...Струя попала куда следовало. Уже через несколько секунд он почувствовал себя лучше. Искренне пожалел, что не сделал этого раньше, там, в темноте, за будкой киоскёра.
Он начал заниматься брючной молнией, как взгляд упал на НЕЁ.
Боже, на что ОНА была похожа: ноги раскинуты, куртка в грязи и бурых листьях. Один сапог потерялся. Он наклонился над НЕЙ и отпрянул: место, которое можно было еще недавно лицом, было раздуто, как кислородная подушка. Он попробовал приподнять то, что когда-то могло называться женщиной. Тело было безжизненно.
Замычав от ужаса и отвращения, он побежал через парк, натыкаясь на кусты и проваливаясь в кучи сырых листьев. В висках бешено стучало. Яркий свет аллеи пугал его. В вечерней тишине раздались протяжный свист и гогот подростков, внимание которых привлекли его нелепые прыжки. Ему показалось, что воет милицейская сирена.
Дверь квартиры оказалась закрытой, и он, забыв о существовании звонка и ключей, забарабанил по спасительному дермантину кулаками.
Жена метнулась за ним по коридору и припала к двери ванной: "Господи, кто они? Ты ранен?! Открой!" Из крана фыркал кипяток, и он в отчаянии сунул под него руки. Проклятье! Кровь и трупные пятна, как в дурацкой сказке о Синей Бороде, проступали на коже снова и снова. Из запотевшего зеркала на него посмотрело ЕЕ лицо: оплывшее, синевато-черное. Щеколду заело, и ОНА успела убить его невидящим взглядом.
С приходом ночи стало еще хуже: всматриваясь в темноту, он пугался темных очертаний люстры, платяного шкафа и секретера.
Жена спала тихо. Не дышит! Он наклонился над спящей фигурой, пахнущей валерьянкой, и вдруг, вместо знакомого стареющего лица с рыжеватыми завитками увидел ожившую мумию. Сейчас она протянет к нему костлявые пальцы!
...Пришел в себя от яркого света, вспыхнувшего в туалете спасительным маяком. Такой яркий свет бывает в СИЗО. Сидя на нью-параше, он мысленно прощался с унитазным ершиком, мягкой упаковкой Доси и еще сотнями милых домашних мелочей, которые в последний раз окружали его.
Одиноко ворочаясь на жестком диване, он гнал страшные мысли прочь и лелеял спасительные. Найдут ее утром: это раз! Как они узнают, что там был я? Это два! (надежда на спасение радостным зайчиком запрыгала под кадыком.) Ну, бежал какой-то мужик через парк, ну и что! Видели меня какие-то пацаны? Да они ж ,100%, пьяные, были! Захотелось курить, первый раз после происшедшего. Он прошлепал в коридор в поисках сумки, и, порывшись среди пальто и курток жены на вешалке, ощутил разряд тока. Сумка! (портмоне, сотовый, ключи от квартиры!) Господи, паспорт!
Звонок застал его на кухне, в руках - недопитая стопка, за окном - серые вороны кружат над новостройкой. Падаль почуяли... Он не пошел открывать. Звонок еще раз, настойчиво и призывно растоптал тишину. Жена в белой, как саван, ночной рубашке прошелестела к двери. Он не стал ей препятствовать.
Сейчас всё будет кончено...
- Там какая-то женщина. Принесла твой паспорт. Выйди, она, наверное, хочет денег.
В нос ударил знакомый запах. Трупный? Да нет же, немытого тела!. Взглядом опытного, но нетрезвого работника УВД, она сверяла фотографию в паспорте с оригиналом. Лохматая голова, замызганная куртка, пухлая физиономия- ужас! Но, что самое главное, - живая!
-Да-а-а, непохож что-то...Что ж это вы, гражданин э-э-э, Тютькин Иван Михайлович, 1963 г.р., к честным дамам в парке пристаете? Она кокетливо отставила ногу, обутую в портянку из желтого целлофанового пакета.
- Может, между нами было что-то, а? -развязно подмигнула она восковой фигуре жены.
Он выхватил у жены приготовленные пятьдесят рублей и сунул их той, которая стала в этот момент самой желанной женщиной на свете. И обнял бы, но всколыхнувшиеся воспоминания заставили хлопнуть дверью.
- Может, нужно было вызвать милицию? А, Вань? Она же под дверью у нас поселится... Гадина она какая, а! Вань! Замки надо поменять! Слышишь!!!
Он молчал. Он спасен (или заново рожден?). Было жалко денег, сумку и телефон. "Отосплюсь - пойду заявление о пропаже накатаю. Через парк больше никогда не пойду.", - решил он, кутаясь в уютный пятнистый плед.