Лилю я не видел года два. Она была все такая же: улыбающаяся и ни на что не жалующаяся. Она снова училась на на каких-то курсах, теперь это было, кажется, наращивание ногтей.
За 15 лет в течении которых я был с ними знаком они с мужем постоянно где-то учились, не забывая при этом работать.
Муж Лили, Андрей, закончил колледж, я помню еще какие сложные проекты он делал к защите диплома. Ожидания были большие, но работы он не нашел и потому пробовал себя везде, где только мог: был водителем маршрутного такси, открывал собственный магазин и даже торговать на форексе пытался.
Ради детей они брались за любую работу и никогда не унывали, даже когда Андрей сорвал себе спину и долго потом не мог работать.
Вот и сейчас, Лиля выглядела очень уставшей, но все равно улыбалась и ни на что не жаловалась.
Она по-прежнему верила, что когда-нибудь все образуется и все невзгоды-это временно, хотя жили они все там же - в своей старой квартире в одном из самых бедных кварталов города, и работали где придется все пятнадцать лет своего пребывания в новой стране. Про переезд в более благополучный район спрашивать было бессмысленно: ни для них, ни для нас это было не реально.
Нового в нашей жизни было немного, зато впечатлений-масса. И разговор перешел на недавние ракетные обстрелы. Если с человеком долго не видишься, то речь об этом непременно зайдет. Да и правда - есть, что вспомнить.
"Шкафу в нашей спальне было, наверное, столько же лет, сколько и самому дому",-начала свой рассказ Лиля, - "А может еще больше, потому что сейчас таких не делают: из настоящего дерева,а не из опилок. Непонятно, как его вообще внесли сюда - он ведь очень массивный. А если еще набит вещами, то его и с места не сдвинешь.
И вот уже в последний день обстрелов, перед самым перемирием, когда ударило совсем близко, этот огромный шкаф вдруг... сам отодвинулся от стены, да еще так легко...
Когда в тот раз ударило, мы сначала думали, что ракета упала возле самого нашего дома - так тряхануло.
Но потом оказалось, что взрыв был метрах в двухстах от нас - через дорогу, там, где недавно построили район вилл. Потом мы узнали, что ракета упала на дорогу возле дома Маофа - владельца популярных ночных клубов и сети магазинов дорогой одежды.
Дом у него огромный, как дворец, и сам участок, на котором его дом стоит, как футбольное поле.
Поэтому дом почти не пострадал, так, кое-где облицовка отлетела, да на дороге глубокая воронка осталась. Сейчас уже и не догадаешься, что в том месте ракета упала- тут же все заделали.
Но тогда мы обо всем этом не знали. Только в окно видели густое облако белого дыма на том месте, куда ракета упала.
Особенно много ракет было уже во время перемирия: по телевизору выступают и те, и эти, а у нас сирена за сиреной и ракеты буквально над самой головой пролетают.
Сначала они на пустыре падали- те, что до нас долетали - остальные "железным куполом" сбивали. Сбивали, кстати, много, но и до нас долетало достаточно.
И вот перед самым перемирием рвануло так, что весь наш дом закачался. Стекла, трисы- все вдребезги во всех трех домах, что рядом стоят.
В соседнем подъезде взрывной волной парня из окна выкинуло. Невысоко, второй этаж, но он обе ноги сломал себе при падении.
Комнаты безопасности, что так сейчас рекламируют везде, у нас нет-дом-то старый, а спускаться в бомбоубежище не хочу- чтоб меня потом, если что, из под обломков выковыривали вместе с детьми.
Поэтому мы все в гостинной сидели во время взрывов-это у нас самое безопасное место в квартире... Так нам сказали.
Потом, когда все кончилось, то дети вдруг зовут меня в спальню, говорят: "шкаф по комнате ходит". Я сначала не поверила, думала у них от испуга галлюцинации начались. Но все-таки пошла посмотреть... И правда, шкаф от стены отделился, будто гулять собрался да и остальные вещи: кровать, уже не говоря про прикроватный столик, все сдвинулось со своих мест.
Когда это произошло не знаю: может во время последнего взрыва, а может и раньше".
..................................
А вот из моих личных впечатлений больше всего запомнился эпизод с соседскими детьми, жившими в квартире за стенкой.
Однажды, во время сирены, я услышал плач этих детей: не еврейских - а арабских, живущих в Израиле. Плакали арабские дети точно так же , как и еврейские. Только говорили они на другом языке. Во всем остальном они были точно такими же детьми как еврейские, русские, эритрейские, филлипинские или любые другие дети на нашей земле: играли, ссорились, мирились... И ракет они боялись точно так же как и все дети.
В наш многоквартирный дом они вселились годом раньше. Когда они вселялись, я все не мог вспомнить, кого они мне напоминают. Пока мужчины затаскивали в квартиру мебель и вещи, женщина окруженная детьми сидела на скамейке перед домом. На руках у нее был грудной ребенок. Она улыбалась, но как-то настороженно. Детей было восемь, а может и десять: я так и не смог их всех сосчитать, потому что младшие- сыновья, все время находили себе какое-нибудь важное занятие, отбегали от матери, но потом все равно возвращались к ней.
Те, что постарше-девочки, от матери не отходили и глядели на обитателей дома вопросительно.
Потом я все-таки вспомнил, кого они напомнили мне: старые фотографии, на которых запечатлена семья моего деда -его мама и одиннадцать ее детей. Дед - самый младший из детей еще на руках у матери. Этой фотографии без малого сто лет. Годом раньше погиб мой прадед- рабочий на местном заводе. Он погиб вместе с другими рабочими защищая город от петлюровских банд.
Его место и на заводе, и в ЧОНе-части особого назначения или как их еще называли, коммунистической дружине, созданной для защиты местечка от петлюровских банд, заняли старшие сыновья...
Сейчас от той большой, дружной семьи уже почти никого не осталось: старшее поколение прошло войну и вернулись не все. После войны семьи стали малогабаритными, жизнь разбросала наших сначала по всему Союзу, а потом и по всему миру.
И вот уже правнуки не знают русского точно так же, как мы-внуки не знали или в лучшем случае, едва понимали идиш.
Те ракетные обстрелы мы пережили все вместе: евреи и арабы, русские, китайцы, эритрейцы...
Со своими новыми соседями я не стал делиться своими ассоциациями со старой фотографией. Какой в этом смысл. Вместо этого я просто поздоровался со своим соседом по-арабски и на иврите.
Сколько лет этому человеку-трудно было сказать. Может сорок, а может и пятьдесят. Худющий, с усталым лицом. Недоверчивый взгляд исподлобья.
Но он меня услышал и широко улыбнулся в ответ. Тогда мы перекинулись еще парой фраз, уже как старые добрые соседи.
Мне еще тогда слова Чехова вспомнились: "Пусть богатые разбираются, чей бог правильный. Нам - чего делить?"
А звук от разрыва ракет особенный: как если бы громадный железный кулак ударил вдруг по земле. Такое ощущение, когда разрыв близко.