Мертвые не стареют

  

  

  

  

   Книга первая

  

   Чисто женские убийства

  -- Улица Засоленных Мужиков

  

   Если кто подумал, что эта повесть составлена исключительно из обильно политых горючими слезами женских откровений - флаг вам в руки при попутном ветре.

  

   Мы с бывшим следаком Витькой Киселёвым, естественно по кличке Кисель, соседи по дачным участкам. Он и на службе выпить был не дурак, а уж на пенсии...

   Но пенсии хватало ровно на неделю. Потом он поился на стороне.

  

   - Вован, - сказал Витёк на второй минуте нашего знакомства, рассматривая мою огромную коллекцию коньяков, вин, виски и рома. - Ты жлоб, сноб и даже где-то - дурак.

   - Вить, как у вас, полицаев, говорят, нельзя ли с этого места поподробнее?

   - Можно. Вот тебе здоровье не позволяет пить, пральна? Я пью чай вприкуску, а ты пьёшь водяру вприглядку, пральна? Вывод отсюдова: я знаю вкус чая, а ты никогда не узнаешь вкуса своей коллекции, пральна?

  

   Витька, как следак со стажем, по определению не мог быть дураком, особенно учитывая, что полученных грамот хватило на оклейку двухместного туалета типа деревенский сортир. Мало того, он пропивал здоровье, но не ум. Это я уже попозже в этом убедился. Кисель помнил не только номера дел и фамилии подследственных, но и показания свидетелей, мельчайшие подробности расследования и все решения судов.

   Притом, что самое удивительное, не был алкашом, а просто пьяницей. Многие не понимают разницы, а она проста. Графоман пишет, потому что не может не писать, алкаш пьёт, потому что не может не пить, а пьяница пьёт ради процесса. То есть, он не графоман - он читатель. Может пить, может не пить.

   Кисель был неразборчивым читателем, то бишь - непритязательным пьяницей. Он пил всё, что давали знакомые и не очень. Сам он по старой ментовской привычке никогда никого не угощал. Нет, Витька не выпрашивал, давя на жалость и бедность, он создавал, притом очень талантливо, обстановку вкусного и интересного застолья.

  

   - Вован, что задумался? Убедился, что я прав? Скажу тебе, как лучшему другу, не истекай горькими слезами - дело поправимо. Без потерь. И помогу тебе в этом только я. Нет в наших краях лучшего ценителя и дегустатора этих... этого, как бы помягче сказать... пойла, нет, вот - напитков. Радуйся, я готов.

   - В каком смысле?

   - В смысле оценки. Я готов пожертвовать своей печенью ради друга. Я расскажу тебе о прелестях твоей коллекции подробно, качественно и с выражениями.

   - С матерными?

   - Это, как процесс пойдёт. Не зарекаюсь, ибо грешен.

   - И это всё? Ты выпьешь мой коньяк и заплатишь за него словами?

   - Не делай из меня идиота, который платит только звоном монет. Ты хто? Бумагомарака, пральна? Значит, тебе нужны жизненные сюжеты, а у меня их есть. Притом, прикинь, ты получаешь двойную плату за какую-то поллитровку мексиканской бродятины.

   - Не обзывай божественный кальвадос.

   - Вован, не надо, ладно? Мы тоже не нитками шиты, знаем, почем и из чего. Садятся мексикашки кругом, жуют кактусы и плюют в чан, а потом из бродилова этого гонят твой кальвадос. Скажешь, не так?

   - Ну, если лучшие сорта, то так, а в промышленном производстве...

   - Ну, да. Там ослиную мочу вместо слюней льют, да? Так и скажи, что жмот. А вот я готов пожертвовать желудком и рассказать, чем воняет кальвадос - керосином, слюной прокуренных мексикашек или ослиной мочой. Плюс обещаю во время этого жертвенного процесса бесплатно выдать тайну следствия - одну за каждую поллитру. По рукам?

  

   Я задумался во второй раз.

  

   - Вить, но тогда в скором времени у меня будет не коллекция напитков, а склад пустых бутылок.

   - Не понял ты, Вован, своего счастья. Зачем пустых? Залей туда подкрашенную водичку и всё будет тип-топ. Всё равно ты никому не даёшь пробовать.

   - А пробки?

   - Это оставь мне, - Кисель достал из кармана мятого пиджака шприц. - Не учи дядю типа топтать тётю. Не забывай, что твой сосед познал науку не только сейфы вскрывать.

  

   - Итак, начнём по маленькой, - Витёк снял с полки пузатенькую бутылку дорогущего французского "Камю". - Слушай и не перебивай, всё равно повторять не буду.

  

   Дело было вечером на улице Зелёной, которую потом народ переименовал в Улицу Засоленных Мужиков. Зинаида Ильчевская тянула домой из лужи за ногу любимого мужа Василия. Тот часом ранее получил зарплату токаря пятого разряда и остатки не донёс до дома буквально несколько метров. Помешала огромная лужа, которую худосочный Василий честно пытался переплыть, но не давала малая глубина. Руки и ноги вязли в жидкой грязи, мешая устремлениям пловца.

  

   Положив барахтающегося мужа в коридоре, Зина схватила ведро, чтобы начать обычную послезарплатную процедуру отмывания дорогого супруга от зловонной грязи. Еще раз глянула на еле живое вонючее тело и, заплакав, села на лавку. Сидела долго, пока муж не захрапел, заснув в согревающем грязевом коконе.

  

   Мысль о том, что вот это существо надо сейчас положить на чистые, постиранные и любовно поглаженные белоснежные простыни супружеской постели, Зинаиде показались богопротивными.

  

   Её взгляд зацепился за открытую крышку погреба. Самой вытащить освободившуюся кадушку из-под капусты сил не было и она ждала мужа.

  

   - Самое тебе место, паскудень, - пробормотала Зина, сталкивая ногой мужа в погреб.

  

   Мне, следователю, супруга подала заявление только через неделю, написав, что Василий ушёл к любовнице. Просила вернуть себе мужа, а трём деткам отца. Мне хватило для разгадки типично женского преступления слов двух соседок, которые видели, как Зинаида тащила из лужи пьяного в стельку мужа домой.

   Вован, не подумай, что я гений сыска, по грязевому следу дошедший от лужи до мужа в бочке, залитого рассолом. Нет, просто я за двадцать лет бесконечных допросов понял, что в отличие от мужиков, все женщины, мягко говоря, хитрушки и врушки.

   Притом, вывод такой: если мужики способны на жестокие преступления с оглядкой, то женщины готовы на любые без оглядки.

  

   Кисель с грустью посмотрел на опустевшую бутылку и полную тарелку с огурцами.

   - Жаль, - грустно пробормотал он.

   - Зинку? Что посадили её?

   - Нет, жаль, что огурцов полно, а закусывать нечего. А Зинаиду не посадили. Оправдали. Она в суд принесла топор со следами своей крови. Сказала, что пьяный муж буянил и ударил её несколько раз обухом. Следы показала. Мужа, мол, оттолкнула, а он сверзился в открытый погреб, да и свернул голову. Вытащить сил не хватило, вот потому и засунула в бочку. А признаться сразу побоялась. Не поверишь, Вован, судья плакала, слушая, как Василий измывался над бедной женщиной.

   - А дальше?

   - Всё. Договор какой был: одно дело - одно тело, то бишь поллитровка.

   - А почему тогда Улица Засоленных Мужиков? Их что, много было?

   - Угадал. После Василия еще четверых алкашей соседские бабы засолили. И честно признались. Как говорится, хороший пример заразителен. И всех оправдали.

   - А потом?

   - Не поверишь, Вован! На всей улице до сих пор мужики не пьют. Даже по праздникам. Ладно, что-то я разговорился. Лишнего наболтал. Почти на литр. Давай, до завтрева. Что у нас там на завтра? Опять коньяк? Хорошо, что не слюни, - следак осоловелым взглядом окинул три шкафа, забитых бутылками. - Господи, на что я себя обрекаю? Помоги мне, господи, и руку направь и поддержи в трудах моих неправедных...

  

   Я проводил до калитки пьяно бормочущего пьянчужку. Налил оставленным шприцем чай в опустевшую бутылку. А что? Кисель прав, вид тот же, но зато я стал богаче на целый рассказ. Удачная сделка!

   Ах, да. Обманул он меня. Ведь так про вкус коньяка ни слова и не сказал. Весь вечер чувствовал себя слегка ограбленным.

  

  

  -- Идеальное "дурацкое" убийство

  

   Если некоторых несознательных граждан после выпивки клонит в сон, то у моего лучшего и единственного в некотором роде "друга", бывшего следователя Витьки Киселёва открывался фонтан словоблудия, заткнуть который было практически невозможно. Даже заснув, он продолжал бормотать продолжение своих бесчисленных воспоминаний.

   Вот и сейчас, откачав шприцем нехилую порцию божественной "плиски" из второго шкафа моей алкогольной коллекции, Кисель долго высасывал коньяк вытянутыми гусиной гузкой губами, прикрыв глаза и подсвистывая от наслаждения носом.

  

   - Вот, помню, было у меня дело лет пятнадцать назад, - так в отличие от сказочников Витёк начинал все свои криминальные истории.

   Я отодвинул шприц подальше от его ищущего взгляда, чтобы воспоминание не закончилось вместе с напитком. Бутылку следак всегда крепко держал за горло, пока в ней оставалась хоть капля алкоголя.

   - Дурацкое, я тебе скажу, Вован, дело.

   - В смысле?

   - В простом смысле, вернее, в прямом. Ты же знаешь, дураки в России - это главная беда. Это про них, если помнишь, дядька Некрасов стих накорябал "Кому на Руси жить хорошо".

   - Так это когда было...

   - Не скажи. Дуракам и сейчас неплохо живётся. Им и пенсия поболе некоторых низкоработающих положена, и в армию их не бреют, да и вообще их даже на работу не берут. Сидит себе этакий дурень двухметровый, хлеб в сметане мочит, ни о чём не хлопочет.

   - И еще в школу и институт они не ходят учиться.

   - Вот-вот. Кстати, если ты, Вован, знаешь, дураки в России всегда были двух сортов. Первые -настоящие, стукнутые, ну, про которых говорят, что их нянька нечаянно уронила. Вторые, это которых по старой русской традиции оставляли "на скот".

   - Как это?

   - Просто. Негров, в отличии от америкосов, в давние времена из Африки нам возить было накладно, ходить по окрестным странам рабов воевать с некоторых пор стало некогда, занятые мы очень стали.

   - С каких это пор?

   - Ну как же? С тех пор, как всю Русь нагишом в воду загнали и покрестили. С тех пор праздников церковных стало намного больше, чем рабочих дней. А праздники россияне обязательно отмечали не только с куличами и кумачами, но и с питьём и битьём. Это ж от нас пошли кулачные бои разные, когда деревня на деревню с кольями наперевес шла. Это же от русских самоборов разные современные самбы пошли.

   - Скажи ещё, что и кунг-фу россияне придумали.

   - Скажу. В японскую войну косоглазые переняли все наши приёмы.

   - А при чём здесь рабы?

   - При том. При таком праздничном разгуле на Руси воевать стало некогда, вот и решили рабов сами выращивать. Из своих. Чисто русское изобретение. Каждого третьего дитёнка в деревнях после рождения помещали на воспитание к скотам. Ни говорить они потом не умели, ни читать-писать, только блеяли жалобно и за скотинкой ухаживали. Потому и говорили: оставить "на скот". Типа, с кем поведёшься - от того и ума наберёшься. Вот и был у них ум овечий, а не человечий.

   - Так это когда было...

   - Не скажи, Вован. У россиян после недавней перестройки память проснулась, когда город про селян забыл и продукты за бугром закупал только для городов. Остальных же и укрупняли, и переселяли, и соединяли, вот только разве что дустом не посыпали. Отпустили на вольные травы и хлеба. Мол, вы ешьте, что бог даст, а мы - что даст заграница. Вот селяне тогда в книжках старых вычитали про натуральное хозяйство и снова стали в помощь старикам рабов разводить. Дураков, по-простому. Молодежь-то, еще раньше в города сбежала.

   На Руси, если ты, Вован, помнишь, юродивых завсегда почитали больше умных людей. Когда законы новые сочиняли, дуракам больше всех преференций разных надавали. Не поверишь, им теперь можно даже убивать других людишек, а вот арестовать их нельзя. Посадить в тюрьму нельзя. Судить даже нельзя. Что, мол, с дурака взять? Вот некоторые умные и стали этим пользоваться. Это я про дело о "дурацком" убийстве.

   - Неужели их в килеры нанимали?

   - Типа того, но хитрее. А дело было так. Жили в одном посёлке две престарелые сестры-учителки. И был у них брат. У всех были свои дома, хозяйство там разное, огороды и сады. Сёстры жили с мужьями и детками, а вот брат их болезный так и доживал холостяком. Сестры его не трогали, в смысле - не помогали, а спокойно ждали, когда он помрёт и дом им с хозяйством оставит. Но всё нарушила хитрая соседка брата. Решила она больного брата оженить на себе и все богатства его себе оттяпать.

   Сестры всполошились и срочно собрали военный совет, как врага победить и наследства лишить.

  

   - Слышь, сестрёнка, - говорит младшенькая. - Вот ты предлагаешь насыпать ему в гречку пшеницы травлёной для крыс. Мол, скажем, что соседка подсыпала. А вдруг она только через месяц вспомнит про кашку гречневую? Она же его раз в неделю кормит, чтоб не разжирел. А за это время они успеют ожениться. Нет. Нужно что-то более быстрое, чтобы через день уже охолонул братец. Потому предлагаю нанять киллера.

   - Дорого. Да и чужого сразу видно в поселке. Опасно.

   - А и не надо чужого. Свои килеры есть.

   - Кто?

   - А Федька-дурак? Чем не килер?

   - Так он же смирный.

   - Есть план, как его растравить и натравить. Федька ведь как дитё малое - что не скажи, всему верит. Вот на этом и сыграем. Тебя он не знает, вот ты и сыграешь его тётку.

   - Так нет у него уже родни никакой.

   - А он знает? Скажешь, что ты приехала из Москвы, для него это, как для нас заграница. План такой. Сделаешь себе живот, как у беременной, и скажешь, что это наш братик тебя обрюхатил. Дураки всё, что связано с сексом, воспринимают болезненно, как огромный грех. Вот и попросишь, чтобы Фёдор помог наказать за этот грех.

   - Как? У него ведь пистолета нет.

   - И не надо. Видела, с какой дубиной он за коровой ходит? Нальёшь ему стаканчик и скажешь, чтобы он брата треснул в наказание за грех по башке. Пьяный дурак - вдвойне дурак. Поняла?

  

   Кисель молча протянул руку. Я ошеломлённо положил на его ладонь шприц. Неужели родные люди на такое способны?

  

   - И что ты думаешь, Вован? Федор-дурак треснул их братика дубиной. Насмерть. И погнал свою коровку дальше на пастбище, как ни в чём не бывало, - будто угадав мои сомнения, сказал Кисель, допив "плиску".

   - Это сестры тебе рассказали про план?

   - Что ты! Они от всего открестились. Сам догадался, когда Фёдора пытал. Он же, как дитё малое, врать не умеет. А когда я сунулся к судье с рассказом дурака о беременной тётке из Москвы, та только посмеялась. Кто ж поверит дураку, кроме меня?

   - И что? Его отпустили?

   - А его даже и не арестовывали. Дело я закрыл, а сестры дом убиенного продали и денежки разделили. Соседке показали два кукиша. Вот, раз бутылка кончилась, тогда и рассказам конец.

  

   Пошатываясь, следак с трудом вписался в проём двери. Я залил в бутылку чаёк и поставил на полку. Коллекция напитков катастрофически быстро уменьшалась, но зато стопка тетрадей с записями росла день ото дня.

  

  

  -- Смертельные иглы секса

  

   Сегодня делал ревизию своей коньячной коллекции. Сравнивал количество выпитых Киселёвым с начала года бутылок с количеством записанных криминальных историй. И как ни странно всё совпало. До копеечки. Время для ревизии появилось из-за того, что бывший следователь не появлялся уже неделю. По вечерам в его окнах свет не загорался. На входной двери висел амбарный замок.

   Я как-то пошутил насчет этого насквозь проржавевшего агрегата, что весь дачный посёлок знает, что здесь мент живёт, а, значит, никто и не рискнёт дом ограбить. На эту неудачную шутку Витёк ответил, что замок не от воров, а чтобы порядочные люди не соблазнились.

  

   Мне очень хотелось поглядеть, чем можно соблазниться в доме бывшего полицая, но Кисель никогда и никого в гости не приглашал. Предпочитал пить чай и прочие горячительные напитки у соседей.

   Когда через две недели моё беспокойство достигло уровня паники, следак объявился. Я даже не заметил, копаясь в огороде на двух жалких грядках с луком и салатом, когда он зашел в дом.

   - Привет, Вован. Это ты с лучком как раз вовремя, - он, как всегда, отсосал шприцем из очередной бутылки, и сидел с полным гранёным стаканом коньяка в победно поднятой руке.

  

   Меня всегда поражала непритязательность Киселя к посуде и закуске. Гурманом он явно не был, хотя всех убеждал, что является лучшим в мире дегустатором алкогольных напитков. Типа, что пьёт не ради процесса потребления, а ради процесса наслаждения букетом вкуса и запаха. Многие сомневались, особенно те, кто угощал следака из-за скупости свекольным самогоном. Давно ведь известно, что нет противнее вкуса и запаха "коньяка из буряка". На свадьбах бабы при очередном тосте под такой самогон зажимали носы, как перед прыжком в воду.

  

   - Привет. Ты где это пропадал, дружище?

   - Праздновал у своей бывшей.

   - А что отмечал? В смысле, юбилей у тебя?

   - Не. Не юбилей. Отмечал новый этап в жизни. Этап полной свободы.

   - Извини, не понял. Тебя же никто не сажал.

   - Дурень, кто ж меня посадит? Я же следователь!

   - Тогда от чего свобода?

   - От секса, Вован, полная свобода от секса. Прямо - гора с плеч. А то такая мука кажный божий день думать - то ли идти к бабе, то ли нет, то ли получится, то ли нет. Прямо к вечеру голова раскалывается от думок. А теперь, Вован, не жизнь - праздник. Вечный. Ни о чем думать не надо. А значит и голова у меня теперь никогда болеть не будет.

  

   - Поздравляю, - с кислой улыбкой промямлил я, сильно сомневаясь в столь бурном проявлении радости по поводу скорее поражения, чем победы. Но - бог ему судья. У каждого человека своё понимание счастья жизни. Один радуется покупке машины, а другой, что наконец-то украли его развалюху.

  

   - Вот по этому поводу, расскажу тебе, Вован, единственное моё сильно сексуальное дело. После перестройки, как помнишь, фирмы и фирмачи росли, как грибы. Приехал к нам в райцентр бывший армейский замполит с нехорошо пахнущей фамилией Просвирнов и такими же повадками. Их тогда, этих людоведов и судьбоедов, гнали из армии поганой метлой и без пенсии. Так он, чтобы не подохнуть с голоду, на уворованные в период службы деньжата, стал скупать парикмахерские. Не просто как помещения, а вместе с персоналом. Естественно, бабским.

   Сначала его стратегическую задумку никто не понял, а когда поняли - было поздно. Городок маленький, сам понимаешь, Вован, с работой проблемы. Через полгода начал этот новоявленный фирмач менять парикмахерш, как перчатки. По городу поползли нехорошие слухи, что хозяин пристаёт к персоналу не как к мастерам, а скорее, как к женщинам. Всех отказавших ему - немедленно увольняет.

   Скажу тебе, Вован, не шибко я тогда верил этим бабским сплетням, пока не пришло мне время укоротить космы. Оболванивала меня всегда вдовушка Люська-парикмахерша в доме по соседству. Во время процесса лишения волос я увидел, по своей дурной привычке всё замечать и анализировать, заплаканные припухлые глаза Люськи и припудренный синяк под глазом.

  

   - Любовник? - решил её подначить.

   - Хозяин, - прерывисто выдохнула вдовушка.

   - Пристаёт? Помочь? Давай припугну.

   - Нет. Уволит. А куда я потом с тремя детьми? Нет. Я уж сама как-нибудь с ним разберусь.

  

   Через недельку решил я к ней всё же заглянуть домой. Жила она в полуподвальной каморке, подрабатывая еще и дворником. Сырая комнатушка, разделённая пополам брезентовым пологом.

  

   - Здесь вот детишки спят, - Люська показала на широкий топчан у бетонной голой стены, а здесь я.

  

   За пологом у окна стояла раскладушка и швейная машинка на маленьком столике. Я потрогал забавную подушечку для иголок в виде ёжика.

  

   - Как хозяин? Не трогает больше?

   - Трогает. Прямо сюда приходит.

   - При детях?

   - Да. Он говорит, что их близость его только сильнее возбуждает. Но, ничего, недолго уже.

  

   И второй раз тогда я не обратил внимания на её слова. А через месяц фирмач Просвирнов помер.

   Приехавший из области субмедэксперт через день показал мне рентгеновский снимок.

  

   - Нет, майор, ты только посмотри. Никогда такого не видел! - он нервно сунул мне пластинку.

   - А что это за черные черточки? Проявили плохо? - я ткнул в снимок пальцем.

   - Вот это что, - судмедэксперт протянул мне прозрачный пакетик с полусотней стальных швейных иголок. - Моё дело было вытащить это из тела, а твоё, майор, узнать, как они туда попали. Сразу тебе скажу, что гуляли эти иглы в теле не менее месяца, пока одна не доползла до сердца.

  

   Вот тогда, Вован, и вспомнил я игольного ёжика в каморке у Люськи, и её слова, что недолго её мучения продлятся. Такая, понимашь, сексуальная история.

   - А Люську? Посадили?

   - За что? Понимаешь, Вован, не всегда закон разбирается, какой человек хороший, а какой плохой. Ему, закону, помогать надо. Переселили Люську с её тремя пацанами в одну из закрытых парикмахерских, которые фирмач в жилых домах держал. Такой, понимашь, смертельный секс бывает, Есть тело, но нет дела. - Витька с сожалением тряс пустую бутылку над стаканом. Но даже каплю больше вытрясти не смог. - И коньяка нет. Прав был поэт: "Нет повести печальнее на свете...", чем повесть о закрывшемся буфете.

  

  

  

   Книга вторая

  

   Чисто мужские убийства

  

  

  

  -- Яшкин дом

  

  

   Это самый красивый домик на самой грязной улице захудалого поселка. Вот уже три года он стоит пустой и ждет свою очередную жертву.

   За двадцать лет моего проживания по соседству дом становился все краше и привлекательней. Каждые новые владельцы старались изо всех сил его благоустроить с одной целью: побыстрее продать.

   После смерти деда Яшки, построившего дом на самой окраине поселка, никто из жильцов не выдерживал в нем больше года.

  

   Мой давний друг, бывший следователь, а ныне беспробудный пьяница Витька Киселев, естественно по кличке Кисель, продегустировав очередную банку домашнего крепленого вина, сказал, тыча пальцем в окно:

   - Не ходи туда, Вован. Там кладбище и пахнет смертью.

   - Не понял, - удивился я. - Там же никто не живет.

   - Потому и не живут, - Витька со скрипом душевным пытался выдавить из пустой посудины еще хоть каплю вина в осиротевший стакан. - Люди потому что не живут на кладбище. Слушай, может я сбегаю в погребку, а? Может там завалялась ма-а-а-ленькая баночка? Мне же много не надо. Да я и не прошу. Много.

   - Ты знаешь что-то про этот дом такого, что неизвестно мне? - я расчетливо проигнорировал прозрачные намеки Киселя на продолжение его одинокого банкета вдвоем, рассчитывая купить подешевле очередную ментовскую тайну, так нужную мне для творческого вдохновения.

   - Это будет стоить тебе... - Витька скосил глаза на сервант с коллекционными напитками, которые я собирал десятилетиями исключительно из-за красивых бутылок и этикеток. Каждый коллекционер ведь собирает предметы, имеющие только для него исключительную ценность. Мне, как диабетику, алкоголь смертельно опасен, но враг в шкафу под замком кажется побежденным, а это приятно осознавать.

   - Короче, за "Плиску" и "Камю" я согласен разгласить государственную тайну.

  

  

   - Не меньше? Тайна хоть стоит того? - начал я бесполезный торг.

   - Обижаешь, Вован! Стоит бочку армянского коньяка, но... Жаль, что бочки ты не собираешь, потому и не прошу много.

   - Дай хоть оценить величину тайны!

   - Нет! Бутылку утром, историю вечером!

   - А наоборот можно?

   - Можно, но бутылку вперед!

   - Хорошо. Стакан вперед налью.

   - Согласен.

   Я с грустью смотрел, как хрустко Витька стакан лучшего французского коньяка закусывает позеленевшим от злости заточения в банку с рассолом огурцом, цепко сжимая изящное горлышко грустно пустеющей бутылки.

   - Итак, слухай. Дело это началось двадцать лет назад, когда я царствовал в соседней деревне сопливым участковым лейтенантом. За пять лет моего владычества пропали десять одиноких старух. Ты правильно, Вован, посчитал, ровно по две бабки в год.

   - И у тебя скопилось десять нераскрытых дел? - уточнил я.

   - Молчи, болезный, а то еще стакан налью! Тогда досказывать сам будешь. Какие дела? Ты что? Я же говорю: одиноких. Кто ж заявление подаст? Если и объявлялась какая родня, то исключительно с целью избавиться от дряхлого наследства, чтобы налоги не платить. Таких старух даже в больницы не кладут, чтобы смертную статистику не портить, а ты говоришь - дело.

   У нас, ментов, по нынешнему полицаев, тоже честь мундира есть. И зачем на ней грязные пятна нераскрытых смертей? Ну, была бабка и пропала. Может, пошла в лесок за грибами, да надорвалась тяжелое лукошко нести, вот и померла под кустиком. А дикие звери её по косточкам разобрали. И нет бабушки. Диалектика, понимашь! А нет тела, как грится, нет и дела.

   - Так ведь не одна - десять! Серийностью пахнет, - не выдержал я, предварительно вырвав запотевшее горлышко бутылки из трясущихся от жажды рук.

   - Молчи, несчастный! - Кисель жадно хватал ртом и паучьей ладонью воздух. - Тогда я думал только об одной серийности - о беспрерывной серии званий. А чтобы звезды летели с неба на погоны, небо должно быть девственно чистым. Ни пятнышка! Кто мне капитана даст, если на мне десять висяков? Потому старух оформил, как положено через определенный законом срок, без вести пропавшими. Хочешь про моё начальство спросить? Вижу, хочешь. Начальство тоже люди.

   Потому и... Короче, все мои писюльки легли в архив. Навечно. Хочешь знать, были ли у меня подозрения? Были, Вован, были. Фактов не было.

   Это уже потом пришло прозрение, когда я стал следаком и отыскал в архиве еще восемь списанных старух из соседних деревень. Но и там не было ни подозреваемых, ни открытых дел.

   Старики умирают, к этому привыкли. А детали смерти уже никого не интересуют. Тем более, когда детали не интересуют наследников. Они больше любят копаться в оставшемся барахле, а не в причинах смерти любимой бабушки.

   - А при чем тогда, Вить, мой сосед дед Яшка? Он в тех деревнях и не жил вовсе, - решил уточнить я.

   - Вот! В самый корень попал! Ты догадываешься, Вован, что серийные убийцы далеко не дураки? Будь они дураки, попались бы на первом, втором. И нет серии. Надо обладать незаурядным умом, изощренной хитростью, маниакальной жестокостью и артистизмом, чтобы десятки лет безнаказанно убивать людей.

   - Дед Яшка? Маньяк? Да он из огорода сутками не вылезал, укропчик и редисочку выращивал. Целыми днями я его в огороде видел. И другие тоже.

   - Вот, Вован, опять в корень! Днем! Так вот у людей и складывается превратное представление о человеке, потому что видят его днем! А ведь у каждого есть еще и другая жизнь, ночная. Многим она неведома, потому и скрывает много тайн.

   - Ты что, поймал деда Яшку за руку? Доказал, что он маньяк? Где же он прокололся? А почему суда не было? Я сам видел, как его скорая увезла, а потом прошел, правда, слух, что он умер в дурдоме.

   - Много и у меня было вопросов. Были и ответы. Но их слушать начальство не стало. За сокрытие более двадцати убийств со всех погоны бы посрывали. И с меня тоже. Потому и молчал. А теперь скажу, так как погон нет. А так, вроде как, исповедуюсь и, вроде, сниму грех с души.

   - А что было хоть доказано?

   - Последние два его убийства. Сразу в одну ночь убиты несколько лет назад две одиноких старухи. Соседки. Из той самой деревни, где я раньше был участковым. И обнаружила оба тела, как ни странно, вызванная соседом скорая помощь. Одинокие старички, как правило, заботятся друг о друге, помогают, чем могут. То продукты принесут, то снег от калитки отгребут, так и выживают в деревнях. И этот дедок нарушил правила маньяка, позвонив в скорую, когда услышал крики в соседнем доме.

   - Правила?

   - Ну, да. Каждый маньяк вырабатывает и строго выдерживает схему убийства, которая однажды сработала и помогла избежать наказания. Вот, например, почему дед Яшка не попадался? Убивал только у себя дома и только старух из других деревень. Хоронил в своем огороде. А тут у него все пошло наперекосяк. Пришлось убивать в чужом доме, сразу двоих, да еще в другой деревне.

   - Как же это случилось? И вообще, зачем он убивал, да еще древних старух?

   - Ну, не очень и древних. Не старше семидесяти все были. А убивал на почве секса.

   - Что? Да ему же самому не меньше семидесяти было!

   - Если точно, то семьдесят три. Был у него такой пунктик, что возбуждали его только предсмертные хрипы жертвы. Многих он душил, некоторым шею сворачивал, а вот двум последним переломил позвоночник. Одну нашли на двух табуретках, а другой он переломил хребет дверью, когда та, видимо, попыталась убежать.

   Несмотря на возраст, дед Яшка был необыкновенно силен. На самую верхушку тополя во дворе своего дома он на руках забирался за секунды. Кота своего спасал, когда тот за голубями охотился. Наверх кот легко залезал, а потом орал благим матом на всю округу от страха.

   Почему старух выбирал? Молодка вряд ли на старого ловеласа позариться, а бабки шли безропотно в чужой дом, как на последний секс в своей жизни. Так оно и оказывалось.

   Почему не душил старух дед Яшка в своих домах? Хоронить опасно, соседи и все такое. Да и могилку свежую трудно спрятать. Вот и уводил жертву ночью к себе домой, где весь процесс избавления от тела был отработан. Кто ж будет искать пропавшую в другой деревне бабку у него под грядкой с редиской? Потому так долго и убивал безнаказанно.

   - Витек, так ты и не сказал, как вторая старуха оказалась тогда убитой?

   - Да там оказалась банальная ревность. Он сначала уговаривал её к себе в гости, но та сказалась больной. Не тащить же её шесть верст на себе? А бабка захотела подружку соседку в гости позвать, чтоб вместе чайку попить. Да проговорилась, что та тоже одна живет.

   Дед быстро планы поменял и навострил ноги к соседке. Ревнивая же бабуля проследила, а когда стоны услышала, то решила застать дружка с поличным и ввалилась в дом. Когда увидела, как дед соседке хребет на стульях ломает, решила бежать, да поздно. Дед её дверью защемил и давил, пока позвоночник не хрустнул.

   Дед Яшка хоронить в чужом огороде два тела в, как назло, ясную ночь побоялся и пошел домой за тележкой, чтобы перевезти тела домой. А когда вернулся, у дома уже стояла машина скорой, которую вызвал сердобольный сосед.

   Тогда его и заметили. Скорая деревню переполошила, а тут старик с большой тележкой шарится.

   Запомнили и доложили, что в поселок дед ушел. По этой тележке я его и вычислил.

   - А тела в его огороде нашли?

   - Зачем? А если их там больше двадцати? Их же оформлять надо. Это же шумиха на весь мир.

   - А почему, если это не тайна, никто в доме не уживается?

   - Проклятое место. Это ведь уже не дом, а полдома. Дважды он горел, в огне три алкаша погибли. В другой семье сын повесился на чердаке, а думали, что учиться в область уехал. Полгода провисел, пока детишки за котом не полезли, да только мумию нашли высохшую. Последняя семья нашла кости женские, когда яму копали для канализации. Тогда и прочие трупы вспомнили. Вот слухи и пошли. А я знаю, что на деле там намного хуже. Дед кладбище из огорода устроил.

   - Судили его?

   - Ты что? Какой суд? Начальник мой как увидел двух бабулек с переломанными хребтами, тут же вызвал санитаров из дурдома. А там с буйными не церемонятся. Когда дед Яшка напоследок сломал руку фельдшеру, пытавшемуся сделать укол, его закатали в простыню и закололи за два дня. Труп не выдали родне, а похоронили на больничном кладбище как бомжа. Наливай.

  

   Пока Кисель вытянутыми утиной гузкой губами высасывал благородный напиток, я стоял у окна и смотрел на соседний огород, освещенный призрачным светом луны. Легкие волны голубого тумана колыхались над зарослями бурьяна, явно сгущаясь над скрытыми в глубине телами. Есть над чем задуматься. Люди не живут на кладбищах, а стоит ли жить рядом? Как далеко простирается проклятие самого красивого в округе дома?

  

  

   Книга третья

   Чисто детские убийства

  

  -- Призрак на сказочной даче "Гадкий цыпленок"

  

   Нудный осенний дождь заставил перенести чисто деловые посиделки с соседом справа с удобных огуречных грядок на заросшую виноградом террасу. Моим партнером был выдающийся в некоторых местах сильно пьющий бывший следователь Витька Киселев, известный в определенных, не очень высоких кругах, по кличке, естественно, Кисель.

   Из уважения к моему здоровью он допивал мою коллекцию забугорных дорогущих напитков в грустном одиночестве вдвоем. Чтобы было с кем чокаться, Витёк наливал всегда две рюмки и со словами: "Господи, помоги и направь...", паровозиком высасывал божественные напитки вытянутыми куриной гузкой губами.

   Потом занюхивал пятой свежести картузом, и только после этого вышаривал из трехлитровой банки соленый огурец, не обращая никакого внимания на пустившие горестную слезу сахарные ломтики лимона и любовно нарезанные мной из французской булочки бутербродики с вологодским маслицем и астраханской икоркой.

   Я прощал Киселю эти незначительные пробелы в правилах поведения за хорошим столом, учитывая его тяжкое прошлое в среде убийц, воров и других представителей пенной верхушки, которую называют отрыжкой общества. Да, как ни пытаются эстеты упрятать преступников на дно социального болота, дерьмо имеет свойство всплывать и болтаться среди элиты общества, прижимающей душистые платочки к привередливым носикам. Это только в романе об испанском одиночестве дамы из высшего общества ходили в туалет цветочками. Русская элита цветочками предпочитала закусывать, переводя принародно добро на дерьмо.

   Допив второй шкаф с коньяками, Кисель брезгливо нюхал рюмку с кальвадосом из третьего.

   - Слушай, Вован, ну чисто керосин! Может, снизим ставку, а? Давай один рассказ за две бутылки, а?

   - А за мексиканскую слюнявую текилу сколько? Один к трем? Да ты так ни одну историю до конца не допьёшь!

   - Ладно, уговорил. Но... Ты снижаешь ставку и градус, я снижаю уровень дел. Перехожу в архив.

   - Типа, будешь мне лепить истории про кур, украденных бомжами и так и не найденных?

   - Типа, - передразнил меня Кисель. - Не боись, уровень расследования будет высочайший. Это я обещаю, ибо по-другому не могу.

   И я согласился, так как, судя по запаху, кальвадос делали из протухшей нефти. Если я с трудом переношу запах, то какие мучения выпадут бедному пьянице, которому достанется еще и вкус?

   - Так вот, - Витька ткнул третьим выпростанным из банки огурцом в сторону соседней дачи слева. - Что ты об этих курочках знаешь?

   - Ну, дачу называют "Гадкий цыпленок". Там все домики, большой хозяйский и девять гостевых стилизованы под избушки на курьих ножках. И еще - там никто не живет, - растерянно закончил я небогатый перечень.

   - Эти, Вован, хилые сведения, поднимают тебя в моих глазах, как соседа, типа, что ты не собиратель сплетен, и опускает тебя, как писателя. Наблюдательней надо быть. Гостевых домиков там всего пять, а четыре по углам - дома охраны. Вот, посмотри в бинокль, - Кисель снял со стены футляр. - Видишь, на головах у куриц красные гребешки? А теперь посмотри на дома охраны.

   Я вздрогнул. Вместо гребешков там были установлены покрашенные в красный цвет пулеметы.

   - Понял теперь, чья это дачурка сказочная?

   - Нет...

   - Бывшего военного олигарха. Убиенного пять лет назад, чтоб ему земля булыжниками казалась.

   - Кем... убиенного?

   - Убийцу не нашли, дело закрыто, вдова с сыном живут-поживают в славном граде Лондоне, древнем прибежище воров, проституток и прочей нечисти со всего мира. Всю грязную пену со всего мира город принимает и никому не выдает.

   - Это ты на вдову намекаешь? Она убила?

   - Ну, косвенно, конечно, она виновата, но прямых фактов не было. Заинтересовался этим делом, когда мой боевой, но молодой соратник, пытался упрятать папочку в архив. Я тогда, после третьего восстановления в ментовке, как раз в архиве и работал. До пенсии дослуживал в могильной тишине подвала. Так сказать, привыкал ко всем атрибутам погребения, земле, тишине и запахам тлена.

   Привлекло меня тогда полное отсутствие свидетелей, орудия преступления и даже версий. Шесть жалких листочков в худой папочке. Типа, тело есть, а дела нет.

   - А как... кто... зачем...

   - Отвечаю по порядку. Тело нашли в треугольной ванне на третьем этаже для прислуги. Первую версию об утоплении отмели эксперты, заявившие после вскрытия, что олигарх утонул уже мертвым, а умер от поражения электротоком. И это при том, что в ванной комнате не было ни одной розетки.

   - То есть олигарха убили где-то током, а потом перенесли в ванную?

   - Нет. Его убили током в ванной, где он благополучно потом и утонул. Видеокамер в коридорчике с ванной, туалетом и спальней прислуги, естественно, не было, но была запись с камеры на лестнице. В период убийства никто на третий этаж не поднимался.

   - Вообще никто? Весь день? Чертовщина какая-то.

   - Вот так и молодой следователь мне сказал. Тело есть, а убийцы нет. Мало того - в ванной нет никаких электрических приборов, источников тока! Как будто электрический разряд сотворен из воздуха.

   - А окна в ванной?

   - Там нет окон. Только вентиляция.

   - А... а... - напрягся я. - А через железную трубу слива воды? Могли по ней снизу дать разряд?

   - Думали. Проверяли. Ванна керамическая, а трубы все пластиковые.

   - Ну, не знаю. Сдаюсь. Так не бывает.

   - Вот. Потому дело тогда и закрыли. Пошли, покажу, как действовал убийца.

   - Куда?

   - На дачу. У меня ключи из вещдоков остались, - он спрятал обе бутылки в необъятные карманы и сунул банку с огурцами подмышку.

   Ключей была чертова дюжина. Дача внутри выглядела еще сказочней, чем снаружи. Просто пещера Алладина.

   - Проходи, не стесняйся, тут ничего не тронуто со времени убийства.

   - И тело? - вздрогнул я.

   - И тело, - хохотнул Кисель. - Шучу. Тело давно в могиле.

   Мы медленно поднялись на третий этаж. Там было два ответвления от длинного коридора.

   - Нам сюда, - махнул рукой следак. - А в том коридорчике ванная, туалетная комната и спальня охраны.

   Я осторожно глянул за угол, пытаясь узреть призрак олигарха. В полумраке по ковру разгуливал желтый перс. Не человек персидской национальности, а огромный, разжиревший на местных мышах, лохматый котяра.

   - О, - обрадовался Кисель. - Старый знакомый. Это нянькин кот Джосик. Мы его всем отделом ловили, так и не дался в руки. Выскочил в форточку с третьего этажа. Садись, Вован, будь как дома у соседей. А я счас поляну накрою.

   Следак выпростал из карманов недопитые бутылки кальвадоса и вынул из банки четыре огурчика, с запасом по два на каждую рюмку вонючего пойла.

   - Так была еще нянька? - я молча следил, как розовая скатерть покрывается маслянистыми пятнами. Поляна уже не напоминала цветочную, а медленно теряла девственную чистоту под напором порока.

   - А как же? Ты же не думаешь, Вован, что у миллионеров мамочки грудью кормят детишек и смеси подогревают? Грудью они других кормят, для другого дела берегут, чтоб не обвисла. На момент убийства в доме был полный штат: нянька, выпускница Гарварда, со знанием двух языков, две гувернантки, две поварихи, садовник и четыре охранника. И все побывали в ванной с телом, чтобы полюбоваться на дохлого олигарха, но... после того, как тело первая обнаружила няня-полиглот.

   - Полиглот? Ты же сказал, что знала два языка...

   - Не в этом смысле полиглот. Она много чего, помимо языков глотала. Камера засекла её через полчаса после убийства.

   - А как же определили момент убийства?

   - Вот. По короткому замыканию. Притом не одному. После первого врубился запасной генератор, но и он тут же ёкнулся. Свет удалось включить только через две минуты.

   - Вот. За две минуты его и убили.

   - Ты не понял, Вован. Через две минуты ПОСЛЕ убийства. Так вот, насчет няни. Она поднялась в спальню, разбудила малыша и отвела его на первый этаж в комнату для игр.

   - Он не вундеркинд, не болен аутизмом? Надеюсь, малышу не двадцать лет? Я слышал, что и к таким мажорам нянь нанимают.

   - Нет, мальчику пять лет всего. Обычный, здоровый ребёнок. Притом, с нормальной психикой. Но именно его я и записал в единственного подозреваемого, кто мог реально совершить убийство.

   - Пятилетнего малыша? Ну-ну...

   - А что мне оставалось делать? Не искать же призраков-убийц, проходящих сквозь стену. Не было во время смерти олигарха другого живого существа в этом коридорчике, да и на этаже. Охрана в своих башнях сидела, а нянька ездила за покупками себе и малышу. Вся обслуга ввалилась на этаж после криков няньки.

   - А что малыш говорил?

   - Его никто не допрашивал, ты что, Вован? А когда я начал расследование, он был в Лондоне.

   - И ты нашел всё-таки против него улики?

   - Да, прямые. Но для этого пришлось изрядно потрудиться, побеседовать с детскими психологами, прежде, чем мне удалось к версии пристегнуть убедительные факты. И главное - найти и понять мотив.

   - То есть ты нашел мотив, почему пятилетний сын захотел убить отца?

   - Типа того, только в сознании ребенка нет понятия убийства. Дети видят спящих, и всех других с закрытыми глазами считают спящими.

   - То есть малыш захотел, чтобы отец заснул?

   - Именно! Чтобы спал и больше не двигался. А разгадка, почему он этого хотел, кроется в его няне. Вот ты знаешь, Вован, что даже не родная няня для ребенка дороже матери? Примеров полно. Их мне привел детский психолог. Вот возьми Пушкина. О родителях он вспоминает только в письмах, а в произведениях воспевает только няню. Тоже и в этом случае. Няня жила с малышом пять лет и для него не было в доме человека дороже её. Всё было хорошо до того момента, пока мать в очередной раз не уехала на курорты, а олигарху захотелось женской ласки. На адюльтер указывало множество фактов. Почему хозяин пошел не в супружескую ванну на первом этаже, и даже не в гостевую на втором, а на третий? Почему няня, вернувшись с покупками, первым делом отвела малыша вниз, а потом в одном пеньюаре зашла в ванную? Об этом есть показания свидетелей, но версию, что она убийца, опровергало напрочь доказанное хождение по магазинам. В её комнате и в туалетной не нашли ни одного электрического прибора, которым можно убить в ванной. Или не хватало длины провода, или была высокая степень защиты. Как возник мотив и способ убийства, я тоже нашел, просмотрев её коллекцию лазерных дисков. В одном сериале показана сначала любовная сцена измены, а потом убийство любовника. Женщина бросает в ванну включенный фен, а потом показывают любовника в гробу с закрытыми глазами. Спокойного и безопасного. Дети не боятся покойников, пока считают их спящими. Эта сцена и могла стать планом убийства.

   - В пять лет?

   - Дети в пять лет уже прекрасно сами включают телевизор в розетку, блендер или кофеварку.

   Кстати, в протоколе осмотра туалетной комнаты зафиксировано, что фен был включен в розетку. Видимо, малыш пытался убить феном, но бросил его, так как короткий провод не позволил вынести его из комнаты.

   И он нашел другой прибор, похожий на фен. В кладовке рядом с ванной. Ребенок видел, как горничная достает оттуда пылесос для одежды. Похож внешне на фен, также жужжит, но с более длинным проводом. Пылесос, брошенный в ванну, и оказался орудием убийства.

   - И олигарх не услышал шум пылесоса?

   - А его и не надо включать, кнопка под током находится на корпусе. Достаточно включения в розетку.

   - Хорошо, пусть так. А куда тогда пылесос исчез из ванны?

   - Вот, хороший вопрос. Я его себе тоже задал. Когда я по засохшей пене внутри пылесоса убедился, что нашел орудие убийства, то проделал следственный эксперимент. Включил прибор в розетку в кладовке и потащил к ванной. В пылесосе был самоубирающийся провод с пружиной. Но в первом эксперименте пылесос остался в ванной. И только во второй раз, когда ванна была полна водой с пеной, брошенный пылесос сам выскользнул и скользил по полу, пока не скрылся в кладовке.

   - Здорово! - не удержался я. - Орудие убийства, которое само убегает с места преступления.

   - Да, Вован, убежало, но не смогло стереть пену.

   - А малыша потом что? Судили?

   - Когда я взвешивал собранные доказательства, то понял, что не было злого умысла у мальчика. Психолог мне разъяснил, что малыш мог подглядеть, чем занимался олигарх с его любимой няней в спальне. Дети любовную игру принимают за избиение, особенно если слышат стоны. Мальчик просто решил защитить няню от злого папы. Как? Заставить его заснуть. А спящие, он знал это, никого не бьют.

   - Да, Витёк, удивил ты меня. Я раньше слышал, как дети убивают из пистолета, ружья, режут ножом младенцев, играя в доктора, но чтобы так...

   - Я тоже впервые тогда расследовал не случайное, а спланированное ребенком убийство. Нельзя сказать, что сознательное, но с умыслом. План, конечно, детский, но мотив не во зло, а во благо. Потому я и не открыл это дело по вновь возникшим обстоятельствам, а они были, а просто положил на архивную полку.

   Вина олигарха и няня в этом деле намного больше. И каждый в итоге получил по заслугам.

   - Олигарх умер, это ясно, а няня? Так и гуляет с отцами других малышей?

   - Ты будешь смеяться, Вован, но её вскоре посадили за убийство ребенка. Пятилетний малыш видел, как няня перебирала на столе гречневую крупу, а потом высыпала её в кастрюльку, чтобы сварить кашку. Ребенок решил помочь любимой няне и собрал в кухне под шкафом рассыпанные отравленные зерна от крыс и мышей. Он добавил их в кастрюльку, а потом умер от крысиного яда. Назвать это самоубийством?

   Нет. Это убийство, но несознательное, хотя судьи так не посчитали.

   Витёк потряс вторую бутылку кальвадоса над стаканом и даже несколько раз с надеждой заглянул внутрь.

   - Ну и ладно, - подвел он итог нашему застолью. - Тебе, Вован, хорошо, ты точно своим бродиловым не отравишься, а мне вон приходится перед каждой рюмкой нос зажимать, как будто я в чан с дерьмом ныряю. Вот зачем ты своего лучшего друга на такие муки обрекаешь? Зачем? А ведь завтра мне слюной мексикашек давиться придется, которую они в бутылки с текилой наплевали. Не стыдно?

   Витька по кривой, которую в эвклидовой геометрии называют "как бык пописал", двинулся к дверям сказочной дачи.

  

   Книга четвертая

   Чисто семейные убийства

  

  -- Усыновлённое сердце

  

   Меня всегда умиляла непритязательность Витьки Киселёва в вопросах этикета, этики и эстетики поведения, хотя он прекрасно разбирался в этих "буржуинских" правилах хорошего тона. Он однажды, когда был пойман мною за распитием благородной "плиски" из горла, прочитал двухчасовую лекцию о тонкостях поведения за столом в приличном обществе, чтобы я, не дай бог, не подумал, что он спившийся бомжара, а не грамотный, вполне культурный следак, правда, дважды выгнанный за пьянку из ментовки.

   - Братан, - бормотал он тогда заплетающимся языком, глядя мимо меня невинным укоряющим взором. - Пью из горла, ик, не от бескультурья, а чисто, ик, удовольствия для.

   - И в чем же удовольствие хлебать из бутылки, а не из изящной рюмки, держа её, как хрупкую женщину, за тонкую талию? - ехидно спросил я.

   - Ты не понимаешь, потому как знаешь только законы света, а я тридцать лет познавал понятия тьмы. А там совсем другие представления, своя этика и эстетика. Бандюги отбивают горлышки бутылок и пьют водяру, смешанную с собственной кровью, не от нехватки стаканов, понимашь? Вот и я пью из горла, чобы доказать свободу от навязанных всему миру якобы приличий. Свободу, понимашь?

   - Витёк, но есть же свобода выбора. Я вот выбираю свободу соблюдения этических норм.

   - А я - несоблюдения! - рявкнул следак, пытаясь задушить очередную бутылку и вытрясти из неё душу.

   Вот и сегодня наша как бы случайная встреча проходила не за столом с белоснежной накрахмаленной скатертью, а в огороде на даче между кучей ароматного навоза и грядкой с зелененькими стрелками лука.

   Следак раздвинул две давно оторванных доски в моём заборе и застыл передо мной в картинной позе из картины "Не ждали, суки?".

   - Влад, сегодня угощаю я! - бодреньким фальцетом затараторил он, потряхивая пузырьком от шампуня с ободранной этикеткой. - Пенсию получил. Не бойся, не самогон.

   - Вижу, - я недоверчиво рассматривал зеленый мутняк во флаконе. - Вижу, что зеленый змий. Ты из него руками сок выдавливал или в блендере?

   - Ну, скажешь тоже... руками. Зачем так некультурно. Это, братан, получше твоих брендей и джинов. Это, брат, "сороковка", лекарство для души и тела.

   - "Сороковка"? Сорок градусов, что ли? Водка? А почему зеленая?

   - Темный ты, Вован, в питейных делах. Лечебная вещь, говорю. Я себе такое только раз в месяц позволяю. С пенсии. Чтобы душа пела, а голова не болела. В аптеке, брат, продают. Сорок флакончиков в упаковке, потому и "сороковка". Дай огурец, болезный.

   - Зачем? - совсем ошалел я от его откровений, мысленно перебирая в голове, какие настойки в аптеке бывают зеленого цвета.

   - А стаканы? Не будем же мы, как последние пролетарии, пить из горла? - Витька достал из кармана рубашки некогда белого цвета визитку, которая оказалась складным ножом.

   Следак ловко разрезал огурец пополам и выскреб сердцевину. Одну овощную рюмку подал мне.

   - Сегодня, Вован, под такое благолепие дарю тебе очередную историю за мой счет. Типа, должен будешь, - он одним бульком выпил и смачно закусил огуречной рюмкой.

   Рассказывать истории из своей ментовской практики следак по кличке Кисель, начал два года назад, сразу после покупки дачного участка. Узнав о моих писательских страданиях в поисках оригинальных сюжетов, он тут же установил обменный курс: один сюжет - одна бутылка. Я не сопротивлялся.

   - Знычт, дело было вечером, делать было нечего. Шучю. Случилась у меня тогда беда. Прокурорская секретарша решила меня женить. Естественно, на себе. И, как ни странно, ей это удалось, хотя этот период от дверей прокуратуры до дверей загса покрыт туманом. Не на улице, а в моей голове. Подозреваю, что от кофе с коньяком, которым моя благоверная потчевала меня каждые полчаса.

   Так я потерял свободу в первый раз. Очнувшись после медовой недели, я с головой окунулся в работу, так как больше окунаться было не во что, да и, как через год оказалось, незачем. Секретарша оказалась не только стервой, а еще и бездетной холодной стервой, с глазами, вечно что-то выискивающими у меня ниже пояса. Я недолго заблуждался и вскоре понял, что глазному обыску подвергаются только мои карманы, не имея никакого интереса ко всему остальному, коего, скажу по секрету, было тогда немало.

   Через год моя благоверная неожиданно опять посадила меня на кофейно-коньячную диету и стала таскать по детским домам и приютам.

   Я воспаленными мозгами допетрил, что дело движется к разводу и алиментам за усыновленного ребенка.

   Вот там, в одном из интернатов, мы случайно столкнулись в коридоре с конкурентами, милой парочкой лет сорока, жаждущими усыновить сиротку. И, как оказалось, именно того калеку-паренька, на которого положила глаз и моя змеюшечка.

   - Вот, суки, уведут ведь моего Пашку, - прошипела она сквозь сжатые губы.

   Выбрала она для усыновления именно инвалида чисто по расчету, предвидя, что после развода даже моего юридического опыта не хватит, чтобы оставить ребенка у отца. Да и я понимал, что с моей сволочной работой от темнадцати до темнадцати времени для ухода за безногим парнем не будет.

   Но и ей не обломилось.

   - Извините, - мило улыбнулась нам заведующая. - Пашу уже усыновили.

   Нам досталась девочка без ручек. Вернее, моей секретарше.

   Всё бы так постепенно и забылось, если бы не моя прфессиональная память на лица. Перелистывая через месяц сводки, я наткнулся на фото пропавшего парня шестнадцати лет. Это был Пашка.

   Я тут же оформил отпуск и первым же самолетом рванул в южно-уральский городок Покровск, откуда пришли розыскные документы на Петрова Павла Олеговича.

   Хорошо посидев с участковым, накопал кучу интересных моментов. Милая парочка усыновителей, заявившая о пропаже, жила на съемной квартире. Раз. Родственников в городе они не имели. Два. Исчезли из города сразу же после подачи заявления. Три. Ни на поезд, ни на самолет на их фамилии билеты не продавались. Четыре.

   Вывод напрашивался, что парочка скрылась либо на автобусе, либо на машине. Участковый подтвердил наличие у беглецов микроавтобуса. Очень удобная вещь для путешествий. Осталось понять - куда?

   Помогла хозяйка съемной квартиры. Эта говорливая особа вспомнила, что, когда она пыталась продать парочке в дорогу жареную курочку, те отказались, сказав, что им ехать всего пять часов.

   Повертев линейку на карте, я нашел только один город на таком удалении - Оренбург. Его название ассоциировалось у меня только с пуховыми платками. Как ни странно, эта путеводная нить и оказалась нитью Ариадны.

   На второй вопрос: зачем было подавать заявление и тут же уезжать, у меня пока было только две версии.

   Первая, что таким образом усыновители хотят сохранить тайну усыновления и отрезать пути тем, кто захочет Пашку разыскать. Например, мне.

   Версия слабая и неубедительная. Кто, кроме родителей, могут искать ребенка? Родственники? Но тогда почему они сами сдали парня в детдом? Вряд ли им нужна такая обуза.

   Вторая версия - криминальная. Ребенок вовсе не пропал, а усыновители его увезли в другой город.

   Тогда - зачем?

   Именно по второй версии я и начал поиски в Оренбурге. Через участковых собрал адреса всех прописанных Петровых. Олегов среди них оказалось около пятидесяти. По возрасту подходили пятнадцать. За два дня на такси объехал всех. Ни один из них никуда не уезжал. Все усердно работали.

   И тут мне пришла в голову гаденькая мыслишка: "А почему именно Петровы?".

   Не потому ли, что это вторая по количеству фамилия в России? Может, это тоже способ запутать розыск?

   Опять же - зачем? Неужели всё-таки тайна усыновления?

   Нет, здесь явно криминальные цели. Если эта парочка не имеет в городе своего жилья, тогда зачем они здесь? Должна быть причина приезда.

   Гаденькая мыслишка разрослась до подленькой. Если Петровы привезли парня сюда, то с какой целью?

   Я ворочался до полночи на продавленном диване в ментовской общаге. Для усиленной мыслительной работы не хватало только клопов.

   Если это криминал, то парню сейчас было худо: его могли накачать наркотиками или снотворным, могли держать на цепи в подвале. Картины, одна страшнее другой проносились перед мысленным взором.

   Но зачем усыновить парня-инвалида и спрятать его? Неужели эта парочка продает детей на органы? Лоб от этой мысли покрылся холодной испариной. Пашку - на органы? Захотелось вскочить и бежать его спасать. Но куда бежать?

   К утру начали вырисовываться детали плана поиска.

   Первое, это надо разузнать о случаях в городе незаконных операций по пересадке органов. Второе, узнать списки богачей, нуждающихся в пересадке. Третье, кому в ближайшее время нашли нужный орган?

   Официальным путем такую информацию не добыть, и я начал поиски стукачей. Много денег за это я не мог дать, но зато мог много пообещать. Стукачей я не считал зазорным надуть, схема была отработана до мелочей. Главное - показать много денег, а дать мало, сказав, что информация гроша ломаного не стоит. Стукачи к такому разводилову привыкли. А жаловаться им некуда, если только Господу Богу, да и то, только на себя.

   По наводке участковых сначала обошел все участки скорой помощи. Потом настала очередь травмопуктов. И последнее - составил список продажных хирургов. Меня не удивило, что практически половина из них подрабатывала на дому частными абортами. Но это меня не интересовало. Для пересадки органов нужна классная клиника и обученная бригада профессионалов.

   Таких отыскалось всего две. В первой мне повезло. Разведенная медсестра находилась в поиске кандидата на роль пятого мужа и за клятвенное обещание жениться провела меня ночью в кабинет хирурга, где я её обещал ждать хоть всю ночь. Сделав копии со списка очередников на пересадку органов, я подло нарушил клятву.

   Второй список добыл полуофициально, по удостоверению, сославшись пугливому врачу на якобы срочное уголовное расследование.

   Из двух списков первым делом выписал тех, кому в ближайшие дни предстояла операция. По новым законам обязательно расследуется каждый случай пересадки органов, поэтому составляется куча разрешительных документов, с фамилиями доноров, согласием их или их родственников и прочими юридическими тонкостями.

   И уже в первом списке я обнаружил Петрова Павла Олеговича. Непроизвольно задрожали руки, и я первым делом проверил дату. Операция была назначена на сегодня.

   Бешено заколотилось сердце, и я вскочил. Что делать?

   Бежать в клинику и остановить операцию? Сообщить коллегам и попросить помощи? Но нужны основания. Я еще раз проверил документы. Все согласия есть, все согласования по пересадке сердца некоему Калюжному сделаны.

   Я сжал голову руками, словно пытаясь выдавить нужное решение. Его не было. Возможно, именно сейчас режут моего Пашку.

   Решил всё-таки ехать в клинику. По пути заглянул к участковому, чтобы уточнить детали.

   Когда я назвал фамилию Калюжного, капитан странно дернулся и стал испуганно озираться на прикрытые шторами окна.

   - Что, большой человек? - насмешливо спросил я.

   - Не то слово! Это же наш смотрящий города вот уже лет двадцать, он в законе, погоняло "Пушок", ну, платочный бизнес весь под ним. А там же миллиарды! - от волнения капитан закашлялся и залпом опорожнил половину графина с водой.

   - А почему он в клинике?

   - Сердце у него. Месяц назад чуть не помер. Семейные неприятности.

   - Так вроде нельзя им, которые в законе, семью иметь?

   - А он и не имел. Вдруг сынок объявился, долю стал требовать. Документы братве представил, что анализ ДНК сделал, что точно он сын. Братва сходку собрала, а Пушка кондратий обнял прямо на разборке. Сынок скрылся куда-то, а Пушок месяц уже в клинике лежит. Врачи сказали, что нужна только пересадка сердца. Не могут подходящее найти, хотя братва объявила, что из общака оплатит операцию. Найдут. Миллионы ведь обещали.

  

   После этого разговора тревога возросла еще больше. В клинике по снующим по коридорам пацанам в кепочках понял, что операция идет. На этажах прохаживалась охрана в форме и без. По удостоверению добрался до дежурной медсестры.

   - Да, сделали пересадку, сделали. Ну, сколько раз можно повторять? Не мешайте.

   Сидя в коридоре, в бессильной злобе сжимал кулаки. Значит, зарезали всё-таки моего Пашеньку, сволочи.

   Пользуясь суматохой, решил пробраться в морг, куда отправляют трупы после операции. Судя по скорости исчезновения Петровых после усыновления , времени вырезать сердце и перевозить его в контейнере у них не было. Значит, вырезали здесь, у живого. Меня начало трясти, как будто это резали меня.

   В морге удостоверение на сторожа не произвело впечатления.

   - Не положено! Бумагу фициальную давай на осмотр, - нудно бубнил он.

   - Ну, хоть скажи, есть у тебя такой труп в наличии или нет?

   - Смотри сам, очки дома забыл, - сторож зевнул и пододвинул затрепанную тетрадь.

   Петрова в списке не было. Я вернулся в клинику и сал методично обходить коридоры.

   И я его нашел! На каталке в сестринской на первом этаже лежал накрытый окровавленной синей простыней труп.

   Я осторожно повернул бирку на большом пальце ноги. Петров Павел Олегович.

   Ноги подкосились, и я присел на стул. Минуты две ждал, когда утихнет шум в голове. Сердце пыталось вырваться из грудной клетки. Я несвязно что-то бормотал.

   Немного придя в себя, подошел к каталке для прощания и откинул простыню.

   Ноги подкосились во второй раз.

   На каталке лежал труп совершенно незнакомого парня!

   Мозги со скрипом провернулись и выдали, наконец, команду.

   Я вынул мобильник и сфотографировал лицо трупа. И вовремя. В коридоре послышались голоса и топот ног.

   Я огляделся. Спрятаться было некуда. Одни стеклянные шкафы с лекарствами. Быстро уселся за стол и стал заполнять какой-то медицинский бланк.

   В комнату вошли двое в зеленых халатах и повязках на лице. Мужчина и женщина лет сорока.

   - Стоп. Вы кто? - остановил я их, выставив ладонь.

   - Санитары, - неуверенно промямлил мужик. - За трупом мы.

   Голос интеллигентный, без бандитских ноток.

   Так, мне стало ясно. Никакие это не санитары. Это усыновители Петровы заметают следы.

   Осторожно проследил их до местного крематория, а потом и до гостиницы. Теперь они никуда от меня не денутся.

   Поспешил к своему участковому.

   - Кто это? - я ткнул ему на фото в мобильнике.

   - Так он же, сынок Калюжного. Которого братва месяц уже ищет.

   - А кто в розыск подавал?

   - Официально - никто. Они попросили, мы помогаем.

   - Не нашли?

   - Мы нет, а они не знаю. Так ведь, если найдут, всё равно не скажут. Прикопают и всё. Он Калюжному живой не нужен.

   Я забрал сумку из номера и заселился в другую гостиницу с так называемыми Петровыми. Как организовать прослушку их номера, я знал.

   Для таких дел всегда носил второй мобильник. Набираешь свой номер, отвечаешь и оставляешь в укромном местечке. Прекрасный жучок, пока хватит батареи. Я надеялся, что хватит на весь вечер.

   Зайти к Петровым в номер проще простого. Я стащил из бытовки на нижнем этаже синий халат и отключил от сети на электрощитке их номер. Цивилизованный человек без света жить не может.

   Я ждал возле дежурного, когда они позвонят. Тут же поднялся к ним в номер.

   - Это у вас света нет? - лениво спросил я, крутя в пальцах отвертку.

   - Ну, да. А что случилось? Почему нет света?- женщина зябко куталась в пеньюар.

   - Спички на электростанции кончились, - нагло захохотал я ей в лицо.

   - Э, дамочка, тут одной отверткой не справится, - я быстро заглянул в ванную, потом в спальню. - Проводка отсырела, замыкает. Я тут бригадир, сейчас дежурного электрика пришлю, он вам всё исправит.

   - Это надолго?

   - Это как пойдет.

   - Я заплачу.

   - Тогда быстро, - две зеленые бумажки нагло сунул в ширинку.

   Мобильник я успел в спальне положить сверху на шкаф. Туда даже уборщицы редко заглядывают, не то что жильцы.

   Через полчаса в своем номере с улыбкой слушал, как женщина доказывала дежурному электрику, что уже заплатила бригадиру.

   Дальше послышался голос мужчины, который до этого, видимо, прятался на балконе.

   - Так ты ему дала или нет?

   - Дала бы, если бы не был таким вонючим. Какие мужики скоты!

   - Я не в том смысле, я в смысле денег.

   - Отстань.

   - Нет, Марго, мы когда-нибудь проколемся из-за твоей жадности. Пойми, обслуге в гостинице положено давать. А если он скандал закатит?

   - Ну, не два же раза?

   - Тебе что, мало двух лимонов от Пушка?

   - Если всем раздавать, нечего будет на старость отложить, - завизжала Марго.

   - Тебе что, мало полсотни лимонов? Или собралась жить вечно?

   - А ты знаешь, сколько уйдет на твои похороны? Ты смотрел расценки? Я ведь останусь голая и босая, пока ты будешь наслаждаться в золоченом гробу за поллимона.

   - Почему в золоченом?

   - Сам же в завещании так написал.

   - Не ври, я там написал - в золотом.

   - Хорошо, хорошо, успокойся, будет тебе золотой. В колумбарии.

   - Кстати, а ты там всё оплатила?

   Я навострил уши, так как понял, что речь идет о сегодняшнем посещении крематория.

   - Все, и даже сверху дала.

   - То-то вы так долго в кассе возились. А за безногого не звонили?

   - Нет, просили только на наркоту деньжат подкинуть, пока ему клиента подберут.

   - Хорошо, завтра доплатишь и договоришься о связи. Доктору анализы его отдала?

   - Да, обещал за месяц реализовать.

   - Одно сердце?

   - Нет, всё, что осталось.

   Я вздрогнул и чуть не нажал кнопку выключения связи, представив, как Пашку режут на части.

   На следующее утро я нанял частника с машиной, сказав, что жена загуляла и надо выследить любовника.

   Марго, видимо, настолько обнаглела от уверенности в своей неуязвимости, что нисколько не шифровалась. Вышла из такси и, даже не осмотревшись, нырнула в первый подъезд старой пятиэтажки.

   Я отпустил частника и задумался, как организовать освобождение Пашки. То, что он под наркотиком или усыплен, не вызывало сомнения. Меня беспокоила охрана.

   Решил начать, как всегда, с опроса бабушек на скамейке. Из жильцов подъезда подозрение вызвала только Варька-наркоша, как назвала её всезнающая старушка. Бывшая студентка неделями не выходила из квартиры на втором этаже, а в магазин ходила только ночью.

   Это описание давало надежду, что наркоманка не будет делиться наркотой и держит Пашку на снотворном.

   Так оно и оказалось, когда я выманил Варьку из квартиры, устроив на лестничной клетке небольшой пожар.

   Наркоманка тут же выскочила с ведром воды, заливая горящий мусор. Когда она вернулась за вторым ведром и скрылась в ванной, я спокойно зашел в квартиру. Пока она выливала второе ведро, спокойно захлопнул дверь. Убедившись, что у Варьки нет с собой ключа, начал обыск. Пашка спал в зале на диване, укрытый стареньким пледом. Я завернул парня в него и стал спускаться по пожарной лестнице на балконе. Мне повезло, что все зеваки смотрели на дым с другой стороны дома, поэтому мы спокойно скрылись за углом. Нести на плече завернутого в плед человека в городе опасно. Поэтому я усадил Пашку на скамейку возле ближайшего дома и просто вызвал скорую помощь, сказав, что племянник неожиданно потерял сознание.

   Записал его в больнице по своему удостоверению, поэтому никаких вопросов не было.

   Это была первая ночь, которую я провел спокойно, зная, что Пашка в безопасности.

   Долго не мог заснуть, пытаясь сложить в единое целое схему деятельности этой криминальной парочки по продаже органов украденных ими людей.

   Очень сложная и продуманная система позволяла Петровым, судя по их миллионам, долгое время безнаказанно усыновлять и продавать детишек.

   Мысленно пройдя несколько раз по преступной цепочке, я понял, что их схема не так проста, как кажется на первый взгляд. Успешность их действий была заложена не просто в усыновлении, а скорее в придуманном способе быстрой доставки клиентам нужных органов.

   Я понял, что на усыновление Петровы шли только тогда, когда нужные органы были у них уже на руках.

   Их переезды из города в город были нужны не только для запутывания следов, а скорее для получения информации о больных богачах, нуждающихся в пересадке органов. Но договор на поставку органа эта парочка заключала не со всеми, а только с имеющими взрослых детей. Тогда только схема начинала работать.

   Первым делом исчезал ребенок богача. Это обставляли не как авария или похищение, а придумывали некий семейный конфликт на почве наркоты или алкоголя, побега с любимой девушкой или другом.

   В моем случае неожидангно объявившийся сын олигарха тут же исчез после требования денег. В ментовку, конечно, никто заявлять не будет, а братва искала сынка богача не для того, чтобы вернуть в лоно семьи, а закопать навсегда.

   Чтобы придать законность пересадке органов, в клинику представлялись настоящие документы на усыновленных, якобы попавших в аварию. На самом деле их просто прятали в надежном месте, а врачам передавали усыпленного родственника. Естественно, по анализам он идеально подходил больному богачу.

   Теперь оставалось только кремировать труп из больницы. И все, к усыновителям никаких претензий. Есть у них на руках все оправдательные документы, даже если начнется следствие. К врачам тоже не подкопаешься, так как орган пересажен по закону.

   Но жадность толкала Петровых на то, чтобы сделать деньги даже на уже официально умершем усыновленном, продав и его органы.

   Эта жадность и помогла мне спасти Пашку.

   - Вован, выпьем за это, - следак плеснул мне в огуречную рюмку и приложил горлышко к губам.

   Я знал, что труднее всего Киселю сделать первый глоток, а потом рюмочки скользят как по маслу.

   Мы закусили лучком с грядки и разошлись.

   И только перед сном, перебирая детали невероятной истории, я вспомнил, что не спросил о дальнейшей судьбе Павла.

   Ладно, будет новый день, будут и новые песни. Спрошу завтра.

  

  

   Книга пятая

  

   Чисто виртуальные убийства

  

  -- Убийство виртуальным клоном

  

   Смотреть в морге на это прелестное юное создание с обезображенным страхом лицом даже мне, столичному психологу со стажем, было не то, чтобы неприятно, а как-то неловко. Вид убитой красавицы вызывал чувство некоей земной несправедливости, типа изуродованной картины Джоконды.

  

   - Вот, Стас, такие у меня дела. Видишь, у нее обломаны ногти? Она пыталась убежать от убийцы сквозь бетонную стену, - вздохнул Витька Киселёв, бывший школьный друг по кличке Кисель, а ныне местный следователь, вызвавший меня из столицы в богом забытый провинциальный город, где мы с ним провели безрадостное детство в единственном детдоме. - Помоги вычислить эту тварь, а?

  

   Кроме школы, в городке была ещё лапшага, бывшее ПТУ, переименованное нынче в аграрный колледж. Именно в нем и преподавала историю убитая молодая учительница.

  

   По белым пятнам на сжатых кулаках я понял, что Витька явно неравнодушен к этой красавице.

   - Что у тебя с ней было?

   - Через два месяца мы должны были пожениться. Она тоже из наших, детдомовская. Я бы и сам нашел убийцу, но... Куча следов, но - ни одной ниточки.

   - Рассказывай. Почему ты считаешь это убийством? Смерть от страха - обычное дело.

   - Понимаешь, в комнате она была одна, двери и окна закрыты и зашторены. Изнутри в замке вставлен ключ, значит, снаружи не открыть. Явно она чего-то смертельно испугалась, такой диагноз поставил наш эскулап. Но чего? Ни одной царапины, ни одного синяка. Из техники, кроме выключенного ноутбука, больше ничего нет. Даже телевизор она не успела купить. Стол, два кресла, шкаф и софа. Все! Не может такой смертельный страх вызвать скрипнувшая дверь шифоньера, верно?

   - Не может. Мышиных норок там нет?

   - Я тоже об этом думал. Ничего такого нет, даже паутину не нашел. Она была чистюлей и могла бы стать прекрасной хозяйкой. Э-э-х! Найдем, своими руками задушу гада! Оформлю, как при попытке побега при задержании. - На скулах следователя заиграли желваки.

   - Почему - гада? Убийцей вполне могла быть и женщина. Например, её лучшая подруга.

   - Не успела она. Я ей тут был единственным другом.

   - Уверен?

   - На что ты намекаешь, Стас?

   - На то, что у такой красавицы могла быть куча поклонников.

   - Это было, но она любила только меня, уверен.

   - Вот. А неразделенная любовь - сильнейший мотив для убийства. Кстати, чтобы не опрашивать весь город, составь список всех, чьи отпечатки есть в комнате.

   - Это я уже сделал и даже всех допросил. Никаких зацепок. Поэтому тебя и вызвал, так как только психолог может заметить то, что не увидел простой следователь. И потом - я больше спец по уголовникам, а здесь - дети.

   - Какие дети?

   - Нашли отпечатки нескольких её учеников. Она на дому вела кружок юных историков. Чтобы снять с них отпечатки, пришлось сказать, что надо на биометрические паспорта. Поверили.

   - Вот этих историков я опрошу в первую очередь. И ещё. При обыске в её комнате не нашли ничего странного, непонятного?

   - Да. Совсем забыл тебе сказать. Она собирала музыкальные клипы на лазерных дисках. Один прослушать мы так и не смогли. Залит смолой.

   В кабинете Киселёв достал из сейфа обычную коробочку из-под дисков, но только залитую внутри чем-то черным.

   - Что сказали эксперты?

   - Нет у нас такого эксперта. Я сам коробку поковырял, но там, кроме литиевой батарейки и залитых микросхем, ничего нет. Лежала эта коробочка на столе возле ноутбука. На, смотри.

   Да, это была просто упаковка от музыкальных дисков. Ни особенного запаха, ничего. Из развороченного Витькой бока торчали обломки микросхем и разных электронных деталей.

   - И что ты об этом думаешь?

   - О коробке? Может, это какой-нибудь новомодный музыкальный гаджет? Вставил в компьютер и слушай.

   - Ты вставлял?

   - Извини, нет. Сначала расковырял, а потом только...

   - Понятно. Можно, я его на время возьму?

   - Конечно. Хочешь, как наживку при опросе использовать? Здравая мысль. Может, кто и клюнет. У меня не получилось.

  

   Начал я, как и говорил, с членов исторического кружка. Пять мальчиков и две девочки. Пятым оказался Олег Торопов, живший без родителей у древней бабки, косившей под дворянку. Она долго не пускала меня в дом, выпытывая через дверь причину визита.

  

   Открыл сам Олег.

   - Вы ко мне? Наверное, опять насчет учителки?

   - Да.

   - Проходите. Вы с бабой Зиной не разговаривайте, она всё равно ничего не слышит, но очень любит поболтать. Пойдемте в мою комнату.

  

   Мы шли по длинному коридору огромного двухэтажного особняка суперсовременной архитектуры. Я насчитал более двенадцати дверей только на первом этаже.

  

   - Туда мы не ходим, - Олег ткнул пальцем вверх, проходя мимо лестничной площадки. - Там родители жили. А моя комната здесь.

   - Почему - жили? Они где?

   - Там, - паренёк вздохнул и опять ткнул пальцем вверх. - На небе. Улетели на самолете и не вернулись. Ничего не нашли. Ни самолета, ни пассажиров.

  

   Обычная комната прилежного школьника. Веселые обои с клоунами. Компьютерный стол, кресло и узкая софа у стены.

  

   - Здесь я и живу, - Олег развел руками.

   - А там? - я показал на дверь в углу комнаты.

   - Это проход в гараж и мастерскую.

   - А можно посмотреть?

   - Вы же насчет учителки пришли? - смутился паренёк и плюхнулся в кресло, указав мне на другое. - Меня уже менты допрашивали. Что еще нужно от меня?

  

   Так люди себя ведут, когда хотят перевести разговор на другую тему. Итак, что же он не хочет показать: гараж или мастерскую?

  

   - Машина от отца осталась?

   - Там их две. У меня пока прав нет, так что...

   - А мастерская тоже от отца?

   - Тоже, - парень напрягся.

  

   И тут я быстро достал из кармана залитую смолой коробку.

  

   - Это ты там сделал, а затем подбросил учительнице?

  

   Целую минуту я наблюдал за сменой гаммы разноречивых чувств на лице парня.

  

   - Я её не хотел убивать. Правда. Просто хотел немного попугать.

   - Почему?

   - Она мне нравилась, - Олег густо покраснел. - Но когда я принес ей розы, эта стерва выбросила их в ведро и...

   - И что?

   - Сказала, что рано о женитьбе думать, что женилка ещё не выросла. А чем я хуже её следака? У меня сами видите, какой дом, а у него? Комната в общаге. Куда ему жениться? А она...

   - И зачем ты подбросил ей эту дискету? Что там было? Страшные звуки? Дикая музыка?

   - Нет, хуже. Это не дискета, и на ней не музыка.

   - А что?

   - Вы не поймете. Там виртуальный образ. Голографический. Лазерный. Знаете, на дискотеках лазерными лучами рисуют разные фигуры? Над этим как раз отец работал, а я ему помогал.

   - Рисовать лазером на стене? - у меня появились смутное предчувствие, что я близок к разгадке тайны. Страшные фигуры на стене вполне могли вызвать у молодой девушки шок и остановку сердца.

   - Не на стене. В воздухе. Я доделал то, что не успел отец. Научился лазерами создавать цветные объемные изображения. Да вы не стесняйтесь, ешьте, - паренёк указал на вазу на столе с огромной гроздью винограда и тремя сочными грушами.

  

   Отказываться неудобно и я попытался отщипнуть виноградину. Рука хапнула воздух и осветилась цветными точками.

  

   - Вот и она поверила. Правда, похоже? - с гордостью спросил Олег.

   - Это и есть твоя виртуалка?

   - Нет, виртуалкой я называю вот это устройство для создания образов.

   - И какой образ могла создавать эта коробочка? - я ткнул в лежащую на столе черную упаковку.

   - Любую. Кстати, это мой первый образец, питающийся от батарейки. И ещё у него есть таймер, создающий изображение в любое время.

   - Какое?

   - Вы же следователь, сами должны знать, чего больше всего боятся люди.

   - Я не следователь, а психолог.

   - Тем более. У разных людей - разные страхи. Вот учителка страшно боялась пауков.

   - И твоя виртуалка создала на стене рисунок паука?

   - Да не на стене, как вы не поймете. Объемный образ живого паука. Вот вы же поверили, что виноград настоящий?

   - А почему - живого?

   - Я же говорил, что доработал идею отца по созданию объёмных цветных изображений. Я теперь могу проигрывать движущиеся картинки. Например, могу снять тигра в клетке и создать его виртуальный живой образ.

   - Типа этого попугая? - только тут до меня дошло, почему белый какаду так назойливо прыгает на жердочке слева направо и повторяет одинаковые звуки.

   - Да, это одна из последних моделей виртуалки. Теперь управляется пультом, - Олег вынул из нагрудного кармана рубашки квадратный кусок пластика и нажал на кнопку. Ваза с фруктами и клетка с попугаем исчезли.

  

   - И чем ты испугал учительницу?

   - Я знал, что больше всего на свете она боится пауков, поэтому создал образ огромного паука, который из угла бросается на человека. Я, правда, просто хотел её немного попугать.

   - Понимаю. Успокойся, я никому не скажу, если ты объяснишь, как эта штука работает.

   - Ну, это просто. Как в телевизоре, знаете? Там на экране цветные точки, из которых создается электронным или лазерным лучом изображение. Гений отца состоял в том, что он понял, как создать цветную точку в пространстве, ведь лазерный луч в воздухе невидим. Все знают, что нужно направить его на поверхность, чтобы получить светящуюся точку. Еще луч виден в облаке дыма, например. Но нужен не луч, а цветные точки. Так вот, он догадался, что в пространстве цветная точка получается именно в месте пересечения лучей. Любой цвет в любом месте. Остальное - дело техники. Программа управления парами лучей не сложнее, чем в телевизоре одним лучом. Мне для создания образов нужны шесть парных лазеров синего, желтого и красного цвета. Кстати, теперь я могу скопировать с телевизора любую певицу, перегнать клон на виртуалку, и она, как живая, будет петь только для меня. Единственное, её потрогать нельзя, но у меня появились мысли и насчет этого.

   - Ты хочешь сделать реальный клон человека?

   - Нет, виртуальный, но из сжатого воздуха, чтобы он мог, например, ударить ногой или рукой. Мне очень нужен такой защитник. Верный и вечный друг.

  

   О своей разгадке я, как и обещал, никому не рассказал. Разочарованный Витёк проводил меня в аэропорт.

   - Извини, Стас, что вызвал бестолку. Я до сих пор не верю, что люди вот так просто могут умереть от надуманных страхов.

   - Вить, умереть могут от всего, а вот создать такой страх может не каждый человек. Считай, что это был несчастный случай. Обостренное восприятие влюбленной девушки.

   - Ты думаешь?

   - Сам же сказал, как сильно она тебя любила.

   - Это верно, - вздохнул Витёк. - А что это там ты сейчас сказал о создании страха?

   - Не бери в голову, а то свихнешься. Это я о гениях, которые очень далеки от нормы. Так далеки, что вызывают у других людей страх. Хотя они ненормальными считают всех остальных. Так что норма - понятие относительное. Не зря же говорят - сумасшедшая любовь. Вот ты и начал выдумывать. Согласен?

   В самолете я обдумывал, почему мой школьный друг промолчал. Неужели я его не убедил и он доберется до юного гения, чтобы сделать из него обычного нормального преступника?