконы и под ними лампадку. Когда становилось очень тяжело на душе, она зажигала лампадку и долго молилась перед сном. И ста- новилось легче. Душа теплела, оттаивала. Так в каждодневных трудах да молитве переживали они все невзгоды.

Алексей рассказывал долго. Уже чёрная ночь сменилась серыми предрассветными сумерками; огромный ворох заготовленного хво- роста сильно поубавился; догорал костёр, а рассказчик, казалось, был неутомим.

Я узнал, как Света со своим Иваном каждую весну постепенно рас- ширяли огород и даже потом завели теплицы, где выращивали огур- цы и помидоры. Хорошо возделанная, накопившая силу земля щедро платила им за нелёгкий труд. Уже со второго-третьего года, можно сказать, эта земля целиком кормила добровольных отшельников.

Каждое лето они занимались огородом и строили, а зимами гото- вили лес.

Изредка Света наведывалась в посёлок, чтобы навестить детей, по которым постоянно тужила. Летом ездила с Иваном на мотоцикле, когда тот отправлялся за едой либо материалами, необходимыми для стройки. Хуже приходилось зимой. Света тщательно готовилась к каждому зимнему походу. Смазывала лыжи парафином либо воском, проверя- ла крепления, палки. С особым вниманием смотрела за погодой. Вы- бирала дни, когда не сильно морозило, не было ветра и снега. В рюк- зак брала перекуску на дорогу и литровый термос с горячим чаем. Половину дороги, до охотничьей избушки, шла на лыжах. В избушке ночевала. А дальше, по лесовозной колее, добиралась пешком. Пер- вый раз зимняя дорога показалась тяжеловатой. К тому же погода ис- портилась. После ночлега, выйдя на улицу, обнаружила, что поднял- ся ветер, мела позёмка, гладкая накатанная колея местами оказалась под сугробами. Но, ничего, дошла. Потом постепенно привыкла, втя- нулась и сравнительно легко преодолевала несчётные километры за- снеженного пути. Одна среди леса. Как-то призналась Алексею, что хоть и храбрилась перед мужем, собираясь в очередной поход, но всегда было немножко боязно. А брать ружьё, как предлагал Иван, не могла, потому что оно стало бы обузой, лишним грузом. Ходила на-

легке. Не столько для детей, сколько для себя, чтобы отвести душу.

Светка уже в первый год их лесной жизни при встрече с гор- достью заявила мне, что они твёрдо намерены каждое лето "вводить в строй по объекту",- рассказывал Алексей.- И вводили. Построи- ли хороший просторный причал, где уже стояли две лодки-кижанки: одна с мотором, другая вёсельная. На самом бережку соорудили "бань- ку по-чёрному". Потом построили коптильню, а в последнее своё лето - даже гостевой домик. Чтобы любой знакомый и даже незна- комый человек, которого угораздило оказаться под вечер тут рядом в лесной глуши, мог переночевать или хотя бы отдохнуть да согреться. Жили они, как в старину хуторяне. Пущенные в зиму две козы снаб- жали вдоволь молоком, а разведённое небольшое куриное стадо - яй- цами. Так и жили не тужили. До поры, до времени.

Но ведь по теперешним законам это можно назвать самозахва- том земли да ещё с самовольным возведением построек. Такая юри- дическая закавыка не тревожила новоявленных хуторян?

Тревожила, да ещё как! Света однажды пыталась в райцентре выяснить: можно ли узаконить их существование. Целый день ходи- ла по инстанциям, но толкового ответа на свои вопросы так и не по- лучила. Она поняла, что никому их полуостров не нужен; что никому и никогда не понадобится эта забытая Богом и людьми полоска суши среди вод лесного озера в самой что ни на есть глуши. А на этой по- лоске, как оказалось, можно прилично жить и даже кормиться, если не жалеть своих трудов. Света решила отбросить все волнения. Тем более потому, что за годы затворничества их тут никто ни разу не по- беспокоил. И тогда она подумала, что больше не будет напоминать о себе. Ведь у неё уже возникла новая идея: построить большой про- сторный дом. Даже был подробный план, вычерченный на бумаге. На этом плане и кухня с настоящей "русской" печью, и обширная гости- ная с тремя-четырьмя окнами, и молельная комната с иконостасом в переднем углу, и уютная спальня с широкой кроватью.

Но всё это, кроме трудов, ещё и денег стоит? На одну пенсию, как говорят, не разбежишься. На какие капиталы они рассчитывали, затевая очередную новостройку? - недоуменно спросил я.

Деньги у них были. Иван не только бросил пить, но постепенно, хоть и с трудом, "завязал" с куревом. Чтобы не страдать, когда конча- лись сигареты. Еду, в основном, давало своё хозяйство. А то, чего не было в хозяйстве, покупали. Не на одну только пенсию. Они каждое лето зарабатывали на ягодах и грибах. Когда в лесу поспевала брусни- ка, а потом клюква, все строительные дела приостанавливались. Каж- дый день собирали по несколько вёдер ягод. Иван через день-два ез- дил в посёлок, чтобы сдать на приёмный пункт дары леса. А грибы, в основном белые, между делом носили из соседнего бора. Света их сушила. В хорошие грибные годы за лето набиралось чуть не по меш- ку сушёных. А они ох, как дорого стоят! Вот и деньги.

Наступил рассвет. Алексей, вернувшись с берега, сказал с трево- гой в голосе:

На озере ветрило! Хоть бросай всё и дуй домой. Прибоем хлещет так, что боязно за лодку. Остаться нам утром без ухи. Даже до ближних сеток сейчас не добраться. Давай попьём чайку с хлебом да сальцем. Жена вроде сунула в рюкзак шмат шпика. Перекусим, а там видно бу- дет. Придётся действовать по погоде. Чайник, кажется, ещё горячий.

Я с удовольствием. Заодно и дослушаю твой рассказ до конца.

Тут, можно сказать, и есть конец. Иван отвёз на приёмный пункт последнюю партию даров леса, отдал Свете деньги, а потом они чуть ли не целую ночь проговорили. Обсуждали, как будут строить большой новый дом. Иван собирался заготовить брёвна в зимние месяцы, а по мартовскому насту перетаскать их к заранее подобранному красиво- му месту на небольшом мысу, где они собирались ставить дом. Он се- товал, что ближайший строевой лес уже вырублен и теперь придётся таскать брёвна почти за полверсты. Чтобы облегчить эту работу, при- думал, как из двух пар широких охотничьих лыж сделать сани-дровни с подсанками. Многое он придумал. А Света на четвертинке ватманов- ского листа изобразила будущий дом. Сохранился карандашный рису- нок, на котором были "проработаны" все детали их роскошного жилья, вплоть до резных двустворчатых ставень на окнах.

Алексей замолчал. Налил себе ещё кружку крепкого чая, положил туда большой кусок сахару, отрезал острым ножом пластину шпика, краюху хлеба, но сам ни к чему не притронулся. Долго сидел в задум- чивости, не обращая внимания ни на свистящий в кронах ветер, ни на дождь, который начался внезапно, ни на меня, ожидающего про- должения разговора. Я не смел потревожить его эту сосредоточенную задумчивость. Так и молчали, зябко ёжась от холодного дождя и про- низывающего ветра. Даже про костёр на время забыли. Потом Алек- сей, как бы очнувшись, отхлебнул из кружки уже явно остывший чай и стал молча есть шпик с хлебом.

Нет теперь Светы,- понизил он голос.- Нет и никогда не бу- дет. Не будет их нового дома. Ничего теперь не будет. В ту послед- нюю осень Иван на моторке уплыл к дальнему краю озера, чтобы, как обычно, поставить сети и заготовить ряпушки на зиму. А Света взялась копать картошку, потому что резко похолодало. Появились первые снежинки - они подгоняли уставшую огородницу. Она торо- пилась, не глядя на усталость. Так бывало и раньше. Бывало плохо... Потом, после отдыха, всё проходило. На этот раз не прошло. Беда на- стигла прямо в борозде...

Света умерла. Потух свет добра, милосердия, пронзительный свет глубоких мыслей и чувств. Ветром суровых и жестоких будней задуло навеки факел её яркой личности. Высоко на небеса, к Богу, в которого она верила, вознеслась пылкая, нежная, чистейшая душа.

* * *

Алексей подбросил в костёр остатки хвороста. Трещала еловая хвоя, рассыпаясь во все стороны снопами искр. Мы сидели и, говоря словами Светы, смотрели на чудо огня.

Были ночь и огонь, земля и вода; земля - лесная, вода - озеро и дождь, и нас двое, и шалаш-навес от дождя.

Между нами и остальным миром, в темноте шуршащим под до- ждём, была стена огня, живого и горячего. И нас и всё вокруг этот огонь делал первобытными.

В ночных кострах, где бы они ни зажигались, всегда есть одна и та же прелесть: детство человечества. В каждом, кто смотрит на огонь, оно подспудно просыпается, это неуловимое воспоминание о диких вре- менах, когда наши предки рождались, жили и умирали у костра...

И я молилась огню, как язычница. Благодарила за защиту, за свет и тепло... Сколько видел он рождений и смертей за тысячелетия, а всег- да, когда его зажигают,- новый. Вечная новизна, подобная вечной но- визне любви и жизни.

Миллион в спичечном коробке

Рассказ

менно миллион. Да не рублей, а долларов. И всё это в маленьком спичечном коробке. Скажете, не бывает. А как же людские толки,

не утихавшие много лет?

Катя Смирнова, миловидная девушка с копной русых коротко стриженных волос, прибыла в якутский посёлок Мирный после окон- чания геологического факультета Московского университета. Она прошла полный курс обучения на кафедре минералогии и решением Государственной комиссии была "распределена" в геологоразведоч- ную экспедицию, занимавшуюся поисками и разведкой алмазов. Тог-

да ещё не улеглись страсти вокруг имени Попугаевой, которая счи- талась первооткрывательницей якутских алмазов, однако Ленинскую премию не получила.

В то время и Мирный ещё не успел стать городом, но карьер на кимберлитовой трубке "Мир" уже существовал.

На базе экспедиции девушку встретили радушно, дав понять, что нуждаются в хорошем специалисте-минералоге. Однако опыта прак- тической работы Кате явно не хватало.

Ты не тушуйся. Дел тут через край. Наберёшься опыта и ско- ро станешь высококлассным специалистом. Конечно, при желании и должном прилежании,- одобрительно-бодряще говорил ей глав- ный геолог.

Она и сама это знала. Не просто знала, но стремилась как можно быстрее овладеть любимой профессией. Для Кати минералогия была не просто наукой, но давним и страстным увлечением. Она могла по- долгу рассматривать под микроскопом даже незнакомый породо- образующий минерал, не говоря уж о драгоценных кристаллах. При разговоре с главным геологом экспедиции Катя призналась:

За годы учёбы в университете всего два-три раза пришлось на- блюдать алмазы.

Здесь этого добра сколько угодно,- с некоторой бравадой за- метил главный геолог - ещё вполне молодой человек, недавно назна- ченный на высокую должность.

Разве и я смогу изучать алмазы каждый день? - неуверенным голосом спросила Катя.

Конечно. Да ещё какие алмазы! Среди них попадаются кристал- лы идеальной формы и чистой воды. Изучение их, сортировка и мно- жество других занятий, связанных с алмазами, отныне станет твоей повседневной работой.

С первых же дней Катя втянулась в работу основательно, готовая просиживать за микроскопом хоть круглые сутки. Со временем об- ратила внимание на казалось бы малозначащий факт: кристаллы чи- стой воды, пентагондодекаэдры совершеннейшей формы, чаще всего имеют размеры со спичечную головку. Один из таких кристалликов, особенно поразивший её уже зоркий глаз удивительной правильно- стью и чистотой всех своих двенадцати пятиугольных граней, Катя отложила в спичечный коробок, предварительно выстелив его дно

тонким слоем ваты. Коробок с кристалликом убрала не в сейф, как это полагалось, а в ящик своего письменного стола. Тогда не было элек- тронных весов. К тому же учёт драгоценных камешков вёлся, скорее всего, не очень тщательно.

Через месяц с лишним, когда стало ясно, что недостача не обна- ружилась, Катя унесла спичечный коробок со своим, как она считала, сокровищем в комнату общежития, где занимала "койко-место". Она не только не мучилась угрызениями совести, но не видела ничего предосудительного в своём проступке. И вообще не придала никако- го значения этому событию. Как обычно, ходила на работу. С каждым днём всё больше постигала секреты своей профессии. Скоро о ней заговорили не только в экспедиции, но и на комбинате. Заговорили, как о хорошем специалисте в области минералогии алмазов. А сама Катя, вороша каждый день шлиховые пробы, всё ждала: не появится ли ещё такой же кристаллик изумительной чистоты и безупречной формы.

Хоть не так скоро, как хотелось бы, но кристаллик появился и очу- тился в том же спичечном коробке. Теперь она про себя называла

"свои" два кристаллика не иначе, как "братья-близнецы".

С этого началось. Как бы сейчас сказали, Катя "села на иглу", по- пала в необратимую зависимость, заболела кристалломанией или, точнее, алмазоманией. Она считала себя жертвой красоты драгоцен- ных камней, жертвой их воистину сильнейшего алмазного блеска, ча- рующего взор. Она внушала себе, что не преследует никаких корыст- ных целей; что ею обуяла одна только страсть к коллекционированию камешков неописуемой привлекательности.

* * *

Прошёл год. Катя Смирнова уже работала на горно-обогатитель- ном комбинате - предприятии, где добывали алмазы. Её пригласили туда не только как грамотного и уже опытного специалиста, на прак- тике хорошо познавшего алмазы, но как способного организатора, су- мевшего за короткий срок создать в геологоразведочной экспедиции современную лабораторию минералогии и минераграфии алмазов.

Катю же привлекло на новое место работы немаловажное обсто- ятельство: ей сразу дали благоустроенную однокомнатную квартиру.

Кроме того, на новом месте она стала зарабатывать почти вдвое боль- ше прежнего.

Сама Катя, обживая новый просторный кабинет со множеством хитроумных приборов, видела в переходе на новое место работы ещё одну выгоду. Тут она надеялась на более успешную возможность по- полнения своей коллекции алмазов. Когда переехала в новую кварти- ру, в её коллекции было всего пять одинаковых кристалликов. Однако ставшая почти маниакальной идея "фикс" заключалась в том, чтобы заполнить спичечный коробок доверху. Осуществить эту идею, рабо- тая в экспедиции, было немыслимо. Там она имела дело с единичны- ми кристаллами алмазов, которые изредка обнаруживала в шлиховых пробах. На комбинате ей приносили алмазы для сортировки целыми мисками. Тут камешки чистой воды, нужного размера да ещё идеаль- ной формы попадались чуть ли не каждый день.

Обладая острым изобретательным умом, Катя вспомнила про существовавший тогда в "советской торговле" метод так называе- мой пересортицы. Когда низкосортный дешёвый продукт в условиях всеобщего дефицита реализуется по цене дорогого первосортного, а разница в выручке, зачастую очень существенная, присваивается продавцом. При этом следует иметь в виду, что тогда не существова- ло ни кассовых аппаратов, ни электронных весов. Вот и Катя решила использовать пересортицу для пополнения своей коллекции алма- зов. Тем более, что теперь каждое утро на её лабораторный стол ло- жились целые горсти разнокалиберных и очень разных по качеству кристаллов драгоценного камня. Все их требовалось рассортировать на "технические" и "ювелирные". А ювелирные ещё разделить по размеру, чистоте и совершенству формы. И среди этого множества драгоценных камешков, как и ожидалось, почти ежедневно встре- чались единичные кристаллы, как будто специально созданные для её коллекции. Оставалось только найти способ безопасного изъятия особенно понравившихся экземпляров. Тут учёт вёлся строго. К кон- цу каждого рабочего дня вес полученных утром алмазов сверялся с суммой рассортированных и остатка. Никаких расхождений здесь не могло быть. Но изощрённый ум любительницы драгоценных кри- сталлов и тут нашёл выход. По её замыслу требовалось постоянно накапливать мельчайшие осколки алмазов в сотые, а то и тысячные

доли карата*. Отбирая в день по одному-два таких осколка, Катя за неделю-другую накапливала вес, соответствующий "коллекционно- му" кристаллу. Она правильно рассчитала: самые точные техниче- ские весы не обнаруживали при этом недостачи. А если и появля- лись незначительные признаки её, то их относили на пыль.

Таким образом, одна задачка была решена. Но предстояло решить другую, ещё более сложную: как вынести очередной кристалл за пре- делы лаборатории.

В отличие от экспедиции, тут каждого работника на выходе "про- свечивали" рентгеновскими лучами. В том числе самые интимные места. Даже если проглотить кристалл, его бы всё равно обнаружили в желудке. Катя это хорошо знала.

Однако нашла простой и остроумный вариант. Она купила в юве- лирном магазине за 250 дореформенных рублей узкий золотой пер- стенёк с рубином. Выбирая это колечко, она особенно внимательно смотрела на размер и форму "корзиночки" для камня, которая позво- лила бы вместить туда "свой" кристалл. Дома она с помощью пинцета аккуратно вынула рубин и вставила, для примерки, один из камеш- ков, добытых во время работы в экспедиции. Всё сошлось. Она в одно мгновение превратила дешёвый перстенёк в драгоценность. Остава- лось воплотить простую задумку в жизнь. Идти на работу с перстень- ком без камешка, а возвращаться с алмазным перстнем на безымян- ном пальце левой руки. Она знала, что при проверке на выходе никто никогда не обращает внимание на открытые ладони, на пальцы рук. Зарплата у работниц комбината позволяла покупать драгоценности. К этому все привыкли, и многочисленные кольца, перстни, серьги, украшавшие молодых женщин, не вызывали подозрений.

Катя обладала хорошей выдержкой и достаточным хладнокровием. Но когда первый раз проходила с камешком в кольце через контроль- ную проверку, она внутренне сильно волновалась. Однако сумела взять себя в руки и никак не выдала обуявшего её страха. Потому что психо- логически давно себя готовила к такому испытанию. Скоро всё это стало вполне обыденным и не вызывало эмоций. Каждую неделю она выно- сила по камешку и складывала их один к одному в спичечный коробок.

* Карат - 0,2 г, мера веса алмазов и других драгоценных камней.

* * *

Минули три года. Подошёл срок, когда Кате - жительнице Запо- лярья - дозволялось взять отпуск на полгода с оплатой дороги туда и обратно. Можно было брать отпуск и каждый год. Но это получалось слишком накладно. Поэтому она поступила, как большинство коллег: взяла отпуск сразу на всё лето и осень. Заблаговременно заказала би- лет на самолёт и стала потихоньку собираться в дорогу.

Перед тем как наступила благодатная отпускная пора, Катя обна- ружила, что её идея "фикс" осуществилась. В спичечном коробке был уложен последний ряд драгоценных камешков. Но что делать с этим коробком дальше? На этот счёт она никогда не задумывалась.

Катя хорошо разбиралась в драгоценных камнях и знала их ис- тинную цену - хоть в рублях, хоть в долларах. Она понимала, что в спичечном коробке скопила целое состояние. Как-то пришла ей в голову мысль, что и десяти человеческих жизней не хватит, чтобы заработать столько даже в условиях Крайнего Севера.

Катя была хорошо осведомлена, что вывезти камешки отсюда не- возможно. У пассажиров всех авиарейсов просматривают под рентге- новскими лучами не только багаж, другие личные вещи, но ещё каж- дый сантиметр одежды и человеческого тела. Она слышала, что золото из некоторых северных приисков отправляют на "большую землю" со знакомыми пилотами аэрофлота. Но у неё не было знакомых пилотов. К тому же она давно решила, что камешки не возьмёт. Потому что, ри- скуя при выносе каждого камешка, никогда не преследовала меркан- тильных целей. Это была игра. Опасная, недозволенная, невиданная и оттого особенно интересная игра. Её привлекал смертельный риск, связанный с этой игрой. Да ещё неописуемая красота, которая таилась в спичечном коробке.

В то же время Катя сознавала, что накопила мелких алмазов чи- стой воды "в особо крупных размерах". Она ясно представляла, что в случае провала тут пахнет "высшей мерой". И понимала, что не бу- дет никакой скидки на страсть азартного игрока и коллекционера; точно знала, что никто и никогда не поверит в её бескорыстие.

Для самой Кати казалось вполне естественным, что она не чув- ствовала угрызений совести. Наоборот, она гордилась тем, что собрала

коллекцию, какой нет и не может быть ни в одном геологическом му- зее мира. Действительно, разве есть ещё где такая коллекция алма- зов, каждый из которых можно отдавать в руки ювелиру и без всякой огранки вставлять в оправу.

А вот что делать с камешками дальше, Катя не знала.

Она была из религиозной семьи и хоть в Бога не верила, но име- ла ясное представление о грехе. Бабушка сызмальства внушала: лю- бое неблаговидное дело грешно, а за грех Боженька накажет. Нель- зя сказать, что Катя очень уж боялась Бога. Какая боязнь, если она, комсомолка, считала себя атеисткой и по сути была таковой. Но на- рушать заветы бабушки всё же не решалась. Жила по принципу: от греха подальше. Дома могла часами перебирать камешки, высыпав их из коробка на лоскут фиолетового бархата; могла часами любоваться переливами света в гранях алмазов, удивляться силе их уникально- го блеска, создающей иллюзию сияния множества люстр. Всё это она называла увлечением, страстью, любовью к прекрасному и не видела в этом греха.

Но стоило подумать, что камешки дороже многоквартирного дома, в котором она жила; стоило представить, что, продав их, можно обеспечить себе и близким безбедную жизнь до конца дней; доста- точно вообразить огромную материальную выгоду от "такого" кол- лекционирования, как возникало ощущение смертного греха и ею обуревал леденящий душу страх.

Катя, собрав все нужные вещи в два увесистых чемодана, стала думать, куда бы убрать спичечный коробок с алмазами. До этого он лежал в ящике домашнего письменного стола. Перед отъездом в от- пуск требовалось найти в квартире более укромное местечко.

Первое, что пришло в голову,- положить в навесной кухон- ный шкаф среди других коробков со спичками. Но эта идея по- казалась очень уж простой, а потому ненадёжной. Катя обшарила глазами ванну, туалет, прихожую, но ничего подходящего не на- шла. В комнате обратила внимание на отошедший от стены плин- тус. Туда, между стеной и плинтусом, как раз входил коробок. Но неприметно закрыть его оказалось сложной задачей. Тогда стала обследовать внимательным взглядом всё пространство жилой ком- наты. Тут, над большим окном, она увидела, что обои как раз у на-

личника вскоробились и несколько отошли от стены. Катя встала на табуретку, приподняла нижний край затвердевших многослой- ных обоев и поместила за них вплотную к наличнику свой коро- бок. Спустившись на пол, она с разных сторон долго вглядывалась в это место, но ничего подозрительного не обнаружила. "Пусть там останутся мои сокровища, а потом видно будет",- подумала Катя и сразу успокоилась.

* * *

В Москве она задержалась недолго. Родители напомнили про её родную тётю, которая живёт у самого Чёрного моря, в Севастополе, и давно зовёт к себе на отдых. Была середина июня. Время, когда вода в море уже позволяет купаться, но ещё не наступила пора изнуряю- щей жары. На телефонный звонок тётя ответила радушным пригла- шением, и Катя стала снова собираться в дорогу.

Севастополь встретил хмурым небом и накрапывающим тёплым дождиком. После серо-белых пейзажей Заполярья роскошная зелень приморского города так поразила и увлекла северянку, что она, купив зонтик, час за часом гуляла по бульварам и паркам.

Цвели каштаны. Субтропическая природа чаровала своим раз- ноцветьем и пьянила дурманящим ароматом множества незнакомых растений. Катя наслаждалась чистым воздухом, приятным шелестом невысоких волн в полосе прибоя, всем великолепием красок юга.

Перед полуднем дождь прекратился, но небо оставалось сплошь в хмурых облаках. В такую погоду не пойдёшь на пляж. Да и чего спе- шить? Впереди так много времени. Хватит и на купанья, и на солнеч- ные ванны, и на прогулки в любое время суток.

А сейчас, почувствовав голод, Катя решила зайти в кафе и пообе- дать. Она была девушка свободная и, как говорится, при деньгах. По- этому могла себе позволить многое.

В небольшом полупустом зале выбрала столик у окна с видом на море. Усевшись лицом к выходу, открыла меню в твёрдой обложке и стала внимательно изучать его. Как будто собралась перепробовать все блюда и напитки. За этим занятием она услышала чёткие шаги и подумала, что подходит официант. Даже растерялась, потому что не

успела ничего выбрать. Оторвавшись от меню, подняла глаза и уви- дела, что у её столика остановился военный в чёрной морской фор- ме - офицер. Это был высокий мужчина, на плечах которого красова- лись золотые погоны с четырьмя звёздочками. Позднее Катя узнала, что воинское звание незнакомца - капитан-лейтенант. Он смущённо улыбнулся и каким-то уж очень робким голосом спросил:

Простите, можно тут расположиться рядом с вами. Мне нравит- ся это уютное место, и потому я частенько обедаю здесь.

Пожалуйста. А я впервые в этом кафе. Проголодалась и вот ре- шила перекусить.

Проголодавшись не перекусывают, а по-настоящему обедают. Если вы позволите, то я, как здешний старожил, буду сперва экскур- соводом по меню, а потом, если захотите, и по городу.

С удовольствием. А я в растерянности, не знаю, что выбрать...

Катя передала неожиданному своему собеседнику меню, а сама стала всматриваться в его лицо. И увидела в нём что-то южное, почти грузинское. Гладко выбритые щёки отдавали густым загаром, а карие чуть навыкате глаза сияли теплом и добродушием. На голове она раз- глядела пышную шевелюру чёрных вьющихся волос с редкими сере- бринками проседи.

Когда заказ на обед был сделан, военный встал, слегка поклонил- ся и очень просто сказал:

Что же мы за обеденными хлопотами позабыли самое главное - до сих пор не познакомились.

Это никогда не поздно. Меня зовут Катя.

А меня Николай,- ответил сосед.

Они пожали друг другу руки, обменялись любезностями и приня- лись за обед. Красное сухое вино оживило беседу. Катя и Николай, как старые знакомые, без устали говорили обо всём на свете и не могли наговориться. Обед грозился перейти в ужин.

Давайте закончим трапезу и пойдём гулять. Смотрите-ка, и по- года поменялась к лучшему. Даже солнышко выглянуло. Разве можно упустить случай подышать свежим воздухом и полюбоваться этакой красотой вокруг. Для меня, три года безвыездно прожившей в Запо- лярье, всё тут невидаль,- оживлённо сообщила Катя.

Сейчас я рассчитаюсь и пойдём,- ответил Николай.

Мы рассчитаемся,- перебила его Катя.

Не обижайте меня. Мужчины вообще, а моряки в особенности, за всё должны платить сами,- многозначительно заявил галантный кавалер.

Они гуляли почти до утра. Николай проводил девушку до её квар- тиры и взял с неё слово, что к обеду уже наступившего дня встретятся за тем же столиком.

Катя долго не могла уснуть. Перебирала в памяти всё, что узна- ла о своём новом знакомом. Он только что закончил высшее военно- морское училище и получил направление на Дальний Восток в рас- поряжение командования Тихоокеанского флота. Впереди у него был месяц отпуска, и Катя понадеялась провести его вместе. О том, что ждёт её дальше, старалась не думать. И в то же время нет-нет да при- ходило в голову: "Это судьба!".

Следующая их встреча была короткой. Николай спешил по своим каким-то ещё незаконченным делам. Но на прощанье сказал:

Завтра встретимся тут же и в то же время. У нас будет серьёзный разговор.

Катя осталась озадаченная таким интригующим заявлением. Но подспудно у неё в мозгу мелькала догадка. Да и как тут не догадаться, если моряк весь преобразился, светился каким-то внутренним све- том. Не ходил, а летал. Видно, случилось то, что хоть редко да бывает: любовь с первого взгляда. Кате он тоже понравился своей лаской, ис- кренностью, добротой. Поэтому она, казалось, была готова к любому самому серьёзному разговору.

Николай подошёл точно в установленное время и предложил прогуляться по парку, чтобы поговорить наедине. И разговор состо- ялся. Но озадачил своей категоричностью.

Завтра мы подадим заявление в ЗАГС, а перед отъездом заре- гистрируем брак. По моему направлению к месту службы, где обозна- чен срок прибытия, наш брак, в виде исключения, зарегистрируют, не дожидаясь двухмесячного периода, который даётся на размышление. Поэтому сегодня же я закажу билеты на самолёт до Владивостока,- в большом волнении, даже немного краснея, единым духом выпалил Николай.

А меня ты даже не спросил ни о чём. Может, я уже замужем. Или у меня другие планы на будущее.

Я в самое первое мгновение почувствовал отзвук в твоём серд- це, хороший отзвук. И никакие слова тут не нужны. Я люблю тебя. Очень! Как никого и никогда. К тому же у нас есть ещё почти месяц на раздумья. Хотя, считаю, никаких раздумий не понадобится. И так всё ясно.

Они сидели на уединённой скамейке в парке. Николай взял Катю за руки, долго целовал их, а потом прильнул к её губам. Это был их первый поцелуй.

Весь месяц отпуска пролетел в любовном дурмане. Когда брак уже был зарегистрирован, Катя всё-таки решила поведать мужу о том, что в Мирном, на прежнем месте её жительства, осталась квартира и все вещи, в том числе дорогие. Как же с этим быть?

Какие вещи? Уж не собираешься ли оттуда вывозить самолётом шкафы да диваны? Дадим телеграмму, что ты вышла замуж и уезжа- ешь к месту службы мужа. Адрес сообщим позже.

Таково было твёрдое решение ответственного человека - воен- ного, офицера.

* * *

Что же с драгоценным спичечным коробком? - спросит любо- пытный читатель.

А ничего. Может, и не было спичечного коробка с алмазами.

Но ведь людская молва долго не утихала вокруг этого вопию- щего случая?

Мало ли что говорят люди. Бывает, и врут. Сочтём это всё за оче- редную геологическую байку. На радость Кате...

Неожиданная свадьба

Рассказ

ывает, оказывается, и такое в жизни. Вроде свадьба. Даже с первой брачной ночью. Но очень уж неожиданная, можно сказать, вне-

запная. Странная, необычная свадьба.

А всё из-за комаров. Да ещё из-за тяжёлых, воистину потогонных маршрутов на двухсоттысячной съёмке. Маршрутов каждый божий день, два месяца подряд без передышки.

Комары. Они изнуряют в тайге и не дают жизни на базе. Застила- ют искусанные опухшие глаза, попадают в уши и даже в рот во время еды. На шее, на границе с воротником плотной рубашки, у многих ге- ологов появились рубцы, как от петли-удавки.

Полевые дневники чуть ли не на каждой странице в багрово- красных разводах. Это следы раздавленных кровососов. И, как на- зло, жара. А под вечер влажная духота. Ни ветринки, ни единого зву- ка, кроме монотонного гудения комаров. Комары донимали людей не меньше, чем изнурительные маршруты. А то и другое вместе стало невыносимо даже для видавших виды геологов.

Полевая геологическая партия Љ 25 базировалась в заброшенной среди архангельских лесов маленькой деревеньке Калгачиха. Около десятка чёрных покосившихся изб дореволюционной постройки, ря- дом огороды, тут же небольшое стадо коров, пасущихся на зелёной лужайке, стайки куриц на каждом дворе - вот и весь пейзаж. А вокруг лес и ни единой души.

Лагерь полевой геологической партии разбили за деревенской околицей, на лесной опушке. Ряд выцветших промытых дождями брезентовых палаток. Тут же длинный стол, сколоченный из нестру- ганых, уже потемневших досок. С двух сторон от стола узкие скамей- ки. Несколько поодаль постоянно дымящая печка-чугунка, на кото- рой повариха Тася готовила для всех еду.

Разместились геологи в палатках. Только радиометристка Валя попросилась на постой к пожилой деревенской женщине, которую односельчане звали бабкой Ефросиньей.

Чего ж ты вместе со своими не захотела жить? - полюбопыт- ствовала хозяйка.

Там одни мужики. Приставать будут. Вот я и ушла к тебе. По- дальше от соблазна,- ответила Валя с улыбкой.

Мужики, они приставучие. Только и от тебя многое зависит.

Коли не захочешь, чтобы приставали, не пристанут.

К ней и вправду никто не приставал. Зато сама сразу обратила внимание на Максима - тоже радиометриста. Да и как не обратить внимание на высокого светловолосого кудрявого парня, недавно вер- нувшегося с действительной воинской службы. Вот только он как буд- то и не замечал Валю. Иной раз она попросит устранить какую-либо неполадку в радиометре, Максим быстро починит прибор и сразу удалится в свою палатку. Даже поговорить не удосужится. Это стало раздражать Валю и даже вызывало досаду. Иной раз она и хотела, что- бы "пристал", но Максим не приставал. Тогда Валя решила действо- вать сама: потихонечку, постепенно, но изо дня в день. И одновре- менно решила ждать подходящего случая, который, впрочем, скоро представился.

Снаряжение за сотню вёрст от станции завезли сюда в начале мая на вьючных лошадях по узкой извилистой тропе. Одна ходка занима- ла двое суток. Хорошо, что погода стояла сухая с лёгкими морозцами по ночам. И ещё не было никакой мошкары. Геологическую съёмку масштаба 1:200 000 начали, не дожидаясь, пока все грузы перевезут на базу. Владимир Васильевич, начальник партии, слыл не только опыт- ным геологом, но и хорошим организатором. Говорили, что он умеет ладить с людьми. Поэтому в коллективах, которые он возглавлял, ни- когда не бывало серьёзных конфликтов. Но всех измотала работа без выходных. К середине июля многие начали скулить, а иные роптать.

Владимир Васильевич понимал, что людям надо немного отдох- нуть; что нужна хоть короткая, но острая разрядка. Иначе...

Он не стал думать о том, что произойдёт "иначе". Надо было най- ти возможность для передышки так, чтобы не повредить дальнейшей работе. Ведь рабочий люд собрался в партии очень разный. Много было среди этого люда и разудалых головушек, прошедших, как гово- рят, земли, воды и медные трубы.

Первым делом решил договориться с местными жителями, чтобы

истопить сразу две бани и дать возможность всем хорошо помыться- попариться. Но тут же вспомнил пословицу: "После баньки даже ни- щий выпивал". Начальник боялся, что рядовая выпивка может затя- нуться. Боялся, хотя знал, что до ближайшей винной лавки сто вёрст. Он знал и другое: для многих из его работяг сто вёрст не расстояние, если речь идёт о выпивке.

Тут, как ему казалось, пришла в голову спасительная мысль. От- дых с банькой и умеренной выпивкой уложить в "организованное русло". Не зря же начальник слыл хорошим организатором.

* * *

Проснувшись на следующее утро, Владимир Васильевич услы- шал знакомый шорох. По тенту, натянутому поверх палатки, шеле- стел мелкий, но частый дождик. Быстро одевшись и накинув на плечи лёгкий брезентовый плащ, начальник вышел из палатки, чтобы огля- деть свои владения и распорядиться в связи с изменившейся погодой. Большинство его подопечных ещё пребывало в дрёме, и только пова- риха Тася орудовала половником у большой кастрюли, закипавшей на раскалённой чуть не докрасна металлической печке.

Погода испортилась,- зевая пробурчал Владимир Васильевич.

И слава Богу. Хоть комаров дождём прибьёт. От них нет никако- го спасения,- отозвалась Тася.

Тоже верно. Только тебе работы прибавится. Будем на базе ка- меральничать, так придётся что-то и на обед готовить.

Сварить не хитро, было бы из чего. Мужики ворчат, что одной кашей с тушёнкой кормлю. Надо бы что-то придумать для разнообра- зия.

Придумаем. Пойду сейчас поговорю с ребятами,- сказал на- чальник и удалился.

Он подошёл к палатке Максима Сиднина, которого считал помощ- ником во всех хозяйственных делах. Тот как раз вылезал из спального мешка и незлобно бранился, глядя на струйки воды, которые стекали на него из какой-то прорехи в крыше палатки.

Порядком без передыха поработали в маршрутах, а "камерал- ку" запустили. Вот погода, как говорится, вносит коррективы в наши дела. Но у меня, Максим, есть к тебе совсем другой разговор.

Зачем так издалека. Говори прямо, что надо. А там, если будет нужда, обсудим.

Я хотел бы тебя попросить сбегать на станцию, чтобы попол- нить наши припасы, а то повариха кормит одними кашами.

Ты, Володя, говоришь так, как будто станция тут где-то рядом. А до неё, считай, сотню вёрст надо протопать. Да ещё дождь теперь разведёт лишние хляби. Можно бы хоть дождаться хорошей погоды.

Никак нельзя, друг Максим. По двум причинам. Во-первых, в хорошую погоду надо делать съёмку. Ведь план никто не отменял. Есть и другая причина: надо бы срочно закупить спиртного.

А что, есть повод для выпивки?

Есть. Да ещё какой. Через неделю мне "стукнет" ровно сорок. Отсюда и срочность. Этой недели как раз должно хватить на дорогу туда и обратно. Даже с учётом плохой погоды. Можно было бы это событие замять для ясности. Но все уже так уработались, что нужна разрядка. Вот и совместим приятное с полезным. Сделаем передышку.

Раз такое дело, то сбегаем. Нам не привыкать,- улыбнувшись ответил Максим.

Ты возьми кого-нибудь из своих рабочих; кто понадёжнее во всех отношениях. Денег я дам. Казённых денег. Потом удержу из зар- платы в конце сезона. Ну, как? Договорились?

Конечно. Ради тебя, Володя, хоть в огонь, хоть в воду,- весело ответил Максим, явно намекнув на усиливающийся дождь.

Сейчас плотнее позавтракайте, возьмите еду на дорогу и айда.

Так что сам собирайся и предупреди своего подручного.

* * *

Максим Сиднин со своим маршрутным рабочим Гришкой бы- стрым шагом топали по лесной тропе. Накрапывал дождик. Шагалось легко. Слабый ветерок временами сдувал влагу с нависших над го- ловой разлапистых елей и тёплым душем брызгал в лицо. Было тихо. Лишь вдали еле слышно чирикали какие-то неизвестные птахи.

Ночевали на небольшом пригорке у ручейка. Так подстатило, что к хорошему месту вышли на исходе дня, когда начинало смеркаться. Между двух широких ёлок, защищающих от дождя, развели костерок. Поужинали консервами с хлебом. Согрели в опорожнённых банках

чайку, попили вприкуску и улеглись на подстилку из елового лапника, забравшись в прихваченные для такого случая брезентовые чехлы от спальных мешков.

На станцию пришли под вечер следующего дня. Спутник Макси- ма - Григорий, парень из местных, - сразу сказал: "Ночевать будем у нас дома".

Родители Гришки, крепкие по виду, хотя и пожилые люди, встре- тили радушно. Накормили мясным супом из русской печи, напоили чаем из самовара и спать уложили на мягкие кровати.

Проснувшись назавтра рано утром, Максим перекусил и заторо- пился по делам. У него была записка от Владимира Васильевича к на- чальнику ОРСа (отдела рабочего снабжения) местного леспромхоза. В записке просьба: отпустить дефицитных продуктов за наличный расчёт.

Отоваривался Максим прямо на складе. Моложавая кладовщица по приказу начальника ОРСа "отпустила" всё самое-самое... Несколь- ко "палок" колбасы твёрдого копчения, целую головку сыра "Поше- хонского" размером с деревенский каравай, кубик сливочного масла, который "потянул" на три с лишним килограмма. Не пожалела добрая женщина даже двух десятков пачек чая со слоном на упаковке. На- шлось и несколько банок растворимого кофе.

Под конец Максим в большой мешок для проб сложил, сколько влезло, курево: папиросы "Беломорканал", "Прибой" и, на худой ко- нец, махорку Елецкой фабрики в рыжих пачках из плохой бумаги.

Нести всё это пришлось, как говорится, в руках и в зубах.

Предстояло ещё зайти в магазин, чтобы запастись спиртным. По пути никак не выходило. Максим отнёс продукты, оставил мешки в сенях на холодке, а сам сразу пошёл за водкой. Но её не оказалось. Все полки были заставлены бутылками с зелёными этикетками, на которых значилось: "Спирт питьевой". По 60 рублей за поллитровку. Надо было брать, что есть. Максим попросил у продавщицы восемь бутылок спирта крепостью 96 градусов. Одну из них он решил оста- вить у родителей Гришки в знак благодарности за харч и ночлег.

Не нашлось в магазине и вина. Вместо заказанного виноградного напитка взял две бутылки ядовито-жёлтого лимонного ликёра, кото- рый потом сильно усугубил последствия.

В обратную дорогу двинулись после обеда. Обедали неторопли- во, основательно. На первое хозяйка угощала жирными щами, а на второе тушёной бараниной с картошкой. И, конечно, от души напи- лись чаю. За чаем-то Максим и услышал от хозяйки, что в магазине

"дают" белый хлеб. Только что привезли. Свеженький, ещё тёплый. Послал Гришку, чтобы взял пять буханок. Но, как выяснилось, "да- вали" только по одной в руки. Еле удалось уговорить знакомую про- давщицу, которая подобрела, лишь услышав жалостливый рассказ Гришки о том, как в глухом лесу мужики с весны не видели настоя- щего белого хлеба.

В итоге набрали столько, что провизия еле уместилась в два объ- ёмистых рюкзака.

Дождь кончился, но небо заволокли серые тучи. Однако Максим с видом бывалого человека заявил:

- Вишь, тучи как несутся. Значит, дождя не будет. Ветер вон ка- кой. Быстро разгонит всю хмарь. Нам на дорожку сделает хорошую погоду.

Особое задание начальника партии было выполнено. О цели их почти недельного путешествия никто не знал. К вечеру того же дня Владимир Васильевич попросил своих сотрудников собраться у его палатки. Сразу заинтриговал народ тем, что пообещал объявить не- что важное да к тому же интересное.

Пришли все. Даже повариха Тася, оставив допревать давно надо- евшую кашу к ужину.

Начальник докурил папироску "свежего Беломора", поднялся и сказал:

Я коротко. Завтра у нас будет выходной день. И даже празд- ник. Торжественный обед состоится в обычное время. Хорошая по- года у меня заказана в небесную канцелярию. Продукты и напитки к праздничному столу ребята сегодня принесли,- он кивнул на Мак- сима с Гришкой, сидевших у палатки и ещё не успевших отойти после дальней дороги.- О причине или, точнее, поводе для торжеств узнае- те, когда соберёмся за столом.

* * *

Праздничный стол от изобилия всякой еды превратился в настоя- щую скатерть-самобранку. Постарались ребята. Постаралась повари- ха Тася вместе с радиометристкой Валей. Собрали по деревне настоя- щих фарфоровых тарелок и разложили яства, как в ресторане. Даже нарвали красивых луговых цветов и поставили в литровую банку на середину стола. Вот только не нашлось нигде ни рюмок, ни стаканов. Вместо них стояли пол-литровые банки из-под консервов, намытые до блеска.

Поднялся Максим и произнёс заздравную речь:

Посмотрите на нашего начальника. Он весь сияет. Гладко вы- бритые щёки, белая рубашка, брюки со стрелками и вместо обычных сапог начищенные до блеска полуботинки. Всё это неспроста. И со- брались мы за этим богатым столом не пьянства ради. Сегодня Вла- димиру Васильевичу исполнилось ровно сорок лет. Юбилей у него се- годня. Серьёзная дата. Поздравляем тебя, Володя! Будь здоров и живи долго! А теперь предлагаю выпить за юбиляра. Но прошу всех учесть, что в бутылках не водка, а девяностошестипроцентный спирт. Поэто- му будьте осторожны. Ледяная вода для разбавления спирта тут же в пол-литровых банках. С юбилеем всех! Пусть это будет наш общий праздник!

Пир проходил в большой деревенской избе, где жила Валя. От- крыли настежь окна. Устроили сквознячок. Но он не спас от перегрева. Жара из-за долго топившейся печки и спирт сделали своё чёрное дело. Первые признаки перебора появились у некоторых гостей ещё до сумерек. Говорили, что виной всему стал ликёр. Кому-то пришла в го- лову мысль разбавлять ликёром спирт. Хотя и в самом ликёре было 30 градусов. Смесь получилась приятная на вкус, с запахом лимона. Ко- варство этой смеси многие обнаружили только вечером. Застолье вы- шло из "нужного русла" скоро после того, как начали химичить с ли-

кёром.

Первым сошёл с дистанции Максим. Сам предостерегал, а к вече- ру набрался через край. Видно, повлияла усталость, накопленная за неделю в дороге. Максим свалился. Буквально. Он лежал на полови- ке у окна и корчился в муках. Скрипел зубами, мычал, извергал пену

изо рта. Все, кто потрезвее, испугались. Валя вместе с поварихой Та- сей пытались влить ему в рот морошкового сока. Но не удалось. Зубы были накрепко сжаты.

В это время пришла, только что подоив корову, бабушка Ефроси- нья, у которой квартировала Валя. Увидела на полу почти бездыхан- ного человека, запричитала, а потом, как-то быстро собравшись, ста- ла помогать женщинам.

Молока ему надо парного. Как можно больше. В молоке спасе- ние. Потом вырвет и вся дурь выйдет из нутра. Ишь, как наклюкал- ся, болезный. Все мужики такие. Не знают меры. И у меня такой был. Царство ему небесное. Только молоко и помогало.

Как же ему дашь молока, если зубы сжаты накрепко? - со вздо- хом спросила Валя.

Моему кочедыком разжимали. Тем самым инструментом, кото- рым, бывало, лапти плели. Теперь кочедыка не найдёшь. Надо попро- бовать черенком ложки.

Гости разошлись. В избе появился Владимир Васильевич, рано оставивший трапезу. Он тоже был под хмельком. Но тут, увидев на полу стонущего Максима, сразу протрезвел.

Дайте холодной воды. Надо на лицо плеснуть. Может, очухается. Вода не помогла. Подошла Валя с алюминиевой ложкой, а бабуш-

ка Ефросинья подала пол-литровую банку парного молока. Окровя- нив дёсны, кое-как удалось разжать челюсти и влить в рот молоко. Максим зашевелился, перевернулся, мыча, на левый бок, и тут на- чалось. Весь пол в избе, домотканые бабушкины половики, одежда и даже волосы на голове были испачканы зловонной жижей, которая извергалась фонтанами из полуоткрытого рта несчастного.

Когда всё утихло, женщины переложили Максима на широкую лавку, переодели во всё чистое, навели порядок в избе. "Болезный", ровно дышал, но был явно нетранспортабелен. Надо было как-то устраивать его на ночь. Тогда Валя предложила:

Помогите перенести его на мою кровать. Как проспится, уйдёт, если сможет.

Так и сделали. А Валя осталась дежурить у постели "больного". Хо- зяйка, увидев Валю, сочувственно посоветовала:

Чего ты будешь тут всю ночь сидя клевать носом. Ложись рядом.

Кровать широкая. И не бойся. В таком виде мужик не мужик. Поверь моему слову.

Валя разделась и легла, забравшись под одеяло.

Надо сказать, что девушка она была хоть и не первой молодости, но отличалась точёной фигурой. И, вдобавок, чёрными кудрявящими- ся волосами, заплетёнными в две толстые косы. Косы до пояса. Осо- бенно привлекательна была Валя, если смотреть на неё, как говорили мужики-охальники, с заднего фасада. Когда она одевала тонкое по- лупрозрачное крепдешиновое платье, подчёркивающее узкую талию, полноватые бёдра и пышную грудь, никто из этих мужиков не мог пройти мимо, не оглянувшись. Но девушкой она считалась строгой и никому не позволяла никаких вольностей. Да её и не очень домо- гались. Потому что, как говорится, "обличьем не вышла". Обидел Бог. Те же мужики судачили: если бы лицо прикрыть занавесочкой, хоть за принца выдавай. Однако Вале было не до принца. Она засиделась в девках, и это сильно печалило.

Воспользовавшись подсказкой бабушки Ефросиньи, решила, что нечего ждать милостей от природы.

* * *

Пришедший в себя Максим проснулся назавтра с рассветом. Он сразу обнаружил, что лежит на кровати да ещё рядом с женщиной. И этому сильно удивился. Хорошенько продрав глаза, узнал Валю, ко- торая сладко улыбалась, видимо, досматривая приятный сон. Растол- кав её, он спросил:

Ты что тут делаешь?

Не задавай дурацких вопросов. Я на своей кровати. Это я долж- на спросить, как ты тут оказался.

Не знаю. Ничего не помню. Видно, лишку вчера перебрал.

Перебрал. И спьяну ко мне полез. Воспользовался случаем, что я тоже выпила и не могла противиться. Вот результат. Можешь счи- тать, что мы хоть и не венчанные, но первая брачная ночь состоялась.

Какая брачная ночь, если я напился до бесчувствия?

Это потом ты впал в беспамятство. А по первости, как вдвоём остались, набросился на меня, что зверь. Когда одолел, тогда и раскис, сник весь. Зато сначала лихо резвый был. И я голову потеряла. Так что

теперь мы муж и жена. Начальника попросим расписать нас и будем жить вместе,- категорически заявила новоиспечённая суженая.

Начальник не ЗАГС. Он не имеет права ни женить, ни разво- дить. Он тут приставлен, чтобы руководить геологической съёмкой, руководить коллективом. А ты на него хочешь взвалить обязанности свахи и чуть ли не батюшки, который в один миг нас повенчает.

Я знаю, что у начальника есть казённая печать. А выписать от руки свидетельство о браке я и сама могу. Видела такой документ у родителей. Лишь бы начальник печать поставил и сегодняшнее чис- ло. Потом в городе всё оформим по-настоящему.

В ЗАГСе не будут смотреть на филькину грамоту. Там надо спер- ва заявление подать да повременить несколько месяцев. Вдруг раз- думаем.

Я не раздумаю,- ответила Валя.

Кстати, а меня ты спросила? Может, я не согласен с тобой реги- стрироваться?

А когда в постель ко мне лез, был согласен?

Ещё неизвестно, кто к кому лез,- многозначительно отрезал Максим, и они замолчали.

Какое-то время лежали молча, не шевелясь. Потом Валя всем те- лом прижалась к назначенному ею же супругу, и тот не выдержал. Взыграла кровь.

Бабка Ефросинья, вернувшись после утренней дойки коровы, услышала из кухни, как в переднем углу комнаты, за цветастой зана- веской, ходуном ходит кровать. Услышала и улыбнулась. "Пусть поте- шаются молодые. Не буду им мешать",- подумала хозяйка и ушла на огород полоть грядки.

А молодые, натешившись, снова крепко уснули. Поднявшись око- ло полудня и опорожнив на опохмелку жбан простокваши, пошли к начальнику.

Понимаешь, Володя, такое дело у нас... Даже неудобно разговор вести. Но вот Валя...- заикаясь начал Максим.

Чего неудобно. Мы сошлись с Максимом. Теперь надо всё по за- кону оформить,- вмешалась в разговор более храбрая его спутница.- Ты пока временно распиши нас и выдай свидетельство с печатью. По- том в городе мы всё сделаем, как надо, в ЗАГСе. Но чтобы число стояло сегодняшнее. А то ведь ребёнок может появиться.

Что вы, ребята, охмелели? Или ещё не успели отойти после вче- рашнего. Какое свидетельство? Я никакого не имею права выдавать такие документы. И не знаю, как это делается.

Я всё сама написала, а ты только печать поставь, чтобы нам с Максимом можно было жить вместе, как мужу и жене,- и она пере- дала начальнику листок из тетради в клеточку, исписанный мелким почерком и озаглавленный "Свидетельство о браке".

Живите, сколько вам влезет. Разве я против. У вас, надеюсь, и без печати всё получится,- с ехидной ухмылкой ответил начальник.

Так нельзя... Что люди скажут. Я не какая-нибудь... Надо, чтобы всё было по закону.

Владимир Васильевич, ошарашенный таким завершением своего юбилея, не знал, как ответить, не понимал, что делать. Погода испо- ртилась. Маршруты пришлось приостановить. Под угрозой срыва вы- полнение плана по геологической съёмке. А тут ещё чудаки приста- ли с нелепой просьбой. "Как будто я им не только начальник, но ещё и бюро ЗАГС",- ворчал он про себя.

Затянувшаяся затем пауза стала всем в тягость, и тогда начальник сказал:

Ладно. Оставь мне свою бумагу и можешь быть свободна. А мы тут с Максимом ещё потолкуем.

Вы толкуйте, но так, чтобы толк вышел,- сказала Валя тоном, не терпящим возражения, и удалилась.

Когда мужчины остались вдвоём, разговор начал Максим.

Я сам был ошарашен. Проснулся утром, а она рядом. Говорит, что чуть не насильно затащил в постель и теперь мы муж да жена.

Хорош муж. Напился вчера до беспамятства. Я думал, трупом будешь. Челюсти разжимали, парным молоком отпаивали. Когда про- блевался, вроде порозовел, дышать стал ровно. А то, казалось, конец. Но она - прохиндейка. Уже успела тебя в мужья зачислить. Да вче- ра тебе хоть первую красавицу из гарема турецкого хана подсунь, всё равно ничего бы с ней не вышло.

Как же это я так обмишурился? - посетовал Максим.- Вроде и пил немного, а вот отключился. Наверно, ликёр так сработал убий- ственно.

Не ликёр. Ты свалился после того, как выпил из банки порядоч- но чистого спирта и по ошибке запил таким же спиртом из другой

банки. Чуть концы не отдал. Жених, называется. Обвела тебя девка во- круг пальца. Так что подумай, прежде чем в мужья определяться.

Думать уже поздно. Под утро, когда пришёл в себя, я не мог устоять. Соблазнила. Теперь это всё произошло не во сне, а наяву. Зна- чит, придётся ответ держать.

Смотри сам. Тебе с ней жить. А эту блажь с регистрацией брака выкинь из головы. Печать я поставлю, чтобы её успокоить. Но будем считать, что всё это понарошку. Потом разбирайтесь сами.

"Самодельное" свидетельство о браке с настоящей печатью поле- вой геологической партии Љ 25 Максим вручил Вале в тот же вечер, и они стали жить вместе до конца сезона в доме бабушки Ефросиньи.

По возвращению в город первым делом пошли в ЗАГС.

Ходили байки о том, как весело их встретили в серьёзном учреж- дении. Там уверяли, что никогда прежде не имели дело с таким доку- ментом, какой предъявили уже вроде бы состоявшиеся супруги. Без всяких проволочек выписали настоящее свидетельство о браке. Тем более, что невеста была на сносях.

Начиналась семья романтически, по-полевому. А как дальше по- шли дела, баяли по-разному. Но это, как говорится, уже другая исто- рия.

Сплав

Рассказ

ечь пойдёт не о молевом сплаве леса. И не о мастерах-плотогонах, некогда считавшихся асами своего дела.

Теперь под сплавом понимают спортивное занятие или просто потеху. Любым способом люди добираются до верховьев порожистой быстрой реки с перекатами и водопадами, а потом сплавляются вниз по течению. Эта забава требует от решившихся на неё энтузиастов хо- рошей физической закалки, опыта и даже тренировки.

Но не ради потехи и спорта был задуман этот сплав. Тут были за- теяны дела серьёзные, имеющие научную подоплёку.

Два добрых товарища, геологи, бывшие однокурсники да ещё единоверцы, Илья Кацман и Борис Куц,- один кандидат, а другой доктор геолого-минералогических наук,- решили сплавиться по ре- кам Илексе и Водле, чтобы пересечь водным путём древний хребет Ветреный пояс. Люди они бывалые, проработавшие годы и даже де- сятилетия в заполярной Якутии, много повидавшие и, казалось, за- калённые. Но имели один порок - тому и другому уже перевалило за шестьдесят. А Илья, к тому же, несколько лет назад перенёс инфаркт и пребывал, как говорится, на заслуженном отдыхе.

Борис работал научным сотрудником солидного всесоюзного ин- ститута, имел московскую прописку и был весь погружён в исследова- ния земных недр. Он успел повидать много экзотических мест на зем- ле, ежегодно публиковал в научных журналах свои статьи, а в последнее время одна за другой выходили его монографии. Первым из однокурс- ников он в 40 лет стал доктором наук и слыл успешным учёным, кото- рого знали не только у нас, но и за рубежом. Он был учёный-отшельник. Как-то раз мы с ним встретились в Петрозаводске, и я поинтересовался:

Ты, Боря, давно и успешно занимаешься наукой. Наверное, бы- стро поднимаешься вверх по служебной лестнице. Небось, заведуешь лабораторией, а то и целым отделом в институте?

Нет, я просто старший научный сотрудник. И в подчинении у меня нет ни одного человека. Такое условие я поставил перед сво- им начальством, и оно хоть с трудом, но согласилось. Правда, назвав это прихотью. Но тут дело в другом. Я не могу себе позволить, что- бы кто-то или что-то отвлекало, когда пишу или просто думаю. Будь у меня хоть один подчинённый, я должен соображать: какую работу ему поручить завтра. Тогда как голова моя всегда занята совсем дру- гими проблемами.

Это было время, когда входила в моду среди геологов теория "Тек- тоники плит". Борис стал одним из пионеров в этом деле. И тут, как я понимаю, требовалась вдумчивая работа одиночки. Борис, видимо, сперва создавал в своём мозгу сценарии и модели дрейфа континен- тов, а потом переносил всё это на страницы своих геологических от- чётов, статей, монографий.

Тут возникает старая проблема курицы и яйца. И не ясно: что первично. То ли нашёл наконец-то Борис работу по своему от- шельническому характеру, то ли работа кабинетного учёного- исследователя сделала его отшельником - везде один. Даже, гово- рят, он и в неурочное время всегда ходил задумчивый и нелюдимый. С трудом общался со своими домочадцами. Просто кабинет служеб- ный менял на домашний, где опять погружался в мудрёные фило- софские размышления о проблемах познания земных недр. Оди- ночкой он был по характеру, одиночкой в исследовательской работе и в обыденной жизни.

Всё это надо было учитывать друзьям, прежде чем решиться на неожиданно трудный сплав, который, к тому же, оказался плохо под- готовленным второпях.

То было время на грани краха СССР. Но тогда ещё давали какие-то деньги на производственные геологоразведочные работы и немного

"подкармливали" науку.

Борис поездом добрался до Петрозаводска, а здесь ему из Москвы был заказан вертолёт. Тут он и пригласил в компаньоны однокурсни- ка Илью. Тот с радостью согласился.

На грузовом такси они перевезли из камеры хранения на вокзале в аэропорт Пески надувную резиновую лодку, московские продукты (консервы, соль, сахар), кое-какое снаряжение. Илья добавил ко всему овощи, ягоды и другую еду на первое время. Всё, что собрала в дорогу жена.

Стояла тёплая солнечная погода, какая обычно бывает в середине июля. Погода вполне лётная. Они погрузили свои пожитки и снаряже- ние в вертолёт "МИ-8", а потом за какие-то полчаса долетели к месту высадки. Перед этим с командиром воздушного судна на крупномас- штабной карте-зелёнке, которую Борис присовокупил к "двухсотке" лётчиков, они наметили "точку", где должен сесть вертолёт. Пило- ты скоро нашли свободный "пятачок" на невысоком но сухом бере- гу реки Илексы. Там, не выключая двигателей, пилоты помогли пе- ренести на удобную площадку их груз, попрощались, пожелав удачи, и взмыли вверх.

Друзья, посовещавшись, решили поставить палатку, осмотреться, подготовить всё и назавтра начать сплавляться.

Когда палатка уже стояла, Илья собрал немного сухого валежни- ка, разжёг небольшой костерок, налил воды в подкопчённый эма- лированный чайник и подвесил его над узким пламенем. А Борис достал спиннинг и, спустившись к небольшому пляжу, попробовал рыбачить. Но рыба упорно не клевала. Ухи на ужин не получилось. Пришлось довольствоваться продуктами, которые Илья захватил из дому.

Возьми там в рюкзаке бутылку и давай по глоточку выпьем,- предложил Борис.- Попутная рюмочка, думаю, не повредит.

Но, оказалось, что такая рюмочка может повредить. Да ещё как.

Где ты взял эту отраву? У меня от двух глотков язык скрутило штопором. И запах какой-то вонючий, незнакомый,- с трудом от- кашливаясь, прохрипел Илья.

В Москве купил, на вокзале. В каком-то ларьке. По магазинам ходить не было времени, вот я второпях взял то, что попалось на глаза. Водка, правда, непонятно какого качества. Но называется нормаль- но - "Столичная".

Этикетку можно любую наклеить. Теперь умельцы отпечата- ют что угодно. А водка явно "палёная". Скорее всего это технический спирт, разбавленный водопроводной водой. Дай-ка мне твою круж- ку,- попросил Илья.

Он вылил содержимое двух кружек в одну, а потом всё выплеснул в догоравший костёр. Пламя вспыхнуло такое, как будто на угли по- пала не водка, а бензин.

Видишь, крепкая, зараза. Может, "химики" забыли разбавить и тут чистый спирт,- с некоторым оживлением отметил Борис.

Метиловый спирт,- уточнил Илья, вспомнив давние лекции по органической химии.

Пить его мы больше не будем. Ведь тут, как пел Высоцкий, кру- гом пятьсот. "И родные не узнают, где могилка...". У меня такого "до- бра" две поллитровки. Выбрасывать их пока не будем. Используем в качестве дезинфицирующего средства. Вдруг какая травма или уку- сит зловредное насекомое. Вон, гляди, тут целые рои кровососов. Ис- пользуем водку вместо йода.

А что, йода ты не взял? - озабоченно спросил Илья.

Была у жены подготовлена походная аптечка. Да уезжал прямо с работы, вот и осталась аптечка дома.

Хорош путешественник,- съязвил Илья.- Значит, каждая ца- рапина у любого из нас может оказаться смертельно опасной. Но я всё-таки захватил валидол и нитроглицерин, зная свои болячки.

Вот и славненько. А царапин и более серьёзных травм мы не до- пустим. Будем соблюдать правила техники безопасности. Гляди, на- чинает смеркаться. Давай перекусим - и спать.

Утром позавтракали второпях, попили чайку и стали грузить все пожитки в приготовленную с вечера и стоявшую в маленькой бухточ- ке резиновую лодку.

Первое неожиданное и не очень приятное открытие было сделано в самом начале длинного водного пути. Оказалось, что в межень поч- ти приостановилось течение, и чтобы двигаться вперёд, приходилось всё время грести.

За вёсла сел Борис. Он медленно и очень аккуратно погружал их в стоячую воду, а потом, откидываясь всем корпусом назад, хоть мед- ленно, однако, двигал лодку. В каждом движении чувствовался опыт- ный гребец. А нарочито выразительная работа корпусом напоминала упражнения гимнаста. Потом Борис называл это разминкой в начале долгого пути. Он загребал воду удивительно ритмично и красиво. Ка- залось, что в таком темпе сможет без перерыва работать вёслами хоть сутки подряд, хоть вообще до конца пути. Лицо Бориса в это время было сосредоточенно угрюмым. Можно было предположить, что он весь в работе; в чисто физической работе. Скоро выяснилось, что тут другой случай.

Что молчишь? Так и заснуть можно на ходу,- с некоторым ехидством заметил Илья.

Я думаю.

И о чем задумался детина? - в том же тоне прозвучал очеред- ной вопрос.

Вот гляжу по берегам и чую, что в русле этой реки не видать нам обнажений коренных пород. Вокруг либо болота, либо моренный ландшафт.

Впереди пороги. Может, там будут обнажения,- попытался об- надёжить Илья.

Даже если ничего не увидим, всё-равно этот сплав не напра- сен. Тут так хорошо думается. Ведь мы пытаемся искать на Ветреном

поясе коматииты. С такими породами в Австралии связаны крупные месторождения никеля и других металлов. Но возникает вопрос: от- куда тут взялись эти вулканические породы, которые последнее вре- мя больше всего интересуют меня. В протерозое уже сформировался кристаллический фундамент. То, что теперь называется Балтийским щитом. Мощная кора твёрдым панцирем отделила глубокие земные недра от поверхности. Вулканическая деятельность в таких условиях, как правило, прекращается. А в юго-восточной оконечности Ветре- ного пояса, выходит, она продолжалась. Почему? Хребет тянется на многие сотни километров, а проявления вулканизма замечены толь- ко здесь, где-то на границе Карелии и Архангельской области. Я знаю только одно объяснение: тут окраина щита, где древний кристалли- ческий фундамент стыкуется с образованиями Русской платформы. Здесь должна находиться так называемая зона активизации, где вул- каническая деятельность, возможно, продолжалась и в раннем палео- зое. Если и есть ещё не открытые месторождения рудных полезных ископаемых на Балтийском щите, то их искать надо в юго-восточном его обрамлении. Правда, тут мощные наносы, но овчинка должна сто- ить выделки. Прости, я, кажется, прочитал тебе целую лекцию.

Правильно мыслишь. Как показала практика, это относится не только к Балтийскому, но ко всем прочим щитам,- согласился Илья.

А для меня это подсказка. Своеобразный ключ к разгадке мно- гих проблем, которые кроются в самой теории тектоники плит. Тут материала хватит не на одну монографию.

Ладно, ты уже достаточно размялся. К тому же мы почти стоим на одном месте. Если и дальше так будем двигаться, то можем зазимо- вать тут в дебрях архангельской тайги. Давай-ка я погребу. Тоже надо физкультурой заняться.

Дорога длинная. Успеешь ещё не один раз мозоли намять,- Бо- рис оставил вёсла и стал осторожно пробираться к корме.

Илья сел за вёсла и сразу "...рванул на пять, как на пятьсот". Лодка пошла заметно быстрее, но Борис тут же предостерёг:

Не греби так резко. Сил потратишь неоправданно много и не- нароком можешь вёсла сломать. Они ведь не железные.

Как в воду глядел. Илья сперва немного сбавил темп, а потом опять стал налегать на вёсла изо всех сил да ещё рывками. Во время одного из таких рывков вёсла надломились.

Пришлось причаливать к берегу. Место оказалось вполне подхо- дящее не только для ремонта, но и для ночлега. Ровная, свободная от леса площадка, доступный спуск к воде. Чуть поодаль виднелись не- сколько сухостойных деревьев. Значит, дрова для костра недалеко.

Предстояло решить: можно ли как-то отремонтировать надлом- ленные вёсла или придётся тесать новые.

Когда костерок уже горел и чайник начинал слабо попискивать, обещая близкую трапезу, Борис стал осматривать поломанные вёсла. Делал он это по-научному, обследуя треснувшую древесину чуть ли не с лупой. Иногда ощупывал место надлома так, как опытный хирург исследует чуткими пальцами повреждённую ногу.

Вот были бы лёгкие алюминиевые трубки нужного диаметра, надели бы их со стороны рукоятей на место надлома, прикрутили скотчем или даже шпагатом и хватило бы этих вёсел на всю дорогу. Конечно, если ты больше не будешь так варварски обходиться с ка- зённым имуществом. Но у нас ничего нет. Поэтому придётся делать новые вёсла.

Многого не было в этой странной, незадачливой экспедиции. Илья скоро узнал, что ни у кого из них не было часов. Не было средств связи. Хотя "... безлюдье вокруг". Не было оружия на случай неожи- данной встречи в глухой тайге с хищным зверем или злым челове- ком. И топора годного не оказалось. Тем, что прихватил Борис, мож- но было расколоть чурбан дров или наломать сучьев для костра. А вот срубить сухостойную ёлку, чтобы потом из неё вытесать весло, не получилось. Топор только мял твёрдую древесину. Из-под него даже щепки не летели.

Стали искать и потом нашли камень с плоской поверхностью, ко- торый решили использовать как брусок. На этом бруске по очереди долго точили топор. Изрядно заржавевшее лезвие стало блестеть, но заметной остроты не прибавилось. Однако не зря говорят, что терпе- ние и труд всё перетрут. Топор хоть плоховато, но стал рубить. Прав- да, топорище сильно рассохлось и его пришлось заклинивать прежде, чем начать работу. Но к концу дня заготовки для вёсел были вытеса- ны; оставалось их только начисто отделать. Тут опять Борис посето- вал:

Надо было наждачной бумаги прихватить, но мне и в голову не пришло, что вместо занятий геологией тут придётся плотничать.

Обтачивали рукоятки вёсел на том же камне. А потом, недалеко, у старого костровища, нашёлся осколок стекла, которым и довершили отделку. Теперь предстояло испытать вёсла в деле, на воде. Но это уже на следующий день. В тот вечер оставалось поужинать, попить чайку и - отбой.

Утро встретило приятелей хмурой погодой. Ветер сменил направ- ление и стал попутным. Подумалось, что теперь грести будет легче. Если, конечно, не подведут самодельные вёсла.

Обновить их взялся Борис, как наиболее опытный гребец. Когда отчалили и уже вроде бы "легли на курс", Борис долго прилаживал вёсла в уключинах, примерял к ладоням и, казалось, подгонял "ново- дел" под свою посудину. Сам тоже, ёрзая по скамейке, какое-то вре- мя искал наиболее удобную позу. Когда окончательно уселся и по- чувствовал, что вёсла хорошо лежат в уключинах и почти привычно в ладонях, стал потихоньку грести, впрочем, постепенно убыстряя темп. Подгоняемая ветром, их лодка легко скользила вниз по течению.

Ну, как новые вёсла? - спросил Илья, изредка шевеля рулём, чтобы держать лодку на середине реки.

Грести можно. Хотя старыми было лучше, удобнее. Эти тяжело- ваты. Потом сам увидишь. Придётся чаще меняться.

Борис споро грёб, а Илья всё посматривал на небо, со всех сторон обложенное серыми, хотя и высокими облаками.

Когда время приближалось к обеду, усилился ветерок, облака ста- ло разносить и даже на несколько минут выглянуло высокое полуден- ное солнце.

Оглядывая всё вокруг, Илья заметил, что по левому берегу лес расступился. Взору представилось обширное светлое пространство. Сразу подумалось: наверное, старая вырубка. Он подрулил к левому берегу и тут заметил недалеко от воды кусты малины, алеющие спе- лыми ягодами.

Давай причалим и полакомимся дарами леса,- предложил Илья.

Если этих даров окажется много, надо собрать ягоды впрок. У меня есть где-то в лодке эмалированное ведро с крышкой и 10 кг сахарного песку.

Ты предлагаешь на костре возиться с вареньем?

Зачем, мы просто очистим ягоды от мусора и засыплем сахаром.

Он хороший консервант,- с видом знатока сообщил Борис.

Как раз в это время они подплыли к пологому берегу, свободному от кустов, и решили тут причалиться. Было намерение не останавли- ваться надолго, пособирать немного ягод, пообедать и плыть дальше. Но то, что они увидели, вынудило менять планы. А увидели выруб- ку площадью не в один десяток гектаров, заросшую малинником. Вся южная сторона вырубки краснела от крупных спелых ягод. Аромат стоял такой, как от тазика со свежесваренным малиновым вареньем.

Тут твоего ведра мало будет. Можно делать большую оста- новку. Подножного корма хватит не на одну неделю,- полушутя- полусерьёзно заметил Илья.

Хватит и останется. Но малиной любит лакомиться медведь. Нам, безоружным, не хотелось бы здесь встречаться с хозяином тай- ги,- ответил Борис.

Ну так что, делаем остановку?

Делаем. Давай разгружаться; будем ставить палатку и обедать.

А потом, подкрепившись, займёмся ягодами,- согласился Борис.

На солнцепёке малина оказалась даже переспелой. Сразу услови- лись: собирать без единой мусорины. Любая переборка ягод немыс- лима, они и так готовы изойти соком.

Сперва вдоволь наелись ягод. Как сказал Борис, на десерт. По- том стали собирать, оглядывая чуть ли не каждую ягоду и убирая хотя и редких, но попадавшихся червей.

Червей можно собрать отдельно и поджарить на ужин. Китайцы едят любую ползучую тварь. Может, оттого и плодятся хорошо,- по- шутил Илья.

Набрали почти целое ведро и высыпали туда половину сахарного песку: под самую крышку. Ведро с ягодами поставили в тенёк, а сами занялись костром и подготовкой ужина. Чай в этот раз пили с очень вкусным и удивительно ароматным холодным "вареньем".

Утро встретило путешественников прохладной пасмурной пого- дой. Но дождя не было. Лодка споро скользила вниз по течению, кото- рое стало заметно быстрее.

Давай-ка я сяду за руль. Где-то недалеко должны начаться поро- ги. У меня всё ж таки опыт. Хоть река тут не та, что приходилось одо-

левать в Сибири, но не хотелось бы вынужденно принимать холодную купель,- сказал Борис и, бросив вёсла, стал пробираться к рулю.

Пороги появились не сразу, но лодка уже сама неслась вниз по быстрому течению. Илья и без команды - "сушить вёсла" - перестал грести. Преодолевая перекат за перекатом, Борис рулил так, что лодка нигде не коснулась дна и не зацепила ни за один камень. Когда вышли на спокойную воду, справа на берегу показалась небольшая горушка с крутыми склонами. Решили остановиться и посмотреть, нет ли об- нажений коренных пород.

Обнажение нашли. Но там выходили на поверхность гранито- гнейсы так называемого Беломорского комплекса. Как в поговорке: Федот да не тот.

Дальше плыли по спокойной воде и опять приходилось хорошо работать вёслами. Местами попадались небольшие перекаты, тогда лодка заметно прибавляла ходу. Так продолжалось до тех пор, пока не подошли к обширным плавням в устье реки. Илекса, конечно, неболь- шая река. Но река, можно сказать, равнинная. Поэтому у неё в устье оказалась обширная дельта. Предстояло её преодолеть, прежде чем войти в Водлозеро. О существовании дельты путешественники знали. На карте видели протоки. Но они не думали, что около десятка кило- метров пути перед входом в большое озеро, пути, где нет и не может быть порогов-перекатов, окажутся самыми трудными.

На карте дельта Илексы рисовалась, как обычно. Хоть с трудом, но выделялось основное русло и видны были множество протоков. А приблизившись к этой самой дельте, они увидели стену камыша. Да не какого-нибудь худосочного низкорослого, а похожего на кустар- ник. Выше человеческого роста.

- Не стоит в эти джунгли заплывать на исходе дня. Оттуда и на берег не выберешься где захочешь. Давай-ка причалим где-нибудь тут и переночуем. Утро вечера мудренее,- сказал Борис и повернул лодку к тому месту, где берег не очень крут.

Следующее утро выдалось хмурым. Солнце выглянуло, когда пу- тешественники успели позавтракать, залили костерок водой из по- ходного котелка, убрали всё за собой и потихоньку отчалили.

Пошли по первой попавшейся протоке. Скоро она начала посте- пенно суживаться. Вёслам стало не хватать свободного пространства,

и каждый раз они цеплялись за твёрдые, древоподобные камыши. Пу- тешественники насторожились. И не зря. Впереди за небольшим по- воротом показался тупик.

Пришлось медленно пятиться назад, орудуя вынутыми из уклю- чин вёслами, как шестами. Потом протока достаточно расширилась, они развернули лодку и поплыли обратно.

Когда вышли на чистую воду, решили пройти вдоль по грани- це с камышами, чтобы найти главное русло. Однако попадавшиеся протоки казались одинаковой ширины. Ближе к берегу увидели за- лив в камышах, который был заметно шире остальных проток. Вошли в этот залив. Он, правда, быстро сузился, но не настолько, чтобы это вызвало подозрения. Чистая вода стала просторнее, и путешествен- ники приободрились. Правда, не надолго. Вышли к развилку. И теперь предстояло угадать, по какому из протоков, левому или правому, дви- нуться дальше. Карта не дала нужной подсказки.

Мы как между Сциллой и Харибдой,- пытался шутить Илья, а потом серьёзно продолжил: - Не могут же оба пути вести в тупики. Значит, нам остаётся угадать, где тут путь истинный.

Я сворачиваю налево. Вообще всегда придерживаюсь консерва- тивных правых взглядов, а сейчас попробую сыграть наоборот. Может, нам повезёт и угадаем с первого раза,- полушутя ответил Борис.

Приятелям не повезло. Снова попали в тупик. Опять пришлось пятиться назад.

Неужели и правая протока окажется тупиковой. Тогда хоть кара- ул кричи. Но тут не докричишься. Тогда придётся бросать всё и даль- ше идти по берегу пешком,- невесело заключил Илья.

До нас тут много лодок прошло, и все они двигались к озеру. До- берёмся и мы,- подбодрил товарища Борис.

Они добрались. Хотя не раз ещё плутали в камышах между мно- жеством островов и островков.

Когда увидели безбрежную гладь большого озера, обрадовались так, как будто среди океана обнаружили спасительный островок, где можно остановиться, чтобы прийти в себя. А тут, на высоком правом берегу, в самом устье, увидели небольшую избушку, скорей всего, ры- бацкую. Это очень кстати. Из сил совсем выбились, начинал накрапы- вать дождь, да и день кончался. Надвигались сумерки.

Всё! Теперь привал и ночлег,- подытожил Борис.

За полторы недели тяжкого пути у них первый раз появилась на- дежда переночевать под настоящей крышей над головой. Рыбацкая избушка была не такой уж маленькой, какой показалась издали.

Рубленное из тонких еловых брёвен строение под толевой кры- шей хорошо защищало от дождя, который заметно усилился. Второ- пях перенесли под крышу все свои небогатые пожитки и стали обу- страиваться, пока совсем не стемнело.

Осмотрелись. Маленькое застеклённое оконце в избушке преду- смотрительно обращено на запад, чтобы любой путник мог восполь- зоваться предзакатным солнцем. Широкий топчан, аккуратно за- стеленный свежим сеном, небольшая самодельная печка-голландка и даже рядом дюжая охапка сухих дров.

Тут всё как у настоящих таёжников. Я думал, что такие избуш- ки встречаются только в глухих местах Сибири. Может, и еду обнару- жим? - с некоторой иронией в голосе спросил Илья.

Еду вряд ли, а соль и спички где-то наверняка оставлены,- се- рьёзно ответил Борис.

Растопив печку, они вскипятили чайник. Илья бросил туда треть небольшой пачки чаю.

По стопарику бы хорошей водочки сейчас. Но придётся доволь- ствоваться крепким чаем, который, как я думаю, на грани чифира - любимого напитка зеков и геологов,- со вздохом произнёс Илья.

Может, отравимся той водкой, какая есть,- серьёзным тоном предложил Борис.

Нет, я не самоубийца. И тебе не советую. Когда приспичит по- кончить с собой, подыщешь более подходящее место и не такой вар- варский способ,- весело посоветовал Илья.- А сейчас давай на остат- ке жарких углей подогреем консервы и поужинаем.

Они выложили в просторный котелок банку мясной тушёнки и туда же несколько ломтей совсем зачерствелого хлеба. Еда полу- чилась не только сытная, но и вкусная. Удалось реанимировать хлеб двухнедельной давности. Пропитавшись мясным бульоном, он стал мягким, ароматным и вполне съедобным.

После ужина вышли посмотреть погоду. Низкие тучи продолжа- ли сеять через частое сито холодную сырость. Дождь почти не шумел, а только слабо шуршал по толевой крыше. Друзья сочли это плохим признаком.

Непогода надолго. Хорошо, что мы нашли надёжное пристани- ще. Пойдём спать. Вон, темень какая. Свечки у нас, наверное, нет? - спросил Илья.

Свечки нет, а фонарик где-то был. Но впотьмах его не найдёшь. Да и ни к чему. Сны увидишь и без свечей,- улыбнувшись ответил Борис.

Они улеглись на мягкую подстилку из сена и сразу заснули.

Назавтра проснулись, видимо, поздно. Им показалось, что время близко к полудню. Шумел дождь. В избушке темно, как в предвечер- ние сумерки.

Приоткрыв дверь на улицу, путешественники увидели сплошную белёсую пелену. Озеро будто в густом тумане. Они не смогли разгля- деть своей лодки, оставленной на виду. Зато сразу почуяли, что замет- но похолодало.

Кажется, надолго мы тут застряли,- с тоской заметил Илья.

В такую погоду не тронешься с места. Вот дождь прекратится, вы- глянет солнце, тогда и двинемся дальше,- невозмутимо заявил Борис.

Что мы тут будем делать? В такую погоду и дров сухих не сы- щешь.

Будем размышлять. Думать будем. Коль ты Homo Sapiens, то мозг твой должен постоянно работать. Вот соображай, как растя- нуть остаток продуктов до тех пор, пока не выберемся в людное ме- сто. Оглянись вокруг и прикинь, где можно раздобыть дров для наше- го очага. В конце концов, предложи что-нибудь оригинальное в наше меню на обед. Между делами насущными можешь поразмышлять о геологии. Возьми да сочини модель глубинного строения этой части Ветреного пояса. Потом мы её в какой-нибудь научный журнал под- кинем. Если придёт в голову что-то новое, необычное, напишем ста- тью и опубликуем за границей. Оттуда, глядишь, гонорар вышлют,- пространно и вполне серьёзно ответил Борис.

Вот ты куда загнул. Видно, атмосферное давление сильно по- низилось и на тебя это как-то очень уж подействовало. Ну, давай, раз- мышляй в том же духе. А дров осталось на одну топку. К вечеру и чаю согреть не получится. На твоём где-то затерянном карманном фона- рике чайник не вскипятишь и тушёнку не разогреешь,- раздражённо заявил Илья.

Дождь когда-нибудь закончится,- не терял бодрости Борис.- Тогда мы обязательно найдём большой смолистый пень, распотро- шим его нашим тупым топором, заготовим себе дров и оставим не- много для будущих путников, как это положено по законам тайги.

Друзья между тем решили подкрепиться. Обед это у них или за- втрак - не знали. Они впервые потеряли ориентировку во времени. Если день от ночи отличить не составит труда, то определить время среди дня в пасмурную дождливую погоду не было возможности. Это сильно раздражало Илью. А Борис вместо послеобеденного отдыха достал тетрадь и остро отточенный карандаш с резинкой на противо- положном конце. Илья, вороша угли в печке, видел, как быстро запол- няет он страницу за страницей своим мелким, но чётким почерком.

"Видно, заносит на бумагу высказанные раньше вслух мысли из об- ласти геологической философии или философской геологии",- поду- мал Илья.

Когда начало смеркаться, дождь зашумел ещё сильнее. Поднялся ветер. Под его порывами берёза у оконца так изгибалась, словно низ- ко кланялась путникам.

Ветер, это хорошо. Он разгонит тучи, и тогда сразу двинем дальше,- уверенно предсказал погоду Борис с намёком, что самое трудное позади.

Он знал, что ветер не только тучи разгоняет, но ещё и поднимает волны. Особенно в большом озере, по которому им предстояло прой- ти не один десяток километров. Однако этому обстоятельству не было придано должного внимания.

На следующее утро дождь постепенно утих, но усилился ветер. Серые рваные тучи неслись по небу как угорелые. И всё туда же, на юг, куда держали путь изрядно уставшие от непрерывной гребли учёные- коллеги.

Смотри, солнце начинает выглядывать. Может, к полудню и со- всем ветер разнесёт тучи. Жаль, паруса нет. Да к нашей резиновой по- судине его и не пристроишь. Хотя с попутным ветром и так, должно быть, быстрее пойдём и легче,- обнадёжил Борис.

Как бы этот ветер не натворил нам бед. Тут, рядом с устьем реки, в своеобразной бухте, и то, видишь, волны какие пенистые, с барашка- ми. Можно представить, что делается в открытом озере. И отчаливать

сейчас рискованно, и ждать долго нельзя: продукты на исходе,- со- общил Илья и без того известную "новость".

Воспользовавшись относительно сухой погодой, решили загото- вить дров. Ожидаемого смолистого пня поблизости не нашлось, но набрали немного успевшего обветриться хвороста, с берёзовой вале- жины надрали берёсты на растопку и поставили кипятиться чайник.

После обеда ветер не утих, и друзья решили ещё раз переночевать под надёжной крышей, а назавтра с утра пораньше грузиться и плыть дальше, не глядя на погоду.

Вышли из бухточки на рассвете. Тускло выглядывало солнце из- за туч. Пологие волны непривычно качали лёгкое судёнышко, и по- путный ветер не убыстрял ход, а скорее, мешал грести.

Когда оказались в открытом озере, лодку стало бросать с волны на волну и зародились мысли: а не вернуться ли, чтобы переждать не- погоду. Но потом решили держаться недалеко от восточного берега озера и хоть понемногу двигаться на юг, ближе к дому. Постепенно привыкая к тревожно-зыбкой воде, уповая на то, что берег всё время был в пределах видимости, гребцы часто меняли один другого и как могли изо всех сил налегали на вёсла. Но качка усиливалась. Решили ещё приблизиться к берегу. Думали, что тогда волнение будет не так донимать. Но ветер не утихал, а только сменил направление - стал дуть с открытого озера, с северо-запада. Волны хлестали в правый борт, грозя перевернуть маленькую лодчонку. Приходилось всё чаще поворачиваться, чтобы стать поперёк волны. Тут многое зависело от мастерства рулевого. И за рулём чаще сидел Борис.

Внезапно налетевший порыв ветра готов был содрать брезент, прикрывающий пожитки, и чуть ли не "на попа" поставил лодку. По- шёл дождь. Начался настоящий шторм.

Давай искать пристанище,- прокричал Илья сквозь вой ветра, загребая из последних сил белые от брызг и пены волны, которые так и норовили перевернуть лодку.

По-моему, впереди суша. Буду править туда,- ответил Борис. Наконец-то они причалили с подветренной стороны к неболь-

шому островку. Он был почти голый, всего в сотню метров длиной и в несколько десятков - шириной. Из растительности - только мел- кий кустарник. Рядом оказалось бревно, впечатанное прибоем в пе- сок. Значит, на небольшой костерок дрова найдутся.

Здесь они решили переночевать и переждать шторм. Но ждать пришлось неожиданно долго.

Палатку, поставленную на небольшом ровном участке суши у са- мой воды, защищала от северо-западного ветра сама немного возвы- шающаяся островная твердь и густой ивняк. Ветер разноголосо сви- стел, переливался в тонких ветках ближних кустов, как будто играл на арфе. Но дождь прекратился. Ночь путники провели в чутком тре- вожном сне. Проснувшись, первым делом по-настоящему укрепили палатку, поставленную вчера кое-как впотьмах.

Обследовали свой островок. Он оказался меньше, чем оценили в сумерках. С наветренной стороны бушевали волны метровой высо- ты. Они накатывались на узкий галечный пляж и студёной водой за- ливали прибрежные кусты. Ветер валил с ног. Весь небосвод заволок- ло тучами, которым не видно конца.

Прошлись по наиболее высокой части островка в надежде собрать хоть немного хвороста для костра. Но попадались только мелкие су- хие сучки толщиной с карандаш. Они набрали по горсти таких сучков.

Тут чайник не согреешь, на растопку-то не хватит,- посетовал Илья.

Пойдём на нашу тихую сторону и попробуем раскурочить брев- но,- предложил Борис.

Бревно оказалось промокшим насквозь и под первыми ударами топора стало рассыпаться в труху. Маячила перспектива доедать хо- лодные консервы с твёрдыми, как камень, хлебными сухарями. Без кипятка - пить сырую воду, да ещё взбаламученную прибоем, они не могли.

Борис вздумал обойти островок по периметру, поискать хворост в полосе прибоя. А Илья всё долбил бревно. Повезло тому и другому. Один приволок большой ветвистый сук, а другой тупым топором про- долбил трухлявую часть бревна и добрался до целой смолистой части. Костёр получился. Дров хватило, чтобы вскипятить воду в чайни-

ке и котелке. Потом на углях подогрели консервы, которые ели с раз- моченными сухарями, оказавшимися очень вкусными. Что ж, голод не тётка...

Насытив утробу, надо было думать, как тут жить дальше. Погода не обещала ничего хорошего, и сколько придётся провести времени

новоиспечённым "Робинзонам" на маленьком островке - никто не знал. Палатка могла защитить от дождя, если он не затяжной и не ливень. За- метно похолодало. Пришлось достать свитера. Илья вспомнил, как он не хотел брать тёплую одежду, но жена заставила. Оказалось, кстати. В сви- терах да надетых ещё поверх куртках-ветровках стало тепло и уютно.

Ну, что теперь прикажешь делать, начальник? - с вызовом спросил Илья, иронически улыбаясь.

Будем ждать, когда прекратится шторм. Вот ветер утихнет, тог- да погрузимся и за вёсла,- невозмутимо ответил Борис.

А если непогода на неделю?

Будем ждать неделю, разве это срок.

Но у нас еды всего на несколько дней.

Придётся экономить. Ты жирный. И без еды выдержишь не- делю. А воды вокруг целое озеро. Может, прибойной волной наки- дает нам хвороста. Или деревину какую прибьёт. В крайнем случае твоё бревно извлечём и разломаем на щепки. Без дров не останемся. А, значит, будем с чаем. Заварки полно. Можно чифирить,- весело за- кончил свой вердикт "начальник".

Ветер с какой-то особой лихостью вёл свою монотонную, унылую песню. Разбушевавшееся озеро, казалось, снесёт маленький остро- вок вместе с палаткой и путниками. Стал накрапывать дождик. Илья, натянув капюшон своей брезентовой куртки, пошёл дальше обсле- довать скудную сушу в надежде добыть хоть немного сушняка или найти брёвнышко, пригодное на дрова. Борис в это время закурил очередную трубочку, достал свою тетрадку, карандаш и снова стал пи- сать. Временами он останавливался, крутил головой, разминая шей- ные позвонки, и снова брался за карандаш. Потом прилёг и углубился в мысли о далёком прошлом.

Он ещё школьником много читал. Не повести и романы, а книги о путешествиях по дальним странам и сочинения самих путешествен- ников. И часто удивлялся, что мало в этих книгах подробностей, кото- рые его интересовали. Не раз задумывался о том, что сам тоже будет путешественником и постарается везде, где побывает, докопаться до сути, а потом всё с мельчайшими деталями изобразит в своих книгах. Уже в студенческие годы, став на геологическую стезю, Борис твёрдо решил посвятить жизнь большой науке. Он чувствовал, что

может и должен стать исследователем земных недр.

Как-то раз студент Борис Куц немного опоздал на лекцию по хи- мии, которую читал сам заведующий кафедрой Лупанов. Осторожно вошёл в притихшую аудиторию, а дверь за собой не закрыл.

Молодой человек, вы и дома дверь не закрываете? - спросил профессор.

Дома закрываю. А тут следовало бы пружины поставить.

Вот тут надо бы иметь пружины! - Лупанов выразительно по- казал пальцем возле виска.

У меня все пружины на месте. Только я не забиваю голову ерун- дой. Она для другого предназначена,- дерзко ответил Борис. И всё ему сошло.

Объездив мир, посетив многие континенты, доктор геолого- минералогических наук Борис Куц сейчас неожиданно споткнулся. Маршрут оказался пустышкой, не получилось и настоящего сплава по небольшой мелководной реке. Да ещё на этом дурацком островке за- стряли.

Ну ничего, на будущее лето я уже наметил себе настоящий маршрут по Яне либо Индигирке. Это реки с норовом. Такие не да- дут задремать на ходу. И геологу есть там что посмотреть, есть чем заняться. Надо только хорошо подготовиться,- подумал Борис и, ре- шив, что пора вздремнуть, заполз вглубь палатки, растянулся на бре- зенте да как-то незаметно заснул под шорох дождя.

Илья тем временем успел насобирать немного хвороста, разжёг костёр, вскипятил воду и заварил чай. Да не какой-нибудь, а индий- ский, из пачки со слоном.

Вставай, твоё высочество, пора обедать. Сегодня, в целях эконо- мии, обед совмещается с ужином. Погода не предвещает ничего хоро- шего. На той стороне острова ветер свищет как бешеный. Метровые волны обрушиваются на берег. Не только прибрежный ивняк, но, кажет- ся, весь наш островок ходуном ходит. Мы тут оказались в таком же по- ложении, как Папанин на льдине. Если ветер скоро не утихнет, придёт- ся вводить паёк, как в блокадном Ленинграде,- с тоской поведал Илья.

После обеда-ужина друзья решили заготовить ещё дров. Пока нет дождя. Когда Илья готовил дрова перед обедом, он заметил, что с на- ветренной стороны высоким прибоем набросало к самым прибреж- ным кустам много разного мусора, сучьев, древесной коры. Всё впол- не горючее. К тому же успевшее обветриться и даже подсохнуть. Вот

они и занялись сбором этого мусора. Складывали его рыхло у самого костровища. Даже попался кусок берёзовой коры с остатками берёсты. Лучшая растопка. Не хуже лучины.

Если к этим щепкам ещё настоящих дров найти, тогда и тут можно было бы жить,- глубокомысленно заметил Борис.

Я бы не согласился тут жить и с паровым отоплением. А дрова надо искать с той стороны, где волны далеко накатываются на берег. Там прибоем всё что угодно может выбросить на сушу. Надо почаще заглядывать на ту сторону острова. Вдруг очередная волна выкатит бочонок с ромом. Тогда бы и я согласился тут жить до тех пор, пока не иссякнет живительная влага,- неожиданно бодро заключил до того совсем приунывший Илья.

Опять начал накрапывать дождь. Притомившиеся друзья поспе- шили в палатку. Тёплая сухая одежда вполне согревала и без костра. Вот только подстилки не нашлось на этом необитаемом клочке суши. Каждый положил под бок всё мягкое, что оказалось в рюкзаке. Устро- ились поудобнее и притихли. Борис курил, а Илья, посапывая, дол- го лежал без движения. Приятелю показалось, что он заснул. Однако Илья не спал. Он приподнялся и сел.

В палатке стоял полумрак. Но Борис заметил, как его коллега за- шевелился, словно прихорашиваясь. Потом прислонился спиной к объёмистому рюкзаку и, расправив плечи, запел. Сначала тихим, как-будто издалека залетевшим сюда голосом. Потом его красивый баритон зазвучал сильнее, перебивая свист ветра и шум дождя.

Проглянет солнца луч сквозь спущенные шторы, И только чуть слегка вскружится голова.

И вспомнился теперь мне разговор, который, Как струнный перезвон, услышанный вчера.

Пусть эта ширь зелёная, пусть эта даль туманная Связала нитью тонкою навеки нас она.

Глаза твои янтарные, слова твои обманные И эта песня звонкая с ума меня свела.

Лица поющего почти не было видно. Однако чувствовалось, что его в эти мгновения осеняла одухотворённая, хотя и печальная улыбка.

Чарующая мелодия и слова старинного русского романса, да ещё в таком чудном исполнении, на какое-то время отогрели души пут- ников. Особо впечатлило то, что всё действо совершалось на ничтож- но маленьком островке среди бушующих вокруг штормовых волн. Не хватало воображаемого бочонка рома. И жизнь была бы прекрасна. Но в душах путников и без того потеплело. Даже не ощущался дождь, струями стекающий с крыши палатки. "Хорошо!" - хотелось крик- нуть в эти мгновения.

Трое суток провели "робинзоны" на островке, а шторм всё буше- вал с прежней силой. Наутро четвёртого дня сквозь облачную заве- су проглянуло солнце. Однако шум прибоя не утихал. По наветрен- ной стороне островка также хлестали высокие волны, обдавая пеной и брызгами прибрежный ивняк. Свистел холодный пронизывающий ветер.

Надо что-то делать. Мы сожгли тут всё, что может гореть. Те- перь и костра не разжечь. Еды осталось на день-два. И то, если эконо- мить. Так сгинуть тут можно, не дождавшись конца бури,- печально заключил Илья.

Что же ты предлагаешь? Ринуться в бушующее озеро и стать утопленниками? Я на такое не согласен,- спокойно возразил Борис.

Посмотри. Тут до берега не больше сотни метров. Волнение не такое сильное, как в открытом озере. Давай переправимся на материк, привяжем хорошо лодку с грузом, а сами налегке пойдём искать до- рогу, по которой ходят машины. Есть же тут где-нибудь лесосека. Зна- чит, и дорога должна быть, по которой ходят лесовозы. Доберёмся до шоссе, а там перехватим машину - и в аэропорт.

Я смотрел карту. Нет тут никаких дорог. У нас груза немерено. И ещё лодка. Не потащишь же всё на своём горбу за десятки киломе- тров. Надо ждать, когда успокоится озеро, а потом плыть до ближай- шего поселения, где можно будет нанять машину. Другого пути я не представляю.

Не могу я больше ждать! Перевези на берег. Один пойду искать ходы-выходы. Не пропадать же тут! - почти простонал Илья.

Ты не впадай в истерику. Не паникуй! Это заразная болезнь. У меня, правда, с годами выработался хороший иммунитет. И тебе советую успокоиться,- ответил Борис, раскуривая очередную тру- бочку.

Моё беспокойство вряд ли тебя тревожит. Перевези на берег и больше мне от тебя ничего не надо.

Хорошо, тебя перевезу, но сам я не могу пойти на такую аван- тюру. Тебе тоже не стоит рисковать. Пойдёшь туда, не зная куда. Без карты, без компаса.

Компас у меня есть. Карту видел не один раз и хорошо запом- нил. Так что поехали. Впереди целый день. Успею до вечера выйти на дорогу либо куда-нибудь в жилое место,- настойчиво заявил Илья.

Оставшись один, Борис снял промокшую во время переправы куртку и лишь тогда заметил, что рубашки тоже промокли. Но не от воды, а от пота. Обратно пришлось плыть против ветра. И против вы- соких зыбучих волн. Он работал вёслами, как раб на галере, а лодка как будто стояла на месте. Как ни глянет через плечо на свой островок, а он всё не приближается. Подумалось: все силы тратятся на то, что- бы удержаться на середине пролива. Он даже решил, что лодку сно- сит обратно к материку. На какое-то время остановился, перевёл дух, а потом стал остервенело грести изо всех сил. Казалось, что этой ка- торжной работе не будет конца. Но, обернувшись, увидел свой остро- вок почти рядом. Только его порядочно снесло ветром на юг. Ещё не- много, и можно было проскочить мимо спасительной суши.

Переодевшись во всё сухое и тёплое, Борис согрелся, удобно улёг- ся в палатке, опять закурил трубочку. Потом решил немного вздрем- нуть, но тревожные мысли лезли в голову. В первую очередь беспоко- ился об Илье. Как-никак, но Борис чувствовал себя старшим. Если не по возрасту, то по положению. Он всё-таки научный сотрудник солид- ного института, который оплатил эту "самодеятельную" экспедицию. И уже поэтому он за всё в ответе. А Илья так, доброволец, компаньон, что-то вроде "вольноопределяющегося". И вот он ушёл невесть куда. Не дай Бог, что-нибудь случится. Надо было остановить, не пускать. Но тот стал пороть горячку. Пришлось поддаться. Во избежание скан- дала.

Борис стал размышлять не на привычные геологические темы, а скорее, о чем-то из области психологии, если не психиатрии.

Они пять лет учились на одном факультете, в одной группе, а вы- ходит, плохо знали друг друга. И не удивительно. Потому что студен-

ты в то послевоенное время делились на две почти равные группы. На "домашних" и "общежитских". Домашние жили по своим квар- тирам, каждый сам по себе. А общежитские - везде тесной толпой. Буквально бок о бок стояли кровати в многолюдных комнатах, по очереди кашеварили и вместе питались. Даже в кино со стипендии ходили вместе. Называлось это - культпоход. В общежитии каждый знал друг друга. Чего не скажешь о тех, кто жил с родителями в своих квартирах.

Борис относился к числу таких. А Илья все пять лет прожил в об- щежитии. Вот и получилось, что они оказались вдвоём в одной лодке (в прямом и переносном смысле), а друг друга по-настоящему не зна- ли. Первое же испытание штормом один из двоих не выдержал.

Борис вышел из палатки и стал собирать прутики для маленького костерка, на котором можно вскипятить хотя бы пару стаканов воды. Болело под ложечкой. Появилось ощущение голода. И не удивительно. Хоть солнце не появлялось, но видно, что день на исходе. "Скоро нач- нёт смеркаться",- подумал Борис и поспешил с котелком за водой.

Мелкие волны, тихо шурша, шевелили прибрежную гальку. На- тянув голенища сапог чуть ли не до пояса, Борис зашёл подальше от берега, чтобы набрать котелок чистой воды. Когда стал выходить, по- слышался странный звук. Высокий, сильный, похожий на фрагмент арии из какой-то неизвестной оперетты. Звук пробивался сквозь шум волн и свист всё ещё не утихающего ветра. Сначала было непонятно, откуда он. А потом очередной гортанный вой послышался явно с ма- терика. Борис всмотрелся своим дальнозорким взглядом и увидел еле заметную фигурку на том берегу. Сразу догадался, что это Илья.

"И он пришёл, трясётся весь..." - Борису невольно вспомнились слова из песни Высоцкого, когда он увидел своего приятеля. На его измождённом, осунувшемся лице проступала печать невыносимой усталости, а в глазах было отчаяние и тоска.

После горячего крепкого чая Илья наконец-то пришёл в себя. По- том они сидели у догорающего костерка. Немного отдохнув, Илья рас- сказывал:

Я сразу решил, что пойду вдоль берега озера, стараясь не вы- пускать его из виду. Первые километры дались легко. Не было ника- ких препятствий. А потом началось. Стали попадаться вывороченные

с корнем деревья, через которые не пролезть. Приходилось каждый раз обходить. Потом эти выворотки, словно колючая проволока, на- глухо перегородили путь. С трудом удалось забраться на одну из ёлок, чтобы хоть приблизительно определить границы поваленного леса и поискать обходную дорогу. Поглядел и ужаснулся. Видно, тут бу- шевала настоящая буря. Насколько хватало глаз, лежал крест-накрест поваленный лес. Наверное, подобное зрелище наблюдали первые ис- следователи места падения знаменитого Тунгусского метеорита. Бу- релом искромсал всю тайгу. Всю прибрежную часть девственного леса. Пройти через это скопище искорёженных суковатых брёвен было не- возможно, а обойти стороной не было сил. Ничего не оставалось, как возвратиться. Сел на сухое бревно передохнуть. Остро почувствовал, что проголодался. "Хоть бы ягоды какие попались",- подумал и стал пробираться ближе к берегу. Ещё издали увидел небольшой просвет в лесу. Пошёл в ту сторону. Высокие ели расступились, освободив ме- сто небольшому болотцу. Оно всё синело от спелых ягод голубики. Я их ел горстями. Ел, пока не насытился. Подкрепился вполне. Как ви- дишь, хватило сил, чтобы дойти.

Сил-то хватило, а вот ума, чтобы не поддаваться авантюре... Да, ладно. Главное, вернулся. Выжил. Будем считать, что ты провёл раз- ведку боем. Теперь мы знаем, что отсюда можно выбраться только во- дным путём. Ветер понемногу утихает. Как только волны перестанут хлестать, вода уляжется, успокоится, поплывём дальше. До первой де- ревеньки на берегу. Там наймём машину или, в крайнем случае, мо- торку, чтобы добраться до более людного места, а может, сразу до аэ- ропорта. Продукты, можно сказать, кончились, и вообще дальнейшее наше путешествие по воде не имеет смысла,- сообщил о своём плане Борис - плане, видимо, заранее продуманном.

Озеро продолжало бузить ещё сутки. До тех пор, пока не съели остатки консервов и последний сухарь. В качестве неприкосновенно- го запаса оставалась малина с сахаром и чай.

Хоть половину малины надо оставить, чтобы ты привёз домой. Для отчёта перед супругой. А то ещё подумает, что где-нибудь по ба- бам шлялся,- с улыбкой сказал Илья.

Если завтра отчалим, то сохраним малину как лесной суве- нир. К тому же, говорят, она помогает от простуды. Так что будем мо- лить всевышнего, чтобы он обеспечил нам полный штиль или лёгкий

попутный ветерок. А теперь надо хорошо отдохнуть перед дорогой. Поэтому отбой! - скомандовал Борис.

Дальше события разворачивались точно по плану. Даже погода не подвела. Только в аэропорту возникла небольшая заминка. Багаж у путешественников оказался почти неподъёмным. Помогло служеб- ное удостоверение, выданное солидным институтом доктору наук Бо- рису Куцу.

Уже в Петрозаводске Борис предложил Илье "переиграть это дело". Ему как раз пришли на ум строчки из той же песни Высоцкого:

"Я зла не помню, я опять его возьму".

Давай, в будущем году махнём на Индигирку.- А потом серьёз- но добавил: - Там, в восточной Сибири, и реки настоящие, и геология интересная. Попробуем ещё раз испытать свои силы и характеры.

Спасибо. Я сыт и этим. Вовек не забуду...

Зато у Бориса планы следующей экспедиции были вполне серьёз- ны. Он самонадеянно решил покорить ещё одну сибирскую реку. К со- жалению, несмотря на свой большой опыт полевой работы, не знал Борис разницы между хорошей уверенностью в себе и самонадеянно- стью. Не понимал, что излишняя самонадеянность может сослужить ему недобрую службу. Не мог он знать, чем закончится очередная за- думка "покорителя бурных рек".

* * *

Организовать самостоятельную экспедицию институт не сумел. Это было время, когда с распадом СССР рухнуло всё. Прекратилось не только государственное финансирование геологоразведочных ра- бот, но и научных исследований в области геологии. Однако Борису удалось "присоседиться" к группе геофизиков, которые вели работы в восточной Сибири и собирались их продолжить. У них уже был зака- зан вертолёт из Благовещенска, а до туда с громоздким грузом реши- ли добираться поездом. Давние добрые знакомые взяли Бориса как попутчика, не требуя никаких компенсаций.

Всю группу "выбросили" вертолётом в верховья одного из ле- вых притоков Индигирки. По европейским меркам - это большая река, глубоко врезавшаяся в скалистые берега. Погода стояла ясная,

солнечная. Отчалили на трёх резиновых лодках. Геофизики с громозд- кими приборами еле поместились на своих двух, а следом в кильва- терную колонну пристроился Борис. Ещё на берегу коллеги предупре- дили его, что впереди будет водопад.

По большой воде мы один раз тут проскочили, но и тогда чуть не врезались в острую скалу, перегораживающую половину реки. Сей- час вода низкая. Так что не вздумай рисковать. Там даже спортсмены- профессионалы со своими байдарками обходят водопад берегом. У нас тут хожено не единожды, знаем все пути-дороги. Твоя задача следовать за нами не отставая,- твёрдо посоветовал начальник от- ряда геофизиков.

Ладно. Там будет видно,- ответил Борис.

Ответ показался коллегам неопределённым, но они всё-таки рас- считывали на благоразумие своего давно знакомого товарища.

Первое время плыли хоть и по быстрой, но гладкой, спокойной воде. Река виляла то вправо, то влево. Борис немного приотстал от впереди идущих лодок. Иногда они скрывались за очередным крутым поворотом и он на какое-то время оставался один среди всё расширя- ющейся реки. Потом, на прямом участке, снова, обернувшись, видел впереди плывущие лодки. Грести почти не было нужды. Он сперва не- много шевелил вёслами, чтобы держаться на середине реки. Но ско- ро решил, что это лучше делать рулевым веслом. Осторожно перешёл в корму, удобно уселся и с удовлетворением отметил, что ход у лодки достаточно быстрый и, главное, она хорошо слушается руля.

Вода, подгоняемая великой силой гравитации, всё убыстряла свой бег по наклонной плоскости. Было хорошо видно, что передние лодки стали заметно смещаться к правому берегу. Борис подумал, что водопад, видимо, где-то недалеко. Но он по-прежнему держался сере- дины реки. Только пристальнее стал всматриваться вперёд. Он решил, что когда водопад окажется в поле зрения, будет время сориентиро- ваться. То ли придётся круто свернуть к берегу, то ли рискнуть и ри- нуться в пучину.

Борис казался неутомимым в делах, касающихся чистой науки. А там, где требовалось приложить какие-то физические усилия, он был ленив. Представив себе, как придётся таскать в несколько приё- мов груз, а потом и саму лодку волочь по берегу - от верхней до ниж- ней границы водопада,- ему очень захотелось избежать всего этого и,

рискнув, опередить коллег. Или, по крайней мере, не томить их ожи- данием.

Вдруг за поворотом, вблизи левого берега реки, показался неболь- шой скалистый островок. Какой-то рыбак, неизвестно как тут оказав- шийся, стоял в сапогах-заколенниках чуть не по пояс в воде и бро- сал спиннинг. Увидев лодку, стремительно несущуюся к водопаду, он закричал изо всех сил: "Там голые скалы! Вода низкая, разобьёшься. Рули к берегу! Поворачивай, пока ещё не поздно!" Борис всё хорошо слышал. Но, считая себя достаточно опытным в таких делах, повернул на самую быстрину. Думал, что там главное русло, свободное от пре- град. Однако преграды миновать не удалось. Как это случилось, ни- кто не знает. Не было свидетелей. Кругом глухая тайга. С берегов не слышно ни звука. Только рёв водопада оглашал окрестности...

В сотне метров ниже водопада коллеги геофизики нашли лодку. Правда, без вёсел. А на следующий день, возле отвесной стены, с ко- торой низвергалась вспененная вода, нашли рюкзак Бориса с его ве- щами, картами, документами.

Тело самого погибшего искали до самых заморозков. Искали, бро- сив работу. Обшарили всю реку возле водопада. Прошли вниз на мно- гие километры вдоль одного и другого берега. Всё бесполезно. Вот уж, действительно, как в воду канул.

На следующее лето институт организовал специальную поиско- вую экспедицию, включив в неё профессиональных водолазов. От бе- рега до берега было обследовано дно реки у водопада, все выступа- ющие и подводные скалы. Проверили специальными щупами стену водопада, каждую щель и все каменные выступы, за любой из кото- рых могло зацепиться тело погибшего. Всё безрезультатно. Тогда, раз- делившись на две группы, пошли вдоль берегов вниз по реке. Прошли десятки километров. Обследовали с участием водолазов многие ому- ты на крутых изгибах русла. И снова неудача.

Со дня трагедии прошёл год. Год напрасных поисков. Так и остал- ся Борис Куц в числе пропавших без вести. Как в войну... Блестящая карьера, успехи в науках, громадьё планов на будущее - всё рухну- ло в одночасье. Остались недописанными статьи, монография. Оста- лась зачатая, но не рождённая целая отрасль знания: "Философские

проблемы глобальной геологии". Так он собирался назвать будущую монографию и считал её главным делом своей жизни. Но жизнь тра- гически оборвалась.

Потом коллеги судачили, что он последовательно шёл именно к такому концу. Потому что всегда был слишком уверен в успехе. Уве- рен, не глядя ни на какие обстоятельства. А точнее, неоправданно са- монадеян.

Слишком самонадеян...

Шпион

Рассказ

го профессия в дипломе обозначена длинно и многозначно - инженер-геолог-разведчик. Судьба сделала акцент на последнем

слове. А шпионом его считали только те, против кого работал. Наши же спецслужбы числили специалиста-геолога в когорте благородных рыцарей, стоящих на страже безопасности страны.

Возникает вопрос: как же мог профессиональный разведчик недр стать шпионом, разведчиком секретов иностранных государств? Тут сперва придётся рассказать длинную предысторию.

Не зря издавна считали, что в жизни каждого человека многое зависит от случая. Судьба моего героя - тому иллюстрация. Правда, иногда серия случайностей со временем выстраивается в строгую ло- гическую цепочку, которая сродни закономерности.

Суло - имя, по которому сразу можно судить о национальности. Да, он из финнов. Из так называемых канадских финнов. Родители его верили в светлое коммунистическое будущее, но, приехав в Пе- трозаводск ещё до войны, скоро оказались "...в темнице сырой". Од- нако выжили. Потому и выжил Суло. Окончил геологоразведочный факультет Карело-Финского университета и первое время работал на

геологической съёмке среднего масштаба где-то на севере Карелии, возле границы с Мурманской областью.

Как в крестьянском хозяйстве самой тяжёлой работой испокон веку считалась косьба, так на геологической съёмке наиболее трудны- ми, иногда изнуряющими, всегда были многодневные маршруты. Все пожитки, включая двухместную палатку и еду, приходилось таскать на своих плечах. Да ещё образцы пород и отобранные по ходу марш- рута пробы. К концу дня даже молодые здоровые ребята, что называ- ется, валились с ног.

В тот раз они долго шли по казалось бы бесконечному болоту. Ког- да вдали увидели лесистый пригорок, Суло сказал своим рабочим:

Всё, мужики, доберёмся до сухого места, устроим долгий при- вал, а может, и ночлег. Лишь бы вода оказалась поблизости, чтобы хоть крепким чаем взбодриться.

Обстановка складывалась как нельзя лучше. У пригорка струился узкий ручеёк с чистой прозрачной водой, а на болоте, невдалеке, сто- яла высокая сухостойная сосна, увенчанная гладкой вершиной.

Вы тут, ребята, выберите получше место, наломайте елового лапника для постели и ставьте палатку. Будем ночевать. А я пойду по- пробую свалить смолистую сухостоину на дрова для костра.

Не беспокойся. Постель будет не хуже перины. Потом дров на- таскаем. Ты только свали деревину, а мы её разделаем и костёр свар- ганим,- ответил один из рабочих.

Суло знал, какую опасность представляет сухостойное дерево. В правилах техники безопасности прямо сказано: прежде чем ру- бить такое дерево, надо любым способом убедиться, что вершина сто- ит прочно. И он, как и положено, сперва постучал обухом топора по стволу. Отошёл, посмотрел на вершину и собственными глазами уви- дел, что она стоит прочно. По крайней мере, так ему показалось. Тогда, плюнув на ладони, стал с маху рубить ствол дерева, оказавшийся на редкость прочным. Особенно для не очень острого топора.

Увлёкшись работой, он не столько услышал, сколько почуял то ли дуновение ветра, то ли какой-то шелест сверху. Задрал голову и с ужа- сом увидел, что вся голая вершина падает на него. Мгновенно от- прыгнул в сторону. Быстрая реакция спасла от гибели, но не спасла от тяжёлой травмы. Потом в акте это назовут несчастным случаем, свя- занным с производством. А в тот миг Суло почувствовал острую боль

в левой ноге и даже непроизвольно закричал. Рабочие подбежали сра- зу. И тут же обнаружили, что дело плохо. Из разорванного резинового сапога струилась кровь.

На тонком брезенте, которым собирались покрыть постель из ело- вых лап, притащили его волоком к предполагаемому месту ночлега.

Сняли сапог и окровавленную белую портянку. На ногу страш- но было смотреть. Весь низ голени и стопа превратились в сплошное кровавое месиво.

Там в кармане рюкзака есть четвертинка со спиртом. Рану про- мойте и на рубаху, которой собрались бинтовать, плесните, чтобы обеззаразить. Да завяжите потуже, может, кровь удастся остановить,- сказал Суло, превозмогая боль.

Видно, привал и ночлег отменяются? - спросил рабочий.- Сейчас ногу перевяжем и надо тебя куда-то тащить в людное место, чтобы врачам показать.

Дай-ка полевую сумку. Там карта-зелёнка. Надо посмотреть. Вроде недалеко где-то есть лесовозная дорога. Добраться бы до бли- жайшей лесовозной трассы. Может, машина какая попадётся. Тогда появится шанс.

Дорога действительно оказалась в трёх километрах. Рабочие сде- лали из брезентового полотна что-то напоминающее носилки. Отды- хая через каждые 15-20 минут, они донесли своего начальника до хо- рошо заметной дороги и скоро увидели на грязи возле большой лужи чётко отпечатанные следы недавно прошедший машины.

Если машина шла на лесосеку, то обязательно должна засветло вернуться в ближайший населённый пункт. Будем ждать. Вдруг пове- зёт...- размышлял вслух немного приободрившийся Суло.

Повезёт, когда вывезет,- скаламбурил рабочий.

От шофёра они узнали, что в посёлке лесозаготовителей нет даже медпункта. Договорились, что за хорошую плату он довезёт всех, не останавливаясь, до районной больницы.

Там вызвали хирурга, обработали раны и забинтовали ногу чуть ли не до колена. В том числе все места, где были глубокие ссадины. А потом врач сказал:

Вас необходимо срочно доставить в Петрозаводск. Врачи Респу- бликанской больницы разберутся, что делать дальше. Боюсь, что при- дётся отправлять вас в Москву. Тут надо думать, как спасать ногу.

На этом для Суло закончился не только полевой сезон, но и во- обще карьера геолога-полевика. В Москве предстояло долгое лечение. Суло это назвал долгим вынужденным бездельем.

Через пару недель его приехала навестить жена. И привезла толь- ко что присланную по подписке книгу на финском языке. В русской транскрипции называлась книга просто, хотя и длинновато: "Геоло- гический фундамент Финляндии".

Теперь я спасён! Без работы не останусь. Пока тут по косточкам собирают и лепят мою ногу, возьму да и переведу эту книгу на русский язык. Думаю, потом её можно будет напечатать. Предложу издатель- ству "Недра". Может быть, даже гонорар получу. Вот тогда заживём! - весело успокаивал он жену Риту.

Ты сперва на ноги стань, а потом будешь строить наполеонов- ские планы,- с тревогой в голосе ответила жена.

Как-нибудь оклемаюсь. Бог не выдаст, свинья не съест.

Так получилось, что перевод книги Суло закончил немного рань- ше, чем курс лечебной реабилитации. Рукопись передал издательству

"Недра". Там прочитали и, пообещав напечатать, пригласили заклю- чить договор.

В кабинете главного редактора состоялась долгая серьёзная бесе- да. Сначала только об издании будущей книги.

В книге должна быть подробная аннотация на английском язы- ке. Ума не приложу, кому поручить такую ответственную работу. Ну- жен человек, знающий одновременно русский, английский и финский языки да ещё и геолог по профессии. Желательно - опытный спе- циалист по геологии и тектонике Балтийского щита. Где его взять? - спросил руководитель солидного издательства.

Нигде не надо брать, не надо искать. Вот он перед вами,- с ве- сёлой ухмылкой ответил Суло. - Для меня, можно сказать, все три языка - родные. И в своей профессии, думаю, я вполне состоялся как специалист.

Неужели правда? Тогда у нас разговор сегодня не закончится.

Будет "долгоиграющий" сериал.

Главный редактор издательства был не просто литератором. Как потом стало известно, он ещё негласно служил в "органах". Поэтому,

не открывая себя, больше двух часов беседовал с автором рукописи совсем не на издательскую тему. Интересовался мельчайшими под- робностями биографии Суло и его предков. Спросил о принадлежно- сти к партии и, когда узнал, что собеседник абсолютно беспартийный, вроде бы даже обрадовался. Задавал много вопросов о родителях. И ничуть не смутился, узнав о былых репрессиях, постигших и этих представителей "нацменов".

- Будем считать, что мы продуктивно поговорили. Вам ещё пред- стоят беседы с другими людьми, в других кабинетах. Если они закончат- ся так же благополучно, то впереди у вас блестящее будущее,- закончил главный редактор, подал на прощание посетителю руку, а потом уточ- нил: - Где, когда и с кем состоятся следующие ваши встречи, я не знаю. Но они обязательно состоятся, а пока лечитесь, набирайтесь сил. Вас найдут в реабилитационном Центре и скажут что и как делать дальше.

Ошарашенный таким неожиданным поворотом событий, Суло медленно шёл к станции метро. Он почти забыл про свою тяжелей- шую травму и даже, кажется, не хромал. Пытался угадать, какой по- ворот судьбы уготован ему на сей раз. И повторял мысленно послед- нюю фразу главного редактора: "О нашем разговоре не должен знать никто. Ни в коем случае не проговоритесь нечаянно жене, если буде- те звонить. Иначе всё пойдёт насмарку. Когда будет можно и нужно, жене обо всём сообщат".

Разговоров действительно было много. В разных кабинетах. Но в одном и том же "сером доме". Так или иначе разговоры касались геологии, оценки минеральных ресурсов в недрах. И, чувствовалось, вели их люди, понимающие в этом деле. Хотя они явно были профес- сионалами в другой области. Хорошими профессионалами и, к тому же, интересными собеседниками.

Продолжались разговоры больше недели. Они велись неторо- пливо и ненавязчиво. Местами походили на беседы равноправных партнёров, на беседы-советы. Речь в них шла, конечно, не только о геологии. Суло посвящали в совсем неведомую сферу будущей его деятельности. Он внимательно и с интересом не только слушал, но впитывал всем своим организмом сценарий дальнейшего своего су- ществования. Он входил в роль. Погружался в продиктованную "орга- нами" легенду, которая скоро должна была стать важной стороной его реальной жизни.

В конце содержательных бесед на "специальные" темы ему было очень заботливым тоном сказано: