Автобус, несколько раз чихнув, сворачивает на гравийную дорогу и, покачиваясь на выбоинах, медленно продолжает свой путь. Михаил, уткнувшись лицом в пуховую подкладку куртки, с благодушным видом смотрит в окно на припорошенные первым снегом деревья. Выгодный заказ на периферии, - оформление мозаичного панно в станичном клубе, - располагает к хорошему настроению. Рядом мирно посапывает напарник - Коля Романько. Хороший художник, но при этом не дурак пропустить стаканчик - другой.
- Пьянство - классическая беда моего ремесла, - оправдывает он свое пристрастие.
Михаил потягивается, разминая затекшие конечности и ладонью бьет по плечу соседа. Тот от неожиданности подскакивает.
- Что? Где? Приехали?
Но увидев за окном монотонный зимний пейзаж, беззлобно ругается: - Пошел ты ... - и снова опускает голову на грудь.
Наконец показалась станица. Найти клуб было делом несложным. Сторож, щуря глаза от бьющих в лицо снежинок, разглядывает друзей.
- Председатель казав поселить вас в доме Митревны, - он тычет пальцем в белую мглу. - Пойдемте покажу.
- А она-то сама не против? - Николай дышит в озябшие руки.
- Хто? Митревна? Так она вмерла, - старик спешно крестится, - а родни нема. Хозяинуйте смело.
- О, Господи...- Михаил ежится, то ли от холода, то ли от услышанного.
Минут через пятнадцать они останавливаются у покосившейся саманной хатки. Сторож долго возится с замком и скрипучая дверь нехотя отворяется перед пришедшими. В нос ударяет густой запах сушеных трав, мышей и еще чего-то неопределенного, совершенно незнакомого.
- Хлопцы, дрова в сарае. Печку топить можете? Ну, я пойду.
Но поспешность старика явно идет на убыль после того, как Николай достал из сумки и поставил на стол бутылку "Распутина"
- Гарный был мужик, - сторож кивает на головой на этикетку, - но бабы его сгубили.
- Батя, да ты присаживайся, я думаю, твой клуб не украдут, - Михаил заметил его замешательство.
Уже через полчаса в печке весело потрескивают дрова, а за столом, - что может быть лучше, - идет неторопливая мужская беседа.
- Сынок, а ты что не пьешь? - раскрасневшийся от тепла и выпитого сторож ласково трогает рукав Михаила.
Но тот, неопределенно пожав плечами, молча прихлебывал чай.
- Как у вас в станице говорят, дед? Не пьет - значит, або хворый, або подлюка. - Николай громко хохочет. - Ну че, батя, давай помянем хозяйку.
- Митревну? А чего не помянуть. Интересная женщина была когда-то. Красавица. И незамужняя. Проводила своего жениха на фронт, а он-то, и погиб там. Она за всю жизнь никого не подпустила ни к душе, ни к телу. А какие женихи сватались! Из района даже приезжали. Все равно - ни-ни...
- Ну уж если из района, тогда конечно, - ерничает Николай. - А нам бы городским не отказала, а, дед?
- Тьфу-ты, типун тебе на язык, - старик в сердцах бросает окурок на пол и топчет его ногой.
- Да не слушай ты его, батя, он у нас темный, как могильный
камень, - Михаил от чего-то чувствует раздражение.
- Ничего себе, сравнения у тебя, - обижается Романько. - Хотя, к месту.
- Так вот, - тактично прерывает размолвку друзей сторож, - уж после войны прошло много лет, а она все ждала своего суженного. А потом, как поверила, наконец, что не придет соколик, сразу как-то постарела, согнуло ее, сердешную. И стала она, - Клавой ее звали, - травки собирать, повитушничать, заговоры знала и, - старик переходит на шепот, - ворожила Клавдия-то! - Он замолкает и многозначительно смотрит на своих слушателей. Ожидая, видимо, большего эффекта, добавляет таинственно: - Колдовала она...Обозлилась, поди, на весь мир из-за своего горя.
- Дед, у тебя фантазии, настоянные на алкоголе, - Николай снова наполняет рюмки.
- Сам ты алкаш, - окончательно обижается сторож, - вы еще вспомните мои слова. Клавдия уважала непьющих людей, - он одобрительно смотрит на Мишу. - А пьяниц заговаривала, - взгляд старика перебегает на Романько.
- Чего ж тебя не заговорила? - ухмыляется Николай.
Сторож крякает от негодования, берет шапку и, не прощаясь, выходит из дома, громко хлопнув дверью.
- Зря ты его так, Коль. Хороший дедок.
- А ну их, колдунов доморощенных. Давай лучше спать, -
Николай зевнул и начал распаковывать дорожную сумку. После долгой утомительной дороги друзья заснули очень быстро.
Ночью Михаила разбудил какой-то шорох. Не сообразив сразу, где находится, он привычно потянулся к выключателю торшера, но, вспомнив, торопливо убрал руку под одеяло. Ему стало страшно. Было поразительно тихо. После городского шума, где даже в поздний час слышен гул проезжающих машин, голоса запоздалых прохожих, отсутствие звука казалось неестественным. "Как в могиле", - подумал Михаил с содроганием. Он напряг слух.
"Ну хоть бы собака залаяла, что ли, или петух прокукарекал". Вдруг шорох повторился. Скрипнула половица и чьи-то тихие шаги приближались к кровати.
- Коля! Николай! Проснись!
Тот заворочался на диване.
- Ну чего тебе?
- Кто-то ходит по комнате, включи свет.
Николай щелкнул выключателем над диваном. Желтый цвет озарил комнату. Десятки мышей шныряли по полу. Некоторые забрались даже на стол, лакомясь остатками ужина.
- Миша, не бери в голову глупостей. А, главное, не пытайся их реализовать. Просто нам нужно завести кота.
Выключив свет и послав Михаила по материнской линии, Романько вскоре сладко засопел.
Эскиз панно председателю понравился.
- Здесь будет оазис культурной жизни станицы, - размахивая руками и поправляя постоянно съезжающую на глаза шапку, вещал он, - ибо интеллектуальное неравенство не способствует стиранию граней между городом и деревней.
" Скорее всего, клуб поднимет духовный уровень сельчан до такой степени, что работницы ферм, в перерывах между дойками, будут читать Джойса, а трактористы, в свободное от работы время, коллективно прослушивать произведения Рахманинова", - подумал Михаил. - " А, хрен с ним, пускай выговорится".
- Устроились-то как? - вернулся к реальности председатель. -
Вас не смущает тот факт, что неделю назад там умерла хозяйка, а то вы художники - народ впечатлительный.
- Боятся покойников, значит боятся самого себя, - Николай сплюнул на окурок и бросил его в строительный мусор.
- Ну вот и ладнеько, теперь за работу, - председатель протянул им руку и, поправив шапку, сел в стоящий рядом "уазик". Машина, обдав друзей облаком выхлопных газов, тронулась с места.
- У нашего заказчика, по-моему, словесное недержание, - хохотнул Николай.
- Ему просто хочется побыстрее уравняться с тобой
интеллектом.
Романько подумал, стоит ли ему обижаться на реплику друга, но, увидев огромного черного кота, сидящего на заборе, тут же забыл услышанное.
- Миша, смотри - это то, что нам нужно. Какой замечательный кот!
- По-моему, это кошка.
- Откуда ты знаешь?
- По осанке. Мужики так грациозно не сидят.
Николай подошел к кошке и взял ее на руки.
- Пойдем, милая, к нам. Будет тебе прекрасный ужин.
- И, пожалуй, на завтрак останется, - добавил Михаил.
Кошка зашла в комнату неторопливо и уверенно, словно была здесь не раз. Степенно оглядевшись по сторонам, она перевела взгляд на художников. Они замерли: на них смотрели человеческие глаза - внимательные, проницательные и чуть презрительные.
- Кого мы принесли? Может быть, другую найдем? - сказал Михаил, нервно закуривая. - Господи, ну и глазища!
- Вечно ты все преувеличиваешь. Кошка, как кошка, - неуверенно возразил Николай.
Гостья, наконец, отвела взгляд и, направившись к дивану, запрыгнула на него и величаво устроилась на одеяле.
- Коля, она, видимо, хочет сказать, что сегодня будет спать с тобой.
- Да уж лучше я к тебе переберусь, - заржал Николай.
Занявшись обсуждением предстоящей работы, друзья забыли о животном.
- Доминировать должны красные тона, дабы символизировать красноречие нашего председателя, - ухмыльнулся Николай.
- И пурпурные, чтобы не упустить из виду чувство юмора одного из авторов, - уточнил Михаил.
- Ты шутишь, а при такой погоде, плитку для мозаики нам не привезут и через неделю.
- Ну и что ты предлагаешь?
- Завтра я поеду за плиткой, а ты нарисуешь панно на
картоне.
- Пожалуй, ты прав, - согласился Михаил.
Рано утром Николай уехал в город. Умывшись и наскоро позавтракав, Миша принялся за работу. Кошка, сидя на диване, наблюдала, как он расстилает картон, делает наброски, пробует цветовые сочетания. Мыши исчезли, хотя она не проявляла к ним видимого интереса. Присутствие кошки почему-то тяготило и художник решил вынести ее на улицу.
- Пойдем, моя хорошая, во двор. У тебя теплая шубка и не будет холодно.
Она взглянула на него презрительно и отвела взгляд в сторону. Михаил поставил животное на снег и быстро вернулся в комнату. Когда он вошел, кошка как ни в чем не бывало сидела на диване. Повторять эксперимент Миша больше не решился. Он чувствовал, что находится во власти приближающегося страха и с содроганием ждал наступления ночи. Хотя он никогда не видел покойную старуху, ее образ стоял у него перед глазами. Она смотрела на него с мудрым превосходством мертвого, познавшего, наконец, смысл жизни, платой за который и была сама жизнь. Вещая мудрость, везде проникающий взгляд и совершенно непонятное присутствие вне бытия, необъяснимы, а следовательно представляли опасность. Покойники величавы и горды, ибо они знают то, чего не знаем мы. И это почему-то внушает страх. Стоит только впустить его в трепещущее тело, и он будет упорно и безжалостно рвать душу на части; бесконечная пытка закончится в предрассветный час - время, когда умирают, не дотянувшись до корвалола, сердечники, затягивают петлю на шее от смертельной тоски алкоголики и тихо, - от жути происходящего, - воют собаки. Наконец, первый луч солнца коснется сознания и оно, тихонько постучав, приоткроет скрипучую дверь обессилевшего за ночь разума.
"Буду работать до самого рассвета, чтобы дурацкие мысли не лезли в голову", - подумал Михаил. Взяв в руки кисти и краски, художник сразу забыл о своих страхах.
На улице завывал ветер, бросая в окна пригоршни снега. Тревога, затаив мрачную силу, витала в комнате. Кошка с любопытством наблюдала за действиями человека. На бумаге рождались деревья, дома, люди. Светило яркое солнце, цвели сады, улыбались женщины, держащие на руках счастливых карапузов. На рисунке не было места для печали, страха, смерти. Кошка с недовольным видом, словно ей не понравился мажорный этюд, спрыгнула с дивана и, подойдя к окну, медленно развернулась и уставилась на художника. Михаил выронил кисть и понял - сейчас что-то произойдет. На кошке вздыбилась шерсть, глаза полыхали оголтело-желтым огнем. Она вдруг с жутким воплем прыгнула в окно. Зазвенели разбитые стекла и в тот же миг погас свет. Кажется, тысячи мелких иголок пронзили тело Михаила. Реальность, пропущенная через призму невероятного и преображенная страхом, превратилась в ужас. Перед глазами мелькали черно-белые тени, слышался дикий хохот, временами заглушаемый истерическим плачем. Лица его коснулось что-то мягкое и холодное. Михаил хотел бежать, но ноги не слушались, он закричал, но не услышал своего голоса. По комнате, освещенной луной, метались неясные силуэты, серые балахоны одежд развевались в воздухе. Он медленно опустился на пол, сознание покидало его. Перед ним появилась старуха в истлевшем платье. Лицо ее, бледное и отталкивающее, обрамленное растрепанными седыми волосами, в зеленовато-лунном свете выглядело особенно страшным. Глаза были прикрыты, обвисшие щеки подрагивали, беззубый рот что-то говорил. Она подняла костлявую руку и вокруг все остановилось. Стало пронзительно тихо.
- Ты хороший, я знаю, - прошепелявила старуха, - чтишь стариков, любишь животных, не сквернословишь, не пьешь. На нас, - на женщин, - правда, падок, - она жутко хихикнула. - Но бог тебе судья. Я с ним, честно говоря, не в ладах. Отнял моего суженого и жизнь стала не мила.
- Так вы - Клавдия Дмитриевна? - пролепетал Михаил.
- Не бойся меня! Сам можешь стать таким через мгновение.
Жизнь - это случайность, а смерть закономерна и неизбежна. Здесь хорошо, ибо ты избавлен от суетного чередования радости и горя, которое вас так утомляет. Захлестнув себя мелкими делишками, погрязнув в абсурде и тлене, вы хотите быть счастливыми? А хочешь... - она вдруг приоткрыла веки и Михаил невольно отшатнулся. - Хочешь, - страстно повторила старуха, - я сделаю тебя сильным, мудрым, бессмертным? - уже кричала она. - Дай мне твою ладонь, - властно приказала Клавдия Дмитриевна и протянула ему руку. Что-то сверкнуло. От яркого света Михаил на мгновение прикрыл глаза. Когда же он открыл их, то перед ним стояла красивая темноволосая девушка.
- Такой я провожала своего Андрюшеньку на фронт, - огромные карие глаза грустно смотрели на Мишу. - Хочешь повелевать людьми, - она указала рукой на разбитое окно, - они все слабы и трусливы. Ты узнаешь силу, власть, - и понизив голос, - я открою тебе тайну бесконечности.
Михаил оторопело смотрел на молодую женщину.
- Ну так пойдем же! Это так просто.
- Нет, Клава...Клавдия Дмитриевна, простите, но я... - он
попытался отдернуть руку, но девушка крепко ее держала.
- А если я прикажу тебе? - колдунья пристально взглянула
на Михаила.
- Скорее всего, я не велен распоряжаться событиями в сути которых очень мало разбираюсь. - Он решительно выдернул руку
из цепких пальцев покойницы. - Пожалуй, я повременю с решением.
Она вдруг вся задрожала, кожа на лице стала дряблой и морщинистой, смоляные волнистые волосы растрепались и стремительно побелели. Старуха, извергая проклятия, стала пятится к выходу. Вокруг все звенело и грохотало. Как в жуткий водоворот, в разбитое окно вылетала нечисть.
- Это только начало, человек. Самое страшное у тебя впереди, - прежде, чем исчезнуть, успела выкрикнуть колдунья. -
Запомни: единственное, чего нужно боятся, так это собственного страха.
Михаил, не двигаясь, сидел на полу. Он потерял счет времени и бессмысленно смотрел перед собой. На него радостно взирали нарисованные им лица людей. Простой и однозначный смысл вещей и поступков утратил свое значение. Скрипнула дверь и, отряхивая полы пальто от налипшего снега, вошел председатель. Несколько секунд он молчал, затем, поправив шапку, сказал:
- Михаил ..., извините, отчества не знаю.
- Андреевич.
- Михаил Андреевич, произошло несчастье. Ваш коллега
Николай..., - он замолчал, видимо, пытаясь узнать отчество, но, передумав, продолжил, - попал в автомобильную катастрофу.
"Господи, как напыщенно, можно ведь было сказать - в аварию"-
подумал Михаил и равнодушно спросил:
- Он погиб?
- К сожалению, да. Примите мое искреннее соболезнование.-
Оглядевшись по сторонам, председатель спросил:
- А что, собственно, у вас здесь произошло?
- Да ничего особенного, - Михаил потер виски кончиками
пальцев, - добро пожаловать на мой ночной кошмар.
Через полгода в приемном отделении психиатрической больницы, выписавшегося Михаила, встречали родители и друг Николай Романько.