Аннотация: Дорога к звёздам начинается и заканчивается на бетоне
Бетон звёздных дорог
Закованная в ледники Вьюга не знала смены времён года. Почти везде властвовала зима, и только в узкой экваториальной полосе стояла вечная холодная осень. Дорожка из бетонных плит, похожих на те, что устилают летное поле космодрома, проходила сквозь кедровую рощу. За ней начиналась болотистая тундра. Местами торчали покрытые разноцветным лишайником камни. Сухие проплешины у автохтонных мхов отвоевал серебристый ягель. Сквозь завезенную с Земли карликовую березку пробивались местные, напоминавшие клюкву ягоды, жесткие и горькие.
Раз в полгода Серафим выходил из города, чтобы подняться на холм к памятнику. Впрочем, во время войны у него тоже получалось ступить на бетон лишь два раза в год, когда провожал окончивших училище лейтенантов и забирал новую группу курсантов. В остальное время под ногами были педали управления или палуба учебного авианосца.
***
После второго выпуска он зашел к начальнику училища, положил на стол рапорт о переводе в действующую армию. Иванников молча кивнул на стул, придвинул к себе листок. Внимательно несколько раз перечитал распечатку. Серафим даже понадеялся, что его отпустят. Затянувшееся молчание прервал вызов. Начальник придавил клавишу громкой связи:
- Слушаю.
- Капитан Кесарев. Машины на борту, системники подключили.
- Ну, и хорошо! - он отпустил клавишу и пояснил: - Управление решило добавить к тебе в группу искинов. Для начала двоих.
- Искинов? Их же не надо учить.
- Этих - надо, - Иванников устало посмотрел на Серафима. - Это другие искины. Помнишь историю с вирусами Черного Дыра?
- Да... Так это они?
- Не они. Их младшие братья.
- Откуда?
- Черный Дыр вернулся. Прости, я не могу больше ничего рассказать. Император наложил на эту информацию собственный гриф секретности.
Серафим кивнул и решил всё-таки перевести разговор на то, с чем пришел:
- Может быть, отпустишь? Пойми, воевать надо нам, а мы отправляем туда молодежь. Вирусов этих...
- Не отпущу! - жестко сказал Иванников. - Заменить тебя тут некем.
- Я подготовлю тебе двух... Нет, трех инструкторов.
- Готовь. Но тебя я всё равно не отпущу, потому что среди всех инструкторов Империи у тебя лучшие результаты.
- Разве это можно оценить?
- Григорьич, я тут сам не поверил. Можно!
- Как?
- Оказывается, очень просто. Статистика - точная наука. И эта наука утверждает, что из твоего первого выпуска остались в живых три четверти, а у выпускников других училищ там средний показатель меньше половины.
Серафим зло глянул на Иванникова. Тот в оправдание сказал:
- Я и сам не знал. Тут с последним транспортом данные прислали. Вместе с искинами. Статистика - наука точная, и она говорит, что твои ребята гибнут там в два раза реже.
- Да что ты мне... Это много! Это очень много! Четверть за полгода. А еще через год... - Серафим поднялся, резко отодвинув стул. - Значит, я их плохо учил!
***
Задумавшись, он не заметил, как подошел к холму. Здесь начиналась лестница, сложенная из таких же плит, как и на дорожке. Это символично, потому что путь к звёздам начинался на бетоне. И заканчивался на нём.
Длинные, неравномерные ступени сбивали шаг. Тяжело подниматься в гору человеку, привыкшему летать. Особенно, когда тебе под сто.
До войны Серафим работал пилотом в службе спасения. Из-за возраста его отрядили в резерв орбитальной обороны. А через месяц на Вьюге появился генерал Иванников, сходу предложивший поработать инструктором. Он привез записи первых боёв с варанами и кучу разрозненной информации, из которой удалось извлечь много полезного.
Они старались понять, чему нужно обучать пилотов. Иванников подавал идею, а Серафим придумывал, как её воплотить, учитывая скудные возможности наспех организованного училища. Разрабатывал методики, составлял программы. Но при этом, тренировки всегда начинались в одном и том же месте.
***
Одиннадцать 'Буранов' висели на низкой орбите возле небольшого планетоида. Серафим отметил, что все, даже искины сориентировали истребители днищем к поверхности и носом по курсу. Эта привычка оставалась у тех, кто начинал пилотировать в атмосфере. Избавиться от нее очень трудно, но необходимо. Нельзя привязывать положение машины к ближайшим крупным объектам или к плоскости эклиптики. Пространство для пилота должно быть объемом, а сам он - центром вселенной. Тогда подсознательно все направления станут равнозначными, и свобода маневра многократно возрастет. Ломать устоявшуюся привычку надо сейчас, пока не ушла новизна ощущений. И лучше всего, если переключить на что-то внимание. Недаром он привел группу именно сюда.
Истребители вышли на освещенную сторону. На поверхности планетоида разворачивалось яркое представление. Солнце играло в голубоватых торосах мириадами зайчиков. Казалось, все фейерверки галактики отпустили свои синие и белые огни порезвиться во льдах замерзшего мира.
- Всем внимание! Тангаж - минус девяносто! Выполнять!
Пилоты довернули носы истребителей к поверхности. Пусть насладятся картинкой на основном экране. Заодно привыкнут, что планета не 'под', а 'перед' ними.
Дав молодежи обсудить открывшуюся красоту, Серафим пресёк разговоры.
- Товарищи курсанты! Вчера все вы полетали вокруг движущегося с ускорением авианосца и почувствовали, чем настоящий истребитель, имеющий массу двадцать восемь тонн, отличается от виртуального тренажера. Сегодня, надеюсь, вы поймете, как на эту массу влияют гравитационные поля. Мы будем отрабатывать инерционную посадку. В памяти тактического анализатора это программа номер один. Начинает 'одиннадцатый'. За ним с интервалом в минуту идет 'десятый', и далее - машины с уменьшением номеров. 'Первый' замыкает строй. Приступить к выполнению маневра!
Посадка по инерционной траектории вызывает у начинающего пилота противоречивые чувства. После короткого торможения истребитель снижается и начинает ощутимо обгонять группу, сохраняющую орбитальную скорость. Здравый смысл протестует, требует перепроверки расчетов. Но как ни проверяй - высота уменьшается, соответственно, круговая скорость растет. Машина-то падает! И пока пилот не научится учитывать гравитационные поля, делать ему нечего на низких орбитах и вблизи крупных астероидов. В горячке боя летать надо интуитивно. Возле небесных тел на первый план выходит точность пилотирования. Конечно, мелкие ошибки скорректирует автопилот, но на это уйдет часть мощности. А ее может и не хватить. Как и потерянного на непредвиденный манёвр времени.
Тем временем, 'одиннадцатый', пилотируемый одним из искинов, развернулся и пошел на посадку. В эфире раздались удивленные возгласы. Видимо, все увидели в программе отрицательный вектор тяги и теперь недоумевали, почему визуально увеличилась скорость. Ничего, это пройдет. Через пару месяцев будут летать не задумываясь. А потом настанет время перебраться на внешние границы системы, где солнце светит, как очень яркая звезда. Там, в полном одиночестве, пилот должен проникнуться ощущением, что он всецело зависит от машины. Главное - понять, что истребитель - это не только оружие. Он должен стать частью тела, потерять которую равносильно смерти. Зачастую, спасая машину, пилоты выходили живыми из совсем безнадежных ситуаций.
***
Порыв ледяного ветра отвлек от воспоминаний. Утомительный подъем закончился. С вершины холма открывался вид на океан и далекую белую полоску ледника. Стальные волны с барашками пены пытались набежать на памятник у обрыва, но терялись где-то внизу. Их мерное движение подчеркивало монументальность застывшего с приподнятым носом 'Бурана'. Чуть в стороне протянулась гранитная стена с именами людей и искинов. Малонаселенная окраинная Вьюга могла посылать на войну едва ли сто человек в год. Вернулись на родину немногие. Некоторые, правда, остались в армии или на более комфортных планетах. Сто восемьдесят семь имен выбито на камне. И почти треть погибших - его ребята и искины, которых он не смог научить летать хорошо.
Стоило ступить на плиту низкого постамента, руки сами потянулись к истребителю. Показалось, броня все еще хранит мороз пустоты, но Серафим прижался к ней щекой. Ладони привычно погладили шершавую поверхность.
'Еще полетает, - пришла мысль. - Потеряно процентов десять покрытия'.
И вспомнил, что этот истребитель никогда уже не взлетит. Бетонная плита на холме - его последний космодром.
'Буран' - простая и надежная машина. Ее стихия - маневренный бой, но и другие задачи вполне по зубам. Может летать в атмосфере, может нести бомбовую нагрузку. Конструкторам удалось создать истребитель, превосходящий вражеские во всём. К тому же, очень технологичный, требующий минимальных затрат в производстве и при обслуживании. Но любым, даже самым совершенным оружием, надо научиться управлять. А этому обучает инструктор. Он должен не только знать особенности пилотирования, но и уметь передать свои знания курсантам.
***
Ребята подобрались способные. Старались не отставать от людей и искины. Программу группа осваивала быстрее, чем предыдущие. А может, Серафим после разговора с Иванниковым стал строже относиться к курсантам. Перед глазами стояли лица тех, кого он учил. Сколько их навсегда осталось там, в пустоте! Если пилоты гибли, значит, он что-то делал не так. Но чему можно научить за полгода летной практики? Флоту требовались пилоты, а ускоренный курс не давал возможности обучить их как следует.
В системе Вьюги мало планет. Пояс астероидов только внешний, скрывающийся во мраке пустоты. Весь остальной мусор собрал в красивейшее кольцо единственный газовый гигант. А между ним и густой атмосферой проходила орбита спутника, скалистые пики которого вздымались местами километров на десять. Он напоминал репейник и название носил такое же.
Авианосец остался позади. 'Бураны' шли плотным конусом. Над планетоидом строй плавно развернулся в веер. Истребители разбежались и замерли. Серафим придирчиво оглядел расположение и остался доволен. Ребята без команды разобрали те сектора обзора, которые контролировали в строю. Орбитальную скорость уравняли все без помощи автопилота. Таким пилотам будут рады в любой части. Они уже самостоятельно ориентируются в обстановке.
- Внимание! Сегодня у нас будут гонки. Победит тот, кто за час сделает больше витков вокруг Репейника. Да, это не Нижняя Тунгуска, которая еще и вращается, как сумасшедшая. Но и вы не чемпионы. Вам хватит и такого... - Серафим выдержал паузу, чтобы все осознали, что им предстоит, и продолжил: - Облёт совершать, не удаляясь более чем на два километра от экватора. Автопилот подсветит коридор. Также, при вероятности столкновения машин или касания скалы, он перехватит управление и поднимет орбиту на десять километров. Вопросы есть? Нет? Тогда грузим пятьдесят первую программу. Приступить!
"Бураны" перестроились для старта. По команде рванули к планетоиду. Уже сейчас на ортогональной проекции было видно, как кто-то заходит впритирку к скалам, а кто-то нацелился чуть выше. Первый виток все прошли аккуратно. На следующем две машины были подняты на высокую орбиту и отстали. Впрочем, пилоты тут же бросились вдогонку за вырвавшимися вперед товарищами. Так как приказа соблюдать радиомолчание не поступило, эфир заполнили комментарии. Чаще задорные, реже едкие. В общем хоре веселья и озорства звучали голоса немногословных, обычно, искинов.
Наблюдая за суматошной гонкой, Серафим думал: 'Пусть порезвятся. Это их последний мирный вылет. Дальше все будет зависеть от того, насколько хорошо они усвоили программу'. Вечером он устроит разбор полётов, и окажется, что победил не самый умелый, не самый осторожный, а самый расчетливый. Это станет хорошим уроком. А последний урок запоминается лучше остальных.
С тех пор Серафим не подал ни одного рапорта. Кто еще на Вьюге сможет обучить пилотов так, чтобы они вернулись домой?
***
К памятнику он приходил два раза в год, словно еще и еще раз прощался с выпускниками. Его приглашали на День Победы, но Серафим каждый раз отказывался, потому что не мог праздновать возле гранитной плиты. Каждая строчка, каждая фамилия на ней - это его личное поражение.
Давным давно здесь вкопали скамеечку и одноногий столик. Можно сесть спиной к океану и поднять воротник, чтобы холодный ветер не задувал в лицо. Облокотиться на толстую доску, дать отдых натруженным ногам. Отсюда с холма видна Столица, за ней космодром и серая тундра до самого горизонта.
Серафим достал из карманов бутылку водки, два стаканчика и пакет с бутербродами. Наполнил стаканчики, положил на один краюшку хлеба.
- За вас, ребята! За тех, кто никогда не ступит на бетон. Простите, что не смог научить вас летать, как следует...
Выпил, занюхал рукавом и вытер глаза. То ли водка крепкая, то ли ветер слезу вышибает. На мир наполз полупрозрачный туман. Показалось - 'Буран' шевельнулся на постаменте. Нет, это просто слезы. Стремительный, похожий на наконечник копья истребитель никогда не взлетит. Его место здесь - у гранитной стены.
Серафим никогда не бывал на Земле, но знал, что там есть похожие памятники. Боевые машины на бетонных постаментах. Памятники погибшим в давней войне, когда у человечества еще не было врагов, и люди воевали друг с другом.