Аннотация: В час, когда до прилива остаётся совсем мало времени, и всюду рыщет злобная ведьма Аскефра, поспеши отогреть чужие сердца от осеннего хлада и непогоды! Протяни руку - и жизнь подарит тебе настоящее чудо! Пусть это будет всего лишь снежинка!
Он протёр запотевшее окно, за которым серые скалы и камни попирали грязное небо. Ветер хищно облизывал почерневшее дерево стены старой хижины, от чего та скрипела на все лады, как расстроенная гитара бродяги с пристани. Вода под ладонью собралась в плотную плёнку и потекла сквозь пальцы.
Яни отдернул руку ‒ несколько капель упали на пол и в щель между разошедшимися досками, откуда взволнованно и благодарно зашуршала трава.
‒ Деда? А снег скоро выпадет? - мальчик сел на скамью и вгляделся в сполохи печного огня, что, прорвавшись через чугунную дверцу, веселыми огоньками выводили загадочные письмена на высокой деревянной бадье.
Скрип покачивающегося кресла стих, и в образовавшийся звуковой провал ворвались холостые выстрелы и заговорщицкие перешептывания угольков в топке.
‒ Снега мне в этом году не дождаться, так говорят мои кости. Отчалю без него, - прошамкал Старый Капитан, плотнее закутываясь в траченый клетчатый плед. ‒ Ты бы за водой сходил, что ли, пока буря не собралась?
Старик набил трубку и, запыхтев как паровой котёл, пустил клубы сизого дыма по комнате. Того и гляди, взаправду отправиться в очередное плавание за окоем.
"Некуда ты не денешься, ‒ Яни открыл кладовку и, отвесив спутанную сеть, закрывающую полки, взялся за веревочную ручку ведра, ‒ Не зря же я привязал кресло к древнему корабельному якорю. Останешься со мной и на эту зимовку, а там, глядишь, и до следующего Нового года дотянем..."
Стоявший в углу якорь, очищенный от полипов и ракушек, мальчик выменял у деревенских разорителей гнёзд чаек на сделанный и самолично выкрашенный парусник с вырезанной фигуркой матроса у штурвала. Расставаться с корабликом было жалко, но бурый от солёной воды и времени якорь был нужнее.
Деревенские сорванцы клялись, что притащили "железяку" с Черного залива, бухты, где нашли своё пристанище многие неосторожные мореплаватели и рыболовы. А еще они рассказывали, что на Каменном кулаке ‒ скале, с которой день и ночь доносились брань неугомонных крачек ‒ появился торговец всякой всячиной ‒ господин Куча. И у него есть всё-всё, что только есть на свете!
Вот у кого Яни может купить снег, много снега, чтобы завалило всю округу. Чтобы нарядный белый ковер закрыл к праздникам убогую серость острова, и разноцветные огоньки фонариков зажглись в каждом доме.
Малый народец бекке, что всё лето распевал песенки со сверчками в лугах, приходил только по мягкому покрывалу льдинок, оставляя на утро цепочки крохотных следов, обрывающихся у дверей. Бекке проникали в людское жильё. украшали временное прибежище запасённым светом солнца, смешанным с разноцветьем лепестков и переливами закатных облаков.
Но в этом году зима не спешила. "Чего доброго, можно и без праздничных огоньков остаться! ‒ часто думал Яни, поглядывая на укрывшуюся шалью дождя вершину Вдовьей горы. ‒ Надо срочно принимать меры! Иначе ведьма Аскефра сможет беспрепятственно заходить в дома и подменять тёплые людские сердца ледышками!"
Сперва он хотел было стащить со стены тяжелый зубатый гарпун и, забравшись на северный мыс, загарпунить и подтянуть на веревке, свитой из седых прядей луны, несколько туч, приплывающих попастись у истерзанных штормами фьордов острова. Так делал его дед, так делал его отец. Но, как на беду, среди дрейфующих могучих туш не попадалось ни одной белорунной, снеговой. Сплошь серые дождевые плаксы.
Тут бы и опустить руки, но новость о новом торговце заронила в душе маленькую надежду.
Мальчик одел ушитый, но всё ещё не по размеру большой рыбацкий плащ, пропахший терпким ароматом махорки и резким духом рыбьей чешуи. Аккуратно снял с крюка корабельный фонарь у самого входа в хижину и, стукнув для порядка ведром о притолоку, распахнул дверь. Скрип подхватил ветер, ринувшийся в комнату и запутавшийся в снастях под потолком. Старый Капитан недовольно зашевелился в кресле:
‒ Ты только с фарватера не сбейся, Яни. Буду ждать тебя с приливом...
Ноги радостно бежали среди мшистых камней. Подпрыгивая и скользя среди влажных глыб, Яни торопился к тропе, что выведет прямиком к Каменному кулаку. "Вернуться бы до прилива!" ‒ только одну мысль мусолил мальчик у себя в голове, втискиваясь в сквозной разлом между великанских скалистых ладоней.
Ведро стало под звонкий поток ручья слёз, стекающего по склонам Вдовьей горы в долину. Тут начиналась мощённая сланцевым известняком дорожка, что вырубили в неподатливом граните ещё тролли. Но за судьбу ведра можно было не беспокоиться и забрать его на обратной дороге, так как великаны навечно уснули в своих пещерах, прорастая друзами кристаллов, споры которых они подхватили в лавовых недрах гор.
Ещё важно не забыть поздороваться с кустами на склоне, чьи корявые ветки тянулись к тропе, подобно рукам просящих милостыню нищих, и норовили дернуть за одежду со всей силы, если к ним не будет проявлено должного почтения. Этот злопамятный кустарник укоренился здесь давно, и с памятью у него было всё в порядке.
Вездесущий ветер догнал Яни, когда тот карабкался уже на Каменный кулак, избегая наступать в норы гномов и впиваясь пальцами в узкие скальные щели. Полы плаща взметнулись вверх, и сырой холод пробежал от спины до затылка.
‒ Слушай, не до тебя сейчас! Видишь же, снега нет совсем. ‒ сказал озорнику запыхавшийся мальчик, ‒ Ты ведь тоже хотел бы поиграть со своей подругой вьюгой? И если у меня все получится, ты заимеешь такую возможность. Так что, будь добр, не мешай!
Ветер понимающе умчался сгонять в отару, начавшие было разбредаться по серым волнистым склонам неба облака.
А вот и площадка на выступе большого пальца "кулака". Так и есть, в углублении под нависшим скальным козырьком сидел незнакомец в отороченном мехом пальто и пушистой шапке. Рядом с ним, на камне, стояла похожая на шарманку расписная коробка, узоры на которой непрерывно менялись, становясь то красивым цветочным узором, то лубочным сюжетом победы рыцаря над чудовищем, то морской баталией с движущимися кораблями и колышущимися волнами. Яни залюбовался такой диковиной.
Заметив посетителя, торговец отложил баклажку, из которой отпивал, поправил табличку "Купленный товар обмену и возврату не подлежит", висящую на небольшом выступе, и усмехнулся в закрученные к верху усы:
Предложение было заманчивым, но мальчик нерешительно выдавил из себя:
‒ Нет, спасибо... Мне бы снега... хоть одну снежинку.
‒ В чем же дело, ‒ хлопнул в ладоши господин Куча, ‒ Бросай свои монеты в прорезь на крышке короба, и он даст то, чего ты хочешь!
Яни достал из-за пазухи спрятанную в потайном кармашке медную монету, что подарил ему бродячий музыкант с пристани, когда мальчик выловил из волн его гитару. Ветер в тот день расшалился пуще прежнего и швырял в море всё, что не было привязано или, должным образом, закреплено.
Как бы там ни было, монета, которую Яни долго отказывался брать у музыканта, наконец могла пригодится. Ребристый торец легко проскочил в щель на крышке, и оттуда на мгновение вырвались лучи света. Коробка вздрогнула, спереди вырисовалась небольшая сводчатая дверца, какие изображают в сказочных книжках, и, к удивлению мальчика, она распахнулась. На полочке лежала прозрачная снежинка величиной с ладонь. Искусно сделанная, сверкающая, но не ледяная. И всего одна...
‒ Что же это? ‒ обиженно спросил Яни, повернувшись к торговцу.
‒ То, что ты и хотел! Снежинка! ‒ довольная улыбка по-прежнему не сходила с лица господина Кучи.
‒ Но мне нужно много снега! Чтобы засыпать весь остров! Чтобы слой был не ниже щиколоток, но и не выше колена! ‒ возмущенно объяснил Яни.
Торговец сделал озадаченное лицо, он не любил, когда клиенты жалуются на его товар:
‒ Что же ты мне сразу не сказал?! У меня же есть мешок с первосортной снеговой тучей! Открываешь его на вершине горы и ‒ опля, всё в снегу. И за каких-то двадцать пять... нет, двадцать серебряных монет я уступил бы тебе его. Только я отбуду, как и прибыл, с приливом. Не затягивай с раздумьями!
Двадцать монет! Деньги большие, но если спросить у жителей деревни, может они и согласятся поскрести свои подклады в бревенчатых стенах домов, чтобы не лишиться чуда в этом году.
‒ Я принесу монеты! Только никуда не уходите! ‒ Яни уже собрался убежать, когда господин Куча окликом остановил его.
‒ А как же снежинка? Ты же за нее уплатил!
‒ Зачем мне она?
‒ Ну так, первая снежинка в этом году! Если растает в твоей руке, исполнит любое желание!
‒ Стеклянная растает?
Торговец опять улыбнулся:
‒ Стекло текучее, к твоему сведению, только оно течет о-очень медленно.
‒ У меня нет столько времени! ‒ ответил Яни, но снежинку положил в карман и устремился к южному спуску с Каменного кулака, ведущего к утлым домишкам деревни.
Эту тропу люди называли Гремучим полозом, за частые камнепады и полированную временем каменистую поверхность похожую на змеиную кожу. И, судя по всему, сегодня полоз был в ужасном настроении: круто изгибал спину, тряс ею из стороны в сторону, норовя сбросить Яни в стремнину. На крутом повороте тропа так сильно дёрнулась, что мальчик съехал за край дороги на склон и со скоростью стрижа понёсся мимо острых выступов и валунов.
На несколько страшных мгновений мир смазался, как нечеткий кадр на фотопленке, реальным остался только прижатый к груди фонарь, пока ноги наконец не уткнулись в дно расселины, заваленное мелким щебнем. Выдохнув с облегчением, Яни встал на ноги и отряхнулся. И куда это его занесло? И что это за огромная куча хвороста в таком месте?
Из хвороста на него смотрели огромные синие глаза.
Яни выпрямился и расправил плечи, как это делали все мальчики его лет в странных или пугающих ситуациях:
‒ Выходи, кем бы ты ни был!
В хворосте зашуршало. и из-под веток донёсся робкий, словно летний шепот лугов, голосок:
‒ А ты не будешь швырять в меня камнями, как делают деревенские мальчишки?
‒ Клянусь тебе своим именем, я не обижу тебя!
‒ Я верю тебе! ‒ голос был полон искренней радости. Сухие ветки приподнялись, и как из рукотворной пещеры, под сень вечернего сумрака выбралась девочка. Это точно была девочка, хотя её платье и было перепачкано в золу, а лицо покрывал толстый слой сажи. Почувствовал Яни, как парус чувствует попутный ветер, что под этой чернотой и неопрятностью кроется сияющая красота и белизна горного ледника, похожая на весенний цветок, что несмело пробивается через корку снега. Сердце пропустило удар, стены тесного ущелья поползли в стороны, над их головами вскрикнул зимородок.
‒ И как же звучит имя, которым ты клялся? ‒ усмехнулась незнакомка, поправляя и собирая в хвост растрепавшиеся волосы.
‒ Меня зовут Яни! Я сын Каменного Волка и Огненной Змеи...
‒ Как странно пересеклись наши пути, Яни. Хотя ты, я вижу, тоже почувствовал на себе скверный нрав Полоза. ‒ девочка потянула за веревку, и петля стянула расслабившийся было хворост. ‒ А я Хельге, дочь углежога.
‒ Так ты с той стороны горы? Не удивительно, что я раньше тебя не видел. Скажи, Хельге, как мне отсюда попасть в деревню?
Девочка немного задумалась:
‒ Через ущелье ты не пройдёшь, оно завалено гремучими глыбами... Только если в обход, мимо ручья Ледяного касания, это в ту же сторону куда и мне. Но, зачем тебе в деревню так поздно?
Не скрываясь, Яни рассказал ей про снег, про народец бекке, про торговца и про двадцать серебряных монет:
‒ Я понесу твой хворост, если нам по пути... Только дай я сперва сниму эту маску сажи с твоего лица! ‒ сказал мальчик и потянул руку, чтобы стереть со щеки Хельги угольное пятно.
Девочка отпрянула, отстранила его руку:
‒ Ещё не время!..
Но как только их пальцы соприкоснулись, вечер перескочил в ночь, скалы и горы заволокла тьма, ноги их по щиколотку увязли в каменном крошеве. Небо укуталось в непроницаемый саван, и единственным источником света оставались синие глаза девочки.
Яни спохватился:
‒ Мне надо спешить! До прилива осталось совсем мало времени! ‒ он наощупь зажег фонарь и взвалил на себя огромную вязанку, ‒ Куда нам?
‒ Вон в ту расселину.
По выкатывающимся из-под ног камням и между пинающими под колени выступами было сложно передвигаться, но дети торопились. Старуха Аскефра уже рыскала по округе в поисках припозднившегося путника, шуршала в щелях своим рваным одеяньем, пряталась в тени от скал, тянула свои крючковатые длинные пальцы к противному ей огоньку фонаря.
‒ Скажи, Яни, а что это ещё светится у тебя в кармане? ‒ решилась нарушить тревожное молчание Хельген.
‒ Это, должно быть, стеклянная снежинка, что я купил за монетку у торговца, ‒ мальчик совсем забыл про эту безделицу, ‒ представляешь, этот плут обещал, что если она растает, моё желание сбудется!
‒ Тогда тебе надо не в деревню, а к моему отцу. Он жжёт уголь на жаре из недр горы, такое даже эту снежинку заставит заплакать! И если таковым будет твоё желание ‒ завалишь снегом хоть весь мир!
‒ Надежды на это мало. Но это лучше, чем бегать между домов и выпрашивать серебро для господина Кучи!
‒ У этих скряг ты даже снега зимой не допросишься, пусть он хоть укрывает дома по самые крыши!
‒ Да, но в этом году мы можем вовсе остаться без снега! Так что, нам нужен подземный горн твоего отца!
Свет корабельного фонаря неловко бился об острые грани скал и осыпался у подножия высоченных валунов. В море он освещал гладь воды на многие мили, а тут ‒ испуганно жался к людским ногам.
Дети подошли к пропасти, из которой торчала ладонь застрявшего там великана-ётуна с растопыренными пальцами.
‒ Придётся прыгать, ‒ предупредила Хельген, ‒ но ты не бойся, ётун давно окаменел и не сожмет сжать ладонь!
‒ А я и не боюсь! ‒ насупился Яни. Привязав фонарь к поясу и поправив вязанку на спине, он, ловко отмерив провалы широкими шагами, очутился на той стороне.
Девочка последовала за ним, пташкой порхая с пальца на палец:
‒ Скажи, Яни, а это правда, что говорят про твоих родителей?
‒ Не знаю, что там говорят люди, ‒ мальчик пригнулся под выскочившую из темноты ветку, ‒ но Старый Капитан мне рассказывал, что когда железный кашалот, пожирающий молнии в грозу, однажды рухнул в море, поднялась такая волна, что накатила бы на долину острова, смывая всё на своём пути, и с востока, и с запада. Моя мать ‒ заклинательница воды, пошла на запад, чтобы успокоить и убедить морские волны пойти вспять. Мой отец ‒ погонщик облаков, встал с верным ветром с востока, чтобы вернуть потоки воды на их бескрайние просторы. Но Океан взбесился и не думал униматься, потому моя мать, раскрыв своё сердце недрам земли, обратилась в огненную змею и застыла каменной стеной, закрывая собой Западные столбы. А отец, так твердо стоял на своём намерении не пустить стихию дальше, что врос ногами в землю и обратился Волчьей скалой на востоке, там до сих пор слышно, как завывает осиротевший ветер.
Камень-шатун, почуяв приближение людей, поднялся с тропинки и укатился в ночь.
‒ Никто никогда не рассказывал про железного кашалота. Говорили, что ведьма Аскефра позавидовала их любви и обратила влюблённых в камень. Но знаешь, твой рассказ нравится мне гораздо больше...
Они замолчали. Дорожка бежала под ногами, тишина, нарушаемая лишь посвистом ветра да вскриком одинокой птицы, тянулась минуту за минутой. И эту тишину, как весенняя капель тяжелые сугробы, разрезал смех Хельген. Яни вздрогнул от неожиданности:
‒ Ты чего?
‒ Да вот, подумала, какой выдумщик мой отец. Маму я никогда не знала, но он рассказывал, что однажды три дня и три ночи жег уголь. На четвертое утро сильно устав, папа вышел из своей пещеры, чтобы растерев щеки снегом, омыть лицо в холодном ручье. И когда он опустил ладони с остатками черной пыли и снега в ледяной поток, на них появилась синеглазая девочка ‒ я! Надо же было такое сочинить!
‒ Он, наверное, просто очень тебя любит, Хельген...
Девочка придержала Яни за плащ:
‒ А мы уже пришли!
Мальчик удивился и, не веря, заглянул в усмехающиеся синие глаза:
‒ Мы уже с той стороны горы, так быстро?
‒ А чего удивляться? Добрый разговор, да приятный спутник мягко дорогу стелют.
‒ Наверное, это все магия твоего голоса. Когда я слышу его, время пробегает мимо, как резвый кролик, путая все мои мысли...
Даже если бы было светло, слой сажи на щеках девочки всё равно скрыл бы зардевшийся румянец.
Под низкими сводами пещеры было неуютно. Где-то вдалеке ворчал и поблескивал подземный огонь. Углежог задумчиво почесывал бороду, прислушиваясь к эху от утробного голоса горы.
‒ Нет, ‒ наконец сказал он уставшим голосом, ‒ нельзя опускать снежинку в жерло. Если она остудит сердце горы ‒ время навсегда остановится. И весь мир замрет в нём, как мухи в янтаре!
‒ Что же делать, папочка? ‒ в отчаянии Хельген взяла отца за руку.
‒ Я бы предложил отказаться от этой затеи, но ОН же не откажется... ‒ косматая борода качнулась в сторону Яни, и тот расправил плечи, на сколько это позволяла пещера, чтобы показать свою непреклонную решимость, ‒ Вот видишь? Тогда вам надо на Грозовой пик к Седой берёзе. Она пустила там свои корни ещё в начале времён и знает всё о бегущих секундах и ползущих столетиях. Она приманивала снеговые облака своими песнями. Поэтому заговорить время чтобы растопить снежинку может только она!
Дети бежали со всех ног, ведь скоро прилив! Но вот уже и Грозовой пик. Фонарь выхватил черный разлом в скале из которого торчала обугленный остов Старой березы. Видимо последняя гроза все же угодила в изломанный ствол непокорного дерева.
‒ Какая же я глупая! ‒ по щекам Хельген потекли слёзы, смывая угольные пятна, ‒ Надо было сразу отвести тебя в деревню! И тогда... и тогда ты бы спас остров от жадных лап Аскефры.
‒ Ты плачешь и становишься еще прекраснее! ‒ Яни печально улыбнулся, ‒ И время, что мы провели вместе...
Мальчик задумался:
‒ Кажется мы можем ещё что-то сделать! Помнишь, как в ущелье наши руки соприкоснулись лишь на миг, а вечер стал ночью, а дорога на ту сторону Вдовьей горы пролетела незаметно. Значит, когда мы вместе ‒ время бежит быстрее!
Яни достал из кармана стеклянную снежинку, тускло поблёскивающую в ночи:
‒ Я возьмусь за один край, а ты возьмись с другой стороны! Скорее, я уже чувствую прилив, мои подошвы так и отрываются от земли!
Слёзы смыли всю сажу с лица Хельги и уже подсыхали на чистой белизне кожи. Девочка подошла ближе и кончиками пальцев дотронулась до ветвистого лучика снежинки.
И сейчас же стекло запело, заплакало. Тягучие стеклянные капли потекли по пальцам, капая прямо на землю. Песня снежинки была такая грустная, что на ее зов со всех краёв океана потянулись пушистые громады облаков. Они терлись друг о друга, толкались, пытаясь рассмотреть, кто так красиво поёт. И из густой шерсти на уставший от осенней непогоды остров повалил густой, мягкий снег. Он падал, пока снежинка не растаяла окончательно, а снеговые облака не истерлись до последней льдинки.
И тут в синем звездном небе взошла луна, и начался прилив. Вслед за снегом, холодный лунный свет залил всю долину, скалы и даже Вдовью гору почти до вершины. Снег искрился, переливался перламутром, пока луна теряла свою полноту, превращаясь в тонкий, похожий на лодку серпик.
‒ Прокатимся? ‒ предложил Яни. Смеющиеся глаза Хельги ответили "да", и они взошли с края Грозового пика на борт лунной пироги, которая мягко отчалила в морозное зимнее небо. Снизу проплывала спящая деревня, в которой уже зажигались разноцветные огни. А вот ‒ хижина Старого Капитана, с одиноким огоньком в окне. Как он там? В такую погоду и нечего думать отчаливать ‒ при полном штиле! И только уступ Каменного кулака был пуст ‒ торговец, как и обещал, отбыл с приливом.
‒ Я слышала снежную песню и могу её повторить если надо будет в следующем году! А что ты загадал, когда таяла снежинка? ‒ спросила Хельге, завороженно смотря вниз, на белое льдистое покрывало.
‒ Если честно, то я загадал не снег, не снежные облака и не огоньки бекке в каждый дом... Я загадал быть с тобой всегда!
Девочка подняла на Яни сверкающие не от лунного сияния лодки, но от счастья глаза:
‒ И я тоже! Но ведь если мы даже дотронемся друг до друга, то время полетит так, что мы опомниться не успеем, как состаримся!
‒ Ничего в этом страшного нет! ‒ заверил её Яни, ‒ Ведь если мы состаримся и умрем, я снова найду тебя, и всё повторится снова. И снова, и снова, я буду находить тебя, пока в твоих глазах, как маяки, светятся огоньки счастья!
Их пальцы встретились, и время понеслось мимо, будто резвый испуганный кролик.