Аннотация: Рассказ в укороченном варианте занял на "Шпильке" шестое место
Голос матери не сулил ничего хорошего. Алёна приоткрыла один глаз и прислушалась.
- Быстро вставай. Сегодня надо обязательно съездить в деревню к бабе Мане, забрать документы. Времени на оформление у нас почти не осталось. Давай, поднимайся.
- Может, вы сами съездите? - лениво протянула Алёна. - Вообще, бабушке надо было в своё время все нужные бумажки забирать. Пусть сама и тащится в эту Меленку.
- У неё важное совещание, а у тебя ещё два дня отпуска и выходные. Давай, давай. Мне уже бежать надо - заказчик ждёт.
- Так моя машина в ремонте! Чё я туда пешком пойду?
Возмущённый возглас не произвёл на старшее поколение никакого впечатления:
- На электричке или на автобусе. Как мы-то всю жизнь ездили? С тобой и вещами на руках, на перекладных. Ключи на столе. Бутерброды в холодильнике, завтрак на плите. Меня уже нет.
Решив, что "кусать руку, которая кормит", и, к тому же, обещает через месяц купить новую машину, неразумно, Алёна стала собираться в дорогу. Немного повалявшись, поболтав с подругами, выяснив в Интернете расписание автобусов, и вдоволь налюбовавшись в зеркале новой стрижкой, она взяла сумку с едой и вышла из дома. Дорога в Меленку была хорошо знакома: раньше каждое лето родня сплавляла туда детей. Только в последнее время здоровый деревенский отдых перестал казаться привлекательным, и все мчались в "жаркие страны". Баба Маня, доводившаяся бабушке родной тёткой, умерла летом, когда Алёна была на стажировке. Теперь вот понадобились какие-то документы, которые бабушка, видите ли, забыла в доме.
Автобус, натужно гудя, полз в пробке со скоростью раненой черепахи. Алёна слегка встревожилась, опасаясь, что может не успеть на последний автобус. Правда, в расписании автобуса номер 49 значилось всего по пять цифр, но, в крайнем случае, можно поймать такси. За время пути ясное октябрьское небо заволокло унылыми серыми тучками, которые грозились вот-вот разразиться противным осенним дождичком. Только в половине четвёртого древний автобус, скрипя и подвывая на горках, подрулил к нужной остановке. На противоположной стороне дороги под чахлым навесом прятались две старушки.
- Скажите, пожалуйста, - Алёна изобразила подобие радушной улыбки. - Сегодня это последний автобус?
- Последний, милка. Сейчас развернётся в Климово и назад.
- Как же потом?
- Что - потом? Попутку нужно ловить, или до шоссе топать. Семь километров всего. Ты - молодая, за час доскачешь.
Тщательно подавив недобрые предчувствия, Алёна кивнула бабкам и свернула на просёлочную дорогу, которая местами хранила воспоминания о бетонных плитах и асфальте. В детстве они пробегали от Меленки до магазина у автобусной остановки минут за пятнадцать. Теперь в сапожках на каблуке путь среди колдобин и ям занял почти час. Девушка устала, запыхалась, да к тому же внезапно поняла, что плохо помнит, как выглядит прабабушкин дом.
Обычные деревенские избы, тремя окнами глядевшие на улицу, казались ей на одно лицо. Отсчитав восьмую избу с края, и осмотревшись, Алёна поднялась по ступенькам на крыльцо. Ключи подошли к замку. В доме было темно и тихо, пахло плесенью и мышами. От непривычной тишины поначалу заложило в ушах, но постепенно стали слышны неясные шумы и шорохи. Что-то скрипело и постукивало за окном, а, может быть и в глубине дома. Раскидав по столу стоявшие на этажерке папки и книги, Алёна принялась судорожно перебирать пожелтевшие ветхие бумажки в поисках нужных документов, одновременно откусывая маленькие кусочки от приготовленного матерью бутерброда. "Руки помыла?" - зазвучал откуда-то из глубин памяти голос бабы Мани.
"Ещё вчера", - мысленно ответила девушка, укладывая бумаги в сумку.
В углу что-то заскребло и зашуршало. Потом раздался писк, лёгкий шум, фырканье и чавканье, скрип досок и ещё какие-то невнятные звуки. Кто-то вздохнул прямо под ногами. Алёне стало страшно. Схватив сумку, она выскочила из дома и почти бегом направилась прочь. Сзади послышался шум мотора. Машина с надписью "Ремонт электросетей", поравнявшись с Алёной, остановилась.
- Куда спишищ кырасавица, - ласково спросил молодой человек восточной наружности.
- Не твое дело, - буркнула Алёна. Она внезапно сообразила, что с перепуга пошла не в ту сторону, забыла закрыть дом, а также бросила на столе ключи и бутерброды.
- Не беги, мы сейчас обратно поедым, куда захочещ отвэзэм! - неслось вслед. - Не торопыс, куда ты, а!
Возвращаться не хотелось, но пришлось, не оглядываясь, бежать обратно в деревню. Подгоняемая страхом, девушка судорожно окинула взглядом пустую улицу. Ни души. Несколько ступенек крыльца беглянка преодолела одним прыжком.
Что-то изменилось за эти несколько минут в восьмом доме с края. Как-то иначе выглядели терраса и сени. Сквозь занавешенные маленькие окошки проникало слишком мало света, а сгущавшиеся сумерки окутывали плотной завесой обстановку в комнате. Алёна пощёлкала выключателем - тишина. "Пробки, небось, вывернули, экономисты! Что я теперь в темноте делать буду?", - мрачно подумала она. Внизу, под крашеными досками что-то шуршало, скреблось, постукивало и гудело, но теперь уже гораздо громче, чем в первый раз.
- Бабуль, ты? - осторожно осведомилась Алёна.
- Кто же ещё, - гулко отозвалось в углу. - Кому тут ещё быть? Сейчас выберусь, подожди.
- Бабуля? Баба Маня?- девушка перешла на сдавленный шёпот.
От страха Алёнины ноги приросли к полу. Потом внезапно шум стих. Только старинные часы тикали где-то над левым ухом.
"Странно, почему я раньше не слышала часов? Какие часы могут ходить в пустующем доме? Не было никаких часов! Ой, мама!"
Из дыры в углу, которую раньше не было видно, показались чёрные руки с паяльной лампой, а затем голова, почти полностью замотанная тёмным платом. "Ку-ку" - пронзительно рявкнуло у Алёны над головой.
- Ку-ку, - снова проорала кукушка в часах. Свет в комнате вспыхнул так внезапно, что ещё пару минут и Алёна, и хозяйка дома, обнаружившая посреди собственной горницы чужую девицу с фиолетовыми волосами в куртке с рисунком хеллоуинской тыквы, продолжали истошно голосить. Вдоволь накричавшись, Алёна сдалась первой.
- Вы кто?
- Кто я? Это ты кто, чучело? До смерти перепугала, оторва. Хорошо, что хоть свет, наконец-то, дали. Три дня обрыв устранить не могли, ироды. Так ведь и ящик сыграть недолго. Тьфу, леший, так ведь ты же Ленка, тёти Манина правнучка. А я-то думала, что внук из интерната сбежал, не дождавшись субботы, потому и разговор завела. Смотрю на тебя - крашеная, вырядилась, как на шабаш. Чего пожаловала? - женщина с трудом выбралась из погреба, подняла лампу. - Вот, стенки в погребе прокаливала от плесени. Сама вся прокоптилась. Садись, чего застыла?
- Здддддрасте, теть Ань, - всё ещё стуча зубами, отозвалась Алёна. Только сейчас она сообразила, что не так: в доме было тепло и сухо. - Меня бабушка с матерью послали сюда. Они документы бабы Манины оставили. Я их, вроде бы, нашла, но забыла дверь закрыть, вернулась и ошиблась домом. Обсчиталась. А ещё там тоже кто-то в подполе ходит, сопит и вздыхает.
- Это, небось, наш Мурзик мышей ловит! - засмеялась тетя Аня. - Наших всех сожрал, поганец, теперь по соседям отправился. Дачники-то почти все съехали, вот он и лазит по подвалам, там, где отдушины открыты. Садись, чаю попьём. Скоро сын с невесткой с работы вернуться, так Санёк тебя до шоссе на грузовике довезет.
Санёк мгновенно снял все обвинения в адрес Мурзика, указав на печку:
- Как же, пойдёт он в такую погоду по мокрой траве, ждите!
- Кто же там тогда шарахался? Неужели бомжи уже полезли? - удивилась тётя Аня. - Ладно, пошли все вместе, надо выяснить, что там за барабашки.
В доме бабы Мани было тихо.
- Вот, нет тут никого. Подняли бучу. Собирай свои объедки, чтобы мышей не приманивать, и ключи не забудь, - строго сказал Санёк, оглядывая горницу.
В кухне что-то тихонько застучало.
- Вот, - пискнула Алёна. - Опять.
- Бу-бу-бу, - отозвалось внизу. - Откройте, люди добрые!
- Вот, я же говорила! - отчаянно пискнула Алёна.
- Вот те и Мурзик, - усмехнулся Санёк и отодвинул доски, которые во время поминок использовали как скамейки, а потом свалили у стены на кухне, перегородив при этом дверь в бывший хлев. Хлев давным-давно был переделан в капитальный подпол с полками и ларями. Из открытой двери вывалился сосед - Антон Сергеевич.
- Ты что же это? Ополоумел? По своим уже полез! Ладно ещё, когда ты, чёрт старый, к дачникам наведываешься, а ты к бабе Мане? - тётя Аня замахнулась на дедка подвернувшейся тряпкой.
- Погоди ты, Анютка. Они, считай, теперь тоже - дачники. Так я за свой грех тут чуть копыта не откинул. Сначала от падения, потом от страха, а под конец и вовсе - от ужаса.
- Ври больше! Зачем в чужой дом полез?
- От тоски. Старуху мою позавчера в больницу забрали, вот я и затосковал. Посидел один дома два дня, такая тоска взяла, не поверишь! Сижу и думаю: "Не могли мы на поминках всю Машкину наливку выпить! Никак не могли. Решил проверить. Снаружи у хлева окошко есть, маленькое, сам делал. Я его ножичком поддел и стал спускаться, а запамятовал, что там глубинища поболе двух метров! Так вместе с полкой и сверзился. Отлежался малость, слышу, ходит кто-то. Цокает. Постоит, постоит, потом опять - цок-цок. Машка тако вот цокала теми тапками, что ей Дуська из Голландии привезла.
- Евдокия Ивановна, - обиделась за бабушку Алёна.
- Вот именно, - поддакнул Антон Сергеевич. - Дуська Ивановна. Прислушался - точно цокает и сопит, точь-в-точь Машка. Я к двери - не открывается. Страх! Слышу, шаги удаляются. Я снова к окну, а снизу никак дотянуться не могу - росточком не вышел. Опять чуть вниз с полкой не рухнул, а темнеть стало. Покричал, но никто не услышал: дождик, все по домам попрятались. Тут мне совсем худо стало. Ведь холодно, за ночь тут и околеть недолго. Старухи нет, а Дуська... Ивановна, когда ещё хозяйство проверять заявится? Слава богу, что вы меня обнаружили и освободили, не допустили смерти безвременной.
- Ты, Сергеич, что-то уж очень разговорчив стал? В жизни я от тебя столько слов зараз не слышала, - засмеялась тётя Аня. - Неужто со страху?
- Нет, мам, это он, видно, наливку отыскал. Отыскал, а? Колись, дед! - хмыкнул Санёк, возвращая доски на место.
- Ну, нашёл. Мне сердце не зря подсказывало, что не могли мы всю наливку уговорить, не могли. Она, родимая, может, меня от смертного страха спасла? И нечего тут гоготать, молоды ещё, над дедом потешаться!